Татьяна Ватагина

Сто бабочек или подарки злой феи

- Будь моя воля, я и на полет стрелы ее к детям не подпустила бы, - сказала королева, нервно одергивая опушку широкого рукава, - но не могу! Помнишь, что случилось с Изабеллой и Карлом? Они «забыли» пригласить фею на праздник в честь рождения их малютки, а старуха все равно приперлась и заявила, что их доченька-де умрет в шестнадцать лет оттого, что уколется веретеном. Теперь у них нет ни одного веретена в королевстве, а пряжу они закупают у соседей. И бедный ребенок все равно вынужден сидеть в башне.

Король и королева стояли по бокам колыбельки с новорожденной принцессой, ожидая, когда приглашенная фея наконец соблаговолит явиться. Гостья опаздывала. Она обожала, когда коронованные особы ждали ее.

- На твой подарок к свадьбе, конечно, грех жаловаться! – от волнения на королеву всегда нападала неудержимая болтливость. – «Плоть обращается в сталь, там, где сталь к ней едва прикоснется!» Что и говорить, ее дар спас тебе жизнь! Хотя, конечно, мешает, да? Но выглядит мужественно. У рыцарей до сих пор модно рисовать на лицах серебряные полоски.

Она хихикнула. Король провел языком изнутри щеки по вросшей в мясо, острой, как нож, полосе металла. Полоса поднималась от подбородка мимо глаза и скрывалась в волосах.

- А мой дар – до сих пор не пойму: издевательство он или благодать! Как выругаюсь – во рту появляется золотая монета. Надо же такое придумать! И чем грязнее ругательство, тем крупнее деньга. Едва я стала лепетать, меня научили ругаться на зависть любому наемнику. Знаешь, какое первое слово я сказала? Ладно, ладно, не хмурься, молчу! Зато родители навсегда расстались с нищетой, их королевство теперь самое богатое. Да и нянюшка неплохо накопила на старость. Зато все детство и нежное девичество, черт подери, - королева поднесла рукав к губам и сплюнула в его широкий раструб золотую монетку. Внутри рукава имелся карман, устроенный так, чтобы монеты не выпадали, когда королева опускала руку, - зато всю юность, когда девицы музицируют и распевают песенки, я часами сидела в своей башне над раскрытым ларцом и ругалась, ругалась, ругалась, как гребаный пьяный сапожник… Ешкин кот! Тьфу! Тьфу! Кхе! Думаю, если старуха задержится еще на час, мой кармашек треснет!

- Едет! Едет! – в раскрытые двери влетел и тут же кинулся прочь кудрявый юноша в лиловых лосинах и бордовых башмаках с такими длинными носами, что удивительно было, как у него получается в них ходить, не спотыкаясь, не то, что бегать.

- Значит, еще придется стоять. Она вечно тащится, как похоронные дроги.

Королева со стоном помассировала шею. Придворные восприняли этот жест как разрешение размяться - позади королевской четы зашуршали шелка и зазвенели украшения.

- Надо заказать корону полегче. Можно подумать, твои предки по женской линии имели чертовы бычьи шеи. Тьфу!

- Потерпи, дорогая, - мягко сказал король, - скоро все закончится.

- Нет, что ни говори, все же старая ведьма сделала мне хороший подарок, если наплевать – тьфу – на условности. А вот про бедного Вольмара даже не знаю, что и сказать. Надо же такое придумать! «Волосы принца будут тверже алмаза и стали, не поддадутся ни рогу единорога, ни огню». Оно, конечно, экономия на доспехах, но у бедного мальчугана коса уже ниже попы и укоротить ее невозможно – ничто не берет! А что будет, когда начнет расти борода? Зваться ему Вольмаром Волосатым!

- Проехала ворота! – закричал кудрявый юноша, на миг показываясь в дверях.

Королева выпрямилась и подняла голову, отягощенную короной и искусно уложенными косами. Король приосанился.

- А уж дар Лючеты - просто позор, - никак не могла успокоиться королева, она шептала, не шевеля губами, дабы не нарушить торжественности позы, - он хорош для простолюдинки, но никак не для будущей правительницы. Стоит ей хлопнуть в ладоши, как появляется горшок каши. Вот ведь хрень – тьфу - какая! Каша, конечно, вкусная, и горшок расписной, но как девочка будет подавать хлопком сигнал к началу турнира или танцевать чакону? Малюткой она разъелась как свинка, потому что вечно нахлопывала себе кашу и ела ее прямо руками. А уж чумазая…

Тут растрепанный кудрявый юноша ворвался в дверной проем, затормозил, уцепившись за косяк, выкрикнул нечленораздельное и унесся насовсем.

- Не горячись, дорогая, а то ты раскраснеешься, и фея поймет…

Король не договорил, поскольку в дверь вплыла устрашающая старуха. Это была крупная дама с лицом гоблина, такая курносая, что ноздри ее зияли, как два пушечных жерла на носу боевого корабля. Над набеленным лицом вздымалась двугорбая прическа, утыканная множеством украшений, по тяжести превосходящих королевскую корону. Высокий воротник с чередой жемчужин по краю повторял форму куаферы. Декольте в серых кружевах щедро открывало то, что лучше было бы скрыть.

Усмехаясь, отвратительная старуха приблизилась.

Король склонил голову. Королева присела в неглубоком реверансе. С шуршанием, бряканьем и звоном ряды придворных сделались вдвое ниже. Никто не хотел сориться с местной волшебницей.

Белила делали самодовольное лицо чародейки еще отвратительнее.

- Где моя деточка?

Король с королевой затаили дыхание. Они боялись даже взглянуть друг на друга. «Что значит: «моя»? Хочет забрать?» - перепугались оба.

- Ты моя сладенькая! – пропела старуха, наклоняясь над колыбелью. - Вылитая фея! У! Так бы и съела!

У королевы потемнело в глазах, и только привычка к изнурительным церемониям не позволила ей упасть.

- Тебе место в волшебном лесу, милая малютка, среди фей и единорогов, но недосуг мне нянчиться с девчонками! Поэтому мой дар тебе…

Тут солнце выглянуло из-за облака. Кажется, все в зале услышали шорох, с которым солнечный луч упал на ковер.

- …разлетаться бабочками! Сто твоих бабочек – сто лет жизни! Смотри, сотня - это совсем немного, бабочки хрупки – бойся растерять их!

Провозгласив так и гнусно захихикав, фея исчезла, словно ее никогда и не было.

Королева, в несгибаемых церемониальных одеждах опустилась на ступеньку. Набежали придворные дамы, стали махать на нее платочками, совать под нос драгоценные флаконы с нюхательными солями… Лекарь в черной мантии никак не мог пробиться сквозь вал из расшитых шелковых юбок…

- Глядите!

Все головы разом повернулись. Над колыбелькой порхала стайка белых перламутровых мотыльков и один алый. Отражая крылышками краски зала, кружась и играя, маленькие бабочки поднялась под потолок. Все зачарованно провожали их глазами.

- Закройте окна! – первой опомнилась королева. – Вдруг она улетит!

Бросились закрывать окна. Закрыли все, в том числе и двери.

Сделав два круга, бабочки сели на бортики колыбели, на расшитое младенческое приданое, поиграли перламутровыми крылышками, и никто не понял, когда они стали бело-розовой прелестной принцессой в кружевах, гулящей и пускающей пузыри.

Королева быстро накрыла колыбельку тюлевым покрывалом.

- Все немедленно вон! Благодарю за участие в церемонии! – истерически прокричала она с некоторой непоследовательностью.

Кланяясь и приседая, свита выпятилась из зала.

Принцесса безмятежно спала под кружевами, посасывая кулачок размером с розовый бутон.

Король обнял супругу, она прижалась к нему и забормотала неслышно и страстно. Золотые монеты так и запрыгали по полу.

 

Из окна Девичьей башни были видны горы, покрытые лесом, озеро Зее – зеркало небес, и многочисленные замки соседних королевств. Над каждым возвышалось по Девичьей башне, потому что злая фея так одарила местных принцесс, что перепуганные родители заперли своих девочек от греха подальше.

Узкие окна башни принцессы Зефиры затягивала золотая сетка – королева постаралась, чтоб дочку окружала настоящая роскошь. Она вообще ответственно подходила к государственным и семейным делам и трудолюбиво пополняла казну.

Зефире разрешалось гулять по саду. Правда, играть и бегать она не могла, поскольку перед прогулкой малышку покрывали специальной шляпой с широкими полями, с которых до земли свисало тончайшее покрывало на обручах – чтобы резвое высочество не могло упорхнуть к жестоким мальчишкам, прожорливым птицам, бессердечным натуралистам, и неизвестно каким еще ужасам.

Регулярно мама, папа, няня, учителя и фрейлины твердили Зефире о непрочности бабочек, о ценности ее королевской жизни, и, разбуди девочку среди ночи, она ответила бы, что самое главное для нее - сохранять человеческий облик – тоже очень уязвимый, но не идущий ни в какое сравнение с хрупкостью мотыльков.

Как-то королева-мать, войдя в покои принцессы, застала дочку перед зеркалом, уменьшившуюся вдвое, но зато в уборе из мигающих перламутровыми крыльями бабочек. После очередного разъяснения опасности превращения в насекомых, по тайному приказу королевы паж для наглядности раздавил перед девочкой обычную бабочку-белянку и оторвал ей крылышки. Девочка-бабочка горько плакала, даже пролежала день в постели с горячкой, но, кажется, что-то поняла.

Когда все убедились в здравомыслии принцессы, ее стали вывозить в свет без защитного покрывала, в открытых по тогдашней моде платьицах. Зефира порхала в танце в дозволенных объятиях принцев, а знатные пожилые дамы наблюдали за молодежью со своих мест и шептались за веерами: «Как хороша! Жаль, что она, ну, вы сами понимаете…», а за их спинами телохранитель принцессы держал наготове огромный сачок.

Оставшись одна в башне, Зефира придвигала к дверям тяжелое кресло, и летала по комнате, то свободно виясь, то перестраиваясь в воздухе в строгие геометрические узоры, то садилась на гобелены, оживляя фигуры красавиц и охотников взмахами крыльев. Ведь очень трудно иметь дар и не пользоваться им, хотя бы тайно.

Особенно ей нравилось превращаться в бабочек наполовину, изобретая живые венки и короны – именно за этой игрой ее и застала королева. Однажды Зефира превратилась в девяносто девять бабочек, а последняя ее часть осталась крохотной девочкой, но это оказалось не слишком интересно и даже немного страшно.

 

Стояло раннее лето. Принцессе исполнилось тринадцать лет.

Их высочества гуляли по саду со свитой. Зефира нашла пышный куст купальниц и захотела, чтобы он рос в горшке у нее на окне. Старшая сестренка Лючета тут же хлопнула в ладоши, у ее ног появился горшок. Кашу охотно слопал дог Элефант, принц Вольмар кинжалом выкопал растение из земли, запихал в посудину, перемазав руки и бархатный костюмчик, фрейлины отнесли горшок в покои принцессы.

Купальницы были, безусловно, хороши, но не они интересовали девочку. Каждый день она смотрела сквозь золотую сетку на озеро Зее, на кроны деревьев, вначале разноцветные и прозрачные, потом зеленые и кудрявые. Цвели луга, над ними плыл аромат черемухи, и ее Зефиру так и тянуло полетать в теплом воздухе, под луной, такой же перламутровой, как ее крылья. Она ничего не могла с собой поделать. Вообще у нее появились странные желания, о которых она не рассказывала ни сестре, ни подругам, ни родителям, опасаясь непонимания.

Оставшись одна, Зефира взяла подсвечник (тоже золотой) и углом подставки пробила дыру в золотой сетке у самого подоконника. Совершив этот акт вандализма, она тщательно загнула пальцем острые края, чтоб они не поранили крылышек, а потом прикрыла дырку горшком – вот для чего он был нужен – и стала ждать подходящего момента.

Она рассудила, что четыре часа утра – лучшее время, чтобы незаметно улизнуть из башни на полчасика. Домашние еще спят, а с остальным она уж как-нибудь разберется.

Когда лучи утреннего солнца нарисовали на полу четкую сетку, на подоконнике шуршали, толкались и нежно пахли лимоном перламутровые бабочки. Алая уже сидела снаружи на сером камне. Одна за другой крылатые частички Зефиры пролезали в дыру за горшком, ползли по сетке и сбивались в кучку на внешней стене возле окна.

Как только наружу выбрался последний мотылек, вся компания дружно взлетела, цепочкой потянулась над деревьями, огибая кроны, достигла стены, покинула сад и поплыла к лесу. Все прошло отлично! Никто ее не заметил! Только две ласточки спикировали с вышины, но найдя бабочек слишком крупными, помчались дальше.

Зефира летела над дубами в сморщенных младенческих листиках, над кронами берез, над елками в зеленых оборках и красных шишках, и это было восхитительно!

Черемуха позвала ее, и перламутровая стайка закачалась на головокружительно пахнущих соцветиях, припала к нектару в компании жуков, пчел и других бессмысленных тварей. Отяжелев и слегка опьянев, Зефира поиграла сама с собой в догонялки меж древесных стволов и осмелилась подняться над лесом.

Она полетала спиралью, клином, попробовала подражать форме облачка, такого же белого, как она сама, и уже направлялась домой, когда вдруг увидела, что одно дерево в лесу ритмично вздрагивает. Что с ним случилось? Она подлетела ближе.

Здоровяк в серой рубахе рубил дуб. «Зачем он губит такое прекрасное дерево?» - огорчилась Зефира. В королевских садах за деревьями ухаживали специальные садовники. Она облетела поляну, не нашла ответа, и уселась на ветку прямо над лесорубом. Перламутровые бабочки среди красноватых листьев – получилось красиво.

- Гы! – осклабился парень и перестал рубить. Лицо у него было широкое и загорелое, двух передних зубов не хватало, как у рыцарей, которым часто приходится драться. Но рыцари загораживали дыры во рту красивыми серебряными и золотыми вставками, а парень почему-то оставил все как есть.

Парень хлюпнул носом, вытер лоб рукавом и снова взялся за работу. Ветка сотряслась, Зефира поспешно взлетела, опустилась на траву и приняла человеческий облик.

- Поселялин, зачем ты рубишь дерево?

Лесоруб аж подскочил, глянул дико и запустил в Зефиру топором. Та едва успела разлететься. Но ей стало больно, очень больно, как тогда, когда она сломала мизинец на ноге, споткнувшись о камень, скрытый травой.

Сбившись в плотную стайку, прижимаясь к деревьям, принцесса бабочек поспешила домой, проползла в комнату, и став девушкой, упала на постель и заплакала.

А молодой лесоруб осмотрел обух топора с прилипшими перламутровыми крылышками, обтер о траву, потыкал во все стороны рожками из пальцев, отгоняя зло, упал в телегу и погнал удивленного савраску во весь мах домой.

Во дворце никто не узнал про полет принцессы, и не стал браниться. А что бабочка пропала – никто, кроме нее, не заметил. Принцесса лишь на самую малость стала полегче и пониже.

 

Зефире исполнилось семнадцать лет, и мать показала ей портрет принца.

- Это хорошая партия, - сказала она, - но мне хотелось бы, чтобы ты вышла замуж по любви. Мы пошлем ему твой портрет – тот, где ты в шали с узором из бабочек. Пусть помнит, к кому сватается. После обмена портретами пригласим его в гости, и там посмотрим. Как он тебе?

- Принц как принц. Самый обычный, - пожала плечами Зефира. – Не помню, чтобы я с ним танцевала.

- Их семья ездит на роскошные балы в южные королевства.

- Тогда, наверное, он воображало.

- Поглядим. В конце концов, он первый, кто просит твоей руки. Я тебя принуждать не стану, - королева обняла свою дочурку. А сама подумала: «Немногие захотят породниться с красавицей, которая на самом деле - кучка чешуекрылых. Не хотелось бы мне, чтоб женихи клевали только на ее приданое».

Старшая сестрица Лючета, прозванная Доброй королевой, уже два года была замужем. Вопреки опасению матери-королевы, брак оказался счастливым. Молодой король, любивший простую походную пищу, души не чаял в женушке с ее кашей. Народ обожал свою королеву. Каждое утро добрая Лючета выходила за ворота дворца и хлопала в ладоши до тех пор, пока последний нищий не уходил с горячим дымящимся горшком.

- Кисти у бедной девочки стали красными и расплющились, как у крота! – вздыхала королева. – Ей приходится кормить полкоролевства! Но бедняжка всегда была простовата. И муженек ей достался под стать.

- Мама, а где живет этот жених? – напомнила про собственный интерес Зефира. Они разговаривали в тронном зале. Королева подошла к гобелену с картой окрестностей и ткнула пальцем в самый низ:

- Здесь.

- Так далеко?!

- Совсем не далеко! Гонец доставит твой портрет до восхода солнца!

- Он поедет в карете?

- Ну, естественно! Не в седле же ему везти картину с рамой! Какие глупости ты спрашиваешь!

Но Зефира спрашивала не просто так. Душа ее была подвижной и беспокойной, ей не терпелось увидеть жениха. После первого неудачного полета она долго боялась разлетаться бабочками, но потом успокоилась и совершила еще несколько путешествий над лесом и озером, держась подальше от людей и непонятных мест, и сохранив свою целостность.

 

Как обычно, она поднялась в комнату наверху башни, но не легла в постель, а надела (на всякий случай) красивое платье и жемчужное ожерелье и встала у окна с видом на ворота замка. Она смотрела, как двое придворных грузят в карету завернутый в кусок шелка громоздкий прямоугольник, как королева лично проверяет, хорошо ли он установлен, как посланник в официальном костюме, изгибаясь, пролезает на свободное место, как кучер щелкает кнутом, карета трогается, а король с королевой, обнявшись, смотрят ей вслед.

Королева подняла глаза на башню и увидела в окне девичий силуэт. «Мечтает, глупышка, - подумала она. – Сколько волнений с этими детьми! А ведь скоро придется переживать и за внуков».

Королева вздохнула и оперлась на руку мужа. Ей и в голову не могло прийти, что дочка, едва мать скрылась из виду, крылатой шуршащей толпой сноровисто пробралась сквозь дырявую сетку и полетела россыпью на фоне звездного неба – ей казалось, что так она меньше заметна.

И правда, никто не увидел, как принцесса Зефира покинула замок.

Изо всех сил маша крылышками, опасаясь, как бы не обтрепалась пыльца, она догнала экипаж, и уселась на привязанный позади кареты чемодан посланника, превратив его в драгоценный перламутровый ларец. Карета вспугивала из придорожной травы насекомых, и вокруг бесшумно носился, раскрывши страшную мохнатую пасть, козодой. Но для принцессы, сидящей на твердом чемодане, он не был опасен.

На рассвете подъехали к замку жениха. Это тревожило беглянку – она-то собиралась к утру уже быть дома и лежать в постели, притворяясь спящей, но что делать - не возвращаться же назад, не увидев суженого! Несколько часов в запасе у нее имелось. Авось как-нибудь справится!

 

Лучи восходящего солнца освещали замковую стену в упор, отчего она казалась особо крепкой и неприступной. Но только не для Зефиры. Цепочка бабочек обогнула верх стены, зачем-то утыканной битыми стеклами - как будто королевский сад требовалось защищать от воришек – и, виляя меж древесными кронами, полетела ко дворцу.

Глаза разбегались, сколько в саду было чудесного и необычного, но принцессу встревожил непонятный едкий запах. Спрятавшись в стриженой кроне деревца, и, стараясь быть как можно менее заметной, Зефира с интересом осматривалась.

Ах, сколько здесь росло роз! Цветочный партер сверху казался гигантским ковром с геометрическим узором. Пока она колебалась, слететь ли ей вниз, чтобы насладиться цветками по отдельности, или подняться повыше, чтобы оценить план сада в целом, едкий запах усилился. Из-за живой изгороди вышел слуга, сжимая и разжимая странную штуку, вроде круглой гармошки. Из нее бил вонючий фонтан. В панике Зефира рванулась прочь, но садовник сбил ее на землю мерзкими струями.

Не скоро бедняжка сумела отдышаться и заползти на колючие стебельки в противных синих подтеках. Кое-как подковыляла она по воздуху ко дворцу и угнездилась кучкой за спиной слепой статуи, подпирающей навес над балконом. Она пересчитала себя – все бабочки на месте, включая алую, потрепанные и ошеломленные.

На балкон вышел принц – не такой красивый, как на портрете, однако Зефира сразу узнала его. Следом - величественная дама в летах, вероятно, мать-королева.

- На черта нужен ее портрет! – с досадой говорил принц. - Мне плевать, как выглядит денежный мешок. Ради золота я готов жениться хоть на куче тараканов!

Если бы бабочки могли плакать, Зефира разрыдалась бы.

 

Усталая и потрепанная, вереницей она тащилась над самой дорогой, иногда садясь прямо на песок, иногда заправляясь нектаром из пыльных придорожных ромашек. Она уже не надеялась попасть домой вовремя – только бы долететь!

Вдали показалось облако пыли, которое росло, приближалось и превратилось в знакомую карету. Кони мчались во весь опор, мимо схоронившейся в траве Зефиры. Из окна высовывалась мать, бледная и растрепанная. Она зорко смотрела по сторонам.

Стая бабочек разом оказалась в карете, и в следующую секунду королева обнимала свою бедную, запыленную, измученную, рыдающую доченьку.

- Больше никогда, никогда, никогда так не делай! – твердила мать, до боли сжимая Зефиру в объятиях и ощупывая, не пропало ли чего у девушки.

Всю обратную дорогу они проплакали, обнявшись.

Перед самым замком, королева поцеловала ее в пропыленную макушку и сказала:

- А знаешь, пожалуй, в твоем возрасте я поступила бы так же.

Потом прибавила:

- Может быть, разумнее не отправлять в полет всех бабочек разом, а половину оставлять дома? Я понимаю, что мы не можем запереть тебя, но пожалей нас с папой.

Зефира обещала впредь так и делать, но содрогнулась, представив участь принцессы-карлицы, уменьшившейся вдвое.

Надо ли говорить, что портрет возвратили принцу без объяснения причин. Портрет Зефиры он не вернул – наверное, продал.

 

Осенью в окрестностях озера Зее появился дракон. Он украл принцессу Мону прямо из спаленки под крышей башни. Чем одарила фея Мону, никто не знал. Досужие кумушки шептались, что раз дар скрывают, вероятно, он весьма неприличен.

Дракон унес свою жертву в пещеру, издавна служащую прибежищем для их летучего огнедышащего племени. Драконы воровали принцесс примерно раз в четверть века.

Принцы и рыцари окрестных королевств отправились спасать благородную деву.

Стал собираться на ристалище и Вольмар. Не то, что бы ему очень нравилась толстая Мона (если честно, совсем не нравилась), но спасти деву являлось делом чести.

Вероятно, для молодого дракона украсть принцессу тоже было делом чести.

Король-отец не принимал участия в битве за прошлую принцессу, потому что к тому времени был уже женат, но, тем не менее, сумел дать сыну множество ценных советов о драконьих привычках.

Оруженосцы заплели несокрушимые волосы принца в подобие плаща, ниспадавшего до самых поджилок и прекрасно защищавшего спину. Бороду заплести было труднее, но они и тут худо-бедно справились. Пока оруженосцы запихивали волосяное плетение под нагрудник, дабы защитить горло, Вольмар подмигнул сестренке, держащей наготове перевязь:

- Коротковата еще бородка-то!

Зефира переживала за брата. Когда он уехал, она пометалась по светелке, вначале в человеческом облике, потом в волшебном; не выдержала, махнула всеми крылышками, и полетела к ристалищу.

К тому же, на битву с драконом собрались холостые принцы со всей округи. Девицы на ристалище традиционно не присутствовали, кроме, разумеется, жертвы, но у Зефиры было преимущество.

Легкомысленная принцесса бабочек уже забыла неудачное путешествие. Попробуйте усидеть на месте, обладая девяносто девятью четверками легких крыл!

С высоты мотылькового полета поле перед драконьей пещерой казалось грибной поляной - столько на нем выросло круглых шатров: шелковых, ковровых и просто брезентовых. Над шатрами вились флаги и вымпелы – чего среди грибов, конечно, не встретишь.

Дракон стоял у входа в пещеру: золотой, блестящий и гибкий, как часовая пружина. Он был не слишком крупный – чуть повыше боевого коня со всадником – но явно сильный и стремительный.

Пухленькая Мона жалась к скале возле пещеры – с распущенными волосами и в ночнушке, правда, очень нарядной, с кружевами и бантиками. От смущения и внимания к собственной особе она раскраснелась и сделалась даже хорошенькой.

Рыцари в полном вооружении и с поднятыми пиками разъезжали перед застывшим в боевой стойке драконом.

Зефира разглядела Вольмара, еще нескольких знакомых принцев. Присесть на поле ей было некуда, пришлось облепить кустик с желтыми цветами над самым входом в пещеру, и он заблестел, как схваченный инеем, и только одна бабочка алела, как капля крови.

Вдруг незнакомый рыцарь в сине-желтых доспехах гикнул, и, склонив пику, понесся на дракона. Синее покрывало с желтыми птицами красиво развевалось. Не сходя с места, дракон вытянул шею и дыхнул прозрачно-голубым острым пламенем - пика вспыхнула, конь шарахнулся, и рыцарь остался лежать на траве кучей пестрых тканей и железа.

Не успели оруженосцы оттащить его в сторону, как второй рыцарь, принц Ольхового замка, в зеленых и красных цветах, бросился в битву.

«Нечестно! – подумала Зефира. – Дракону не дают передохнуть!»

Блеснул хвост, и рыцарь вылетел из седла, как пущенный из катапульты.

Два рыцаря с двух сторон помчались, выставив пики, но дракон отбил их словно кегли.

Зефира поймала себя на том, что болеет не за людей.

Но вот, не торопясь, навстречу дракону выехал Вольмар, такой красивый и мужественный в своих ало-золотых доспехах и плаще из волос! Все бабочки Зефиры затрепетали от гордости и волнения!

Только что зверь опалил подряд двух воинов, поэтому короткое время огня можно было не опасаться.

Вольмар сделал обманный финт копьем с ярким вымпелом на конце, мешая дракону видеть, подскочил сбоку и мечом в левой руке рубанул по прижатому к боку алому крылу – единственному уязвимому месту на блестящем теле. Дракон коротко вскрикнул, и когтем размером с серп чиркнул по доспеху на груди Вольмара. Бородка выскочила из-под кирасы. Дракон откусил конец пики. Теперь Вольмару нечем было заслонять ему глаза.

Дракон приподнял лапу. Зефира поняла, что следующий удар когтя придется в беззащитное горло брата. Она и не заметила, что от волнения взлетела над кустом и висит над ним, как пламя вокруг неопалимой купины.

Принц взмахнул мечом, чудовищный коготь летел в его открытое горло…

Не помня себя, принцесса бабочек бросилась на золотую морду дракона, и забила по его глазам всеми перламутровыми крылышками. Дракон пыхнул вверх пламенем, как человек, сдувающий со лба волосы, и от бабочек не осталось даже пепла. Зато Вольмар сумел изловчиться и ударил мечом по крылу второй раз.

Дракон взвыл протяжно, развернул алые крылья, поднялся над рыцарями, и, брызгая кровью и валясь на правый бок, полетел восвояси. По пути он из вредности поджег несколько шатров.

Подбежала Мона, протягивая пухлые ручки и доверчиво глядя на спасителя снизу голубыми глазами, как маленький котенок. Вольмар поднял принцессу в седло, и под приветственные крики повез домой.

Принц не понял, отчего замешкался дракон, и лишь немногие рыцари заметили облачко, на миг затуманившее драконью морду, но приняли его за игру солнца или какое-то простенькое колдовство.

 

Королева обнаружила в светелке, в горшке с орхидеей, заменившей купальницу, крохотную Зефиру в обгоревшем платье. Девушка (насколько можно было разглядеть у такой малютки) не плакала, поскольку пребывала в состоянии шока. «Осталась одна бабочка, один год жизни. Вот и случилось то, чего я так боялась» - подумала королева. Ей показалось, что сердце ее сжалось и сделалось маленьким, как у дочки.

Но королева не могла позволить себе роскошь рыдать и заламывать руки. Срочно был вызван лекарь, который выпучив глаза, недоуменно зашевелил толстыми пальцами над крохотной принцессой на листе орхидеи. Королева выругалась в сердцах, сплюнула на ковер кучку золота, выгнала лекаря и взялась за дело сама.

Через краткое время принцесса лежала на шелковом платке на дне хрустальной чаши – более безопасного места для ребенка королева пока не могла придумать; почтовые голуби мчались к соседям с требованиями немедленно прислать лучших лекарей, оказавшихся, впрочем, как выяснилось впоследствии, тоже бесполезными. Королева с отчаянья даже послала троих рыцарей на поиски феи в заколдованный лес, но они так и не вернулись. Злые языки утверждали, что они там неплохо проводят время, но сказать точно, поддались ли они чарам наяд и дриад, заколдованы или пали смертью храбрых, разумеется, никто не мог.

После пару недель лихорадочной толковой и бестолковой деятельности ювелиры изготовили по рисунку королевы золотой сетчатый колпак, а столяры – стол с причудливым углублением. Под колпаком на столе разместили игрушечный домик, садик с миниатюрными растениями, налили в углубление воды, так что получилось озерцо с лодочкой у причала шириной со школьную линейку. Позади домика имелась дверца и площадка, на которую пять раз в день клали еду для принцессы – в крохотных мисочках на кукольном столе для ее человеческой ипостаси, и резаные фрукты и свежие цветы для бабочки - как она пожелает.

Но в первые дни принцесса ела плохо, а может быть, так просто казалось из-за ее малых размеров.

Произошли и другие события. Готовилась свадьба принца Вольмара с принцессой Моной. Принц души не чаял в спасенной невесте. Королева и король тоже чувствовали к ней большое расположение.

Уединившись в занавешенной коврами лоджии, будущая свекровь выспросила будущую невестку, какой дар та получила от феи. Потупившись, девушка отвечала: «Те, в чьи глаза я взгляну, меня сразу полюбят. Тех, в чьи глаза я взгляну, сразу я полюблю». «Счастливый дар», - вздохнула королева, а сама подумала, что надо после свадьбы ввести моду на темные очки, а, еще лучше, на паранджу, иначе, неизвестно, какие потрясения ждут их двор в будущем.

 

Бедная Зефира, которая из-за слабого голоска ни с кем не могла даже просто объясниться, не то, что поговорить по душам, пребывала в совершенной растерянности. Физически она чувствовала себя неплохо, но как-то странно. Глаза видели сквозь грубую поверхность домика (который восхищал всех зрителей нормальных размеров совершенством обработки) нечто зеленое, зыбкое, в солнечных зайчиках. Некоторое время ее тело «плющило», как она сама называла это состояние; казалось, из нее что-то выдавливают, и крохотная принцесса, к ужасу матери, лежала неподвижно и не хотела двигаться, потом наступило утро, а вместе с ним пришел аппетит.

Зефира ела круглосуточно и растолстела пуще Моны. Радости королевы не было пределов. Она собственноручно наваливала на кормовую площадку новые и новые горы деликатесов, которые казались Зефире настоящими горами.

Ей снились поедаемые зеленые поля. Иногда поле накрывала летучая тень, тогда Зефира падала на пол и замирала, закрыв глаза. А потом снова начинала есть.

Стоило королеве поверить, что жизнь дочки налаживается, как Зефира перестала выходить из домика. Когда подняли защитный колпак и крышу, стало видно, что крошка-принцесса неподвижно вытянулась на кровати. Новый лекарь, вставив в глаз лупу и манипулируя тончайшей стеклянной трубочкой и кошачьим усиком, определил, что она жива.

Королева, места себе не находившая от тревоги, стала привыкать к мысли, что ее младшенькая скоро умрет. Да что там греха таить – почти умерла. Жить ей оставалось меньше полугода.

Вольмар и Мона уехали в свадебное путешествие в южные королевства – и в замке царила похоронная атмосфера.

 

Прошла зима, принцесса неподвижно лежала в своем кукольном домике, сама подобная куколке. Жизнь в королевстве брала свое, и только черный цвет придворных одежд и темные круги вокруг глаз королевы напоминали о трагедии.

Мона круглела, носила свою беременность среди всеобщего обожания, и королева строила планы, один фантастичнее другого, как уберечь будущего внука или внучку от феи. Мона беспечно отмахивалась.

- Я посмотрю ей в глаза, мы с феей полюбим друг друга, и она не захочет вредить моему малышу.

- Какая ты еще наивная, девочка, - вздыхала королева, теребя опушку из черного, как ночь, соболя на широком рукаве.

 

В один прекрасный майский день Глава королевской стражи обходил посты. Он обнаружил охранника садовой дверцы в невменяемом состоянии.

- Принцесса! Ведьма! Ага! Прошла! Беда! – твердил тот, тыкая пальцем в открытую калитку, а по лицу его бродила глупая улыбка.

Говорить со свихнувшимся было бесполезно, и Глава стражи поспешил во дворец. Он пришел как раз вовремя, чтобы увидеть точную копию принцессы Зефиры в алом платье и с рыжими волосами, решительным шагом входящую в зал с кукольным домиком. Принцессу сопровождал некий голенастый юнец неясного происхождения с дорожным мешком за спиной – явно не благородный, но и не из простонародья.

Алая принцесса подошла к своей клетке, подняла дверцу, откуда тут же порхнула и села к ней на грудь перламутровая бабочка. Бабочка распластала крылья и впиталась в плоть новоявленной принцессы. Глава стражи почувствовал себя не лучше охранника калитки в саду. Защищать последнюю перламутровую бабочку от неясной опасности было уже поздно.

- Где мама? – спросила принцесса, повернувшись к нему. Рыжие волосы вились и искрились, из глаз так и прыгал свет. Глава стражи не зря занимал свое место. Он мгновенно вернулся в реальность, пинком поднял с банкетки и потряс обалдевшего пажа, велел ему бежать за королевой, отправляя на поиски всех встречных и поперечных.

Вскоре сама королева вбежала в зал, сопровождаемая толпой челяди и придворных.

- Мамочка! – крикнула девушка и бросилась ей на шею. Мать сразу поняла, что вернулась ее настоящая дочь. Во всем мире остались только они вдвоем.

- Зефира! Моя Зефи-ира! – королева не могла оторваться от чудесно возвратившейся дочери, лаская язык сладчайшим из имен, и вглядывалась в родное и незнакомое лицо. - Какой взрослой ты стала! И какой красавицей! Огонь!

- А вот мой будущий муж, мамочка! Его зовут Теодор!

- обернулась Зефира к вихрастому голенастому субъекту с криво сидящими на носу очками.

Теодор, видимо, мало смыслящий в дворцовом этикете, решительно шагнул вперед, взял руку удивленной королевы и потряс ее.

 

Вечером невероятно счастливого дня семья удобно расположилась у камина с бокалами в руках.

- Я путешественник. Ученый-натуралист, - в который раз объяснял Теодор, вертя в руках бокал с огоньком внутри вина. – У вас необычная, удивительная, дивная природа. Плюс так называемые чудеса. Вы сами не понимаете, как вам повезло. Сегодня утром я собирал лесные растения для гербария и встретил бабочку, не описанную ни в одном каталоге. Большая, самого прекрасного оттенка алого цвета, изящно разрисованная, вероятно, она недавно вышла из кокона и отдыхала, суша крылья. Это была дивная, возвышающая душу картина! Представьте: поляна в росе, юный золотой и зеленый лесной свет и – это алое чудо! Луч падал на бабочку, и она одушевляла всю поляну.

Зефира, слушала, зардевшись, похвалы. Никто прежде не восхищался ею, когда она разлеталась бабочками – наоборот, все пытались скрыть факт превращения, как что-то неприличное.

- Вначале я хотел взять ее на булавку, - продолжал ученый. (К счастью, в окрестностях озера не было моды собирать коллекции насекомых, поэтому слова Теодора остались непонятыми и никого не шокировали). – Но она была так невероятно хороша. Я подумал: а вдруг это представительница малочисленной популяции. Я не стал вмешиваться в дела природы и решил просто зарисовать ее.

- Он целый час стоял передо мной на коленях, мамочка! И коленки у него все промокли!

- Сейчас уже высохли. Бабочка сидела неподвижно, словно позируя.

При этих словах Зефира лукаво рассмеялась.

- Пока я рисовал, послышался хруст, еще и еще. Он раздавался со всех сторон: это лопались хризалиды, новые бабочки выходили из коконов и сушили свои крылья. Медленно-медленно распускались алые чудеса на кустах и деревьях. Это было так невыносимо прекрасно, что я чуть не забыл про свой долг натуралиста, в смысле, про рисунок. К счастью, моя модель сидела неподвижно. Когда я закончил рисовать и поглядел по сторонам, все бабочки исчезли. Словно погас свет. Но я не успел огорчиться, поскольку за спиной у меня раздался голос: «Похоже!». Я оглянулся и увидел деву в алом платье. К чему описывать: вот она! – он поставил бокал на ковер и протянул обе руки к Зефире.

«Он влюблен, - подумала королева, - и девочка влюблена без памяти. Что бы я ни говорила, они меня не услышат. Да и нужно ли что-либо менять…»

- Я одного не понимаю, - бесцеремонно вмешалась Мона, привыкшая обсуждать физиологические вопросы своего состояния с новым доктором, - как ты могла отложить яйца, из которых потом сама же и вылупилась?

«Из этого следует, что у нынешней Зефиры отец – не король», - ужаснулась королева, бросив взгляд на мужа. Но тот сидел спокойно, вытянув к огню ноги, потягивал вино, и, если и сделал столь далеко идущие выводы, то вида не подал.

- Не знаю, может быть, так подействовало драконье пламя? Я в ужасе летела в разные стороны, после того, как он дыхнул на меня – и осталось-то всего две бабочки: алая и белая.

- Есть такое явление: партеногенез, когда самка откладывает яйца без участия самца, - сказал Теодор.

Старшее поколение было шокировано, но сохранило королевскую невозмутимость. «Ерунда. Конечно, без дракона тут не обошлось, - подумала королева, разглядывая буйные огненно-золотые кудри дочери. – Получается, что она и не мой ребенок, а свой собственный?».

- Ну! – Зефира думала, что незаметно толкает Теодора носком туфельки.

Ученый встал, одернул мятый сюртучишко, поправил очки.

- Ваши величества, король и королева, позвольте мне официально просить руки ее высочества принцессы Зефиры! Клянусь, я буду вечно заботиться о ней, – сказал он, слегка заикаясь от волнения.

«Я всегда плевала на условности, в отличие от соседей, - подумала королева. – Если им станут известны новые обстоятельства, невозможно будет сыскать ей мужа, даже за гору золота. А этот парнишка, вроде, ничего, и, главное, они влюблены друг в друга, как котики».

Королева поймала взгляд короля и медленно опустила ресницы в знак согласия.

- Милые дети, Теодор и Зефира, будьте счастливы! – провозгласил король.

Воздух задрожал и затрепетал от множества алых крыльев.

Мона в восторге захлопала в ладоши.

- Не подлетай к огню! – крикнула королева.

Бабочки опустились на плечи и голову счастливого Теодора: все - алые и одна – перламутрово-белая.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 4. Оценка: 4,25 из 5)
Загрузка...