- Что он делает? – задумчиво поинтересовался черноволосый всадник у своего брата, глядя на пастуха, застывшего на другом берегу реки с вёдрами в руках.

- Решает, доставать ему револьвер или бежать, - усмехнулся в ответ его брат.

- Может быть, снять его отсюда и дело с концом? – черноволосый откинул полу изношенного пыльника, обнажив белоснежную рукоять «кольта». Его тон был спокоен, взгляд орлиных глаз устремлён к жертве. Выбивающиеся из-под шляпы чёрные кудри слегка колыхал ветер. Чёрный конь под ним нетерпеливо рыл землю копытом.

Его старший брат - мужчина лет сорока на вид, пошевелил густыми усами, хмуро взглянул на затянутое тучами небо и отрицательно покачал головой. Его взгляд был мягок, у глаз, среди многочисленных шрамов, притаились морщинки, а массивный прямоугольный подбородок и нос-картошка придавали ему вид самого настоящего добряка.

- Нет, Матео, - наставительно протянул он, - нужно узнать у них дорогу. Я готов признать, что мы сбились с пути. Да и потом, какой вред нам смогут причинить эти бедолаги?

Матео пожал плечами, мол «нет, так нет», и запахнул пыльник.

- Старший брат первым в реку, - ухмыльнулся он, закуривая.

Амадис тяжело вздохнул и направил коня в воду. Матео следовал за ним.

Река была буйной, но мелкой. Шипучие гребни волн лишь изредка стегали пыльную кожу высоких сапог всадников. Кони легко преодолели водную преграду. Пастух так и не шелохнулся. Сощурив глаза, он пристально всматривался в лица незнакомцев. Когда те подобрались уже к самому берегу, его глаза на миг округлились, а на лице изобразилась гримаса ужаса, но в следующее мгновение он выглядел уже самой доброжелательностью. Амадис подмигнул брату.

- Доброго денёчка! – заорал пастух.

- Доброго денёчка, сэр! – рассмеялся Амадис, - мы ведь совсем близко, не нужно кричать.

- Ох, простите, на войне совсем слуха лишился, - растерянно выпалил пастух, - а вы куда путь держите?

- Стоунфилд. – Отрезал Матео. Амадис пожал плечами и подтверждающе кивнул.

- О...эм... - пастух замялся, - так ведь и мы с парнями туда едем, скот перегоняем!

Пошарив взглядом по одежде путников, он добавил:

- Не хотите присоединиться к нам? Места здесь неспокойные – вместе безопаснее.

- Пожалуй. – Ответил Амадис.

- Идёмте! Парни тут, недалеко! – радостно возопил пастух и засеменил вверх по крутому склону, покачивая на ходу пустыми вёдрами. Сзади его подгонял, шлёпая по ягодицам, старый «ремингтон» в потёртой кобуре.

- Ничего подозрительного, - шепнул брату Амадис, рассмеялся и тронул коня. Матео щелчком выбросил окурок в воду и, мрачно понурив голову, последовал за братом.

За склоном раскинулась долина, поросшая жухлой травой и невысокими редкими деревцами. Под одним из таких деревьев расположились пастухи. Их было трое: один, надвинув на глаза шляпу, дремал в тени; двое других возились с костром. Их окружали несколько сотен непрерывно мычащих коров. Спутник братьев стрелой рванул к пастухам. Те переполошились, завидев всадников, но он что-то им сказал, и все приняли гостеприимный вид.

- Сюда, парни! – закричал один из пастухов, зазывающе махая рукой, - мы как раз собрались готовить ужин!

Костёр трещал, облизывая чугунное дно закопчённой сковородки, на которой аппетитно скворчали бобы, заставляя желудки путников недовольно урчать. Небо вконец затянуло тучами, превратив поздний вечер в глухую ночь. Вдалеке сверкали толстые пучки молний. Срывался мелкий дождь.

- Неразумно сидеть под деревом в такую погоду, - протянул Амадис.

Привалившийся к дереву ковбой хмыкнул из-под шляпы.

Братья сидели на расстеленном покрывале, положив миски с ложками себе на скрещенные ноги. По другую сторону костра, на старом трухлявом бревне расположились трое пастухов: старший из них - Том Джентли, рыжеволосый - Малкольм О'Брайен и старый знакомый братьев - Билл Дринки. Дремавший под деревом ковбой не удостоил братьев чести услышать его имя и за весь вечер не проронил ни слова, когда остальные трещали без умолку. Том Джентли, вооружившись большой деревянной ложкой-черпаком, нетерпеливо таращился на бобы и поминутно облизывал губы.

- Стало быть, вы законники? – подытожил Билл.

- Да, сэр, гоняемся за негодяями по всему континенту, в надежде получить пару долларов за их головы – на то и живём, - подтвердил Амадис. – А что вы? Много можно заработать перегоном скота?

- На жизнь хватает, - дерзко выпалил рыжий.

- Кажется, не все здесь рады нашему присутствию! – рассмеялся Амадис. – Ну ничего, приятель, есть у меня один друг, который поможет нам наладить отношения.

Амадис порылся в седельных сумках и принёс пузатую бутыль с мутной желтоватой жидкостью.

- Просыпайся, Хуанито! – он щёлкнул ногтем по стеклу, ворочая червяка на дне. У рыжего загорелись глаза. Том Джентли и Билл тревожно переглянулись. Матео молча приготовил миску.

- Чёрт подери, ты знаешь, как найти подход к людям! – не выдержал О'Брайен, подставляя миску. Его сердце мигом растаяло. Остальные пастухи присоединились, но не охотно. Все выпили противное пойло. Матео стрельнул глазами на лежащего под деревом ковбоя – тот косился на них из-под шляпы.

- Значит платят вам прилично, раз вы перегоняете меньше двух сотен голов вчетвером, а? – поинтересовался Амадис и поймал растерянный взгляд Тома Джентли.

- Я просто за компанию еду, к матушке, - отозвался Билл.

- Ну, так и на кой чёрт в Стоунфилде столько коров? Я слышал весь город – это одна улица дряхлых лачуг, - присоединился Матео. Том Джентли испуганно покосился на Билла. Рыжий, не обращая внимания на вопросы, выпил ещё мискаля.

- Местный фермер – Джим Мандэй – влиятельный человек. И богатый - закупил всё стадо, - затараторил Билл. – Ох, что за запах! Пора ужинать, Том!

Том Джентли суетливо заработал ложкой, раскладывая бобы по мискам.

- Необычное имя для влиятельного человека, - рассмеялся Амадис.

- Эй, Кэлл, пора есть! – обернувшись, крикнул Билл. Ковбой под деревом приподнял пальцем шляпу и потянулся к поясу, за который предусмотрительно была заткнута ложка, рядом с кобурой.

- А это имечко похоже на девчачье! – раззадоривал Матео, чувствуя, как кипит его кровь.

- Ты что-то имеешь против ирландских имён? – прорычал О'Брайен.

- Ничего, просто я устал от вашей дешёвой сценки. Начинайте уже стрелять - это ваш единственный шанс, – зарычал Матео. Пастухи вытаращились на него испуганными и растерянными глазами. На мгновение время будто замерло. Рядом подавил смешок Амадис. А затем все трое пастухов одновременно схватились за револьверы.

- Паршивые ублюдки! – завопил рыжий, первым выхвативший «кольт», - получайте!

Он выстрелил сходу, и пуля просвистела у Амадиса над ухом. Том Джентли поймал безумный взгляд Матео и замер, обхватив заледеневшими пальцами рукоять револьвера. Громоздкий «ремингтон» Билла застрял в кобуре, и тот никак не мог его вытащить.

- Жалкое зрелище, - выпалил Матео. Оба белоснежных «писмейкера» мигом оказались у него в руках и разразились залпами. Рыжий О'Брайен, издав вопль, подался назад и перевалился через бревно. Том Джентли получил пулю в лоб и тюком рухнул в костёр, подняв столб искр и опрокинув полупустую сковороду. Билл скрючился на земле, постанывая и зажимая рану в животе.

- Эй, мистер! – раздался голос ковбоя в шляпе. Он стоял у того же дерева, прицелившись прямо в Матео.

Ковбой тут же выстрелил в Матео три раза. Все пули угодили ему в грудь. Матео отшатнулся и упал на одно колено.

- Ну что, твоя очередь, здоровяк, - ковбой направил револьвер на Амадиса, так и не доставшего оружия.

- Отчего же, - послышался хриплый голос Матео.

Кожа ковбоя похолодела, по спине пробежали мурашки. Он стрелял безукоризненно, нельзя было выжить после таких попаданий. Ковбой медленно повернул голову. Матео стоял ровно, не выказывая признаков боли или потрясения. Из дыр в его груди сочилась кровь.

- Только потому, что мне нравилась твоя молчаливость, даю тебе еще одну попытку, - усмехнулся живой мертвец.

Ковбой в ужасе выронил револьвер, и бросился бежать, но врезавшись в дерево за своей спиной, повалился на землю.

- Я же говорил, неразумно под деревом сидеть, - рассмеялся Амадис.

Ковбой повернулся на его слова и тут же получил пулю между глаз.

Матео хмыкнул и направился к стонущему Биллу.

- Что ж, твоей матушке следовало поучить тебя манерам, если она хотела дождаться тебя в гости, приятель, - заключил он и выстрелом в висок оборвал страдания бедняги.

- Похоже, не так уж и хорошо платят перегонщикам, раз позарились на награду за наши головы, - протянул Амадис, складывая покрывало.

- Плохие из них актёры, - отозвался Матео, убирая кольт в кобуру. Ярость, вспыхнувшая в нём, пропала так же внезапно, как и появилась. – Ещё и рубашку попортили, - добавил он, глядя на окровавленную ткань.

- Ну, хотя бы дорогу узнали, - спокойно сказал Амадис. - Я предлагаю вздремнуть, а с рассветом отправиться в путь – дождь и не собирается прекращаться.

- И ужин пропал, - угрюмо промычал Матео, глядя на бобы, полыхающие в костре, вместе с трупом Тома Джентли.

Ночь разразилась грозой. Вопреки своим же наставлениям, братья устроились под деревом, хоть немного защищавшим от разбушевавшейся стихии. Кутаясь во всё, что смогли найти, они провели беспокойную ночь.

Наутро оказалось, что перепуганное грозой стадо разметалось в разные стороны и вдвоём его уже не согнать. Но это было и ни к чему. Собрав пожитки, они отправились в путь.

Всю дорогу братья ехали молча. Воздух, распаренный ночным ливнем, дрожал над холмами. Истощающая силы погода была подстать внутреннему истощению, что настигло стрелков по окончании бойни. Огонь, разжигающий ярость, уступил место скулящему тлению, беспрестанно терзающему изнутри. Проклятье вновь запустило свой цикл. Словно призраки тащились они по обжигающим прериям, пока на вершине одного из бесчисленных холмов не набрели на въездной знак: «Стоунфилд. Население сорок восемь человек. Да прибудет с Вами Господь» - гласил он. Братья молча переглянулись, устало хлопнули поводья, и кони одновременно двинулись вперёд, к зажигающему вечерние огни городку.

- Давай попробуем в этот раз обойтись без смертей, - в голосе Амадиса слышалась печаль. Братья ехали по главной улице, осматривая выжженные солнцем дощатые дома. Из щелей между ставен лился масляный свет, смотрели десятки испуганных глаз. Бродяга-ветер мёл, завывая, пустынную улицу. Дикий пёс выбежал на дорогу, неся обглоданную кость, замер, глядя на потрёпанных путников и медленно поплелся дальше.

- Прости, я ничего не смог с собой поделать. В этот раз всё произошло мгновенно, я не справился. Каждый день я ощущаю, что власть чёртова проклятья всё крепнет. Неужели ты не чувствуешь ничего подобного?

- Чувствую. Скорее закончим дело и отправимся на заслуженный отдых.

Салун возвышался над другими зданиями городка и выполнял одновременно все административные функции. В дверях братьев встретил пьяный ковбой, вывалившийся на улицу под грустный стон пианино. Вместе с ним из дверей вырвался кислый запах табачного дыма, дешёвого спирта и лака.

- Приветствую, господа! – крикнул из-за стойки бармен и гостеприимно плеснул рукой в сторону высоких стульев, - устраивайтесь! Чего желаете?!

- Сплетен кое-каких, - выдохнул Амадис, расстёгивая пыльник, - но сначала - комнату для двоих и выпить.

- Ни слова больше! – на стойку вмиг вылетели две железные кружки и наполнились алкоголем.

Матео покачал головой и бросил бармену монету.

- Понял! – кружки опустели и наполнились на три пальца, но уже чистой янтарной жидкостью.

- Другое дело, - рявкнул Матео и опрокинул свою кружку виски. Амадис не остался в стороне.

- А вот и ключик, господа! – раздражающе гостеприимный бармен положил на стойку ключ, - четвёртая справа, на втором этаже! Приятного отдыха, господа! Мои сплетни – ваши сплетни! Буду рад в любое время!

- Чёрт подери, будет сложно никого не убить...- буркнул Матео, поднимаясь вслед за братом по скрипучей лестнице.

Грохот выстрела развеял неспокойный сон Амадиса. Нехотя он приподнялся на кровати, взглянул в окно – за угловатыми холмами рдела заря. Где-то внизу раздавались недовольные возгласы...его брата. Он лениво оделся при свете фонаря, застегнул ремень с кобурами, нахлобучил шляпу. Утро грозило разразиться неприятностями – он знал это, и кровь его вскипала, покоряясь проклятью.

Матео сидел у окна, спиной к лестнице. Он развязно жестикулировал и пытался что-то доказать немолодой шлюхе, испуганно вжавшейся в спинку стула. Гремя по дощатому полу, у ног Матео каталась пустая бутылка. Бармен пытался угомонить буйного гостя словами, но из-за стойки не выходил.

- А ну, заткни свой поганый рот! - завопил Матео и, взведя курок «кольта», повернулся на стуле к бармену. – Ещё слово, и я тебе бошку снесу!

- Я не хочу проблем, сэр, - извинительным тоном лепетал бармен, - но, вы же видите, дама напугана и...

- Прекрати, Матео, - бросил Амадис, сметая ладонью пыль с перил. – Ты совершенно не умеешь пить.

- Это верно... - хныкнул Матео, - это верно, брат...

Он щелкнул курком револьвера и неловко поднял руки, давая понять, что сдаётся. Его лицо исказила нелепая гримаса.

- Я не смог уснуть, - мычал он, - не смог уснуть... Оно опять меня грызёт изнутри, я не могу так больше...

- Ну-ну, прекрати, люди же смотрят. На кой чёрт ты надел простреленную рубашку? - Амадис подошел к брату и прижал его голову к себе. Рукой дал отмашку бармену, мол «всё в порядке». Матео рыдал без слёз, наощупь пытаясь найти в рубашке дыры от пуль. Бармен таращился на них из-за стойки. Шлюха заскрипела стулом по полу, пытаясь улизнуть – и ей это удалось.

- Здесь были пятеро испанцев, - жестоко сказал Амадис, гладя голову брата и не оборачиваясь к бармену. – Ты их наверняка запомнил. Не мог не запомнить. Скажи куда они пошли, и мы уйдём. Уйдём до того, как случится трагедия.

Бармен утратил остатки спокойствия и гостеприимства.

- Вы, наверное, ошиблись, сэр, здесь не было пятерых испанцев. Были двое оборванных погонщиков на днях... Трио мариачи заплутало по дороге к Канзас-Сити неделю тому назад, но никаких пятерых испанцев, сэр, клянусь!

Раздался выстрел, бутылка на барной стойке разлетелась на осколки, и нервная улыбка исчезла с лица бармена. Амадис отпустил брата и повернулся, крепко сжимая револьвер.

- Я две сотни лет потратил на то, чтобы укрепить свою силу воли, бармен, и только поэтому ты ещё цел. Мне плевать, когда в меня стреляют, плевать, когда пытаются порезать ножом, ведь я могу понять, насколько тяжело сдержаться, когда в тебе кипит гнев, но за все четыреста лет я не научился выносить лжецов. Так что, даю тебе ещё одну попытку ответить мне, или то, что произойдёт, тебе не понравится.

- Не понимаю о чём...- начал было бармен, но ещё один выстрел оборвал его речь. Медленно опустившись вниз, его взгляд застыл на окровавленной культе – ошмётки пальцев разметало в разные стороны. Испарина мигом выступила у него на лбу, а в горле застрял крик. Но щёлкнувший курок револьвера привел его в чувства, и крик вырвался сдавленным стоном.

- Говори, или наливать выпивку ковбоям будешь двумя обрубками. – Сурово отрезал Амадис.

Матео, не обращая внимания на происходящее, зарылся лицом в сложенные на столе руки и что-то бормотал.

- О-о-о-ни сказали, что вернутся и перебьют нас всех, если мы выдадим их, - выдавил сквозь слёзы бармен.

- Значит вам выпал шанс прожить немного дольше. Ведь, если ты их не выдашь, мы перебьём вас всех прямо сейчас. – И Амадис выстрелил по барной стойке, брызнув щепкам бармену прямо в лицо. Тот застонал.

- Я не знаю! Чёрт подери, я не знаю, где они сейчас! Они говорили о Сантоне и каком-то Гойо! Были здесь две недели назад! Господи, я ничего больше не знаю! Пощадите, сэр! – вжавшись в полку с выпивкой прокричал бармен, а когда Амадис удовлетворенно убрал револьвер, сполз по ней на пол.

- Ты слышал, Матео?! Наш старый друг Гойо в Сантоне! Нужно его навестить, быть может, мы успеем их нагнать в этом месяце! – совершенно забыв о бармене, Амадис схватил за шиворот Матео и рванул его за собой. Тот не сопротивлялся.

Амадис хотел потащить брата наверх, собирать вещи, но уйти с миром им было не суждено. Раздались выстрелы, и окна салуна разлетелись вдребезги.

- Эй, вы, сучьи дети! – раздался хриплый и уродливый голос с улицы, - а ну, выбросьте-ка своё оружие в окно и выходите на улицу с поднятыми руками! И не дурите там, нас здесь с полсотни!

- Это вы не дурите! – закричал Амадис, отпуская брата. – Дайте нам уйти, и никто не пострадает!

- Значит так! – ответ не заставил себя ждать. – Я считаю до пяти, а потом мы бар в решето превратим!

Бармен застонал из-под стойки.

Амадис и Матео слетели по лестнице и прижались к оконным рамам.

- Раз!

- И не соврал ведь, - тихо сказал Матео, - с полсотни их там и есть.

- Два!

- И лошадей наших увели к конюшне... Вон они стоят.

- Три!

- Брат, я теряю контроль, сейчас будет бойня, - заскулил Матео, взводя курки револьверов.

- Четыре!

- Будем надеяться, что они разбегутся, - ответил, готовясь к бою Амадис.

- Задайте им парни! – скомандовал пропитым голосом усатый заводила в толпе и выстрелил первым. Тут же на салун обрушился крупный свинцовый град, разнося в щепки оконные рамы и распорки. Все мужчины города взялись за оружие: кто-то стрелял из-за бочек, кто-то укрылся за старой телегой, многие, с диким криком, палили с одного колена из древних винчестеров и револьверов.

- Слаженные ребята! – заорал Амадис, пытаясь перекричать грохот залпов. – Видать им это не впервой!

Первая пуля, пробив дощатую стенку салуна, настигла Матео. Он стойко стерпел боль. Вторая прошила ему плечо навылет, и он взвыл от злости, но ещё держался. Группка шальных стрелков поняла, где он прячется и сосредоточила огонь на том месте. Сразу несколько пуль прошили его тело.

- Ублюдки! – взревел он. Сходу расстреляв по половине барабанов, Матео бросил револьверы и запустил руки во внутренние карманы пиджака, достал динамитные шашки. Резкими движениями ножа он обрезал фитили едва ли не под корень.

- Ублюдки! – продолжал он вопить. Чиркнул спичкой о ремень и, зашипев, шашки полетели в толпу. Ещё четыре пули ударили Матео в грудь, и он свалился на пол, судорожно хватаясь за окровавленную рубашку, хрипя от боли.

Амадис выждал подходящий момент и одним выстрелом прикончил усатого заводилу до того, как все смогли понять, что за подарок для них выбросили из окна. А затем на улице грохнуло. Подпорки салуна, разбитые случайными выстрелами, разлетелись от взрыва, и старый балкон, вместе с частью стены, обрушился.

Когда пыль улеглась, на улице были лишь несколько трупов, застигнутых взрывом. Толпа линчевателей разбежалась.

Спустя несколько часов, братья уже ехали в направлении Сантона. Амадис был взвинчен, но доволен, что обошлось малыми жертвами. Матео едва держался в седле, пребывая в полусознательном состоянии. Оба они понимали какая тяжёлая ночь у них впереди.

В комнате тесно, воздух раскалён, но каменистые стены всё равно отдают сыростью. Воняют сыростью. Десятки мужчин в стальных нагрудниках и с мечами в руках инстинктивно жмутся друг к другу, к стенам, вдыхают горячий тягучий мрак. По толпе гуляет, перешёптываясь, суеверный страх. Все взгляды устремлены к старой ведьме, раскачивающейся в трансе, сидя над чащей, наполненной зловонным кровавым месивом.

Амадис убирает мокрые пряди со лба, рыщет исступлённым взглядом по толпе и встречает ошарашенный взгляд Гойо. Молчаливый укор застыл на его лице, и Амадис разделяет его в сердцах.

Входная дверь скрипит, впуская внутрь воздух, наполненный порохом, грохотом аркебуз и криками умирающих. В дверном проёме появляется фигура Рамиро. За ним показывается и Матео. Оба в крови, на кураже. Рамиро уверенно и живо проходит между рядами, сдувая красным плащом ужас с лиц стоящих в первых рядах конкистадоров, останавливается в шаге от ведьмы. Та поднимает на него чёрные провалы глаз, яростно выплёвывает ему в лицо проклятия, сотрясается всем телом. Матео подаёт ему меч. Гойо, расталкивая людей в первых рядах, прорывается к ним, кричит, молит. Андрес и Винсенте перехватывают его, держат. Амадис шарит взглядом по первым рядам: Аурелиано, Гаспар, Моизес, Начо. Лица въедаются ему в память. Многие, стоящие позади, выбегают наружу.

Рамиро принимает меч, что-то шепчет старухе и, с улыбкой на лице, пронзает ей грудь. Ведьма хватает его за воротник, хрипит глядя в глаза, а потом её руки повисают плетьми. Гойо сокрушается, кричит, что они все прокляты. В глазах у Амадиса темнеет, он чувствует, как его поглощает мрак.

Щелчок вырвал Амадиса из сна. Он тянул, не хотел открывать глаза, надеясь сам не зная на что. Ещё один щелчок. Амадис привстал. У погасшего костра сидел Матео, приставив револьвер к виску. Большой палец потянул курок, спуск дёрнулся, и боёк ударил в пустую гильзу – перезарядить револьверы он не успел. Всё еще раскалённые угли карминовыми бликами высвечивали залитое слезами лицо Матео. Амадис молча смотрел на брата, тупо уставившегося в кострище. Металлический язычок снова лязгнул, зафиксировавшись. Громкий хлопок вспугнул лошадей, они забились на привязи, заржали. Амадис медленно опустился на лежанку и уставился в ясное звёздное небо. До утра ему не уснуть.

Неделю братья провели в дороге. Еда и вода у них кончились ещё на второй день, ведь пополнить припасы в Стоунфилде им не удалось, а солнце безраздельно заняло небосвод прерий, будто бы хотело наказать зарвавшихся путников. Но бессмертным такие испытания не впервой и до Сантона они добрались почти без проблем.

Сантон был аккуратным и цветущим городком. В отличие от Стоунфилда, он не был перевалочным пунктом, предназначенным лишь для того, чтобы в нём останавливалось по пути в ад всякое отребье. Сантон разросся на несколько миль, имел свою церковь, усердно выбеленную прихожанами, своё производство и был окружён множеством ферм. Встречные люди казались братьям вполне счастливыми и добродушными, но отводили взгляд, стоило на них посмотреть, давая понять, что на цветущем снаружи городе всё же осталась траурная печать недавних событий.

- Вы - счастливый человек, - послышалась среди городских шумов ясная и внятная речь. Братья развернули лошадей на голос. Им навстречу, улыбаясь, шёл молодой человек в чёрном костюме проповедника, с белым воротничком, тщательно зачёсанными волосами и библией, прижатой к груди.

- Бог любит Вас, - не сбавляя шагу, обратился он к Матео, а подойдя на расстояние протянутой руки, остановился, как вкопанный. Матео смотрел на священника с нетерпением.

- После таких ран не выживают, - объяснил проповедник, указывая взглядом на свежий шрам на голове Матео. – Должно быть, Господь бережёт Вас для великих целей.

- Он бережёт меня с одной лишь целью, - неожиданно для себя выпалил Матео, придерживая разбушевавшегося коня, - испытать ещё разок-другой, кажется так вы это называете.

Проповедник смотрел испытующе, и Матео почувствовал злость. Амадис приблизился и положил руку ему на плечо.

- Зачем вы приехали сюда? – спросил проповедник, не отнимая и не ослабляя взгляд, - Сантон – маленький, спокойный городок. Не нужно ему больше таких кошмаров. Поэтому, прошу вас, зачем бы вы не явились – уезжайте, как можно скорее, люди вам не рады.

- Твоё какое дело... - зашипел сквозь зубы Матео. Амадис протянул ему сигару и поднёс спичку.

- Я в ответе за этих людей и за их спокойствие, - наставительно продолжал проповедник, - за их мир и быт. Беспокойную душу не привести к спасению.

- Да что ты знаешь о спасении, святоша? – Матео наклонился было к проповеднику, но Амадис вклинил своего коня между ними. Священник отступил назад.

- Мы найдём своего друга, поговорим с ним и сразу же уедем, - пресёк намечающийся спор Амадис.

- Вашего друга зовут Гойо?

- Да, - удивленно ответил Амадис.

- Обещайте, что ничего ему не сделаете и что уедите из города сразу же после разговора с ним.

- Обещаем, - отрезал Амадис, не давая Матео раскрыть рта.

Проповедник помолчал в раздумьях.

- Его зовут Уильям Фреско, - сказал проповедник. – Его ранчо находится в шести милях к северу от города, вон в той стороне. Прошу вас, не повторяйте ужасов, что совершили те испанцы.

- Не повторим, - пообещал Амадис, догадавшись о ком идёт речь. – Благодарю.

И братья поплелись в указанном направлении, а проповедник ещё долго смотрел им в след, изо всех сил прижимая библию к груди.

Солнце было в самом зените, когда братья добрались до отдалённого ранчо. Редкие стайки облачков набегали и так же стремительно исчезали, не спасая от жары ни на мгновение. Помогал лишь легкий степной ветерок, гулявший по высоким травам в поле. Вот и Гойо, утомлённый утренними заботами, дремал, покачиваясь в стареньком скрипучем кресле, с кружкой лимонада в руке. Его лицо, так же иссечённое шрамами, выражало спокойствие и блаженство, а в затенённых, глубоко посаженных глазах таилась мудрость. Заметив двух всадников, спускавшихся с холма, он ничуть не удивился.

- Сколько лет прошло с нашей встречи? – заговорил Амадис, едва приблизившись.

- Не меньше сотни, - спокойно отвечал Гойо.

- А хорошо ты здесь устроился! Небось и жёнушка есть, и внуки, и правнуки, наверное, - окидывая взглядом ранчо, сказал Матео.

- Всего в достатке, ни на что не жалуюсь, - заявил Гойо. – А ты, я вижу, совсем не изменился.

Матео недовольно хмыкнул, но замолчал.

- Ты знаешь, зачем мы здесь. – Сказал Амадис.

- Кофе не буду предлагать, вижу вы и так возбуждены...жаждой крови. Но, может быть, чаю или лимонаду? – Гойо с трудом поднялся из кресла и пригласил братьев войти. Они переглянулись, но не отказались. Матео вынул из седельной сумки свёрток.

Внутри дом был ухожен, чист и красив. Полы устланы коврами, окна расположены идеально для освещения комнат. Вдобавок к ним, на потолках крепились элегантные электрические светильники. На стенах в идеальных пропорциях располагались картины и фотоснимки в рамках.

- Это что, ты жмёшь руку Томасу Эдисону? – поинтересовался Амадис, задумчиво вглядываясь в одну из фотографий.

- Да, мы работали с Томом какое-то время, - с благоговением отвечал Гойо.

- А это, стало быть...

- Бенджамин Франклин. – Пояснил Гойо, указывая на картину.

- Ты, я погляжу, в науку ударился, - бесцеремонно вклинился Матео.

Гойо пренебрежительно покачал головой, разливая по кружкам лимонад из хрустального графина.

- Что, не успели поздороваться, а я тебе уже не нравлюсь? – заскрипел зубами Матео.

- Ты никогда мне не нравился, мальчик, - спокойно ответил Гойо и вручил братьям кружки с прохладным напитком.

Матео вырвал кружку у него из рук, отхлебнул лимонада и грохнул ею по столу. Амадис принял кружку вежливо – он был рад видеть Гойо и его устроенную жизнь.

- Где они? – бросил Матео.

- Кто – они? – рассмеялся Гойо, и Матео вскипел. – Ты всегда был достойным приемником Рамиро. Остынь, сынок, твои пули ничего не решат. Зачем вы их ищите?

Матео схватился за револьвер, но Амадис перехватил его руку.

- Мы ищем их, чтобы убить, - сказал Амадис.

Гойо с сомнением посмотрел на него, но потом в его глазах появился интерес.

- Вы нашли способ?

- Да.

- Какой?

- Сейчас я тебе покажу какой, старый трусливый ублюдок! – зарычал Матео и развернул сверток.

Гойо, не обращая внимания на его слова, приблизился и с увлеченностью учёного принялся рассматривать кинжал, покоившийся на грубой ткани.

- Костяной? Что это такое?

- Мы потратили на его поиски полторы сотни лет. Отняли с боем у индейцев. И кое-кого ещё... - ответил Амадис. – Эта штука такая же легендарная, как и тварь, что её охраняла. Майя называли его зубом Кецелькоатля и использовали в жертвенных ритуалах с... хм... вырезанием сердца. Он приносит сердцу свободу. Свободу от проклятия, понимаешь?

Гойо поднял взгляд.

- Любому из нас? – его голос был исполнен жаждой.

- Нет. Проклятье заключается в сердце Рамиро. Он носитель проклятия, а мы - просто груз.

- Тяжёлый груз для человечества... - пробормотал Гойо.

- Хватит! – оборвал его Матео. – Говори, где они, пока я тебе голову не снёс!

- А ты остался таким же болваном, каким и был, - желчно выдавил Гойо, разворачиваясь и усаживаясь в кресло. – На что тебе была дана такая жизнь? Ты и впрямь смерти достоин.

Матео рванул «кольт» из кобуры, но Амадис отдёрнул его руку и влепил оплеуху. Матео отшатнулся и застыл, ошарашенно глядя на брата. Кровь его кипела, но он был растерян.

- Довольно, - сказал Амадис. – Прекратите! Гойо, зачем ты его провоцируешь?

- Прости, старый друг. – Отрезал Гойо и опустил глаза, его взгляд остекленел. – Часто ты задумывался о жизни за эти четыреста лет?

Амадис взглянул на Гойо. Вжавшийся в спинку кресла, он был похож на дряхлого старика, все его годы будто из ведра пролились на него сейчас.

- Не могу поверить, что смерть всё же пришла за нами. – Продолжал Гойо. – Я был бандитом, был священником, был отшельником и учёным, много совершил: и плохого, и хорошего. Давно я отчаялся умереть...и вот. Знаешь о чём я жалею? Что я нашёл своё призвание так поздно. Сколько всего мы смогли бы дать людям за эти четыре сотни лет, подавив жажду крови. А дали только боль.

- Даже самым стойким из нас её не подавить, Гойо, проклятье не превратить в благословление. Ты сам это знаешь, у нас один путь. – Сочувственно сказал Амадис.

- Я и сам это уже понял. Думал подавил жажду, честно себя уверял, что свет науки испепелил чёртово проклятье во мне. Но он просто ослепил меня. Ну бивал жену, думал я, но это ведь нормально? Все ведь так делают. Ну предавался самобичеванию. Меланхолия ведь присуща людям? Да нет, сопляк мне сейчас глаза открыл, - он кивнул на Матео, растерянно глядящего на них. – Я так и чую, как кровь у меня кипит, глядя на него, чувствую, как хочу ему нож всадить промеж рёбер. Ты прав, нужно с этим кончать.

- Так где же они? – голос Амадиса приобрел решительные ноты.

- Ластвей. Городок на границе. Они были здесь. Несколько суток. Убили много народу, завалились сюда, перепугали моих домашних. Я смог от них отделаться, и они направились туда. Грабят банки, а там есть один.

- Понял.

- Есть ещё кое-что. За ними выдвинулась погоня. Кавалерия северян. Вчера стояли в городе, человек сорок.

- Это им не помеха. На сорок трупов больше.

Гойо понимающе кивнул.

- Ну, что же, прощай, Гойо, - Амадис протянул ему руку, - быть может свидимся ещё, если не умрём вместе с проклятьем.

- Прощай, старый друг. И ты прощай, парень, благодарю, что открыл мне глаза. – Гойо по очереди пожал руки братьям, и они ушли. А сам Гойо упал в кресло и застыл, глядя в идеально расположенное окно. За окном ветер качал высокую траву, маленькие птички метались в ветвях деревьев. Он откинул голову на мягкую спинку кресла и закрыл глаза, слушая их отдалённый щебет. А раньше он и не замечал этой красоты.

Над городом бушевала гроза. Глубоко за полночь, двое всадников, звякая шпорами, въехали в Ластвэй с первыми каплями дождя. Их встречали испуганные кони, промчавшиеся мимо, прочь из места, от которого несло смертью.

- Осёдланы, - заметил Матео.

- Кавалерия, - добавил Амадис и указал револьвером на видневшиеся в свете далёкого фонаря синие пятна.

Улицы были пусты, и лишь хлопавшие на ветру ставни окон, да шумные всполохи молний нарушали мертвецкую тишину города. Подъехав ближе, братья убедились в своих догадках. Несколько солдат в синей форме нашли свой последний приют у дорожного фургона. Их форма рдела кровавыми пятнами. Рядом, в прибитой дождём пыли, валялись винтовки.

Братья осмотрелись – в глубь города вёл сине-красный, разящий холодом, след. Достав оружие, они пошли вперёд, осматривая поле битвы.

Вот всадник, придавленный своим конём, раскинув руки, прощался с небом. Трое застигнутых врасплох кавалеристов расположились за разбитыми ружейным огнём ящиками. Прямо посреди дороги – целая череда трупов, изрешечённых пулями. Настоящая бойня. Но больше всего у входа в салун. Сцена там напоминала кучу-малу.

Амадис поднял револьверы и указал в сторону входа. Пригнувшись, они подобрались к окнам и заглянули внутрь: всюду горели электрические лампы, освещая разорванные пулями стены и разбитую мебель; у стойки дрожал бармен; за одним из уцелевших столов, понизив голоса, несколько не известных вооружённых мужчин резались в покер; за столом в противоположном конце зала, привалившись к стене, спал Начо.

- Кинжал? – спросил Амадис.

Матео молча показал ножны, притороченные к поясному ремню.

- Хорошо. Я возьму их на мушку, ты иди наверх и прикончи Рамиро.

Матео кивнул и, без лишних слов, они принялись за дело. Разразившийся ливень скрыл шум их шагов.

Партия была в самом разгаре, когда в салун ворвались испанцы. Старший из них направил на игроков один из своих револьверов, а другой поднес к губам, во всемирно известном жесте. Все поняли его без слов и притихли. Младший, не дожидаясь развязки, мышью юркнул по лестнице наверх, оставив своего напарника наедине с бандитами.

Наверху было несколько комнат, но проверять все не пришлось. В дальнем конце коридора, дверь в одну из комнат была распахнута. Из комнаты в коридор лился электрический свет и доносились постанывания. Матео подкрался к двери, пряча шелест шагов в барабанной дроби дождя, и взвёл курки.

- Да заткнись ты! – Закричал Рамиро с постели.

Андрес прекратил операцию и невнятно посмотрел на командира.

- У него глаз не восстановится, пока я не достану пулю, - констатировал он известную обоим истину.

Рамиро махнул рукой и перевернулся на другой бок. Андрес продолжил работать пинцетом – Аурелиано снова завыл. Рядом, на кроватях, без чувств лежали Винсенте, Гаспар и Мозес, израненные, с пробитыми черепами.

Андрес почти схватил пулю, когда на лицо Аурелиано упала тень, тот завопил и вздернул руку.

- Какого чёрта, Начо? – поворачиваясь выпалил Андрес и тут же сложился пополам, когда его мошонка разлетелась по комнате. Следующий выстрел снёс ему часть черепа, оборвав мучения.

Аурелиано потянулся за оружием, но получил пулю во второй глаз и обмяк на стуле. Внизу загремели выстрелы, кто-то закричал. Матео перевёл стволы на кровать, где лежал Рамиро, но тот был уже слишком близко. Перехватив руки Матео он прижал его к стене.

- Да это же малыш Матео, вы только посмотрите! – зарычал он. – Чем обязан на этот раз?

- На этот раз я пришёл за твоей поганой жизнью! – Матео плюнул ему в лицо, а затем, ударив коленом в пах, вывернулся из захвата. Он попытался выстрелить, но Рамиро был слишком быстр. Он протаранил Матео всем корпусом и, вышибив окно, увлёк его вниз.

Падение было жёстким. Выбитое стекло угодило Матео в шею. Поднимаясь, он почувствовал, что левая рука сломана. Ливень хлестал его залитую кровью рубашку. Превозмогая боль, Матео выпрямился, стёр с лица грязь. Рамиро уже стоял впереди, с одним из его «кольтов» в руке. Три пули, одна за другой, пробили его грудную клетку. Матео попятился назад, пока не врезался в колонну.

- Ты много на себя взял, парень, - рассмеялся Рамиро и пошёл на сближение, вытирая лицо рукавом. В револьвере остался один патрон. – Просто ради интереса спрошу, как ты намеревался меня убить? У тебя что, разум помутился?

Матео молчал, силясь устоять на ногах. Изо рта у него вырвался поток крови, вместе с хрипом.

- Твой брат. Он тоже здесь, верно? Чёрт, вы нам немало хлопот доставляете в последнее время. Но у меня есть идея. Мы распилим вас на куски и скормим местным свиньям. Как тебе такой расклад? Может быть оно и к лучшему? Пару сотен лет проведёте во тьме, возрождаясь из свиного дерьма, а там, может быть, и мозги на место встанут.

Рамиро приставил «кольт» к голове Матео, тот не дёргался.

- Когда воскресните, найдите нас, если поумнеете. Я подумаю о том, чтобы вернуть вас в семью, - благодушно сказал Рамиро, взводя курок. Но тут, что-то ужалило его в бок. Чувство, какого он не испытывал веками, вновь настигло его, и он в ужасе опустил взгляд – костяной кинжал вошёл ему под рёбра, снизу-вверх. Рука Матео, слабея, сползла по рукояти.

- Через двести лет, - из последних сил захрипел Матео, - о твоей поганой семье никто и не вспомнит.

Тут он рассмеялся бессильным, булькающим смехом и сполз по колонне, оставляя за собой густой кровавый след. Рамиро, в судорожной тряске рухнул на колени. Его тело вздрогнуло ещё раз, а потом искра в глазах потухла, и он свалился на умирающего Матео.

Покачиваясь, Амадис вышел на улицу. Ливень гремел по козырьку салуна, заливал улицу. Он сразу увидел брата. Упав на колени рядом с ним, он отбросил труп Рамиро и попытался нащупать пульс у Матео, но пульса не было. Глаза Матео остекленели, уставившись в пустоту, а на залитом кровью лице застыла довольная улыбка.

- Так будет лучше, брат, - прошептал Амадис, закрывая его глаза навсегда. – Мы слишком долго жили, слишком долго несли другим боль и мучились сами. Настало время твоей крови остыть, а тебе отдохнуть. Скоро и моё время придёт. А пока, я постараюсь хоть немного искупить наши с тобой грехи.

Он водрузил тело брата на коня, взял его за поводья и поехал прочь из города. Боль терзала его. Но это была уже не та грязная, ноющая, разрывающая душу боль, а новая – боль, дарующая облегчение, боль вперемежку с радостью. Боль, которой было суждено взрастить деяния. А над городом продолжала свирепствовать буря, смывая с его лица кровавые следы. И вспышки молний высвечивали удаляющийся в прерии силуэт. Силуэт духа прерий.