Двигатель этого истерзанного временем трамвая издавал звуки ему вовсе не свойственные при каждом разгоне, а при тормозе по ушам резал пронзительный скрип, так, что можно было представить этот несчастный процесс в самых мелких деталях. Внутри время также ничего не пощадило, начиная от протертых сидений с торчащей из дырок желтой набивкой, истертых миллионом ног полов, стекол с трещинами в углах и каплями грязи, будто современный художник решил избрать их своим холстом, и заканчивая дверями, уже который год неспособными нормально захлопнуться. Именно они и пропускали струи декабрьского холодного ветра, что в этом городе морозил щеки каждому горожанину, стремившемуся на опостылевшую работу.

Семь сорок утра, и люди забивали своими телами даже этот несчастный драндулет, который каким-то чудом все еще держится в автопарке, стыдясь своих новых белых братьев. Единственное за что он не мог стыдится, так это многолетний труд, больше тридцати лет истории, миллионы различных людей, что добирались на нем по изученному до идеала маршруту. Каких только пассажиров не впустили двери, не усадили сиденья или галантно не предложили помощь поручни, пожилые и молодые, низкие и высокие, толстые и худые - все они прошли, остались в памяти салона. Были и веселые дети и грустные взрослые, спешащие и бесцельно едущие по маршруту. Иной раз суетились студенты, проспавшие остановку и протискивающиеся к выходу, одновременно молясь, чтоб водитель не захлопнул дряхлые двери перед их носом. Несчастнее всего приходилось особому типу студентов, на которых поставило свое тяжелое клеймо архитектура. С папкой бумаги для рисунка или чертежа больших форматов сложно маневрировать в столь сплоченной обстановке, ведь большой прямоугольник так и норовит врезаться или упереться углом в любой объект, случайно попавший в зону его досягаемости. Спрашивается почему же не свернуть всю бумагу в более компактный тубус, эх, много чего можно сказать об этом, и что потом чертежи постоянно загибаются и складки появляются, но дело заключало еще одну деталь. Макеты. Макеты всех возможных размеров и форм. Иногда их удавалось поставить возле водителя, где они, словно в сейфе, без особых передряг могли пережить утреннюю давку. Но зачастую обычные люди могли наблюдать, как рука, поднятая как можно выше, держит картонный плод многочасовых трудов, которые обычно занимали вечер. Порой можно было встретить сразу нескольких макетодержцев в этом дряхлом трамвае, все они одинаково вздрагивали при разгоне или тормозе, стараясь не уронить на чью-либо голову свой труд.

Эта девочка с русым хвостом на затылке не была исключением, одной рукой крепко вцепившись в поручень она стоически держала серый прямоугольник с наклеенным на него каркасом из белого картона. Через плечо перекинута лямка от черной папки, которая перекосившись, билась о пол одним углом. Простая красная куртка была расстегнута до груди, чтобы не задохнуться, не смотря на зиму здесь стояла та еще духота, облегчающаяся лишь когда, скрипучие двери распахивались на очередной остановке.

От чего я наблюдаю за ней? Для меня все просто, сегодня она одна из четырехсот шестидесяти пяти людей этой страны, приговоренных к смерти. Я стоял в самом конце, зажатый между школьником и бабкой, а от мужика напротив несло перегаром. Даже если бы она хотела заметить меня, множество тел в теплой зимней одежде разного рода загораживали не хуже частокола. Мужик с перегаром смачно потер нос ладонью, на которой остался влажный след, школьник поправил наушники, а бабка кашлянула. Люди не замечают, как много действий производят каждое мгновение, колыхая пространство своей суетой. Запах перегара вдруг невероятно усилился, мужик зевнул, показав желтые зубы. Противно.

Мысли уничтожить если не всю планету, то хотя бы этот жалкий транспорт проносились в голове чаще чем раз в десяток минут. Собирать только выбранные души, при возможности сохранять тела, вот моя задача и посторонних трогать нельзя. Хотя какое Мудрецам дело до всех этих людишек? Сколько я уже брожу по этой убогой планетке, лет четыреста? Выполнять роль обычного сборщика, когда мог бы продолжить восхождение по иерархии, взяв планету или систему на попечение. Удивляюсь, как остальные пятеро выносят подобное отношение от главных, которым только души подавай.

Забавно, люди почти такие же, только в объекте желания разница. За последние лет шестьдесят технические игрушки крепко вошли в их обиход. Ну, расщепили атом, какие молодцы, а потом сделали из него очередную хлопушку для своей цивилизации. Нет, уже скоро Мудрецы поймут, что пытаться изменить людей в эту эпоху бесполезно, и просто отправят суда Асура или Ифрита положить конец всему, а работать с новым народом уже проще. Снова будет властвовать закон силы. Каждый раз одно и тоже, много маленьких объединений, играющих друг с другом в войнушки за права навязать свою культуру. Снова появятся умники, пытающиеся объяснить устройство мира, как их забавно слушать, пожалуй, только они скрашивали те длинные времена незнания.

Некоторые думают, что раньше люди были лучше, что раньше было лучше. Отнюдь, раньше лишь естественных сущностей водилось больше. Сейчас же даже сразится достойно не с кем, кроме божков рожденных из эгоистичных желаний. Но их сколько не разрывай на кусочки, восстают из новых желаний, словно фениксы. Даже их жалкое псевдосуществование не сравнится с печальной и бесконечной круговертью душ людей, чья жизнь длится считанные мгновения. Они перестают отличаются от трамвая, что ходит взад вперед по своему заезженному маршруту, где любое отклонение или запоздание, считается настоящим событием. Бесполезная трата человеческих ресурсов. Люди, чем больше с вами провожу времени, тем сильнее становится моя злоба, вызванная нашей схожестью. Выполнять одну работу четыре столетия становится невероятно скучно.

Девчонка все же рискнула поправить папку, трамвай как назло неестественно дернулся. Один человек все же получил по голове макетом, и девушка стыдливо попросила прощения. Человек смерил ее взглядом, в котором промелькнуло раздражение, приняв извинения, он молча вернулся к свои пустым мыслям. Студентке хотелось как можно быстрее оказаться на просторной, холодной улице, но еще одна остановка была впереди.

Ели ощутимая волна всколыхнула струны энергии. В этот миг каждое существо с зачатками силы, поняло, что мир застыл на пороге изменения. Забавно, она уронила макет именно в эту секунду. Я теперь знал, Асур через час зависнет над Европой и цивилизация даже не успеет понять как исчезнет. Первобытные сущности вновь воспрянут ото сна, цунами, землетрясения, извержения вулканов похоронят города под пластами пепла, камня и воды. Даже четыре скрытых плана, где укрылись люди, владеющие силой, не останутся незамеченными. Никто и ничто из людского мира не может противостоять Асуру. Это будет равный конец для всех, как случалось и прежде.

Еще есть время забрать ее не познавшую жизнь душу. Тогда румянец на ее щеках исчезнет, а в макете будет ценности меньше, чем в картоне из которого он и сделан. Вселенная умеет усмехнутся над вашими желаниями. Как я и хотел все здесь скоро отправятся на Серые берега, ждать нового времени, новой жизни в новом мире. Люди никто не хочет дать вам второй шанс, только Земля будет плакать по вам, как плачут все матери по свои детям.

Интересно, что скажут той студентке, хорош ли макет, или отправится он в мусорку. Такое ничтожное событие на фоне всего мироздания, но почему оно не может быть столь важным, хоть даже для одного человека, хоть даже ненадолго? И все же, моя работа, забирать выбранные души, на этом официально закончена. Но, пожалуй, напоследок отправлю еще одну душу в царский путь по Серым берегам. Сердце физической формы забилось чаще, я посмотрел на девчонку и усмехнулся, что бабка рядом слегка вздрогнула.

Очередной невозможный звук из двигателя, пронзительный скрип тормозов и распахнутые двери, приглашающие холод. Один студент вышел на этой остановке. Холодный ветер кинул ему в лицо ледяную крошку. Белый налет за утро успел покрыть тонким слоем серый асфальт, забился в трещины, осел на ветках. На небе облака приобрело светло-серый цвет. Стоял декабрь. Голые ветки раскачивались под черными линиями проводов.

Ни один прохожий не заметил, как исчез единственный вышедший из трамвая. Только следы свидетельствовали о его существовании. А старый трамвай продолжил свой привычный путь, потихоньку скрываясь за белой пеленой.

Где-то над Европой высоко за зимними облаками жестоко заиграли красные молнии эльфы...