Вот и чего я добился? Настроение испортил себе под выходные… Знал же, что бесполезно . Только стоял и выслушивал этот ор от шефа. Всего-то намекнул этому психу, что надо бы прибавить зарплату. В прошлом месяце он выгнал двоих, а я за них теперь вкалываю. Естественно, не успеваю. «Ты ещё должен у меня в ногах ползать! За ними вслед пойдёшь!» А куда? С рабочими местами проблема. «Ползать я должен…» И поползёшь тут.

Пополз домой, медленно потягивая пивко из банки. Почему медленно? А торопиться некуда. Никто нигде меня не ждёт.

Вот что хорошо в нашем городишке – полно зелени. Порой думаю, что слишком много. Заросли, как в лесу, хотя это такая аллея, я бы даже сказал – скверик возле районной больницы. Зато сейчас, в начале октября, клёны так красиво увядают.

Сел на скамеечку, допил пиво. Пустая банка полетела чётко в стоящую неподалёку урну. Мог бы стать баскетболистом. Шутка.

Загляделся на воробьёв. И вдруг слышу: «Вот, посиди с этим дядей!» Я что ли "дядя"? До того пока называли «молодым человеком»! Обернулся. Со вкусом одетая женщина не сильно средних лет дежурно мне улыбнулась и, отойдя в сторону, принялась с кем-то говорить по телефону.

В инвалидной коляске рядом со мной остался сидеть мальчишка лет десяти. В фирменной джинсовой куртке и кургузых бриджах. Обе его ноги были в гипсе. Да, вот уж не повезло пацану. Впрочем, его взгляд совсем не страдальческий. Он заинтересованно смотрел по сторонам, и наконец глянул на меня.

И что меня дёрнуло с ним заговорить? Отвернулся бы, не заметил… Встать надо было и уйти. Нет ведь решил проявить сочувствие:

- Больно?

- Уже привык – ответил он.

- Ничего, до свадьбы заживёт. Скоро будешь бегать.

- Да, врачи говорят то же самое. А я не хочу.

- Ну, не хочешь бегать, будешь ходить, как все люди.

- Не хочу, как все люди.

- В смысле?

Он как-то подозрительно уставился на меня, так что стало даже неловко.

- Вы летали когда-нибудь?

- Летал. В основном по командировкам, правда.

- Нет, не самолётом, я имел в виду самостоятельно.

- Ну, это во сне…

- А я не во сне.

Боже мой! Везёт мне сегодня на ненормальных. Хотел улыбнуться, но побоялся его обидеть. Встретив его чистый взгляд, я подчёркнуто заинтересованно спросил:

- И как же ты летаешь без крыльев, без двигателя?

Он как будто удивился моему вопросу, заёрзал в своей коляске.

- Ну вот вы плавать умеете?

- Да.

- А у вас нет ни плавников, ни хвоста…

- А при чём здесь это? Совсем другое дело.

- Да то же самое дело. Руки в стороны, напрягаешь спину, отталкиваешься и летишь!

- Да ладно, так нельзя, – я всё-таки не сдержался и усмехнулся.

- А вы пытались?

- Да чего пытаться? "Рождённый ползать летать не может!" Кто сказал? Максим Горький сказал.  Слыхал?

Мальчишка пожал плечами, но продолжил уверенным голосом:

- Я тоже не думал, что могу. Это случайно выяснилось.

Он снова оценивающе на меня глянул, но всё же решил поделиться:

- После операции меня выписали домой. Было очень обидно: на дворе – весна, а я в четырех стенах… И постоянная боль, и не знаешь, как лучше улечься в койке. Раз я совсем измучился. Повернулся на живот и раскинул руки. Меня пронзила боль, я напряг позвоночник и очень-очень захотел, чтобы хоть чуть полегчало. И мне вдруг стало легко так, что я поднялся над кроватью. Сначала удивился, потом испугался, а потом подумал, что надо сдвинуться. Как-то взмахнул руками – и медленно полетел в метре от пола прямо к окну. Окно было открытым – тогда были душные вечера. И я вылетел на улицу. Сразу рухнул вниз, но сказал самому себе: лети! И падение остановилось, я начал движение вперёд. Хорошо, что меня не замечали: с этой стороны дома почти никто никогда не ходит. Ног я не чувствовал. Руками направлял повороты и мысленно отдавал приказы: выше – ниже. Не рассчитал и поднялся, наверно, метров на двадцать. Вот уж перепугался. Пошёл резко к земле, прямо на фонарь. Но ничего, увернулся. Понемногу обвыкся. Думаю, а вдруг сейчас всё кончится? Минут десять полетал – развернулся назад, опять в окно – и в комнату. Аккуратно «приземлился» на кровать. Всю ночь не мог заснуть от пережитого восторга.

Потом опять пустой день прикованного к постели и вольный вечер удивительного полёта.

Через два дня я уже не смог терпеть и рассказал всё маме. Она сначала перепугалась, а потом почему-то заплакала и начала меня гладить, жалеть. А на другой день повезла меня к психиатру. Там он меня щупал, смотрел голову, смотрел снимки рентгеновские, картинки какие-то показывал, спрашивал ерунду всякую… Больше я маме ничего не говорил, вылетал ночью. А днём отсыпался.

Он смотрел перед собой и машинально крутил пуговицу на куртке. Женщина всё болтала по телефону, отвернувшись от нас, в полной уверенности, что со мной её сыну ничего не угрожает. Парень опустил голову и продолжал:

- Потом ещё две операции. Давно. Ноги уже лучше. А вот летать хуже стало. Иногда прямо упираюсь, упираюсь, а лечу еле-еле, тихо, низко. Никак выше фонарей не поднимаюсь… Хорошо, что живём всего лишь на третьем этаже.

Он так убедительно говорил, как будто действительно летал. Холодок пробежал по спине, и я передёрнулся.

- А как ты тут оказался?

- В больницу ездили. Мама звонит дяде Андрею, чтобы нас забрал домой. Он отъезжал по делу.

- Это её брат?

- Нет, это её муж.

Парень насупился и отвернулся. Я почувствовал, что вот сейчас у него сильно упало настроение.

- У-у-у! Не нравится?

- Не нравится, – резко ответил он.

- Раз мама с ним, значит вместе им хорошо. Надо с этим смириться.

Мальчишка весь напрягся и заговорил тихо, чтобы мама не слышала:

- А я не хочу с этим мириться. У меня папа настоящий есть. Но она теперь не позволяет с ним встречаться. Считает, что это из-за него так случилось со мной… После их развода я ещё год ходил к нему. И в тот раз к нему бежал… Машины не заметил… Только папа ни при чём!

Последние слова он почти прошипел сквозь зубы, потому что женщина уже приближалась и, подойдя к нашей скамейке, произнесла сладким голосом, наклонившись к сыну:

- Андрей едет.

Она взялась за спинку коляски и повезла мальчика в сторону дороги, не поблагодарив меня. Впрочем, за что, собственно, меня благодарить? Мальчик повернулся назад, выглянув из-за спинки кресла, и помахал мне рукой. Я в ответ тоже поднял руку.

Через минуту показался чёрный «лендровер» и остановился там, где стояли мои нежданные знакомые. Глядя на крутой автомобиль, из которого вышел этакий мэн в дорогом прикиде, я подумал: «Ну, паренёк, с этим ты точно поправишься, будь спок!»

Пока мужик суетливо усаживал мальчика в машину, я не выдержал и подошёл к его матери:

- Извините, – начал я смущённо. – Ваш сын сказал мне, что умеет летать…

Она удивлённо глянула на меня колючим взглядом, и явственно проступили куриные лапки возле её карих глаз. Женщина, казалось, впервые проявила интерес к моей персоне. Видимо, почувствовав запах пива изо рта и оценив мою потёртую куртку и дырявые джинсы, она проговорила:

- Странно, что он поделился этим с вами… Страшная история… Сын попал под машину. Переломы обеих лодыжек, а ещё и сотрясение мозга. Черепно-мозговая. А насчёт «летать»… – она запнулась, но продолжила всё тем же уверенным голосом: – Галлюцинации появились у сына через неделю после выписки из больницы. Точнее, он о них сказал мне через неделю. Но куда он денется… без ног…

- Значит, вы считаете, что это… (я поискал определение помягче) выдумки?

Показалось, что женщина обиделась:

- Ну, вы же взрослый мужчина!

Она села на переднее сиденье и захлопнула дверь. Андрей перестал нетерпеливо барабанить пальцами по рулю. Парнишки не было видно за тонированными стёклами. Машина тронулась, вырулила на трассу и быстро скрылась в потоке автомобилей.

 

***

Ну, надо ещё баночку оприходовать. Я последовал к неподалёку стоящему киоску с продуктовой лабудой. Но окошко оказалось закрытым, хотя свет внутри горел. Пришлось постучать. Потом другой раз, понастойчивей. Окошко всё-таки открылось, и хриплый мужской голос проговорил недовольно:

- Закрыто, не видишь?

- Пожалуйста, два пива.

- Закрыто, говорю!

- Почему? Времени только семь часов. Вам что, жалко? Деньги не нужны?

- Покупателей нет. Я что, из-за одного тебя сидеть буду? "Деньги..." Ты хошь у меня машину купить?

В окошко показалась скуластая физиономия. Оглядев меня убийственным взглядом, физиономия спросила:

- Какого надо пива?

Я назвал марку и положил деньги.

- Сдачи нет.

- Да ладно, ничего! – проговорил я, хотя очень хотелось треснуть по этой грубой морде.

Сухая рука с проглядывающими венами выставила две банки, которые я еле успел подхватить.

- Спасибо!

Окошко захлопнулось, я отошёл, и через минуту свет внутри погас. Сразу стало заметно, как темно на улице. Фонари тускло освещали проезжую часть дороги, а растущие рядом деревья с только-только начавшими опадать листьями не пропускали свет на тротуар. Прохожих не было несмотря на ранний вечер, но идти в полумраке всё же не очень приятно. Весь народ говорит, что город тонет во тьме, но властям пофигу. Вроде даже и деньги выделили ещё в прошлом году, и что? Всё попилили и – привет электричеству!

Пройдя ещё немного, я присел на очередную скамейку, которая каким-то чудом оказалась на свету и почти не поломана.

Открыл банку. Пиво с шипением выплеснулось на руку. Блин. Присосался к отверстию и короткими глотками выпил содержимое. Поискал урну. Нету. Поставил банку на асфальт. Вторую открывал уже с осторожностью, держа её подальше от себя. Откинулся на спинку скамейки, прикрыл глаза, потягивая прохладный напиток, приятно согревавший желудок и дурманящий голову. Замелькали события этого дня, знакомые лица…

…А вообще у того парнишки интересные фантазии. Или глюки? Карлсоном себя вообразил. Нет, Бэтменом. Хотя ведь говорят, что глухой – лучше рисует, слепой – лучше слышит. Может и правда – безногий лучше летает. Хе, смешно. Мечтает он… А мне вот не о чем мечтать. Руки-ноги есть, слышу-вижу хорошо, работа есть, пиво есть. Папа-мама есть. Своя семья… Ну, будет ещё. Мне и тридцати нет. Подумаешь, шеф наорал. Да и хрен с ним. Утрёмся, не в первый и не в последний раз. Завтра и не вспомню. Вон у парня ноги не работают – это проблема. Как там, у Хаяма: «Я был в обиде на Творца, что не имел сапог, пока не встретил молодца, который был без ног.» Нечего гневить судьбу. Всё у меня нормально.

Неужели я сказал это вслух, потому как услышал, будто эхо: «Всё нормально?»

Я вздрогнул, выронив недопитую пивную банку, и обернулся на неожиданно прозвучавшие слова. И вздрогнул снова. Теперь уже от удивления. Рядом со мной сидел тот самый мальчик. Он был одет в тёплый спортивный костюм.

- Это ты? – пролепетал я, лихорадочно пытаясь вспомнить его имя. – Но откуда ты?.. Как же ты?..

Он сидел совершенно спокойный и счастливый.

- Я же говорил, что могу летать. Мама оставила окно открытым, и я вылетел. Летел мимо, смотрю – вы всё тут сидите…

Это наваждение? Я дотронулся до мальчишки. Он смущённо снял мою руку со своего плеча. Его ладонь была реальной и тёплой.

- Но это невозможно… А ты не двойник, в смысле – не близнец? И где же гипс? – спросил я, словно всё остальное виделось в порядке вещей.

- Под штанами! – он постучал по синим то ли спортивным, то ли пижамным штанам, и послышался характерный глухой звук.

- Но как?..

- Я же говорил: надо напрячь спину, развести руки и представить, что взлетаешь…

- Да ладно!..

- Ну вот же я, сижу с вами рядом… Полетели со мной!

- Нет, ты серьёзно?

Он, смеясь, начал меня сталкивать со скамейки. И руки его оказались сильными.

- Вставайте, вставайте. Нужно только решиться! Просто оттолкнитесь от земли и напрягите спину.

Словно заворожённый, я поднялся, расправил руки, напрягся всем телом и подпрыгнул. И... земля благополучно притянула мои ноги к себе.

- Да нет, – разгорячился мальчишка. – Надо не подпрыгивать, а оттолкнуться. И почувствовать, что ты можешь! Ну не знаю, как ещё объяснить. Попробуйте со скамейки. Всё поближе к небесам…

Он вздохнул, видя, как я скептически гляжу на него. Жёлтый свет фонаря падал на его лицо, отчего казалось, что парнишка сияет сам. Он заговорил так, будто я был малышом-несмышлёнышем:

- Ну давайте я полечу, вам покажу. А вы – следом.

Он встал. Он встал! Понимаете? Если бы не видел этого сам, не поверил. И это не всё. Мальчик чуть согнул ноги в коленях, развёл руки в стороны, поднял голову к совсем тёмному уже небу и оттолкнулся от асфальта панели.

Полетел. Полетел! Тело его вытянулось параллельно земле, руки чуть двигались, словно выруливали на взлёте, и он медленно начал подниматься над кронами деревьев. Когда он взлетел метров на десять и оказался уже выше фонарей, я вскочил на скамейку.

Неужели это так просто? Всего-то – раскинуть руки. Так! Напрячь позвоночник. Так! Зажмуриться, для пущей уверенности. Так. Оттолкнуться! И…

По-че-му?!

Полёт был недолгим. Моё тело смачно хрястнулось на асфальт.

Как больно! Запрокинув голову, я пытался разглядеть в небе моего нового знакомого. Увы – в насыщенной вечерней синеве не видно ни пятнышка. Только сияли тусклые головы фонарей.

Я перевернулся на спину и замер с распростёртыми руками, а потом разразился внезапно нахлынувшим смехом. Безумным смехом, истерическим, до слёз.

«Ну как, как можно было на это повестись? Дебил!»

- Молодой человек, вам плохо?

Я разлепил глаза. Надо мной наклонилась какая-то толстая тётка. Я приподнялся, сел, обхватив руками колено.

- Мне нормально, – сумел произнести я, преодолевая всхлипывания от смеха: – Идите, идите!

Тётка пробурчала: «Пьяный, что ли?» – и пошла своей дорогой.

Пересесть на скамейку не было никакого желания, хотя заднице быстро стало холодно. А в голове вертелась фраза: «Рождённый ползать летать не может!.. Рождённый ползать… Ползать?..»

Досада стремительно перерастала в гнев. Кровь жарко пульсировала в висках. Я вскочил. Наверное, слишком резко. Потому что внезапно почувствовал, как земля ушла из-под ног.