На ужин снова были комариные лапки. Целая миска. С горкой.

Андрей горестно вздохнул, взялся за ложку и сделал вид, что ест. Мама наблюдала за ним с противоположного края кухни, но не слишком внимательно. Куда больше её интересовал паук, притаившийся в углу над шкафом с посудой.

Интересно, где она комаров вообще берёт в таком количестве, хмуро думал Андрей, незаметно опуская ложку под стол и ссыпая «вкусняшку». На улице ещё только март и холодень. Весь день…

Лапки бесшумно падали на пол. Хорошо хоть есть кому их предложить. Под столом быстро и прерывисто затюкал крохотный клювик. По мягкому линолеуму — едва различимо. Но Мамин взгляд тут же перескочил с паука прямиком на Андрея. Это был нехороший взгляд. Такой… очень спокойный и хищный. Гипнотический. Андрей уже видел его раньше. По телевизору, в документальном фильме про животных. Так смотрела на крохотную полёвку перед броском змея.

— Давай, ешшь, — сказала Мама, и Андрею показалось, что она нарочно потянула это змеиное «ш». Будто заглянула в мысли. Что-то такое время от времени случалось, пугая Андрея до дрожи, до цветных мушек в глазах. И воздух в груди делался сразу ледяным и не желал выходить наружу. Кажется, Маме нравилось смотреть, как он задыхается, мучается с этим неповоротливым застрявшим воздухом.

Хотя вот Чижу до сих пор удавалось её дурачить. Не без помощи Андрея, конечно.

— Ты же знаешь, они полезные, — добавила Мама с нажимом. Голос её был почти ощутимо тяжёлым. Давил на затылок, плечи, пригибая к миске.

Андрей закивал. Слишком поспешно, но, к счастью, Мама этого не заметила. Паук над шкафом, слегка прочухавшись от гипнотической гляделки, зашевелился и попытался на заплетающихся лапах убраться подобру-поздорову. Ему это, конечно, не удалось.

Она метнулась, скользнула, нырнула — Андрей не знал, как правильно это называется. Просто что-то вдруг происходило, и она как бы размазывалась в воздухе, находилась ещё там, где была секунду назад, но в то же время оказывалась в другом месте. Распластывалась по реальности, становилась шире, залепляла собой места больше, чем нужно человеку, животному… любому обычному существу. На это было очень больно и страшно смотреть.

Поэтому Андрей не смотрел. Просто схватил миску и разом высыпал всё её содержимое под стол. А когда Чиж деловито застучал клювом, Андрей неловко и нервно начал выстукивать тапком какую-то бессвязную мелодию.

— Я всё.

— Молодец.

Он рискнул поднять глаза.

Мама деловито вытирала тряпкой с кухонной столешницы несуществующую пыль. Ни паука, ни его паутины над шкафом уже не было.

***

Когда Андрей выбрался из кухни, Чиж юркнул за ним. Прошмыгнул прямо у Мамы под носом и порхнул в Андрееву комнату. Там на столе валялись в беспорядке выкатившиеся из пенала ручки и фломастеры. Чиж приземлился прямо посреди всего этого навала и принялся с любопытством перебирать школьные принадлежности клювом.

— Пи-ип?

— Не хочу, — вздохнул Андрей. — И вообще, завтра же суббота, уроки можно не делать.

Ему в самом деле ничего не хотелось. Даже играть на компьютере.

— Пи-ип! — Чиж скакнул на горку цветных карандашей, пытливо уставился на Андрея умным чёрным глазом.

Он появился месяца полтора назад. Андрей даже не понял, как именно. Возможно, залетел в окно, когда Мама проветривала комнату. Да так и остался. Андрея это очень обрадовало. Чиж оказался удивительно умной, общительной птицей. Он запросто садился на плечо или гнездился в волосах. Иногда даже давался в руки, и тогда Андрей осторожно гладил шёлково блестящие перья.

На самом деле чижом Чиж возможно и не был. Андрей не смог определить, кем являлась приблудившаяся птица. Рыжая, с золотистым горлышком и редкими тёмными вкраплениями на крыльях. Вроде чижи обычно жёлтые или зеленоватые. Однако же маленькому пернатому гостю удивительно шло короткое звонкое прозвище, так что Андрей решил его оставить.

— Пи-ип! — Чиж всё ещё сидел на карандашах.

Андрей с отвращением покосился на стопку тетрадей и учебников, и тут его осенило.

— Ну хорошо, уговорил.

На стол легла контурная карта. Географию Андрей не то что бы любил, но возиться с картами, что-то обводить, переносить (иногда добавлять своё, хотя учительница почему-то ругалась) ему нравилось.

Чиж встряхнул крыльями и радостно заскакал по бледно отпечатанной Европе.

***

— Двадцать семь и четыре. Плохо, — констатировала Мама и с подозрением уставилась на Андрея. — Вчера было двадцать семь и семь. Ты теряешь вес.

Ежеутреннее взвешивание опять её расстроило.

Андрей втянул голову в плечи. Ну правда, даже если бы он ел комариные лапки, неужели она думает, что на них можно поправиться?

— Я… не знаю.

— Ты не знаешь — весы знают. Ты плохо кушаешь.

— Нет, — Андрей замотал головой, но как назло именно этот момент его живот выбрал для того, чтобы пообщаться и выдать заунывную голодную трель.

Мамины глаза сузились в щёлочки.

— Ты меня обманываешь.

— Нет, — Андрей замотал головой ещё яростнее, надеясь, что это убедит Маму. — Просто… Просто комариные ножки не очень подходят. Я уже говорил. Может… ты будешь давать мне что-то другое? — и украдкой выдохнул. Решиться сказать это было непросто.

Мама посмотрела на него исподлобья и нехотя уронила:

— Может.

Андрей слез с весов. Бочком пробрался мимо Мамы к выходу из комнаты. Откуда-то пахну́ло сыростью и гнилью, сопревшей травой. Коротко, как мимолётный сквозняк. Андрей стал в дверях, покосился на закрытое окно. А затем неожиданно для себя спросил:

— Зачем ты меня каждый день взвешиваешь?

Вопрос вырвался легко, сам собой. Андрей испугался. Он ведь на самом деле не хотел спрашивать. Вдруг Мама сейчас ответит, что собирается его откормить и съесть? Ох, лучше бы тогда не знать. Или знать?..

Мама пожевала губами, смерила Андрея недовольным взглядом. Но всё же удостоила ответом.

— Дети не должны быть тощими. Тощие дети — плохая мать.

Андрей с облегчением кивнул и выскользнул в коридор.

***

Днём Андрей горько пожалел о том, что заикнулся о новой еде. На столе его ждала полная миска чего-то склизкого, пахнущего одновременно болотом, тиной и сырой рыбой.

— Что это? — с отвращением спросил Андрей, застыв на входе в кухню.

— Жабьи глаза, — невозмутимо пояснила Мама. — Очень питательная еда. И, к тому же, вкусная. Тебе понравится. Пробуй.

Она смотрела на Андрея не отрываясь и, кажется, даже не мигая. Пришлось сесть к столу и взять ложку. Вблизи жуткое блюдо пахло ещё гуще и тошнотворнее. Андрей с трудом проглотил собравшуюся во рту горькую слюну. Он не заставит себя это есть. Комариные ножки и то выглядели аппетитнее.

— Давай, не стесняйся, — подбодрила Мама, продолжая сверлить его взглядом.

Андрей через силу, стараясь не дышать, зачерпнул из миски. Поднёс к лицу. Нет, он не сможет. На такое мерзко даже смотреть.

— Ешшь! — зашипела Мама.

Андрей вздрогнул, поднял глаза и сказал тихо, но как мог твёрдо:

— Нет.

И разжал пальцы. Ложка, коротко чавкнув, шлёпнулась обратно в миску и стала медленно тонуть в её содержимом.

Уловить движение он, как всегда, не успел. Как и отвести глаза. Зато успел почувствовать, что сердце провалилось куда-то в живот, к горлу поднялась волна тошноты. Мир на мгновенье размазался, поплыл. А чьи-то холодные жёсткие пальцы уже зажимали ему нос, давили на подбородок, стремясь открыть рот. Андрей что есть силы стискивал зубы, пытался вывернуться, но не тут-то было. Его крепко держали за плечи, за локти, за шею.

Да у неё же больше двух рук, с ужасом понял Андрей и задёргался ещё отчаяннее.

Воздух заканчивался.

Андрей терпел сколько мог. Решил, что лучше умрёт, чем позволит Маме накормить себя этой дрянью. Грудь горела огнём, перед глазами плясали серые мушки. А потом на коротенький миг сделалось совсем темно — не стало ни Мамы, ни её несчётных ледяных рук, ни мерзких жабьих глаз. Это было такое облегчение — сон, просто страшный сон. Сейчас он проснётся и…

Сколько раз такое уже было? Когда он утром открывал глаза, думая, что просто увидел кошмар. Лежал в своей комнате в уютной кроватке, смотрел как нежный утренний свет льётся сквозь занавески на пол. Представлял, как откроется дверь и в комнату войдёт мама. Настоящая мама. Улыбнётся своей мягкой тёплой улыбкой и скажет:

— Проснулся, соня?

Или:

— Андрюшка, пора в школу.

А потом открывалась дверь и в комнату вместо мамы входила Она. И страшный сон продолжался наяву.

Андрей очнулся от того, что по горлу что-то потекло. Защекотало, запершило. Рот был полон склизкой мерзости, отдававшей металлом и болотом, а Мама продолжала методично совать ему ложку за ложкой. Прямо над Андреем нависло её лицо — серьёзное, сосредоточенное. Ненастоящее.

От глаза к виску что-то скатилось. Тёплое и мокрое. Ещё и ещё. Андрей смаргивал набегавшие слёзы, отплёвываясь и давясь жабьими глазами. А Мама крепко держала его за подбородок, время от времени накрывая рот своей ладонью, чтобы не дать выплюнуть очередную порцию кормёжки.

«Вкусняшка» не глоталась, пёрла назад, грозясь выплеснуться фонтаном. Андрей всхлипывал и трясся. Его бы уже давно стошнило, но с запрокинутой головой и зажатым ртом это было не так-то просто.

Андрею казалось, что прошла вечность, и наверняка пройдёт ещё одна, прежде чем эта пытка закончится. Но тут над головой Мамы что-то мелькнуло. Рыжая тень ловко спикировала и тюкнула острым маленьким клювом в самую макушку.

Мама развернулась так быстро, что всё опять поплыло и закачалось. Бедный Чиж, успел подумать Андрей, прикрывая глаза. Пришёл ему конец.

Ни смотреть на расправу над Чижом, ни хотя бы просто сидеть над полупустой миской не было сил, и Андрей медленно сполз под стол, где его наконец-то вырвало.

Когда он, обессиленный, выбрался из своего укрытия, Мама нависала над столом, уперев руки в бока, и разглядывала растёкшуюся лужу и чумазого Андрея.

— Штошш, — потянула Мама, и голос её прозвучал почти равнодушно. — Не хочешь есть жабьи глаза, другой еды тоже не получишшь. А пока посидишь, подумаешшь об этом.

Она ухватила Андрея за руку и одним резким движением вздёрнула на ноги, едва не вывернув ему плечо. А затем поволокла прямиком к кладовке.

— Нет… — выдохнул Андрей. — Пожалуйста, не надо!

— Ты по-другому не понимаешшь.

— Понимаю! Пожалуйста!

Мама остановилась и с сомнением взглянула на Андрея.

— Доешь жабьи глаза и в кладовку не пойдёшшь.

Андрей сглотнул вязкую слюну. Во рту всё ещё стоял мерзкий привкус металла и сырой рыбы. Если он съест ещё хоть ложку… Да что там — хотя бы увидит миску с этой пакостью — его снова вырвет.

— Нет, — очень тихо сказал Андрей. — Я просто не могу.

Мама пожала плечами и распахнула дверь в кладовку.

— Я не могу! — закричал Андрей. — Понимаешь, не могу это есть! Я хочу нормальной еды! Как меня кормила настоящая мама! Я…

Глаза Мамы превратились в щёлочки, и Андрей осёкся.

— Шшто ты ссказал? — переспросила она страшным свистящим шёпотом.

— Я...

Андрей знал, что сейчас будет, если он немедленно не возьмёт свои слова назад. Или хотя бы просто не заткнётся. Они уже это проходили. Несколько раз. И это всегда заканчивалось одинаково. Но остановиться уже не мог. Внутри всё клокотало и бурлило от негодования. Слова подкатывали к самому горлу и вырывались наружу. Летели градом мелких острых камней прямо в знакомое и одновременно чужое лицо.

— Я сказал, что ты не настоящая мама! Не моя мама! Ты не моя мама!!! — заорал Андрей что есть силы. — Ты не моя мама!!!

Она с шумом выдохнула. Словно из воздушного шарика выпустили воздух. Лицо заострилось, теряя сходство с настоящей мамой, кожа обтянула череп.

— Шшто? — переспросило существо. — Не сслышшу. А ну-ка сскажи ещщё разз!

Андрей зажмурился.

— Ты н.. м..йя ммм… Т…н… м… Ммммм!!!

Губы слиплись, словно смазанные суперклеем. И сколько Андрей не пытался разинуть рот, разлепить хоть пальцами — он уже пробовал когда-то, но только разодрал губы в кровь, — ничего не выходило.

— МММММ!!! — взвыл Андрей в отчаянии.

— Не раззберу, что ты мычишшь, — холодно сказала Мама и втолкнула его в кладовку.

Дверь захлопнулась и наступила темнота.

***

Андрей остался стоять. Места для посидеть в кладовке попросту не имелось — она, и без того крохотная, была сплошь заставлена досками и панелями, и ещё какими-то строительными материалами, которые мама покупала, собираясь делать ремонт, но руки так и не дошли. А ещё тут стояла консервация и кое-как втиснутый пылесос. Андрею едва хватало места, чтобы стоять, не прислоняясь ни к стенам, ни к разному хламу. Конечно, это было неудобно и утомительно, но в кладовке во множестве жили пауки. Их Андрей, боялся, конечно, чуть меньше, чем Маму. Но одна мысль о том, чтобы облокотиться на что-нибудь и позволить многолапым чудищам разгуливать по себе, вызывала нервную дрожь и слабость в коленях.

Андрей всхлипнул пару раз, но реветь не стал. Во-первых, со слипшимся намертво ртом это было неудобно. Во-вторых… Он уже не первый раз сидел вот так в кладовке. Сейчас наказание даже не казалось Андрею особенно чудовищным. К темноте вполне можно привыкнуть. Да и стоять вовсе не так тяжело. С пауками дело обстояло хуже. Но Андрей упорно старался о них не думать.

Время тянулось медленно. В кладовке было душно и пыльно, из-за чего всё время свербело в носу. Темнота слегка поредела — её разгоняла полоска грязно-серого света, сеявшегося под дверью.

Андрей думал о маме, бедном Чиже, о себе. И снова о маме.

Он ведь даже не понял, когда именно всё случилось. Когда настоящую маму подменила ложная. Ведь кошмар явился не сразу. Это происходило как-то постепенно, почти незаметно. Кажется, началось после новогодних каникул. Какие-то мелкие странности. Несуразицы. Изменения в выражении лица. Она стала странно говорить. Как-то коротко, отрывисто. Когда сердилась — с присвистом, шипением… Двигаться резко, быстро. Очень быстро, если захочет. Слишком быстро, чтобы заметить. Она смотрела на Андрея иначе. Тяжело, веско, не мигая. Неподвижность этого взгляда напоминала ему каменных истуканов какого-то дикого африканского племени. Или змею. Ещё она перестала звать Андрея по имени. А потом однажды на столе появилась миска с комариными лапками. И тогда, наверно только тогда, Андрей окончательно понял… Это было невыносимо тяжело принять, и потихоньку, чтобы как-то свыкнуться, Андрей стал мысленно называть маму Мамой. Будто бы это слово, заключавшее в себе образ самого дорогого, единственного родного человека, могло быть просто именем…

Один раз он попытался сбежать. Долго думал, как это можно сделать. Выбор оказался невелик. Кроме мамы у Андрея имелась ещё бабушка — мамина мама. Он иногда гостил летом у неё на даче. Неделю или две. Больше они друг друга не выдерживали. Бабушка Андрея откровенно не любила. Может из-за безвестного его отца, о котором бесполезно было спрашивать маму, а уж при бабуле так вообще лучше не заикаться. Может потому, что сам Андрей был такой мелкий, нескладный, тихий. Не оправдывающий ожиданий.

Андрей попробовал представить, что бы сказала бабушка, позвони он ей и попытайся что-то объяснить. Наверное, сразу бросила бы трубку, даже не стала слушать…

Ещё можно было бы рассказать классной руководительнице. Но после выходки осенью ему едва ли поверили бы. Андрей тогда посмотрел какой-то мультик про семейку инопланетян, притворяющихся людьми. А на переменке выяснилось, что одноклассник Сашка его видел тоже, и они, поддавшись глупому радостному буйству, вместе носились по школе, вопя «Помогите, моя мама пришелец! Она хочет меня съесть!» В итоге обоим влетело за шум и нарушение порядка, да ещё и мама, узнав о дурацкой игре, обиделась и не разговаривала с ним два дня.

Поэтому Андрей, подумав, выбрал третий вариант.

Через несколько улиц от дома было отделение полиции, и возвращаясь из школы, Андрей направился туда. У входа разговаривали несколько мужчин в форме. Андрей пошёл прямо к ним, испытывая облегчение от того, что не нужно заходить внутрь, и пытаться разобраться, что же делать дальше.

— Э-э-э… — потянул Андрей, силясь придумать, с чего начать.

— Привет, парень, — пришёл ему на помощь один из полицейских, на вид самый старший. — Что-то случилось?

— Э… Да. То есть, я…

— Ты потерялся?

— Нет, но…

— Уже вроде довольно большой, чтобы теряться, — заметил другой полицейский, рассматривая Андрея. — Ты где живёшь?

— Я… не потерялся, — наконец выдавил из себя Андрей. — Но домой вернуться не могу.

— Это почему? — старший служитель порядка удивлённо вскинул брови.

— Моя мама…

Что же сказать? Правду, наверное, не стоит. Никто не поверит. Нужно что-то на неё похожее, но понятное взрослым.

— Моя мама… Она… странная, — осторожно сказал Андрей. — Я боюсь идти домой.

Полицейские переглянулись.

Андрея повели внутрь и устроили в каком-то кабинете, дали чаю с подсохшим печеньем. Оно оказалось твёрдым и не очень вкусным, но Андрей набросился на печенье так, словно это было лучшим угощением на свете.

Его осторожно расспрашивали. Что не так с мамой? Почему её поведение кажется странным? Принимает алкоголь? Лекарства? Андрея бьют? Морят голодом?

Он отвечал. В сущности, чистую правду. Нет, не бьют, но могут на полдня запереть в кладовке. Еды дома нет, кушает он только в школе.

Назвать свой адрес Андрей наотрез отказался.

Наконец ему сказали, что скоро приедут из опеки, и тут до Андрея дошло, что его попросту заберут в детский дом. Мысль эта приводила в ужас.

Андрей захлюпал носом, умоляя не отдавать его.

— Парень! — строго сказал старший полицейский. — Нам тебя тут девать некуда. Так что не глупи. Или поедешь в детдом, или говори адрес.

Андрей заартачился. Вот сейчас его просто вернут домой. Наверняка Мама при постороннем будет вести себя нормально. Но выбор был невелик.

Всё произошло в точности так, как он боялся.

Дверь открыла заплаканная Мама, сгребла Андрея в охапку и зарыдала ещё сильнее. Полицейский, сопровождавший его, вежливо изъявил желание осмотреть квартиру, и был вполне удовлетворён чистотой и порядком, но тут додумался заглянуть в холодильник. Там тоже было чисто. И пусто.

— А чем вы кормите ребёнка?

Мама обратила к визитёру залитое слезами лицо, и выражение его в момент изменилось.

— Всё хорошшо, — произнесла Мама медленно, чеканя слова, и в голосе её засквозили шипящие змеиные ноты. — В доме. Еда. Ессть.

— Еда есть, — зачарованно повторил полицейский.

— Вы задержалиссь.

— Задержался…

Входная дверь за спиной хранителя правопорядка с лязгом захлопнулась. Андрей разрыдался.

***

Когда он очнулся, полоска света на полу сменилась с грязно-серой на оранжевую. Значит, уже вечер. Наверное, он задремал. Прямо стоя, привалившись спиной к шершавой доске. Может быть по нему во сне даже бегали пауки. Андрей протяжно вздохнул, с шумом выпустил воздух через рот и только тут понял, что губы уже разлиплись.

Дверь в темницу рывком распахнулась, и Андрей заморгал, на миг ослепнув от яркого света. На пороге стояла Мама.

— Моё бедное, бедное дитя.

Она протянула руки и извлекла безвольного усталого Андрея из кладовки. Легко, словно тряпичную куклу. Прижала к себе.

— Несчастное дитя.

Андрей механически, по старой привычке ткнулся носом в Мамину шею. Волосы её пахли тиной.

— Не могу видеть, как ты страдаешь. Не хочешь — не будет жабьих глаз, — Мама осторожно, словно боясь, что Андрей растает или развалится на части, гладила его по голове. Руки у неё оказались какие-то слишком твёрдые, шершавые. Зато сейчас их было всего две.

Андрей покосился на открытую кладовку. В электрическом свете коридорной лампочки хорошо видны были пылесос и доски, и пластиковые панели, и обрезки плинтуса, и ряды пыльных банок с консервацией. Не было только ни следа паутины. Это радовало. И пугало. И ещё оказалось смешно. Андрей некоторое время боролся с собой, а потом не выдержал и хрюкнул.

Мама отстранилась, посмотрела удивлённо.

— Кажется, ты съела всех пауков, — выдал Андрей и расхохотался.

***

За это его снова заперли. Но теперь уже в комнате. И рот залеплять не стали. Так что Андрей просто рухнул на кровать и мгновенно уснул.

Проснулся он от ритмичного постукивания. Словно крошечный клювик раз за разом настойчиво ударял в стекло. Андрей скатился с кровати и бросился к окну, надеясь увидеть там Чижа. Но это была всего лишь ветка дерева, раскачиваемая ветром. Андрей сник.

Теперь не стало и маленькой рыжей птицы. Андрей один на всём белом свете и никому нет дела до того, что его Мама — монстр. Не у кого просить помощи, бежать — бессмысленно. Значит…

Нужно справиться самому.

Андрей решительно выпрямился.

Ради настоящей мамы. Она ведь не могла просто в одночасье исчезнуть. Не могла превратиться в это чудовище. Она где-то есть. Должна быть. И Андрей её непременно найдёт, чего бы это не стоило.

И, конечно, ради бедного Чижа. Он был Андрею единственным другом. И храбро погиб, пытаясь помочь.

И это, честное слово, стало последней каплей.

Дверь в комнату приоткрылась и заглянула Мама.

— Проснулся? Иди, поешь.

Андрей вздрогнул.

Говорила Мама нормально, без шипения. И вид у неё был вполне обычный. Но Андрей не двинулся с места. Воспоминание о жабьих глазах вызывало отвращение. Однако пугало Андрея вовсе не это. Что если…

Что если на кухне лежит Чиж? Андрей боялся увидеть его крохотное мёртвое тельце, беспомощно распластанные крылья. Перья, слипшиеся от крови. Могла ли Мама оставить его там на зло Андрею? Что если он придёт на кухню и найдёт Чижа на тарелке, и Мама заставит его…

Андрея передёрнуло.

— Никаких жабьих глаз, честно, — сказала Мама, по-своему истолковав его дрожь. — Идём.

Она приглашающе распахнула дверь и отступила назад, скрылась за поворотом коридора. Андрей неохотно последовал за ней.

Кухня вызывающе сверкала чистотой. Ни пыли, ни пауков, ни крови. На столе — миска с комариными лапками.

Андрей сел на своё привычное место, взял ложку, зачерпнул. Мама наблюдала за ним не отрываясь. Было очень тихо, только на буфете тикали старые заводные часы. Ни робкого шелеста крыльев, ни цокота маленьких когтей.

Она наверняка знала, что кто-то помогает ему есть эту дрянь. Только зачем-то делала вид.

— Его больше нет, да?

— Кого нет? — переспросила Мама, и удивление на её лице выглядело вполне натурально.

Андрей скрипнул зубами. Ничего, он что-нибудь придумает. Ещё обведёт её вокруг пальца. А пока… Маму лучше не злить.

Андрей отправил ложку в рот и проглотил «вкусняшку» не жуя.

***

Школу Андрей никогда не любил. Ни уроки, ни учителей. Да и настоящих друзей у него не было. Замкнутый, неразговорчивый, не особенно прилежный, Андрей ходил на занятия просто потому что так зачем-то нужно, а отвертеться не получается.

Однако, с тех пор как мама превратилась в Маму, ситуация изменилась. Теперь Андрей ходил в школу чтобы поесть. Собственно, если бы не школьные обеды, Андрей, наверное, уже бы умер с голоду. Карманные деньги понемногу сошли на нет — мама (то есть, уже Мама) отговаривалась тем, что нужно экономить. Да, они всегда жили скромно, но немножко карманных денег «на плюшку» Андрею раньше перепадало. А теперь, Маме, это, разумеется, не нравилось. Она бы с радостью лишила его и школьных обедов. Давала бы еду с собой.

Андрей представил себе лица одноклассников и класухи и ухмыльнулся. Вот бы они обалдели, если бы Андрей достал из портфеля пластиковый контейнер под завязку набитый комариными лапками. Может тогда бы кто-нибудь ему поверил… Хотя нет, все решили бы что это просто дурацкая шутка. Класуха поджала бы губы и велела выбросить эту дрянь. Девчонки зафукали, кто-то засмеялся, а Толя Камнев, идиотски гыгыкая, наверное даже предложил бы свои карманные, чтобы посмотреть как Андрей станет «жрать домашненький обедик». Андрей бы, пожалуй, согласился…

Но к счастью школьное питание уже было оплачено вместе с учёбой до конца года. Настоящей мамой. И Андрей этому впервые радовался. Радовался оказаться среди людей, отвлечься, не думать хотя бы во время уроков о том, что ждёт дома. В столовой он быстро съедал свою порцию подчистую и едва удерживался от того чтобы вылизать тарелку. Это всех здорово удивляло — раньше у Андрея не было такого отменного аппетита.

Он даже стал немного общительнее. Оказалось, что разговаривать с обычными людьми — не так сложно, и главное — совсем нестрашно.

Куда больше Андрея пугали надвигающиеся весенние каникулы. Нужно что-то придумать, срочно. Времени сидеть сложа руки и страдать больше не осталось.

***

Когда Андрей вернулся из школы, Мамы дома не оказалось. В квартире стояла тишина, наполненная привычными размеренными звуками — тиканьем часов, гудением холодильника. Дверь в Мамину комнату была закрыта на замок. Почти всегда с некоторых пор. Андрей заходил туда только по утрам, когда приходило время становиться на весы. И каждый раз оказывался слишком поглощён своим страхом перед Мамой и её недовольством, чтобы как следует оглядеться.

Андрей постоял, прислушиваясь. Ничего. Из щели под дверью тянуло плесенью и горечью, тяжёлым запахом застоявшейся воды и сопревших трав. Откуда берётся эта вонь?

И где Мама? Ходит ли, как прежде, на работу? Наверное, нет. Настоящая мама всегда возвращалась позже Андрея, так что приходя из школы он разогревал обед сам, да и вообще бо́льшую часть времени был предоставлен себе. А вот Мама обычно уже ждала его дома.

Ушла за комариными лапками? Где их вообще можно взять в таком количестве?

Замок был совсем простенький и хлипкий. На двери в Андрееву комнату висел похожий и, при желании, открыть его можно было и без ключа.

Андрей достал из портфеля любимую линейку. Очень удобную, металлическую. Такая годилась не только для геометрии, но и для множества других полезных дел. Ещё немного помедлил, выслушивая задверную тишину, пытаясь отогнать всколыхнувшийся внутри страх. Нужно помнить: ради мамы и Чижа. А потом осторожно просунул линейку в щель между дверью и косяком и подцепил язычок замка. Механизм тихо клацнул и поддался.

Дверь бесшумно отворилась, и Андрей настороженно, боясь дышать, заглянул внутрь.

Комната выглядела по-старому. Она раньше принадлежала Андрею и казалась ему очень милой и уютной, хоть и была совсем небольшой, а ремонт имела древний. Жить в ней было как… в коробочке, или точнее, как в старинной шкатулке. Андрею нравилось это ощущение компактности, замкнутости. Он был маленьким зверьком, а комната — его норкой, в которую, чуть что, можно юркнуть, спрятаться ото всего мира. А потом это ощущение почему-то исчезло, на смену пришла тревога. И странное чувство, что за Андреем наблюдают. Словно в комнате вместе с ним всё время находился кто-то невидимый и любопытный. И… не то чтобы злой или недружелюбный, но непонятный и чужой.

Андрей стал плохо спать по ночам. Часто вскакивал, ощущая чей-то взгляд. И в конце концов так извёл себя и маму, что они решили поменяться комнатами. Ремонт мама сделать так и не собралась, и старые выцветшие обои выдавали маленькие секреты прежнего жильца. Вот рисованный фломастером чёртик выглядывает из-за этажерки с книгами. Под подоконником, над рабочим столом, сгрудилась стайка рыбок. Весёлых, разноцветных, с блестящими бочками. Чтобы их раскрасить, Андрей стащил у мамы несколько лаков для ногтей. А внизу, над плинтусом, если приглядеться, можно увидеть, как за шкаф уходят следы невиданного зверя. И даже виднеется кончик фиолетового хвоста.

Возле кровати во всю стену по капризу маленького Андрея были поклеены фотообои. Чуть-чуть неровно, со складками, прямо поверх старых. На фотообоях — сказочный лес. Тёмный, дремучий. Снизу к самым подошвам деревьев подступает, подкрадывается болото. Корни вздымаются над мутной водой, выворачиваются, свиваются, образуя гроты, убежища. Меж деревьев залегли странные тени. Если добавить немного воображения, в них можно разглядеть что угодно — гномов, гоблинов, фей, добрых лесных обитателей или монстров. У Андрея воображения имелось с избытком, поэтому лес на стене регулярно заселялся всевозможными существами. Хотя, кажется, там и так кто-то был. Вон на самой верхней ветке приютилась крошечная птица. Как Андрей её раньше не замечал?

Птица шевельнулась, расправила крылья и легко взмыла в воздух. Она быстро приближалась, и теперь уже можно было разглядеть, что птица рыжая, как спинка белки. Или как мамины волосы.

— Чиж! — воскликнул Андрей, не помня себя от радости. — Ты живой!

— Пи-ип! — отозвался Чиж, выныривая из стены. Он описал круг под потолком и ловко приземлился на плечо Андрею. Легонько клюнул в щёку.

— Ой! — засмеялся Андрей. — Хочешь есть? Скоро опять будут комариные лапки.

Он осторожно погладил золотистое горлышко птицы, но та нетерпеливо вспорхнула, метнулась к выходу из комнаты.

Совсем рядом, под самым ухом, что-то плюхнуло. Андрей подпрыгнул от неожиданности. Вода сказочного болота подёрнулась рябью. Что-то двигалось там, за краем картины.

— Пи-ип! — предостерегающе пискнул Чиж и вынырнул в коридор. Андрей выскочил следом за ним, с грохотом захлопнул дверь и, подхватив оставленный в коридоре рюкзак, скрылся в своей комнате.

Через пару минут к Андрею зашла Мама. В густом облаке болотного духа.

— Рано сегодня.

— Изошница заболела и нас отпустили по домам.

— Голодный?

Андрей кивнул.

— Славно, — Мама неожиданно тепло улыбнулась. — Комариные лапки?

— Конечно, — легко согласился Андрей, косясь на затаившегося на шкафу Чижа.

***

Он выждал пару дней на случай, если Мама что-то услышала или увидела, как Андрей выбегал из комнаты. Чтобы не вызвать подозрений. А потом удрал с последних трёх уроков.

Может стоило уйти даже раньше, но он не был уверен, что ловля комаров занимает у Мамы так много времени. Уж с её-то скоростью. Или просто дождаться субботы — в выходные Мама часть дня тоже проводила взаперти в своей комнате. Наверняка ТАМ, в сказочном лесу. А может просто спала. Андрей как-то раньше не горел желанием проверить, чем она занята. Просто старался держаться подальше. Кажется, зря.

А ведь Мама никогда не выходила из дому при нём, осенило Андрея. «Я хорошая мать и не оставлю моё дитя в одиночестве». Но в его отсутствие она, получается, не выходила тоже. Поэтому на кухне у них быстро стало хоть шаром покати — ничего кроме дурацких комариных лапок. Поэтому Андрей не получал больше карманных денег. Потому что денег не было у Мамы. Она не была человеком и не могла ходить на работу. Она вылезла из дурацких обоев на стене и ничегошеньки не знала о мире вокруг.

Андрей почувствовал себя дураком.

Она зачем-то очень старалась изображать перед ним настоящую маму. А Андрею, кажется, слишком хотелось верить, что всё обойдётся.

***

Может он угадал, или просто повезло, но квартира в самом деле оказалась пустой.

Андрей достал из шкафа резиновые сапоги и дождевик, переоделся. Снова осторожно вскрыл линейкой замок в мамину комнату.

Сказочный лес дышал сыростью. Там стояла то ли ранняя осень, то ли холодное лето. Вечная, незыблемая на первый взгляд картина.

Но это всего лишь кусок обоев, подумал Андрей. Достаточно сейчас ободрать его со стены и ничего больше не будет. Лже-мама не сможет вернуться. Только вот и настоящая тоже. Андрей чувствовал, что она где-то в том странном полуреальном месте. И он должен её найти.

Главное — не забывать, что Мама сейчас тоже там, охотится на болоте за комарами. Было бы очень нехорошо на неё наткнуться.

Чиж суматошно носился вокруг, нервно попискивая на каждом вираже. Андрею показалось, что птица не хочет, чтобы он шёл в эту сумрачную злую сказку.

— Не бойся, всё будет хорошо, — неуверенно сказал Андрей. — Ты лучше побудь здесь, в безопасности.

Он подставил руку, предлагая Чижу передохнуть. Хотелось напоследок ощутить в ладони живое тепло, щекочущее прикосновение рыжих перьев. Но птица только сильнее заметалась по комнате.

— Ну, ладно…

Андрей взобрался ногами на кровать, вдохнул поглубже, как перед нырком, и шагнул в стену. И тут же провалился по пояс в вязкую зловонную жижу. Она оказалась ледяной и мгновенно пропитала всю одежду. Андрей продрог, застучал зубами. Нервно огляделся.

За спиной утопала в сероватых сумерках мамина спальня. Она выглядела дико, как взявшаяся ниоткуда здоровенная картина без рамки, подвешенная прямо в воздухе. А вокруг, сколько хватало взгляда — вправо и влево, взад и вперёд — были только лес и болото, болото и лес. Бурые и холодные, и очень мокрые. Андрею сразу сделалось страшно и одиноко, и совершенно непонятно было, в какую сторону идти и где искать.

Из комнаты вслед за Андреем ярким лучиком вынырнул Чиж. Он выглядел теперь более спокойным, и бодро устремился вперёд, к лесу. Отлетел немного, вернулся к Андрею, и порхнул вперёд опять.

— Хочешь, чтобы я шёл за тобой? — зубы клацали так, что слова давались с трудом.

— Пи-ип! — отозвался Чиж, и Андрей последовал за ним. Ничего другого он придумать пока всё равно не мог.

Лес был куда дальше, чем казалось из комнаты, и Андрей быстро выяснил, что добраться до него не так-то просто. Ноги увязали в густом клейком иле, каждый раз неохотно отпускавшем свою добычу. Несколько раз он падал. А однажды ушёл под воду с головой — глубина болота оказалось очень разной, приходилось выверять, обдумывать каждый шаг.

Полные грязи сапоги гирями болтались на ногах, пытались соскользнуть. Они, конечно, не спасали ни от влаги, ни от холода, но Андрей скорее бы сразу умер, чем согласился тащиться по мерзкому скользкому дну без них.

И да, комаров тут действительно было завались. Полчища, тучи, орды комаров — в воздухе стоял неумолчный писк.

Когда Андрей, усталый и изъеденный, добрался до берега, то уже почти не чувствовал ног. Пальцы на руках еле гнулись, ногти посинели. Но, по крайней мере, он не утонул, не встретил Маму, и Чиж, верный Чиж всё время был рядом. Легко скользил по воздуху, и Андрей очень жалел, что не умеет так же.

Он плюхнулся прямо на твёрдую холодную (но хотя бы сухую) землю, обхватил себя руками. Андрея безостановочно трясло.

Вдруг к шее сбоку прижалось что-то горячее. Щекотно-пушистое, трепетное. Маленькая птица щедро отдавала своё тепло. Конечно, его было недостаточно чтобы согреться, но Андрею сразу сделалось легче, спокойнее.

— Ну что, пойдём дальше? — сипло выдавил он через пару минут, когда почувствовал, что Чиж сам начал дрожать.

Птица молча снялась с плеча и нырнула в ближайшие заросли камыша. Андрей сунулся за ней и застыл как вкопанный.

В зарослях пряталось гнездо. Здоровенное, в два Андреевых роста. Круглое, как шар, плетёное из ветвей, камышовых стеблей и сухой травы. С такой же круглой дырой-входом.

Чиж сидел на прутике прямо над этим лазом. Поймав взгляд Андрея, он неуверенно переступил с лапы на лапу, а потом вдруг скользнул в темноту.

Андрей осторожно подошёл. Дыра находилась как раз на уровне его груди и заглянуть внутрь было несложно.

На дне грудой лежало что-то большое. Из него торчали скрюченные отростки. Может, ветки? В полумраке гнезда Андрей не смог разобрать точнее. Зато увидел маленькую движущуюся тень — Чижа. Птица опустилась на странное нечто и в тот же миг исчезла. Растаяла в воздухе.

Андрей заморгал.

Нет, он, должно быть, просто не разглядел. Чиж мог незаметно спрыгнуть вниз. Или снова взлететь.

Груда медленно зашевелилась. Расправила и вновь согнула свои отростки.

Нет, это были не ветки. Восемь длинных суставчатых лап, покрытых жёсткой чешуёй, крепились к вытянутому туловищу. В сторону Андрея обратилась морда, усеянная множеством черных выпуклых глаз. А под ними выдавалась вперёд пара мощных хелицер.

У Андрея задрожали колени. Он в ужасе отпрянул, не в силах поверить своим глазам. Вот он, самый страшный кошмар наяву — гигантский паук в своём логове, а Андрей пожаловал ему прямиком к обеду. Доставка на дом.

Соберись, уговаривал себя Андрей. В голове лихорадочно заскакали мысли: если побежать сейчас, он может успеть добраться до воды раньше этой дряни. Вряд ли чудовище станет преследовать его по болоту. Кажется, пауки не любят воду.

Он уже готов был сорваться с места, хотя колени были как студень и продолжали предательски дрожать.

— Андрюшенька?

Такой родной, знакомый голос. Совсем рядом. Андрей рывком обернулся. Никого.

— Андрюшка, ты не бойся…

Камыши стояли неподвижно. Может где-то затаилась Мама? Но она никогда не звала его по имени.

Андрей посмотрел на чудовище в гнезде. Оно не сдвинулось с места, и, кажется, вообще не собиралось нападать. Недавно наелось?

Что если это мама, поразила Андрея страшная мысль. Что если она где-то внутри, завёрнута в кокон из паутины, едва живая. Подвешена к потолку. Вдруг она умирает от яда или переваривается заживо? Ждёт помощи, а он, как трус, едва не удрал!

Андрей мужественно сунул голову в лаз и, как смог, осмотрелся. Несколько пар тёмных глаз грустно наблюдали за ним.

Никакого кокона в гнезде не было, как не было паутины или признаков присутствия кого-либо ещё. Но кто же звал его?

— Андрюшенька, солнышко, это я…

Андрей встретился взглядом с пауком и застыл. Говорило чудовище.

***

— Она превратила меня в страшилище, чтобы я не смогла вернуться. Как бы я показалась тебе в таком виде?

Андрей стоял, прикипев к месту. Не веря глазам своим. Неужели это не обман? Что если паук просто притворяется? Хочет подманить поближе, чтобы схватить и съесть? Но откуда ему знать Андрея по имени? Что Андрей пришёл за мамой?

Чудовище выглядело совсем слабым. С трудом перебирало лапами, силясь приподняться, но это ему никак не удавалось.

— Она тебя мучает? — выдавил Андрей. Он испытывал очень странные, несовместимые вроде бы чувства: отвращение, жалость и надежду.

— Нет. Она приходит иногда меня покормить. Говорит о тебе. Говорит, что я плохая мать, что с ней тебе намного лучше. Говорит, ты счастлив. А я ни на что не гожусь. Мало уделяла тебе времени. Не ценила, не любила как должно.

Чудовище тихо вздохнуло. У Андрея к горлу подступил комок.

— Это неправда. Я же знаю, что ты… что мама должна много работать. Чтобы было что кушать, чтобы платить за школу.

— Андрюшка, — чудовище снова вздохнуло. — Я так хотела вернуться. Дотянуться до тебя хоть мыслью. И знаешь, у меня это получилось. Хотя и так странно. Я почему-то вспомнила, что маленьким ты мечтал иметь ручную птицу. Чтобы пела по утрам мелодии, которые ты будешь ей насвистывать. Чтобы ела с ладони и давалась в руки. Однажды даже притащил с улицы дохлого воробья. Не верил, что тот мёртвый, хотел его выхаживать. А я сказала, что птица — это шумно, хлопотно, и сора будет много. А теперь вспомнила, и пожалела. И всё думала, думала — какая бы тебе понравилась?..

— Чиж, — выдавил Андрей. — Только с цветом ты не угадала. Они на самом деле жёлтые.

Перед глазами всё поплыло от слёз. Андрей смахнул их грязным рукавом. Теперь понятно, почему Мама не видела птицу. Её на самом деле-то и не было. Чиж существовал только для него. Эхо, тёплый лучик маминой любви.

— Как нам тебя… расколдовать? Превратить обратно?

— Я не знаю, Андрюшенька. Наверное, никак.

— Должен же быть способ. Послушай, — Андрей постарался прогнать слёзы, придать голосу твёрдость. — я думаю, Ма…

И осёкся. Так неловко оказалось произносить при настоящей маме это дикое прозвище.

— Я думаю, Она может это сделать. Мы должны вернуться домой, и там что-нибудь придумаем. Я придумаю, как её заставить.

— Андрюшка, хороший мой, я не смогу. У меня просто не хватит сил.

Наверняка маму Она тоже кормила какой-то дрянью, подумал Андрей. Комарами или жабами. К тому же «иногда». Конечно, после этого и ходить не сможешь. Ну ничего, с лже-мамой он ещё поквитается. А сейчас нужно придумать, как вернуться вдвоём.

Андрей обошёл вокруг гнезда. Оно имело почти правильную шарообразную форму, только ко дну немного уплощалось. И выглядело достаточно прочным. Стебли камыша и ветки тесно переплетались меж собой, и поверху были ещё смазаны чем-то вроде засохшей грязи. Андрей попробовал раскачать гнездо. Оно поддавалось сперва неохотно, но вскоре разошлось и кренилось в стороны, как детская кукла-неваляшка.

— Мам, держись! — только и успел крикнуть Андрей, когда гнездо завалилось набок. Оставалось лишь подталкивать его и задавать направление.

Внутри тихо охнули — конечно, болтаться вверх тормашками было неприятно, но ничего лучше Андрею в голову не пришло.

Паучий дом с хрустом протаранил камыши и выкатился к воде.

На берегу стояла лже-мама, сжимая в руке подмокший холщовый мешок. С комариными лапками, машинально подумал Андрей.

Вид у лже-мамы был растерянный и разъярённый одновременно.

— Шшто ты здесь делаешшь? — прошипела она, заступая дорогу.

— Искал настоящую маму. И нашёл, — смело ответил Андрей.

Из лаза в гнездо, оказавшегося над самой землёй, медленно высунулась пара чешуйчатых лап, блеснули многочисленные глаза.

— Отпусти нас, — устало сказала мама.

— Отпустить васc?

Черты лица лже-мамы от бешенства поплыли. Она вмиг очутилась у гнезда.

— Кого васс? Дитя и беспомощщную болотную паучиху? Ничтожную паучиху, потерявшшую своего ребёнка? Осставившшую его на растерзание чудовищщу?!

Андрей слегка опешил. Гневная тирада оказалась неожиданно самокритичной. Что бы это значило?

— Ты плохая мать! — сказала лже-мама с нажимом. — Ни на что не годишься.

— Я плохая мать… Плохая… — тихо отозвались из гнезда. Паучьи лапы беспомощно втянулись внутрь.

Андрей вдруг вспомнил полицейского, который привёл его домой после неудавшегося побега. Тогда Она говорила так же. Тяжело, веско. С какой-то гипнотической силой. Да Она ведь поступала так и с Андреем! Внушала, заставляла. Только он не всегда поддавался.

— Мама, не слушай! Не верь ей! — сердито выкрикнул Андрей и, поражаясь собственной храбрости, подскочил к гнезду и пихнул его что есть силы.

Паучий домик выскочил на воду, попутно сбив с ног лже-маму. Но Андрей знал, что надолго это её не остановит. Он ринулся в болото, снова толкнул гнездо. Дальше, дальше от берега. Хорошо, что оно пока не размокло, держалось на плаву. Если бы только дотянуло до «окна» в комнату…

Болото вело себя странно. Выпускало многочисленные пузыри. Вязкие воды чуть колыхались, словно на дне, в слое ила, или даже под ним что-то шевелилось. Медленно поднималось к поверхности. Андрея накрыло ощущением, что из толщи вод кто-то смотрит, жадно следит за каждым его движением.

Ил под ногами стал разъезжаться. Андрей не удержал равновесия, плюхнулся, попытался вплавь догнать отдалявшееся от берега гнездо. Но болото окончательно сошло с ума. Вода вокруг забурлила, вспенилась пузырями, словно кипяток в чайнике.

— Вернисссьвернисссь! — закричала лже-мама, влетая в воду. От волнения слова её совсем слились, Андрей с трудом разобрал их.

Из водной мути вынырнуло длинное щупальце. Толстое, но очень подвижное. Конец его венчался глубоким провалом, похожим на беззубую пасть. И пасть эта целила в Андрея. Он заплескался, силясь встать на ноги или хотя бы отплыть в сторону. Но в бурлившем болоте это было невозможно.

Андрей понял, что не успеет увернуться. Но в тот момент, когда щупальце пошло вниз, ему наперерез бросилась лже-мама.

Щупальце смело её, а может заглотило целиком, зарылось в ил. Андрея отшвырнуло поднявшейся волной, затянуло с головой под воду, и он долго барахтался прежде чем сумел выплыть.

Болото продолжало бурлить, над поверхностью вставали новые щупальца. Два, три, четыре…

Да сколько же их всего, с ужасом подумал Андрей.

Лже-мамы нигде не было видно.

Из воды пробкой выскочило что-то большое, многолапое. Накинулось на ближайший вставший из пучины отросток. Блеснули на миг чёрные клыки-хелицеры. И чудовищной силы вопль боли разнёсся над топью.

Щупальце выгнулось дугой от боли, опало, но на его месте тут же встало новое.

— Гнусссь! Ссмрадный черфффь! Ты не получишшшь, не получишшшь во второй раззз моё дитя!

Многолапое существо яростно кинулось в бой. Теперь Андрей разглядел его — это был точно такой же паук, как найденный им в гнезде.

В голове словно щёлкнул невидимый переключатель, и картинка сложилась целиком.

Паучиха.

Лже-мама.

Человеческая личина слетела с неё без остатка, обнажив удлинённое, чешуйчатое (и оттого напоминающее змеиное) тело и сильные суставчатые лапы.

Мерзкая, уродливая тварь. Чудовище.

Несчастное, отчаявшееся существо, очевидно, потерявшее когда-то своего ребёнка.

Несколько долгих мгновений Андрей не мог оторвать взгляд от паучихи. Вот кто, оказывается, всё это время пытался заменить ему маму.

Андрей встрепенулся. Если паучиха стала собой, значит ли это, что и мама — тоже?

Гнездо отнесло довольно далеко, и Андрей бросился догонять его. Частью вплавь, частью пешком. В спину ему неслись вопли, шипение и стоны. Один раз Андрей обернулся посмотреть, что происходит. Битва чудовищ был в самом разгаре. Кажется, паучихе приходилось туго, но сдаваться она не собиралась.

Паучий домик порядочно размок и сильно просел в воде.

— Мам! — позвал Андрей. Осторожно заглянул внутрь, страшась и надеясь одновременно.

И тут же слабые мамины руки обняли его, принялись гладить по слипшимся от грязи волосам.

Никогда прежде за всю свою короткую жизнь Андрей ещё не чувствовал такого облегчения и такой совершенной, всеобъемлющей и безграничной радости.

***

Из последней, самой широкой из оставшихся полос фотообоев в комнату ещё летели ледяные зловонные брызги, доносился плеск, шипение, слабый скрежет чешуи на лапах болотной паучихи и рёв глубинного монстра. Он поднялся к самой поверхности, и больше всего напоминал Андрею амёбу своим грузным бесформенным телом и целой кучей разнокалиберных отростков-щупалец. Они безостановочно двигались, ловили, тащили паучиху на дно, но она раз за разом всплывала и нападала снова.

— Мой сын! Моё бедное дитя!.. — неслось над лесом и болотом, выплёскивалось в комнату. Столько отчаяния и страдания было в этом крике, что Андрею вдруг стало очень жаль Маму. Несмотря на бесконечный страх и мучения с комариными лапками, несмотря на украденную, обращённую в чудовище, истощённую до полусмерти настоящую маму…

Она ведь, в сущности, не была плохой. Просто очень несчастной.

Андрей ободрал со стены последнюю полосу фотообоев, и картинка на ней потускнела, замерла навсегда.

В этом мире Маме-паучихе не нашлось бы места. Но Андрей надеялся, что где-то там, далеко, в странной и страшной сказочной (или не очень) земле она всё-таки победит настоящее чудовище и обретёт взамен что-то хорошее, светлое и родное. Только не заимствованное, а своё.