Бегущие под дождем

Аннотация (возможен спойлер):

Ишино-Ишино... Глупая обезьянка... Рассказать тебе, почему я никогда не выхожу под дождь? Из-за страшной тайны одной серебряной девочки... Тайна страшная, а жить так хочется...

Не выходи в непогоду, Ишино - иначе Бегущие под дождем заберут твою душу.

[свернуть]

 


Если чувствуешь красоту мира, ты уже не раб.
 
— Аравинд Адига, «Белый тигр»

Ишино думал. Пытался вспомнить. Он напрягал свой маленький, никчемный мозг, с трудом вытаскивая далекие мысли.

Казалось, Джиоти не всегда была такой омерзительной. Казалось, когда-то давно она умела улыбаться, смеяться и даже любить...

- Я была тонкой, как юная пальма, - скрипела она по вечерам, в часы хорошего настроения. - Моя кожа светилась золотом, а глаза - изумрудами... Тысячи людей поклонялись мне... Как же я была молода... Чего глазеешь, почему все в пыли?! А ну работай, бахчха!

Сейчас Джиоти была жирной, противной и вязкой, как болото. Глаза цвета грязи злобно зыркали из-под повисших щек, а по бронзовой коже стекал пот, струями исчезая в складках на шее, руках, животе... Какая же она мерзкая, эта старая, злая богиня.

Сегодня она приказала ему принести самое огненное манго в лесу. Ишино лез вверх, карабкаясь по веткам - это было не сложно. Из-за тучного тела Джиоти и двигаться не могла, не то, чтобы лазать по деревьям... Хоть в чем-то Ишино был лучше.

- Это потому, что ты глупая обезьяна, - рычала богиня, стоило ему однажды сказать об этом. - Твои грязные сородичи только и делали, что прыгали и гадили, никакой пользы...

Ишино не помнил своих грязных сородичей. Он вообще почти все забыл. У него же была прошлая жизнь, да? Джиоти говорила, что раньше он был гадким и глупым животным.

Он попытался вспомнить - кажется, когда-то Джиоти, старая хозяйка земли, могла силой божественной мысли выращивать растения... Захочет - вырастет здесь дерево, а рядом раскинется непроходимая чащоба. А там завьются лианы, по которым, наверное, так удобно качаться... Ладони заныли, вспоминая что-то знакомое, шершавое, плотное...

Теперь Джиоти хватало сил лишь на то, чтобы путать тропы. Не пускать Бегущих к Храму.

- Самое огненное манго, Джиоти! - он протянул ей фрукт, натянуто улыбаясь. - Как тебе?

- Дай сюда!

Белые зубы впились в красную шкурку, и по морщинистому подбородку Джиоти потек сок. Джиоти ела жадно, безумно, почти не пережевывая. Ишино словил себя на мысли, что скоро, наверное, она и его сожрет... Когда манго кончатся. И другие фрукты. И все на свете. Когда останется она, вечно голодная богиня, и он - недочеловек. Тощий, но вполне съедобный.

- Постирай мои одежды, бахчха. И принеси мне еще фруктов. Я очень хочу есть. И воду принеси... Я чувствую, как солнце с каждым днем сильнее сушит мою благодатную почву, и земля расходится трещинами... Как же хочется пить!

Ишино осклабился, выпятив губы. Есть ей хочется! Пить ей хочется! Трещинами она расходится! До чего же капризна земля, до чего же она нуждается в чьем-то внимании. До чего же она неблагодарна, когда желает того...

Храм земли - огромный, каменный, тихий - давно забыл смех и музыку.

Когда-то давно узорчатые стены царапали небо, но сейчас они были низкими, обгрызенными временем, и кое-где крыша обрушилась, завалив древние лабиринты. Укромный дом нашло себе в трещинах ползучее растение. Хитрое и коварное, оно разрушало изнутри камень, и Джиоти об этом совсем не заботилась.

В сердце Храма, в главной зале, она лежала на каменном ложе, на нежном бархате, и жирный живот ее вываливался к полу. Бронзовокожее тело ее походило на глину, черные волосы, словно мертвые древесные корни, расползлись по плечам, спине, подушкам.

С крутых плеч и бедер Джиоти соскользнуло пыльное сари, и Ишино на лету подхватил ткань. Он чихнул, нехотя поклонился, побрел прочь. Ткань провоняла гниющей трясиной, некогда красочная зелень выцвела, и теперь одеяния богини казались грязно-желтыми, мертвыми.

Бредя по темным коридорам к выходу Храма, Ишино любил разглядывать стены. Когда-то сюда приходили люди...

- Они были бедными, несчастными, голодными... - вспоминал он слова Джиоти. - Джунгли жестоко обошлись с их телами и жизнями, тропики искалечили их... Жалкие люди обратились ко мне. Из камней они возвели Храм, зажгли очаг... Не многие выдержали боль лишений... Я им подарила еду - сочные фрукты, овощи, зерно, траву. Люди всегда приносили свою пищу, которую создавали из моих даров... Наан, лепешки, чапати, масло... Потом приносили сыр, мясо, рыбу... И славные, замечательные пряности... Сколько было еды! - с пышных губ Джиоти при этих словах капала слюна. - Ты, глупый бахчха, не знаешь... Ты глуп... Все боги приходили в мой Храм угоститься... Послушать пение прекрасных девушек, рассказы древних мудрецов... И мои сыновья приходили, они целовали мои ступни и озаряли улыбками мир... Как это было давно...

На фресках под сыплющимися сводами танцевали человечки. Когда Джиоти засыпала, Ишино шел в коридоры и подолгу рассматривал стены. Маленькими фигурками были люди, большими - боги. Боги всегда больше людей, так говорила Джиоти. Говорила она это так гордо, так снисходительно и ехидно, будто были еще люди, которых можно было тыкать в это...

Людей не было. Ишино старался не напоминать ей об этом.

Кое-где торчали из углублений объемные статуи - ба-рель-е-фы... Почти всеми статуями была тонкая женщина в богатом длинном сари... Джиоти, стало быть. Красивая. Каменная. Молчаливая. И с какой-то незнакомой улыбкой - эта, нынешняя Джиоти, жирная и голодная, никогда не улыбалась.

Иногда - а порой очень часто - вспоминался голос молодой хозяйки. Он тоже был другим - тихим, нежным, как шелест трав. Сейчас у Джиоти был голос обвалов.

Резные колонны подпирали крышу, кое-где лежали их развалины, будто павшие воины, и ползучие растения съедали камень. Ишино любил Храм. Он чувствовал, что когда-то давно он часто здесь бывал... Затхлый запах старины и пустоты пробуждал далекие воспоминания, но они тут же исчезали.

Больше всего Ишино любил смотреть на фрески дальних коридоров. Он приходил туда редко, зажигая жалкий огонь, но подолгу рассматривал войны и смерти корчившихся богов. В этом было что-то неправильное. Джиоти никогда об этом не рассказывала, она говорила, что боги вечны, как мир, что они бессмертны и бесконечны в силе своей...

Но где же тогда эти боги, когда они были так нужны?

 

Небо накрыли тяжелые, низкие тучи, когда выстиранное сари Джиоти высохло на ветвях. Ишино весь день срывал грозди ароматных фиников, бананы и плоды кокосов, приносил все подношения в Храм, но старая богиня не наедалась.

Все, что попадало в ее рот, исчезало.

- Я чувствую, они ближе, - шептала она самой себе, глядя на высокие, расписные потолки. Там, с небесно-синих сводов, полустертые птицы смотрели на Джиоти честными глазами ее младшего сына. - Они рядом. Я чувствую, что сегодня... Они придут.

Ишино оставлял фрукты и воду у ложа и уходил. Богиня земли давно сошла с ума, и ее разговоры с птицами - не дело Ишино. Его дело - служить, он глупый ничтожный бахчха. Ни человек, ни обезьяна. Что-то несуразное. Он спешил прочь, и сердце стучало. Как мантра, в голове всплывали слова.

Они ближе. Они рядом. Они придут.

Стены и веранды вокруг Храма давно разрушились, и за ними виднелось зеленое лицо тропиков - они звали, манили, ветер играл с листьями, но Ишино не мог уйти - когда начнется дождь, он должен был быть в Храме. В безопасности. Рядом с ненавистной Джиоти.

Нервно наматывая круги вокруг храмного пруда, Ишино ждал, когда сари высохнет, а дождь - начнется. Не вытерпев, он одним рывком сдернул желтые одеяния с веток и понесся в Храм.

Коридоры, барельефы, выцветшие фрески... Пыль на полу, и много-много следов - его следов, недочеловечьих... Не зря Джиоти гоняла его весь день... То жарко ей. То голодно. То одежды выстирать... Нашлась спасительница! Да Ишино рад был бы раз двести подохнуть - все лучше, чем быть на побегушках у старой сумасшедшей!

Лицо Ишино скривилось, но он тут же вжал голову в плечи. С очередного постамента, из полумрака на него укоряюще смотрела молодая Джиоти. Мертвая и каменная.

Как же так, Иши... Ты очень обижаешь меня...

- Я не хотел, - виновато шепнул он и проскользнул в залу.

Живая, вполне себе настоящая Джиоти, развалившись на ложе, хрипела. Выпучила глаза, распахнула рот, вцепилась пальцами в камень, который тут же пошел трещинами.

- Дождь ближе...

Ишино бесшумно подошел, встал на колени, протянул ткани. Неуклюже потянувшись, Джиоти забрала одежду и укрыла тучное тело. Ишино хотел вернуться в коридоры, откуда он мог бы слышать шум дождя, но богиня сказала:

- Зажги огни, - и начала вставать.

Ишино чуть присел, охнув, но тут же бросился будить огонь в огромных, медных чашах. Джиоти поднялась... Не могло быть такого - а если могло, то почему именно сейчас?

Неловко ступая босыми, вялыми ступнями по пыльному полу и оставляя новую цепочку следов, богиня двинулась к выходу. Тяжело дыша, она держалась за стены, и каменные, искусные узоры сыпались под пальцами. От каждого ее тяжелого шага с тусклых фресок сыпалась краска, а с барельефов - каменистая крошка.

Ишино не спрашивал, куда они идут. Разве в этом был смысл? Хозяйка все равно глупые вопросы не любила.

Джиоти остановилась, когда они пришли к огромному камню, закрывающему проход. Одним движением она сдвинула его, и они спустились в прохладную, вязкую, осязаемую темноту. На ощупь она была как бархат. Ишино задыхался - темнота заползала в рот и горло.

Как только огонь осветил скрытую залу, Ишино вскрикнул, закрыв глаза - зала горела тысячью огнями, переливаясь, сверкая.

- Что это?

Джиоти покосилась на него, блеснув темными глазами.

- Забыл, бахчха? Это мое золото.

Зо-ло-то... Джиоти была самой богатой и жадной богиней мира.

Сияя солнечно-желтым, на полу лежали золотые чаши, доверху наполненные монетами, камнями и чем-то круглым, белым... Жемчугом. В свете огней самоцветы переливались красным, зеленым, синим, и Ишино, потянув руки к сокровищам, тут же получил предупреждающий, острый взгляд.

- Но-но-но... Ты забыл, грязный зверь, чем в прошлый раз тебе это обошлось?

Да, Ишино забыл, но все равно послушно отступил от золота.

Вся зала сверкала, слепила глаза, и Джиоти, покачиваясь, опустилась на колени. Желтое сари, повторяя изгибы тучного тела, раскинулось по грязному полу.

- Мои сокровища... Только они у меня остались... - шептала Джиоти, раскачиваясь.

Ее ладони ныряли в груды монет, и те отзывались звучным звоном. Ишино поморщился - он не мог вспомнить, но что-то... Что-то скреблось в его жалкой голове.

Джиоти потеряла своих поданных и жрецов. Потеряла своих сыновей. У нее осталось только бесчувственное, гордое золото... Джиоти любила свои богатства. Она их прятала глубоко-глубоко в Храме земли, и очень редко, в часы радости, она делилась крупицами бесчисленных богатств с людьми.

А люди... Они тоже любили золото. Наверное, больше всего на свете. За золото они сражались, воевали, убивали, предавали... Грабили. Ишино вздрогнул, виновато отвел взгляд. Немного вспомнил. Немного устыдился.

Неожиданно плечи богини напряглись. Не отрываясь от богатств, сидя спиной к Ишино, она безжизненно проговорила:

- Дождь начался.

И где-то там, вверху, над храмной крышей, ударил громовой чужеземный гонг. Грозового бога, говорила Джиоти, давно забрали. Давно его нет. Оно и честно, оно и справедливо - грозовой бог любил только себя, и никто по нему не скучал. Лишь его железный, тяжелый гонг каждый раз извещает о начале дождя... Гремит и замирает - может, вернется хозяин?.. Но нет - уже несколько столетий громовой бог не появлялся в сырых, тяжелых тучах. Нет его. Как и других.

Есть только злая Джиоти, глупый Ишино и умирающий мир.

- Они рядом.

Ишино сжался, сгорбился. Дождь пришел в тропики - а значит, из ниоткуда возникли Бегущие.

- Они больше не доверяют тропам... - тяжело задышала Джиоти, не оборачиваясь. - Скоро они прибегут сюда... Я не смогу их остановить.

- Как же так?!

Раньше Джиоти запутывала тропы. Бегущие следовали им и никогда не находили Храм. Они пробивались через чащобы, и Джиоти, собирая последние силы, поднимала новые леса на их пути. Бегущие блуждали по чаще, тщетно разыскивая своих последних жертв.

Может, Бегущие - тоже боги? Может, они тоже хотели себе храмы, жертвоприношения, золото?..

- Не отдам! - взревела Джиоти, обернувшись и безумно блестя глазами.

Как бы она ни была слаба, мысли Ишино сами проникали в ее голову. Не нужно было говорить, чтобы она услышала его самые страшные опасения - наверное, именно поэтому Ишино наполовину забыл человеческую речь.

- Мои сокровища... - рычала она, сгребая к себе золото. Наверное, ей и ее бесконечной жизни не хватит, чтобы собрать все монеты, камни, жемчуга... Их было слишком много. Даже для верховной богини-матери.

С опаской поглядывая на выход, Ишино попятился к стене, в тень. Если Бегущие вломятся сюда, он успеет выскользнуть... Наверное.

- Не смей!!

Джиоти резко обернулась - слишком резко для ее жирного, вязкого тела - и перед лицом Ишино со свистом пролетел кинжал. С треском он воткнулся в стену, и по ней беспорядочно разбежались трещины.

Еще бы немного - и этот золотой, чудесный, просто восхитительный кинжал торчал бы из горла жалкого бахчхи. Тяжело дыша открытым искривленным ртом, Джиоти таращила на Ишино свои грязные, противные глаза.

- Ты не посмеешь... - тихо прошипела она, и зрачки ее безумно забегали. Судорожно дернулось веко и с уголка рта потекла слюна. - Омерзительное существо... Грязная обезьяна... Тупица...

- Хватит... - прошептал Ишино, вцепившись в отросшие волосы. Он произнес это так тихо, что никто не услышал - может, к счастью.

- Ты, бесполезный бахчха... Выйдешь из Храма... И уведешь за собой Бегущих...

Сердце упало куда-то вниз - наверное, в пустой желудок.

- Нет.

- Да!! - взревела Ишино, и Храм содрогнулся. Теперь со рта ее капала пена, и она кричала, брызжа слюной. - Ты пойдешь! И! Уведешь! Бегущих!

- Нет! Они украдут мою душу! - прорычал Ишино, выпятив губы и скалясь.

Его трясло. Он действительно жалкая, трусливая обезьяна...

Почему, Джиоти... Почему ты никогда не выходишь под дождь?.. Ишино-Ишино... Неужели ты забыл? Слушай же внимательно, обезьянка... Джиоти устало улыбалась и начинала рассказ.

Когда-то давно в мире были люди, звери, птицы, рыбы... И боги. Я - последняя из них, и я до сих пор помню день, когда после дождя люди из ближайшего города прибежали в этот Храм... И попросили помощи. Они сказали, что за одну дождливую ночь исчезла половина их народа, но я была глупа... Так глупа, что не поверила им. Наверное, думала я, они просят моей божественной жалости... Божественного благословения... Подлецы, думала я. Я не ответила людям, и после следующего дождя ближайший город опустел. Затем начали исчезать люди других городов, и лик человечества стерся с истории этого мира, а потом... Исчезли боги. Мои друзья, а затем - мои сыновья. Махао, повелитель зверей. Тушти, хозяин рыб и гадов. И Хатши - бог птиц. Вслед за ними исчезла жизнь. И мое счастье.

Только тебя, обезьянка Иши, творение Махао, не коснулся рок. Наверное, не помнишь, почему... Забыл, как я наказала тебя? Я сделала тебя человеком. Неправильным. Когда-то у меня было много преданных, верных слуг, но остался лишь ты, ненавидящий меня... Смешно.

Почему я не выхожу под дождь? Почему я пугливая и жалкая? Ты не знаешь, но только благодаря моему страху мы еще живы.

А я знаю. Я все знаю. Я чувствую - когда начинается дождь, в мир врываются странные существа, кошмары умерших богов. Ни на миг не останавливаясь, они обегают весь мир, забирая души всего живого. Как только кончается дождь, Бегущие бесследно исчезают, оставляя после себя лишь горе... И мои слезы.

Бойся Бегущих под дождем, Ишино... Они забрали у меня все. Они похищают души... Бойся Бегущих так, как боялись их все боги мира.

И никогда - слышишь, никогда! - не выходи под дождь.

Джиоти осклабилась.

- Нет у тебя души, тупица! Ты не человек! И даже не животное! Ты никто, слышишь?! Уведи их от меня... Иначе... Я убью тебя!

К следующему броску Ишино уже был готов. Он ловко отпрыгнул, почти не испугавшись золотого лезвия, и Джиоти молниеносно вскочила на ноги. Под сари заколыхался живот, как застывшая трясина, а волосы-корни соскользнули с плеч за спину.

В ее глазах плескалось безумие.

А знаешь, Иши, что, когда исчезла богиня сумасшествия Ункда, по ней никто не скучал? Потому что все знали - никуда она не исчезла. Она всегда рядом. Внутри каждого. Спит... Будить нельзя. Запомни, Ишино - будить Ункду нельзя!

«Усни, Ункда, - взмолился Ишино, отступая. - Оставь Джиоти...»

Но было уже поздно - взревев, богиня понеслась на него, и пол прошелся трещинами. Вскрикнув, Ишино ринулся к выходу, но Джиоти схватила его за ногу.

О боги, откуда в ней столько сил?! Богиня земли вот уже сколько лет спала и ела, не вставая, а теперь... Теперь Ишино стал жертвой своей наивности.

Но Джиоти задыхалась, а по лицу стекал затхлый пот.

Зарычав, она дернула Ишино за ногу, и тот рухнул на пол.

- Ты пойдешь... И уведешь их... - прошипела она, нависнув над ним.

На щеку Ишино закапало. Пот, слюна, пена?..

- Нет... Я не...

Он не успел договорить - с ревом Джиоти отшвырнула его тело к стене. Налетев на камень, Ишино закашлялся, морщась от боли - что-то хрустнуло в груди. Ребра... С потолка посыпалась каменная крошка, и Ишино, кряхтя, поднялся на дрожащие ноги. Перед глазами двоилось.

Богиня, лежавшая в нескольких шагах от него, давилась пеной, слабо замахиваясь. Из-под каменного пола послушно вылезали лапки ползучего растения, но сил у них не было. Пытаясь опутать ноги Ишино, ростки слабели и в мгновение ока засыхали.

- Я понял, Ункда, - прохрипел Ишино на прощание, медленно пятясь к выходу. - Ты победила меня. Забирай свою Джиоти.

И сорвался с места под проклятия рычащей хозяйки.

Прощай, старая богиня. Жалкий, трусливый бахчха не забудет тебя.

 

Выбежав из храма, оставив позади стены и веранды, Ишино помчался в лес. Прохладный тропический дождь стучал по камням и широким листьям, а где-то там, в чаще...

Ишино мучился от боли, но бежал. Он слышал, как в чаще топают люди... Много людей. Но потом он вспоминал - Бегущие людьми не были - и пытался бежать быстрее.

Когда силы почти кончились, Ишино остановился. Поляна встретила его напряженным молчанием, и только листья сверху звали его к себе. Тяжело дыша, покачиваясь и хрипя, Ишино полез на первое встречное дерево - им оказался старый миробалан. Шершавая кора царапала ладони и ступни, ребра болели - но что остановит Ишино? Боль, усталость? Да что это вообще должно значить, когда совсем скоро сюда явятся Бегущие?

Примостившись на ветке, Ишино смотрел на землю, и его голова впервые в жизни кружилась от высоты. В животе заурчало, и вспомнилось - сегодня он так ничего и не съел.

Как же холодно и мокро здесь было... Дождь настойчиво пробивал зеленую крышу над головой, и тысячи иголок протыкали кожу Ишино. Грязные, лохматые волосы прилипли ко лбу, вискам и затылку, а в глаза била вода и становилось больно. Намокшая дхоти отяжелела, и жесткая ткань неприятно липла к ногам. Стуча зубами, он боялся моргнуть, и воздуха не хватало, чтобы надышаться.

Дождь бил листья, и те кричали, сгибаясь и роняя воду вниз. Где-то в небе снова грянул осиротевший гонг.

Топот приближался. Бегущие неслись прямо сюда, в сердце тропиков - наверное, они давно поняли обман Джиоти и то, что тропам доверять нельзя. Тропы вели или к заброшенному городу, или к океану, или далеко-далеко, к кособоким скалам... Они вели куда угодно, но не к Храму.

Ишино уже засыпал, убаюканный песней листьев и дождя, как на поляну выскочила фигура, и он чуть не вскрикнул. Бегущий выглядел, как человек, как сам Ишино - худой, тонкий, с двумя ногами, двумя руками... Кожа его казалась бледной и неживой, а лицо закрывала овальная маска.

Ишино не успел рассмотреть ее - существо исчезло в дожде, а за ним мелькнуло второе, и третье, и пятое, и десятое... Ишино не успевал считать. Он сбился, и потом долго смотрел пустым взглядом на мелькающую толпу худощавых, неестественно тонких и бледных тел. Не останавливаясь, они бежали в сторону разрушенного Храма.

«Прости, Джиоти, - молился Ишино. - Но я не божественная сила, чтобы спасать жизни... Я не человек - и даже не животное...»

Когда Бегущие исчезли, оставив после себя вытоптанную траву и ошмётки земли, Ишино выдохнул и зевнул. Зачем-то он снова посмотрел вниз, морщась и гипнотизируя живой полог ливня.

Звериный крик вырвался из его горла, и даже листья на мгновение в ужасе утихли.

На поляне, под дождем, опустив руки, стоял один-единственный Бегущий. Бронзовая маска равнодушно поджимала тонкие губы, а огромные черные глаза смотрели прямо на Ишино. Огромные, черные, круглые глаза, не выражавшие ничего - но, бесспорно, зрячие.

Бегущий видел его.

Ишино дернулся, прижавшись спиной к стволу, но Бегущего на поляне уже не было.

 

Всю ночь было слышно, как по тропическому лесу бегали люди в масках. Люди ли? Вряд ли.

Ишино проснулся утром, когда от дождя и луж остался лишь терпкий и безмятежный туман. Земля тонула в белом, и было страшно спускаться - вдруг Бегущие ждут его там?

Он всегда боялся туманов. Джиоти говорила, раньше их не было... Даже после гроз. Туманы, глупая обезьянка, скрывают пути Бегущих, не иди в туманы, - так говорила богиня.

Джиоти... Ишино шмыгнул, утер влажный нос, взлохматил жесткие волосы. Хотелось есть, но он точно знал, что сделает прямо сейчас.

Спустившись вниз, он побрел по знакомой дороге. Туман не кусался и даже не пытался обмануть Ишино - он просто был сырым и холодным.

Храм не изменился - как всегда, он встретил Ишино тишиной. Утопая в белесых облаках тумана, стены смотрели на Ишино темными прорезями проходов. Сглотнув, он шагнул под арку.

За каменными стенами, в окружении веранд и сухих деревьев, раскинулся Храм. Какой уже век он лежал в сердце джунглей, как туша побитого зверя, но только сейчас Ишино заметил, насколько старо святилище богини. За стены туман почему-то не плыл, хотя Ишино прошел свободно; от этого легко не стало - только стыдно.

Камнем был выложен храмный пруд перед главным входом. Холодная дождевая вода царапала сырые стенки, и Ишино остановился. Он заглянул в лицо пруда и увидел свое лицо. Грязное, уставшее, чужое. Которое очень хотелось ударить.

Но Ишино лишь обошел пруд и взошел по каменным ступеням. Барельефы больше не улыбались, а на фресках человечки не танцевали, а бежали. Куда-то прочь, куда-то далеко. Ишино не боялся. Он привык к страху, и уже не замечал его.

Пыли на полу больше не было - только у стен немного. Остальное вытоптали чьи-то босые, тонкие ступни. Очень-очень много ступней.

В сокровищнице никого не было. Ни Джиоти, ни Бегущих. Лишь безмолвное золото играло желтым при свете огня.

- Джиоти, - позвал Ишино. Сначала тихо, потом громче, осмелев. - Ты здесь?!

Джиоти, Джиоти! Жива ли ты, богиня жизни? Или ты оставила этот мир, отдав Бегущим свою душу?

Ишино опустился на колени, положив руки на груду рассыпанных монет и тут же отдернув их - золото обжигало. Дурачок. Золото - зло человеческой душонки. И обезьяньей тоже, да? Вспоминаешь?

Голос молодой Джиоти пробуждал что-то давнее из памяти, но некому было это рассказать.

Теперь Ишино остался один. Бегущие забрали последнюю богиню этого мира.

Он сидел, обхватив колени руками, и смотрел в пол, а перед глазами возникало толстое лицо Джиоти. Он вспоминал каждую черточку ее лица, вспоминал каждую минуту вчерашнего вечера - оказывается, в безумных глазах Джиоти стояли слезы. Вчера он этого не заметил.

Глупая обезьянка... Ты все забываешь, ничего не замечаешь... Что с тобой? С каждым днем я сильнее злюсь на тебя... Ты неправильное существо. Будешь лениться и разочаровывать - когда-нибудь я назову тебя бахчхой. И накричу - очень сильно! - а потом остыну... А ты не обижайся. Я не со зла.

Лишения меняют нас.

 

Потекли знойные дни тропического сезона дождей. То и дело появлялись тяжелые, подозрительные тучи, но дождь отчего-то не приходил. Ишино его и не ждал.

Теперь он жил совсем один, и разговаривал с ним только ветер - и то, непонятным шелестом листьев. Без своей богини нежные растения в первые же дни высохли, стали желтыми - как сари Джиоти. Иногда, бесцельно гуляя по лесу, Ишино натыкался на треснувшую почву, но ему было не до нее.

Как это - жить без хозяина? Никому не прислуживать, не бегать целыми днями по лесу, разыскивая кому-то еду и чистую воду... Не подлизываться, не огрызаться, а просто жить для себя, молча, спокойно, безмятежно. Ишино, покачиваясь на гибких ветках, долго думал об этом.

Впрочем, в основном он ел, много и жадно - наедаясь за все долгие голодные годы. Такая жизнь казалась чудесной наградой за годы рабства. Теперь никто его не накажет за лишний съеденный финик... Теперь ни с кем делиться не надо... И теперь никакая работа не могла отвлечь его от чудесных снов.

А снились ему джунгли. Шершавые стебли лиан, яркие, как солнце, запахи... Чьи-то голоса. Сколько Ишино не вслушивался, он ничего не мог разобрать. Иногда во сне начинался дождь - но Ишино не пугался, он смеялся незнакомым голосом. Дождь будто светился. Кто-то щедро лил его с неба, словно из золотой чаши... Откуда-то из леса тысячи голосов смеялись так же, как Ишино... Им тоже нравился этот солнечный дождь.

А потом Ишино просыпался.

- Я видел свое прошлое, - говорил он себе, не открывая глаз. - Я слышал своих сородичей. Я вспоминаю свою жизнь.

Но ничего он, по правде, не вспоминал.

Он давно уже видел во снах чудесные джунгли и слышал родные крикливые голоса - и каждый раз твердил себе: «Я вспоминаю». А потом открывал глаза... И терял все.

Лишения меняют нас...

Джиоти никогда не понимала, каково это - остаться без прошлого. Она от прошлого, наверное, рада была избавиться, чтобы не мучаться - а Ишино за эти муки отдал бы свою жизнь...

Дни сменялись беззвездными ночами. Иши, а знал ли ты, что звезды смотрят только на добрых и честных?

Теперь он это знал.

 

Ишино не считал дни, поэтому он не знал, сколько дней прошло со смерти Джиоти, когда водянистые тучи приплыли с севера, а в шуме дождя снова послышался топот.

Бегущие вернулись... Зачем? Что им надо? Неужели они прибежали за ним?.. Ишино вспомнил долгий взгляд Бегущего на поляне... Вздрогнув, заметался.

Нужно спрятаться. Укрыться. Переждать. Он боялся смерти, он хотел жить!

С трудом он залез на ближайшее дерево - отяжелевший живот тянул вниз. Устроившись на ветках, Ишино замер. Он поднялся высоко, и отсюда даже полоса сиреневых гор виднелась на горизонте.

Дождь незаметно усилился, и вскоре горы скрылись из виду. Зато появились Бегущие - жуткой вереницей они проносились по лесу, касаясь древесных стволов - и те, на мгновение вспыхнув белым, исчезали. Топот сливался с шумом дождя, леса накрыл полумрак, и только иногда вспыхивали деревья по всему лесу и мелькали в чаще темные силуэты...

Ишино, отряхиваясь от воды и прыгая по веткам, не заметил, как одна из них, сочно хрустнув, сломалась прямо под ним. Охнув, он дернулся, но было уже поздно.

Очнулся Ишино на сырой земле. Ему показалось, дождь кончился - но тот упрямо лез в рот, уши и нос, заливал глаза и стучал по коже. «Нужно вставать, - думал Ишино, но шевелиться не хотелось. - Нужно спрятаться»

Кашляя, он попытался подняться, но вместо этого лишь упал лицом в сырую, прохладную землю. Кости трещали, но дождь смывал боль. Хватит жаловаться, обезьяна... Неужели ты забыл, сколько раз раньше ты падал и поднимался? - качала головой Джиоти, когда он в один день сорвался с пальмы.

Вообще - да, он забыл. «При том по твоей милости» - прошипел про себя Ишино, поднявшись на трясущиеся ноги. Он хотел залезть обратно на дерево, но из леса вдруг выскочил Бегущий. Выскочил - и замер.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, как два зверя перед охотой. Жертва и хищник. Для кого-то эта охота будет удачной. Для кого-то - не очень. У этого Бегущего маска злилась. Грозно были сдвинуты брови, а рот был искривлен от гнева. Лишь круглые черные глаза ничего не выражали.

Ишино не знал, почему ноги сразу же не понесли его отсюда - может, он надеялся, что Бегущий из-за дождя не увидел его? Или они стояли, набираясь сил перед погоней?..

А может, с ним нужно было просто поговорить... Это же так просто, да?

Но тут Бегущий, взметнув липкую землю, ринулся вперед, и Ишино, закричав, пустился прочь.

- Боги, спасите, - задыхаясь, прохрипел он, петляя и запутывая следы.

Босые ноги скользили по влажной траве, лужам и грязи, а тело ныло от боли. Ишино хорошо бегал, но это существо в маске - еще лучше.

Тропики мелькали, царапали, кусали... Шум дождя, топот, скрип, хрип... Кажется, эта дорога ведет к океану, да? Ишино не мог думать, ему не хватало воздуха, а перед глазами плясали пятна. Шум волн вплелся в полотно звуков, тропа резко дернулась вниз. Споткнувшись, Ишино покатился в песок - да и остался там до утра.

 

Наутро его разбудили волны. Спать было мягко - песок укутывал больное тело шершавыми объятьями. В нос прокрался соленый запах океана, и Ишино чихнул, резко сев. Глаза болели от яркого света. Сегодня ему ничего не снилось.

Он оглянулся и вздрогнул - рядом, на песке, сидел ребенок. Девочка в черном сари. Она, обняв руками колени, смотрела в сторону чащи и хмурилась.

- Значит, и до Джиоти они добрались, - размеренно произнесла она. - Я все видела. Кха... В лесах засыхают растения. И Бегущие их забирают.

Ишино закашлялся.

- Кто... Кто ты?.. - прохрипел он, и девочка обернулась.

Ее жуткие глаза казались перламутровыми. «Как жемчуг» - вспомнил Ишино. Как круглый, чистый, сияющий жемчуг, так похожий на звезды. Его было много в сокровищницах Джиоти.

- Мое имя Сунити, - гордо выпятив подбородок, проговорила девочка, кашлянула и поднялась на ноги. - И мне пора.

Она была совсем невысокой, и ее странная, светлая кожа светилась, как серебро.

- Ты тоже богиня, - прошептал Ишино.

Сунити поморщилась. Плотнее закутавшись в ткань, она пошла прочь. Волосы ее, легкие и белые, словно морская пена, были обрезаны до плеч, и ветер взметал их, как пушистые пальмовые листья.

Негодный бахчха! Не смей прикасаться к моим волосам! Ты не знаешь, глупый Иши, но волосы - это символ долгой жизни, счастья и удачи... Только изгнанников стригли налысо, и было это величайшим наказанием... Что говоришь? Богов?! Глупый бахчха, богов никто никогда не стриг! Ни один бог этого мира не заслуживает такого позора!

Ишино зажмурился. Он хорошо помнил эти слова. Тогда он нечаянно задел шелковистую прядь хозяйки, и она впервые назвала его бахчхой... Она впервые разозлилась на него.

- Стой! - поднявшись, он захромал за девочкой. - Подожди, Сунити!

Он быстро догнал ее. Сунити наморщила нос - наверное, выглядел Ишино омерзительно.

- Подожди... Выслушай... Я не понимаю... Джиоти говорила, что в мире больше никого нет... Но ты... А значит, другие...

- Других тоже нет, - вздохнула Сунити, продолжая идти вдоль побережья. - А Джиоти давно сошла с ума. Она забыла обо мне. А ты... Ты не человек. Ты выглядишь, как выглядели люди... Но с тобой что-то не так. Джиоти позабавилась? Сочувствую... Теперь только Бегущие облегчат твои страдания.

Ишино обмер. Что говорит эта серебряная богиня...

- Этой ночью Бегущие забрали плодовые деревья и много полезных растений, оставив лишь сорняки. Ты умрешь от голода в муках, - безразлично объяснила девочка, глядя вперед. - А они - коснутся... И все. Поверь, такая смерть для тебя куда легче.

- Я не понимаю... Почему... Как ты все это... - Ишино вцепился в волосы. Вот зачем вчера приходили Бегущие! - Почему ты так спокойна?! Ты их не боишься?

Девочка прикрыла перламутровые глаза, прокашлявшись.

- Это они меня боятся.

И, не сбавляя шага, прошествовала мимо. Спина ее была прямой, взгляд - пронизывающим, но только уголки губ подрагивали. Бегущие боялись эту девочку в черном? Что же она такого скрывала? Ишино не хотел это знать.

- Постой, куда ты... Ты идешь в свой храм? Там тоже никого не осталось? Где это? Джиоти никогда о тебе не рассказывала...

Сунити фыркнула, а бледные губы ее сжались.

- Еще бы, - с неожиданной горячностью ответила она. - Кому какое дело, что скоро я останусь в пустоте, совсем одна? Что ты привязался вообще?! Нет у меня храма, отстань!

Она ускорилась, и только сейчас Ишино заметил, насколько пыльным и рваным было сари маленькой богини. В голову пришла мысль, и он удивился тому, что смог до такого додуматься.

- А если я буду всегда рядом с тобой, Бегущие заберут мою душу? - вкрадчиво спросил он, и Сунити скосила на него глаза. - Они смогут коснуться меня?

- Вряд ли. Кха... Они не приближаются ко мне... Значит, хочешь спастись? Глупо. Но это уже давно не мое дело... Что же ты предложишь мне в обмен на защиту, недочеловек?

Ишино будто ударили. Он терпеливо сжал челюсти - ему не впервой.

- Ишино, - выдавил он. - Мое имя Ишино. И я могу быть твоим слугой... Я буду приносить тебе еду и воду... Я постираю твою ткань и отведу к Храму земли, там тепло... И там много сокровищ.

Сунити, наконец, остановилась.

- Хочешь стать моим слугой? У меня их никогда не было. Мне не нужна пища и я не испытываю жажду, сокровища теперь ни к чему - зачем они мне здесь, в умирающем мире?

Она нахмурилась, взглянула на одежду. Потом она бросила жадный взгляд в темноту леса, и, наконец, кивнула.

- Для начала отведи меня в Храм. Джиоти путала тропы, да? Так и знала... Кха! Никогда не могла туда добраться. Мне очень важно кое-что там увидеть, перед тем как... Забудь. Чего ты стоишь, я же сказала - веди!

Ишино тут же устало вздохнул. «Одну потерял, вторую нашел, - думал он, шагая по лесу. - Опять кого-то вести, чью-то одежду стирать... Сам виноват. Это ведь лучше, чем Бегущие... Да?» Он вспомнил злую маску и чуть не врезался в дерево. Глупый Ишино, ты слишком много думаешь... Выполняй свою роль и не спорь со своей рабской судьбой, бахчха.

Ишино вдруг понял, что сказал это не призрак молодой Джиоти, а он сам. По коже пошли мурашки.

 

Когда они пришли к Храму, Ишино сел в тень, и дремота скользнула в его сонные глаза. За весь путь он не увидел ни одного фруктового дерева, а это значило, что Сунити была права - Бегущие прибегали за ними. Что же теперь делать... Как Ишино выживет без еды?..

Он пришел в себя, когда раздался всплеск.

- Я видела рядом ручей, - важно проговорила Сунити из пруда. - Отстирай мое сари, высуши и принеси к вечеру. Как бы Джиоти при жизни ни презирала меня, я не посмею войти в ее Храм в грязной одежде, кха...

Ишино поднялся, и спина его хрустнула. Подхватив черную ткань, он побрел в лес, попутно думая о том, как несколько дней свободы изменили его.

Больше всех из своих детей я люблю Хатши. Самый молодой, легкий и красивый... Голос его пробуждал цветы, движения его подхватывал ветер. Был он богом птиц... Тех, что долгую жизнь в клетке променяют на один день свободы.

Наверное, быть птицей - очень больно. Наверное, будь Ишино птицей, а не обезьяной, он давно бы сам вышел к Бегущим.

- Зачем так бороться за жизнь, когда она борется с тобой... - бурчал он, устроившись у ручья. - Что вообще осталось в этом мире, что может радовать...

Даже манго не осталось. И фиников. Ишино припомнил - еще вчера, наедаясь до отвала, он умирал от тоски. Выходит, даже еда в этой жизни не имеет смысла для глупой, неправильной обезьяны?..

Отстирав ткань в ручье и помывшись, Ишино, наконец, уснул. Он ждал цветущее лицо джунглей, обезьяньи голоса, солнечный дождь... Но джунгли были темными и безразличными, а дождь - холодным и колючим... Ветер тревожно шелестел изящными листьями, будто предупреждая...

Из темноты чащи показалась бронзовая маска. Она улыбалась.

Ишино хотел вскрикнуть, но во рту его было сухо. Он хотел двинуться, но тело его не слушалось. На поляну прокрался Бегущий. Его улыбающаяся маска пугала сильнее, чем та, разгневанная...

Потому что никто. Просто так. Не улыбается.

А Бегущие - тем более.

Сердце дернулось вверх, в горло - еще немного, и выпрыгнуло бы через рот, - но ноги, наконец, ожили, и Ишино бросился прочь. Бежал он почему-то спиной вперед, видя перед собой кровожадную улыбку Бегущего. Так неправильно! Так нельзя!

Бегущему под дождем нравилась эта игра. Он не догонял, но и отставать не думал - просто мелькал широкой улыбкой перед лицом Ишино. Дождь бил их, и его шум заглушал хрипы и топот. Давай, - читалось во взгляде Бегущего, - побегай еще, глупый бахчха... Это так забавно.

Огромные круглые глаза черного цвета же ничего не выражали.

Ишино споткнулся, упал на спину, задыхаясь. Бегущий навис над ним, и было слышно его спокойное дыхание. Как, уже все?! Ты разочаровал меня... Тонкая бледная рука, отбирающая души, потянулась к Ишино, и склизкое, кровянистое сердце, наконец, выпрыгнуло через рот.

- Нет!!

Ишино проснулся в поту, а во рту стоял горький и противный вкус крови. Он во сне прокусил себе язык.

 

- Скажи, Сунити... - Ишино подождал, пока богиня оденется, и обернулся. - Почему Бегущие еще раньше не забрали растения?

Сунити довольно осматривала себя в отражении пруда. Серебряная кожа ее теперь будто светилась, короткие волосы казались невесомыми и белоснежными, а черное сари выглядело новым - немного поискав, Ишино нашел в Храме нити с иглой. Как только ткань высохла, он несколько часов неумелыми руками зашивал дыры, исколов пальцы.

Богиня казалась необычайно счастливой - отчего бы тогда на ее лице возникла улыбка? Значит ли это, что в мире еще что-то может приносить счастье?..

- Все просто, - быстро и хрипло заговорила она, не отрывая взгляда от отражения. - Боги покровительствуют чему-то своему... И никто не посмеет забрать это что-то без их спросу. Только забрав души всех богов, Бегущие смогут забрать с собой весь этот мир...

- Что?!

- Забудь, - отмахнулась Сунити, закашляв.

Нет, Ишино решил - он больше ничего забывать не будет. Вообще. Ничего. Ему хватило забытого прошлого. Спасибо.

Но мучить Сунити вопросами было бесполезно - того и гляди, снова рассердится, будет ворчать...

- Наверное, мне нечего их бояться... - вслух рассудил он. - Джиоти сказала - раз я ни обезьяна, ни человек, то и души у меня нет...

Девочка, наконец, обернулась. Взгляд ее потеплел.

- Джиоти сошла с ума, смирись, - произнесла она, кашляя. - Во всем есть душа. И в цветке, и в камне, и в капле воды... Даже в тебе есть душа, кха... Она везде, я чувствую это. Весь мир - это огромная, бесконечная душа.

Ишино поперхнулся. Значит, скоро Бегущие заберут весь мир, и останется...

- Останется пустота. Думаю, так.

В храме Сунити долго рассматривала фрески. Тонкими пальцами прикасалась к красочным рисункам, вглядывалась в лица людей и богов, что-то шептала себе.

Когда Ишино привел ее к сокровищнице, она лишь покачала головой.

- Мой отец был богом океана, - сказала Сунити. - А океан намного богаче земли.

Она вдруг шмыгнула и закашлялась сильнее обычного, будто не нарочно утерев мокрое лицо.

 

Бегущие, почему вы боитесь маленькую, слабую Сунити?.. Что она вам сделала? Вы не хотите касаться ее...

Несколько дней Ишино с ужасом ждал дождь, а когда тот, под удары гонга, начался, лес снова наполнил топот. Бегущие - тонкие и бледные, заглядывали в Храм, но, лишь завидев Сунити, убегали, и Ишино смеялся. Долго, лихорадочно.

Они сидели у входа, на ступенях, и навес укрывал их от дождя.

Сунити хмурилась, кутаясь в сари. Она пахла морской солью и была спокойна, как океан, который не стоило тревожить.

- Расскажи мне что-то, - попросила она под шум ливня. - Расскажи, почему Джиоти превратила тебя в человека?

Ишино прекратил смеяться, а голова разболелась. Прошлое вспоминалось больно, неохотно, но вспоминалось же! Будто со смертью хозяйки чары слабели, отколупываясь, как краска от стен...

- Я был обезьяной... - начал он, тяжело дыша.

Глупой обезьяной.

- И однажды...

Очень-очень давно.

- Я проник в этот Храм...

Гадким обманом.

- И попытался украсть сокровища Джиоти.

Ты вспомнил, наконец? Даже не извинился.

Прости, Джиоти. Глупый бахчха теперь любит из золотого только солнце. А из сверкающего - лишь звезды.

- Кто такой бахчха? - шепнула Сунити, наклонив голову. Перламутровые глаза смотрели куда-то в душу, а Ишино совсем позабыл, как боги любят копаться в чужих мыслях. Любопытные, бесчестные боги, вот бы чувства и страдания вы так же могли понять...

- Раб, - произнес Ишино, закрывая глаза. - Ничтожество.

Повисло молчание. Дождь стучал по камню, лес за стенами вспыхивал белым, а они сидели, сжимаясь от холода, и думали о чем-то своем.

- Я никогда не назову тебя этим словом, - наконец проговорила Сунити. - Прости, я тогда... Была противной, да? Я просто давно ни с кем не общалась... Несколько столетий... Думала - ты уйдешь.

Ишино не ответил, но открыл глаза. Каждую ночь ему снились темные тропики, железный дождь и смеющаяся маска. Теперь в темноте он долго находиться не мог. Темнота скручивала, разрывала, душила - и все казалось, что сейчас из нее выпрыгнет Бегущий.

В животе заурчало, и Ишино со всей силы надавил на него рукой. Вот так, заткнись... Коренья кончились. Нет их больше. Посчастливится - на утро найдутся где-то у гор, если поискать хорошенько...

- Нет гор, - проронила Сунити. - Я уже не чувствую их.

Правильно же - вот вспыхнуло что-то на горизонте, ярко-ярко... Это Бегущие забрали огромную душу горной сиреневой цепи.

Сунити закашлялась, и Ишино с сожалением тронул ее плечо.

Разве боги болеют? Разве такое возможно? Ишино уже ничему не удивлялся. Сунити никогда не говорила, почему она прячет руки и всегда кашляет - а он ее и не спрашивал. Лишь это он услышал за несколько дней:

- Когда я родилась, звезды падали в океан... Я должна была стать богиней волн, пены, морской соли... Но что-то пошло не так. Знаешь... А ведь я умру скоро. Это, наверное, хорошо - я так устала от этой жизни... Когда впервые прибежали Бегущие, боги обрезали мне волосы и прогнали туда, где не было людей и храмов... А ты посмотри только - богов уже нет. От них остались только рисунки на стенах. А волосы... Они немного отрасли. Может, я и не виновата, что родилась такой? Может, не от меня Бегущие уносят этот мир?

Сунити, когда говорила это, плакала. Черные слезы катились по щекам, перламутровые глаза смотрели куда-то вперед, и Ишино отворачивался. Он делал вид, что не видит. Не понимает. Будто он действительно глупая обезьяна.

А сейчас она кашляла, разрывая легкие. Будто ее изнутри царапало что-то.

- Смерти нет, - вдруг сказала Сунити. - Не бойся ее. Смерти нет. Есть новая жизнь... Меня там все заждались уже... И тебя тоже, Ишино...

«Вот и она с ума сходит» - подумал Ишино, стараясь запомнить каждую черточку детского лица. Он чувствовал - скоро он снова останется один, наедине с прошлым.

 

Сунити любила гулять в тропиках. Деревья и цветы засыхали, но она упрямо внюхивалась и всматривалась, будто стараясь все запомнить. Однажды Ишино заметил, как Сунити, споткнувшись, черной рукой прикоснулась к стволу дерева, и оно рассыпалось в пыль. И он понял - не только Бегущие могут убивать прикосновением.

В голове складывалась мозаика единой истории, жуткой и сложной.

Сунити пугала его. Она не спала и не ела, не пила и не уставала - только бесконечно кашляла и прятала в ткани черные руки. Иногда злилась, иногда плакала, почти никогда не улыбалась. Говорила, что смерти нет, рассказывала истории о Бегущих.

- Они прибежали из ниоткуда... Из дождя. Кха... Никто не знал, кто это, и ни один бог не мог их прогнать... Боги пытались, я помню. Но они потеряли силы и надежду, когда Бегущие забрали людей... Больше никто не кормил богов, никто не устраивал праздники в их честь и не убирал их храмах... И по одной божественные души уходили в жадные руки Бегущих. Кха... Лишь меня никто не трогает. Я не скажу, почему.

- Потому что ты убиваешь касанием?

Взгляд Сунити затуманился.

- Потому что, как только я умру - а я умру совсем скоро - мир уйдет в пустоту. Ну вот, сказала... Я не умею хранить секреты. Ты только не уходи с Бегущими раньше... Я не хочу умереть в одиночестве.

- Хорошо, - кивал Ишино, догрызая горькие коренья.

Сунити пугала его - может даже, сильнее Бегущих - так почему же он впервые в жизни жалел кого-то, кроме себя? Почему же он так привык к ней, и отдавать ее смерти совсем не хотелось?..

 

Время казалось песком - оно, вроде бы, сыпалось медленно, но потом посмотришь - и нет ничего, все исчезло.

С каждым дождем становилось все меньше и меньше мира. Бегущие забирали его по крупице, по травинке, по камешку, и дни напролет шумели ливни. Еда давно кончилась, и Ишино страдал от голода. Он грыз руки и выл по вечерам.

Голос молодой Джиоти исчез. Скоро Ишино понял, что совсем забыл его, и становилось стыдно. Ночью ему снился тот самый Бегущий. Он гнался за Ишино, улыбался и настигал... Ишино просыпался в поту, пересказывал сон Сунити, и та качала головой.

- Смерти нет, Ишино. Есть страх смерти. Ты не бойся ее... Закрой глаза. Душа долговечнее богов. Она любит путешествовать... Кха... Это мне отец рассказал. Он сказал, что все перерождается. Как думаешь, мы встретимся в следующей жизни?.. Ты мой единственный друг.

Ишино не знал ничего про миры и жизни. Он пожимал плечами, искал еду, порой рассказывал богине о каких-то манго и как их срывать... Давился слюной, шутил. И вместе они смеялись, чуть не плача от страха.

В один день Сунити перестала кашлять. Она лежала на ступенях Храма, а по серебристому лбу тек пот.

Тогда, умирая, Сунити рассказала Ишино свою последнюю тайну... А потом проговорила:

- Нет, я точно знаю - мы еще встретимся, Ишино. Наверное, не скоро. И где-то далеко. Я знаю еще много историй... И я все-все расскажу тебе... И спасибо, что не ушел... Я впервые не одна.

Бедный ребенок. Наверное, тяжело жить в одиночестве, да?.. Наверное, больно вспоминать прошлое? Понимать, что ты, в общем-то, никому в этом мире не нужен... Ишино это понимал лучше кого-либо, и слезы бесшумно стекали к подбородку.

Когда он очнулся, Сунити рядом уже не было. Тело ее потрескалось, рассыпалось, а камни почернели. Ишино не видел - а может, и не хотел видеть - как чернела земля, вода, засохшие сорняки... Только небо оставалось самым обычным, самым родным. Но скоро угаснет и оно. Бегущие вовремя спасли этот мир от страшного дара Сунити.

А вот ее саму никто не спас.

...Еще долго погибающий мир пах морской солью.

Увидимся в следующей жизни, Сунити, несчастная богиня болезней и одиночества...

 

Чернота разъедала тело. Как хорошо было лежать и ждать конца...

Затуманенным взором Ишино смотрел в вечернее, горящее небо. Наверное, нынче последний вечер в истории этого мира. Глаза болели, он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание, но не молился умершим богам. Он твердил себе только одно: смерти нет.

Смерти нет.

Нет ее - и точка.

 

* * *

Ему снились джунгли. Цветущие, пропахшие фруктами и травами... На лианах, покачиваясь, смеялись обезьяны - никакими они не были грязными. Увидев его, они заголосили:

- Иши, Иши! Где ты пропадал, Иши? Хочешь манго, Иши? Держи!

О, он готов им поведать удивительную историю! И - да, он очень хотел манго...

- Ишино! - донеслось с земли, и пришлось спуститься. - Как я долго ждала тебя, что ты там столько делал?

Джиоти не злилась. Ее изумрудные глаза были полны материнской нежностью и каким-то незнакомым сочувствием, а золотая кожа светилась, как величайшая драгоценность мира... Ишино совсем забыл, как любил свою хозяйку. Ее зеленое сари шелестело голосами миллионов листьев... Джиоти поцеловала своего верного Иши в лоб, и он стал собой. Ни человеком, ни обезьяной. Просто собой. Настоящим.

Проклятие спало, и тысячи запахов, звуков и цветов заполнили его уставшую душу.

...А потом с неба полил солнечный дождь, и Ишино рассмеялся.

 

Когда он открыл глаза, над головой сияли звезды. Их было очень, очень много... Они смотрели на него - и он улыбнулся. Наконец он все понял.

Откуда-то сверху капал дождь. Легкий, прохладный - совсем не железный - он целовал сухую кожу, продлевал жизнь...

Ишино впервые не боялся дождя. Впервые в жизни он сказал:

- Я счастлив, - и потянул ослабевшие руки вверх.

Ишино теперь счастлив... Как это просто.

Для этого нужен был только дождь. И мир. Обезьяны и тропики. Джиоти и Сунити. Все это Ишино имел когда-то, но терял - одно за другим. Остался только дождь да звезды над головой.

Над Ишино навис Бегущий. Будто что-то выжидая, он не торопился забирать душу.

- Давай, - прошептал Ишино, глотая дождевую воду. - Меня там давно ждут.

Бегущий кивнул, потянув руку. Бронзовая маска его ласково улыбалась губами Джиоти, а тонкая бледная ладонь пахла морской солью.

Солнечным дождем в глаза брызнул свет.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 15. Оценка: 3,80 из 5)
Загрузка...