Эдди в Туманных далях

 

Аннотация

«Курение убивает», «Чрезмерное употребление алкоголя вредно для здоровья», однако юный Эдди лишь смеется над добрыми советами и предостережениями собственных родителей и даже не подозревает, в какие таинственные и загадочные земли может привести невинное знакомство с правителями Туманных Далей.

Заходи, заходи, щенок! Джема, ты дома??? – закричал отец.

Выворачивая ухо сына, мистер Торнтон с силой втолкнул его в дом и с громким треском захлопнул за собой дверь, так что висевший на крючке зонтик обиженно упал на пол и вдобавок оказался бесцеремонно отброшен замахнувшейся ногой.

Эдди раскрасневшись до кончиков светлых волос, чуть было не споткнулся, но сумел удержаться, ибо упасть - означало бы для него еще одно, как он считал, незаслуженное оскорбление, которое он точно не смог бы вынести. Мальчик, насупив брови, неподвижно встал в прихожей, ощупывал болевшее ухо и временами, острым взглядом синих глаз, осторожно поглядывал на разгневанного отца. Мистер Торнтон, тем временем, раздраженно теребил черные усы и топтался на одном месте, так напряженно, что не будь у него этого занятия, Эдди мог быть уверен в плачевном исходе и так незавидной его участи. Он мог бы даже поклясться, что отчетливо видел, как в черных глазах отца загорелись искры гнева.

На шум прибежала тоненькая женщина с глубокими морщинами и потускневшими карими глазами. Она вытерла худые руки о цветочный передник и, смахнув прядь поседевших волос, испуганно взглянула сначала на мужа, затем на своего пятнадцатилетнего сына.

— Что случилось? Чего так кричать?

— Я не виноват! Мы... - начал, было, Эдди.

— Замолчи, Эдди! Ты посмотри на этого лжеца! Он больше не будет, дескать! Твой сын, Джема, в компании каких-то молокососов потягивал вино и курил у нашего забора. Будешь врать теперь?! В глаза мне смотри, когда с тобой разговаривают!

Эдди заставил себя поднять глаза на отца, но тут же снова опустил их, стиснув при этом зубы и нахмурив сильнее брови.

Мама после этих слов опустилась на тумбочку и прикрыла лицо передником, затем подняла глаза на сына и произнесла тихим слабым голосом, будто ей в этот момент не хватало кислорода.

— Эдди, милый мой, я же говорила, на дне бутылки тебя ждут одни лишь разочарования и страдания. И сигареты ничем не лучше. Одну лишь смерть и несчастия они несут с собой, как ты не поймешь?!

Мать пристально посмотрела на Эдди, а Мистер Торнтон продолжал.

— Который раз уже! Я в прошлый раз говорил тебе, предупреждал, щенок. Явишься еще хоть раз, и я сумею вытрясти из тебя всю эту дурь малолетнюю!!! - голос отца задрожал от гнева.

— Мне все равно! Буду делать что хочу! Другим можно, а я чем хуже них. Я уже взрослый, это мое дело. Отстаньте от меня! – на одном дыхании закричал Эдди и вызывающе посмотрел на отца.

Мать заохала и покачала головой. Казалось, в рядом стоящем Эдди, едва могла она признать своего собственного сына.

Отец в мгновение ока вытащил увесистый кожаный ремень из своих штанов, замахнулся им на сына, но мать его опередила, прикрыв собой Эдди, который в это время стремглав выбежал из дому. Последнее что он увидел, как отец швырнул ремень на пол, махнув в его сторону рукой, а мать вытирала слезу.

Эдди вышел из дома, миновал старый сарай и по тропинке, с двух сторон посаженной солнечными подсолнухами, прошел в сторону огорода, на ходу швыряя подвернувшиеся под ноги мелкие камни вслед белой кошке. В самом конце, он свернул за высокий курятник, уселся на маленькую старую табуретку и, вздохнув, скрестил руки. После такой вопиющей несправедливости в нем вскипала злость и зрела глубокая обида. Он, Эдди, лишь пару раз выпил и того меньше закурил, а соседскому мальчику Чарли только десять лет, а он уже курит как взрослый, и ему никто ничего не говорит. В чем же он виноват? Спрашивал он себя и неизменно приходил к выводу, что ни в чем он не провинился и не заслужил столь оскорбительных нападок со стороны родителей. Он будет поступать, как пожелает и никто ему не указ. С этой воодушевляющей мыслью он достал из кармана новенький телефон. Время почти восемь вечера. Через полчаса Салли обещал принести настоящие сигары, которые, курили только очень состоятельные люди. Звонков от друзей пока не было. Он написал, что будет ждать их у дальнего забора за огородом, и убрал телефон обратно. Лето было в самом разгаре, и даже в столь поздний час, в огороде прекрасно проглядывался каждый уголок и каждая травинка.

Кусты спелой черной смородины зашевелились, и оттуда вынырнула белоснежная кошка с большими голубыми глазами и длинной шерстью. На шее болтался черный ошейник с красным сердечком. За неимением дел Эдди нехотя наблюдал, как мамина любимая кошка по имени Роксана с самым невозмутимым и безразличным видом прошла мимо него, взглянув на Эдди с неким неприкрытым отвращением. Мальчику даже показалось, что кошка при этом сплюнула от раздражения, если такое вообще свойственно кошкам и применимо к описанию животного поведения. Но именно так Эдди воспринял это, потому что именно так все и выглядело. Напротив него возвышался старый каменный дом без дверей и окон. Роксана прошла туда и начала исчезать. Нет, нет! Не прошла в дверной проем, а именно начала исчезать в самой что ни на есть каменной стене. Эдди резко встал и, раскрыв рот от удивления, наблюдал, как сначала исчезла голова кошки, следом за ним тело и вот уже маячивший пушистый хвост растворился в глухой стене, словно перед ней была не плотная поверхность, а прозрачная субстанция. Он протер глаза, похлопал себя по щекам так сильно, что чуть не завизжал от боли, затем осторожно подошел к стене и, ощупал то место, куда минуту назад исчезла Роксана. Убедившись, что это все та же твердая непроницаемая поверхность, через которую не прошла бы и крошечная муха, принялся осматривать дом изнутри. Там его тоже ждала неудача. Кошки нигде не было. Эдди опустился на свое место. Все было настолько странно и нелепо, что вскоре он отмахнулся от этого, посчитав странное видение невообразимым абсурдом, игрой воображения, чем угодно лишь бы не признать, что кошка была, и вот уже через минуту ее нет, и силой заставил себя посмотреть на забор, откуда вот-вот должны были появиться его друзья. Как ни старался он, однако, внимание то и дело возвращалось к стене, и когда он посмотрел на нее в третий раз, увидел торчавшую прямо из стены голову кошки, голубые глаза которой раздраженно смотрели прямо на него. С перепуга, Эдди дернулся так резко, что вместе с табуреткой свалился на землю. Сердце в груди бешено колотилось, будто собирало вещички, чтобы сбежать из груди, а тело наоборот онемело от ужаса и страха. Поэтому Эдди продолжал лежать и немигающим взглядом наблюдал за возникшим диковинным видением. Голова кошки не просто торчала из стены, но еще и крутилась из стороны в сторону в такт покачиваниям головы Эдди, а рот ее внезапно начал открываться:

— Долго прикажешь ждать?! Ты идешь или нет, в конце концов. Некогда мне! - произнесла голова рычащим голосом, затем снова нырнула обратно.

Эдди, наконец, превозмог себя и сумел встать. Неспешно поправил зеленую футболку, отряхнул джинсы, между тем как внутри у него все клокотало, а руки дрожали. Разум кричал: «Беги, спасайся», а ноги тем временем несли его все дальше и дальше, ведомые сильным любопытством, пока он не оказался у самой стены. Рука его коснулась того места, куда исчезла голова кошки. Уверенный, что он встретится с той же твердой поверхностью, приложил немало сил, чтобы опереться об нее руками, поэтому от неожиданности стремительно проскочил через стену и упал на холодный пол, которого нельзя было разглядеть из-за черноты окружающего пространства. Прежнего дома как не бывало. Сплошная темнота, среди которой мелькала лишь белоснежная шерсть Роксаны, которую он старался не упускать из виду. Было ощущение, что он ходил по воздуху, хотя ноги его без сомнения опирались о твердую, крепкую поверхность. Стояла непоколебимая тишина, так что он мог расслышать приглушенные звуки собственного дыхания и стуки беспокойного сердца.

Хвост Роксаны внезапно исчез. Эдди насторожился, но, обнаружив глухую стену, практически невидимую из-за темноты, обогнул ее и с облегчением заметил кошку, которая медленно спускалась вниз. Роксана шла, не останавливаясь ни на секунду, и ни разу за это время не обернулась. Эдди понял, что здесь начинается лестница. Чем дальше он спускался, тем отчетливее мог разглядеть очертания широких ступенек, спиралью опускающихся глубоко вниз. Конца и края не разглядеть. Перил не было совсем и его не покидало тревожного ощущения самостоятельно парящей в воздухе лестницы, крутящейся в бездонную пропасть, от чего по коже пробежали мурашки, тело его снова затрясло от страха.

— Куда мы идем?- тихо спросил Эдди.

Однако в сплошной тишине одинокий голос его прозвучал резко и сотряс собой невидимые стены. Поневоле он съежился от громкого эха, хотя произнес он эти слова чуть ли не шепотом. Ответа он так и не дождался. Ступеньки казались бесконечными. Голова начинала кружиться от бесчисленных спиралей, окружность которых спустя примерно двадцать минут начала сужаться, пока он не заметил, как Роксана исчезла в небольшом коридоре. Ступеньки закончились, Эдди поспешил за кошкой, но затем невольно замедлил шаг. Ему стало страшно, потому что Роксана исчезла в густом тумане, хотя судя по запаху, он больше походил на сгущенный табачный дым. Пройдя еще немного, он начал сильно кашлять. Ни разу за все время не возникло у него мысли и желания развернуться и побежать обратно. Он дрожал, пот проступал на лбу и скатывался вниз, но любопытство толкало его вперед. Да и вернуться некуда было. Обернувшись, он обнаружил, что лестница исчезла в прибывающих клумбах чернеющего дыма. Глаза начинали слезиться.

— Привет, Эдди душа моя! – раздался мелодичный голос, звуками которого могла сравниться разве что песнь сладкоголосого соловья.

Туман в одночасье рассеялся, коридор осветился равномерным светом, а перед собой он увидел женщину, то есть ему показалось, что это была женщина, потому что она выглядела как одна из них, хотя и с некоторой весьма существенной разницей. Стройная фигура, закутанная в сверкающее платье с золотистыми краями, от широких плеч отдавалось книзу безо всяких изгибов, прямо и ровно, как та сигарета, что дымилась в тонких длинных пальцах незнакомки. А короткие пепельно-серые волосы, завитые в многочисленные мелкие кудряшки, дымились и временами полыхали искрами настоящего огня, будто кто-то поджигал их, затем снова тушил. Эдди смутился, когда дама туманными серыми глазами из-под густых золотых ресниц с любопытством разглядывала мальчика и смахивала прибывающий пепел, то с волос, то с сигареты в руках.

— Эдди, наконец-то ты пришел! – воскликнула дама, чем изрядно напугала мальчика,- мы так ждали тебя!

— Ждали?!! Меня?

— Конечно, мой милый, сюда ведь приходят лишь избранные, счастливчики, для которых мир внешний тесен и низок, и безрадостен к тому же, в общем, все кто желает жить достойно и весело. А ты достоин большего. Я понимаю. К чему терпеть!

После этих высокопарных излияний привлекательной дамы, Эдди почувствовал сильный прилив гордости. Каждое ее слово звучало уверенно, твердо и лишь подтверждало собственное мнение Эдди о высокой значимости своей персоны, поэтому он сразу проникся к ней доверием, уважением и, приняв сигарету из протянутой пачки незнакомой дамы, которую та предусмотрительно зажгла из своей престранной прически, двинулся вместе с ней по коридору.

— Я - Смог! Я проведу тебя по самым прекрасным местам. Тебе понравится, мой дорогой. Приключения и радость, какую ты не испытывал нигде ранее, даже в самых красочных снах. Ведь мы в Туманных Далях!

Эдди готов был подпрыгнуть от радости, если бы присутствие дамы не заставило принять ему прежний серьезный и вдумчивый вид. В этот момент он был королем, ступающим на свои законные владения. Роксана, правда, куда - то делась, но какая разница, раз его ожидает веселая жизнь и необыкновенные приключения. Вот ему позавидуют Салли с Чарли, когда он им про все это расскажет.

Они двинулись по коридору. Все было столь необычно, что Эдди не знал, о чем спросить. Он молча шел за дамой, которая временами смахивала пепел и протягивала ему из толстой пачки сигареты. Эдди не успевал докуривать одну, как Смог уже протягивала ему другую. В руках дымились уже три сигареты, а четвертую он держал во рту и потягивал с видом знатного господина, еле сдерживая при этом приступы сильного удушающего кашля. Раньше ему не доводилось пробовать такие сигареты. Дымные кольца беспорядочно парили по всему коридору, и, ударяясь о стены, не исчезали, а превращались в облака, из которых то и дело вспыхивали маленькие молнии. Следом тихие грозы проносились в воздухе, и на Эдди опускались хлопья из пепла с ароматом фруктов и цветов. Голова закружилась от душистых смолистых запахов. Эдди был счастлив. Он был уверен, что счастлив. Шаги его стали уверенней, решительней, ведь он не сомневался, что они идут навстречу бесконечной радости. Теперь он сам, ничуть не стесняясь, просил сигарет. Дама, изливалась восторженными восклицаниями, каждый раз, когда он пускал разноцветные кольца дыма, и совала ему уже не по две, а по три сигареты.

Коридор закончился, и они оказались у края зеленого поля, залитого светом, хотя за поднявшимся вслед за Смог густым дымом Эдди не сумел разглядеть солнца.

Навстречу с распростертыми руками, если конечно скрученный трижды спиралевидный крючок, торчавший из правого рукава и стальные вилы из левой, можно было назвать руками, то, разумеется, это были самые настоящие руки, кто-то стремительно вышагивал к ним. Спина и грудь его со всех сторон были равномерно надуты и, казалось, мужчина вот-вот треснет от полноты и лишь книзу он становился узким, так что эта часть по размерам совпадала с его маленькой квадратной головой. Эдди смотрел, как он подходит к ним и не мог понять, как сей джентльмен передвигается. Сетчатая упаковка из переплетенных между собой золотых и коричневых толстых нитей покрывала высоким воротником голову и опускалась до самой земли. Лишь прозрачная грудь обнаженно блестела, выдавая в нем крепкую и горячую натуру. Ног и вовсе не видно было, да и присутствовали ли они у него, оставалось лишь гадать, однако же, он передвигался и вот уже багряное запыхавшееся лицо с выпуклыми черными глазами, заблестело прямо перед ними. Раздался хлопок. Это он откупорил деревянную шляпку и чуть склонился перед ними в знак приветствия и почтения. Из головы его вышел пар и на время воздух наполнился терпким ягодным ароматом. Смог с бесстрастным видом дожидалась, чтобы тот завертел шляпку обратно, затем стряхнула с волос пепел и громко произнесла, словно не говорила, а пела:

— Эдди, мой дорогой, знакомься, это Фласки. Бульмистр Туманных далей, правитель Блудных степей и Грех...

—Достаточно! Полно, полно! – перебил ее Фласки.

Эдди переминался с ноги на ногу.

— Хватит, голубушка, не переношу, когда меня расхваливают, ни к чему столь красочно описывать мои скромные таланты и звания, - забулькал Фласки, бросив негодующий быстрый взгляд на Смог.

Эдди при этом стало не по себе. Какое-то внутреннее ощущение опасности, предостережения прокрадывалось к нему. Однако кольца дыма, пущенные Смог, быстро смахнули с него все плохие предчувствия, и он даже удивился своей глупой сомнительности. Вместо многочисленных вопросов, которые у него чуть не слетели с языка, он лишь засмеялся от восторга.

Фласки пару раз икнул, виновато прикрыв рот, затем развернулся.

— Прошу за мной! – торжественно произнес он и, подняв свои вилы, пригласил следовать за ним.

Эдди и Смог поплелись следом осторожно и очень медленно, потому как опасная походка Фласки не оставляла им иного выбора. Тот ступал, покачиваясь из стороны в сторону под таким крутым углом, что казалось, чуть-чуть накренись он вправо или влево, неминуемо разбился бы вдребезги о подвернувшиеся валуны.

В дали Эдди заприметил огромный замок с золотистой крышей. Долго любовался, находившимся у его стен, пурпурно - красным фонтаном, пока хозяин не отвлек его внимания.

— Прошу! – произнес Фласки.

Под раскидистым вековым дубом простирался длинный стол, покрытый белой кружевной скатертью, на котором разложены были разнообразные аппетитные кушанья.

— Коди, Шкоди, это Эдди, знакомьтесь! - сказал Фласки.

Коди, взлохмаченный черноволосый парнишка лет восемнадцати, раскрыв от радости рот, уже потряхивал руку Эдди, когда Шкоди, рыжеволосый мальчик, по виду его ровесник, оттеснив того, тряс другую его руку.

— Ларри, подвинься маленький обжора! - произнес со смехом Фласки, и ущипнул за толстую щеку упитанного мальчика, который в это время уничтожал вишневые кексы.

Эдди сел рядом с ним, напротив Шкоди и Коди. Стол был полон народа. Они переговаривались между собой и с выжидающим нетерпеливым взглядом следили, как Фласки прошел мимо них и встал во главе стола, ибо стул ему был не нужен, в отличие от остальных.

— Вы в первый раз здесь?- спросил Эдди у Коди.

— Да, самый первый раз, как и Шкоди. Мы даже сами не поняли, как здесь оказались! – наперебой заявляли Коди и Шкоди, явно благодарные той неожиданной удаче, что привела их сюда.

Разговоры прекратились, когда Фласки громко забулькал, требуя внимания.

— Добро пожаловать в Туманные Дали, в сказочный край веселья и бесконечной радости! Скромный обед в вашем полном распоряжении! Да начнется пир! – забулькал Фласки и откупорил быстро шляпку, дабы не задохнуться от прибывающих паров собственного великодушия, ибо роскошный обед никак нельзя было назвать скромным.

Смог уже успела надымить. Голубое небо заволокло серой мглой, становилось все пасмурнее и тяжелее дышать. Эдди закашлялся и не сразу заметил, как стаканы Коди и Шкоди начали наполняться красным вином. Фласки, тем временем, с помощью своей правой руки один за другим открывал бутылки с красным и белым вином под рукоплескания разношерстной толпы. Смех и восторженные возгласы не прекращались ни на секунду. Эдди вздрогнул, когда костлявая рука начала наполнять его стакан из бутылки с красным вином. Этикетки на ней не было. Эдди поднял голову, чтобы посмотреть на обладателя этой руки, но в дыму не разглядел лица. Послышался лишь хриплый шепот:

— Не пей! – сказал неизвестный и тут же исчез, потому что Смог смахнула на того пепел и стала подливать Эдди еще вина, потом следом наполнила еще стакан. Он не устоял и перед сладковато-фруктовыми нотками красного вина, с тонким послевкусием горького шоколада, которое восторженно хвалил Фласки.

— Урожай 1924 года, господа!

Затем кто-то громко прокричал слово «тост» и вот уже Коди пошатываясь, встает и пьет за здоровье Фласки, хотя судя по всему, такие как Фласки живут достаточно долго, если их не трогать.

—За Фласки, за Фласки! - подхватывали остальные, и Эдди не отставал.

Коди протянул стакан, чтобы чокнуться с каждым лично. Эдди знал, что он выжидающе смотрит на него, но глаза Коди полукругом разъезжались в разных направлениях и пару раз он промахнулся, прежде чем найти стакан Эдди.

Бокалы зазвенели, задребезжали, встретившись в тесной куче благодарных рук. Коди залпом опрокинул стакан, соленый огурец захрустел у него в зубах, и с довольным видом поглядел на допивающих соседей. Эдди захохотал от восторга. Вот он, наконец – то среди взрослых, в кругу настоящих мужчин. Он грыз куриную ножку, ел красный виноград, закусывал твердым сыром собственного производства радушного хозяина и все это заливал вином урожая 1950 года с нотками чарующего граната.

Булькающие слова Фласки, бесконечные урожаи и вина превращались в некую фруктово-ароматическую кашу с драматическим послевкусием. Шкоди покачивался на высоком стуле и громко икнул, на что они с Коди разразились громким смехом, заглушив звонкими голосами описание Фласки урожая 1934 года. Ларри плюхнулся лицом в двухэтажный торт и зарылся там чуть ли не с головой, за что получил подзатыльник от сидящего рядом с ним бородатого мужика, который имел виды на этот самый торт. Многочисленные урожаи оказались сильнее, потому как толстенький Ларри даже не шелохнулся от полученного сильного удара. Эдди посмотрел на Фласки. Тот, почему то расплывался серыми волнами в его глазах и с довольным видом поглаживал усы, припоминая какие-то веселые истории из своей жизни, еще с тех далеких коллекционных времен. Ларри захрапел, сглотнув во сне сливочного крема, и повернулся на другой бок, подмяв под собой остальную часть торта. Сознание Эдди под звуки размеренного голоса Фласки, парило в неведомых высотах. Вот он настоящий рыцарь в доспехах и золотом шлеме скачет на вороном коне по бесконечным просторам пшеничных полей. Почему поля пшеничные, а не гречишные, к примеру, он не знал. Фласки рассказывал о великих битвах и противостояниях, о рыцарях, знающих толк в хорошем вине. Вот он покоряет высокую гору, поднимается почти на вершину, но глаза начинают слипаться, и ему пришлось поспешно спускаться, при этом у подножия он чуть было не угодил лицом в тарелку с трясущимся пудингом. Кто-то дрожащим голосом потянул какую-то глупую песню:

Накрой красавица на стол!

Подай мне крепкого вина!

Разве ж есть на свете дьявол

Хлеще нашего безумства...

Разве в том моя вина

Что вино твое отрава...

Так подай же нам вина

В чем же тут моя вина?!

Вина, вина, вина....!

— Подай! Подай! Подай! ... - повторял за ними Эдди и плюхнулся головой на стол. Его заволокло туманом. Он улыбался, ему казалось, что его нежно закутывают в теплое одеяло, и он засыпает в своей постели. У мамы все же отбивные котлеты лучше, чем у Фласки, последнее, что пронеслось у него в голове.

Кап, кап, кап. На лицо Эдди закапало обжигающе холодной водой. Он вздрогнул, задрожал от пробирающего до мозга костей мороза и проснулся. Разлепив глаза, он вскрикнул. Смертельный ужас охватил его при виде грязного помещения, где он теперь находился. Если бы он совершил тяжкое, непоправимое преступление, и тогда бы эта грязная, пропитанная смрадом камера показалась бы ему отвратным, недостойным для него местом. Он встал, огляделся в полутьме. Потом побежал, шлепая по грязи, к толстым железным прутьям и что есть мочи начал тряси решетчатую железную дверь.

— Эй, выпустите меня! – закричал Эдди и сам ужаснулся хриплому и басистому голосу, уродливые звуки которого, несомненно, порождались его собственной гортанью, именуясь его голосом. Он схватился за голову, которая раскалывалась от боли на тысячи мелких частиц, развернулся и продолжал колотить по решетке уже ногами.

— Это ошибка, выпустите меня! что я сделал?!

Железная дверь от его усилий заскрежетала так протяжно, словно об нее точили огромный тупой нож. Голова начала болеть сильнее. Поневоле он отошел и перестал трясти дверь.

— Мы все тут по ошибке! По очень большой ошибке! - произнес незнакомый голос. Следом раздался дикий смех, уродливее которого ему не доводилось слышать никогда, словно они не хохотали во всю, а истязали несчастные тела жалкими попытками рассмеяться.

Эдди подошел ближе, всмотрелся в темноту и сумел - таки разглядеть забившихся у противоположной стены двух костлявых мужчин в жутких лохмотьях, больше походивших на дряхлых стариков, если бы блестевшие живые глаза и черные волосы не выдавали угасающих в самом зените жизни, молодых людей.

Эдди чуть не заплакал от страха перед этими существами, которые продолжали сотрясать немощные груди приступами злорадного смеха.

Затем тот, кто был повыше, хлебнул остатки вина из своей бутылки, напоследок облизав края, швырнул бутылку об стену и заговорил, обратившись к нему, при этом Эдди не понимал, на него ли смотрит собеседник:

— Ну же старина, успокойся! Разве ж тут плохо?!

— Вы умираете здесь, как здесь может быть хорошо! Посмотрите на себя! Свиньи в пору своего расцвета и те могли бы похвастаться лучшими условиями, чем эти, – осмелев, с накатившей злостью прохрипел Эдди.

— Ты слышал его, Шкоди?! – обратился он к невысокому товарищу, который залпом опустошил свою бутылку, затем с великой жалостью отбросил его.

Эдди от удивления и неожиданности чуть не споткнулся о труп огромной крысы, от чего вскрикнул еще громче:

— Шкоди?!! Как?!

Эдди пригляделся к ним еще раз, и если бы не чудом сохранившаяся рыжая прядь волос на грязной голове, едва признал бы он Шкоди, затем долго разглядывал рядом с ним сидящего мальчика пока, не сумел признать в нем Коди.

— Как?! Как такое возможно! Вы не можете быть ими!

— Чего ты так уставился, Эдди?! Последние извилины отдал Фласки, видно! Сколько лет уже гнием здесь вместе! – сказал Коди, – посмотри на себя сначала.

Оба захохотали, затем наперегонки кинулись к туше дохлого грызуна. Под ошарашенным взглядом Эдди тянули его каждый на себя, пока не разорвали крысиную тушу пополам. Череп захрустел в гнилых почерневших зубах Коди, а Шкоди напоследок хлюпал длинным хвостом, причмокнув от наслаждения иссохшими губами. Эдди чуть не вскрикнул, если бы подступившая тошнота не заставила его спешно податься к решетке. Взгляд его упал на грязную лужу и новый ужас вперемешку с неведанным страхом заставили его опуститься на колени и разрыдаться. Вместо своего отражения, он увидел перед собой морщинистого старца с гнилыми зубами и седеющими волосами. Одежда его свисала жалкими клочьями и была даже хуже чем у остальных.

— Здесь плохо, только когда подручные Фласки не приходят. Кстати, сегодня твой черед обслуживать тех счастливчиков, – сказал Шкоди и отшвырнул ногой валявшуюся пустую бутылку.

— Я вам говорил, глупцы, не пейте!

Эдди устаивался в затемненный угол. Оттуда вынырнул тощий старик с длинной, до пола седой бородой и начал смеяться что есть мочи, пока приступ сильного кашля не заставил его согнуться пополам и податься обратно в свой угол. Бутылка его тоже опустела.

— Заткнулся бы ты старик! Сколько можно повторять эти проклятые слова! Толку от твоих советов, если все равно хлебнуть нечего! – прорычал на него Шкоди.

Безумные глаза старика заблестели лукавым огнем. Убедившись, что в бутылке ни одной капли больше не осталось, швырнул его в сторону Шкоди и Коди. Затем встал и начал кидаться в них подвернувшимися под ноги камнями, не забывая проклинать всех и вся лютой бранью. Перепалка очень скоро переросла в драку. Эдди съежился, подался назад к прутьям, закрыл голову и наблюдал как вскипевшее в их жилах вино, пробудив первобытные инстинкты, заставляло тщедушные тела драться и колотить друг друга, отплясывая невероятными зигзагами при каждом ударе.

— Перестаньте! Прекратите уже, скоты! – не выдержав воскликнул Эдди. В него тут же полетела бутылка, но резкие слова, в которые он вложил все свое возмущенное неистовство непонимания всего происходящего, подействовали на них и все трое, на ходу проклиная друг друга, рассовались по своим углам.

Скоро протяжный храп, сопровождаемый полусонной бранью, раздавался уже отовсюду. Эдди не смог глаз сомкнуть. То и дело вставал, чтобы проверить, не идет ли к ним кто-нибудь, не видно ли Смог или Фласки.

Послышались стоны. Старик просыпался, и уже протирал глаза, с беспокойством озираясь вокруг, будто впервые видел мрачную камеру и не узнавал в ней никого. Эдди насторожился и ждал, опасаясь, что в него может что-то полететь. Однако старик лишь тихонько подошел и сел рядом с ним на грязный каменный пол. Потухшие серые глаза удивленно разглядывали Эдди.

— Как тебя зовут, старина? – спросил он вдруг.

Голос его был теперь таким смиренным, спокойным, что Эдди перестал бояться.

— Эдди, Эдди Торнтон! – с воодушевлением ответил Эдди, - а вы? Что здесь происходит? Как мы оказались здесь?

Глаза старика увлажнились, он опустил голову, вздохнул, затем произнес:

— Ты помнишь, как тебя зовут?! Я же не могу вспомнить даже собственное имя. Когда человек забывает свое имя, значит, он пропал, как есть значит пропащий. Они зовут меня Дункан, но у меня всегда было смутное ощущение, что это не мое настоящее имя, - затем раздраженно добавил, - говорил я тебе «не пей», ты плохо слушал и много пил, поэтому ты здесь.

— Как же выбраться отсюда?

— Если бы я знал, давно бы ушел. Фласки очень силен. Власть его безгранична. Если бы я сумел отыскать хижину Меры и Трезвого Томаса, то и вовсе не попал бы сюда.

— Как же их найти?

Дункан удивленно поднял брови и посмотрел перед собой, стремясь охватить как можно больше незримого пространства, словно то, о чем Эдди спрашивал находиться так далеко, что и за семью далями не разглядеть. Затем с сожалением вздохнул.

— Оно если захотеть и стог сена можно в иголке отыскать, или это иначе говорилось?! Но уж очень это непросто. Стало быть, и вовсе невозможно, – Дункан казалось, говорил это больше самому себе, чем Эдди.

— Но я должен уйти! Попасть домой! К родителям, домой! И все из-за этой проклятой кошки!

Из глаз потекли слезы. Никчемный же из него вышел сын. Он вспомнил усталое лицо своей матери, которая работала с утра до вечера, но всегда находила для него время, разочарованный взгляд отца. Он достал свой новенький телефон. Зарядка дано уже села. Отец, вероятно, копил не один месяц, чтобы подарить ему на день рождение этот телефон. Он встрепенулся от сдержанных всхлипов старика Дункана.

— Кошки виноваты! И кошки, и собаки, жены, дочь... - сказал старик, затем внезапно воскликнул,- маленькое счастье!!!

—Что?! – переспросил Эдди, вытерев рукавом слезы.

— Маленькое счастье, дружище! Я только сейчас это понял! Ни что не может сравниться и быть больше маленького счастья. Когда - то и у меня было это счастье, когда у меня была семья. Так давно, что я не могу вспомнить лицо своей жены и дочери,- он покачал головой. - Маленькое счастье, это когда ты сидишь в чистенькой кухне и пьешь чай вместе с семьей, и ничего больше не происходит, и не надо тебе ничего кроме этого мгновения. Когда сидишь себе, смотришь на голубое небо, разложившись на траве, а в руках большая головка зрелого подсолнуха и не надо ничего тебе больше, зачем еще что-то.... А подсолнух вот такой вот ширины! – старик округлил руки, и с детским восхищением изобразил в воздухе величину своего воображаемого подсолнуха, затем улыбка его исчезла.- Но нет ничего столь недосягаемого и в тоже время такого близкого как маленькое счастье. Я же, глупец, все время искал большого счастья и не заметил маленького.

Дункан разрыдался. Рыдал так, что плечи его невольно дергались от сильных приступов не проходящей внутренней боли.

Эдди молчал. Он прекрасно понимал старика. Также как и Дункан, он оплакивал безвозвратный уход своего собственного маленького счастья. Фласки и Смог положили всему конец, и скоро он станет как Дункан и забудет даже как выглядят отец с матерью.

Двери заскрежетали, послышался лязг ключей. Вошли два дородных мужчины, закутанные по самую голову в черные упаковки, бросили ящик с дешевым вином на пол, схватили за руки Эдди и вышли с ним из камеры. Он барахтался на весу, тщетно пытаясь высвободиться их крепкой хватки. Напоследок оглянувшись, он увидел, как Дункан жадно бросился к ящику и дрался со Шкоди и Коди за обладание лучшими бутылками. Они двинулись через смрадный темный коридор, по обеим сторонам которого тянулись многочисленные злачные камеры, кишевшие живыми скелетами. Они тянули свои руки и с проклятиями требовали, чтобы им дали выпить. Эдди закрыл уши от пронзительных воплей, обезумевших людей, больше походивших на вой страждущих зверей. В конце коридора они вытолкнули Эдди на зеленую поляну, накрыли его какой-то серой простыней и заставили разливать вина в бокалы малолетним счастливчикам. Едва Эдди произнес « не пей» над ухом маленького голубоглазого мальчика, как тут же распластался на земле от сильного удара по голове. Обернувшись, он увидел тощую высокую старуху с почерневшим от дыма морщинистым лицом и гнилыми пожелтевшими зубами, с трудом признав в ней Смог. Крючковатыми дрожащими руками она пускала в него черные кольца дыма, но Эдди уже не чувствовал ничего, кроме отвращения и подступающей тошноты. Как это он раньше не заметил ее подлинную омерзительную суть, ругал себя Эдди и двинулся дальше разливать вино, пока не столкнулся лицом к лицу с самим Фласки, если конечно многоликое чудовище с железными клешнями открывающее множество бутылок, можно было назвать прежним Фласки.

— Аааа, старый друг, как поживаешь? – протянул Фласки и переместил лицо на позицию торжественности.

— Ты затащил меня сюда! Из-за тебя я страдаю. Ты спаиваешь маленьких невинных детей! – закричал Эдди.

Лицо Фласки покрутилось, пока не приняло радостно - изумленный вид.

Он обратился к мальчику, который в это время радостно допивал красное вино и уничтожал свиной рулет:

— Сэми, малыш! Этот дядя говорит, что Фласки тебя затащил сюда силой и обидел тебя! Скажи мне, ты хочешь идти домой? Можешь тут же встать и пойти обратно к мамочке? Можете все встать и уйти!

Никто не шелохнулся, а у мальчика Сэми был такой испуганный вид, словно у него собирались отнять драгоценную конфетку и он едва не разразился слезами, если бы хозяин в знак прежней расположенности не наполнил его стакан красным вином из бутылки урожая 1956 года с клубничным послевкусием.

Фласки покрутил свои усы. Лицо его застыло в позиции блаженного торжества. Ему даже пришлось откупорить шляпку, чтобы ненароком не задохнуться от едких паров вскипевшей терпкости.

Эдди же покраснел от наплыва стыда и злости. Завидев, что к нему движутся те двое, бросил бутылку и побежал что есть духу. В это время он думал, что смерть для него предпочтительней, чем снова оказаться в той омерзительной камере, от одного запаха, которого можно было лишиться рассудка. Подручные кинулись за ним вдогонку, но в конце поля чуть не столкнувшись, задребезжали крепким словцом и махнули на него рукой.

Эдди все бежал и бежал по пустынным полям, пока посередине возникшего перекрестка не заметил старый согнувшийся указатель. Стрелка, показывающая направо, приведет его в Греховные топи, налево же дорога шла в Блудные степи. Прямой указатель он еле смог разобрать, потому как надпись «Хижина Меры и Трезвого Томаса» была зачеркнута и сверху корявым почерком приписаны слова «Скучные дали для глупцов».

Слева и справа начал стекаться народ. Мужчины, женщины в рваных лохмотьях, однако на удивление довольные. Громко пели и плясали, то и дело, потягивая из бутылок веселеющую жидкость. Женщины бесстыдно обнимали мужчин и, подпрыгивали на одном месте, указывая на Эдди:

— Пошли с нами старик, у нас весело! – крикнул один из мужчин под дикое визжанье дам.

Эдди хотел было сплюнуть в их сторону, но вспомнил что это отвратительная, животная привычка, и вместо этого ускорил шаг, двинувшись в прямом направлении.

— Какой мрачный тип! – крикнули ему вслед, сдобрив все это очередным приступом смеха.

На ходу он подобрал большой сук, чтобы опереться об него для удобства. Не раз ему пришлось устраивать привал. Спина болела, а ноги с таким трудом переносили его тело, будто несли не дряхлого старика, а дородного великана. Слезы от нестерпимой боли во всем теле туманили взор, но он все шел и шел. Деревья стали попадаться чаще, и трава здесь была уже гуще. Кое-где он разглядел даже цветы, маленькие ромашки. От невыносимой жажды пересохло в горле, а желудок давно уже сводило непрекращающимися спазмами голодных болей. Он упал под ближайшим деревом и закрыл бессильно глаза. Сознание погрузилось во тьму, где напоследок он прощался с родителями. Обнимал плачущую мать, потянулся, чтобы обнять и отца, но тот почему-то удивленно смотрел на него и внезапно начал тряси его за плечи. У папы же карие глаза, а не голубые, подумал он. Эдди вздрогнул и проснулся. Перед ним стоял молодой плотный мужчина с широкополой шляпой в руках и теребил удивленно каштановые волосы. Он обрадовался, когда увидел, что Эдди очнулся, затем помог ему подняться и спросил:

— Вы в порядке? Как вы здесь оказались?

Голос его был спокойный, безмятежный, Эдди сразу почувствовал теплые волны доброты, исходившие от незнакомца.

— Я сбежал! Убежал от Фласки! Я Эдди. А вы, наверное, Томас?

Незнакомец утвердительно покачал головой. Он был явно поражен и даже похлопал его по плечу в знак одобрения, пригласив его пойти следом за ним.

— Убежал от Фласки!!! Надо же! Немного сюда людей захаживают, и еще меньше тех, кто сумел убежать от Фласки! – сказал он и переложил в другую руку корзину с грибами.

Они обогнули небольшой холм и направились к маленькому дому, сколоченному из добротных досок с небольшой пристройкой, где стоял круглый столик со стульями. У дома паслась корова огненного рыжего цвета с увесистым колокольчиком. Томас потрепал черную дворняжку по голове, и они подошли к дому. День был жаркий, они расположились на улице и беседовали, пока кареглазая хозяйка с толстой черной косой накрывала им на стол. Эдди уже наслаждался второй тарелкой жареных грибов с козьим сыром и вкратце рассказывал обо всем, что с ним приключилось.

— Я уверен, что оказался там лишь вчера, всего один день, но такое ощущение, что всю жизнь промотал на проклятой земле Фласки,- завершил свой рассказ Эдди.

— По обыкновению так и бывает. Мы же когда радостно спускаемся день за днем с высокой горы и оказываемся внезапно у подножия, только тогда и понимаем, куда мы угодили, когда лицо наше касается грязи, а сапоги увязают в болоте. Я тоже когда-то чуть не угодил в лапы Фласки, пока не встретил свою Меру, и с тех пор живу скромно, поднимаюсь тяжелыми шагами в гору, зато живу счастливо. И не надо мне ничего больше. Главное вовремя схватить и отдернуть от себя цепкие клешни чудовища.

— А я и не заметил, как меня душат! Говорил мне отец, предупреждал, много раз предупреждал. Я глупец! Теперь уже поздно! Я заслужил эту участь, потому что жил подобно свинье, и отживаю свой век, превратившись в одну из них! – с чувством сказал Эдди и разом опустошил стакан с бодрящим яблочным соком.

Наступило молчание. Из-за накативших слез Эдди не сразу заметил, как Томас гладит у себя на руках белоснежную кошку. Он застыл от удивления:

— Роксана! Рокси! Это же Роксана!!! А ну иди сюда хитрая ты кошка!

Когда Эдди помчался ее ловить, кошка выскользнула из рук смеющегося Томаса, который наблюдал за ними и помахал ему на прощание рукой. Роксана прошмыгнула за высокое дерево. Эдди ускорился от радостной, хоть и слабой надежды, и пошел вслед за ней, пока не бросил палку и не догнал кошку. Теперь он не шел, а бежал, легко и радостно, словно мотылек порхал к проступившему свету, спина перестала болеть, он выпрямился. Лес уменьшался, вокруг потемнело. Показалась знакомая ему лестница. Вот только подниматься по крутящимся ступенькам оказалось куда как тяжелее чем спускаться. Но вера в светлый путь и надежда придавали ему недюжинную силу и вот он уже на последней ступеньке. Кошка внезапно исчезла. Разогнавшись, он прыгнул в стену и от неожиданности покатился кубарем, пока не ударился о свою табуретку. Потер пострадавшую голову, затем рассмеялся и вскочил. Вот и подсолнухи. Он готов был обнять каждого из них, и даже погладил желтые лепестки, чтобы убедиться, что он находится в своем огороде и сумел - таки выбраться из цепких лап Фласки. Пока очередной громкий стук по воротам не вывел его из блаженной задумчивости.

Салли крутил перед ним толстой сигарой, а маленький Чарли разбалтывал бутылку с диковинным вином.

— Пошли скорей, Эдди! Ты должен это попробовать! Еле достали, - радостно сообщил Салли.

— А ну, щенки, бросьте все это! От них одно лишь зло и страдания, как вы не поймете это?!- закричал Эдди.

— Ты что спятил, Эдди?! Всю неделю мечтали о них! Что с тобой?

— Вон! А то я доложу о вашем возмутительном поведении вашим родителям! – закричал Эдди.

Захлопнув двери ворот перед обескураженными друзьями, посчитавшими его не иначе как обезумевшим, Эдди побежал домой. Лишь завидев мать, бросился он к ней и заплакал. Отец вышел было, чтобы еще раз отчитать его, но Эдди так рыдал, что он растерялся.

— Я больше не буду, обещаю,- бормотал сквозь слезы Эдди.

— Мы верим, верим, сын! – сказал отец, осторожно поглаживая его по голове.

Эдди тогда подумал, какое же оно большое, все-таки это маленькое счастье, даже намного больше, чем описывал его несчастный старик Дункан.