«Эх внучек, погубит тебя когда-нибудь твоя жадность» – часто повторяла моя бабушка. Мудрая она была женщина, моя бабушка. И насчёт жадности была совершенно права. Но четыре золотые монеты только за то чтобы присоединиться к каравану! Это в Рандорском-то герцогстве, где старый Варт, да упокой пресветлый Митра его благородную душу, ещё десять лет назад вывел под чистую всех разбойников и благородного, и не благородного происхождения.

Правда герцог Варт уже полгода как в могиле, как и сын его, Хольм, а правит теперь какая-то Элайона... Про которую всякие, очень нехорошие слухи. Опять же, женщина, и, конечно, порядку при ней будет меньше. Но... Не могут же разбойники расплодиться так быстро. Они же не грибы.

Так думал я вчера. Так думал я ещё сегодня утром, когда после обильного завтрака выехал с постоялого двора, посмеиваясь над глупыми претензиями начальника каравана. Я ещё час назад так думал.

А теперь... Теперь в моей – впрочем, уже, надо полагать, не моей – телеге вольготно расположились три здоровенных босых мужика. Одеты они в невообразимые лохмотья, но кинжалы у них преогромные. Хоть и заржавевшие. Мне, однако, от того не легче. Эх, если б не пожалел я четырёх золотых... Если б вспомнил вовремя мудрую свою бабушку... Но четыре золотых? И рожа у начальника каравана такая была наглая... Оно, конечно, теперь все мои монеты, и эти четыре золотых тоже, покоятся где-то под необъятной задницей предводителя проклятых оборванцев... И всё равно, такая плата за присоединение к каравану... Да даже в Пограничном Королевстве столько не берут! А ведь там, почитай, каждый житель, от короля до последнего нищего, прирождённый разбойник и душегуб. Там даже дети малые с кистенями ходят. И все только и ищут кого бы ограбить. Дак и там всего два золотых берут, редко три. А этот гад... Ладно, накажут его боги за жадность великую, да за мою душу погубленную...

Мне в телеге места не нашлось. Я бегу за нею следом и если отстаю, то прочная верёвка впивается мне в запястья, вынуждая шевелить ногами из последних сил. Хорошо ещё, не быстро телега едет. А как же ей быстро ехать, ежели три здоровенных бугая в ней разлеглись? Лошадёнки мои, Зорька и Звёздочка, из последних сил выбиваются, эту тяжесть двигая. Эх, загонят их душегубы проклятые, а ведь плачено за обоих золотыми монетами: за Зорьку три, а за Звёздочку мою милую целых пять. Эх, проклятые злодеи, хоть бы животину бессловесную пожалели.

Удивительно ещё, как меня самого-то не порешили? Впрочем, жалость тут ни при чём. Нет у этих подонков жалости. Лежат себе в телеге, да винцо моё попивают. Три бутылки уже выпили, а вино-то ведь не простое, я его от самой Коринфии везу. Сам ни капельки не выпил, в Южной Бритунии пробавлялся ихним розоватым пойлом, а здесь, в Рандоре и вообще кислый эль пил. Эх, тяжела ты купеческая доля! Недосыпаешь, недоедаешь, не допиваешь... Споришь до хрипоты с жадными покупателями. А все плоды твоих трудов пропадут в одночасье, и рад ещё, что жизнь не потерял. Впрочем, радости-то тут мало. Во-первых, что за радость нищему жить. А во-вторых... Слышу я о чём проклятые душегубы треплются. Не из жалости меня живым оставили. Ох, не из жалости... Болтают они между собой – четвёртую бутылку вина допивая! – что новая герцогиня, Элайона эта, хорошие деньги за рабов даёт. А скупает она их для каких-то ужасных колдовских надобностей, про которые даже душегубы мои говорят испуганным шёпотом. Эх, Митра Пресветлый, не прошу уже вернуть имущество, пусть семья моя подаянием живёт. И дочки мои две... В самом возрасте красавицы, да только кто же их без приданного замуж возьмет? Только такие же голодранцы... Не прошу уже и жизнь мою сохранить. Хотя, что ж греха таить, хотелось бы ещё пожить. И если б дал ты мне такую возможность, так я бы нашему жрецу заплатил, чтобы он целый год тебе, Светоносному, свечки каждый день ставил. У него, оптом-то если заказать, дешевле выходит... Но не прошу я, Лучезарный, сохранить мою жалкую жизнь. Нет, так нет. Об одном тебя молю: спаси, Податель Жизни, душу мою от колдовского поругания, пусть она хоть в котлах неграловых горит, только бы не сгинула совсем. Услышь меня, Всеблагой...

Эх, помолился, и на душе легче стало, хотя ногам уж бежать совсем невмоготу. Но телега, однако, медленней пошла. Видно услышал меня Митра Великий, послал хоть какое-то облегчение. Только я уж бежать совсем не могу. Плетусь шагом, ожидая каждую секунду жестокого рывка верёвки. Однако покуда Митра милует, придерживает моих лошадок. А может у них и у самих уже сил нет. Загнали их совсем злодеи проклятые.

Делаю ещё один шаг, и вдруг натыкаюсь на край телеги. Опираюсь о него связанными руками, неловко сползаю на колени. Эх, счастье-то какое, привалиться вот так к деревяшке и не бежать никуда. Пали видать мои лошадушки, не выдержали такого издевательства. Отлетели их невинные души в царствие Пресветлого Митры. Эх, и мою бы душу Пресветлый сейчас забрал, потому как нет больше мочи терпеть эти мучения.

Однако не торопится Всеблагой забрать меня в свои чертоги. Видно не испил я ещё до дна свою горькую чашу... С трудом поднимаю голову. Нет, стоят мои лошадушки, качаются бедняжки, но стоят, живые ещё. Почему ж остановились? Разбойники совсем развеселились: гогочут, руками размахивают. Они, конечно, целый час уже веселятся – с тех пор, как меня встретили, да до вина моего добрались – но сейчас уж что-то совсем разошлись. Только что из штанов не выпрыгивают.

– Ах, какой сегодня день! Какой удачный день! – вопит предводитель. – Есть на свете боги!

Боги-то они, конечно, есть, только вот день сегодня поганый. Но с чего эти подонки так разошлись? Что их душонки гаденькие обрадовало? Не иначе, ещё одну жертву беззащитную увидели. Проследил я за их взглядами алчными – точно! И не одну даже, а целых три. Тоже купчишки, только небогатые: повозки и лошадей у них нет, товары тащат на своём горбу. На поясах – кинжальчики. Эх, разве с такими игрушками по бритунийским дорогам ходить? Нет бы взять с собой мечи добрые, да кольчуги прочные. Глядь, тогда бы и одолели супостатов проклятых, да меня освободили. Впрочем... Этим бы и мечи не помогли. Не та компания. Один мужик вроде мускулистый и в плечах широкий, но лицо... Эх, видывал я такие лица. Не то что мухи не обидит – даже и пытаться не станет... Второй – мальчишка совсем. Вот этот-то в бой рвётся, только что от него толку... Третий... Митра Пресветлый! Вот с чего разбойнички так раскричались. Потому что третий и вовсе девчонкой оказался. И очень, знаете ли, даже симпатичной девчонкой. Конечно, в моём прискорбном положении не до глупостей мне, но я ведь не слепой. Руки мои связаны, но глаза-то видят! Тем более, посмотреть было на что.

Тёмно-каштановые волосы, чуть вьющиеся и очень коротко подстриженные. Раскосые светло-жёлтые глаза. Довольно необычно, интересно, откуда она родом? Рубашка из блестящей ярко-рубиновой ткани не мешала любоваться великолепной, удивительно белой шейкой и подчёркивала стройность фигуры. Короткие изумрудно-зелёные шаровары едва закрывали колени. Ножки, обутые в маленькие и тоже коротенькие сапожки, были удивительно изящны. Да, люблю посмотреть на красивых девушек. Как-то сразу забываются все невзгоды, снова чувствуешь себя молодым и готовым на любые подвиги... Но только посмотреть, не поймите меня превратно. Клянусь, ничего другого мне и в голову не приходило. Я ведь человек серьёзный, у меня жена, две дочки, да и руки мои ведь связаны прочной верёвкой. И вообще, я уже давно вышел из того возраста... Да.

А вот намерения разбойников, похоже, были не так чисты. Их радостные возгласы свидетельствовали об этом совершенно недвусмысленно. И выражались эти помыслы столь прямолинейно, что залился бы краской даже и завсегдатай портовых борделей. Я, во всяком случае, покраснел. А вот из встреченной нами компании смутился только мальчишка. Мужик продолжал глупо лыбиться, а девчонка... Девчонка тоже улыбнулась. Как будто её осыпали изысканными комплиментами. Ни тени страха или смущения даже не мелькнуло на её лице.

Да, совсем стыд потеряли. Оно, конечно, в такой ситуации ей деваться некуда, но ведь страх должна испытывать и смущение. А эта... Вроде как даже рада приключению. Бросила быстрый взгляд на охальников, потом на мужика, своего спутника. Тот хмуро кивнул. А куда денешься? Мальчишка вскинулся, к кинжалу потянулся. Кто он ей, брат наверное? Молодой ещё, глупый. От девки не убудет. Наоборот, может ещё и прибудет. Хе-хе... Тем более, ей, бесстыднице, должно быть не впервой. Ишь как глазками зыркает, ручки вверх подняла, изогнулась... Тьфу, бесстыдство. И руки-то у меня как на грех связаны...

Тут что-то странное приключилось. Свет какой-то в глаза ударил, звук какой-то раздался... Сосны вековые, дорога пыльная – всё вокруг, как будто, покачнулось. Но тут же встало на место. Но не всё. Исчезла с бесстыдной девки рубаха – остались только шаровары, да полоска ткани, тоже изумрудно-зелёная, едва срам прикрывающая. Ох, грех какой... Но до чего демоница хороша! Разбойнички аж завыли от восторга.

– Да ты волшебница! – проворковал ихний предводитель, хриплым от волнения голосом.

А бесстыднице всё мало. Снова ручки вверх подняла, что-то вполголоса пробормотала... Снова мир покачнулся, снова свет в глаза ударил и в ушах что-то гукнуло. Глаза мои непроизвольно расширились, разбойнички вперёд подались. Потому что сейчас должны были, надо полагать, исчезнуть и...

Только что-то не то случилось. Не то, чего мы ожидали. Нет, шаровары то и впрямь исчезли. И полоска та зелёная тоже. Но того, что мы увидеть надеялись, мы не увидели. Потому как и сама девка исчезла. Но не совсем. А стоял перед нами нами на пыльной дороге жёлтенький скелет. Стоял он, грациозно изогнувшись, и пустыми глазницами кокетливо эдак улыбался.

Глаза у меня чуть не лопнули. Сердце от ужаса совсем перестало биться. Разбойнички тоже что-то притихли. Куда и удаль вся девалась. Да, с колдуньей связаться – это вам не беззащитных купцов потрошить...

Первым очухался атаман. Взвизгнув, как увидавший волка поросёнок, вскочил на ноги, наступив грязной босой пяткой на один из моих тюков. Раздался хруст. Негромкий, но очень зловещий. Какой-то чуть-чуть звенящий. Как будто кто-то тяжёлый наступил на хрупкое блюдо из тонкого кхитайского фарфора.

Сердце моё от ужаса снова начало биться. Да ведь это кхитайское блюдо стоило больше, чем все остальные товары! Эх, почему не продал я его в Опкофарде? Ведь триста монет предлагали! Подумал, что с купающихся в серебре рандорских эрлов возьму дороже. Вот и взял...

Атаман соскочил с телеги и стремглав бросился к лесу. Двое его подчинённых последовали за ним. Я, забыв даже про кхитайское блюдо, рванул за ними. Эх, мне бы, дураку, хоть в другую сторону побежать, чтобы, значит и от мертвяка спастись, и от живых тоже. Мне бы вспомнить опять свою мудрую бабушку... Очень она в некромантии разбиралась и, когда речь об этом предмете заходила, всегда повторяла: «Мёртвых только дураки бояться, бояться надо живых...»

Но забыл я эти её мудрые слова. Да и ещё кое-что забыл. Про верёвку. Но уже на третьем прыжке вспомнил. Вы бы тоже вспомнили, если бы вас так дёрнуло... В первый момент я был совершенно уверен, что руки мои оторвались от плеч, а запястья от рук. Но и те, и другие продолжали немилосердно болеть, так что, вероятно, какую-то связь с телом ещё сохраняли. Страх прошёл совершенно. В эту минуту я не боялся ни свирепых разбойников, ни кокетливых скелетов. Я вообще про них забыл. Как червяк, извиваясь в пыли, прополз я немного назад, и ослабшая верёвка перестала рвать меня на части.

Чуть отдышавшись, поднялся я с трудом на колени. С опаской огляделся. Два разбойника исчезли бесследно, а третий, громко вопя, катался по обочине, держась обеими руками за голень левой ноги. Очевидно, он запнулся и упал, причём очень неудачно. Вместо скелета на дороге снова стояла та девчонка. Рубашка её тоже была на месте – к сожалению. Мужик улыбался, мальчишка дико хохотал. Наверное, со стороны это всё действительно выглядело забавным. Мне, однако, было не до смеха: руки страшно болели и всё ещё были связаны, дивное кхитайское блюдо, расписанное драконами и принцессами, превратилось в мелкие осколки...

Девушка сделала несколько шагов и подошла к катающемуся по земле мерзавцу. Тот перестал вопить, сел и уставился на неё. На его гаденькой морде расплылась глуповатая улыбка. Колдунья снова вопросительно глянула на своего улыбающегося спутника. Мужик добродушно кивнул. В мгновение ока в руке девушки оказался кинжал. Довольно неплохой кинжал, кордавской, похоже работы, на ручке два небольших рубина, судя по всему, настоящих. За такой легко можно выручить десять золотых ауреев. А если постараться, то и все двенадцать.

Сидящий на земле разбойник тоже уставился на кинжал. Улыбка на его лице как-то сразу погасла, в глазах мелькнуло недоумение. Действительно, зачем такой девчонке кинжал? Через мгновение мы это узнали. Рука девушки быстро рванулась вперёд, сверкающая сталь коснулась горла сидящего бандита. Лёгким танцующим движением она быстро ушла в сторону, так быстро, что ни одна капля хлынувшей фонтаном крови не попала на её одежду.

– Эй, Ринга, – запротестовал её спутник. – Ты рехнулась? Его же надо было сначала допросить...

– Да? – несколько смутилась та, кого назвали Рингой. – А я думала... Да и что он может знать?

Мужчина промолчал. Бесполезно спорить с женщиной, да, к тому же, главным в их компании, явно был не он. Девчонка деловито обтёрла кинжал о грязную куртку убитого и отошла от него в сторону. В мою сторону. Это мне не понравилось. Тем более, что кинжал она по прежнему держала в руках.

– Ринга... – снова попытался вмешаться мужчина.

– Конечно, конечно, – проворковало это нежное создание, поигрывая кинжалом и приближаясь ко мне.

А руки мои были связаны и привязаны к телеге. И я теперь уже помнил, чем окончилась моя попытка убежать от скелета. А эта дрянь подходила всё ближе и ближе. И чем ближе она подходила, тем менее симпатичной она мне казалась. Ну ничего, совершенно ничего привлекательного. Даже странно, что ещё пять минут назад... Но надо же что-то делать!

– Люди добрые! – завопил я. – Не губите, Митры ради. Жена, две дочки... По миру ведь пойдут! Возьмите... – Простёр я руки к телеге. – Возьмите половину всех товаров! – Тут я вспомнил свою мудрую бабушку и то, что она говорила мне про излишнюю жадность. – Возьмите две трети!

– Так половину или две трети? – зловеще усмехаясь, спросила злодейка.

Э-э-эх! Придётся видимо... В конце концов, мертвецу богатства не нужны. Лучше уж, чем жизнь свою потерять...

Три! – произнёс я, севшим от волнения голосом. – Три четверти возьмите...

Засмеялась тварь жестокосердная, свободной рукой схватила меня за руки, а той рукой, в которой был кинжал... Я глаза закрыл и конца жду неминучего. Сил больше нет ни говорить, ни думать. Острое холодное железо коснулось моей ладони, впилось в запястье... Боги, как же больно, руки жжёт, будто раскалённым железом. Глаз не открываю – зачем? Итак ясно, что вены мои перерезаны и фонтан крови...

Боль всё сильнее. Почему я до сих пор жив? Крови во мне уже явно не осталось. Сердце не бьётся. Почему ж ладони-то будто в огне горят? Может я уже в царстве Нергала? И меня опускают в котёл с кипящей смолой?! Но ведь так не положено! Должен быть сначала божественный суд и все мои грехи и благочестивые поступки тщательно должны быть взвешены! Что ж это такое?! Нет правды на земле, и в небесах тоже нет?!

Осторожно приоткрываю глаза. Смотрю на свои руки. Верёвок на них больше нет. И кровь не хлещет. Только на запястье небольшой порез. Так она меня не зарезала?! Наоборот, от верёвок избавила! Поднимаю глаза на свою спасительницу. Симпатичная, всё же, девчонка! И кинжал уже в руках не держит. Нет, ну просто красавица!

Красавица касается моих рук, трогает плечо. Больно. Вдруг хватает меня за правую руку. О-о-о, какая боль! Но в плече, вроде как, что-то встаёт на место. Хотя болеть и продолжает. Хватает мою левую руку. А-а-а!!! Уф... А теперь что она делает? Расстёгивает на мне куртку! Неужели... Нет, не может быть! Хотя... Почему бы и нет? Девица, судя по всему, взбалмошная... Мало ли что взбредёт в её хорошенькую головку. А я, хоть и располнел малость в последнее время, но очень даже ещё ничего... И так геройски перенёс все невзгоды. Ага, куртка уже снята и хорошенькие пальчики расстёгивают на мне рубашку. Боюсь только, после всех этих переживаний, я... Да и жена у меня есть... Но не могу же я обидеть свою спасительницу! А жена далеко, ей сюда и за полгода не добраться...

Так, вот и рубашка моя уже лежит на дороге. Девушка роется в висящем на её поясе мешочке, извлекает какую-то баночку. Открывает её, зачерпывает какую-то мазь... Нежные пальчики касаются моего плеча, запястья. О-о-о! Боль почти сразу покидает истерзанные руки. Только что мне казалось, что я в котле Нергала, а теперь... Теперь я в небесном чертоге всеблагого Митры. И ведь это, судя по всему, ещё только начало! Да, денёк сегодня выдался. То смерти ждёшь неминучей, то блаженства неземного. То взлетает душа в волшебные выси, то плюхается в зловонную грязь...

Так, а что же девчонка? Закрывает свою баночку, прячет её снова в мешок, поднимает с земли мою рубашку... Грациозным движением кидает её мне. Я машинально ловлю, не отрывая от спасительницы восхищённого взора. Ничего, правда, не понимаю. Зачем рубаха-то? Смотрю на девушку с некоторым недоумением. И она на меня смотрит. И тоже, почему-то, с недоумением. Открывает свой прелестный ротик и чарующим голоском...

– Одевай рубаху-то, – говорит, – простудишься, чай не май месяц.

Оно конечно так, осень на дворе, но ведь в сердце моём... Только нет её, жестокой, никакого дела до моего сердца и чувств моих, пламенных и чистых... Грустно сую руки в рукава. Хорошо, с другой стороны, что не зарезала. А глупости все эти... Я ж не мальчишка какой – солидный, серьёзный купец. Верный муж. И никакие вертихвостки, Митра Великий свидетель, не могут меня в искус ввести. Не на того напали! Однако, что же дальше?

А дальше подходит к моей телеге тот мужик, начинает, подлец, в моих товарах рыться. Я на него смотрю, но ничего пока не говорю. Чувства в душе бушуют противоречивые. Не очень-то это вежливо, в товарах чужих рыться. Люди благородные так не делают. А, с другой стороны, если ему об этом сказать, как бы девчонка эта гадкая опять свой кинжал не вытащила – у неё, дуры, семь пятниц на неделе. Опять же, обещал я им что-то, кажется, четверть от своих товаров. Или больше? Да нет, не мог я больше обещать, никак не мог. Я ж не совсем от страха одурел, чуть-чуть, а соображал...

Тут мужик товары мои оставил в покое и на меня взглянул. И улыбки глупой на его лице больше не было. А было в его лице что-то такое, что я сразу вспомнил, что не четверть я обещал и даже не половину... Как у меня тогда эти слова вырвались, только боги знают, сейчас-то и в мыслях такое повторить не могу. Не иначе, Сет проклятый разум мой затмил, а язык развязал. Эх, Митра, Податель Жизни, а ты-то где в это время был? Почему меня от врага рода человеческого не защитил?!

– Купец? – спрашивает мужик. И глаза его ледяные прямо насквозь меня пронизывают.

– Купец... – отвечаю. А куда денешься? И рад бы соврать, да язык не слушается. Да и, если разобраться, может и нет смысла это скрывать? Купец – ведь это не разбойник, не вор, не душегубец... Купец – это...

– Откуда путь держишь? И куда?

– Из Коринфии я. Из Олифанта. Таких маслин, как в Олифанте вы, господин, нигде не найдёте. Конечно, маслины и в Куруане выращивают, но вкус у них, господин...

– Куда едешь, я спросил, – поморщился господин. Теперь то уж я понимал, что никакой это не мужик, а господин самый настоящий, и даже наш Октор, первый министр, по сравнению с ним, вот прямо как та куруанская маслина против нашей Олифантской... А значит отвечать на его вопросы нужно точно, кратко и правдиво.

– А еду я, значит, по торговым делам в холодные варварские страны, чтобы, значит, и до них донести...

Тут я смешался. Господин меня не перебивал, но лёд в его глазах, больше всяких слов говорил. Девчонка, та давно уже стушевалась. Стояла себе рядышком, глазки в землю потупив. Вовсе не она в этой компании главная. Она – на подхвате. Зарезать кого, или купца простодушного в соблазн ввести... Только вот, кто они такие? Но надобно же что-то отвечать, а то мигнёт господин своей демонице и...

– Думал я после Бритунии завернуть в Пограничное Королевство, – решился я наконец. – А потом, если Пресветлый Митра, Податель Жизни и милостивый наш заступник...

– Опусти подробности. Кто такой Митра я и без тебя знаю.

– Простите, господин. Сию минуту, господин. Была у меня мыслишка добраться до Хологи, что в западной Гиперборее обретается. Меха там уж больно хороши, а отдают за сущие гроши. А в нашем Олифанте за них хорошие деньги можно взять. А ежели не полениться да эти меха отвести в Шадизар, или, к примеру, в Султанапур...

– Я понял. Про Вендию и Кхитай можешь не рассказывать.

Ишь ты, понимает в нашем деле. Ежели с этими мехами добраться до Вендии, так на всю жизнь себя обеспечить можно. Если, конечно, ещё и обратно вернуться удастся...

– Гиперборея, значит... – проговорил господин. – Неблизкий путь. Для такого дела хорошая охрана нужна.

– Так оно, – говорю. – Что верно, то верно. Ныне, как выяснилось, без охраны даже в Рандоре делать нечего. А уж в Пограничном Королевстве с его лордами-разбойниками, да в Гиперборее с её разбойниками-колдунами...

– А не хочешь ли ты, мил человек, нас в охранники нанять?

Интересное предложение. Странное, правда, но заманчивое. Потому как отказываться от него никак нельзя. А то мигнёт своей демонице... Только ему-то это для чего надо? Я, конечно, заплачу сколько скажут. Из благодарности за спасение и во избежание новых неприятностей... Опять же, такие охранники и впрямь пригодятся. Но им-то это зачем? В чём тут обман? Ежели хотят они моей телегой завладеть, дак ведь могут и без хитростей...

– За каким демоном мы будем охранять этого... – удивилась и его спутница. Эпитеты, которыми она наградила меня, опускаю по причине их крайней неблагозвучности и полнейшей несправедливости. Но она тоже была в недоумении.

– Нам ведь всё равно в Гиперборею, – ответил ей мужчина. – Удобнее путешествовать вместе.

– Удобнее? Чем удобнее? А-а-а... – смекнула она наконец.

Я «А-а-а...» говорить не стал. Но тоже смекнул. Мы купцы тоже не лыком шиты. Всякого повидали. Октор, первый министр нашего славного Олифанта, когда я в Куруан по торговым делам отправлялся, завсегда со мной беседовал. Просил глаза держать открытыми и разговоры в кабаках внимательно слушать. Мало ли что эти проклятые куруанцы опять против нас замышляют... И я его просьбы всегда выполнял: я ведь своего города патриот, да и попробуй-ка просьбу первого министра не исполнить... Но если даже наш маленький городишко к соседям лазутчиков засылает, то большие и сильные государства тоже, надо думать, не отстают. И действительно – будет им удобнее считаться купеческой охраной. А мне? Мне, конечно, лишнее беспокойство. С такой компанией можно в такую историю вляпаться... Однако простых разбойников, зато, можно будет не бояться. Да и выбора у меня нет. Откажусь – заберут мои товары и будут сами купцов изображать, а меня самого... Да...

В общем нанял я их охранниками, положил по восемь монет каждому, за то что до Халоги меня сопроводят, и пошёл товары разбирать, да убытки свои подсчитывать. Первым делом, конечно, блюдо то распаковал. Роспись на нём дорогая, если осколки не очень мелкие, так и за эти осколки кое-что выручить можно... Вытащил я его родимое, и чуть от счастья не завопил – цело оказалось блюдо-то! Что там в телеге хрустело, не знаю, да и не важно это. А блюдечко-то моё целёхонько! Со всеми своими принцессами и драконами. И так у меня на душе стало хорошо, что даже все эти шпионские страсти стали казаться чем-то вроде увлекательного приключения. Эхма, где наша не пропадала!