Что-то было не так, но Эдди не мог понять, что именно. Вроде и кофе вкусный, и группа на сцене играла хорошо. Да и просто уютно.

С чёрно-белых фотографий, висевших на стенах, на него смотрели рок-идолы глазами, полными страсти и духа свободы. Их окружали гитары, барабанные палочки, сценические костюмы, а на самих фото маркером выведены автографы. Вот фотография Джимми Хэндрикса, в одной из своих цветастых рубах. При одном только взгляде на него Эдди слышал, как гитара кричит и вздрагивает в его руках. Да, такие ноты из неё извлекать мог только он... А вот с другой фотографии старина Дио показывал ему «козу». Эдди вспомнил, как впервые услышал его оперный голос, и мурашки побежали у него по коже, как и в тот раз. А в дальнем конце зала располагался мотоцикл одного из таких мастодонтов, как Джеймс Хэтфилд. Если, конечно, хозяева кафетерия не соврали.

Всё же, нечто неуловимое, неосязаемое и тонкое, как нитка, вилось у него на душе. Так бывает, когда забываешь о чём-то. Он попытался занять себя мыслями, чтобы отвлечься от этого ощущения, потому что вспомнить никак не получалось.

«Хорошее место. Может, мы тоже здесь когда-нибудь сыграем».

Он заметил на себе взгляд официантки и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ – она была прекрасна: вздёрнутый тонкий носик и россыпь веснушек под зелёными глазами. Но вот улыбалась ли она ему из симпатии, или же того просто требовала этика заведения?

– Всё хорошо? – официантка подошла к его столику. На её бейдже было написано Офелия.

– Да, хорошо... Просто я засмотрелся на вас. Вы очень красивы.

– Спасибо. Ты, как всегда, такой милый, Эдди, – прервала его официантка.

– Простите, но откуда вы знаете моё имя? – он смутился.

– Ты меня не помнишь? А ты помнишь, как пришёл сюда?

Парень застыл в ступоре. Он ничего не помнил. Что за сегодня произошло? Как проснулся утром, был ли сегодня в универе, как пришёл сюда? Целый день вылетел из памяти. А число сегодня какое?

Его вывела из транса песня, которую играла группа на сцене, он знал её наизусть:

“Say your prayers little one

Don't forget, my son

To include everyone”^

Зал затрясся, потолок покрылся трещинами, из которых посыпался песок.

Посетители бросились врассыпную, послышались крики и женский визг.

«Землетрясение? Какого... Да что, вообще, здесь происходит?!»

Офелия потрясла его за плечо, и он опомнился. Хотел было наряду со всеми рвануть со всеми к выходу, но она и не думала его отпускать.

– Мы не можем убежать, Эдди.

Группа на сцене не думала останавливаться, продолжая своё безумное выступление:

“Tuck you in, warm within

Keep you free from sin

'Till the sandman he comes”

– Прошу прощения, но я не собираюсь здесь помирать.

Он силой оторвал её руку от себя и ломанулся к выходу. Толпа уже вырывалась в распахнутые двери, люди разбегались кто куда, кричали, звали на помощь. Эдди не мог ни о чём думать, лишь бы выбежать поскорей на улицу, где нет дрожащего пола и осыпающего потолка, что вот-вот рухнет. Какие-то несколько сантиметров отделяли его от свободы, как вдруг он ударился головой.

В глазах рябило, а место ушиба больно пульсировало, и всё же он сумел подняться на ноги. Двери были открыты, но он влетел во что-то. Пошатываясь, он подошёл и протянул руку к проёму. Рука упёрлась, но перед ним ничего не было.

«Бред какой-то».

Будто здесь стояла невидимая стена, которая пропускала всех, кроме него.

«Официантка! Что-то она такое мне...» – вспыхнуло в мыслях. Он обернулся, она спокойно шла ему навстречу.

– Я же говорила тебе. – Она потирала свою руку. – И да, кстати, это было больно.

Песок с потолка продолжал сыпаться – в центре зала уже выросла горка.

“Exit, light

Enter, night

Take my hand

We're off to never-never land”

После этих слов из кучи стала подниматься рука, всё больше и массивнее. Она росла, несмотря на то, что песка под ней было куда меньше, чем в ней самой. Упёршись ладонью о пол, хозяин руки поднялся из небольшой дюны. Это был старик, полностью состоящий из песка: с его плеч, головы, с каждой морщинки на теле скатывались песчинки тонкими ручейками. Сам он был настолько огромных размеров, что ему приходилось стоять на четвереньках, чтобы не пробить потолок спиной.

Эдди схватил Офелию за руку и отбежал с ней к стене. Гигант всё ещё крепчал, черты лица и складки прорезались на теле и становились отчётливее.

– Объяснишь, что здесь происходит?

– В другой раз, Эдди, сейчас уже поздно. Ты только вспомни меня и не забывай, прошу тебя.

Старик вытянул руку вперёд и резко опустил вниз. От удара по полу расползлись трещины паутиной, зал дрогнул. Эдди встал впереди официантки, закрыв её собой.

Старик замахнулся другой рукой.

– Нет! – Офеллия оттолкнула Эдди в сторону и приняла удар на себя.

Всё произошло на его глазах. Огромный песочный кулак впечатал её в стену. Из проломленной вмятины стекала кровь, делая песок тёмно-красным. Красивая девушка стала просто грудой перемолотых костей и разорванной плоти.

Эдди провалился куда-то вниз, упал в бездну.

Он резко вскочил на кровати. Осмотрелся вокруг, пытаясь унять дыхание – он находился в своей родной комнате в общежитии. Это был кошмар... Приснится же такое. Только что именно? Забыл. Ещё и песок откуда-то в кровати, сосед что ли натащил?

Он посмотрел время – 3 минуты до будильника. Пора вставать и топать на пары.

 

Лекции тянулись и тянулись, как резина. Наушники снова спасли Эдди, иначе бы он умер от скуки.

Писал Лёха, их барабанщик:

– Здаров, Эдик. Сегодня репаем? Или как обычно?

Это несколько обидело Эдди.

– Я – Эдди, а не какой-то там Эдик! Давай не сегодня, а?

– Если не будем репетировать, то точно останешься каким-то там Эдиком.

Эдди сжал телефон.

Это он и сам понимал, но почему-то откладывал репетиции. Не то, чтобы он не любил играть, нет – наоборот, в мире не было ничего, что Эдди любил бы больше рок-музыки. Но уже не так часто он брал в руки гитару, учил песни или смотрел видео с разборами техник. И, казалось бы, причин лениться особо не было. Но его мечта казалась такой огромной, что давила на него, а путь между ним и настоящими рок-звёздами слишком длинный и тяжелый. Даже если он будет потренироваться в игре каждый день, при том выкладываясь по полной – это всё равно будет капля в море. Кто они, и кто он. Он – никто из ниоткуда, и звать его никак.

– Эдуард! – пробился через музыку голос преподавателя – сними ты эти чёртовы наушники!

– Извините, – покраснел Эдди.

Вечер в общаге. За стеной было слышно, как что-то празднуют. Сосед рубился за ноутом, и яростно орал в монитор – от этого Эдди опять же спасали наушники. Подключил их к гитаре, лёг на с ней на кровать и начал что-то лениво наигрывать, закрыв глаза. Минут через двадцать, Эдди уснул.

Он открыл глаза. Над головой, в бескрайнем оранжевом небе, наперегонки друг с другом плыли кучевые облака. Его покачивало, и он понял, что едет на чем-то. Или даже на ком-то. Эдди поднялся – оказалось, что он ехал, запрокинув голову, верхом на лошади.

Эд потянул поводья, но лошадь и не думала останавливаться. Разжав кулак, он обомлел – его предплечье было огромным и жилистым. Худой до этого студент оглядел своё тело – каждая его мышца была раздута, упруга и крепка, а по разбухшим венам пульсировала кровь.

Разглядывать мышцы ему ничего не мешало, одежды на нём почти не было – только какая-то непонятная портупея, да сапоги на ногах. По бокам на поясе висело два меча. Он будто сошёл с картины Бориса Вальехо.

«Ну прямо Хи-мэн, – подумал Эдди. – Так, ну это точно сон. Но до чего реальный, не припомню что б хоть раз такое было! Да ещё и осознанный, я ж могу делать, что захочу»

Он спрыгнул с лошади, та встала и оглянулась на Эдди.

– Ну, и куда едем-то? – он знал, что глупо ждать ответа, но всё равно же сон, вдруг ответит.

Лошадь посмотрела на него, как на тупого, и мотнула головой в сторону дороги. Это была единственная дорога, и вела она к подножию горы. Там же высилась башня, над которой сгущались грохочущие тучи.

– Ну и зачем нам туда?

Лошадь заржала на пару секунд.

– А если я не поеду? Мой же сон, что хочу, то и делаю.

Конь помотал головой.

Эдди огляделся вокруг. Насколько хватало взгляда, сплошь простирались зелёные луга, до самого заката, переливами травы, играющие на ветру. Их пересекала дорога к башне – единственная отличительная черта пейзажа.

– Твоя взяла, лошадка. Может хоть крылья отрастишь, чтоб оно побыстрее?

Лошадь громко фыркнула, и они отправились в путь.

 

Вблизи башня оказалась куда выше. Массивная, она была сложена из белого камня и, казалось, вершиной подпирала небо. Вокруг лишь плоские щерблённые камни, местами из трещин пробивались колючие ветки кустарников. Место казалось зловещим и одиноким.

Эдди спешился, потрепал лошадь по кудлатой гриве:

– Ну и что, ты теперь куда?

– Обо мне не волнуйся, главное спаси её, Эдди, – низким голосом сказала лошадь.

– Так ты разговариваешь! – заорал Эдди. – Какого чёрта?!

Вместо ответа лошадь развернулась и пошла назад, вниз по дороге. Эдди с недоумением смотрел на удаляющийся лошадиный круп.

Ничего не оставалось, кроме как зайти внутрь башни.

Эдди толкнул дверь, и та со скрипом отворилась. Пахнуло сыростью. Мраком. Он достал мечи, держал их наготове. И шагнул во тьму.

Когда его глаза привыкли к темноте, он осмотрелся. Круглая комната, потолок которой не было видно. По стенам комнаты шла круговая лестница. Он решил подниматься, несмотря на гнетущую темноту. Широкая, сложенная из крепких камней, она разила холодом. Касаясь локтем стены, ступень за ступенью, Эдди поднимался всё выше. «Нужно помнить, что я во сне. Но до чего же жутко здесь...» Он поднялся так на несколько пролётов. Стало немного светлее – где-то выше пламя отбрасывало отблески на стену. Вскоре он увидел, что на следующем пролёте горит огонёк, на конце палки, торчащей из груды хлама. Эдди облегчённо вздохнул, но поспешил. Когда он поднялся, то груда оказалась скелетом в старых лохмотьях, которые когда-то были доспехами. Останки полулежали, спиной опираясь на стену. Костяшки пальцев сжимали горящий факел.

Эдди осторожно повернул мечом его череп на бок. Белая челюсть отломилась и звонко ударилась о камень. «Бедолага», – подумал Эдди, прислушиваясь к стуку сердца.

Он шагнул дальше и впереди выросла его тень от света факела. Она колыхалась и подрагивала, и вдруг стала отклоняться в сторону.

Эдди резко повернулся назад, вытянув меч перед собой. Перед ним стоял скелет. Он надвигался, медленно и тяжело ступая тяжелыми ботинками на костяных ногах. Эдди держал дистанцию, но идти задом по лестнице было неудобно, он судорожно сглотнул. Скелет не стал дожидаться, когда он упадёт.

Эдди не ожидал от него такой прыткости – замах и факел уже опускается прямо на него. Едва успел прижаться к стене. В ответ Эдди сделал выпад. Клинок пробил скелет насквозь и застрял в слоях доспехов. Он дёргал изо всех сил, но тщетно – метал зажал лезвие мертвой хваткой. Пустые глазницы повернулись к нему в немой угрозе – тогда Эдди отпустил меч, схватился за факел и пнул скелет в бок. Ржавый панцирь прогнулся и скелет полетел вниз, во мрак. Лязг железа и стук костей о пол донёсся до Эдди лишь спустя несколько секунд.

Он тяжело дышал больше от пережитого страха, чем от усталости. Нога ныла болью, но вроде обошлось без переломов. Одно радовало: факел остался у него, хоть и пришлось разменять его на меч. Но такая цена его устраивала. Отдышавшись, он зашагал дальше.

Со светом стало куда сподручнее: он уже бодро вышагивал, а победа воодушевляла на подвиги. Резвыми шагами он и сам не заметил, как достиг последнего пролёта. Там же лежала ещё одна груда костей, на этот раз в блестящих доспехах, и закрывала собой путь к двери. В руках её покоились лук и колчан стрел.

– В этот раз меня не проведёшь, полудохлик! – Эдди швырнул его вниз. Кости и метал застучали по стенам.

Он вошёл внутрь. В глаза ударил свет, и он невольно зажмурился. Когда он привык, то увидел девушку, стоящую посреди покоев, прекрасную девушку, смотрящую ему прямо в глаза. Из красных локонов волос выделялась седая прядь, а нежную кожу облегало бардовое платье старинного покроя, не менее красивое, чем она сама.

Подойдя вплотную, она прошептала: «Эдди» и обняла его.

Подняв глаза, она спросила:

– Ты помнишь меня?

– Ты кажешься знакомой...

Он видел её впервые, и в тоже время, его не покидало чувство, что он знает её всю свою жизнь.

В голове царил туман, невнятный поток мыслей рассекала пульсирующая боль.

– Где же я тебя видел... Ты... Ты же та официантка! Но почему ты снова мне снишься?

Она обняла его ещё крепче, плача от счастья:

– Ты вспомнил! Ты наконец-то вспомнил. Уже хоть что-то. Но это ещё не всё. Пока есть время я должна рассказать тебе историю, и ты узнаешь, почему я снюсь тебе каждую ночь. От тебя я прошу только поверить мне. Лучше присядь.

Он сел на кровать и чуть не утонул в перине. Она продолжила:

– Мы были с тобой вместе в прошлой жизни. Мы любили друг друга так сильно, насколько это вообще возможно. Иногда мне казалось, что я рождена чтобы любить тебя, а ты – меня. Ты писал песни и пленял людские сердца своей музыкой. Я рисовала картины, которые выставлялись по всему миру. Ты не помнишь этого? Мы были так счастливы, и казалось, что это будет длиться вечно. Но люди завидовали нам. Однажды мы отправились в отпуск и сняли домик на берегу моря. В первую же ночь нас кто-то запер снаружи и поджог дом. Мы задохнулись во сне.

После смерти мы предстали перед Богом. Да, я тоже раньше даже не задумывалась о таком, и сама бы не поверила, если бы не была там.

Такой трагичный конец нашей любви разжалобил даже Творца, и он даровал нам возможность встретиться в следующей жизни. Мы тотчас согласились.

Чтобы принять божественный дар, мы должны преодолеть испытание нашей любви и веры в друг друга. Он расщепил наши души и поместил часть каждого в подсознание другого. При жизни мы снимся друг другу, но память о предыдущей жизни и прошедших снах хранит лишь часть души, заточённая в подсознании. Она обречена умирать в каждом сне до тех пор, пока спящий не начнёт вспоминать. Как только он вспомнит, – она покрутила в пальцах седую прядь. – Значит снов осталось мало.

Спящий должен спасти своего избранника от чудовища своего подсознания и тогда, в скором времени, он встретится с ним в жизни. В ином случае, часть души умрёт окончательно, и мы с тобой больше не увидимся, ни во сне, ни наяву – никогда, даже в следующих перерождениях.

Эдди поднялся:

– Как всё запутанно. Получается, ты умираешь в моих снах, пока часть моей души также умирает во снах настоящей Офелии. Спасти от чудовища говоришь... судя по обстановке, в этом сне я должен спасти принцессу от дракона? – он напряжённо засмеялся. Офелия опустила глаза и тогда Эдди помрачнел.

«Дело запахло жареным».

– А если я здесь умру?

Она помедлила, но сказала:

– То ты умрёшь. По-настоящему.

Эдди отшагнул от неё.

– Да нет. Не может быть такого. Это всё просто дурной сон, по-твоему, из-за того, что меня во сне зажарит дракон, то в кровати утром вместо меня найдут свежеиспечённого студента?

– Есть один способ, чтобы ты вспомнил прошлую жизнь, Эдди, – она подошла, встала на носочки и поцеловала его. После долгого поцелуя она посмотрела на него с надеждой.

– Приятно конечно, но я ничего не помню, прости. Эх, а ведь сон не так уж плох, как показалось сначала. Я и не подозревал что у меня такая богатая фантазия.

– Ты не веришь мне. – в уголках её глаз заискрились слёзы и стекли по щекам.

– Эй, ну ты чего... – у Эдди что-то кольнуло в сердце.

Их прервал звучный рёв, донёсшийся снаружи. Эдди выглянул в окно. Это ревела гитара, её звук рвал собой воздух. Он увидел группу, играющую на плоскогорье, на высоте примерно в пол башни. Гитарист выдавал ноты с пулемётной скоростью. После вступления подключились барабаны, клавиши, бас и ещё одна гитара. Затем настал черёд вокалиста:

“On a cold winter morning

In the time before the light”

– Так, в прошлом сне тоже случилось что-то плохое, после того как группа начала играть. Тогда сейчас...

“In flames of death's eternal reign

We ride towards the fight”

Скала треснула, по склонам покатились валуны. Грохот заглушил музыку. Угловатая фигура из камней медленно отделилась от горной местности, будто вязнув в ней. Эдди с ужасом узнал в силуэте очертания дракона.

Офелия утирала по щекам слёзы. Ритм сердца Эдди казалось вот-вот сравнится в скорости с песней.

– Успокойся. Сейчас чего-нибудь сообразим.

Он пробежал взглядом по стенам. Ничего подходящего. Только одиноко висящая лютня. Вряд ли она была чем-то лучше против дракона, чем какой-никакой меч с его пояса.

У Эдди выступил пот на лбу.

«Так, это просто сон. Но эта каменная тварь выглядит так опасно! Будь у меня хоть...».

Его будто пронзила молния.

«лук и стрелы».

– От же идиотина...

– Это бессмысленно, Эдди. Не потому, что тебе кажется, что ты бессилен, безоружен или обречён на провал. А потому что ты не веришь.

Воздух снова содрогнулся от рёва. На этот раз это была не гитара.

Дракон разверз каменистую пасть чтобы известить мир о своём появлении.

“On the blackest plains in Hell's domain

We watch them as they go

Through the fire and pain and once again we know”

Эдди поразило, как такая огромная тварь, так легко взмыла в воздух. Изредка взмахивая непомерно огромными крыльями, чудище летело в их сторону.

Он отвернулся от окна и посмотрел на Офелию. В её глазах застыли слёзы, ладони сжались у груди. Вдруг она взяла его за руку и повела к двери.

– Беги Эдди. Ты должен жить. Мне не впервой умирать. Даже если мы больше не встретимся... То пусть я и вправду исчезну, чем буду жить без тебя. Ежедневную смерть хорошей участью не назовёшь, но я была рада, что у меня была хотя бы надежда.

Эдди опешил, что даже не мог сопротивляться. Или же не хотел.

Комната пошатнулась – дракон вцепился в башню каменистыми лапами и обвил её скалистым колючим хвостом. Она чудом устояла. Вниз полетели осколки кладки и пыль.

Эдди взглянул ему в глаза и увидел огненную бездну.

Дракон раскрыл пасть.

Офелия выставила его за дверь со словами:

– Поверь мне.

В просвет проёма он видел, как дракон с ненавистью извергает из себя демоническое пламя, как от струи неимоверного жара зардевает и загорается убранство комнаты: гобелены, балдахины кровати и роскошные ковры. И как вспыхнули волосы и платье Офелии, пока она не закрыла дверь полностью.

Каменный пол рассыпался и Эдди полетел вниз, навстречу тьме.

 

Он резко вскочил на локтях в своей кровати. Грудь сдавливало, одеяло и простыня промокли от пота, а голова болела, будто всю ночь не спал. Немного успокоившись, он сел и приладил волосы пятернёй.

Жуткий сон не выходил из головы. Особенно его концовка. Удивительно, как смиренно она приняла мучительную смерть, казалось, огонь её интересовал куда меньше, чем неверие Эдди.

Телефон высвечивал сообщение от Лёхи: «Давно не репетировали. Возьмись наконец за гитару».

«Уж точно не сегодня», – подумал Эдди.

Автобусная остановка. Сел на 72-ой, идущий до дальнего корпуса универа. По пути увидел бар, который то ли уже открылся, то ли ещё не закрылся.

«А, к чёрту всё».

Внутри было темно и тихо. Еле слышно играет музыка, бармен лениво протирает стаканы. Эдди сел за стойку и заказал виски.

Наливая, бармен заметил:

– Чего грустный такой?

– Да сон дурной приснился. Никак с головы не выйдет.

Сидящий рядом мужчина сказал:

– Сны чего-нибудь да значат.

Бармен про себя обрадовался, что не придётся вести разговор, и отошёл дальше тереть стол и кружки.

– Это всё часть нашего сознания, понимаешь, то, что закопано глубоко, но всё равно просится наружу. Какая-то проблема, обиды, фантазии...

– Да, наверное, – отхлебнув ответил Эдди.

– Так тебе скажет любой. Но я скажу тебе: сны – это нечто большее, свой мир, в который мы отправляемся, сами о том не подозревая.

Эдди ничего не ответил. Ну правда, кто ещё будет утром сидеть в баре, как не чудик, или алкаш. Так что удивляться было нечему.

– Парень, а ты мне... веришь?

Эдди покосился на него. Обросший и бородатый мужик, в потёртом пальто смотрел на него необычайно живыми глазами.

– Я не знаю, чему верить. – Эдди глядел в стакан и видел в отражении заблудшего парня.

– Знаешь, не всё в жизни можно проверить. Иногда нам ничего не остается, только верить либо нет. В такие минуты, нужно довериться своему сердцу. И тогда оно обязательно подскажет верный путь. Тем более, нельзя прекращать верить в себя, в каком бы отчаянии ты ни был. Звучит очевидно, но очевидные вещи нужно говорить, если их не забывают.

– Это тяжело.

– А кто говорил, что будет легко? Таков наш мир, иначе вы бы вымерли со скуки. Испытай себя, преодолей пределы, рубежи, покори высоты и всегда развивайся. Это и есть жизнь.

Люди уповают на Творца, забыв, что образом и подобием каждый и есть Творец. А это есть истина.

– Старая сказка о главном. Ты мне отец что ли, чтобы нотации читать? – Алкоголь начал заплетать язык и добавлять ему хамства.

Мужчина встал, поднял шляпу (да кто вообще сейчас носит шляпы?) со стойки и надел её. Перед уходом ответил:

– Можно и так сказать.

Эдди остался наедине со своими мыслями. Он думал об Офелии, как мило она улыбалась ему и как он разбил ей сердце своим скепсисом. А если её рассказ – правда? Тогда она не его плод разума, и где-то сейчас настоящая Офелия так же рассуждает о своих снах. Тогда через что проходит та часть сознания, что сидит в нём, день за днём? И всё ради него.

Он не помнил, как дошёл до общаги. Начинало темнеть, близилась зима – дни становились короче и холоднее. Он лёг на кровать.

Сердце щемило, бросало в жар. По телу растекалась лёгкая эйфория. Это отличалось от его обычного пьяного состояния. Когда он прежде выпивал, то ему становилось плохо, он впадал в уныние и был готов со слезами раскаиваться окружающим во всех своих грехах с самого детства. Многих это забавляло, кого-то раздражало.

Он умылся, но это не помогло. Наоборот, ощущение усиливалось.

Тогда он понял, ответ был очевиден. Он влюбился. Вот так просто. За те несколько снов, что он помнил Офелию, симпатия переросла в нечто большее, выросла, как цветок из семечка.

Может тот мужик был прав. Нужно доверится сердцу, поступить так, как чувствуешь. Чтобы в конце концов, не было ни сожалений, ни стыда перед своей совестью.

Тогда он лёг спать. Он был готов.

Он открыл глаза. Стояла ночь, вокруг заснеженный лес и только луна мутным пятном освещала сугробы. Эдди поёжился – на нём только толстовка и джинсы. Спрятав по возможности оголённые места, он двинулся в путь. Он не знал куда идёт, и куда ему нужно идти, но останавливаться было нельзя.

Он шагал, несмотря на утопающие в снегу и насквозь промокшие дешёвые кеды. На густой падающий снег, ложившийся на плечи и капюшон хлопьями. На холод, всё сильнее заставлявший озябшее тело дрожать в болезненных судорогах.

Он не знал, как долго шёл. Очень хотелось спать. Окружающий мир начал слегка покачиваться. И тут он увидел свет.

Слабые проблески промеж стволов.

В конец продрогнув и обессилев, он вышел из леса и лёг у огромного костра, горящего в центре полянки. Тепло приятными волнами обдавало от огненных всполохов. С каждой секундой тело слушалось всё лучше.

Эдди почувствовал прикосновение к плечу. Он повернулся и увидел Офелию. Она была одета в чёрное длинное платье, с высоким воротом и кружевами. Теперь её волосы были полностью белыми. Это и вправду последний сон. Он спасёт её или больше никогда не увидит.

– Офелия, я должен сказать...

Она поцеловала его. И тогда он вспомнил.

Вспомнил, как они познакомились на музыкальном фестивале, и как со временем их дружба переросла в любовь. После стали жить вместе, пока 70-е и 80-е проносились за окном. Не всегда всё было хорошо и гладко, но они были друг у друга, и это придавало им сил двигаться дальше, преодолевая любые трудности. Спустя время и упорный труд, он исполнил свою мечту и стал настоящей рок-звездой: стоило прилететь в любую страну на тур, как у трапа толпились вопящие толпы фанатов. Офелия росла как художник уже при жизни внесла своё имя в историю искусства, её картины ценились и продавались за баснословные деньги.

Помнил он и тот домик у моря. Как пьяные от вина и любви, кружились в дурацком танце, смеясь и спотыкаясь. В тот вечер, который оказался последним в их жизни.

Видел, как отворяются перед ними врата рая, слышал громовые трубы херувимов и Глас Божий. Он предложил им шанс, и они согласились на условия, сразу же. Всё было как Офелия и рассказывала.

Эдди открыл глаза. Офелия смотрела на него. В этот раз она улыбалась. Эдди был готов пройти через ад ради этой улыбки.

– Ты поверил мне. Ты правда поверил мне, я чувствую...

Они обнялись, и стало по-настоящему тепло.

– Что дальше?

– Они уже идут – ответила она.

К треску костра добавился хруст снега. Кто-то приближался с другой стороны леса. Звуки шагов накладывались друг на друга, их было немало. Эдди всмотрелся в темноту ночной чащи и уловил мельтешение теней.

На поляну вышло пятеро. Двигались легко, будто холод не сковывал их. Они вышли в свет от костра. Длинноволосые, в чёрных шипастых одеждах и бледными лицами, как у мертвецов. Эдди с Офелией отошли на несколько шагов. Парни развернули ладони и Эдди увидел, что из них сочится чёрная смолянистая жидкость. Они приложили ладони к лицам, и когда отняли их, Эдди ужаснулся. Лицо каждого было окрашено в чёрные и белые цвета, у каждого по-своему.

Эдди уже понял, что это значит. На финал ему достался самый свирепый и озлобленный жанр музыки – блэк-метал.

Они встали вокруг костра, и один из них протяжно запел. Вьюга усилилась, а пламя костра взвилось до неба. Затем его пение превратилось в гневный, полный ярости, крик. Костёр разметало во все стороны неведомой силой, ветер дул с небес в центр просеки с такой силой, что Эдди с Офелией еле держались на ногах. Он зажмурился от метели. Когда он разомкнул глаза, на поляне снега не осталось, порывы ветра оголили землю.

Офелия вскрикнула, Эдди вздрогнул. На земле лежали мертвецы, кучами. Некоторые сжимали в руках мечи, кто топоры или копья. Кто-то уже почти полностью сгнил. Кого-то разложение почти не затронуло.

Группа теперь была с инструментами, и они начали играть. Из-под их ног исходил свет – пятеро участников замыкали собой пятиконечную пентаграмму, горящую красным сиянием.

Снег продолжал падать, но уже медленней. Ночное небо стало багровым заревом. Эдди поймал снежинку красного цвета. Растаяв, она оставила небольшое пятнышко на ладони. Эдди принюхался. Это была кровь.

Снег падал, но в зоне пентаграммы он оседал в воздухе, где-то ниже, где-то выше, на невидимое нечто. Оседая, он тут же начинал таять и стекать кровавыми подтёками, очерчивая то, что было невидимым. Или кого.

– Мне нужно чем-то сражаться – сказал Эдди Офелии, и начал искать подходящее оружие среди трупов. Она присоединилась, но это казалось бессмысленным. Некто огромный, ростом выше самых старых елей, испускал клубы пара дыханием. По изгибам рогов с головы, кровь стекала ниже, по козлиной морде, крепкой шее, плечам и торсу, где впитывалась в шерсть.

Исполинский ужас стал виден вполовину своего тела.

Эдди мельтешил посреди тел, но ничего не находил путного. Были и луки, арбалеты, но такую тварь едва ли и огнестрел возьмёт. Вдруг он споткнулся – то была рука очередного бедолаги. Он присмотрелся поближе, и увидел, что тот разительно похож на него самого. Эдди стало не по себе. Рука покойника сжимала гитару. Эдди её узнал.

«Возьмись наконец за гитару, да?»

Чудовище подняло голову к звёздам и протёрло морду. Оно подёргивало длинными козлиными ушами, вслушиваясь в демоническую мелодию, и, наконец, опустило голову. Его глаза раскрылись и засияли бледным, холодным светом. Во лбу вспыхнуло третье око.

– Эй, козий окорок! Я к тебе обращаюсь.

– Эдди! Что ты делаешь!? – Офелия кричала где-то позади него.

Эдди стоял, широко расставив ноги. Через плечо на ремне свисала гитара, в поднятой вверх руке он сжимал один из медиаторов, которые всегда валяются у него в карманах.

– Офелия, держись леса! Мне кажется, я догадался, – крикнул он.

Чудище впёрло руки в землю и наклонилось к земле. Красные капли заструились по бороде в снег.

– Ut salūtas, ita salutabĕris^, смертный. Разве ты не ведаешь, кто я? – Голос звучал низко и глубоко, как трубы огромного органа, и в то же время мягко и спокойно.

– Догадываюсь

– Откуда же такая храбрость?

– Изнутри. Я могу верить в свою победу или не верить. Но если не верить, тогда точно не получится. Я буду надеяться до последнего вздоха.

– Audacia pro muro habētur^. Похвально. Посмотрим, насколько правдивы твои слова.

– Я ни хрена не понимаю, что ты там говоришь сначала, наверняка что-то умное. Но я точно знаю, что сегодня надеру одну козлиную задницу.

Чудище испустило чёрные клубы дыма из ноздрей и резко ударило от плеча. Разразился грохот, земля утопла под огромным кулаком.

Эдди едва успел отпрыгнуть. Тяжёлая гитара мешала двигаться.

Зверь занёс к плечу второй кулак.

Рука пролетела прямо у него над головой. Удар был прямой, как и думал Эд, поэтому он ринулся вперёд прямо под ним. Зверя это ошарашило, и обозлило ещё сильнее.

Эдди приблизился к пентаграмме, в углах пятиконечной звезды которой играла группа. Они все обернулись к нему и зазвучали громче.

Из земли к его ногам потянулись чёрные смолянистые руки, тонкие и скрученные как ветви деревьев осенью.

Он ударил по струнам. Пальцы, успевшие обхватить его голень, стали рассыпаться на ветру, подобно пеплу. Тогда Эдди понял, что пришёл его черёд.

Он начал с лёгкого ритма. Зверь, нависая над ним, испустил дым ещё раз, прямо на него. Но дым не окутал Эда, будто он был защищён некой сферой. Дым с огненными искрами кружился вокруг. Эдди перешёл на более тяжёлый ритм.

Дьявол раскрыл пасть, оголив длинные жёлтые зубы. Рывком он сомкнул челюсти. Эдди услышал хруст. Прямо перед ним скрежетали огромные костяные тиски в попытке переломить его, но им преграждала путь невидимая преграда, о которую чудовище обломило клык. Чудище завопило и отпрянуло от него.

Эдди не прекращал играть, и мелодия лилась со струн. Вокруг него становилось светлее, и он позабыл обо всём на свете.

Он почувствовал мурашки, бегущие по рукам. Приятное теплое ощущение разливалось от груди. Ветер теперь не пытался содрать с него кожу, а омывал прохладой и ласкал волосы. К нему вернулось давно утраченное чувство безмятежности, этот светлый луч в непроглядной тьме. Сейчас он продолжал играть не ради победы над Дьяволом. И даже не ради Офелии. А потому, что ему это нравилось.

Подошва кед оторвалась от земли – гравитация потеряла над ним власть. Он воспарил в ареоле света. Группа на земле защурилась и прикрыла глаза руками. Свет становился ярче, они кричали и прижимали ладони к глазам, пока из-под плотно прижатых пальцев сочилась та самая чёрная смолянистая жидкость. Она стекала и обволакивала их тела, пока они не стали полностью ей покрыты. Упав на колени, они воздели руки к небу. Нефтеподобное вещество стекало с них, и они становились тоньше и меньше. От каждого осталось только чёрное пятно на земле, которую она не желала впитывать.

– Ничего личного, парни. – сказал Эдди.

Он снизил темп и спустился на землю. Дьявол стоял поодаль, отблесками крови в лунном свете. В вытянутой руке он держал за волосы женскую фигуру над землёй.

Эдди быстро побежал к нему, как только мог. Демон шагал навстречу.

Он не успел.

Когда пробежать оставалось совсем немного – дьявол схватил свою жертву за ноги и разорвал её пополам. Он швырнул верхнюю половину тела перед собой.

Эд упал на колени перед ней. Офелия дрожала, вся она была перепачкана кровью, а слёзы размазали тушь по щекам. Она подняла на него взгляд, протянула руку и прошептала:

– Эдди...

Он взял её за руку и обнял другой.

– Это моя вина. Я не смог спасти тебя.

Он положил её голову на землю. Она больше не двигалась. Эдди поцеловал её в лоб на прощанье.

Он поднялся. Мир потерял очертания, ненависть опалила вены, а кулаки сжались до боли.

Дьявол смеялся.

Эдди ничего не сказал. Он к ринулся нему с криком, яростно ударяя по струнам.

– Да, пусть злоба скуёт твоё сердце. Питай меня, о дитя скорби! – демон оскалился. Он стал полностью видимым, его плоть беспорядочно росла во все стороны, отовсюду сквозь шерсть и кожу пробивались кости, гибкие извилистые отростки, руки, копыта и головы.

Эдди едва не рвал струны, гитара визжала в его руках. Он бил по ним беспорядочно, со слепым, поглотившим его гневом. Рядом иногда вспыхивали небольшие искорки, но ничего больше. До него дорвался женский крик позади. Кричали его имя. Он обернулся. К нему бежала Офелия, живая и невредимая.

И тогда он почувствовал удар.

Ниже гитары, из живота торчал воткнутый в него костяной отросток. На футболке разрасталось багровое пятно. Эдди упал на колено и повалился в красный снег.

Офелия упала к нему. Теперь уже она держала его голову, а он истекал кровью. Эдди не мог поверить своим глазам: его любимая была жива и нежно обнимала его.

– Я рядом.

Словно свершилось чудо. Она цела... Вот только какой теперь прок, если чудище вот-вот разорвёт их обоих?

Эдди стал перебирать пальцами по струнам. Ноты складывались в музыку, в тихую и лиричную гармонию. Это было начало соло.

Конечности демона окружили их, подобно огромной кисти, пытающейся схватить и раздавить. Офелия оторвала кусок платья и прижала к ране. Он играл умиротворённо, будто плывёт, лёжа на дне лодки, в тихой реке посреди леса.

Скорость – это хорошо. Можно играть и со злобой. Но главное в музыке – это вложенные эмоции, которые ты пытаешься передать, неважно сложно или просто. Музыка это – красота, а красота безгранична в своих проявлениях.

Боль сковывала движения, тянула за пальцы, но он играл как мог, подбирая ноты так, чтобы не страдала мелодия. Пусть он страдает за неё.

Демон сомкнул хаотичную огромную ладонь из длинных жилистых отростков и костяных шипов, которой он обратился.

Конечности прошли сквозь них, как дымка. Демон метал в ярости, бил наотмашь, но всё без толку. Он будто превратился в призрак. Смертоносные доселе орудия стали бесполезны.

С концов отростков начал клубиться пепел в воздухе. Конечности покрылись россыпью трещин, из которых слетали угасающие искорки, и в конце концов, зола сыпалась с каждого кусочка тела.

Со звериным многоголосым рёвом он обрушился на них всей своей мощью и рассыпался в прах. Ветер тут же подхватил всё и унёс к еловым вершинам.

Эдди сыграл последнюю ноту.

– Мы...мы победили?

– Да, Эдди. Ты справился. – она улыбалась и утирала слёзы.

– Это хорошо... – Эдди лежал на земле и смотрел в небо. Падал снег, но уже белый.

– Я же видел, как тебя... не могу понять.

– Это же дьявол. Не стоило ожидать от него честной битвы.

Он повернул голову набок и увидел разорванный надвое труп. Он ничем не отличался от кучи других, лежащих вокруг, безликий парень.

– Кто они?

– Я не знаю. Наверно, они тоже когда-то пытались.

– Жаль, я к ним присоединюсь, – он попытался приподняться, но резкая боль стрельнула в мышцах.

– Не говори так. Всё же будет хорошо?

– Нужно смотреть правде в глаза – я умираю. Но мне не о чем жалеть. – он утёр слезу с её щеки. – Это достойная смерть. Хах, интересно, бог расщедрится на ещё один шанс?

Он улыбнулся и закрыл глаза. Чувствовал, как падает в небытие.

 

В глаза слепил свет, он прикрыл их рукой. Голова гудела, но он смог подняться на кровати.

В тесном пространстве царил бардак: всюду одежда и сумки, а на столе куча грязной посуды. Свет, что резал глаза, исходил из окна, которое никогда не знало штор.

До него дошло, что он проснулся в своей общажной комнате.

– Я жив, что ли?

– Судя по твоему перегару, я б так не сказал, – повернулся к нему сосед от экрана компьютера. – Проветри окошко хоть.

Эдди поднялся с постели и с трудом открыл форточку – в лицо ударила бодрящая осенняя прохлада. Выпил воды, много воды. На душе стало хорошо. Не каждый день побеждаешь дьявола как-никак. Но он так и не мог понять, почему он жив, он же точно умер тогда во сне, он чувствовал это. Дал ли бог ещё один шанс, и они встретятся в следующей жизни? Может, он изначально ничем не рисковал, а бог просто проверял его, готов ли он поставить свою жизнь на кон ради неё? – Эдди не мог знать. Да и найдёт ли он в жизни Офелию, или это всё игры его разума? От всех этих размышлений голова шла кругом. Ну и от похмелья тоже.

Он привычно потянулся к телефону, проверить, что нового. Непрочитанное сообщение от Лёхи: «Даже не знаю, стоит спрашивать или нет. Вечером репетиция будет?»

«Да. Сегодня. И завтра. Всегда.» – не задумываясь, отписал ответ Эдди.

– Ого, ты это чего, так вдохновился рок-кафе? – он появился в сети.

– Ты о чём?

– Недалеко от самого дальнего корпуса открылось новое кафе, с рок тематикой. По вечерам там выступают, нам тоже надо попробовать.

Эдди положил телефон в карман и накинул куртку. Он спешил на встречу.