Музыка костей

Небо над головой плыло и раскачивалось. Хунар моргнул, второй раз, третий. Ни единой мысли в голове: только оглушительный звон и тупая боль в затылке. Недовольный голос отца накатывал прибоем откуда-то издалека.

-…какой из тебя выйдет унланд, если ты падаешь на ровном месте?

Мокрый шершавый язык царапнул щеку. Хунар оттолкнул от лица зубастую пасть, поморщился от смрадного дыхания. Нет, сказать по правде, отнюдь не пес был повинен в его отвратительном расположении духа. Слова Трюга опять острой щепой вонзились под кожу. Как будто он нарочно поскользнулся! Как будто ему нравилось биться головой о припорошенный снегом лед!

- Не буду я унландом, - зло буркнул Хунар.

Он поднялся и отряхнулся от снега. Отец не подал ему руки, да и Хунар никогда бы не принял от него помощь. Трюг придавил его тяжелым взглядом из-под косматых седых бровей и поджал тонкие стариковские губы. Нетрудно было догадаться, какие мысли роились в голове отца. Разочарование и злость явственно читались на испещренном морщинами и шрамами лице, но спорить он не стал. Они уже столько раз ругались из-за этого, что снова сотрясать воздух не было нужды.

Снова двинулись вниз по склону: две темные фигуры на снегу и пес, тенью мечущийся между ними. От громкого лая несколько воронов вспорхнули с деревьев и с криками скрылись в вышине.

- Усмири свою псину, - велел Трюг. И добавил: - Зря ты взял его с собой. Во время охоты ему с нами не место.

- Сюда, - позвал Хунар. – Тихо, мальчик, тихо.

Ему не нравилось называть Храпуна просто «мальчиком», но упоминать кличку пса при отце было нельзя. Трюг запретил нарекать любую животину, чтобы не привязываться слишком сильно. Но разве можно не привязаться к тому, кого знал ещё маленьким пушистым комочком, кого любовно вскармливал свежим коровьим молоком, с кем спал в обнимку уже несколько лет? Хотел того Трюг или нет, но Храпун был другом Хунара, и он никогда не сделает с ним того, что отец ждет.

- Погляди, - старик указал в снег.

На белой пороше Хунар разглядел огромный расщепленный след, словно оставленный быком невероятных размеров. Рядом ещё один, и ещё. Цепочка отметин уходила в сторону от узкой тропы и терялась между деревьями. Хунар не был ребенком – шла уже семнадцатая зима его жизни, да и подобные отметины на земле видел не впервые, но предательские мурашки всё равно побежали вдоль позвоночника.

Урхи рядом.

- Когда в последний раз эти твари подбирались так близко к деревне? – шепотом спросил он. Опасливо оглянулся: туда, где за спиной чернели стены бревенчатых домов. – Сколько их тут? Один? Два?

- Один, - ответил Трюг. Он снял кожаный ремень с плеча и перебросил рагран из-за спины на живот, поудобнее перехватил в руке отполированную временем кость. Смерил сына презрительным взглядом. – Что, струсил? Соберись, мальчишка!

В такие минуты Хунару хотелось отнять у отца кость и затолкать ему в глотку.

Они молча двинулись по следам. Тишину нарушал только скрип снега под ногами, тяжелое дыхание Храпуна и далекие крики воронов. У Хунара холодели руки и ноги, и виной тому был отнюдь не мороз.

На прогалине Трюг остановился.

- Здесь. Садись.

Он первым опустился в снег, скрестил ноги перед собой, бережно положил в получившуюся колыбель рагран. Отец всегда был нежен со своим инструментом – куда нежнее, чем с собственным сыном.

- За тобой призыв и начало песни смерти, - распорядился Трюг. – Я закончу.

- Я уже говорил тебе, не хочу этим заниматься. Никогда не стану таким, как ты.

Глупо было говорить это здесь и сейчас, когда они уже проделали такой путь, но Хунар не мог молчать. Ему претила музыка костей, претило всё то, что делало отца унландом. Даже страх перед урхами мерк перед страхом стать безжалостным убийцей невинных.

- Станешь, - отрезал Трюг. – Иначе рано или поздно умрет тот, кого ты любишь.

- Мать ты всё равно не уберег, - с вызовом ответил Хунар.

Глаза отца полыхнули гневом. Хунар знал, что ткнул грязным пальцем в самое больное место, и с удовольствием сделал бы это снова. Пусть ему будет тошно, пусть. Поделом.

- Делай, что говорят, - едва слышно приказал Трюг. От тихого вкрадчивого голоса у Хунара встали дыбом волосы на загривке: - …иначе убью твою шавку прямо здесь и сейчас.

Отец не разбрасывался пустыми угрозами, поэтому Хунар молча сел рядом и тоже скрестил ноги. Трюг передал ему рагран.

Хунар всё никак не мог привыкнуть к тому, каким неожиданно тяжелым оказывался колдовской инструмент, десятилетия тому назад бывший грудной клеткой коня. Восемнадцать пар ребер со временем не побелели, а напротив стали иссиня-черными, будто неведомая сила покрыла их копотью. В позвоночник тонкими линиями были врезаны письмена на древнем мертвом наречии. От раграна исходил тревожный сухой жар.

Отец молча протянул ему длинную кость, и Хунар взял её левой рукой. Пальцами правой пробежался по струнам, натянутым между реберными дугами. Каждое прикосновение оборачивалось низким гудящим звуком, отдавалось болезненной вибрацией в подушечках.

Где-то совсем рядом послышался вой. Хунар вздрогнул.

- Спокойно, не сбивайся, - подбодрил Трюг. – Подманивай.

Рагран плохо слушался Хунара: у него не было с ним той связи, что была у отца, ведь не он сотворил его. Не он убил коня, не он очистил кости от плоти, не он омыл окровавленные ребра студеной водой. Рагран отвергал его, и Хунару с трудом удавалось извлекать из инструмента хоть какую-то мелодию. Он неловко ударил костью-колотушкой по четвертому и пятому ребру. Звук не был похож на то, что можно ожидать от мертвой музыки: вместо глухого щелчка послышалось дребезжание и негромкие хлопки, словно в костях лопались пузырьки воздуха. Но в жутком, чужеродном звучании раграна была чудовищная сила. Воздух вокруг них стал сгущаться, вибрации теперь отдавались во всем теле.

- Быстрее, быстрее, - шипел Трюг. – Упустишь.

Хунар изо всех сил старался не сбиться. Рядом испуганно подвывал Храпун, вжавшись своим огромным лохматым телом в снег. Из чащи доносился топот, вой раздавался всё ближе, всё ощутимее дрожала земля. Хунар знал: если сейчас поднимет глаза, то увидит тень, стремительно несущуюся к прогалине.

«Получилось», - с изумлением подумал Хунар. «Приманил! Впервые!»

- Хорошо, - скупо похвалил Трюг. – Теперь песнь смерти.

Началось самое сложное. Вибрация струн только завлекала тварь, добить же её должны были кости. Хунар отточенным движением перебросил колотушку в правую руку. Шарахнул по ребрам, сильнее, быстрее. Казалось, старые кости должны были треснуть и рассыпаться от первого же удара, но древняя могучая магия защищала рагран от любых повреждений.

Таинственный инструмент ошеломил Хунара раскатами грома. Он сбился с ритма, рука утратила твердость. «Соберись!» – это призыв отца или его собственный внутренний голос? Не послушался, поднял глаза от раграна и окаменел.

Всего в десятке шагов от них на задних лапах стоял урх. Музыка костей оглушила здоровенного монстра, не уступавшего в размерах взрослому медведю, и он чуть шатался, слепо водя огромной вытянутой мордой из стороны в сторону. Сквозь толстую пепельную шкуру вздувшимся узором просвечивали сине-красные вены. То, что из-за отпечатка на снегу можно было принять за копыто, на деле оказалось жуткой скрюченной лапой. Теперь урх расправил поджатые пальцы и подобно коту выпустил когти, больше напоминавшие загнутые острые клинки.

- Играй же, дубина! Играй! – закричал Трюг.

Слишком поздно: урх уже оправился от той боли, что причинила песнь призыва, освободился от туманящих разум чар. Затянувшая четыре глаза мутная пелена осыпалась пепельными хлопьями, и на Хунара уставилась кошмарная чернота, разом вытянувшая из него все мысли, кроме одной – «Беги!». Он вслепую ударил костью по ребрам, но попал не по тем, что нужно, и безобидный треск не нанес урху никакого вреда. Тварь чуть пригнулась, готовясь к прыжку, раззявила пасть с частоколом длинных клыков.

Трюг вырвал кость из ослабевших пальцев сына, за кожаный ремень подтянул к себе рагран. Урх уже отталкивался от земли, когда унланд обрушил колотушку на ребра, извлекая из них убийственную музыку. Хаотичное нагромождение звуков заставило тварь взвыть. Хунару почудилось, что лоб урха вмялся внутрь, затрещал. Монстр дернулся, нелепо рухнул наземь, не долетев до них пару шагов, и стал загребать мощными длинными лапами снег, рыча от боли. Окрашенная розовым пена ошметками срывалась с пасти. Урх заметался, перевернулся на бок, и онемевший от ужаса Хунар увидел, что собственные кости пробили шкуру монстра в нескольких местах и теперь мелко вибрировали, всё больше разрывая раны. В агонии монстр дернул передней лапой и задел ногу Трюга. Чудовищные когти легко распороли штанину и мышцы, кровь хлынула на белое снежное полотно.

Старик застонал и сбился. Этого оказалось достаточно: скуля, урх поднялся на все четыре лапы и рванулся прочь, откуда пришел, пятная землю багровыми кляксами.

- Отец! – вскрикнул Хунар. Он бросился к Трюгу, зажал ладонями рваную рану.

- Щенок, - прохрипел унланд. – Что ты наделал?

 

* * *

- Ненавижу его.

Хунар сидел, привалившись спиной к стене конюшни и подтянув колени к подбородку. Даже близость юного девичьего тела не могла погасить ярость, клокочущую в его груди.

- Не говори так, - мягко сказала Торха. – Мы оба знаем, что он хотел как лучше.

Тонкие прохладные пальцы коснулись его лба, отбросили непослушную темную прядь с глаз, пробежались вдоль щеки к губам. На краткий миг Хунар забыл о жуткой твари и крови на снегу, привлек любимую к себе и уткнулся носом в макушку. От её волос сладко пахло травой. Подумать только, аромат свежей зелени среди зимы!

- Разве ты не должен сейчас быть рядом с ним? – спросила Торха. - Не должен заботиться о нем?

- Пусть он сдохнет, мне и дела нет.

- Не говори так. Ты можешь не любить его, но уважать обязан. Если бы не твой отец, урхи ещё много лет назад истребили бы всю деревню.

- Как можно уважать того, кто не спас свою жену? Того, кто пытается сделать из меня чудовище? – разозлился Хунар.

- Он всего лишь хочет передать тебе своё ремесло. Чтобы после его смерти деревня осталась под защитой.

Хунар вспыхнул от гремучей смеси гнева и стыда. Да, Торха права, он думает лишь о себе. Если старик умрет, деревня останется без покровительства унланда. Трюг с радостью бы взял себе других учеников, куда более способных и благодарных, да только мистическая сила передавалась по крови из поколения в поколение. Кто угодно мог зазубрить путанные мелодии, но без истинной мощи рагран никогда не запоет так, как нужно. На юных плечах Хунара оказался непомерный груз: принять жуткое наследие отца, переступив через себя, или же обречь на гибель целую деревню? Да что там деревню – обречь на мучительную смерть любимую Торху?

Нет, только не её! Хунар крепче прижал к себе девушку. Даже в полумраке конюшни ему чудилось, что волосы Торхи сияют расплавленным золотом, будто солнечные лучи запутались в мягких локонах. Длинная шея, не по возрасту налитая грудь, тонкая талия: Хунару была невыносима сама мысль, что чудовище вгрызется в нежную плоть, раздробит кости, высосет жизнь из хрупкого девичьего тела. Но будет ли она смотреть на него тем же взглядом, полным доверия и нежности, если он примет темный дар и совершит то, что должен?

- Ты знаешь, что мне придется сделать ради этого, - прошептал Хунар и наконец набрался мужества задать главный вопрос: - Разве ты сможешь любить меня после этого?

Торха помедлила с ответом. Её молчание было для Хунара куда страшнее, чем сегодняшняя встреча с урхом. Наконец она заговорила:

- Не буду лгать, такой путь сложно принять, - Торха говорила медленно, тщательно подбирая слова. – Но я знаю, ради чего ты жертвуешь частичкой своей души. Для меня ты останешься прежним. И я… я буду благодарна тебе за нашу защиту.

Хунар испытал облегчение с толикой горечи. Непрошенная мысль быстрой ласточкой пересекла сознание: была ли с ним Торха потому, что действительно любила, или же?.. Он прогнал её прочь, не успев додумать.

- Обещай мне только одно, - попросила девушка. – Унланд или нет, ты сделаешь всё возможное для того, чтобы помочь мне сберечь Вигду. Без папы… боюсь, я одна не справлюсь.

Хунар только кивнул. После недавней смерти отца, Торха осталась с немощной матерью и маленькой Вигдой. Девчушка была младше сестры всего на шесть зим. Такие же золотые волосы, но глаза не голубые, а карие, как у почившего главы семейства. Сказать по правде, следующая за сестрой по пятам Вигда порядком раздражала Хунара. Девчонка вечно путалась под ногами и им редко доводилось остаться наедине, как сейчас. Но Торха любила малышку больше жизни – может, даже больше, чем Хунара! Ему оставалось только проглотить ревность и молча мириться с приставучей крохой.

- Обещаешь? – не унималась Торха. Молчаливое согласие пришлось ей не по вкусу.

- Обещаю, - эхом отозвался Хунар.

Торха расцвела и наградила его поцелуем.

- А теперь иди, - отстранившись, сказала она. – Позаботься об отце. Хочешь, я пойду с тобой и помогу?

- Нет, не нужно, - покачал головой Хунар. При мысли о Трюге он снова начинал злиться. – Почему я должен опекать его? Он винит меня в том, что мы не добили урха. Ты бы слышала, что он наговорил мне, какими проклятиями осыпал! Сказал, я слабак, раз не могу довести мелодию даже до середины. Но я знаю, знаю, что надо делать! Нужно только…

Неподалеку завыл Храпун.

- Видишь, тебя зовут, - Торха улыбнулась уголком рта. – Возвращайся домой и помирись с отцом.

В этот раз Хунар не стал спорить. На сердце вдруг стало тревожно: неужели старик окончательно свихнулся и ударил Храпуна? От боли отец всегда делался особенно злым, и вполне мог швырнуть в животину ботинком или чем потяжелее. Мерзкий ублюдок, если он посмел обидеть пса!..

Хунар быстро попрощался с любимой и поспешил к дому. Бревенчатый сруб стоял на отшибе неподалеку, поэтому до родных стен добрался быстро. Сразу понял – что-то не так. Из недр дома раздавалось приглушенное рычание и лай Храпуна. Дверь была распахнута и поскрипывала на ветру. Не медля, Хунар рванулся внутрь.

Огромная уродливая фигура склонилась над перевернутым столом. Столешница, что придавила распластанного на полу отца, защищала его от когтей чудовища: урх наносил удар за ударом, и щепки фонтаном разлетались в разные стороны. Вытянутая пасть нависла над головой Трюга: сомкнуть челюсти твари мешала поставленная поперек чугунная сковорода. Отчаянный лай Храпуна дополнял сдавленный рык урха и натужное кряхтение отца, из последних сил удерживающего ручку кухонной утвари. Пес вертелся у задних лап монстра, тщетно пытаясь прокусить толстую шкуру.

Хунар выхватил кинжал – другого оружия у него не было – и с отчаянным воплем бросился на урха. Вогнал лезвие в спину по самую рукоять. Чудище взвыло, развернулось, ударило лапой наотмашь. Хунар кубарем отлетел в сторону. Тут же перекатился, уходя от когтей: тварь оставила отца в покое и теперь пыталась прикончить новую жертву.

Зал, всегда казавшийся Хунару таким просторным, вдруг сжался до крохотного пятачка. Он метался от одной стены к другой, не до конца понимая, что делает и почему. Всем его существом теперь управляли древние инстинкты «спасайся и беги». Но бежать было некуда: несмотря на всепоглощающий страх, Хунар не мог бросить отца на растерзание. И он продолжал перекатываться по полу, как в дурном сне, липком кошмаре, молясь всем богам о том, чтобы продержаться ещё хоть немного.

Знакомые раскаты грома. Урх завизжал, задергался, неуклюже влетел в стену и рухнул навзничь. Низкий гул нарастал, и вместе с ним жалкий звериный скулеж, так непохожий на недавнее грозное рычание. Хунар обернулся к источнику звука.

Отец полусидел-полулежал, привалившись к стене. Окровавленная рука поднималась и опускалась, осыпая рагран градом ударов. Воздух сделался густым, вязким; горячие волны расходились от инструмента.

Пока Хунар лихорадочно соображал, чем можно добить чудище, урх сделал последний отчаянный рывок и вывалился за порог, снеся дверь с петель. Одновременно с обломками на пол упала ослабевшая рука Трюга: силы окончательно покинули его. Забыв обо всем на свете, Хунар бросился к отцу.

- Папа?!

Старик доживал свои последние мгновения. Грудная клетка была раздавлена, дыхание с хрипом и свистом вырывалось из горла, кровь заливала подбородок. Взгляд – мутный, ищущий – вслепую шарил по залу.

- Я же говорил… говорил, что тварь нужно добивать, - просипел Трюг. – Чудовище будет возвращаться. Всегда… чтобы отомстить.

Снаружи раздался мужской крик. Хунар повернул было голову, но отец схватил его за руку.

- Делай не то, что хочется, а то, что должно! Ты…

Договорить он не смог: мерзкое бульканье в горле украло последние слова унланда. Трюг закашлялся, закатил глаза и испустил дух.

Хунар окаменел, и даже ещё один вопль не смог вывести его из оцепенения. Не веря своим глазам, он уставился на мертвое тело отца, придавленное раскалившимся раграном.

Первым треснул позвоночник, затем лопнули струны. Грудная клетка коня развалилась на две части: ребра стали съеживаться, истончаться, пока не обратились в пыль. Хунар успел лишь сморгнуть непрошенные слезы, как от могущественного инструмента остался только одинокий плечевой ремень.

Тишину разорвал ещё один крик, на этот раз тонкий, женский, внезапно оборвавшийся. Хунар обмер.

Он не помнил, как оказался снаружи, и чьё тело увидел первым: конюха Удля или кузнеца Сбьорна. Хунар забыл о них тут же, как увидел знакомую фигуру, застывшую в снегу изломанной куклой. Золотые волосы были замараны кровью, в остекленевших голубых глазах отражались звезды. Он прижал ещё теплое тело к груди, попытался стянуть пальцами края разорванного горла. Кровь – горячая, густая – обжигала ладонь.

Хунар завыл.

Он уронил тело любимой обратно в снег и встал, покачиваясь, словно пьяный. Со всей деревни к его дому сбегались люди.

- Прочь! – прорычал он. – Вы затопчите следы!

Расщепленные отметины и бордовые капли уходили вниз по склону в сторону леса – урх вернулся туда, откуда пришел, мимоходом погубив троих. Зачем Торха явилась сюда, зачем откликнулась на вопли в ночи?! Конюх и кузнец могли помочь: прежде чем спасающаяся бегством тварь оборвала их жизни, они бежали с вилами и молотом наперевес, явно намереваясь вступить в бой. Но Торха?.. Зачем? Почему?!

Хунар развернулся и побрел к дому. Люди что-то кричали ему вслед, но он не мог разобрать ни слова, оглушенный монотонным гудением в своей голове.

Храпун сидел возле Трюга, прижав к себе переломанную лапу. Хунар опустился на колени рядом с ним, уткнулся лбом в длинную свалявшуюся шерсть. Отстранился, посмотрел в доверчивую морду, ласково погладил подушечкой большого пальца между глаз – так, как пес любил с самого детства. Поудобнее перехватил другой рукой нож для разделки мяса, подобранный с пола. Клюнул губами влажный собачий нос и резким движением погрузил клинок в горло своего друга.

 

* * *

Убийца вернулся.

Хунар улыбнулся. Он уже начал бояться, что тварь издохла где-то от старости, ведь уже больше года он не натыкался на знакомые следы. Семерых молодых урхов он разорвал музыкой костей за то время, семерых вывернул наизнанку с тех пор, как последний раз выследил и вновь упустил главное чудовище своей жизни. Иногда он думал, почему давний враг до сих пор не покинул эти места. В конце концов, миграции урхов по одиночке или в стае не были редкостью. Неужто их действительно связали узы крови и ненависти, неужели их судьбы – охотника и жертвы – непостижимым образом соединились в одну?

Радоваться было рано: след в засохшей грязи оказался старым, а значит песнь призыва вряд ли смогла бы достичь слуха отвратительной твари. Ничего, за долгие годы охоты Хунар научился терпению. Рано или поздно они снова встретятся, и в этот раз уцелеет только один.

Хунар перекинул рагран с одного плеча на другое и двинулся обратно к дому. Почерневшие ребра Храпуна приятно согревали бок тихим, спокойным жаром. Хотя прошло уже тринадцать зим с того дня, как он зарезал своего любимца и извлек позвоночник с дугами ребер из ещё теплого тела, Хунар всё также тосковал по нему. Глубокая привязанность к лохматому псу сделала этот рагран по-настоящему мощным оружием. Несколько раз с тех пор он пытался обзавестись новым инструментом – один раз, подражая отцу, даже убил своего коня – но ни один из них не смог сравниться по силе с тем, что он сотворил в самую страшную ночь своей жизни. Не зря унланды считали, что рагран должен быть создан из костей любимой животины. Только закаленный кровью дорогого сердцу создания он будет звучать по-особенному. И всё же иногда Хунару казалось, что мощи костей Храпуна было недостаточно для того, чтобы одолеть проклятого урха. Иначе он давно бы уже прибил шкуру чудовища к стене…

По пути Хунар задержался и нарвал полевых цветов. Сегодня он пребывал в прекрасном расположении духа и хотел порадовать жену. Пусть нескладный букет дополнит прекрасную весть о том, что тот самый урх вернулся. Вигда обрадуется, что сестра наконец будет отмщена.

Беззвучно он проскользнул в дом, в глубине души надеясь застать жену в зале. Ему нравилось смотреть, как она хлопочет у стола, и из-под её умелых пальцев выходят изумительные кушанья. Если же она стояла спиной, и золотые кудри свободным потоком струились по спине, то на краткий миг Хунару мерещился знакомой силуэт Торхи. Только когда жена оборачивалась прекрасная иллюзия разрушалась, и вместо навсегда утраченных небесных глаз на него смотрели карие. Уже давно родные и не менее любимые, и всё же…

В зале Вигды не оказалось. В колыбели сладко посапывал их сын, раскинув ручки и ножки в разные стороны. На столе аккуратными рядами лежали присыпанные мукой пирожки, готовые к отправке в печь. Вигда была где-то рядом. Хунар снял рагран с плеча, повесил на длинный гвоздь на стене, и направился в спальню.

Хрипы, рычание? Душа ушла в пятки: он пожалел, что только что расстался с оружием, но возвращаться за ним не стал. Пинком отворил дверь и ворвался внутрь.

Её волосы золотым ореолом разметались по постели, обнаженные соски бесстыже целились в потолок. Над ней навис другой мужчина, рыча от удовольствия. Она изгибалась под ним в ответ на ласку и едва слышно стонала. Грохот распахнувшейся двери напугал любовников: мужик, в котором Хунар узнал сына погибшего кузнеца, отшатнулся к стене, прикрыв ладонями хозяйство, Вигда завизжала.

Хунар онемел. Первым в себя пришел кузнец:

- Унланд, помилуй! – он рухнул на колени перед ним, всё также не отнимая рук от восставшего естества.

Не колеблясь ни мгновения, Хунар схватил ублюдка за вихры и приложил лицом о колено. Что-то хрустнуло, брызнула кровь, но этого было мало: невзирая на сдавленный хрип, он бил до тех пор, покуда не вколотил размозженную лобную кость внутрь черепа. Отбросил в сторону труп, брезгливо отер о край рубахи кровь и ошметки мозга.

- Хунар, не губи! – взмолилась Вигда.

Она прикрыла наготу одеялом. Будто он никогда не видел её обнаженного тела, будто был для неё чужаком. Когда Хунар сделал шаг навстречу, она отшатнулась, как от чудовища. Ужас изуродовал её лицо до неузнаваемости. В нём больше не было ничего от Торхи, ничего от Вигды: только безликая белая маска.

- За что? – прорычал он. – Разве я плохо обращался с тобой?

- Нет, нет, никогда!

- Тогда почему? За что?!

Он обещал Торхе сберечь её младшую сестру, и сделал это. Долгие годы он опекал Вигду, наблюдая, как из маленькой девочки она превращается в красивую девушку. В ней было много от погибшей сестры, и в то же время мало: более скрытная, менее пылкая, иногда она казалась Хунару лишь бледной тенью Торхи. Но со временем он научился любить Вигду, пусть и совсем другой любовью. Годами он искал в её темных глазах то же тепло, что когда-то потерял той роковой ночью. И вот сегодня внезапно прозрел: пусть очи Вигды не были такими же голубыми, как у сестры, лед в них был всегда.

- Хунар, пожалуйста!

- Отвечай! – взрвел унланд.

В два прыжка он пересек комнату, схватил жену за плечи, выволок из постели и встряхнул так сильно, что её голова безвольно мотнулась из стороны в сторону. Одеяло упало, вновь выставив напоказ наготу Вигды. От её кожи неуловимо пахло потом и похотью. Хунар рассвирепел ещё больше.

- Просто я никогда не любила тебя!

Короткая фраза, хлесткая, как пощечина. Хунар разжал руки, и она неуклюже повалилась на пол. Подняла на него глаза, полные слез.

- Прости, Хунар, прости! Не губи меня! Я благодарна за всё, что ты сделал для меня, - Вигда тщательно подбирала слова и говорила медленно, ужасно медленно, как когда-то Торха в конюшне. – Но я не любила тебя никогда. Хотела… хотела быть под защитой. Боялась умереть той же смертью, что и Торха.

- Всё это время? Всегда? – прохрипел Хунар.

Годы, которые казались ему вполне счастливыми, обратились в прах, и он чувствовал горький привкус утраты на губах. Знакомое гудение начинало медленно скрадывать все звуки.

- …боялась… - как сквозь толщу воды доносились до него разрозненные слова. Сложенные в молитвенном жесте ладони разжигали в нем небывалую ярость. - …убивал…

Хунар сам не понял, в какой момент его руки обхватили тонкую шею. Он не хотел слушать Вигду, не хотел видеть, как шевелятся её лживые губы, как по обескровленным от страха щекам катятся слезы. Белые пальчики, которыми она тщетно пыталась разжать стальную хватку его ладоней, контрастировали с неестественной краснотой лица. В закатившихся глазах один за другим лопались кровяные сосуды. Вигда утратила свою чистоту: мраморная белизна кожи сменилась сначала багровой, потом синей маской. Она уже перестала сучить ногами и застыла, а Хунар всё никак не мог отпустить её шею.

Целую вечность спустя он смотрел на распростертую у его ног неподвижную фигуру. На замершую грудь, которую никогда больше не потревожит дыхание. На проступавшие сквозь кожу ребра…

Решение показалось ему единственно верным.

 

* * *

Этой же ночью он выследил урха. Рагран, сотворенный из грудной клетки некогда любимой женщины, удобно лежал в руках. Струны пели особенно мелодично и сладко, и неведомая сила быстро притащила ослепленную тварь к его ногам. Колотушка, которую он сделал из бедренной кости Вигды, легко отбивала затейливый ритм. Раскаты грома звучали набатом, с каждым ударом ребра чернели, и жуткое чудовище корчилось в муках у ног унланда в напрасной попытке дотянуться до него когтями.

Когда тварь издохла, Хунар не ощутил радости. Только пустоту.

 

* * *

Сын едва волочился за Хунаром, с трудом переставляя ноги. Рагран из костей Храпуна он нес на вытянутых руках, без всякого почтения. Лицо юноши перекосило от отвращения, и Хунару оставалось только гадать, к кому именно он испытывает это чувство – к инструменту или собственному отцу.

- Не хочу учиться этому, - наконец признался сын. И, помедлив, добавил: – Никогда не буду таким, как ты!

«Может и не будешь. Может в тебе нет ни капли моей крови», – подумал Хунар. Но вместо этого ответил:

- Не зарекайся.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 4,80 из 5)
Загрузка...