В этом доме я жила совсем недавно — дней десять или двенадцать. Но мне он уже нравился, казался давно знакомым, интересным, значительным. И ещё немного таинственным. У старинной семиэтажки, надстроенной над четырьмя старыми этажами при недавней реставрации, был свой характер, отличавший её от простеньких панельных соседей. В подъезде моего нового дома в три часа тёплого весеннего дня никого не было: с работы возвращаться ещё рано, дети в будни в садиках и школах, а пенсионеры в магазины и на прогулки ходят по утрам.

Обеденное время здесь такое тихое, даже лифт не поскрипывает — некого возить. Нарушать покой и тишину я не стала и пошла на свой последний этаж пешком: и полезно, и можно рассмотреть двери всех квартир. В старых домах все планировки разные и обстановка нетиповая. Во времена заселения первых жильцов было модно украшать интерьеры картинами, статуэтками, остатками антиквариата, передаваемого по наследству. Железных дверей было совсем немного, а деревянные украшали рельефы и накладки под бронзу. Один хозяин рядом со звонком повесил дверной молоточек.

С пролёта лестницы к пятому этажу послышался чей-то вздох: на площадке стояла моя соседка Клавдия Ивановна с внушительной хозяйственной сумкой в руке.

— Лифт не работает, — выдохнула обессилевшая старая дама. — Ох, здравствуй, Вера! Не виделись же сегодня, помнится.

— Здрасть! А я вам помогу дойти. Пешком и без сумок тяжело до нашего самого верха.

— Неудобно напрягать, но самой мне идти ещё полчаса, — виновато призналась соседка. — Мне тебя, Верочка, просто высшие силы послали.

Интересно, это она о боге так или что-то другое имела в виду? А ведь неплохо пригласить её на чай с разговорами. Проходя по площадке шестого этажа, я сказала:

— Заходите ко мне прямо теперь, чаю попьём, вы мне о сказках старого дома поведаете.

— Тут не сказки, а подлинные страшилки, Вера! В крайнем случае — легенды.

— Вот и хорошо, я люблю всё таинственное и жуткое. Под такие разговоры и печенье слаще кажется, а то других дополнений к чаепитию не осталось.

— У меня есть чудесное смородиновое варенье, с мятой и гвоздикой, — обрадовалась соседка моему интересу к сладостям. — Вот только продукты уберу и банку достану.

**

Варенье с мятой действительно оказалось чудесным, но истории Клавдии Ивановны затмили вкус сладких ягод. Про реальные дома с призраками и прочими фантастическими обитателями мне прежде слышать не приходилось. И теперь вдруг показалось, что скучно жить без домовых в кладовках, привидений в ночных подъездах, плачущих и вздыхающих в тёмных углах. Пожилая соседка явно гордилась тем, что по ступеням поздними вечерами тяжело поднимаются черти с увесистыми грешными душами в мешках, неприкаянные убийцы и их жертвы бродят по пожарной лестнице.

— Амелия Львовна с третьего этажа привечает девушку, убитую здесь бандитами ещё в начале прошлого века. Она вроде что-то шепчет старушке, рассказывает. Но вот что чаем та угощается — это чистой воды сказки. Как же она пить может, если неизвестно из чего сделана.

Я сунула в рот ложечку варенья, чтоб не рассмеяться. Потом покивала головой и спросила:

— И что же, никто не боится? Так и живут бок о бок с чертями и привидениями?

— Как не боятся, страшно конечно! Но никто не уезжает отсюда, особенно после того, как дом отреставрировали. Тут квартиры красивые, потолки высокие, звукоизоляция — не нынешней чета! А призраков тоже жалко, у них у каждого своя печаль. Они, понятно, пугают, но ещё ни разу не убили никого. Наоборот, был случай: грабителя спугнули. Преступники же тёмные, книг мало читают, в потусторонние силы не верят. В тот раз дверь взломали у профессора Шапочинского с пятого, там как раз призрак отдыхал, хозяина дожидался. Один бандит в него стрельнул, а тот кровью как бы истекает, а на шайку идёт прямо в лоб — глаза выпучил, пальцы растопырил. Те жулики с перепугу в ванной заперлись и от страха воют. А бестелесный жилец профессора их снаружи запер.

— Как же такое могло случиться? Кто это видел? Может, сосед какой-то бандитов замкнул?

— Не-е, Вер! Тот призрак их полиции и сдал. Менты, известное дело, в привидения не верят. Хозяина спрашивали потом: «Что это за родственник у вас странный? В тряпье каком-то древнем, разговаривает плохо…»

В общем, отлично мы с Клавдией Ивановной вечер провели. После такого чаепития меня уже ничем не напугаешь.

**

За чаем засиделись до одиннадцати ночи. Клавдия Ивановна ушла домой, а я всё маялась одна — с книгой на коленях, сна не было и в помине. Мысль, что утром идти на работу, не спасала. Не помогли мне ни ложка вкусного варенья, ни залежавшаяся в сумке долька шоколадки, ни прохладный душ. Уснула я с трудом далеко за полночь…

Первый сон не успел даже начать сниться, как откуда-то послышался жуткий шум. Я села на кровати, спустила ноги в тапки — тишина. Только собралась снова лечь, опять раздался грохот, словно кто-то на площадке перед дверью топал коваными сапогами и скрёб железным прутом по плитке пола. Я прошлёпала в прихожую, заглянула в глазок: никого не видно, но свет горит и дребезжит что-то. Осторожно приоткрыла дверь, выглянула в щель: никого. Вот только металлическая решётка на чердак была раздвинута, а большой амбарный замок валялся на полу. «Призраков тоже жаль», — вспомнила я соседку. Как раз на этой мысли я услышала сверху какой-то писк или плач.

Прикрыла дверь, постояла минуту в темноте. Потом накинула халатик, вооружилась фонариком — и шагнула к лестнице, ведущей на чердак. Если весь этот адский шум кроме меня никого не разбудил, значит, я вижу сон. Коллективных сновидений, насколько мне известно, не бывает — так что утешать плачущего мне придётся самой.

Наверху было сухо, прохладно и ощутимо пахло старьём. Маленькие оконца света пропускали мало, да и затянутое ночными тучами небо тьму не рассеивало. Справа от меня что-то странно пискнуло, совсем не по-кошачьи, я повернулась на звук — глаза к темноте привыкать не хотели, включила фонарик. Уф, это всего лишь напуганная летучая мышь! Она покачалась под потолком и снова пискнула. Сзади меня что-то зашуршало, оттуда подуло, потом послышался тихий плач. Я обернулась: теперь мне почудилось какое-то движение в самом тёмном углу, направила луч фонаря туда и медленно двинулась на звук.

Узкая полоска света выхватил живописную кучу хлама у противоположной от меня стены. Плач и шумные вздохи доносились из-за нагромождения останков старой мебели, там кто-то возился, отбрасывая на стенку покосившегося шкафа дрожащую тень. Я приблизилась к мебельной рухляди и вдруг услышала противный хриплый голос:

— Эй, куда! Не трожь, это моё!

Между мной и кем-то стонущим возникло крупное тёмное препятствие, луч фонарика выхватил лохматую голову, затем всю фигуру в странном балахоне. Я вообще-то не труслива, но тут мне даже во сне стало совсем не по себе. Впрочем, убивать этому типу меня незачем, а ограбить не получится — у меня и дома взять нечего, а в карманах халатика совсем ничего не залежалось. Эти соображения промелькнули в одно мгновение, и я решила попробовать не бояться.

— Что такое тут припрятано, мне неинтересно, — вот и голос почти не дрожит. — Хотела помочь тому, кто плачет.

— Вот лично моё и плачет, — сказал мужик, которого я при скудном освещении хорошо разглядеть не могла. — Я тут их складирую, на чердаке. Удобно очень, и никто никогда не лез в мои делишки.

— Кого это складываете? Избитых? Раненых? По звукам это явно люди.

— Не человеки это, а души поганые. От только что померших.

— Так вы ещё и убийца! — от возмущения я даже дрожать почти перестала.

— Совсем голова не работает! Да я эт-та, как бы чёрт. Ну не так чтоб уж совсем, а на испытательном сроке.

Теперь совершенно ясно, что чёрт мне снится. Значит можно не бояться дальше, в случае чего — немедленно проснусь.

— За убийство вам даже нечистое начальство всыпать может. Таким зверским способом души в ад не собирают, этого и самый мрачный писатель не напишет.

— Со своим начальством я сам разберусь. А души мне для отчёта свеженькими нужны, вот и присмотрел немного подходящих мерзавцев, пока полиция их не сцапала. Плачут они, вишь ли! Мужик жену убил кухонным ножом во время ссоры, а девка и вовсе дрянная — старого мужа стукнула по голове и с балкона выбросила, пока не очухался. Из соседнего подъезда, между прочим, была.

— Всё-таки убийство! — Я опять затряслась. — Сама никак не могла помереть, раз такая сильная была.

— Самостоятельно окочурилась, со страху. Простой старый дьявольский фокус: кидаешь в неё ленту, а падает на грудь уже змея. Моментом эта дура померла — а там уж опять лента появилась. Я её когтем не тронул! А оставлять ментам мне эту злыдню не с руки было: пока засудят, да посадят, да потом выпустят по амнистии. Мне фиг что достанется за столько времени. Не дай дьявол, ещё раскается, да богу душу отдаст… Так что шла бы ты отсюда, пока я не рассвирепел. Мне в этом месяце ещё три злодея нужны, а от тебя толку никакого — призраков утешить явилась, ишь! Метись сны досматривать.

Сны или нет, но я попятилась, быстро добралась до выхода и только у двери отвернулась от нечистого: ну как змеиной лентой бросил бы! Осталась бы заикой после такого кошмара…

Проснулась я от будильника и прохлады, видно ночью шёл дождь. Быстро позавтракала, оделась. Уже у выхода увидела фонарик на полочке для обуви. Думать о его появлении в таком неожиданном месте было некогда. Чердачная решётка закрыта, замок висел на своём обычном месте.

На первом этаже встретила Клавдию Ивановну. Соседка выглядела озадаченной, сумки для покупок у неё в руках не было.

— Ой, Верочка! У нас тут несчастье приключилось: в соседнем подъезде женщина умерла совсем молодая. От сердца, говорят. К тому же муж у ней с балкона упал и разбился насмерть. Совсем недавно — дня три всего до неё. Только я себе думаю, нельзя призраков обсуждать, на ночь глядя.