Кирим Баянов

Сезон гроз

1

 

Пускай подтянул вожжи и стеганул ими онагров. Мулы, бредя вразвалку, нисколько не прибавили скорость.

- От!.. Кепська тварь. Тьфу! Тьфу ты! - поворачивая мулов, не вписывающихся в поворот на большаке, сплюнул под козлы ведущий упряжку из телег груженных сеном возница. - Чтоб тебя раздраси раздрася! Чтоб те ни уха, ни рыла! Чтоб зги не взвидеть, курьи ваши мозги!

- Что там, Пускай? - окликнул его второй, лежащий на сене позади козел.

- Да чтоб мне провалиться на этом самом месте, Грызуль. Эти вшивые бестии неповоротливы, что твоя скотина. Чтоб им пусто было!

Мулы, виляя огромными задами, тяжело и взвесисто потянули вожжи вперед, заставляя телегу надрывисто заскрипеть. Колеса глухо застучали по камням обочины.

- Стой! Тбр-р-р! Тьфу!

Ведьмак, лежа в раскачивающейся соломе за козлами, запрокинул руки за голову, наблюдая солнце из-под прикрытых век.

- Стой! Сучье вымя!

- Что там, Пускай?

- Да, ничего, - выправляя телегу, сплюнул из-под соломенной шляпы возница. - Повернули, итить! Скоро Кроличья горка, а там и Нострог. Слыхали, милсдарь ведьмак?

Ди поправил за плечом меч, наслаждаясь соломой, пахнущей жимолостью и сухой травой.

- Весна, - сплюнул Пускай.

Тучи, сгустившиеся над трактом, заполонили все небо, делая его свинцовым. Выпустили первые капли. Дождь захлестывая на солому, скапливался в кузове, протекал сквозь днище, морося тонкими грязными струями.

Ведьмак завернулся в попону, смежая глаза.

Соломенная шляпа не давала попасть под нее дождю, но существенно ограничивала обзор большака. Пускай поднял ее, сдвигая на затылок.

- Весна-а-а, - пожевывая слюну, хлестнул онагров возница. - От итить!.. Милсдарь ведьмак?

- Что, Пускай?

- Сезон блыскавок та гроз…

- Что? - лежа в попоне под барабанящими капельками дождя, переспросил ведьмак.

- Та ничего. Хотел малость пошебеттать, - сплюнул возница. - Но раз вы спите, то и, впрямки, пускай… Спите, милсдарь ведьмак.

Барабанил дождь, наполняя свежими запахами промокшую солому. Шуя, лилась из-под днища телег вода.

Ведьмак спал.

 

2

 

- Не продрогли? - закрывая себя и его плащом навесу от хлещущей воды, поднял выше руки камергер. - Спать-то под таким дождем, и в промокшей соломе…

- Я привык, - повторил ведьмак сквозь шлепот воды чуть громче.

Дождь, стеной падая на брусчатку замка, ручьями тек по каменной мостовой.

- У нас бульон из индейки и кабанчика зарезали! - крикнул камергер, прикрывая его плащом и пятясь к двери. - Будет знатный ужин. В тепле, с кутьей и баношом по-гвизельски. Хотите вина?..

- Что?

- Хотите вина? - открывая ногой дверь, переступил порог слуга. - У нас и Зимнее есть, и Баррота из цельских погребов. Даже с десяток бутылочек Сердечного найдется.

- Было бы неплохо!

- Что?!

- Было бы не плохо! - перекрывая шум дождя, крикнул в самое ухо ему ведьмак.

- С дороги оно самое-то, - закрывая за ним дверь, повесил плащ на оленьи рога гофмейстер. - Соблаговолите пройти сразу в трапезную. Мы вас уже заждались.

- Соблаговолю, милсдарь Эйль. Я сам чертовски голоден.

- Вот и ладно. Я скоро буду.

Трапезная оказалась довольно обширной, грандиозно обставленной блестящей налакированной мебелью: сервантами, булле и комодами. Кое-где в золотых ключиках стояли нарядные шкафы из мореного дуба под кариалаком.

Было тепло и уютно. Горели каганцы, кипел в камине чайник. И даже большие размеры трапезной с широким длинным столом из дуба посередине, никак не могли нарушить устоявшегося настроения.

За окном, шуя в водостоках, шумел дождь.

- Господин Эйк, - проговорил мужчина, сидящий на дальнем конце стола, - и я рыцарь Фийерс фон Мольц, приветствуют вас.

- Здравствуйте господа.

- Присаживайтесь. Это мое поместье в Нострог, - сказал черноволосый с седой щетиной. - Я Эйк фон Грауб. Но можете меня именовать без титулов.

- Спасибо, Эйк. А где господин Эйль?

- Он вскоре присоединится к нам. Бульону?

- Спасибо, но я бы съел чего-нибудь посерьезней.

- Тогда банош с сыром и грибами, свеже-запеченной брынзой и кукурузной кашей. Биточки со сметаной и напоследок хряк в хрене с марципаном.

- Не откажусь, не откажусь, - потирая руки, просиял ведьмак.

- Время позднее, но все еще идет дождь, - проговорил рыцарь.

Одет он был в стеганный черный камзол и юбку от бригантины.

- Сезон гроз, - бросил Эйк.

Его черные лоснящиеся волосы, слегка подкрученные на концах, вились и были пепельно-белыми, словно перья фазанихи.

Ведьмак первым делом принялся за банош, отламывая ложкой из глиняного кувшина слоистые ломти каши с сыром, брынзой и грибами.

- Пахнет изумительно, не правда ли?

- Да, Эйк, спасибо!

- Оставьте место для хряка. Остальным поживятся слуги. Скучный вечер, не так ли Фийерс?

- Истинно так, - прогудел бородач в черном камзоле, поигрывая тороками бригантины. Сидел он развалясь на кресле, поджав и согнув одну ногу в колене. - Я думаю, надо разбавить его беседами.

- О чем?

- Только не о геральдике, - покривился бородач. - Мне этого хватает на турнирах. О чем-нибудь повеселей.

- Тогда будем травить байки. Господин ведьмак, у вас не завалялось случаем того, прелестной и остроумной байки? Мы с Фийерсом вот уже два месяца болтаем и кажется рассказали друг другу все, что только можно…

- Отчего, - поднял голову Д. - Найдется.

Черноволосый в седыми подпалинами и грозного вида бородач, устроились на своих местах, дожидаясь рассказа.

- Может быть, это не совсем то, чего вы ожидали, милсдари, - проговорил ведьмак, разламывая закопченного гуся. - Вот одна. Думаю, подойдет. Сидит ворона на дереве и держит в клюве сыр. Внизу пробегают мыши. О, ворона. И сыр. “Ворона-ворона, дай нам сыру”. Ворона молчит. “Ой, ворона, - говорят мыши, - ты такая красивая, умная. И наверно петь ты мастерица? Ну что, не дашь на сыру?”. Ворона: “Не-е-ет!”. Сыр бах, упал, мыши подхватили его и убежали. Пробегают мыши снова, видят ворона сидит на дереве, а в клюве у нее снова сыр. Мыши: “Ой, ворона-ворона, ты такая красивая, умная.”. Ворона молчит. Мыши: “Ой, ворона-ворона, и наверно петь ты мастерица”. Ворона молчит. Мыши: “Так что не дашь нам сыру?”. Ворона молчит. “А мы тут водочки принесли, - говорят мыши. - Тебе как, полную наливать?” Ворона: “Да-а-а!!”. Сыр бух упал, мыши подхватили его и убежали. Снова идут. Видят снова ворона сидит на дереве. А в клюве у нее опять кусок сыра. “Ой, ворона-ворона, ты такая хорошая, милая. Не дашь нам сыру?”. Ворона молчит. “А мы тут водочки принесли. Тебе как, полную наливать?..”. Ворона молчит. Мыши наливают себе по стопке: “Ты наверно думаешь, что мы тебя опять хотим обмануть?”. Ворона: “Дха-а-а-а!!”. Сыр бух, упал. Мыши подхватили его и бежать…

- Мораль сей басни такова, - захохотал рыцарь. - Но меня смущает одно, где ворона брала столько сыра…

- А вот еще, - продолжая под аплодисменты Эйка, наколол биточек на десертную вилку ведьмак. - Всем продают билеты на Поле с ослами. Люди покупают, гуторят: “Вот диво-дивное. Эка невидаль!..”. Приходят на поле. Широкое, огромное. Ходят и спрашивают: “Ну и где ослы?”…

- А вот вам загадка, - подначил Фийерса Эйк. - Ты Мольц несилен в них, так, что терпи.

Рыцарь открыл рот, закусывая поросячьей ножкой.

- Так вот, - проговорил князь. - Случилось это в комнате без окон, без дверей. Умерла девушка. Вода на полу и пустой пистоль на столе. Как она умерла?

- Застрелилась, - буркнул Мольц.

- Нет.

- И ослу понятно, что нет, - заедая свиной рулькой пучок петрушки, отрыгнул рыцарь. - Любовник ее жены пришел и убил за то, что она женоложствует, - захохотал он.

Ведьмак кисло улыбнулся.

- Вода, говорите, гер Эйк.

- Да, - прищурился князь. - А что?

- У меня есть одна версия…

- Ну же, не томите!

Гер Мольц потряс рулькой, обгладывая кости и зажаренную корочку.

- Девушка накинула себе на шею петлю, - выговорил ведьмак, доедая банош и припивая вином, - стала на кусок льда. Лед растаял, и удавка затянулась. Девушка умерла. А пистоль, хоть и подкинут вами как бы случайно, на этот раз никогда не выстрелит. По крайней мере, в этом акте.

Гер Эйк скуксил печальную мину:

- Вы знали ответ.

- Догадался. А вот вам моя загадка.

Гер Мольц печально повел рулькой, отрыгивая и запивая вином.

- Подул ветер, - сказал ведьмак, делая паузу. - Распахнулось окно и Мари умерла. Кто такая Мари?

- Дура, - буркнул Мольц.

- Не ума, ни фантазии, - подначил рыцаря Эйк. - Вот вам мой ответ. Безутешная жена рыцаря гер Бальда, не смирившись с неверностью мужа, пребывала в огромной печали и тоске. Пришедшая к ней поглумиться весталка, положила ее ладонь на свое огромное чрево, говоря: “Эту жизнь зародил твой муж”. Подул ветер, распахнулось окно. И жена гер Бальда, не выдержав такого оскорбления, шагнула в пропасть. Ее тело еще долго напоминало мужу о кошмаре и являлось во снах. Ее звали Мари, и она была княжной Бургенвельда. Так? Я прав? Это ответ.

- Нет, - сказал ведьмак, макнув вилку с наколотым тунцом в томатный соус.

- Тогда так, - закусывая губу, задумался князь. - Жена Бальда толкнула мерзкую нечестивицу из своих покоев в башне. Распахнулось окно, подул крепкий ветер, и оскорбительница разбилась на смерть под окнами Бургенвельда. Ее звали… Мари.

- Нет, - улыбаясь, ответил ведьмак.

- Да, кто ж это такая, черт побери? - вскричал Эйк.

- Рыбка, - подойдя к его стулу сзади, сказал камергер. - Мари – это рыбка. Так, милсдарь ведьмак? Подул ветер, открылось окно и смахнуло аквариум. Аквариум разбился и Мари умерла.

- Верно, милсдарь Эйль. Мои поздравления!

- У меня у самого была рыбка. И подул ветер и открылось окно и Жозе умерла, - икнул камергер. - Вот! Опять начинается. Как вспомню Жозе… сразу икаю.

- Не переживайте, гер Эйль, - сказал Эйк, отодвигая ему стул. - Садитесь, выпейте с нами. Знамо дело хлопоты да дела…

- Все по дому, все по дому, - закудахтал Эйль.

- Наседка вы наша. Садитесь. Ваше здоровье!

Князь поднял кубок.

- А откуда вы знаете о Бургенвельде? - спросил Д. - Неужто видели своими глазами? Был такой инцидент?

- Ваша подкинутая Мари, - съязвил Эйк, - хоть и не выстрелила в первом акте, всегда может это сделать. А Бургевельд имение моего крестника, Фийерса фон Мольца, собственной персоной.

Рыцарь что-то заворчал себе в бороду.

- Мои извинения, гер Мольц, что был втянут в эту авантюру и позволил насмехаться над вашим положением и…

- А! - махнул рукой рыцарь. - Дура, она и в Макаламе дура! Баба без ума, что поленница без топора.

- О ком это он, - шепнул ведьмак, наклоняясь к Эйку.

- О своей жене, - ничуть не смущаясь, выдал князь. - И не переживайте вы так! Ерунда, что я втянул вас в эту авантюру. Сам Мольц этого не переживает. Мольц, как твоя сноха поживает?

- Дура, - буркнул Мольц, закусывая свиным ребром. - Все бабы дуры.

- Это его кредо, - усмехнулся Эйк. - Девиз записанный на родовом гербе. Не стоит думать, что все, кого он встречал таковы. Я о своих отзываться не стану. Потому как мой девиз: “Все бабы – курвы”.

Князь расхохотался, пихая ведьмака в плечо.

- О, князь, мне кажется, вы перебарщиваете с вином.

- Заткни свой кентюк, - бросил Эйк камергеру, - и пей с нами, Эйль! Нито велю выпороть!

- Ну, право же, милсдарь Эйк. Я уж не в том возрасте…

- Пей, говорю. И не мешай нам веселиться! А-ну, ведьмак! Еще одну за… за Бургенвельде, и чтобы все бабу, которые тебе попадались были хоть и курвами, только в постели! А-ну! Давай! Давай, Мольц!

Подняли кубки. Ведьмак, насытившись, отодвинул от себя свиную рульку и ребра.

- Позволено ли теперь мне будет спросить, уважаемые господа, по какому вопросу, вы вызвали ведьмака?

Повисла тяжелая тишина.

Сер Эйк встал из-за стола, проходя к широкому стрельчатому окну, пригласил его глазами.

Ди положил на стол вилку с ложкой и, встав следом за ним, приблизился к окну. Сер Эйк показал ему глазами в окно. Ведьмак заглянул.

Широкий двор утопал в белой глине, смешанной с гравием. Верещащие парнишки тащили под раскидистую сливу палки, отломанные от ящиков, крышки от бочек, куски от картона, шебуршали, обустраивая свое разбойничье логово. Возились в большой луже под кроной сливы. Бегающая малышня, еще младше тех, что шурудели под сливой, утопала в грязи до колен. Кудахтали матроны, бегая за детьми. Большой коричнево-черный ротвейлер, упираясь всеми задними лапами, поджав зад и весело мотая хвостом, тащил на кожаном поводке одного из слуг псарни.

- Каждый раз, глядя на это, - сказал Эйк, - я понимаю, зачем мы живем. Нострог достался мне от деда. Теперь это не темница, а прекрасный замок с окрестными деревнями, селами и городом. Но у Нострог есть свои тайны. И одна из них, та, что тревожит нас. Волки…

- Волки? - поднял бровь ведьмак.

- Здесь, в окрестностях, и по пути сюда, в Бургенвельде, волки нападают на случайных путников, мытарей, купцов, пилигримов. Вульфсанги развешены по всем деревьям и пням. Волки, как будто знают, что их ждет, не прикасаясь к приманкам. Здесь, - проговорил князь, - этого почти не ощущается, но местные в деревнях и селах напуганы. Даже в городе побаиваются пересекать реку за старым замков поздно вечером. В Бругенвельде, все обстоит еще хуже. Волки подступили к самому городу и не спасают волчьи ловушки. Как будто у зверей есть рассудок. Они укрываются днем и выходят на охоту вечером, пируют, снимая обильную жатву.

- Кто покажет мне место?

- В каком смысле? - не понял Эйк.

- Там, где больше всего нападают волки. Поблизости должно быть их логово.

- А там, за старым замком, как раз это и есть, - махнул рукой князь. - За старым замком больше всего народу погибло. Он почти разобран, но все еще стоит и есть, где укрыться в случае чего. Мольц, покажешь замок?

- Не стоит, - перебил ведьмак. - Я видел его. Справлюсь сам.

- Как знаете. Только все это зря…

- В каком смысле, Эйк?

Князь долго смотрел в пол, потом поднял глаза. Под ними хорошо замаскированные жиром и телесным кремом, проглядывали синие круги, глубоко залегшие вокруг век.

- До вас уже были смельчаки. Мы вызывали ловчих из Капперрента. Все в ноль. Все в пустую.

- Позвольте мне решать, милсдарь Эйк, раз уж вы меня наняли. А напоследок скажите, есть ли там волчьи крюки.

- Да, есть немного. Наши охотники боятся туда заходить. Несколько смельчаков поставили ловушки… но это и все.

- До завтра, милсдарь Эйк. До завтра гер Мольц.

- Удачи, милсдарь ведьмак.

- Она вам понадобится, - разбито обронил фон Грауб. - Это точно.

 

3

 

Запустевший, дикий район за старым замком выглядел еще более удручающим из-за кривых, высохших осин и грабов. Стрекотала сорока. Казалось единственная живая душа, среди пустынной рощи.

Ведьмак прислонился к выпустившей наружу корни, закрученной в кольцо осине.

Пару волчьих крюков с загнутыми буквой Z концами на цепях, пришпиленных к вывороченным с корнем пням и высохшим грабам, мерцали под заходящими лучами слабого лимонно-желтого солнца, поблескивали железными шипами. Мясо на них обтрепалось и обветшало, свисая с крючьев. Птицы тоже не сплоховали.

Ноги разъезжались в грязи. Ведьмак выбрал пяточек земли посуше у второй осины, растопырившей ветви, как медуза. Вынул из ножен лезвия у поясницы. Услышал утробное, животное рычание. Прямо перед ним, щеря зубы, топорщил шерсть волк. Всего один из стаи. Но скоро прибавилось еще.

Волки прибывали, окружая незваного гостя. Ведьмак, не озираясь по сторонам, сконцентрировался на слухе. Препарат принятый им накануне начинал действовать.

Каждая былинка, каждая щепка, каждая травинка. Он слышал их звук, их треск под волчьими лапами, мягкий, пружинящий шаг.

Рычание усиливалось, прибавляясь. Вот уже с десяток животных щерили морды, оскаливали зубы. Рычание превратилось в утробный рокот. Полыхнула молния, пронзая размашистым росчерком серое небо. Волки, пружиня обходили его кругами, на какой-то миг остановились, замерли. Всем телом вытягиваясь и устремляясь к жертве. Морды, топорща шерсть, вытянулись, заострились, зубы заблестели в сером мареве. Сумерки, поглотившие рощу и растопырившую ветви осину у которой стоял ведьмак, слабо освещали серые морды и тела крупных животных.

Прыгнул не тот, что был перед ним, а тот, что был сбоку. Первый, второй, третий. Волки начали стремительную атаку. Ведьмак, молниеносно работая лезвиями, колол, резал, - не глядя, не поворачиваясь, перекидывая в руках рукоятки лезвий то к себе, то от себя, рубя, струшивая с клинков повисшие тела. Когда трупов под его ногами стало больше десяти, волки заметно притихли, остереглись, рыча, не нападали. Длинная тень в дебрях подняла морду в лучах заходящего солнца и пронизывающе, тонко завыла. Волки, как по команде попятились, мягко пружиня и поднимаясь на все четыре лапы, отступили.

Ведьмак ждал, пока они не исчезнут с горизонта. Памятуя, как самый первый из них появился из неоткуда, не осмеливался отойти от осины еще очень долго.

Вой в чаще сухих деревьев повторился. На сей раз уже очень далеко.

Ди не прятал клинки. Только вытер их. Наклоняясь над одним из трупов, проверил пасть. Морда волка была неестественно вытянута, больше, крупнее, чем у самых обычных лесных волков зубы неестественно заострены и часто сидящие друг к другу, большие, даже огромные по отношению к тем, которые он когда-либо видел. Пасть являла собой поистине чудовищное зрелище. Глаза впавшие и ввалившиеся под свод лба, были полностью черными. Без единого просвета, без белков. Эти существа были не волками. По крайней мере, необычными.

Ди поднял лапу одного из них, вывалившего язык и почти перекусившего его напополам, отнимая кончиком лезвия рану в груди. Она была алой и мягкой, текла кровь. Ведьмак, осторожно поднялся с корточек, заножая лезвия. Послышался щелчок затворов, хрупко звенящий в надтреснутой тишине.

Ведьмак проверил второго, осторожно отводя кончиком ножа край раны. Черная венозная кровь сочилась из отметины оставленной клинком. Плоть мягко опустилась на рану, смежая разрез. Ведьмак поднялся.

Все волки были мертвы. Издыхающих не было. Бурые пятна покрывали сухую выжженную траву, его бедра и сабо. Он нагнулся над одним из трупов, чтобы отрезать ухо, и услышал шаги.

В десяти метрах от него стоял высокий мускулистый человек в меховом жилете и такой же шапке нежно-бежевого цвета. За плечом у него возвышаясь, выглядывали самодельные гарпуны.

Человек не двигался, следя за ним из-под опушки меха, надвинутой на глаза. Сухое жилистое лицо и такие же острые синие глаза, сухие и маленькие, круглые, будто постоянно удивлены, пристально следили за его движениями.

Ведьмак оставил волчью морду, вставая в рост. Мужчина шевельнулся. Он был не так высок, как казался. Ему не хватало пол дюйма, чтобы сравняться с ним в росте.

- Траппер? - произнес ведьмак. - Редкая птица в этих краях.

Мужчина заложил гарпун, который держал в руках за плечо, в колчан.

- Тебя они не тронули, - выговорил Д. - Почему?

- Я был далеко.

Мужчина молчал, следя за ним своими маленькими круглыми льдинками.

- И они бы тронули, - наконец сказал он. - Если бы не ты. Ты бился с нечеловеческой скоростью. Я раньше такого не видел.

- Значит, ты не видел ведьмака, - просто ответил ведьмак. - И думаю тебе повезло. Ты должен сказать мне спасибо.

- Я думаю также. И говорю. Ты не человек? - глядя на его руку, помедлил ловчий.

- Почти. А что это как-то тебя волнует?

- Кто ты?

- К тебе тот же вопрос.

- Короб. Кел Короб.

- Рад знакомству, мой друг. Куда держишь путь?

- Меня нанял Левиссон. Тот Левиссон, по кличке синица. Зять дочери гера Мольца и свояченицы его брата Эйкхарта фон Грауба. Проверить так ли страшны эти леса, как о них идет молва.

- Ты убедился, друг?

- Да.

- А что за интерес у Левиссона к этим землям?

- Здесь много болот. А значит и много цапель. Если братья гер Мольц и Грауб подарят его высочеству эти земли, ему не счесть всего золота до самой смерти. Фон Тот очень молод. Как и Лизара, дочь Мольца. Но если он не получит эти земли, то они так или иначе отойдут ему как приданное. А поскольку молва об этих землях полна страхов и суеверия, - Кел сделал неопределенное движение плечами, - я думаю, что он не захочет вступать в наследство. А что делаешь ты здесь, незнакомец?

- Д. Можешь меня так называть.

- Странное чувство, Д. Я будто знаю, что ты здесь непросто так.

- Это верно, Кел. Меня послали братья Грауб и Мольц. Выяснить, что приключается с людьми за старым замком. Здесь…

- Очень странно, Д. Мне кажется, все знают, что здесь небезопасно, и ты лишь убедился в этом. Но посылать человека на заведомую смерть…

- Ведьмака. Ведьмака, Кел.

- Что ж. Не вижу причин, чтобы посылать даже его.

- Может и так, - улыбнулся ведьмак. - Кел. Не против компании?

- С удовольствием тебя в нее приму.

- Но я должен тебя предупредить, - усмехнулся ведьмак. - Я – ведьмак.

- А что такого в ведьмаках?

- Ну, многим не нравится мое общество. Многим не нравятся ведьмаки. Кел, - зебристоволосый отвернулся от коня, глянул в светлые бусинки-глаза незнакомца, - не хочу, чтобы между нами вкралась какая-либо неясность. Я – ведьмак.

- Догадываюсь. А произнес ты это так, будто сообщил, что прокаженный.

- Встречаются и такие, - медленно проговорил дампир, - что предпочитают компанию прокаженных обществу ведьмака.

- Есть и такие, - засмеялся траппер, - которые предпочитают овец девушкам. Что ж, и тем, и другим можно только посочувствовать. Повторяю предложение.

- Что ж. Рад знакомству, - протянул руку ведьмак.

Пожимая протянутую ему сухую жилистую руку, потряс ее. Траппер жестко растянул губы в улыбке в ответ на расцветающую улыбку зебристоволосого. Черно-смолистые волосы с белой проседью лентами ниспадали из-под повязки на лбу. Ведьмак хлопнул Короба по плечу.

- Идем, дружище. Только для начала, я бы хотел знать, что ты скажешь об этих волках.

Кел присел у трупа одного из них, достал нож, держа его в лосиных перчатках, таких же пастельно-бежевых, как и оторочка стеганого жилета и козьей шапки, отвернул морду волку, разжимая ножом зубы.

- Это не простые волки, - сказал он. - Видишь, зубы. И уши, - показывая на странно заостренные и почти что прилепленные к голове, загнутые назад на ощерившейся морде волчьи уши, тронул ножом траппер одно из них, - и глаза. Они подправлены искусственно. Магией. Это сапперибо…

- Что?

- Сапперибо, волчьи души в сосудах ночных кошмаров. Так зовутся не-волки, но их подобие. В наших краях таких держат обычно колдуны и чародейки.

- В твоих краях, - хмыкнул ведьмак.

- Да. В Вердене и Шумящей роще. Там мой дом.

- Далеко ты забрался, Кел. От Бругенвельда до Вердена двадцать миль. Не считая пересеченной местности. По прямой. А волки действительно подправлены. Хотел бы я знать чьих рук это дело…

- Явно неместных.

- Почему ты так думаешь?

- Магией сапперибо заговаривают только в крайнем случае. Местные не хотели бы, чтобы их края пали жертвой волков-людоедов. Можно добавить сюда идейную подоплеку… никто не владеет магией сапперибо, кроме как варлоки. А здесь о таких я не слышал…

- Я тоже, тоже, друг мой, - задумываясь, потер ведьмак подбородок. - Что ж. идем. Но для начала… мне нужны доказательства. Поможешь?

Кел, поигрывая ножом в лосиных желтых перчатках, взял за ухо ощерившуюся волчью морду.

 

4

 

В надушенном, теплом воздухе полыхнула молния. Разрезая небо синей вспышкой, озарила свинцовые ватные тучи. Первые капли, морося на камень и брусчатку, сели на его юфть, промасленную кожу нарукавника, собираясь в большие жирные капли, заморосили чаще, шлепаясь в грязь и оседая на его волосах.

Ведьмак втянул дым из папируски, стоя оперевшись о край балкона.

- Ну, милсдарь ведьмак, уже можно. Заходите, - вынырнув из дверей нефа, позвал его камергер. - Да и дождь пошел.

- Спасибо, Эйль. Уже иду.

Запахло озоном. Свежий, разряженный воздух проходился по его щекам, за ухом, холодя своим скользким стылым языком.

В зале было нагрето, тепло и душно. Спертый дух висел плотной неосязаемой завесой. Потрескивал камин. Рядом с ним у круглого стола в креслах из волчьих шкур сидели Мольц и Грауб. Чуть сбоку на табурете устроился траппер.

- Ба, сколько ушей, - небрежно перекидывая кольцо из бечевы с нанизанными на нее волчьими ушами, присвистнул Мольц. - Эдак вы всех изловите, милсдарь ведьмак.

- Мы должны сказать ведьмаку спасибо, - перебил его князь. - Сегодня он показал, как достойно дать отпор нашей беде. И выказал при этом мужество и доблесть свойственную самым благороднейшим из рыцарей. Берите пример Фийерс. Двенадцать пар волчьих ушей. Двенадцать голов сложили твари из нашего проклятого леса. Вы осмотрели замок?

- Там ничего нет, - наливая себе вина из кувшина, поставил кубок на стол ведьмак. - Никаких признаков какой-либо жизнедеятельности. Запущенные помещения, паутина и облупленная штукатурка. Поведенные балки под потолком, рассохшиеся от влаги окна, рамы и поведенные пол. Я обнаружил в нем одну пустоту. Тьму и тишину. Они долгое время там составляли компанию заброшенности и плачевной обстановке, и думаю, что продолжат без меня…

- Все ясно, - вздохнул Грауб. - Что ж. Выходит, кто-то другой в ответе за этих чудовищ. Но мы по-прежнему не знаем кто…

- Это не так, Эйк.

- Что? - фон Грауб отнял от губ кубок.

Мольц сощурил глаза, кладя на блюдо рядом с тумбой баранью ногу.

- Думаю, я знаю, кто, - проговорил Д.

- Знаете? Так скажите же скорее! Кто он?

- Но для начала, - складывая руки на груди, тихо выговорил ведьмак, - вы выслушаете меня…

- Конечно! Давайте! Говорите. - Фон Грауб откинулся на кресле, складывая руки на животе.

- В местности под Бругенвельдом и у Нострог полно болот, - начал ведьмак. - Их ареал распространяется на всю Кроличью горку и земли до Вердена. Это ваша вотчина, Грауб. Земли фон Мольца, вашего брата, тоже полны болот. Это дикая, глухая местность, полностью пустынная. Казалось бы, что может быть хуже? Нет злачных пажитей, на которых бы ваши крестьяне могли ратать и снимать обильные жатвы пшеницы и злаков. Невозможно сеять репу и картофель. Он никогда не взойдет и не даст плодов…

Мольц сощурился еще больше. Фон Грауб пристально смотрел на ведьмака.

- Нет скотины, которая бы паслась на зеленых плодородных полях, нет молока и сыра, который из него производят, - продолжал Д. - Нет хлеба и колбас. Только дикий, пустынный район. Но вот, что производит он, не смотря на всю эту юдоль. В болотах полно цапель. Их так много, что хватило бы обеспечить перьями шляпы целого легиона солдат, жителей Вердена и Бругенвельда вместе взятых. Цапель так много, что за межу между Верденом и отдельными феодалами под вашим руководством, происходят кровопролитные стычки. За болота, Грауб. Мольц. За самое ценное, что в них есть. За цапель…

Фон Грауд дернул щекой. Фон Мольц, пристально следя за стоящим перед ними ведьмаком, вытер руки салфеткой.

- Привилегия только больших чинов, дворян и богатых горожан, - продолжал ведьмак, глядя на братьев, - покупать себе перья цапель для шляп. Болота, не имея зеленой травы и пажитей полных зерна, производят цапель. Столько золота можно приобрести за них, что возможно купить весь Верден, Бругенвальд, Новиград и останется на столицу Невендаара. Но вот неурядица, Лизара, дочь Мольца, выходит замуж за выскочку из Вердена Тота Левиссона, местного князька крохотного княжества. И все было бы хорошо, если бы не огромная часть болот, которые отойдут в наследство ему вместе с приданным…

- Я говорил, - прошипел рыцарь. - Бабы… дуры!..

- И вы, Грауб, и вы, Мольц, придумали как быть. Надо быть посеять страх и боязнь среди людей. Паника от бед, свалившихся на Нострог и Бругенвальд, - волки, - их проклятие и Дамоклов меч, распространились по всем землям в вашем ведомстве, как моровое поветрие, чума. Паника охватила даже Верден. Дошло до того, что Левиссон, пребывая в ужасе от творимого волками по всему Нострогу и Бругенвельду, послал своего человека, выяснить, так ли это и принести ему доказательства. Эти уши, - сказал ведьмак, поднимая со стола бечеву с нанизанными волчьими ушами. - Это было бы бесспорным доказательством того, что волки свирепствуют во всем Бругенвельде и Ностроге. А меня, ведьмака, вы вызвали только для того, чтобы он это подтвердил. Вы не хотели это как-то предотвратить или наказать виновных, - проговорил ведьмак, глядя в суженные колкие глаза фон Грауба. - Потому что виновны в том, что обрушилось на Бругенвельд и Нострог… вы.

- Он знает, - прошипел Мольц.

- Тише, дурак!.. Я знал, - процедил князь, - знал, что нам достался чересчур умный, мудреный ведьмак. Сующий нос не в свои дела… А где доказательства?

- Их нет, - ответил Д. - Но когда люди узнают о том, что я сказал, их быстро найдут…

- Он знает, - щурясь на него, шикнул Мольц.

Ведьмак смотрел в глаза Граубу, а Грауб смотрел в его.

- Он знает…

- Заткнись!

Ди глянул в кресло рядом с Граубом. На том месте, где только что сидел Мольц, красовался серый прижавший уши, ощерившийся волк.

- Дурень! - Грауб подскочил с кресла, роняя кубок. Его тело раздулось, голова, деформируясь, вытянулась, являя огромную волчью морду, тело, кривясь и ломаясь, сжалось, выдаваясь, горбилась холка, волчий оскал на огромной пасти, обнажил клыки. Грауб, разрывая на себе одежду, встал на колени, потом на задние лапы.

Ведьмак вынул меч, медленно и как бы не спеша. Смотрел в звездчатые радужки глубоко посаженных глаз на волчьей морде. Оборотень, щеря зубы, прыгнул, тут же оседая на пол. Через все плечо и часть туловища зияла огромная алая рана. Мольц, вцепившись в бедро ведьмака, и сжав на нем зубы, повис на нем, как тряпичная кукла. Ведьмак, вскинув клинок, ударил в холку волка. Лезвие вошло без сопротивления, но увязло в костях. Ди, теряя кровь из прокусанного бедра, налег на лезвие, передвигая его от холки справа влево. Захрустели кости. Оборотень молча, вцепившись ему в бедро, не скулил, не произнес ни звука. Ведьмак, пользуясь мечом, как рычагом, налег на него, вспарывая холку волка от уха до уха. Мольц, хрипя и теряя слюни, облапил его ногу. Ведьмак коротко дернул мечом, извлекая его из тела с потоком крови. Голова, вращаясь ощерившейся пастью, ушами и вытянутой мордой, покатилась по полу, уткнувшись в стол. Блестела влажным носом, кровью, стекающей на пол из лохмотьев и жилок в ране.

Грауб, подскочив, взвыл, метясь с прыжком. От раны нанесенной ему минутой раньше не осталось и следа. Траппер, выхватив из-за спины гарпун, метнул его, но промахнулся. Грауб, развернувшись, кинулся на него. Кел, отгораживаясь воткнутым в грудь оборотня гарпуном, повалился вместе с ним, катаясь среди волчьих шкур и опрокинутых кресел, пытаясь отодвинуть волка как можно дальше. Грауб, преодолевая уткнувшийся ему в грудь гарпун, облапил пятернями охотника, нависая над ним и всхрапнул. Ведьмак, налегая на меч, проткнувший холку и шею оборотня, провернул лезвие, оборачивая его перпендикулярно морде и с силой нажал. Держа Грауба за кожу на голове между огромными волчьими ушами, перевернул лезвие в ране и нажал к себе, отрезая голову. Охотник, лежа под Граубом, сплюнул хлынувшую на него кровь. Ведьмак поднял голову, отделенную от тела. Оборотень повалился на ловчего. Траппер, брезгливо щурясь, скинул его с себя.

Ведьмак отшвырнул голову оборотня, держась за ногу, и оседая на пол.

- Спасибо, Кел.

Траппер, размазывая на себе кровь, стер со лба и лица. Молча поднимаясь.

- Вот как, - держась за ногу, прохрипел ведьмак. - Выходит, оба… А я все думал, как им удавалось контролировать волков… Оказывается, вот как. Благодарю, Кел… Без тебя мне бы пришлось несладко. Кел?..

Ведьмак выхватил краем глаза кулак, падающий на него сверху, оборачиваясь, заслонился, но не успел. Кулак опустился на его переносицу. И это было последнее, что он видел.

 

5

 

Он очнулся прикованный к стене. Было мало света, но он видел.

Видел ее.

Она сидела, заложив ножку за ножку, в бархатном кресле. Ее красное платье, мягко повторяя все изгибы и черточки тела, было ярко-алым с арабеской на воротничке, летяще-тонкое и прозрачное. Алые губы на белом лице выделялись карминовой киноварью.

Куртки не было. Он был гол по пояс. Ди пошевелил руками, прикованными к колодкам на кольцах стены.

- Не знать свою мать, не знать своего отца, - вымолвила незнакомка, блестя кармином помады. - Что может быть хуже? Знать отца пьяницу и мать шлюху. Уверена, ты не переживаешь из-за этого…

Ведьмак поднял голову, все еще гудящую и трещащую от удара по переносице, вгляделся в черное пятно падающей тени от каганца над своей головой. Молчал.

В комнате, казалось больше никого нет. Ведьмак потряс головой, приводя себя в порядок.

- Я знала, - слащаво дуя губки, блеснула из-под тени падающей ей на подбородок черноволосая. - Знала отца пьяницу и рохлю, мерзавца из мерзавцев, под конец жизни превратившегося в отъявленного подонка. Он только и делал, что пил и бил меня и мою мать. Я знала мою мать, шлюху и потаскуху, прожигающую свои последние дни на кушетке дома. Вечная нищета, уродство. Грязь и побои. Я терпела все это, ведьмак. И однажды, в один прекрасный день, я вышла из дому, когда они спали. Мой отец пьяница, напившийся и бузивший весь вечер, после очередных побоев, когда спала моя мать, вылившая на меня помои за то, что я не вскипятила ей воду. Хорошо, что они были холодными. Помои. - Она зажгла папируску, кладя на столик спички. - И когда они спали, я подожгла дом. Он горел… а я глядела. Смотрела, как он горит, как огонь облизывает своим пламенным языком обрушившиеся поленья и стены, облизывает балки и перекрытия. С тех пор, я много где побывала. Ты думаешь, что нет ничего хуже, чем не знать своих мать и отца. Но ошибаешься. - Красногубая выпустила клубочек дыма из напомаженных лоснящихся губ. - Хуже знать. И страдать…

Ведьмак попытался сделать Знак пальцами, но они его не слушались.

- Когда я была маленькой, я завидовала тем, кто имеет хорошую семью, хорошего отца и хорошую мать. Потом, я завидовала принцессам и баронским дочкам, что родились в роскоши и достатке. В золоте и мехах, когда я доедала последний кусок, предлагая свои силы в помощь поджогам. Я пробыла пару лет в одной из Черных башен Вердена, обучаясь ремеслу чародейки. Моя наставница также била меня и унижала. И вот когда я уже кое-чему обучилась, я взяла бритву, которой пользовался наш конюх и вскрыла ей горло, когда она спала. Она была так жалка, пытаясь выжить. Изо всех сил, - покривились напомаженные карминовые губы. Из темноты, скрывающей большую часть ее лица заблестели глаза. - Пытаясь зажать вскрытое мною горло, она кашляла и хрюкала, как свинья. А я смотрела, смотрела, как текут ее слюни и хлещет кровь, и она медленно подыхает, ничего не в силах поделать, применить свою славную магию, которой так кичилась и всегда похвалялась передо мной. Я смотрела… как она подыхает. Как свинья, разбрызгивая брызжущую из раны на горле кровь. Смотрела… как вся ее хваленая магия… ничего не может.

Голос был тихим, но звучным. Спокойным, даже чересчур. И это его пугало.

- Спустя годы, я вернулась. Вернулась сюда, в свои владения, сидя здесь, в подземелье, - в этих жалких, сырых камерах, - как мышь, дожидаясь своего часа… Волки, моих рук дело. Ты так хотел это знать, ведьмак. И теперь знаешь… Не пытайся выколдовать свои знаки, я наложила на твои руки чары. И теперь ты можешь только дышать и слушать. Не силься произвести на меня впечатление. Долгое обучение после двух лет лишений в Башне Вердена, мое обучение колдовству в Звенящих горах, сделало меня по-настоящему опасным и сильным соперником. Моя магия превыше твоей. Смирись…

- Кто ты?

- Я – Лима. - Напомаженный ротик выдохнул большое плавающее в темноте облако. Дым струясь, расползался от ровно стриженных волос, не спадающих до тонких плеч каких-то пару дюймов.

Ведьмак наконец рассмотрел красивое точеное лицо Лимы. Ее каре-черные глаза в падающей на них тени.

- Смотри, как ты жалок, ведьмак.

- Ты упиваешься, - выдохнул он, пытаясь привести в порядок не слушающиеся его пальцы, - упиваешься своим превосходством. Но я хотя бы не убивал своих близких и родных. Ты – убийца.

- Все так говорят, но еще никто не жил при этом. Не дышал, говоря мне это в лицо. Скажешь, еще что-нибудь? Хорошо, - моргнула чародейка. - Тогда приступим. Ты убил пару моих зверей и моих поданных. Фон Грауба и Фийерса. За это ты расплатишься кровью. У меня есть пару дней перед тем, как их наследство перейдет ко мне, и я как полноправная хозяйка стану владелицей Нострога и Бругенвельда. Их обширные земли расширят ареал моего влияния, а все богатства, которые в них есть укрепят мою власть. Я так долго этого ждала, напустив проклятие на род Граубов и Мольцев, их сущность, чтобы в один прекрасный день ты, ведьмак, разобрался с этой проблемой. И ты блестяще справился. Лучше бы я не смогла.

Из тени на свет вышел Короб. Траппер молча стоял, дожидаясь приказаний.

- А вот и мой лучший вассал, - улыбнулась Лима, делая пару шагов к кромке тени разделяющего ее и его. - Пробудись, ведьмак. Не давай хвори, что я напустила на тебя укрыть самое интересное.

Ди потряс головой, сбрасывая с себя сон, наваливающийся, наливающий свинцом веки.

- Мой прекрасный Кел, Кел-Ворон. Это он принес твое бренное тело ко мне. Он не давал тебе проснуться, вкалывая снотворное. Он сообщит Левиссону-Синице, что мой край кишит волками и не представляет для него интереса, что он проклят и темен. Что в нем царствует беда и лихо. Ты свободен, Кел, - поднимая короткий плоский скальпель, произнесла Лима. - Дальше я сама…

Ведьмак ощутил на себе ползущий холодный кончик скальпеля. Захлопнулась дверь, оставляя их наедине.

- Послушай, - заплетающимся языком произнес ведьмак, - зачем тебе это? Давай покончим сразу. раз и навсегда… ты же можешь. У тебя хватит сил, чтобы прикончить меня…

- Ну нет, - касаясь кончиком скальпеля напомаженных губ, обронила Лима. - Так неинтересно.

- Тогда не тяни.

- Так интереснее, - рассмеялась колдунья. - Интереснее, - водя по его груди скальпелем, разулыбалась Лима.

- Ты больная, - ощущая на себе вновь скальпель, сплюнул ведьмак.

- Начнем с этого! - поднимая из разложенных на столе лезвий и инструментов острогубые щипцы, утомленно вздохнула магесса. - Моего любимого.

Лима протянула руку, закусывая щипцами его сосок. Ведьмак ощутил прикосновение холодного металла, чистый запах спирта, протертого скальпеля и щипцов, а потом острую боль. И еще, и еще. И еще. На груди, на животе, на левом соске.

Лима, утирая пот со лба и подбородка, задела помаду, размазывая ее, прикоснулась губами к его разрезанному соску, лаская его языком.

Ведьмак сплюнул кровь из раскусанной губы, угодив ей в лицо. Чародейка провела по плевку на щеке, размазывая пальчиками кровь. Отворачиваясь к столу, взяла скальпель.

- Почему ты не кричишь? - надула она губки. - Кричи, ведьмак. Здесь тебя никто не услышит. Не пытайся произвести на меня впечатление своей несгибаемой волей и мужеством. Все кричали. И ты не одинок, - Лима провела скальпелем по его груди, ласково и нежно касаясь тупой кромкой его разрезанного соска. - Больно?

Ведьмак молча плюнул ей в лицо. Снова. Лима утерла лоб, пачкая красивейший шелк прозрачной красной мантии, оскалила зубы, размахиваясь и втыкая скальпель ему под ребро.

Снова острая, сильная боль. Каганец над головой. Покачивающиеся тени. Удар. Свет. Снова режущая, острая боль. Удар. Снова боль. Снова удар.

Лима, утирая пот со лба и размазывая кровь, отвернулась, подходя к столу. Положила скальпель, беря полотенце, и повернулась, обтирая руки.

- На сегодня все, ведьмак.

Каганец. Свет. Пляшущие тени. Боль. Всплеск света.

- Но я вернусь…

Щелчок. Закрывающаяся дверь.

 

6

 

Его снова подняли, притягивая закованные в кандалы руки через цепь к кольцам на стене. Он не видел, кто это делает. Мешала заливающая глаза кровь из порезов на брови и лбу. Мог только догадываться. Механизм был автоматическим.

Открылась дверь и в комнату медленно вплыла Лима. Во все том же легком шелковом платье из красного кашемира. Грациозно обернулась, подходя к столу и беря все тот же скальпель.

- У нас есть еще два дня, ведьмак, до того, как все закончится. И я хочу, чтобы они нас запомнились… Я – Лима, и ты – ведьмак. Я собираю эманацию боли и страха в этот сосуд, - показала она, беря со стола высокий графин с шарообразным дном и высокой трубкой, закрученной спиралью. - Пару капель в нем уже есть… Ты будешь страдать, а он будет наполнятся.

- Приступай, - прохрипел он. - Ты все равно не отступишься. Потому что ты… больна, Ли… Ты больна с самого детства. И твои рассказы о нем, не могут вызвать во мне ответной боли или сочувствия. Ты боль…

Резкая оплеуха. По лицу. Ведьмак облизал губу, подтягивая струйку крови.

- Ты больна…

Снова удар. На сей раз скальпелем. Снова боль. Режущая, острая.

- Я покажу тебе места, ведьмак, - нежно сказала чародейка, - которые ты должен знать… Они все на мне. Бездна пуста и велика. Неужели ты хочешь уйти, не познав их?

Он не ответил, опустив руки и бессильно повисая на кольцах.

- Я хочу твое семя, - облизывая его грудь, потянулась рукой к его штанам магичка. Лаская его, прижалась всем телом. - Дай мне его!

Лима, потираясь о его бедра низом живота, провела скальпелем по его груди, вычерчивая замысловатый, распускающийся кровью рисунок.

Ведьмак захрипел, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание.

- Ну нет, - взбадривая его заклятьем, стряхнула с ручки поблескивающий голубыми искрами сизый туман чародейка. - Вот так лучше. Чувствуешь прилив сил? Хочешь сорвать путы?

Снова удар. Скрежет по ребрам. Лима, увлекаясь короткими тычками в его израненное, искусанное тело, внезапно охнула, вздохнула через зубы.

- Ты сломал мое любимое лезвие!

Она попыталась ударить его в глаз, но ведьмак вовремя отвел голову, получая удар обрубком лезвия в бровь.

Закрылся кровью второй гллаз. Ведьмак видел Лиму, ее красное платье. Губы. Свет. Пляшущий каганец. Болтающиеся тени. Боль. Снова боль. Развереженные раны. Опускающиеся цепи. Острая саднящая боль в ребре.

Спинка. Полуоткрытая. Свет. Тени. Раскачивающийся каганец. Дверь. Щелчок. Опускающиеся путы.

Ведьмак вздохнул, лежа на полу в луже крови, поднял руку, собираясь с духом, и сунул пальцы в рану, расковыривая и развережая ее, пытаясь ухватить кусочек застрявшего в ребре лезвия. Стиснул зубы, часто дыша. Лезвие никак не хотело поддаваться. Наконец он ухватил его и резко дернул.

Поднося к заплывшим глазам обломок скальпеля, сглотнул, плюя кровью, и тихонько вздохнул, чувствуя, что падает в обморок. Но теперь у него было оружие. Было то, чего нельзя было ему оставлять. И была ночь.

 

7

 

Лима, надевая перчатки, подтянула лацканы, подходя к нему. Не воспользовалась рычагом в потайной каморе.

- Будешь опять вырезать на мне узоры? - проговорил он, свернувшись и сидя разбросав ноги у стены.

- Конечно! - подходя к нему ближе, взволновано улыбнулась магичка. - Ты мое самое достойное полотно…

- Вряд ли…

- Что?

- Вряд ли… оно достойней всех остальных, Лима. Скольких ты здесь замучила? Так ли важно для тебя это…

Чародейка разулыбалась, натискивая рычаг.

- О, ты шевелишь пальцами. Видимо путы ослабли. Придется их обновить.

Ведьмак скинул вериги, зазвеневшие, падающие на каменный пол. В темнице стало на миг светлей. Но он не дал ей завершить, резко поймав за волосы, и крутанув голову. Худое тощее тельце рухнуло на пол, разметав полы алого кашемира.

Ведьмак переступил тело, спотыкаясь и держась за ребра, чувствуя ноющую, саднящую боль в животе и спине, оставляя красные пятна крови на стене, добрался до двери, толкнув и открывая ее, вывалился в узкий холодный проем коридора.

Стражник, выныривая из бокового хода, схватился за рукоятку меча, вытаскивая его, и тут же заножил. Ведьмак, держа свою руку на его поверх рукоятки, схватил его за голову, переворачивая вверх тормашками, сжал горло, напрягая локоть, и резко поднял вверх, ломая ему позвоночник.

Второй выскользнул из другого прохода, чуть дальше. Третий сзади. Ведьмак прыгнул, идя напролом, поймал того, который был впереди, заламывая ему руку, ломая суставы и перекручивая сухожилия, вывернул его за себя, перекидывая через плечо. Сразу две стрелы шлепнулись ему в спину. Но его прикрывал стражник. Ди, удерживая его на себе от стрел, выпущенных четвертым, подхватил арбалет с пола, разряжая его в того, который был за его спиной и в того, который был впереди. Выскользнул очередной, спуская тетиву. Стрела шлепнулась в плечо бездыханного трупа на ведьмаке. Колдун, сваливая с себя тело, прыгнул вперед, двигаясь уже не так ловко и споро, получил стрелу в бок, скользнувшую по ребрам, приближаясь к стражнику, схватил его за подбородок и затылок, сильно нажав и крутанув голову, ломая позвоночник. Треснул хребет. Ведьмак, шатаясь и поскальзываясь на крови, размазанной на полу коридора, выдернул стилет из ножен трупа. Раскачиваясь и спотыкаясь, двинулся дальше. Капельки крови, сочась из раны в плече и ребре, завиваясь вокруг его руки, капали на пол. Быстрые, юркие ручейки крови бежали со лба и бровей заливая глаза. Сочились из ран разбросанных на его груди. Из проема вынырнуло еще трое. Ди, хватая первого, раскручивая его словно в танце, заломил запястье, круша сустав, оказываясь в центре между двумя и тем, что валится на колени, ударил второго стилетом в шею, не оборачиваясь, пырнул третьего, удерживая первого за руку, ударил снова второго, в глаз, оборачиваясь к третьему, пырнул его кинжалом в пах, в живот, в подбородок, держа за руку, скрючившегося и упавшего на колени стражника, надвинулся над ним, стоя во весь рост, обхватил его шею, переворачивая вверх животом, и ударил стилетом, отпуская брякнувшееся на пол тело. Почувствовал сырость, запах лета.

Разряженный, чистый воздух после грозы, напитал траву и листья, блестел росой на земле. Ведьмак бессильно рухнул на колени, стоя на четвереньках по локти в большой мутной луже, скопившейся у выхода из подземелья.

Птицы, взмахивая на серо-синей черноте небес, вырвались из портала башни, резко чертя горизонт и хлопая крыльями. Пронеслись над его головой.

Ведьмак вытер струйку крови, пересекшую его рот.

Перед ним, молча вытаскивая из-за спины гарпун, стоял Ворон. Траппер облизнул пальцы, перехватывая гарпун.

Ведьмак, еле удерживаясь на ногах, рухнул в лужу. Просвистел гарпун, ударяясь в створку двери, отлетел сталкиваясь с железом.

- Ты, - ставя ему на грудь ногу, проговорил Ворон. - Уже недолго, ведьмак. Пару мгновений.

- Зачем?

- Деньги, - сказал ловчий. - Все просто, ведьмак. Мне хорошо платит Лима и я ее будущий вассал…

- Уже нет, - приподнимая из лужи арбалет, спустил тетиву ведьмак.

 

8

 

Тихий, поскрипывающий скрежет коростеля пронзил воздух, шепча в дубраве, слабо отдаваясь в вышине под тысячью тысяч, миллиардом листьев, шумящих над его головой, застучал дятел. Глухо где-то вдалеке раздался вой.

Ведьмак, лежа в луже, повернулся, отворачивая с себя тело ловчего. Вынул стрелу из его груди, вставляя в арбалет, натянул тетиву. Поднялся, подбирая ремень с мечами рядом с вывороченным пнем. Сел, все еще качаясь и слабо дыша.

Тихий, поскрипывающий шепот коростеля, звенел под тысячью тысяч крон, миллиардами листвы. Плавало в серой мгле желтое солнце, прячась за тучами. Выпали первые капли, пошел дождь. Тихо и как бы нежно касаясь его израненной кожи, груди, волос. Под тысячью тысяч, миллиардами листвы, ходил ветерок. Небо пересекла голубая вспышка молнии. Раздался гром, катясь издалека.

В Вердене и Ностроге, тихо шурша дождем, начинался Сезон Гроз.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 3. Оценка: 3,67 из 5)
Загрузка...