После работы Серёжа вернулся домой с двумя пакетами.

— Соня, — улыбнулся он с порога, поцеловав её в губы. — Бросай все дела! Будут сейчас приключения в стиле Вити и Маши!

— Новогодние? — Соня приняла из его рук пакеты, унесла их на кухню.

— Это как сама захочешь, — подмигнул Серёжа. — От тебя зависит.

Он достал из пакетов два одинаковых набора маленьких бутылочек с пивом. В каждом наборе было по пять разноцветных шкаликов, которых хватило бы на глоток, максимум на два.

— Это вот и есть твои приключения, да? — Соня взяла одну из бутылок с белой этикеткой, повертела её в руках. — Название какое странное. «Сны Вселенной».

— Дядя привёз, — с гордостью сказал Серёжа, — последние достал, говорит. Самое необычное пиво, говорит. Выпиваешь бутылочку, представляешь себе свою Вселенную, зажмуриваешься.

— И?

— Видишь сны. Видишь Вселенные.

В наборе из пяти бутылочек была белая, жёлтая, красная, синяя и чёрная. Интересно, что это? Разные вкусы?

— Напомни, — Соня, не найдя состава напитка и его крепости, поставила бутылку на стол, — кем твоя дядя работает?

— Он открыватель новых мир.

— А разве не лётчик–испытатель?

— Это официально, — замялся Серёжа, — а неофициально – вот.

Он, отчего-то смутившись, показал на пакеты с шуточным принтом учёного Стивена Хокинга, которого на этом самом принте будто в чёрную дыру засасывало.

— Напиток хороший, проверенный, — поклялся Серёжа. — Дядя фигни не привезёт, уж поверь. Я просил гостинец для тебя… для нас, самый необычный. Вот и привёз. Сказал, что Соне точно понравится.

Соня, большая поклонница астрологии и всего, что связано с космосом и теории о Вселенных, этого загадочного дядю никогда не видела. Не успевал он вернуться с одной продолжительной командировки, как тут же отправлялся в следующую, ещё более продолжительную. Изредка вот привозил племяннику гостинцы. За последние полгода Серёжа и Соня получили от него ангела в розовых кедах, который якобы побывал в разных мирах и мог любые беды прогнать, пусть эти беды и были из других миров. Ещё, помнится, была сказка про любопытную собачку Соню, в которой каждый раз менялась концовка.

Пока Серёжа умывался и переодевался, Соня не удержалась, открыла бутылку с белой этикеткой. Принюхалась. Напиток пах чем-то фруктовым, цитрусом, наверное. И с пряными нотками.

— Значит, надо выпить, — задумчиво сказала она. — Что-то там придумать. И зажмуриться.

Соня улыбнулась портрету папы на стене, которого уже несколько лет не было в живых.

— За тебя…

Выпила. Зажмурилась. И увидела. Как наяву.

Домик в лесу. Летний вечер. Костёр во дворе. Жареные баклажаны. Стрёкот кузнечиков. И он. Молодой, вихрастый, без седых волос на голове. Папа.

А на небе – миллионы, нет, миллиарды звёзд. Целая Вселенная.

А в метре от неё папа с гитарой, её главная звезда, её главная Вселенная из тысячи звуков, запахов, шуток, историй и пожеланий.

Папа.

Живой. Настоящий. Поёт и играет, забывает слова в песне, придумывает сам, начинает новую песню. Тоже забывает слова. А она смеётся, потому что он так всегда, он любит придумывать разные странные штуки, что-то сам додумывает, что-то позволяет додумывать Соне. И никогда не запрещает ей мечтать и фантазировать.

Вот и на этот раз. Он отложил гитару, взял её на руки. Подбросил, крича:

«Лови звёзды! Хватай их!»

Она смеялась, тянула руки к небу, а когда падала, то жмурилась от страха, каждый раз. И когда он подбросил её очень высоко, она зажмурилась очень крепко. А когда открыла глаза, то снова была на кухне.

— Там был папа, — тихо сказала она, глядя на удивлённого Серёжу, который только вернулся из ванной.

И по щеке её скатилась слеза, не то счастья, не то грусти.

— Я выпью ещё одну, я хочу ещё.

Ближе всего, на краю стола, стояла жёлтая бутылка. Хотя Соня не помнила, что ставила её так близко. Но Соня взяла жёлтую бутылку, открыла. Почувствовала знакомый запах, как в белой бутылке. Но на этот раз в запахе что-то изменилось. Этакий неуловимый ингредиент, который вызывал не то тоску, не то тревогу.

— Я выпью, — сказала она, больше портрету папы, нежели себе.

— Аккуратнее, — предупредил Серёжа.

Соня выпила пиво одним глотком, скосила глаза на папин портрет, зажмурилась.

И снова был дом в лесу, снова была ночь. Только вот костёр догорел, небо затянули тучи, а папа стоял возле деревьев и смотрел в темноту.

Она подошла, взяла его за руку, а он её даже не заметил. Он весь дрожал, не отрывал взгляд от леса. И сколько она его не звала, он на неё даже не взглянул. Больше того, казалось, что у него и глаз нет.

А там, в лесу, бродил кто-то большой, чёрный, словно собранный из веток и мха. Этот кто-то был далеко, не замечал их, но он, этот большой и чёрный, вот-вот уловит из запах (тревоги) и выйдет из леса.

Нет. Нет! Это всё было неправильно, это была не та Вселенная, которую хотела Соня. Она зажмурилась, держа отца за руку, а когда открыла глаза, то за руку её держал Серёжа. Уже на кухне. А папа смотрел с портрета. И глаза у него были, и смотрел он на неё, только сказать ничего не мог.

— Сначала был хороший сон, — пожаловалась Соня, — а сейчас странный. Тревожный.

— Ты видела папу? Живого? И всё? — осторожно спросил Серёжа.

— Я видела целый мир. Целую Вселенную. Но только на миг, пока не закрыла глаза.

— И что там, в этом мире?

— Папе там грозит опасность.

— Прости, я не думал, что…

— Это плохой напит. Больше его пить не хочу.

— Тебе надо выпить все, — объяснил Серёжа. — Все пять. Иначе будут сниться кошмары. Постоянно.

— А раньше не мог сказать? — в глазах сами собой набухли слёзы, а горло жгло от подступающих рыданий.

— Я… забыл, извини, — Серёжа виновато взял её за руку, но она не дала себя обнять, взяла красную бутылку. — Пусть это скорее закончится.

Выпила, зажмурилась.

И увидела горящий лес, горящий дом, зарево от пожара на небе, даже носом почувствовала запах дыма.

Папу тоже увидела, он был целый и невредимый, но он, не находил себе места, рвался в горящий дом, что-то хотел достать, кричал, пытался выбить окно. Она его звала, чтобы он не лез в дом, не рисковал собой. Заметила огромную горящую балку, падающую с крыши, завизжала, зажмурилась от страха и…

Открыла глаза, вся красная от слёз и ужаса.

— Скорее, — прошептала она, — скорее, пусть закончится.

Чёрную решила оставить напоследок, в надежде до последнего оттянуть плохое, пусть и неминуемое. Выпила синюю.

И увидела сгоревший лес, синее, без звёзд небо, развалины дома и папу без сознания, которого что-то гигантское, чёрное, собранное из палок и мха, утаскивало в лес…

— Нет, — заплакала Соня, — нет, нет, нет! Больше не стану, не хочу! Что ты приволок? Зачем? Это никакие нафиг не приключения Маши и Вити! Это издевательство, там папа… а я… я… ничего не могу сделать.

Она посмотрела на последнюю чёрную бутылку и спрятала лицо в ладонях. Серёжа обнял, как-то по-детски, неумело, но крепко, погладил по волосам.

— Я не могу… не могу его забыть. Папа… он пропал, много лет назад, вот так же, в лесу, и никто его не видел. Может… в болоте утонул. Может, волки… мы год искали… мама тоже заболела… так и не нашли… а я верю, верю! Что он жив… жив.

Слёзы текли и текли, но облегчения не приносили, только усиливали горечь. И, стоило закрыть глаза, как она видела папу без сознания. И раз за разом его утаскивали в лес.

— Дядя сказал, что нужно выпить пять бутылок, — тихо сказал Серёжа. — Полный цикл Вселенной – это пять бутылок. Да, именно так сказал дядя. И неспроста же он привёз два набора бутылок, хотя я просил один гостинец.

Он подошёл к столу, распаковал свой набор. Протянул ей белую бутылку из своего набора.

— На, возьми. Заверши этот цикл.

— Думаешь, получится? — Соня приняла из его рук бутылку, но пить не спешила.

— Получится. Дядя же сказал, что эти «Сны Вселенной» зависят только от нас. Ты могла в другом порядке выпить бутылки, вышло бы по-другому. А получилось вот так. Я пожертвую своей белой бутылкой. И это мой выбор. От меня будет зависеть твоя Вселенная. И ради твоей Вселенной я готов пожертвовать своей.

— А сам что? — Соня больше не плакала, лишь изредка поглядывала на оставшиеся бутылки. — Сам пить не будешь?

— Наверное, нет, — едва заметно улыбнулся Серёжа. — Вылью их в раковину. Пусть крысам в канализации снятся плохие Вселенные.

Он поцеловал её в лоб.

— Давай, пей, не бойся.

Соня никогда не замечала, что у Серёжи такие же вихры, как у папы. И в волосах пока нет седины. И он тоже любит мечтать. И ей не запрещает этого делать. А иногда и он подкидывает её к самым звёздам.

— За ваше здоровье, — она открыла пиво, повернулась к портрету. — И пусть это будет самая добрая и светлая Вселенная, которая только может присниться.

Она медленно, в два глотка выпила белое пиво.

И зажмурилась.