Vill

Никуда не денешься, не влюбишься, но женишься

– Тебе правда ни капельки не страшно? – спросила Ирка, когда я признался, что проиграл.

– П-фы, вот ты дурная, – замахнувшись, я пнул пустую консервную банку, в надежде, что та отлетит метров на тридцать, а то и все сорок.

Но замах оказался слабым и ударил тыльной стороной стопы, а не носком. А все из-за них, мурашек, что мгновенно прочесали от затылка до пяток и обратно. Но разве я мог сказать Ирке, что очкую? Да и перед пацанами стрёмно. Карточный долг – святое.

– Послушай, Никита, – Ирка схватила за рукав рубахи и потянула к себе, – если ты из-за меня, то не нужно.

Она улыбнулась, обнажив идеально ровные зубы – даром что ли Иркин батя ортодонтом в райцентре работает – и слегка наклонила голову.

– Ты-то тут причём? – я высвободил руку, резче, чем хотел.

Ирка взвизгнула и схватилась за палец.

– Дебил, чуть ноготь не сломал!

– Прости, дай посмотрю?

– Отвали! А, заешь что? – Ирка сжала губы и зыркнула исподлобья. – Если ведьма тебя сожрет, я первая ей спасибо скажу.

Она собиралась продолжить, но я накрыл её рот губами и крепко обнял. Сопротивлялась Ирка недолго и ответила на поцелуй почти сразу. Тело стало мягким и гибким, а грудь, наоборот, словно налилась и затвердела.

– А, может, всё-таки не пойдёшь? – промурлыкала Ирка, как только я отпустил. – Хочешь, поговорю с Пашкой и он отменит долг?

В ответ я помотал головой.

– Как знаешь, – она надула ещё влажные от поцелуя губы и отвернулась.

– Все будет хорошо, – я положил ей руки на плечи и чмокнул в макушку. – К тому же, ведьма не настоящая. Люди больше брешут, чем правду говорят, – и рассмеялся так жутко, что самому стало не по себе.

 

Ведьмин дом, как и положено, стоял на самом краю деревни. Старики рассказывали, кто бы ни строился рядом с Агафьей – так зовут ведьму – дома горели: у одних через год, у иных через три. Вот и осталась её хибара одна на отшибе. Бабка Агафья даже от электричества отказалась. Пришлось бы ставить пять лишних столбов в сторону. Дом-то в низине у самого леса, чуть левее болото, а справа – деревенское кладбище. Правда, там лет двадцать никого не хоронят. И что странно, могилы все ухоженные, кресты и надгробия с пригорка видать, у некоторых в вазонах цветы свежие.

Помню, пацаном ведьмину хибару за километр обходил. Не из-за кладбища, нет. Дом Агафьи страху нагонял больше, чем она сама. Небольшой, покосившийся, смотрит на деревню тремя окнами. Словно это и не окна вовсе, а пустые глазницы. Брус почернел или закоптился, когда соседи горели, уж не знаю, только Агафья отродясь его не красила. Черепица на крыше мхом поросла и вороньими гнездами. А ураган случится – хибара ходуном ходит и скрипит так, что в деревне слыхать.

Помню, раньше самые отчаянные мальчишки на спор лазали в ведьмин сад. Таких яблонь ни у кого в деревне не было. Плоды крупные, красные сладкие, а откусишь – сок брызжет! Одно странно, потом у всех животы крутило и с горшка не слезали день-два. Но это когда было… Сейчас даже деревенские подростки редко гуляют, все больше в интернете сидят.

Так, весь в своих мыслях, я добрел до окраины. Ведьмина хибара уставилась на меня своими безжизненными окнами, как только я вышел на пригорок. Ледяной холод проник за воротник и змеёй пополз вниз по спине, в одночасье вернув детские страхи.

– Да, ладно, – бросил сам себе, – никакая она не ведьма. Просто, грязная старуха и всё.

И шагнул вниз, на тропинку.

 

На дрожащих ногах я подошел к калитке, откинул крюк и вошёл. Лес за домом осуждающе зашумел, стряхивая пожелтевшие листья мне в лицо. Со стороны болота донёсся пронзительный крик совы, я почувствовал озноб и приподнял воротник джинсовой рубахи. Меня никто не вышел встречать. Может, ведьмы нет дома? Пошла на почту за пенсией? Хотя, откуда у неё пенсия? Мать говорила, что Агафья никогда не работала. А она её знает с тех пор, когда сама ещё была ребенком. Это получается, что старухе не меньше восьмидесяти? А-то и больше? Внезапно скрипнули ржавые петли и хлопнула дверь. От неожиданности я вздрогнул, но не остановился. На пороге появилась темная фигура и застыла, опираясь на деревянную клюку. Сморщенное лицо выглядело обычным, как у любого старика в деревне. Ни торчащих гнилых клыков, ни всклоченных седых волос, ничего такого, что выдавало бы в Агафье ужасную ведьму, о которой болтают в деревне. Разве что одежда, поношенная и перештопанная, отличала её от односельчан. Так это как раз и понятно. Магазин промтоваров в деревне закрылся лет десять назад. В аккурат, как в райцентре отгрохали крупный супермаркет. Остался только чипок «У Артура» с продуктовой мелочевкой.

Пытаясь подавить хрипотцу в голосе, я поприветствовал Агафью:

– День добрый, бабушка.

– Никитушка, ты ли? Вернулся. Я уж думала забыл, – Агафья улыбнулась, оголив беззубый рот.

Я переступил с ноги на ногу и улыбнулся в ответ, уверен – по-уродски. Не помню, чтоб я был тут раньше и уж тем более обещал вернуться? Но ведьма так уверенно это сказала, что у меня засосало под ложечкой.

– Не уж-то запамятовал?

И не получив моего ответа, продолжила.

– Ты малёхонький тогда был. – Агафья поднесла ладонь к талии. – Вот такой. Мамка тебя в лес повела, за малиной, а ты потерялся.

Я почувствовал, как кровь зажурчала в голове и стали липкими руки. Как осеннее солнце жжёт кожу, а вокруг оглушающе жужжат осы. Или это – листья? Вихрь из листьев, осиновых и березовых уносит далеко в прошлое, затягивает в воронку и выплевывает на опушку леса. Я превращаюсь в ребёнка, потерянного и до смерти напуганного. Моё лицо и одежда перепачканы малиновым соком, а слезы имеют солоновато-приторный вкус. Я зову маму, но из-за кустов появляется ужасная старуха, хватает за руку и тянет за собой. Я кричу и кажется кусаюсь, но она не отпускает меня. Не в силах бороться с ней, сдаюсь. Старуха привела меня к себе, в этот мрачный черный дом с выколотыми глазами. На окнах даже нет занавесок. Сквозь грязные сальные стекла едва пробивается солнечный свет. Она велит ждать её в доме, а сама уходит, заперев за собой дверь. Внутри пахнет гнилой соломой и кислыми щами. Меня стошнило прямо на пол. Я залезаю на лавку, поджимаю ноги и крепко обхватываю колени, чтоб унять дрожь. Не знаю сколько времени я провёл, сидя вот так, словно курица на насесте, но, когда дверь вновь открылась солнца уже не было. Комната наполнилась запахом полевых цветов и малины.

– Мама! – вскрикнул я, спрыгнул с лавки и…

 

Агафья разогнала ос веткой крапивы и выжидающе посмотрела мне в глаза.

– Ну, Никитушка, вспомнил? А обещание своё женится на моей внучке?

Я стряхнул остатки морока и уставился на ведьму. Не мог я такого обещать. Мне ж всего шесть лет было. Какой ребёнок в этом возрасте думает о женитьбе? Видать, старуха умом тронулась, не понимает, что говорит? Да и внучки у неё отродясь не было. Словно прочитав мои мысли, Агафья вздохнула и на её морщинистом лице отразилось разочарование.

– Если б не я, мамка твоя ни за чтоб тебя не отыскала. Сгинул бы на болоте. – Она покачала головой. – А с мамкой твоей мы договорились, коли сам по доброй воле вернёшься, то женишься на моей внучке.

Меня как обухом по голове жахнуло. А ведь и правда, вернулся. Сам. Вот только есть один нюанс. Привела меня в ведьмин дом не добрая воля, а карточный долг, будь он неладен. Надо было не валять дурака, а отдать Пашке пятьдесят штук, раз проиграл. Пожалел. Ведь на свадьбу коплю. Чтоб у нас с Иркой картеж не хуже, чем у городских, чтоб тамада, фотограф, всё по высшему разряду. Пашка, к слову сказать, раньше никогда не выигрывал. Думал, разживусь парой тысяч, больше-то он и не ставил. А вышло наоборот – я ещё и должен остался. Он тогда предложил вместо денег расплатиться ведьминым кулоном. Говорит, видел на ней, когда та в речке голой купалась. Висит на шнурке козлиный череп то ли из серебра, то ли из олова, а вместо глаз камни зеленые. Вот я и подумал, может Агафья продаст мне кулон? Тысячи за три-четыре. Для одинокой старухи деньги большие, да и злосчастный кулон наверняка самодельный?

– Бабушка, – начал я как можно мягче, – я к вам за другим пришёл, с деловым так сказать, предложением.

Еле волнение сдерживаю, аж в горле защекотало.

– У вас, говорят, кулон есть. Купить хочу.

Вот и всё, выдохнул. Будь что будет. Продаст, хорошо. Откажется, что ж, придётся отложить свадьбу.

– Знаешь, Никитушка, отчего меня ведьмой в деревне прозвали?

Хотел ответить, что нет, но язык к нёбу присох.

– Из-за него родимого. – Она похлопала себя по груди, видимо кулон под кофтой спрятан. – Сила в нём огромная. Тот, кто его носит многого сможет добиться, – в глазах старухи вспыхнул огонь и лицо преобразилось.

Теперь она напоминала озлобленную волчицу, что скалится, а укусить нечем.

– Но не всякому по силам совладать с кулоном! – она ткнула себя в лоб указательным пальцем. – Думай, Никитушка, хорошенько думай. Справишься ли?

– Не для себя купить хочу, – врать смысла нет, в деревне разве утаишь чего? – Пашке Юркову. За карточный долг расплатиться.

Агафья оживилась, даже щеки порозовели.

– Чего сразу не сказал? – голос смягчился, а тонкие губы растянулись в улыбке. Я тебе и так подарю. А ты на внучке моей женишься.

Тьфу. Снова она за своё.

– Не могу, бабушка, у меня невеста есть.

– Уверен?

– В чём?

– Что Ирка – твоя невеста?

Я не сдержался и рассмеялся Агафье в лицо.

– А чья ж ещё? Конечно, моя!

Старуха цокнула.

– Так-то оно так, да вот не этак, – отставила клюку к стене и просунула руку в ворот кофты.

Через секунду в руках у ведьмы появился кулон в виде козлиного черепа. Не соврал, значит, Пашка. Видел Агафью голой на реке. От одной только мысли меня передёрнуло. Даже с прашивать не хочу, что он-то там делал?

– Забирай, раз нужен.

Агафья резко дернула за шнурок, сорвала с шеи кулон и протянула мне. Не помня себя от счастья, я схватил дурацкую безделушку и, поблагодарив, помчался к Пашке. Тот сидел на крыльце дома, наблюдая, как соседский кот ворует у Пашкиного пса еду. Я подошёл вразвалочку, чуть припадая на левую ногу, и бросил ему кулон.

– Держи.

Тот вскочил. Округлил глаза, не верит.

– Неужели согласилась продать? Или ведьму грохнул?

– Больной? Ещё чего, из-за кулона людей убивать, дичь какая-то.

– За сколько купил? – Пашка рассматривал кулон, вертя его на веревке.

– Неважно? Теперь, он – твой.

Пашка завязал концы и надел на шею.

– Так-так, мальчики, чем это вы тут занимаетесь? – Ирка возникла из ниоткуда или, увлеченные кулоном, мы пропустили её появление.

– Долг вернул, – торжественно объявил я в надежде получить награду.

Но Ирка не бросилась обнимать меня. Стало очевидно, что горячего поцелуя тоже не последует. Она медленно подошла к Пашке и дотронулась пальцем козлиного черепа.

– Весь сыр-бор из-за этой фигни?

Пашка схватил её за запястье и притянул к себе.

– Выходи за меня?

– Не смешная шутка, – если он не уберёт свои клешни, я за себя не ручаюсь.

– А кто сказал, что я шучу? – Пашка ухмыльнулся и обхватил Ирку за талию.

– Руки убрал! – не выдержав, крикнул я.

– Ой, я тебя умоляю. – Пашка запрокинул голову и рассмеялся. – Ну что, выйдешь за меня? – снова обратился к Ирке, которая на удивление не пыталась освободиться.

Наоборот, она положила обе руки ему на грудь и, приподняв ресницы, ответила:

– Да.

Они издеваются? Это что, такой жёсткий пранк? Стоят, улыбаются друг другу, а у меня в голове настоящий взрыв. Я машинально хватаю Ирку и тяну за собой. Она сопротивляется, а в следующую секунду в правую скулу прилетает Пашкин кулак.

 

В голове гудит так, словно одним ударом Пашка не ограничился. Сказать по правде, я не помню драки. Попытался встать, но небо поменялось с землей местами, и я распластался на траве, где, видимо, меня и оставили. Единственное, чего я не понимал, когда Ирка успела замутить с Пашкой? До того, как тот обыграл меня в карты или после? Если после, то как она смогла полюбить его так быстро? Не околдовал же он её? А если… Точно, кулон! Ведьма же сказала, мол с ним человеку всё подвластно или многое доступно? Да, пофиг. Наверное, всё дело в козлином черепе!? Я перекатился на живот и встал на четвереньки. Пошатываясь, дополз до ограды и крепко схватился. Отдышавшись, поднялся.

– Что за ..? – оборвал себя на полуслове.

Почему вокруг кресты и плиты? Это старое кладбище что ли? Разве тут снова хоронят? Краем глаза я заметил маленькую тёмную фигуру с клюкой. Агафья!

– Никитушка, вижу, ты заблудился?

– Да я и сам не пойму, – и это чистая правда.

Режь меня, стреляй, но пазлы не складываются.

– А чего тут понимать, как сорок дней пройдет, душа сама успокоится.

– Какие сорок дней? Чьи?

– Твои, Никитушка.

– Ты что мелешь, ведьма! Совсем из ума выжила?

Агафья ссутулилась, опираясь на клюку, доковыляла до скамейки у ближайшей могилки и присела.

– Ка-бы не мамка твоя, не уж-то я б посмела вмешаться? Жалко её стало. Говорит, каждую ночь ей являешься. Совсем измучил.

Только сейчас я обратил внимание на свои руки, бледно-серые и скрюченные. И одежда! Костюм не мой, точнее, я последний раз нечто подобное на выпускной надевал.

– Если я – покойник, как ты говоришь, то наверняка знаешь, что случилось?

Мозг отказывался верить в очевидное, и тут осенило: драка!

– Это меня… Пашка?

Агафья хихикнула.

– Потому, душе и даётся сорок дней, чтоб вспомнила. Просто, одни лежат себе тихонечко, думают. А такие буйные головы, как ты, мечутся и другим покоя не дают. Ладно, слухай сюда. Невеста твоя к Пашке ушла. Ты, понятное дело, переживал, но мешать им не стал. Даже на мальчишник пошёл. Вот там всё и случилось. Напились и с моста нырять надумали.

– На спор?

– Угу. А под водой опоры от старой конструкции. Кто ж знал, что их после того, как новый отстроили, не убрали? А речка мутная, берега-то глиняные. Пашка сразу, на реке, а ты в карете скорой помощи умер. А-ну, с четырех метров головой об бетон?

– А Ирка? – меня как ошпарило.

Я даже почувствовал или показалось, но ощущение такое будто сердце заколотилось.

– Глупая девка, твоя Ирка.

– Почему?

– Сначала мужика не того выбрала, а потом, как обоих потеряла, наглоталась таблеток. Её с Пашкой в райцентре на новом кладбище похоронили, а тебя тут. Рядом с отцом.

– А карты? А кулон? Ведь было всё, как взаправду.

– Говорю же, последний день стирается из памяти. Душа после смерти продолжает думать, что живет по-настоящему. А кулон, чтоб отвадить от тебя влюбленных. Их вина гложет, вот и не дают твоей душе успокоится.

Я опустился на землю и обхватил себя за колени, как в детстве, в доме Агафьи.

– Лучше б ты меня тогда не спасала. Всё едино, сгинул.

Агафья поднялась со скамейки и подошла.

– Твоя правда. Знала, что костлявая с косой тебя пометила. Но также знаю, каково это, дитя своё потерять.

– Разве у вас были дети?

Ведьма кивнула.

– Дочь. А вон там, – показала пальцем вглубь кладбища, – внучка моя. Я ж тогда мамке твоей всё объяснила. Сделка у нас. Ей сына, а мне потом – зятя.

– А разве я не должен отправится в рай или в ад, уж не знаю, куда небесная канцелярия распределит?

Агафья растянула в улыбке беззубый рот.

– Шустрый какой, в рай он намылился. Сделка непростая была. Сам понимаешь. Тебя не ангелы с болота вернули, а как раз наоборот. Потому и выхода у тебя особого нет. Или женатой нечестью тут на кладбище, или рабом, где поглубже.

– А что же, внучка? Почему тут задержалась?

– С ведьмами всегда так. Не уберегла. Сожгли.

– Да как такое возможно? Не средневековье же.

Агафья хитро прищурилась, но не ответила. Тем временем взошла луна и между плитами замелькала изящная фигурка в белом.

– Бабушка! – юная дева с красивым, пусть и белым лицом подбежала к Агафье.

– Маруся, внученька, здравствуй. Вот, как и обещала, жениха тебе привела.

 

Деревня наша опустела. Народ перебрался в райцентр. Да и река постаралась: весной половодье уничтожило все дома. Затопило по самые крыши. А старое кладбище уцелело. Агафья тоже уехала. Сказала, что ведьме без людей плохо. Если помочь некому, силы теряет. Хорошая она, все же, душевная. Говорит, скоро мамку приведёт. Заживём тогда все вместе, как настоящая семья.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 2. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...