Сергей Ясинский

Зоопарк сеньора Тарбаса

Большое яркое жаркое летнее солнце вовсю разливало свои лучи по шпилям и крышам городских домов, предвещая духоту. Широкая мостовая, узкие улочки и переулки, стекавшиеся как ручейки к большой базарной площади были заполнены неспешно передвигающимися людьми. Достигая площади, людской поток разбивался на несколько течений, вяло омывавших ряды ларьков и тележек с продуктами, одеждой и самой разной домашней утварью. Впрочем, пользовались популярностью не только они. Стайка молодых дам кружила вокруг ещё не успевшего открыться бутика готового платья «Сезон мод». Мужчины с воспалёнными глазами и чаще всего обескураженными выражениями несвежих лиц группами или поодиночке выходили из дверей игрового дома «Четыре туза». Детвора толпилась перед витриной кондитерской лавки «Мадам Марципан». Многие уже поглядывали и на другой конец площади, где со вчерашнего дня стоял маленький табор повозок, и готовилось какое-то представление. С утра прошёл небольшой дождик. Он прибил пыль на мощёной булыжниками мостовой и обещал дать взаймы начинавшемуся летнему дню немного свежести. Обещал, но не дал.

- Подходите, жители славного города Лейденберга! – рокочущий густой бас бородатого зазывалы волнами раскатывался по базарной площади.

– Подходите и удивляйтесь! Ужасайтесь и веселитесь! Не упустите возможность увидеть невиданное! Узреть такое, что и за сотню жизней узрит не каждый! Впервые в вашем городе и только на два дня знаменитейший зоопарк на колёсах сеньора Тарбаса! Всего полталера и перед вами предстанут диковинные создания сказочных лесов далекого Взгорья, стремительные хищники знойных равнин Элатерии и омерзительная пузырчатая медуза из самых темных глубин Круга морей!

Уже изрядно припекало. Под лучами солнца булыжники мостовой меланхолично исходили паром. Крупные бисерины пота чертили незатейливые узоры на лбу, лице и побагровевшей от напряжения шее бородача.

- Свирепый водяной манул! Безумная лесная фея! Чудовищная морская медуза! Факир-крокозюпель! Гигантский гризли и осёл-предсказатель. Всего полталера!

Чернобородый зазывала надрывался, оповещая всю торговую площадь вкупе с близлежащими окрестностями, уже четверть часа. Всё это время он, практически не меняя тональности, ревел как разбуженный посреди спячки и оскорблённый в лучших чувствах одинокий медведь. Однако теперь, когда подходило время открывать вход и запускать первую группу, голос его перешёл в утробный рык.

- Полталера, жители славного Лейденберга! Всего полталера, и вы увидите незабываемое зрелище! Не упустите возможность! Сегодня день, которого вы ждали всю жизнь! Зоопарк на колёсах в вашем прекрасном городе! Всего полталера!

На первую утреннюю экскурсию традиционно набилась почти сплошь детвора. Настойчивые призывы не пропали даром. Возле входа в кольцо крытых павозок и шатров, наспех установленных накануне, успела собраться немаленькая толпа из возбужденной празднично разодетой по случаю базарного дня ребятни и их вздыхающих родителей. Бородач – а это и был сам сеньор Тарбас - совмещавший в себе также должности кассира и экскурсовода, проворно собрал с публики деньги и повёл первую группу посетителей за собой вглубь шатрового городка. Как только последний любопытный мальчишка скрылся из виду за нестиранной тканью ближайшего полосатого шатра, место зазывалы занял тощий, будто вяленый на солнце смуглый субъект с бегающими глазками и по-козлиному блеющим голосом.

- Подходите, жители славного города Лейденберга! Подходите и удивляйтесь! Всего полталера!

 

- Будьте очень осторожны! В этом вольере находится свирепый хищник, – бородатый экскурсовод выдержал паузу и обвёл присутствующих ребятишек жутковатым взглядом, - свирепый водяной манул. Не подходите слишком близко к прутьям, можете лишиться своих маленьких ручек.

Стайка детворы испуганно отпрянула от ограждения тесного вольера, большую часть которого занимало наполненное водой старое деревянное корыто. От корыта ощутимо несло запахом тины и гниющего дерева. Насторожив маленькие смешные уши и прижавшись к прутьям ограды, стоял и смотрел на людей огромными жёлтыми глазами полосатый зверь, походивший на крупного кота. Кот выглядел недовольным, но ничего хищного в его облике не угадывалось.

- А мне мама рассказывала, что такие манулы для людей совсем не опасны. Они только на мелкую рыбёшку охотятся, – тоненьким голоском сказала откуда-то из глубин детворы девочка с двумя тоненькими косичками.

- О нет! – громко и почти осуждающе заверил её сеньор Тарбас, – водяные манулы очень опасны. Они – гроза рыбаков. Невероятно проворны и способны растерзать человека! Посмотрите сами.

С этими словами бородач взял в руки прислонённое рядом с вольером орудие, более всего напоминающее швабру с очень длинной ручкой. Только противоположный конец ручки был оструган и торчал остриём за пределами плоской рейки. Ловко просунув своё приспособление между окружавшими вольер прутьями, он начал тыкать им в животное, побуждая его отступить к корыту. Зверь пригнулся и угрожающе зашипел. Девочка с косичками испуганно пискнула. Дети попятились, но через несколько секунд с любопытством снова приблизились к ограждению. Манул вздыбил шерсть и несколько раз отчаянно ударил лапой по деревяшке, но выбить её из сильных рук противника не получалось. Вместо этого острый конец «швабры» несколько раз чувствительно кольнул обитателя вольера в грудь и в бок. Манул медленно пятился, скалился и шипел. Лезть в вонючую воду ему не хотелось. Неизвестно, как бы закончилось это противостояние, но бородач, убедившись, что эта часть представления произвела на зрителей нужный эффект, убрал своё орудие. Затем он подошёл к стоящей неподалёку кадке и, отбросив крышку, движением заправского фокусника вытащил из неё желтоватый кусок какой-то рыбины. Держа его за хвост, он предъявил приманку сначала детворе, а после этого, демонстративно поболтав ею в воздухе перед прутьями ограждения, швырнул в корыто. Едва ли пробывшая в кадке на жаре рыба могла похвастать свежестью, но манул, которого накануне предусмотрительно морили голодом, бросился за ней. Расплёскивая воду, он жадно вцепился в свою жертву, рвал и истязал её. Маленькие зрители завороженно наблюдали за происходящим в вольере. Кто-то отвернулся. Девочка с косичками всхлипнула.

 

- А здесь вы увидите безумную фею. Феи живут в тёмных лесах. Они ярко светятся по ночам и своим колдовским сиянием заманивают усталых путников в лесные чащобы и на болота, где те в муках погибают.

В маленькой палатке было душно и не хватало света. В противоположном от входа конце палатки располагался небольшой стеклянный аквариум, рядом с которым стоял маленький темнокожий прислужник. Сидевшее в дальнем углу стеклянной тюрьмы существо размером было не крупнее мышонка. Сам аквариум был кверху дном установлен на невысоком постаменте, накрытом непрозрачной тканью. Стекло накрывало фею сверху как колпак, а снизу поверхность пьедестала встречала пленницу мелкоячеистой железной решёткой. Внутри постамент был полым, и через решётку в аквариум поступал воздух.

- Но она ведь не светится, – робко сказал кто-то из мальчишек.

- О, терпение, мой наблюдательный друг. Феи очень коварны и начинают светиться лишь когда хотят на вас напасть! – тоном рассказчика страшных историй ответил ему бородач. Он сделал почти незаметный жест, и темнокожий помощник быстро сунул в утробу постамента приготовленную заранее жаровню с раскалёнными углями. Жар стал подниматься и заполнять аквариум. Фея вздрогнула и тревожно замахала тоненькими прозрачными крыльцами.

- Эти лесные разбойницы так ненавидят людей, что даже при одном их виде начинают просто сходить с ума от ярости! – продолжал вещать сеньор Тарбас, - поэтому остерегайтесь гулять в лесу и всегда держитесь больших троп и дорог.

Фея тем временем начала метаться в своём узилище. От жара воздух в аквариуме начал будто бы слегка подрагивать. Несколько раз она с размаху налетала на его толстые стенки. До слуха публики доносились только отчаянное «дзынь-дзынь-дзынь» и какой-то звук, очень похожий на тонкий писк. И вдруг маленькая мельтешащая фигурка замерла в полёте, неровно замерцала, и полумрак палатки внезапно осветился призрачным, мягким, явно магическим светом. Зрители восхищённо ахнули. А бородач сделал торопливый знак своему помощнику. Жаровня с углями исчезла из шатра также быстро, как и появилась.

 

Экскурсия приближалась к концу. Солнце, успевшее взобраться уже совсем высоко, прямой наводкой било по базарной площади. В центре шатрового городка на открытом кусочке булыжной мостовой, где полукругом стояли зрители, было нестерпимо жарко.

- А теперь, мои друзья, вам представляется уникальная возможность на минуту заглянуть в мрачный омут Круга Морей! Да-да! Ведь именно из его тёмных глубин мы привезли для вас настоящего монстра! Смотрите же и не говорите, что не видели! Ваш самый страшный ночной кошмар – человекообразная медуза!

Из ближайшего шатра двое помощников, пыхтя и отдуваясь, выволокли наполненную водой большую деревянную бочку. На мгновение они застыли, будто решая, что теперь делать, а затем вдруг резко перевернули её. На мостовую выплеснулось несколько вёдер мутноватой воды и большой бесформенный комок чего-то полупрозрачного и оплетённого редкими водорослями. Образовавшаяся лужа, шипя о раскалённую мостовую, почти мгновенно впиталась через щели между булыжниками. А нечто, оставшееся лежать на камнях, пришло в движение. Странное, не похожее ни что привычное тело начало конвульсивно извиваться. То тут, то там его почти прозрачная поверхность вспухала какими-то белёсыми пузырями. В других местах внезапно начинали зиять круглые словно разинутые рты, разрывающие эту странную плоть отверстия. Распластавшееся на мостовой тело буквально кипело и изгибалось под самыми невероятными углами. Ребятня испуганно ахала и жалась друг к дружке.

- Это уродливое создание, – зычно вещал тем временем бородач, - выловили сетями моряки, ходившие на трал к самым окраинам Внешнего моря. Им не сразу удалось его усмирить, ибо это существо ещё ужаснее и коварнее, чем лесная фея. Оно невероятно умеет приспосабливаться к любым условиям, может жить в солёной воде и на суше и даже принимать подобие того, что находится рядом с ним!

Бесформенное существо тем временем изменялось прямо на глазах у изумлённых людей. Тело перестало пузыриться. Внутри него вырисовывались размашистыми мазками плавно изогнутые линии и распускались цветки радужных клякс. Сквозь оболочку начинала проступать какая-то новая форма. Тело то приподнималось, силясь найти компромисс с земным притяжением, то вновь опадало на раскалённую мостовую. И тут же, собравшись с силами, снова поднималось. С каждым разом всё увереннее, всё на дольше, всё отчётливее прорисовывая в себе человеческую фигуру. Ещё один рывок и перед застывшими зрителями неожиданно оказалась их копия – невысокий худощавый ребёнок, будто бы вылитый из воды. Нет, из радужно переливающегося прибоя. Все потрясённо молчали. Даже сеньор Тарбас на несколько секунд, казалось, лишился своего рычащего баса. В наступившей тишине из группки детей вдруг шагнула вперёд девочка с двумя тонкими косичками и протянула руку, будто бы желая коснуться стоявшего напротив существа. И существо вытянуло ей навстречу почти такую же руку. Краткий миг казалось, что они смогут дотронуться друг до друга. Но бородач опомнился первым. В воздухе звонко свистнула плеть. Хлёсткий удар словно бы переломил стоявшее напротив детей тельце пополам, и оно осыпалось на мостовую водопадом брызг. Помощники уже торопливо подтаскивали бочку, а сеньор Тарбас, бормоча себе под нос: «С каждым разом оно делается всё более и более похожим…», - спешно уводил детей прочь. Почти все они озирались туда, где сейчас два помощника, негромко переругиваясь, швабрами заталкивали нечто бесформенное обратно в бочку. У многих в глазах почему-то стояли слёзы. В соседнем шатре двое прислужников уже понукали наряженного в попону и остроконечный колпак со звёздами осла встречать гостей предсказаниями и пожеланиями хорошего дня.

 

Ночь проявила милосердие и принесла базарной площади немного прохлады. Летние звёзды и молодой месяц щедро посеребрили черепичные крыши домов и каменную мостовую. И маленький зоопарк на колёсах в этом свете тоже преобразился. Живой, суетливый и пестрящий цветными полосками шатров днём, сейчас он был тих и неподвижен. Шатры и повозки казались единой тёмной кучей хлама, которую забыли вовремя убрать после какого-нибудь городского праздника или особо бойкого ярмарочного дня. Из этой кучи по временам доносился громкий храп перепившегося персонала. Самые звучные трели выдавал крохотун Фарад – здоровенный детина, целый день развлекавший посетителей, сидя в клетке в шкуре сдохшего прошлой зимой гризли. Сам сеньор Тарбас в честь прибыльного дня проводил свой вечер в «Четырёх тузах». Свернувшись в клубок, спал в своём вольере манул. В висевшем над входом в ближайшую крытую повозку светильнике сидела, зажимая тонкими ручками свои острые уши, маленькая фея. Сообразив, что уснуть под аккомпанемент Фарида всё равно не получится, она внимательно посмотрела на своего пушистого соседа, на секунду засветилась и послала в вольер маленькую золотую искорку. Похоже, искорка достигла цели. Манул приоткрыл один жёлтый глаз и сощурился на фонарь.

- Добрый вечер, Рофтус! – будто впервые его заметив, поздоровалась проказница.

- Добрый вечер, Ларариэль. – со вздохом ответили из вольера. – Тебе не спится?

- Милый Рофтус, я же тысячу раз говорила, что для тебя я просто Риэль! И как тут возможно заснуть? Крохотун сегодня в ударе! Да и Анварес, тот, что днём притворяется крокозюплем, ему почти не уступает. Завидую твоей способности не обращать ни на что вокруг внимания. Я, кстати, тебя не разбудила, ты ведь, кажется, дремал? – невинно поинтересовалась Риэль.

- Я не спал. Так, размышлял, вспоминал…

- Ты тоже думаешь о своей прежней жизни?

- Да, - обычно колючий взгляд манула вдруг затуманился и сделался мечтательным, - когда-то такими вот ночами я с удовольствием гулял по тихим, густо заросшим камышом прудам и небольшим заводям. В свете месяца я охотился на нежную форель и зеркальных карпов. Хорошее было время.

- Я тебя понимаю. – Маленькая фигурка в подвесном светильнике радостно засветилась. – В такие ночи мы с сёстрами играли в догонялки и водили хороводы в вековых дубравах. Иногда мы даже летали на озёра и устраивали балы, танцуя на лепестках ночных кувшинок почти до самого рассвета. Это было невероятно весело! Может быть, мы даже видели там тебя или твоих братьев.

- Это вряд ли. – Взгляд Рофтуса снова стал колючим. – Раньше мы жили в степях, и нас было много. А потом пришли люди, которым нравились наши шкурки, и тем, кто уцелел, пришлось уходить. Нам повезло найти край, где была рыба, но рыбакам тоже нравится форель…

Рофтус надолго замолчал. Не зная, как продолжить разговор, Ларариэль вспомнила о другой их соседке.

- Интересно, а как наша Нэсси жила в своём море до того, как её изловили?

- Ты снова путаешь, Нэсса жила не в море, а в большом горном озере – она ведь рассказывала. Оно ещё в тех краях как-то смешно называется – то ли лок, то ли лох. Про Круг морей это всё Тарбас придумал, потому что внешнее море где-то очень далеко, и все хотят там побывать.

- О, я бы тоже хотела! – Встрепенулась Риэль. – Здорово было бы увидеть какие-то новые диковинные места!

- Увидим, - хмуро ответил манул, - когда наш балаган поедет в ту сторону.

Ночь сменилась новым жарким днём. Снова зоопарк работал до позднего вечера. Лейденберг оказался щедр на зрителей. Сеньору Тарбасу накануне шла карта в «Четырёх тузах», и он направился в эту гостеприимную обитель, собираясь перед отъездом хорошенько обчистить местных дуралеев. Манул сидел в своём вольере и тоскливо глядел в лунную ночь. Внезапно он насторожил уши – какой-то неясный звук донёсся до него, словно меж повозок и шатров на секунду заблудился лёгкий бриз. Но ветра не было. Из стоявшей поодаль деревянной бочки плеснуло: «Эй!». Колючие жёлтые глаза ощупали пространство и остановились. Манул недоверчиво уставился на источник звука. Бочка сверху была накрыта крышкой с проверченной для доступа воздуха круглой дыркой. Сверху крышку придавливал внушительных размеров тяжёлый железный брусок. Похоже, что кто-то из охранников в спешке или по невнимательности положил сегодня этот брусок не по центру крышки, а близко к краю. Правда, манул заметил и другую странность. Одна из зрителей – девчушка со смешными косичками – приходила в городок на колёсах два дня подряд. Она побывала на последнем представлении, и в конце, отстав от группы, долго крутилась около этой бочки. Крышка начала приподниматься с одной стороны, а брусок медленно, сантиметр за сантиметром, начал сдвигаться в сторону. Минута, и он свесился за край крышки, а затем с глухим стуком упал на мостовую. И всё затихло. Паузу взяла, казалось, даже сама ночь.

- Эй! – снова раздалось из бочки. По спине манула пробежал, вздыбив шерсть, колючий холодок.

Звёзды подсвечивали ночной небосвод. Молодой месяц с любопытством поглядывал на городскую площадь. По-прежнему было тихо. Но кое-что изменилось. В подвешенном над одной из повозок старом светильнике за закопченным стеклом проснулась и очень тускло, чтобы никого не разбудить, засветилась фея. Этого света всё же хватало, чтобы, присмотревшись, можно было разглядеть, что рядом с деревянной бочкой, тесно прижавшись к полоскам стали, опоясывающей просмоленные доски, тоже кто-то сидит. Манул в своём вольере слегка прядал круглыми ушами. Его жёлтые глаза неотрывно следили за пространством около бочки. Трое сидели. Трое молчали. Но где-то на неразличимом для обычных людей уровне восприятия, подслушиваемые лишь звёздами, эти трое говорили без умолку.

- Нужно уходить. Другого такого случая может и не быть, - донеслось от бочки.

Манул и фея молча переглянулись.

- Ты научилась ходить, Нэсса?

- Я думаю, что смогу, Рофтус. И нам нужно уходить!

- Уходить? – переспросил манул.

- Конечно!

- Зачем?

- А вам что здесь нравится??

Зверь недовольно покосился в сторону одного из шатров, откуда донёсся чей-то всхлипывающий храп.

- Не нравится, - подтвердил он.

- Ну тогда нужно поторопиться, пока эти ещё спят, и не вернулся Тарбас! Я открою фонарь и выпущу Риэль. Только не светись сразу! А потом мы вместе как-нибудь выпустим тебя из твоего загона, Рофтус, и к утру будем уже далеко отсюда. Нас больше не будут бить, душить и мучить. Мы будем свободны! – Нэсса вдруг осеклась, понимая, что её собеседники почему-то молчат.

- И куда же мы пойдём? Мы все очень далеко от мест, где жили раньше. Нам попросту не добраться туда, - печально молвила фея.

- Ну и что? Доберёмся до других мест. Риэль, ты сможешь снова летать под кронами зелёных деревьев, а Рофтусу мы подыщем чудесный маленький водоём, заросший ряской и камышами. Мы станем свободными!

- Нэсси, девочка, ты ещё очень молода и не понимаешь, как устроена жизнь, - покачала миниатюрной головкой фея.

- Пусть эти люди и не слишком хороши. Они жадные и жестокие, но они нас кормят, - вставил Рофтус, - у нас есть крыша над головой, и здесь мы в безопасности. А что у нас будет на воле? Голодная жизнь? Холод зимой? Ты об этом подумала? Зачем нужна такая свобода?

- Чтобы быть теми, кто мы есть! Чтобы идти к своей мечте!

- Что ты станешь делать со своей свободой, когда нечего будет есть? – обречённо спросил Рофтус.

- Свобода не накормит тебя, а мечты, увы, не спасают от холода!

- От холода мы спасём себя сами, а мечты они не для этого. Они придают сил. Не говори глупостей, Рофтус, я слушала ваши беседы с Риэль. Ты ведь столько раз говорил ей, как хорошо когда-то было ловить рыбу в тихих камышовых зоводях. А она рассказывала тебе о бескрайних лесах и вековых дубравах. Ведь вы так мечтали туда вернуться!

- Мои дубравы уже, наверное, давно вырубили, - вздохнула фея.

- А в моих озёрах теперь должно быть только лодки да рыбацкие сети, - впервые отвёл в сторону взгляд своих пронзительных жёлтых глаз манул.

- Тогда мы найдём новые! Не говорите глупостей, сейчас я выпущу Риэль, а потом мы как-нибудь откроем твой вольер, Рофтус, и…

- Я могу легко перепрыгнуть эти прутья, Нэсси - ответил Рофтус, - и всегда мог.

После долгой паузы от бочки долетели робкие полные невыразимой грусти слова.

- Тогда я пойду одна.

Риэль в ответ печально опустила свою головку, и свет её потускнел.

 

Кто-то сказал, что миг прощания очень тяжёл. Враньё. Прощание – это не миг. Звёзды всё так же подсвечивали ночной небосвод. Месяц прочертил вдоль одной из улиц города зыбкую призрачную дорожку. И по этой дорожке, делая непривычные, первые для себя шаги и дрожа то ли от холода, то ли от первых своих слёз, уходила прочь от зоопарка на колёсах маленькая тоненькая фигурка.

 

Если окинуть базарную площадь беглым взглядом, то может показаться, что всё здесь течёт по неведомо кем установленному незримому, но неукоснительно выполняющемуся распорядку. Торговцы, расхваливая на все лады свой товар, наперебой зазывают доверчивых клиентов. Честные горожане бойко торгуются за каждый пенни. Из булочной вкусно пахнет свежей выпечкой. А бородатый сеньор Тарбас – да и не сеньор он уже давно – приехавший в гостеприимный Лейденберг почти год назад и умудрившийся за одну ночь проиграть в «Четырёх тузах» местным ловкачам почти все деньги и имущество, слоняется от прилавка к прилавку в поисках хоть какой-нибудь пусть даже самой грязной работы. За год он успел неплохо выучить всё, что ежедневно происходит на главной площади города. Вынужден был выучить, потому что иначе не найти бы ему заработка. Впрочем, мелким воровством бывший владелец зоопарка тоже не брезгует. Вот и сейчас даже беглым взглядом он с жадностью выхватывает из палитры общей суеты малейшие фрагменты перемен. Вот у бутика «Сезон мод» обновили вывеску. Вот понуро плетётся от поганых «Четырёх тузов» очередной обчищенный бедолага. А вот и дородный господин вышел от «Мадам Марципан», а из кармана небрежно торчит уголок плохо спрятанного кошелька. И руки-то у него заняты покупками. Как неосмотрительно! Эх, опоздал - к дородному господину уже пристроился Анварес, в недалёком прошлом работавший помощником на самого Тарбаса.

В одном уголке площади собралась группка ребятишек и даже несколько взрослых вокруг жонглировавшей несколькими яблоками худенькой нескладной девчушки. Он заметил её почти сразу, когда она только начала свое маленькое представление. Тоненькая как тростинка, с двумя короткими косичками, эта девчонка почему-то казалась ему смутно знакомой, но где он её раньше видел, припомнить он не мог. За прошедшие полчаса число зрителей незатейливого представления заметно возросло. Появились среди них и взрослые, проходившие мимо и ненароком попытавшиеся сосчитать летавшие в воздухе яблоки. Жонглерша перебрасывала их столь непринужденно, что яблок не могло быть больше трёх, ну максимум четырёх, но эта гипотеза разбивалась о реальные подсчёты. Яблок было то четыре, то пять. Они перелетали из правой ладошки в левую по высокой дуге, а тонкие пальчики проворно отправляли их обратно по более низкой внутренней траектории. Зрителей становилось всё больше: детвора тянула взрослых, толстый пекарь, торговка цветами, усатый постовой – со всех концов площади стягивались люди. Под ноги девочке уже летели звонкие монетки. Откуда здесь взялась эта попрошайка? Да и попрошайка ли она? Сеньор Тарбас за свою долгую жизнь успел повидать немало, и в девчушке в коротком стареньком платьице и полосатых гольфиках он попрошайки не видел, ведь она ничего не просила. Да и с каких это пор уличные попрошайки стали жонглировать едой? Но какая-то сила, мимолётное воспоминание влекла его туда, где сейчас летали в воздухе румяные яблоки. Внезапно, ослеплённый промелькнувшей догадкой грязный бородатый мужчина поспешил туда, где год назад стоял небольшой табор повозок и полосатых шатров. Эта хрупкая фигурка… Он торопливо протолкался через толпу ребятишек. Эти девичьи косички… Да, он вспомнил. Невероятно, но это именно она, беглянка! И она принадлежит ему! Косматая ручища протянулась вперёд, чтобы ухватить за плечо свою добычу.

- А ну, куда лезешь, отребье?! – сурово окликнул и оттолкнул Тарбаса стоявший рядом постовой. Хищный бросок бывшего владельца зоопарка пропал зря. Толпа зрителей сразу же оттеснила бородача прочь. В руке у него вместо плеча девушки осталось лишь большое яблоко.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...