"Words like violence   Break the silence"   Depeche Mode

***

 

Этот мир давно сошел с ума ...

Пламенем ядерных взрывов, грохотом мегатонных авиаударов, душераздирающими воплями ужаса, он изгнал прочь совесть и человечность из сердец тех, кто осмелился терпеть это бремя страданий. Города, черным оскалом руин, стали напоминать кладбища, где под грудой трупов и мусора были похоронены моральные принципы и человечность. Люди как крысы, сновали туда-сюда, эксплуатируя оставшиеся ресурсы в угоду эгоистичным интересам. Инстинкт выживания подавил все оставшиеся, пока в итоге не превратился в инстинкт убийства. Жажда крови мешала людям вместе искать выход в этом темном мраке безысходности.

Мир не мог выбраться из пучины хаоса. Все смешалось. Вопли, крики, стоны, шепоты ... Мрачная какофония бессмысленности оглушала, раздражала, доводила до исступления и умопомешательства. Это была полная неразбериха, ужасная симфония страданий, длившаяся день и ночь, заставляющая содрогаться сердца каждый раз, когда страшные душераздирающие вопли раздавались неподалеку, и всей душой надеясь не оказаться на месте тех несчастных, озверевших тварей.

Человечество умерло. Родилась мразь. Ползущая тварь, не ведающая стыда. Паразитирующее насекомое, переваривающее собственные экскременты. Гнилая крыса, укрывшаяся под землей в надежде спасти самое дорогое — свое никчемное существование.

Не было ни единого человека помнившего кто это начал. И никто даже не помышлял предположить, когда это закончиться. Дни сливались в ночи. Недели — в годы. Итак продолжалось уже бесконечность. Никто не помнил иной жизни. Никто не знал иной жизни. Никто не предполагал, что такое жизнь.

Но зато все отчетливо знали, что такое смерть. Старуха с косой являлась ежеминутно, и некоторые не единожды видели её оскал. Она приходила в разных проявлениях и как всегда не вовремя: будь то страшная болезнь, случайно разорвавшийся снаряд или бывший соратник, потерявший всякую человечность. Иногда она была милостива и благословляла тех, кто её трепетно ждал, гробовым молчанием. Но чаще всего, своим неотвратимым появлением, она наводила ужас на всех, кто был в её власти. Особо циничные, не раз видя её кривую ухмылку, просто улыбались ей в ответ, зная как это её жутко бесит. Но и они понимали, что постоянно обманывать её, выше их сил. Что их участь предрешена. Вопрос в том — когда, где и каким образом.

А пока не явилась старуха с косой, человек (с нисхождения назовем это существо именно так), укрывшись глубоко под землей, месяцами оглушенный взрывами и грохотом, ждал, когда наступит вожделенная тишина. Когда все звуки умолкнут, и кровь перестанет заливать барабанные перепонки несчастных, озверевших на самих себя существ, которые когда-то носили гордое имя — люди.

Но эту тишину нужно было услышать. Она должна быть громче любого авианалета, громче любой канонады, громче любого грохота. Она должна бодрить и громогласно кричать, чтобы её все услышали. Все, абсолютно все в глубине души надеялись, что когда-то эта тишина излечит их страдания.

Единственное что отравляло эту надежду, это страх перед другой тишиной: тишиной безысходности, тишиной мрака, тишиной смерти. Эта тишина давно заглушила все надежды и стремления, всю доброту и сострадание в этом безумном, сошедшем с ума, мире. Эта тишина была действительно беззвучной.

 

 

***

Вдоль кривой улочки рядами стояли остовы сгоревших автомобилей. Никто даже не помышлял о том, чем раньше служили эти груды металлолома. Ветер холодными порывами завывал в узких проулочках, предупреждая всех, что туда заходить небезопасно. Темное пасмурное небо не внушало ничего обнадеживающего. Оно сгорело во мраке войны бесконечность лет назад, и с тех пор лучи света не могли пробиться сквозь пелену серого пепла. Где то вдалеке выли сирены. Иногда их нытье мимолетно прерывалось внезапными взрывами, а потом оно опять продолжалось. Жалобное, заунывное, тягостное ... Это издевательство не прекращалось ни днем, ни ночью, постепенно доводя натянутые нервы до предела. Мрак, холод и грохот окружали этот кусочек мира, окутывая его безысходностью.

В конце улицы появилось светлое пятно. Оно быстрыми перебежками, от одной груды искореженного металла к другой, молниеносно продвигалось вперед. Постепенно пятно начало обретать черты маленького мальчика со встревоженным выражением лица. Его светлые волосы и ясно голубые глаза освещали ему дорогу во мраке, а упрямство, читаемое на лице, подгоняло его вперед. На вид мальцу было лет десять. Он быстро и бесшумно продвигался вдоль улицы. Черные лохмотья и дырявая пародия на обувь не могли уберечь его от жуткого холода. В это время года (а была то ли ранняя весна, то ли поздняя осень — кто же листает этот чертов календарь?) дневная прохлада по ночам превращалась в жуткий мороз.

"Итак, поворот направо и — вдоль квартала, пока не упрешься носом в него. На вывеске будет черный кролик. Ровно в полночь он открывается" — не выходили из памяти мальчика слова Роса Утконоса.

Добежав до перекрестка, мальчик взглянул на часы. Откуда и когда он их достал, оставалось загадкой. Без пятнадцати двенадцать. Мальчик посмотрел вдаль и увидел смутные очертания того, что должно было быть черным кроликом. Где то в ближайшем переулке началась возня. Там явно кто то был. Мальчик недолго думая, стремглав рванул вдоль улицы.

Вот он. Перед его глазами расплывчатое пятно очень медленно стало превращаться в буквы. Огромные буквы на витрине магазина. "Silenceshop". Он был на месте.

В запасе было еще минут десять и мальчик, чтобы не рисковать, залез под ближайшую груду металлолома, когда то именуемую автомобилем. Сердце гулко стучало. Не обманул ли его часом Рос Утконос и его банда? Хотя ему, как казалось, было нечего терять.

Мальчик аккуратно высунул голову из под ржавой консервной банки в надежде увидеть звезды. Иногда, очень редко, ему удавалось их рассмотреть. Но, увы, ничего кроме черной непроглядной пелены. Он опять залез под машину и начал считать крыс в ближайшем переулке. Раз крыса, два крыса, три крыса ...

А что если Рос его одурачил? Мальчику стало не по себе от этой мысли. Возвращаться назад с пустыми руками он не хотел. Тем более через тот переулок, где явно кто то был. Ничего, еще совсем чуть-чуть — и все станет ясно.

Пятдесят три крысы, пятдесят четыре крысы, пятдесят пять ...

Он взглянул на часы. Ровно полночь. Пора? Глаза мальчика пристально всматривались в черного кролика и буквы "Silenceshop". Ничего?

Ничего! Может часы отстают?

Дрожь пробежала по телу мальчика. Он только сейчас осознал, насколько холодна ночь. Ничего не оставалось, как вернуться назад.

Малец прождал еще около минуты и повернулся спиной к черному кролику. И вдруг увидел свою тень на земле. Откуда же мог взяться этот призрачный свет в двенадцать ночи посреди этих пустынных развалин? Он медленно обернулся и увидел как постепенно, одна за другой, включаться неоновые буквы "Silenceshop", а внутри магазина мерцает слабый призрачный свет. Через секунду магазин искрился всеми цветами радуги. Еще через мгновение, он оглушал округу какой-то странной музыкой. АС/DC задорно пели "Highway to hell".

Мальчик не мог в это поверить. Кто мог устроить все это? Лучше бы Рос Утконос ошибся.

Очень медленной походкой мальчик подошел к дверному проему. На дверях неровными буквами было написано: "На этой неделе у нас акция! Две вещи по цене одной!". Тихонько зазвонил колокольчик, извещая о визите нового покупателя. А может и единственного, кто осмелился зайти. Мальчик в нерешительности застыл на пороге, а его взгляд побрел по магазинчику.

Внутри, несмотря на люминисценцию снаружи, было довольно темно. Взгляд мальчика уставился на высокий прилавок, выше его роста, который, казалось, весид целую тонну. А за прилавком скрывалась ... темнота. Темнота, в которой мог быть кто угодно. Мальчик подумал, что лучше бы он оказался в том небезопасном переулке, чем здесь. Но отступать было глупо. Он, медленно ступая, шаг за шагом, стал приближаться к прилавку. Мальчик осмотрелся по сторонам. Обычная лавка. Горы рухляди, какого то хлама из прошлого, какого раньше было бесчисленное множество. Наверное. Может быть. Если честно он никогда не был в магазинах и знал о них лишь из книг. А это и был типичный магазинчик. Такой же, как на картинках. Мальчику стало весело от этой мысли.

— Назови свое имя.

Мальчик испугался резкому вопросу из темноты.

— М-м-меня зов-вут Бо-о-обби — запинаясь, произнес он.

Наступила неловкая пауза.

— А вы кто? — куда увереннее произнес Бобби.

— Я? — за прилавком появилась фигура в черном плаще с капюшоном, закрывающим лицо. — Ты слышал что-нибудь обо мне?

— Нет, ничего ...

— Ну тогда можешь называть меня Френки.

Страшный хохот донесся из-под капюшона.

— Френки ... Вот сказанул ... Га-га-га ...

Его хохот длился вечность.

В эту секунду рука Френки (кто бы он ни был) выскользнула из под рукава плаща. Бобби показалось, что она настолько худая и бледная, что похожа на обнаженную кость. А может это и была кость? Мальчик испугался своей мысли. Он не торопясь сделал несколько шагов назад, пока не почувствовал спасительный холод дверной ручки.

— Ты куда это собрался? Неужто испугался старины Френки? Знаешь, я не такой страшный, как может показаться на первый взгляд. Ну чего тебе?

— Я ... Я ... Ну это ... Я ... — Бобби глубоко выдохнул. — Рос Уконос сказл, что у вас можно получить тишину. — наконец то скоропалительно протараторил он.

— Тишину? Нужно подумать. — Френки подставил руку к тому месту, где у него должен был быть подбородок. И Бобби в полумраке опять показалось, что это кисть скелета. — Ты хочешь получить тишину в магазине под названием "Silenceshop"?

Френки разразился диким хохотом. Бобби почувствовал облегчение, когда опять прикоснулся к дверной ручке.

— А говорят что у меня нет чувства юмора. Меня в этом часто порицают. Ха! Да благодаря мне люди даже когда то премию Дарвина учредили.

Бобби смотрел на него не моргая.

— Ты не знаешь что такое премия Дарвина?

— Нет, сер ... — промямлил Бобби.

— Сер? Не называй меня так. Я же сказал, что можешь называть меня Френки.

Последние слова были сказаны с такой ноткой трогательности, что Бобби отпустил дверную ручку.

АС/DC сменились на Тома Петти, напевающего "Mary Jane's Last Dance ".

— Значит ты за тишиной? — в том же дружественном тоне продолжал Френки.

— Ага.

— Для себя или для кого то другого?

Вопрос был с подвохом

— Для ... себя.

— А-а-а понимаю. Старый добрый эгоизм. — Размеренная монотонность Френки заставляла Бобби чувствовать мурашки у себя за спиной. — Хотя, с другой стороны, будь ты законченным эгоистом, то мог бы приобрести тишину для когото из своих недругов. Здесь есть две стороны медали. Понимаешь?

Бобби неуверенно кивнул головой, соглашаясь.

— А какая тебе нужна тишина?

Мальчик пожал плечами.

— Ну, не знаю. А какая у вас есть?

— О, — с гордостью начал Френки — разная. Например, умиротворяющая. Это эгоистическое блаженство. Нектар Богов. Лекарство от чумы.

Френки чуть не танцевал за прилавком.

— Есть неловкая. Не рекомендую. Срок годности, кажется, истек. А есть вечная.

Здесь Френки сделал театральную паузу.

— Идеально подойдет для злейшего врага или если ты это ...

— Что?

— Разочаровался в жизни и не видишь в ней смысла.

— А, ясно.

Бобби потихоньку начинал понимать, что Френки был абсолютно серьёзен.

— А еще есть звенящая ...

— Какая?

— Звенящая. Грохочущая. Бодрящая. Понимаешь?

— Кажется я пришел именно за ней.

— Уверен?

— Да.

— Ясно. А что ты готов отдать за тиштну?

А про это Рос Утконос не предупреждал. У Бобби с собой ничего не было.

— Что я должен отдать за тишину? — переспросил Бобби.

— Да. Что ты готов пожертвовать за тишину? Она же не бесплатная.

Бобби конвульсивным движением начал шариться по карманам. В его рваном одеянии было пусто. Почти пусто. Он вздрогнул и мысленно напрягся, когда его рука ощутила металлический холод его карманных часов. Но эта идея отпадала. Часы были памятью. Так что не в этот раз.

— Но у меня, увы, ничего нет. — начал Бобби заунывно.

— Да? Неужели? Точно? — трогательность исчезла из голоса Френки.

Послышался щелчок выключателя и комната погрузилась в ярко-желтый ядовитый свет. Теперь Бобби мог увидеть То, что было за спиной у Френки.

Лабиринт стеллажей казалось вытянулся в бесконечную даль. Это было как в библиотеке. Бобби когда то видел библиотеку после атаки вандалов. Но на стеллажах были не книги. Прозрачные светло-зеленые баночки разной емкости выстроились в ряд. Мутная жидкость, похожая на россол придавала им зловещего вида. А внутри были ... части человеческих тел.

Руки ... Мозги ... Головы ...

Особенно пугающе выглядели головы. Немигающими взглядами они все уставились прямо на Бобби. Их зрачки не пытались скрыться за полуразложившимися веками, а упрямо смотрели вперед, пытаясь заглянуть прямо в душу. Пытаясь сделать тебя одним из своих. Десятки мерзких голов, которые жаждали твоей смерти.

Мальчик пристально всматривался не муляжи ли это. Перед его взором плавала голова старой седой бабули. Её седые волосы медленно развивались по сторонам в солоноватом растворе. Беззубый рот был открыт, а гримаса ненависти на лице застыла навеки, недовольная, наверное, малым размером баночки. Злобные глаза сверкали молниями, и Бобби казалось, что они могут его испепелить. Но что это? Мальчику показалось, что зрачки старой карги двигаються. И вот, он уверен в этом, бабуля моргнула. Вот еще раз. Еще. Это не могло привидиться. Тома Петти сменил Мерилин Менсон с депресивными "Sweet Dreams".

Мурашки пробежали по спине Бобби. Моргала не одна бабуля. Сотни голов начали просыпаться. Руки, сердца, головы стали подавать признаки жизни. Это были никак не муляжи. Моргающие и клацающие зубами головы. Сердца пульсирующие в едином ритме. Кисти рук с обезображенными ногтями, которым было тесно в своем заточении и которые хотели на волю. Чтобы ...

Бобби прошиб холодный пот.

Френки исчез за прилавком и через секунду вынырнул оттуда с огромнейшей косой.

— Так значит, ты хочешь получить тишину?

Дребезжание в банках заглушил загробный хохот Френки.

Он обошел прилавок и с косой направился к Бобби. Опять щелкнул выключатель, и все погрузилось во тьму.

 

***

Бобби опомнился, когда был за пять кварталов от черного кролика и магазина с вывеской "Silenceshop". Он бежал изо всех ног не замечая, что его дырявых ботинок уже не было, а свои босые ноги он кое-где поранил до крови. Бобби не помнил как выбежал оттуда, не помнил, как пробежал зловещий переулок и не помнил, как оказался в родных для себя местах. Мальчик укрылся под грудой автомобильного металлолома. Сердце гулко стучало. Весь грохот вокруг заглушал загробный хохот Френки. Бобби взглянул на свои руки. Они судорожно тряслись, и он не мог с этим ничего поделать.

Бобби подумал, что никогда и ни за что не вернется назад. Пускай лучше Рос Утконос рискнет своей жизнью, а Бобби возьмет и на это посмотрит. Так сколько же Бобби провел в этом аду?

Что? Не может быть! Бобби начал шариться по карманам, выворачивая их на изнанку, но нигде не мог найти то, что искал.

Часы ... Их нигде не было. Может, посеял по дороге? Бобби начал бить кулаками землю и еще больше пожалел о своем решении заглянуть в этот чертов магазин. Ему было неприятно осознавать, что единственну. вещь в этом гребаном мире, которая была ему действительно важной, которая помогала хоть как-то упорядочить этот хаос, которая напоминала ему о самом важном человеке, которая ... И он её потерял. Потерял, да еще не получив ничего взамен.

У Бобби началась истерика. Слезы ручьями хлынули из глаз. Острое чувство боли сдавило сердце. Мальчик лежал под машиной и горько-горько заливался слезами, а суетливый мир вокруг не замечал его трагедии. Миру было абсолютно все равно. Он осыпал Бобби грохотом, отдалёнными воплями, руганью, сиренами, взрывами и пытался заставить мальчика страдать еще больше.

Нет смысла ...

Лишь одна безысходность.

Даже когда слезы закончились и нижняя челюсть мальчика перестала дрожать, Бобби не мог поверить, что все так плохо. Он никому не нужен. НИКОМУ! Даже себе?

Мальчик вылез из под машины и медленно в предрассветных лучах, которые скорее напоминали сумеречный закат, побрел домой. Звезд по прежнему не было видно. Небо заволокло печальной дымкой.

Боль потихоньку утихала и приходило осознание того, что часы нужно найти. Найти, во что бы то ни стало. Ведь память дорого стоит.

 

***

Весь следующий день Бобби потратил на поиски часов. Он несколько раз прошел свой путь от магазина и до места обнаружения пропажи, пристально изучая каждый метр. Но, увы, ничего не нашел. НИЧЕГО! Оставалось единственное предположение — он выронил часы в "Silenceshop". Но к несчастью магазин был закрыт. Закрыт, заперт, заколочен, заброшен ... И открывался только когда ...

Бобби начал бить озноб и он почувствовал, что заболевает. Но помощи от Роса Утконоса он не дождется. Рос наотрез отказался идти в прошлый раз. Вряд ли согласиться и в этот. Выхода не было. Часы нужно было вернуть, во что бы то ни стало.

 

***

Ночью Бобби стало еще хуже. К ознобу прибавился сильный кашель и температура. К черту! Подлечиться когда вернет часы.

Бобби прождал вечность возле черного кролика. Ждал до тех пор, пока квартал не осветился таинственным светом, а в ушах Бобби не заиграла странная музыка. Майкл Джексон задорно пел "Thriller".

Оькрывая двери "Silenceshop", Бобби не почувствовал того страха, что вчера, хотя и надеялся, что головы и другая расчлененка куда-то исчезли.

Опять полумрак и куча рухляди.

— Ты снова за тишиной?

От неожиданности сердце Бобби чуть не выскоило из груди.

— Нет, сер, я хотел у вас что то спросить.

— Ну, и что же?

Фигура Френки выплыла из темноты и абсолютно бесшумно оперлась на прилавок.

— Вы вчера не находили здесь ...

— ... маленькие карманные часики?

Кисть (или все же кость?) Френки, удерживая часы на цепочке, начала их раскачивать из стороны в сторону, подражая гипнотизерам.

Сердце Бобби учащенно забилось. Все таки они здесь. И они целы. И они ...

— О, это они. — у Бобби выступила испарина. — Знаете, мне не нужна тишина. Верните мне лучше часы. — и после некоторой паузы. — Пожалуйста ...

— Знаешь парень, судя по твоему виду ты скоро получишь то, что просил у меня вчера. Но ... — Френки театральным жестом спрятал часы за прилавок. — ... часы я тебе не отдам.

— Почему? — негодованию Бобби не было предела.

— Потому что ты вчера пытался Меня обмануть!

— Но ...

— Вчера ты сказал, что у тебя ничего нет. Ничего такого, что можно обменять на тишину. И соврал. МНЕ! А я терпеть не могу, когда Меня пытаются обмануть. В итоге Я все равно, рано или поздно, обманываю их. Меня не обведешь вокруг пальца. Моя всегда сверху.

Бобби упрямо уставился на Френки. Не прячет ли он под прилавком косу?

— Знаете, вы вчера украли вещь, которая вам не принадлежит. А теперь сами порицаете меня в обмане. Да вы же сами пытаетесь меня обмануть! — мальчик не смог сдержать обиды.

— Ты знаешь с Кем ты говоришь?

— Но ведь вы и вправду взяли вещь, которая вам не принадлежит ...

— И что-о-о-о?

Казалось, что Френки подтрунивает над мальчиком.

— И то-о-о-о, что это нечестно. Несправедливо!

Этот поворот разговора не мог понравиться Френки. Кто этот мальчуган такой, чтобы учить его жизни?

— Сопляк! Что ты знаешь о справедливости?

— Я ...

— Что ты знаешь о честности, обманщик?

— Я ...

— Чего молчишь?

— Я ...

— Заткнись. Мне все время приходиться поступать несправедливо. Справедливость. Что такое справедливость? Чья-то правда? Может истина? Что такое истина?

Молчание. Френки гордо смотрел взглядом Понтия Пилата.

— Мир полон несправедливости. Пойми это. Уроды повсюду. Или ты — или тебя. Справедливость ... Ха-ха-ха!

Хохот Френки был не забавным, а мрачным. По щекам Бобби опять покатились горькие слезинки, постепенно превращаясь в водопады слез.

— У меня худшая работа в мире. Я по природе не могу быть справедливым. Моя справедливость в несправедливости. Я не несу облегчения. Мой смысл в бессмысленности ...

Френки глубоко выдохнул.

— ... и безысходности. Зачем мучиться, если всем дорога в один конец.

Майкл Джексон сменился на Джонни Кеша, поющего "The Man Comes Around". Вся комната погрузилась в гитарную меланхолию кантри.

Бобби начал рыдать. Он не мог вынести унижений Френки. Унижений или ... правды? Он направился к выходу. Пустая трата времени. Часы ему не вернуть.

Мальчик театрально застыл перед дверью, не решаясь выйти на улицу. Он еле стоял на ногах, его мучал озноб и температура. Он пожалел, что вернулся сюда. Пожалел, что вчера впервые переступил порог этого чертового магазина. Он пожалел потому, что ...

... потому что ...

... Френки был прав? Френки был Действительно прав?

Пусть он заберет его часы, но он ни капельки не прав! Она отдала жизнь не бессмысленно. И это чистая правда. Она действительно любила Бобби. По настоящему! Так что пусть этот гад подавиться его часами.

Бобби нажал на дверную ручку.

— Стой!

Френки несколько раз хлопнул в ладоши и музыка прекратилась. Потом он полез за прилавок. Не за косой ли? Его не было пару секунд. В итоге он извлек из недр кладовки Нечто.

— Знаешь что это?

Мальчик подошел к прилавку.

Бобби пристально всмотрелся в Неё. Она стояла на тоненькой миниатюрной ножке и выполняла головокружительный пируэт раз за разом. Маленькая крохотная балерина на красивой деревянной подставочке кружилась в фантастическом танце. У Бобби не было слов. Он вытер глаза и немигающим взглядом уставился на Неё.

— И что же это?

— А ты прислушайся.

Бобби напряг свой слух, но как не старался, ничего не услышал.

— Я, увы, ничего не слышу.

— Правильно. Это тишина.

Бобби опять пристально всмотрелся в миниатюрную фигурку балерины, которая была украшением сломанной музыкальной шкатулки, не издающей ни звука. Она была настолько милой и трогательной. Чем то напоминала его ...

— Она твоя.

Френки резко прервал мысли Бобби.

— Что?

— Она твоя.

Бобби удивленно таращился на Френки.

— И за что же?

— Она твоя. И точка.

Тишина ... Она объединяла всех в этой комнате.

Бобби не мог поверить своим ушам. Он видел не сломанную музыкальную шкатулку, а редкостный раритет.

Но сто-то не давало мальчику покоя.

— А часы, сер?

— Только Тишина. И все.

— Но они ...

— Никаких но.

Бобби, опустив голову, опять направился к выходу. Но на улицу он не собирался. Глубоко выдохнув, он повернулся к Френки.

— Знаете, мне не нужна ваша тишина. Можете её забрать. А часы по праву были моими. Так что лучше отдайте их.

— Опять за старое? — ярость Френки звенела в воздухе.

— Я благодарен вам за тишину, Френки. Но она мне по сути не нужна. Вы же сами сказали, что через пару дней я получу желаемое. Так что, пожалуйста, верните мне часы.

— Ты готов расстаться с моим подарком ради часов? В этом безумном мире, жаждущем тишины, ты готов променять самое драгоценное на вещь, которая не имеет смысла? Вещь, ничего не отсчитывающую? Парень — Френки поднял вверх руки. — взгляни вокруг. Есть только сегодня. Недели, месяцы, годы ... Они все сгинули в пламени войны. Кто живет завтрашним днем? Завтра умерло. Кто помнит что было? Кому нужно время? Да и у тебя времени то почти не осталось. Не глупи. Возьми Тишину.

— Часы мои по праву и ...

Бобби упрямо всматривался в Френки.

— Что и?

— Дело не во времени и тишине.

Бобби тихонько выдохнул.

— А в чем же тогда?

Френки возвышался над ростом мальчика как стервятник над добычей.

— В чем же тогда? В чем смысл?

Громогласный Френки в истерике орал на весь магазин.

— Дело в любви ...

Голос Бобби звучал еле слышно.

У Френки не было слов. Он всмотрелся в еле стоящего на ногах мальчика.

— Жалко тебя. Ты так и не поймешь главного. Но ...

Френки выдохнул. Тоскливо, печально ...

— Но ты и не станешь частью этого мира.

Он театральным жестом подбросил часы в воздух. У Бобби силы были на исходе, но сноровки все же хватило, чтобы их поймать.

— Береги себя. Надеюсь, мы не скоро встретимся.

Глухой сдавленный кашель вырвался из груди Бобби.

— Спасибо.

На выходе мальчик обернулся.

— А Тишина?

— Забирай её себе. На этой неделе у нас акция. Две вещи по цене одной.

Бобби не увидел, а скорее почувствовал искреннюю улыбку Френки.

 

***

Лучезарные голубые глаза мальчика светились радостью в темных унылых трущобах. Он аккуратно поставил сломанную музыкальную шкатулку на землю, с замиранием сердца всматриваясб в головокружительный танец балерины. Буквы "Silenceshop" начали гаснуть, погружая его во мрак. Пользуясь последней вспышкой света, Бобби поднес к глазам часы, где на обратной стороне циферблата, каким то острым предметом неаккуратно было нацарапано: "От мамы". Мальчик поднял вверх голову и увидел небо, усеянное множеством звезд. Сегодня они были по-настоящему яркими.

Той же ночью Бобби не мог уснуть. Его кашель и больв грудной клетке никак не отпускали. И хотя мальчик не спал почти две ночи и чувствовал себя далеко не хорошо, он пристально всматривался в грациозные движения изящной танцовщицы и наслаждался тишиной. Тишиной, которая заглушала всю вакханалию этого съехавшего с катушек мира.

А в его кармане тихо-тихо тикали часики ...