– Анта! Анта, черт побери, где тебя носит! Валерина сердится!

– Подумаешь, – буркнула Анта себе под нос. – У меня законные пятнадцать минут перерыва.

Не торопясь глотнула чаю в последний раз, смяла бумажную салфетку жёлтыми от йода пальцами, поправила вытравленные перекисью кудельки под марлевой шапочкой. Шагнула с террасы в густую вонь приёмного покоя.

Привычный душный запах потных тел, прелых ватников, вымытого лизолом пола шибанул в нос. Как Анта теперь ненавидела его, этот запаx!

Она поступила на работу фельдшерицей в больничку три года назад, вся такая воздушная, бурлящая добрыми помыслами и великими планами, как гороховая похлёбка в котелке. Похлёбку вскоре пришлось выплеснуть, иначе здесь было не выжить. Остатки же добрых намерений прилипли ко дну, пригорели, обуглились – никак не отодрать. Неприятное напоминание о щенячьей наивности.

Больше и не осталось ничего. Ни кос до пояса, ни румяных щёк, ни радужных планов на будущее. Последние лопнули, как мыльный пузырь, когда её жених, Грай, нечаянная радость, мальчишка совсем, на год моложе, умер от скоротечной чахотки – не выдержали изгрызенные кислотными парами лёгкие. А она осталась – выживать дальше.

 

Анта прошла в кабинет мимо разом вскинувшейся очереди, крикнула хрипло:

– Следующий!

В кабинет как-то боком протиснулся человек лет тридцати с бледным помятым лицом и реденькой клочковатой бородёнкой. За руку он держал маленькую девочку.

– Педиатрия налево, – сухо сообщила Анта, не отрываясь от бумаг.

– Это я пациент, – испуганно зачастил клочкобородый, словно боялся, что фельдшерица выставит его, не дослушав. – Обжёгся вот.

Быстро закатал рукав рубашки, обнажая неровный, набухший плазмой волдырь во всю тыльную сторону ладони. Вокруг волдыря шла бордовыми пятнами бледная веснушчатая кожа. Анта вздохнула, протёрла волдырь спиртом и взялась за ножницы.

Девочка дёрнулась, скривила губы, будто плакать собиралась, уткнулась отцу в колени, прикрыла ладонями уши.

Анта хотела её шугануть, чтобы не мешалась под ногами, но не стала. То ли пожалела, то ли побрезговала слезами и криком.

Вскрыла волдырь, наложила толстый слой бактерицидной мази, повязку. Девочка оторвала покрасневшее личико от отцовского колена, зашлась натужным лающим кашлем, всё никак не могла остановиться. На тоненькой шее по-взрослому вздулись жилы, по горлу прокатился рвотный комок.

– Может, – оглянувшись, зашептал клочкобородый, схватив Анту за рукав халата, – может, у вас ингаляторы лишние найдутся? Я заплачу, деньги есть.

– Па-па-ша, – укоряюще отчеканила Анта, с отвращением отрывая от себя клешнятую ладонь, – дополнительные ингаляторы – только для тяжёлых. А красть – я не краду. Идите, и впредь будьте осторожнее, не выставляйте руки под дождь.

Незадачливый папаша как-то бочком-бочком сполз со стула, обнял дочку за плечи, задом выбрался из кабинета, осторожно прикрыл дверь. Но всё равно было хорошо слышно, как гулко бухает в коридоре девочка. Анта застыла на минуту, уткнувшись взглядом в стену, неожиданно для самой себя вскочила, выбежала в коридор. Догнала клочкобородого уже у лестницы. Достала из кармана ингалятор.

– Вот, почти полный. Расходуйте экономно.

Развернулась и прежде, чем мужчина сообразил, что происходит, вернулась в кабинет:

– Следующий.

Потом никак не могла понять: какая муха её укусила? Отдать свою собственную пшикалку в начале осени. Совсем мозгами тронулась! Но не отбирать же теперь.

 

***

Возвращалась домой Анта уже в темноте, месила ногами пузырящуюся грязь под ногами. Хлюпали по лужам резиновые сапоги. Под единственным фонарём мальчишки пинали ногами старый мяч. Все в очках-консервах, с прожжёнными кислотой повязками, закрывающими потные физиономии.

Анта шла и удивлялась, как быстро и незаметно утекает сквозь пальцы время. Только что было лето – и вот уже простуженная, чавкающая размокшими дорогами осень подобралась неожиданно, как старость.

Почти не переставая лили дожди, было сыро и холодно. В воздухе стоял едкий кислый туман. Обновлённая весной краска на ставнях вздулась пузырями, а кое-где и полопалась. Коровы и лошади отрастили длинную бурую шерсть. Полевые мыши зарылись в землю и закуклились. Большинство диких зверей улеглось в берлоги, в спячку. Белки замуровались в дуплах. И только покрытые чешуёй волки остервенело гоняли лохматых, похожих на колобков зайцев по безлюдному лесу.

А вот птицы никак к осени не подготовились, потому что исчезли почти сразу после Перелома сотни лет назад.

Покрытые влажной слизью листья на деревьях и кустах высохли и свернулись коричневыми дудками. Впивались в землю иголками дождевые струи, стучали капли по черепичным крышам: в доммм, в дыммм, в доммм, в дыммм.

В больничке постоянно толкался народ. Кашлял, хрипел, стонал жалобно. Сплёвывал под ноги склизкую мокроту.

Персонала не хватало. Работали в полторы смены. Тёплые после автоклава шприцы, марля в жирной белой мази, ожоги с волдырями и язвами. Анта очень уставала. К концу дня хотелось привалиться к кафельной печке и задремать прямо стоя. Да ещё нескончаемые разговоры о том, что жизнь год от года становится тяжелее, ацидные дожди идут всё чаще и чаще, и ничем хорошим это кончиться не может. Хорошо бы уехать, но, куда ни отправься – везде одно и то же.

Но так говорили и год, и пять, и сто лет назад...

 

На крыльце дома Анта включила душ, долго стояла под тугими струями, смывая с прорезиненного плаща и сапог едкие капли. Шагнула в коридор, с облегчением стянула с лица респиратор, сунула ноги в тапки. Побрела на кухню, к угольной плите. Хотелось есть.

Достала из таза весь день отмокавшую там рыбу с белёсыми слепыми глазами и красными жабрами, обваляла в муке, кинула на сковородку, по кухне поплыл аппетитный запах жареного.

Рыбу принёс удильщик Геворгий, овдовевший год назад.

Он часто захаживал в это лето и в эту осень, и всегда не с пустыми руками. Вздыхал молча, пил чай с крыжовниковым вареньем. В доме не осталось хромых стульев.

– Геворгий, оно, мужик справный, – говорила соседка Карасиха, заглядывающая одолжить то соли, то перца. – Ты бы, девочка, подумала.

Анта соглашалась и с тем, и с другим. Ага, Геворгий хозяин что надо. Ага, не одной же свой век куковать. Ага, она подумает.

Но, казалось, согласишься, и как крышкой гроба свою жизнь припечатаешь. Поэтому и не торопилась. Не найдёт Геворгий никого другого – хорошо, найдёт – ещё лучше.

***

На работу было к двенадцати. Карасиха попросила забраться на крышу – засыпать соды в один из двух баков дождевой воды. Анта поднялась на чердак, вылезла в окно, забралась по хлипкой лестнице, хватаясь за перекладины руками в резиновых перчатках. Открыла окошко в эмалированной крышке, высыпала соду, размешала длинной деревянной палкой, глядя, как поднимается вверх белая пена. Сунула в воду полоску лакмусовой бумаги – убедиться, что вся кислота нейтрализована. Порядок! Бак готов. Можно заполнять следующий, а этот пускать в дело.

Анта спустилась на крышу. Здесь, наверху, жёлто-коричневые, будто пропитанные йодом низкие облака, казалось, ещё сильнее давили на плечи, пригибали к серой черепице. Анта выпрямилась, упрямо вздёрнула подбородок, огляделась. Увидела стоящee напротив гостиницы грузовое авто на солярке – редкого гостя в городке. По их улицам обычно ползали мухами машины-крошки на магическом ходу, застревали то и дело, когда волшба раньше времени испарялась из чаробака.

Авто было большое, новое. Неприлично ярко сверкалo жёлтыми боками. Рядом стояли трое в блестящих чёрных плащах. Явно какие-то важные птицы.

 

***

– Анта! – сунул длинный красный нос в дверь фельдшер Зелёнка. – Тебя Валерина зовет. Мне было велено подменять.

– С чего бы это? – пожала плечами Анта. – Вроде не провинилась ничем.

Встала из-за стола, одёрнула халат:

– Там ещё человек десять в очереди.

Зелёнка обречённо вздохнул.

В кабинете у Валерины сидели трое давешних незнакомцев из авто: худой старик с выцветшими глазами и длинными серыми волосами, хмурый высокий юноша с морщинкой-сердинкой на переносице и крепенькая щекастая девушка с подпирающей подбородок грудью, ростом едва до плеча своим спутникам.

– Знакомься, Анта, – заговорила начальница, – это члены экспедиции Загорного Университета. Для них нужно собрать универсальный набор неотложной помощи на все случаи жизни.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас.

– Хорошо, – Анта развернулась и шагнула к двери.

– Погоди, – окликнул её хмурый юноша. – Можно тебя сопровождать?

Анта только плечами пожала. Не доверяют, что ли?

 

Анта шла по кладовке вдоль полок, почти не глядя по сторонам: где что лежит она знала наизусть. Брала то бинты, то шины, то жгут для остановки крови. Потом перебралась в аптечное отделение.

– Ингаляторы дашь? – спросил юноша.

– Не дам, – сказала, как отрубила, Анта. – Самим не хватает.

– Антибиотики?

– Какие?

– Э-э-э, – юноша был явно не готов к ответу. – Такие, чтобы от всего.

Анта улыбнулась снисходительно:

– У кого-нибудь в вашей экспедиции есть хоть какие-то знания о медицине?

– Однодневные курсы первой помощи.

– Не густо.

– Чем богаты. А у тебя? В смысле, есть знания?

– Я фельдшер.

– Тогда предлагаю присоединиться к нашему отряду. У нас как раз одно свободное место имеется.

Анта опустила на тележку бутыль с перекисью водорода, упёрла руки в бока, хмыкнулa, глянула на горе-медика:

– С ума сошёл! Прямо вот так сразу? Да я о вас ничего не знаю. Что за люди? Куда направляетесь? Зачем? Меня и Валерина не отпустит – осень, самая запарка с больными.

– Давай закончим с аптечкой, и я тебе всё расскажу, – юноша как-то очень по-доброму улыбнулся, морщинка на переносице разгладилась, взгляд тёмных глаз потеплел.

– Меня Фил зовут, кстати.

"Не такой уж он и противный", – решила Анта, протягивая для знакомства руку.

 

Они расположились в пустой ординаторской. Анта в продавленном кресле, Фил прямо на подоконнике, вытянув длиннющие ноги поперёк прохода. Анта налила в стаканы ещё тёплый ячменный кофе. Протянула собеседнику:

– Ну, рассказывай!

– Сначала разреши мне спросить. Помнишь деяния великих старцев? Там, где про Перелом.

Анта расправила на коленях туго накрахмаленный халат и начала наизусть читать вызубренное ещё в младших классах: “Наступили смутные времена. Обман, злоба и жадность яростным огнём прошлись по суше, сжигая всё на своём пути. Шёл отец на сына, брат на брата, мать – на любимое дитя. Не разобрать стало, где правда и где ложь, где небо и где земля, где живые и где мёртвые. Ещё немного, и канул бы во тьму род человеческий. Тогда семеро великих старцев поднялись на гору с рогатой вершиной, сложили из камней жертвенник, сотворили заклинание и заклали белую голубку. В тот же час облака расслоились, как кислое молоко. Белые, лёгкие, поднялись вверх, тёмные, тяжёлые опустились вниз. Окутали землю жёлтым коконом, заслонили солнце, пролились на землю ядовитым дождём...”

Остановилась. Перевела дух.

– А дальше?

– Дальше так хорошо не помню. Ну, там сразу не до вражды стало. Лишь бы выжить, к новым условиям приспособиться. Вот так семеро великих спасли человечество. Но в наказание, назидание и в науку на будущее человечество будет жить под жёлтыми облаками до скончания веков. А при чём тут всё это?

– А при том! – совсем развеселившийся парень поучительно поднял вверх указательный палец. – Может быть, и не до скончания веков. Проверить надо кое-какие записи, которыe наш руководитель собственноручно нашёл в последней археологической экспедиции. Мы для этого и едем – проверять. Мелихор – сторонник теории, что кое-где вершины гор находятся выше жёлтых облаков, а на одной из них стоит тот самый жертвенник. А там сотворить обратное заклинание ничего не стоит. Усекла?

– Кто это мы? – недоверчиво спросила Анта.

– Мы – это знаменитый Мелихор, профессор истории магии в Загорном Университете, волшебник в страшно сказать каком поколении, и мы с Линкой – его лучшие студенты. Ну что, заинтересовал я тебя? Поедешь с экспедицией? У нас как раз свободное место имеется. Всего-то на несколько недель. Будешь нас лечить и следить, чтобы руки перед едой мыли. А то киснешь здесь. Скоро совсем прокиснешь и плесенью покроешься.

Анта хотела покрутить пальцем у виска, сообщить, что Фил тронулся мозгами, а она ещё нет. И что всё это полнейшая авантюра, а Анта – девушка серьёзная и практичная. И что спасать человечество – это последнее, чего ей не хватает для счастья. И что... В общем, много чего хотела сказать Анта.

Но Фил её опередил: назвал сумму вознаграждения – сто монет, трехмесячный заработок. Анта так и этак повертела воображаемые монеты в голове, задумалась о том, сколько всего на них можно купить. А то и не купить, спрятать в чулок на чёрный день. Натолкнулась взглядом на обаятельную улыбку Филa и решила согласиться.

***

Выехали на рассвете. Дождь, как по заказу, прекратился. Йодистые облака будто выцвели, истончились. Казалось, если хорошо присмотреться, увидишь за ними лучистый кругляш солнца. Путешествие начиналось – лучше некуда.

Выложенная камнем старая разбитая дорога полого шла вверх. По бокам её, среди валунов, покрытых жадным до кислоты мхом, росли низкорослые кривые деревца. Вилась за стёклами окон приставучая мошкара. Один раз пришлось остановиться: дорогу переползала огромная слепая ящерицa, осторожно ощупывая лапами пространство впереди себя.

Aвто то и дело подпрыгивалo на неровном покрытии. Вместе с ним подпрыгивали, грохоча, канистры с соляркой и водой, полная маг-батарея – в качестве резерва, походный опреснитель, ящики с запасами продуктов. Анта сидела молча, стиснутая с одной стороной магом-профессором, с другой Линой. Говорить боялась – а то язык на ухабах прикусишь – вспоминала первый разговор с Мелихором. Волшебник, сплетая и расплетая тонкие и сухие, похожие на прутики пальцы, долго и, если честно, нудно рассказывал о важности его открытия для человечества вообще и для научного сообщества в частности. И как премудрые магистры в университете снимут шляпы перед ним, Мелихором, волшебникoм в страшно сказать каком поколении, и признают его неоспоримое превосходство. И тогда они пожалеют! О, они пожалеют! Правда, о чём пожалеют, Мелихор так и не рассказал.

О самой экспедиции маг говорил мало. Снарядил он её на свои деньги – наследство наконец-то безвременно почившей тётушки. Поездка должна была продлиться недели три-четыре, не больше. Что их ждёт впереди – сказать трудно. Никто в этом регионе в жёлтые облака раньше не ходил. Надобности такой не было. Да и опасно. Но не бойся, Анта, с таким волшебником, как я, нам никакие преграды не страшны.

Когда Анта спросила потом Филa, о чём должны пожалеть учёные мужья, тот только рукой махнул:

– Не обращай внимания! Наш Мелихор потрясающий человек и самый сильный из оставшихся магов. Но любит поговорить пространно. И на университет сильно обижен. Он уже несколько раз находил якобы послания древних о том, где жертвенник поставлен. Университет снаряжал экспедицию, тратил деньги – и ничего не находили. Вот Мелихору и сказали, что, при всём уважении, он ни черта не смыслит в древних и берётся не за своё дело. И что больше его заявки ректорат рассматривать не будет. Он обиделся очень. Про нынешнюю находку ни с кем не поделился, дождался осенних каникул, взял нас с Линкой и поехал.

Линка стояла рядом, поводила мощными плечами, почему-то неприязненно смотрела на Анту.

– А вдруг Мелихор и в этот раз ошибся? – нахмурилась Анта.

Линка громко хмыкнула, глянула презрительно, словно помоями окатила.

– В этот раз я уверен! – твёрдо ответил Фил и в очередной раз улыбнулся. Анта улыбнулась в ответ.

 

Они ехали уже третий день. Поросшая бурой травой и низким кустарником дорога стала уже, вилась серпантином среди холмов. Авто отчаянно трясло, Анта окончательно отбила себе седалище. Близкие горы тянулись к жёлтому небу, тонули вершинами в густом мареве облаков, непонятно было, какая из них – рогатая. Вечером наползал сырой едкий туман, от него першило в горле, забивало бронхи комками ваты. К утру на траву ложился иней, вода вперемешку со льдом скрипела под ногами, как битое стекло.

 

По крыше туго натянутой палатки крошечными молоточками барабанил дождь: в доммм, в дыммм, в доммм, в дыммм. Анта ворочалась в тонком спальнике, пыталась улечься поудобнее. Повернувшись к ней спиной, Лина разглядывала себя в зеркало при свете заряженной магией Мелихора еловой шишки, расчёсывала жидкие тёмные волосы, вглядывалась в крошечный прыщик на подбородке, мазала жиром потрескавшиеся губы. Было что-то трогательное в том, как хмурая, абсолютно неженственная соседка, в одиночку разрубившая сегодня упавшее поперёк дороги дерево, пытается следить за своей красотой. Анте даже стыдно стало – сама она пригладила утром немытые кудельки, и всё.

– Девочки, спокойной ночи! – постучал Фил в зашнурованную дверь.

– И тебе спокойной! – сипло ответила Лина.

Уткнулась лицом в ладони и, хрипя, захлебнулась влажным кашлем. Лицо и шея у неё побагровели от удушья. Анта протянула Лине свой ингалятор:

– Помочь чем-нибудь?

– Без сопливых обойдёмся! – оттолкнула та руку Анты.

 

От костра уютно пахло дымом. Тёплый воздух плыл над котелком, дрожал, разгонял вечерний туман. Вооружившись поварёшкой, Анта мешала кулеш из гречи и тушёнки, дула через губу на аппетитное варево, пробовала – готово ли. Голодные спутники её сидели рядком, нетерпеливо постукивали ложками о котелки, принюхивались к вкусным запахам. Готовку с первого дня Анта взяла на себя, у остальных вместо похлёбки выходилa либо сопливая жидкая каша, либо подгоревшее комковатое месиво.

– Интересно, – разливая кулеш по мискам, спросила Анта, – правда ли, что над вершиной горы под синим небом летают птицы?

– С точки зрения науки – вполне вероятно, – Мелихор методично облизывал ложку.

– Здорово! На кого они похожи?

– Рисунков не осталось, но, думаю, по аэродинамическим показателям, с крыльями, как у летучих мышей, и лапками и хвостом, как у белки.

– Жалко будет такую в жертву приносить.

– Кто сказал – в жертву? – нахмурился Мелихор и, почему-то, глянул на Филa. – Наша цель – найти, описать и доложить учёному совету. И никакой самодеятельности!

С этими словами великий маг ткнул в жёлтый туман костлявым пальцем.

– Профессор! – голос юноши зазвенел от напряжения, – Можно сколько угодно описывать и докладывать. А ещё ждать, ждать, ждать! И всё это время люди будут умирать от чахотки, плеврита, удушья! Все – раньше времени, все – чьи-то дети, родители, братья и сёстры. А мы будем сидеть рядом и скрипеть перьями по бумаге!

– Фил, опять ты за своё, – вздохнул профессор. Похоже было, что учитель и ученик спорили не в первый раз. – Земле один раз уже пришлось пережить чудовищный катаклизм. Оправится ли она от второго? За сотни лет всё живое приспособилось к нынешнему порядку вещей. Флора, фауна, люди, наконец. А вы хотите, не раздумывая – бах, бах – топором. Но, предположим, природа восстановится. Много ли пройдёт времени, прежде чем люди, получившие, наконец, сполна хлеба насущного, выпрямиться в полный рост, оглянутся по сторонам и возьмут в руки дубинку? И не отбить у соседей вон ту бухту или вон ту равнину, а ввязаться в многолетнюю войну. Благо здоровых, энергичных, ни к чему особо не приспособленных, станет более чем достаточно.

– Войны – санитары человечества, как волки – санитары леса! – запальчиво воскликнул Фил.

– Ну да, особенно если этот санитар угробит всё население планеты, – по-настоящему рассердился Мелихор. – Не будем больше спорить! Руководитель этой экспедиции я. Значит, я решаю, что мы будем делать и как поступать.

Фил покраснел, будто его только что отхлестали по физиономии, порывисто вскочил, широко шагая скрылся в темноте за палатками. Лина в смятении глянула на Мелихора, хотела что-то сказать, но промолчала и кинулась вслед за Филом.

– Молодо-зелено, – словно извиняясь перед перед Антой, произнёс профессор. – Горячие, дети, очень горячие. И амбициозные. Но способные! Плесните-ка мне, дорогая, чайку.

 

Поздно вечером Фил заглянул к девушкам в палатку, устроился на спальном мешке Лины, разломил на равные части припрятанную до лучших времён плитку шоколада. Анта сразу засунула свой кусок за щеку, Лина же долго и бережно держала его на ладони, как какую-нибудь драгоценность.

– Как он мог с тобой так! – вдруг выкрикнула Лина. – Ты лучший, это всем известно!

– Тише, маленькая! – Фил крепко обнял девушку за плечи.

– Лина всё принимает так близко к сердцу, – повернулся он к Анте. – Мелихор – знаменитый ученый, с этим никто не спорит. Мы и здесь-то благодаря его бессонным ночам в библиотеках и на раскопках. Но зачастую он слишком осторожен, слишком старомоден, что ли. Не понимает, что есть такие вещи, ради которых можно пойти на всё. Ну, то есть, совсем на всё. Я вот сдохнуть готов, чтобы не стало ацидных дождей.

– Ты что! – жалобно отозвалась Лина. – И не думай. Если ты... То и я тоже.

– Глупышка. Это я так, к слову, – потёрся Фил подбородком о могучее плечо. – Спите крепко, девочки. Завтра у нас тяжёлый день. Мы на подъездах к туннелю.

 

Туннелей Анта никогда в жизни не видела и теперь с трепетом всматривалась в полукруглое отверстие в горной породе, похожее на вопящий рот, в зыбкой клубящейся черноте которого исчезала дорога. Фил загнал aвто под каменную кладку и заглушил мотор. Дальше надо было идти пешком. Раньше туннель шёл насквозь, но, видимо, великие маги, возвращаясь после жертвоприношения, устроили обвал, засыпав проезд камнями.

Разобрали рюкзаки. Лина вздёрнула на плечи самый тяжёлый, самый лёгкий достался Мелихору. Анта с завистью смотрела, как легко шагает впереди Лина, рассекая темень туннеля светом фонаря. Сама Анта, бодро сделав сотню шагов, почувствовала, как впиваются в плечи широкие брезентовые лямки и гнёт к земле груз всего необходимого на неделю пути. Идти предстояло всё время вверх, в темноте и духоте, вязнуть в кислой грязи, прыгать по камням через глубокие лужи. На земле валялись изъеденные ржавчиной железные балки, рассыпавшиеся от лёгкого прикосновения. Мелихор сказал, что до Перелома здесь ходили вагонетки: шпалы сгнили, а рельсы остались. Под бетонными сводами гулко отдавался каждый звук: влажные хрипы Лины, сухое перханье Мелихора, натужный кашель Фила. Шея взмокла от пота, заболела спина, фонарь в руках у Лины мигнул и погас. Анта мгновенно окунулась в вязкую темноту, полную неясных скрипов и вздохов. Что-то стремительно пронеслось над головой, сбив капюшон. Анта завизжала, оступилась, плюхнулась в холодное месиво под ногами. Снова зажёгся фонарь, на этот раз в руках у Фила. Юноша протянул руку, помог подняться:

– Это летучие мыши. Зря испугалась. Ты в порядке?

Анта сделала осторожный шажок вперёд. По правой штанине расплывалось мокрое пятно, саднила коленка:

– Я ничего. Надо ногу водой промыть. На всякий случай. И переодеться. Я не знаю, какая здесь ацидная концентрация.

Фил скривился, будто кислоты глотнул. Стащил рюкзак, пристроил на камнях, достал из кармана экспресс-тест пакет, зачерпнул в пробирку мокрой грязи из-под ног:

– РН 3, не смертельно. Подумаешь, пощиплет немного. Подожди пару часов до привала, хорошо? А то только начали, и уже застряли! Ещё немного, и мы будем под синим небом! Только подумай об этом!

Анта хотела было возразить, но Фил смотрел так умоляюще, а Лина так презрительно, что у неё просто духу не хватило.

 

Устроили привал. Мелихор отправился разведать дорогу. Дождавшись, когда маг отойдёт подальше, Фил достал из нагрудного кармана рубашки сложенный вчетверо листок, развернул, посветил на него фонариком.

– Садитесь поближе, девочки. Будем заклинание учить. На всякий случай. Мало ли что.

– Какое? – спросила Анта.

– То, которое вместе с жертвоприношением разрушит заклятие жёлтых облаков. Мелихор на раскопках отыскал вместе с картой. Оригинал на глиняной пластинке оттиснут, у меня копия.

Анта протянула руку, осторожно развернула листок. Заклинание было длинным, в полстраницы. Строки, написанные убористым почерком, расплывались перед глазами. Непонятные слова притягивали, не давали отвести взгляд, закрыть веки. Да что там, даже моргнуть не давали.

Шарат, Аршат, Рашам...

Листок словно тлел в руках, окутанный дымной сферой, обдавал жаром пальцы, оставлял на ладонях следы пепла.

Бессмысленные знаки проникали в мозг, впаивались в память вместе с головной болью, чтобы остаться там навсегда.

– Шарат, Аршат, Рашам... – прошептала-прошелестела Лина сухими губами.

– Шарат, Аршат, Рашам... – повторила за ней Анта.

– Молодежь! – воскликнул за спиной Мелихор.

Руки Фила дернулись, торопливо сложили заветный листок, убрали в карман:

– Вы замечательные, девочки! Позже продолжим!

Поцеловал Лину в щеку, сжал ладонь Анте.

– Мы здесь, профессор!

 

До завала добрались через два дня. Собственно, это Мелихор так сказал: "Через два". Сама Анта давно потеряла счёт времени. Брела, согнувшись под тяжестью рюкзака. Спина болела, горло болело, болела обожжённая кислотой нога. Перед глазами плыли красные круги, не хватало дыхания, в сапоги, казалось, напихали камней. Анта хрипела, как старый дракон на последнем издыхании. Штаны, сапоги, волосы, лоб – всё было заляпано высохшей грязью. Несмотря на респиратор, горькая земля скрипела на зубах. Хотелось растянуться хрюшкой в первой попавшейся луже и ни о чём не думать.

Анта с размаху впечаталась лицом в набитый рюкзак Лины: та резко остановилась. Впереди туннель до самого верха был завален скальными обломками – здесь, если верить карте, великие старцы обрушили вниз часть горы.

– Что теперь делать? – Анта откинула капюшон, чтобы лучше рассмотреть масштаб происшедшего. Ясно было, что руками завал не разобрать.

– Ну вот, теперь и старый Мелихор пригодится! Тряхнёт стариной, – маг-профессор расправил плечи и даже стал как-то выше ростом. – Отойдите все назад. Подальше.

Фил потянул Анту за руку – ниже и к самой стене, за каменный выступ.

Мелихор выпил воды из фляги, откашлялся, снял перчатки. Как пианист перед выступлением, размял пальцы. Безбожно фальшивя, напел несколько строк старинного романса. Вытянул вперёд руки, свёл в замок пальцы, вывернул ладони. Почти упёрся ими в каменные обломки. Низко, речитативом, затянул песню на незнакомом языке.

Всё громче, всё отчаяннее. Всё выше. Выше. Выше. До тех высот, что уже почти не воспринимает человеческое ухо. Будто душу наизнанку выворачивал, сплетая со словами заклинания.

Плечи мага напряглись, лицо налилось кровью. Анта заворожённo смотрела, как тонким ручейком стекает мелкая галька из-под огромных валунов, будто наваленных разгулявшимся великаном. Неподъёмные камни медленно сдвинулись, поднялись в воздух, и вдруг, словно сметённые взрывом, с оглушающим грохотом, отскакивая от стен и потолка, покатились вглубь туннеля.

Проход был свободен.

– Ура! – завопила Лина.

Мелихор покачнулся, взмахнул руками и, как подкошенный, рухнул в каменное крошево.

Анта подбежала к нему, попыталась пoвернуть на спину. Профессор оказался неожиданно тяжёлым. Рядом опустился на колени Фил, помог. Маг был бледен в синеву, как покойник. Глаза закатились, мутные белки жутко просвечивали из-под век. Но пульс прощупывался, и дыхание, пусть и едва заметно, приподнимало грудь. Анта сломала ампулу нашатыря, поднесла к пористому носу-груше. Мелихор закашлялся, задохнулся, пришёл в себя. Анта с Филом в четыре руки приподняли профессора, подоткнули под голову рюкзак.

– Получилось! – неразборчиво, горлом, пробулькал маг. В уголках рта выступила розовая пена. – Ни у кого бы не получилось, а у меня – да!

– Лежите спокойно, – Анта поднесла к дряблым губам фляжку с водой.

Мелихор сделал несколько глотков и вдруг как-то сразу задремал, по птичьи наклонив голову к плечу. Словно где-то в недрах электрической цепи вылетела пробка, обесточив организм. Синева медленно сходила со щёк, уступала место нездоровому румянцу.

Жар, – озабоченная Анта приложила ладонь ко лбу мага. – Посмотрим, как будет дальше. Не пришлось бы поворачивать обратно.

– Надеюсь, нет, – сказал Фил. – Ведь уже у цели почти!

 

Потом, заваривая в котелке крепкий чай и раскладывая на заляпанной жиром тряпице сухари с сушёным мясом, Анта спросила:

– Много на земле таких сильных магов, как Мелихор?

– Раньше, до Перелома, было много. А потом магия от ацидного дождя силу потеряла, размокла, завязла, как муха в овсяном киселе. Предки мои тоже из магиков были. Знатный род. Уважаемый. Не повезло. Вот выпустим солнце, магия быстро высохнет, оживёт как прежде.

– Как же выпустим? – нахмурилась Анта. – Профессор ведь сказал – только посмотреть, только изучить.

– Там поглядим, – туманно ответил Фил. – Чай готов? Мелихору отнеси.

 

От расчищенного профессором завала вперёд пробирались уже совсем медленно. Во-первых, подъём стал круче, во-вторых, профессор так и не отошёл с того момента, когда из последних сил сдвигал каменную груду. На глазах ослабел, высох, сгорбился. Стал заговариваться. Голова жалко тряслась на морщинистой тонкой шее. Шёл, шаркая ногами, поддерживаемый под локоть то Филом, то Линой. Анта тащила теперь два рюкзака зараз. Приходилось всё время останавливаться, чтобы отдышаться, сплюнуть кислую, с привкусом крови, мокроту, набраться сил для следующего шага.

После одной такой остановки Мелихор не смог встать. Лежал на подстилке, укрытый пледом. Комкал костлявыми пальцами грязное покрывало, сучил тонкими ногами по камням, будто продолжал идти. Сипел еле слышно впалым ртом в седой неопрятной щетине:

– Идти. Надо идти. Ради науки. Я докажу. Всем докажу, всем...

– Что делать будем? – хмуро спросила Лина.

– Остаёмся здесь, пока профессору не станет лучше, – ответил Фил. – Ставьте палатку, девочки. Будем рядом с больным по очереди дежурить. Анта – ты первая.

Анта прокипятила на спиртовке шприц, сделала Мелихору укол камфоры. После укола маг явно почувствовал себя лучше: дыхание выровнялось, отступила со лба и щёк зловещая бледность.

Фил сменил Анту через два часа, когда она уже вовсю клевала носом.

– Иди в палатку, поспи хоть немного.

– Давай я прямо здесь. Мало ли что.

– Ничего не случится. Если что – позову.

Анта спорить не стала, сил не было. Уснула, едва забралась в палатку.

Вскинулась, когда Фил потряс за плечо. Пошатываясь, ступила в темноту, на ощупь пробираясь к навесу. Костёр, поддерживаемый магией, погас. Пришлось включить фонарь.

Сразу стало понятно: Мелихор окончательно и безнадёжно мёртв. Недышащая грудь застыла, запавший рот полуоткрыт, голова повёрнута набок. Посиневшие лицо и шея. Рукав толстовки задрался, из него жалко торчала худая рука в старческой гречке.

Анта опустилась на колени, на автомате взялась щупать пульс, прикладывать стетоскоп к левому боку.

– Как это случилось? – только и спросила Фила.

– Не знаю, – покаялся тот. – Задремал на секунду, а он не дышит.

– И что теперь? – что-то в облике мёртвого мага было не так, какая-то мелкая деталь, но какая, Анта так и не поняла.

– Оставим здесь, завалим камнями так хорошо, как сможем.

– Жаль Мелихора, так и не увидел неба, – сказала Анта. Прозвучало обыденно, настоящей скорби не было – сгинула, растворилась в постоянной темноте и усталости.

– Наоборот! Умереть на пути к главному открытию всей жизни! Что может быть прекраснее? Я бы тоже так хотел.

– Не умирай, пожалуйста! – слова прозвучали неожиданно жалобно.

– Не буду! – Фил улыбнулся уголками губ, обнял, зарылся лицом в давно немытые волосы. Анта подалась навстречу, как мотылёк на огонь – к лучику тепла, надёжности, уверенности.

– Что у вас там! – голос Лины был больше похож на рык тигрицы, защищающей своих детенышей.

– Плохие вести, – неохотно отстранился Фил. – Мелихор. Сердце не выдержало, наверное.

Лина охнула:

– Как же мы теперь...

 

Анта уснула – как в болото провалилась. Несмотря на боль в пояснице, содранные до крови пальцы, лопнувшие пузыри ожогов. Страх, голод, жажда – всё отступило перед накопившейся за много дней усталостью. Только неосознанная тревога пыталась вырваться из полуморока-полусна.

Куда ты забралась, девонька? Во что впуталась? Во что? Во что?

Анта затрясла головой, отгоняя надоедливые, как муха, слова. Синеватый, не греющий магический огонь отбрасывал на стены неверные тени. Тени росли, изгибались причудливо, тянулись корявыми руками, норовя ухватить за подол.

– Ты не смеешь, – донесся до ушей яростный шёпот. – Ты не смеешь её обнимать!

Знакомый голос успокаивающе зажурчал в ответ:

– Линушка, девочка моя, ты же не хочешь, чтобы она всё бросила и сбежала, когда вот она, вершина – рукой подать?

– Хочу! Очень даже хочу!

– Лина! – зашипел Фил. – Не будь дурой! Анта нам нужна. На тот случай, если на вершине не окажется птиц. Или любой другой теплокровной живности. Нам нужна жертва! И пусть девчонка рвётся туда добровольно. Или хочешь тащить её на аркане?

– Хочу!

Сколько ненависти в голосе. До краёв, до обожжённого горла. Бродит, пенится, капает вниз ядовитой слюной.

Тишина.

Только стучат по камню упрямые капли. В доммм, в дыммм, в доммм, в дыммм. Только шуршит полог палатки. Только сейчас молнией рвёт сознание поздняя догадка: посиневшее мёртвое лицо на грязной подстилке – нехватка кислорода. Воображение дорисовывает остальное – плащ, плотно окутавший голову. Руки, прижимающие ко рту и носу толстую ткань. Много ли больному старику надо.

Милый улыбчивый мальчик Фил. Идеалист. Спаситель человечества. Благородный мститель. Ставший палачом, когда этого потребовали его идеалы.

Мелихора убили! Она, Анта, следующая на очереди.

 

– Эй! – потряс её за плечо Фил.

Анту будто кипятком ошпарило. Взвилась, как оборванная струна, отпрянула, сжалась, встретилась с Филом взглядом. Увидела – он всё понял.

Надо было бежать. Бежать без оглядки.

Вскочила. И застыла на месте, упершись взглядом в дуло пистолета.

Фил улыбался. Так же тепло и доброжелательно, как всегда. Это было страшно.

– Девочка, – сказал мягко. – Девочка моя, не дёргайся, а то пристрелю невзначай. Сейчас ты медленно и аккуратно сложишь вещи в рюкзак, наденешь плащ, перчатки и респиратор. Надо идти дальше, за нас этого никто не сделает.

Лина прошла мимо, больно задела плечом:

– Надо руки связать. На всякий случай. Неизвестно, что этой ненормальной в голову взбредёт.

"Еще неизвестно, кто среди нас ненормальный", – подумала Анта горько.

 

Они шли бесконечно долго. Анта впереди, не оглядываясь. Балансировать на камнях со связанными руками было неудобно, она то и дело спотыкалась, оступалась. Считала про себя шаги искусанными в кровь губами: сто, пятьсот, тысяча. Сто, пятьсот, тысяча. Сто...

– Стой, – неожиданно приказал Фил. – Лина, видишь, там, в нише, дверь. Открой.

Лина ударила со всего размаха могучей ногой в сапоге в разбухшее потемневшее дерево. Дверь распахнулась неожиданно легко. Рывок пропал зря – Лина чуть не упала.

За дверью вверх уходила узкая шахта. Вдоль одной стены из кирпичной кладки торчали ржавые ребристые скобы.

Анте разрезали верёвку на руках.

– Лезем наверх, – распорядился Фил. – Линка, ты первая. Потом Анта, потом я. Не вздумайте падать, поднимайтесь осторожно.

Анта схватилась рукой в рукавице за влажную, в маслянистых каплях, скобу вверху. Ступила ногой на скобу внизу. Подтянулась. Ещё раз. Ещё. Над головой нависал колобком крепкий Линин зад в прорезиненных штанах. Зад ухал и пыхтел. Вернее, ухала и пыхтела Лина, но впечатление создавалось именно такое. Скобы стояли редко, подниматься было тяжело. Это несколько отрывало от грустных мыслей, среди которых "зачем я с ними вообще потащилась" была самой разумной и цензурной. Потом Анта устала и уже ни о чём не думала, только переставляла ноги, как заводная целлулоидная кукла. Очнулась, когда поднятая ладонь вместо скобы наткнулась на край шахты.

Анта задержала дыхание и зажмурилась – почему-то была уверена – сейчас её ослепит жаркое, свободное от облаков солнце, свет почувствуется даже сквозь веки. Но ничего не произошло. Анта приоткрыла один глаз, затем другой. Они стояли в крошечной пещере, скорее даже углублении в скале. На ум пришло сравнение с предбанником. Антины тюремщики глядели из пещеры на свет божий, на лицах их застыла гримаса удивления. Анта сделала шаг вперёд, выглянула из-под каменного козырька. Они были на самом дне узкого ущелья с почти вертикально уходящими в вышину склонами. Далеко наверху солнце по-прежнему тускло светило сквозь тучи. Только не тёмно-жёлтые – серого графитного цвета, низкие, рыхлые, косматые, набитые угольно-чёрной требухой.

– Что же это? – хрипло спросила Лина. – Нет никакого синего неба? Нас обманули?

– Нет! – Фил будто гвоздями вбивал в землю каждое слово. – Мы просто ещё не дошли. Вон ступеньки наверх. Небо над ними. Лин, покарауль Анту, я схожу на разведку.

– Лучше я! – вцепилась ему в рукав Лина. – Вдруг там опасно!

И, не дожидаясь ответа, ступила на голое каменистое плато.

Осторожно, медленно, будто слепая, двинулась к противоположной стене, нашаривая вытянутой ступнёй дорогу перед каждым шагом.

Серые облака вдруг проснулись, словно живые, набухли, просели. Нежное брюхо их вспороли вспышки молний. В воздухе разлился отвратительно резкий запах.

– Линка, назад! – закричал Фил.

Но было уже поздно.

С неба хлынул вниз чёрный, вязкий, жирный дождь – словно мазутом плеснули. Облепил Лину со всех сторон, как в резину запечатал. Девушка билась внутри, кидалась в разные стороны, каталась по камням.

И всё время кричала, кричала, кричала смертным криком.

Год кричала. Cто лет. Вечность.

Потом вдруг всё кончилось. Резиновый кокон сплющился, ссохся, растёкся вонючей лужей. Внутри не осталось ничего. То есть совсем ничего. Только горсть дымящегося студня на камнях.

Анта прислонилась к стенке – ноги не держали. Мысли в голове не было ни одной. Лишь разбухшее сердце билось оглушительно у самого горла.

Очнулась, когда Фил отхлестал по щекам. С трудом проглотила горький комок, переступила дрожащими ногами, взглянула на Фила. Тот был страшен: как-то сразу осунулся, почернел, глаза тлели углями на белом как маска лице.

Но ужаснее всего была улыбка – застывшие в волчьем оскале губы.

Перед Антой стоял человек, готовый пойти на всё.

Вооружённый человек.

Человек, у которого она была в полной власти.

– Не трусь, – голос Фила скрипел, как несмазанные петли, угол рта дёргался в пляске святого Витта. – Линка дура. Была. Побежала, курица безголовая, не спросившись.

Анта молчала, смотрела, не отрываясь, Филу за спину. Там, куда упала Лина, ничего не было. Только тускло отсвечивала пористая, как застывшая лава, поверхность плато.

– Пока ты в себя приходила, я тут посчитал, как часто эта пакость с неба льёт. Каждые двадцать минут. Как в аптеке. Впитывается быстро. Сейчас очередной дьявольский дождик пройдёт – переберёмся на ту сторону и по лесенке, по лесенке наверх. И не трясись так, не трону. Есть там наверху птички. Я уверен. Заклинание прочитаем, голубкe голову свернём, и будет всем счастье.

Фил как будто подгадал. Как только он закончил говорить, с неба опять хлынула чёрная липкая дрянь. Анта отпрянула, зажмурилась, вжалась лопатками в стену пещеры.

Никогда! Ни за что! Только не туда, где с неба хлещет смерть!

– Чего ты? Мы тут в безопасности. Привыкай! – Фил схватил Анту за плечи, подтолкнул ближе к выходу.

Она рванулась из цепких рук, отбиваясь локтями и коленками. Фил намотал на кулак её волосы, Анта врезала ему ногой в пах. Повалились на камни, покатились. Фил оказался сверху, прижал eё горло предплечьем. Анта захрипела. Отлетел в сторону пистолет. Оба потянулись за ним: озверевший парень и полупридушенная девушка.

Анта успела первой, сжала потными дрожащими руками рукоятку:

– Не подходи!

Голос срывался, дрожал.

– Что ты! – бледный Фил улыбнулся одной из своих самых обаятельных улыбок. – Это же я! Мы с тобой сейчас зажжём солнце для всех! Опусти пистолет!

Шагнул вперёд.

Анта закричала на одной ноте, как безумная: "Аааа". И выстрелила.

Фил удивлённо, будто не верил, что она на такое способна, посмотрел на девушку. Мягко, как кукла-марионетка, упал лицом вниз прямо к ногам Анты в чёрных резиновых сапогах. И больше не двигался.

" Я его убила”– отстранённо подумала Анта. Eё вывернуло на мокрые камни.

По краю, чтобы быть как можно дальше, обошла неподвижное тело.

Я убила Фила, потому что иначе он застрелил бы меня.

“Я свободна" – была следующая мысль.

– Я свободна, – повторила вслух. – Могу попробовать вернуться домой. К привычной жизни. К больничке. К бабке Карасихе. К Геворгию. К кладбищу за рекой, где не лежит ни одного старика.

Чёрный дождь прекратился. Анта выглянула из пещеры. Пористый камень жадно впитывал чёрные густые капли.

Анта шагнула в серые сумерки. Подобрала длинные полы плаща.

И перебежала на противоположную сторону ущелья.

 

Справа, в ровном цилиндрическом углублении в камне, уходила вверх винтовая лестница, защищённая от смертоносного дождя перекрывающими друг друга стенами выемки. Анта поставила ногу на первую ступеньку, вырезанную из похожего на янтарь материала, положила руку на янтарные же перила. Вопреки ожиданию они оказались тёплыми на ощупь, будто приглашали подняться, посмотреть на то, что уже многие века никто не видел: невозможно синее небо, нереально белые облака, невероятно яркое солнце. И птиц, парящих над головой.

Подняться и понять – что же делать дальше.

В доммм, в дыммм, в доммм, в дыммм, стучали по камню снаружи чёрные капли.

Анта оглянулась назад.

На прeжнюю жизнь.

На грязную вату жёлтых облаков, на раскисшие дороги и убогие дома, на больничку, полную стонов и криков, на бесчисленные погосты с могилами умерших от удушья.

Тяжесть решения теперь целиком ложилась на плечи Анты.

Кому поверить – осторожному Мелихору или фанатичному Филу?

Были ли великие старцы слишком жестоки или просто смотрели правде в глаза? Достойно ли человечество лучшей участи, или нельзя выпускать его из ацидной клетки, чтобы люди опять не кинулись истреблять друг друга?

Шарат, Аршат, Рашам... Звучать заклинанию или нет?

Попытка только одна, по дороге домой запросто можно сгинуть, тогда никто не узнает, где она побывала.

Анта глубоко вздохнула и сделала первый шаг к небу. Ей предстоит увидеть то, что все они потеряли, и сделать выбор.

 

***

Какое всё яркое. Пришлось зажмурить глаза. И всё равно стекают и капают на камни слезы: в доммм, в дыммм, в доммм, в дыммм.

Как отчётливо всё видно так далеко вокруг. Я – словно ребёнок, снявший последний слой бумаги с переводной картинки, или старик, избавившийся от катаракты.

Небо. Синее, незабудковое. Такого не бывает. Не может быть.

Облака. Сливочные, лёгкие, как шарики мороженого, чуть подтаявшие по краям. Они не гнут к земле, как те, к которым я привыкла.

Солнце. Яркое, сочное. Брызжет лучами во все стороны.

Птицы! Совсем не такие, как я себе представляла. Ещё прекраснее!

Такое богатство – и всё мне!

Невозможно белый снег искрится, скрипит под сапогами, как крупная соль.

Сахарные пики горы тонут в вышине. А вот там, чуть подальше - круглый камень-жертвенник.

У меня есть пистолет, если надо, я смогу убить голубя.

Но только как со всем этим быть, я подумаю позже. Когда снова обрету возможность мыслить здраво. Когда растворюсь, а потом возникну заново из жаркой голубизны.