Позволь им, Линор

Nulla

Мечты. Причудливое соцветие заветных стремлений и узорчатых словно крыло бабочки грез, видящееся людям согревающим пламенем во тьме холодной ночи и путеводным светочем на выцветшем гобелене небосвода. За радужный отблеск мечты можно ухватиться в горький миг самого тягостного отчаяния. Сыскать отраду в ее живом сиянии и самозабвенно раствориться в заветных красках столь ценных смыслов. Мечта подобна птице. Словив и упрятав ее в прутья клетки за ней нужно будет трепетно ухаживать, оберегая надежду на то, что когда-то ее невзрачный бледный пух сменится пестрящими перьями, а пламенные крылья озарят царство сумрака своим всеобъемлющим светом.

Но бойтесь отравить чью-то мечту и заставить предать ее серому забвению. Бойтесь вынудить кого-то запрятать ее в холодной тьме и запечатать в глубинах самых потаенных некрополей. Ведь мертвые и преданные мечты грозятся обернуться неизбежным кошмаром. Стать несущим разложение и тлен неостановимым роком, коему под силу осквернить, изувечить и вывернуть наизнанку весь этот многострадальный мир.

I

Милая Линор. Наше чудесное голубоглазое дитя, родившееся под счастливой звездой. Ты ведь достигла того, к чему всегда рвалась твоя светлая душа? Увенчала ли ты себя славой и доблестью? Стала ли справедливым героем, к которому обращена тысяча восторженных взглядов? Пал ли на тебя взор самого священного солнца и отметило ли оно тебя печатью своей благодати?

Или твое трижды проклятое черное сердце закопано в ядовитой земле сумрачных полей?

Открой глаза, Линор. Тебе пора идти. Пробудись от этого глупого ночного кошмара, ведь здесь, на другой стороне тебя терпеливо поджидает твой полноценный личный ад.

Размеренный стук дождя о стекло стал первым что различила высвободившаяся из-под власти сна девушка. Даже не успев приподнять своих век она уже чувствовала навалившуюся на нее усталость, будто эту ночь она и не спала вовсе. Укутанное в одеяло тело неприятно и протяжно изнывало, но ей нужно было найти в себе остатки сил и заставить его шевелиться. Сегодня ей предстояло совершить слишком много дел и тратить время на жалость к себе было попросту недопустимо. Приподнявшись и сев на край кровати Линор печально вгляделась в воцарившийся за окном пейзаж пасмурной улицы, после чего встала и направилась к стоящему впритык к стене столу. Еще не до конца пробудившись она машинально позавтракала остатками гусиного пирога, а затем, подобралась к самому важному утреннему ритуалу — облачению в свою форму, что делала ее тем, кем она поистине является. В этой тесной комнатушке стойка для доспехов была чем-то вроде сердца, ибо в отличии от всей старой ветхой мебели гордо расположившаяся на ней броня не выглядела запыленной и забытой. Красивые металлические пластины, кажется, поблескивали даже в лишенную солнца непогоду, а виднеющийся за сталью небесно-синий камзол был таким же ярким, как и в свой самый первый день.

Когда с одеванием было покончено, Линор щепетильно проверила крепление плаща, убедилась надежно ли висят ножны, после чего вышла из своей единственной комнаты. По узким ступенькам она спустилась в коридор, где перед ней возник рубеж массивной входной двери, ведущей в наружность. Осталось только лишь открыть ее, ступить на холодную улицу, где горевала осень и начать новый исполненный суетами день. Многоликому городу были нужны ее дела. Ему нужен самоотверженный и смелый капитан княжеской стражи. Ему была нужна Линор.

Но перед тем, как выйти, девушка ненадолго замерла в беззвучном полумраке коридора. Что-то внутри принудило ее ненадолго остановиться. Какая-то крамольная мысль желала выбить ее из размеренного ритма. Желала, чтобы она повернула свою голову и посмотрела в помутневшую и потрескавшуюся гладь висевшего на стене зеркала.

Нет.

Не сейчас. Не сегодня.

Закрыв глаза, Линор крепче сжала дверную ручку и потянула ее на себя. Порыв свежего воздуха ударил ей в нос, и она вдохнула его полной грудью. Шагая по знакомым улочкам еще дремлющего города, она старалась выветрить из себя навязчивые обрывки ненужных мыслей, но чем больше она пыталась не потакать им, тем сильней и неистовей они кружили в ее разуме подобно сухому колкому снегу.

Думать о чем-либо было слишком тяжело и болезненно. Слова слагались в буквы с какой-то неестественной натугой, будто истощенный разум дремал и работал в четверть своей привычной силы. Будничные дела, не требующие ничего кроме привычных машинальных действий и бессловесных порывов, исполнялись без всяческих проблем, но случайный взгляд или пробившаяся сквозь густую толщу морока спонтанная мысль попросту вгоняли в бездейственный ступор. Привычный ход вещей будто нарушался, и зачастую это оборачивалось темной вспышкой беспамятства. Линор будто выбивало из реальности на несколько часов, и она с удивлением обнаруживала себя в совершенно другом месте города, исправно делающей свои привычные рутинные дела. Она машинально подсчитывала изготовленные за день копья, с пространным взглядом плавила сургуч для очередной печати и устало оценивала детальность узоров в выкованной специально для княжеской гвардии броне. В неровной стальной поверхности она часто видела мутное пятно своего отражающегося лица, но намеренно старалась не сосредотачивать на нем взора. Где-то на периферии ее разума слабо тлело знание того, что ее некогда голубые глаза сменили цвет на призрачно-серый, а само отражение вело себя слишком неестественно, будто запаздывая на несколько секунд. С зеркалами в этом городе тоже было что-то не так.

День Линор обычно заканчивался возле исполинских врат громадного чернокаменного замка. Сжимая в руках стопку отчетов, она несла их князю, но кажется, что никогда еще не доходила до самого конца. Двигаясь по широкому мосту близ грозной твердыни, она чувствовала, как ее щек касается беспокойный ветер. Его порывы приносили жухлую листву, беспорядочно падающую в полнящиеся зыбью лужицы. Линор как в первый раз приближалась к окованным металлом могучим дубовым створками, бросала спешный взгляд на замерших по обе стороны недвижимых стражей что больше походили на небрежный угольный мазок нежели чем на людей, а затем, все вдруг заканчивалось. День Линор обрывался. Бессмысленно рассыпался серой золой, но только лишь для того, чтобы на его месте из кромешного мрака тут же возник новый. Такой же монотонный и однообразный. Полнящийся темными провалами, лживыми зеркалами и ссохшейся листвой.

И она бы давно потонула в этому чудовищном вязком омуте, если бы в каждом ее теневом сомнении и вкрадчивом отголоске саморожденных идеи не меркла крошечная искорка жизни. Что-то непостижимое удерживало ее разум от полного затемнения, оберегая тусклый свет самосознания также рьяно, как и она оберегала свой родной город.

 

II

Милая Линор. Мой бесценный друг, чья душа прекрасней и завораживающей любых небесных садов. Я никогда не перестану восхищаться твоим благородством. Твоей лучезарной доблестью, самоотверженностью и состраданием. Помнишь, как мы повстречались впервые? Ты задумчиво сидела в костнице возле того колодца, в тысячный раз разглядывая на давних барельефах знакомую всем и каждому историю. Ты говорила, что она до боли несправедлива. Что он не заслуживал такой участи.

Ты еще правда так считаешь?

Открой же глаза, Линор. Тебе пора идти. Ты всегда поступала правильно, так насладись же сполна своим самым великим деянием.

Стук утреннего дождя о стекло и тяжесть, камнем придавливающая тело. Пробудившаяся от беспокойного сна девушка приложила усилие для того, чтобы подняться с кровати, и пошатываясь точно в дурмане с трудом добралась до приткнутого к стене стола. Там, она буквально давилась остатками безвкусного пирога, после чего спешно перешла к облачению в блистающую форму капитана городской стражи. Ее руки еще слабо содрогались от бессилия, но она решительно сомкнула и разомкнула веки, после чего направилась к выходу.

Там, внизу, она вновь остановилась возле входной двери. Глаза ее будто притягивало висевшее на стене зеркало, в чью сторону Линор уже практически повернула голову. Но, в последний момент она раздраженно дернулась, со злобой выдохнула и громыхая дверью вырвалась на улицу.

Вот только вместо пустынного переулка, где обычно в безлюдной тиши завывал лишь ветер и плакал дождь ее взор повстречался с чем-то совершенно неожиданным. С чем-то, чего попросту не должно было здесь быть. Она видела перед собой человека что недвижимо стоял к ней спиной. Его голова была обращена ввысь, и он будто внимал бессовестному сказу облаков или звезд. Линор застыла, чувствуя, как налезающие друг на друга мысли подобно заключенным в банке светлячкам жаждут вырваться наружу. Сейчас незримая рука снимет крышку, и все обратится в кромешный хаос.

— Скажи, Линор. — Произнес незнакомец, не изменяя своего положения. Он все еще смотрел наверх. — Разве звездные очертания всегда были такими? Мне кажется, что плеяды созвездий кто-то нарочно перемешал. Они не такие какими должны быть. Неправильные. Уродливые.

Но Линор ничего не ответила. Она крепко сжала кулаки, чувствуя, как мрак толстыми мерзкими трещинами покрывает ее мир. Еще немного и она провалится в забытье. Всегда, когда день идет не по плану она теряла себя, но сейчас, она вдруг с удивлением обнаружила в себе силы бороться. Этот голос почему-то казался ей очень знакомы. Будто она когда-то слышала его. Этот голос не вызывал каких-то теплых чувств, но почему-то способен был противостоять душащей ее дымке. Несильно, но ослабить чудовищную хватку серых теней.

Линор неуверенно сделала шаг вперед.

— Ты ведь понимаешь, что все это ненормально? — Продолжил человек. — С нами всеми что-то не то. Мы словно в дурном сне, от которого не можем пробудиться как бы не пытались. Линор, пожалуйста, посмотри на небо.

Но именно от этих слов внутри девушки заклокотал страх. Ей было до невозможности боязно смотреть в зеркало, а небо было самым большим зеркалом на свете. Нет. Она не должна слушать все это, не должна быть здесь. Город ждет ее.

— Оставь меня. — Едва слышно ответила она, ощущая как выдавленные из себя слова подобно терну режут ее горло. — Оставь меня в покое.

Повернувшись в сторону, Линор быстро зашагала прочь, разбрасывая своими резкими шагами полог павшей листвы и беспокоя все растущие лужи. Она была взволнованна и раздражена, ведь все ее естество уже очень давно старалось избегать любых даже самых незначительных дум и эмоций. Ее переживания и тревоги были сокрыты за лакуной тумана, а чужие речи грозились развеять эту зыбкую преграду. Расковырять призрачную скорлупу, в теснине которой были спешно упрятаны все остатки ее подлинной жизни.

Но этот самый пыл что она жаждала сокрыть и оставить где-то очень далеко все-таки сумел выбраться наружу и пролиться. После встречи с незнакомцем ее сердце принялось биться словно иначе, а каждый вздох был таким необычным, будто она сызнова училась дышать. Ее глаза теперь видели намного больше нежели чем прежде и пересчитывая копья, проставляя печати и принимая доспехи она часто поднимала взгляд на людей, которые, казалось бы, должны были быть ей знакомы. Но все лица солдат, кузнецов и канцелярских служащих были совершенно чужими. Их глаза были отчужденными и безжизненными, а за их спинами то и дело проскальзывали клоки полупрозрачного серого марева. Впервые за столько времени Линор почувствовала себя настолько потерянной. Может быть с ней что-то не так? Может быть она сходит с ума?

Держа в руках стопку с дневными отчетами, девушка привычно двигалась по затопленным улицам и курганам потускневших листьев. Чем ближе она подбиралась к сакральному сердцу города в виде чернокаменного замка, тем сильней на нее извергался дождь. Ее прекрасные светлые волосы спутались и взмокли, а исконный блеск брони затерялся в разводах и слякоти.

Сегодня она была преисполнена решимости добраться до самого конца. Встретить наконец князя, чьи черты лица погрязли в безжизненной топи забытья также, как и все остальные. Но невзирая на всю непреклонность что сияла в ее сердце, перед темнеющими очертаниями замка она походила на тлеющий уголек. Это гиблое пламя не способно было озарить ей путь в монструозной цитадели, ибо стены ее были скроены из густого мрака безлунных ночей и растекающихся чернил.

Линор остановилась у ворот, своим новым взглядом осматривая замерших подле входа гвардейцев, что были с ног до головы заперты в саркофаг ужасающих лат. Эти, совсем не походили на людей, являясь скорей торопливым небрежным росчерком в этом пугающем нарисованном мире. Она попросту не знала, что должно произойти дальше, но рокот, который был подобен громовому раскату дал ответы на все вопросы. Створки ворот с раскатистым дребезжанием сдвинулись, осыпая на мостик пыль и песок. Впереди зияла лишь беспредельная темень, будто все окна бойницы что были в замке заперли, заколотили и завалили камнями как во время самых страшных чумных эпидемий. Но отступать назад не было никакого толка и смысла, поэтому девушка нерешительно ступила вперед, теряясь в густой затхлой черноте.

Здесь внутри было настолько тихо, что даже стук дождевых капель смолкал под величием пространства, всецело уступая звенящему беззвучию. Каждый новый шаг по сумрачным сводам давался все тяжелей. Разум Линор не способен был выдержать такого натиска, и ее восприятие будто раскалывалось. На месте неоглядной тьмы уже возникал ее следующий день. Она отчетливо видела свою тесную комнатушку, видела то, как машинально заставляет себя подняться и как облачается в сверкающую броню. Город нуждается в ней, и краски увиденного наваждения постепенно становились явью, оставляя все происходящее сейчас где-то позади, среди смолкших сует уже минувшего дня.

Нет.

Она должна продержаться.

Еще немного, еще совсем чуть-чуть. Впереди уже виднелся тусклый блик света.

С трудом пробираясь вперед Линор отчаянно кричит чтобы отогнать досаждающие образы, и вот, заветный свет что виднелся вдали оказался от нее в нескольких шагах. Стиснув зубы, она замирает, жадно вглядываясь в представшие перед ней очертания. Она видит чернеющий профиль князя, увенчанный короной, а перед ним, находилось нечто непонятное и громадное, чьи очертания почему-то не складывались хоть во что-то подлежащее опознанию. Облик правителя на удивление оказался знакомым девушке, и осознание этого факта заставило все в ее разуме смолкнуть. Навязчивые образы вдруг покорно стихли, притаившись где-то по углам.

— Я души в нем не чаю. — Произнес князь, не поворачиваясь в сторону девушки. Скорей всего, он даже не замечал ее, полностью погруженный в созерцание того, что находилось перед ним. Его благородное вытянутое лицо было заполнено седой растительностью, а старые глаза полнились слезами. Кажется, что он скорбел. Причем делал это очень долго, ибо изначальное безотрадное горе сменилось тихим безжизненным трауром. — Мой единственный оставшийся сын.

Линор недвижимо стояла у самого края островка света, что был порожден дрожащим светом масляной лампы. Ее пламя едва лишь разгоняло здешний мрак, и присмотревшись, девушка увидела, как в округе витает серая дымка морока. Он был везде. Она дышла им все это время. Вбирала в себя этот ужасный тлен.

— Почему?! — Чуть ли не завопила она, боясь вновь потонуть в подстерегающем ее беспамятстве. Ее голос, что она даже не способна была узнать громогласным эхом разнёсся всем просторным залам замка. — Почему все это происходит с нами?! Почему наш город будто мертв?!

Но никакого ответа не последовало. Князь продолжал что-то монотонно бубнить, повторяя одни и те же слова про своего единственного сына. Вот только вовсе не этого ждала Линор. Стиснув зубы, она рванула к владыке города, и мертвые глаза ее вспыхнули яростью. Она хваталась за княжеский камзол, с ненавистью трясла немощное тело в надежде на то, что старик хоть что-то ответит ей. Но уста его лишь тихо что-то шептали, а потускневшие впалые глаза недвижимо смотрели перед собой. Неужели этот человек когда-то посвящал ее в защитники города? Когда это было? Когда? Почему тот день предстает в памяти так будто он был лишь позабытым сновидением?

Звук. Странный звук принялся заполнять собой залы замка. Что-то похожее на тихий протяжный крик с каждой секундой становящийся все громче. То, что исторгало его было совсем близко, и отвлекшись от князя Линор обернулась. Она бросила взгляд на ту бесформенную груду чего-то непонятного на которую все это время неотрывно взирал старик. Это она кричала. Это она издавала этот душераздирающий вопль, что с каждым мигом становился все громче и громче, заставляя все внутри сжиматься от трепета.

Линор испуганно отпрянула назад, принявшись судорожно разглядывать странное порождение. Оно было живым и представляло собой кое-как обтянутое кожей уродливое нагромождение плоти, походящее на гигантскую бледную личинку в несколько раз больше человека. Потрясенная девушка пыталась отыскать рот из которого доносится этот чудовищный раскатистый вой, и с кошмаром обнаружила часть торчащего сбоку человеческого торса. Единственная атрофированная рука бессильно болталась в воздухе, а чуть выше от нее расположилась голова.

И это лицо, что увидела Линор, было куда знакомей безотрадного лика князя. Оно буквально отпечаталось в ее памяти нескрываемой отметиной раскаленного клейма. Голова омерзительного существа с дрожью приподнялась, а из его рта с новой порывистой мощью вырвался нечеловеческий вой. Казалось, что от его силы стены чернокаменного замка задребезжали, ибо крик был настолько неумолим и настолько пронзителен, что неистово терзал саму душу.

Из глаз Линор вырвались слезы. Она обессилено рухнула на колени, а руки ее сомкнулись на лице, на котором будто вспыхнули раскаленные борозды. Она хотела заткнуть себе уши, прикрыть ладонями глаза, но ничего из этого не помогало спрятаться от чудовищного вопля. Вой пробирал до самых костей, и девушка упала на запыленный пол, прижала к себе колени точно маленький ребенок и закричала сама. Ее будто резали ножами, заживо сдирали с нее кожу. Она безостановочно извивалась и корчилась, с одним лишь желанием того, чтобы все это наконец закончилось. Чтобы день оборвался, подошел к концу, раскололся на тысячу бессмысленных осколков и устремился в безликую неизвестность. Так ведь было всегда. Почему сейчас этого не происходит? Почему?

Но тени коим под силу было унести ее в дождливое завтра безмолвствовали и бездействовали. Вместо смазанных образов завтрашнего дня, теряющая себя Линор видела перед собой нечто совершенно далекое. Нечто, что произошло будто целую вечность назад. Она видела ослепительный свет лживого солнца, прогнавшего из замковых сводов все тени. Видела то, как она в слезах ползет среди залитых золотистыми лучами величественных коридоров, а все вокруг пренебрежительно отворачиваются от нее словно от ничтожной прокаженной. Ее прекрасные одеяния были разорваны и запачканы грязью, а кровь, смешавшись со слезами стекала по ее прекрасным щекам. Она попадала в глаза, от чего все вокруг становилось расплывчатым и неузнаваемым. Лица придворных терялись среди багровых пятен, и люди, что были ей дороги, становились похожими на небрежный, спешно оставленный угольком росчерк.

— Прости нас, Линор. — Произнес тогда до боли знакомый голос. Линор обернулась чтобы посмотреть на его владельца, но ее прекрасные голубые глаза были полностью залиты кровью точно застывшим багровым воском. Она не видела ничего кроме темнеющих клякс, заполнивших весь ее мир. Протянув руку, она надеялась заполучить хотя бы вкрадчивое прикосновение, но вместо этого ее пальцы коснулись только лишь неосязаемой пустоты.

Она осталась совершенно одна.

 

III

Линор. Глупая стражница, не способная приспосабливаться. Нам под силу было низвергнуть бога. Втоптать его в землю и позабыть его нелепое имя. Неужели ты думаешь, что ты остановишь нас? Неужели ты думаешь, что остановишь меня? Теперь я живой бог. В пламени его тлеющих крыльев я обратился в солнце. Я вершу судьбы и решаю кому жить, а кому умереть.

И я не боюсь тебя. Я не боюсь тебя. Я не боюсь тебя!

Открывай глаза, девчонка. Как бы ты себя не обманывала, твой мир принадлежит мне.

Дождь все шел.

Линор с силой сжала свои руки, медленно поднявшись и сев на край кровати. Отгоняя от себя всяческие мысли, она подобралась к столу, насильно запихала в себя остатки какой-то сгнившей еды, после чего сдернула со стойки свои доспехи.

Неровной поступью девушка спустилась вниз по скрипучей лестнице и привычно замерла напротив массивной двери. Несколько секунд она беспокойно вслушивалась в нарастающий стук дождя, доносящийся с улицы, стараясь понять, чего она хочет. Казалось, что больше ничто не сдерживало ее от того, чтобы посмотреть в зеркало, но она почему-то не решалась. Уже повернувшись в сторону запятнанной глади, она держала глаза опущенными вниз, не находя в себе столь странной, но столь необходимой решимости чтобы взглянуть в свое отражение.

Не сегодня.

Но когда… если не сегодня?

Линор с грохотом двери вырвалась в промозглую наружность, обнаруживая что все вокруг переменилось. На улице почему-то властвовала вечерняя темень, а оранжевых листьев повсюду стало так много, что они образовывали настоящие холмы укрывающие вымощенные камнем городские дороги. Те, что не достигали земли замирали на крышах, погребая крошечные людские домики под нескончаемой шуршащей толщей. Без надзора, город терял свой исконный образ.

Человек с знакомым голосом все еще стоял напротив ее дома. Все еще смотрел на небо, силясь различить среди беззвездной темени хоть что-то.

— Теперь нет даже созвездий. — Произнес юноша, не поворачиваясь лицом. — Они и так были мертвы, но их остаточный блеск оставлял хоть какую-то иллюзия того, что мы под чьим-то присмотром. Теперь же, мы остались одни. Взрослые. Предоставленные сами себе, как и всегда хотели. Хочешь взяться за руки и покружиться, Линор?

Но девушка не знала, что ответить. Она бы могла рассказать про то, что видела вчера в замке, но прекрасно осознавала, что в этом не было никакого смысла. Она могла рассчитывать только лишь на себя.

— Ты говорила, что люди обладающие эмпатией и состраданием обречены. — Продолжил человек. — Ты говорила, что, если они не научаться отворачиваться, исход для них лежит в омуте кромешного безумия или на дне уличного колодца. Ты ведь… так и не научилась отворачиваться, Линор?

— Ты предал меня. — Наконец заставила себя сказать Линор. — Я видела это вчера. Видела будто во сне. Но сон этот был куда реальней чем все то, что окружает меня сейчас. Я уверена, что это было по-настоящему. Когда все еще не стало таким странным. Ты оставил меня одну. Также, как и все. Как и все люди.

Но незнакомец вдруг смолк, предоставляя вою ветра и звуку нарастающего ливня ненадолго заполнить тишину.

— Никто и никогда не любил тебя, Линор. Ты сама себе сплела этот лживый мир полный иллюзий. Почему мы должны были поверить в него? Потому что в детстве твоя тупая голова породила мысль о том, что ты сказочный герой?

Но больше слов не требовалось. В разуме Линор будто все встало на свои места. Картинка сложилась в единое целое, но сил чтобы оглядеть ее всю было недостаточно. Ей нужно было больше света.

Она медленно вытащила из ножен свой меч и сжав рукоять со всей своей ненавистью совершила безжалостный взмах. Черная кровь брызнула во все стороны, окропляя собой осенние листья, сияющую броню и спешно растворяясь в стремительных дождевых ручьях. Пораженный ударом человек мгновенно рухнул на землю, но его слишком знакомый голос продолжал издевательски звучать в голове Линор.

— Вся правда в том, что ты еще большее зло чем все мы. — Твердил он. —Ты человечнее всех нас.

Но девушка уже было все равно. Одним усилием воли она заставила его навеки смолкнуть, после чего склонилась над бездыханным телом и перевернула его на спину. Ей было плевать на то, кем он был, ей было все равно как его зовут, поэтому она даже не бросила на его лицо самого поверхностного взгляда. Все что она сделала это вспорола лезвием своего меча чужую грудь и достала оттуда еще дрожащее сердце. Оно было будто омыто вязкой чернильной смолью, но Линор это не смущало. Сжав его в своей руке, она поднялась на ноги и направилась в сторону возвышающегося над всем городом чудовищного замка.

Улицы ее родного города были абсолютно пусты и безлюдны. И только лишь листья кружили вокруг в своем последнем танце. Только лишь злой ветер заставлял дребезжать оконные стекла и стучать дворовые вывески.

Вместе с ливнем с неба сыпалось что-то еще. Что-то твердое, что при падении отскакивало от вымощенных булыжником улочек и расплескивало превращающиеся в реки лужи. Сверху, из незримых туч на землю извергался дождь из человеческих зубов.

Мир Линор трещал по швам.

Чем ближе титулованная стражница приближалась к чернокаменного замку, тем сильней ощущалось присутствие туманного морока. Высящаяся перед ней княжеская твердыня содрогалась точно живая, будто за слоем стен скрывалось что-то исполинское и дышащее. Но в тот миг, безукоризненную решимость Линор ничто не способно было поколебать. Она уверенными шагами двигалась к громадным воротам возле которых уже не хранили бренный дозор безликие стражи, а затем, шла по беспросветному лабиринту замка, сжимая в руках вырванное из человеческой груди черное сердце. Его темный свет был подобен самому яркому путеводному факелу, и в тот день, тьма разгоняла тьму. Линор видела все, и больше никакой морок не способен был остановить ее. Никакие сомнения, никакие страхи, никакие ложные обещания не могли задержать ее.

Стены замка все еще содрогались, и местами, среди трещин и осыпавшейся кладки можно было увидеть находившуюся за камнем бледную кожу. То создание, на которое неотрывно взирал князь было куда больше нежели чем можно было вообразить и окинуть смертным взором.

В конечном итоге, миновав череду коридоров и окутанных серой дымкой лестниц Линор достигает костницы. Самого далекого и глубокого места в крепости, где в лучшую пору она в одиночестве проводила большую часть своего свободного времени, размышляя и думая над самыми разными вещами. Она часто сидела на краю непомерно большого бездонного колодца, взирая на увековеченные на нем барельефы что берегли известную каждому историю. Их очертания рассказывали о том судьбоносном дне, когда человек убил бога. Когда великий герой низвергнул белокрылого ворона, забрал его душу и вверил человеческому городу свободу.

Но неужели все это было правдой?

Сейчас, в этом забытом всеми месте было особо сумрачно и холодно. Своды пустынного зала стали средоточием дурманящего тумана. Здесь он порождался и именно отсюда распространялся по всем улицам города. Линор с силой сжала чернильной сердце чтобы разогнать тьму и серость, но даже оно уже не способно было помочь. Морок валил из огромного круглого колодца как из гигантской печной трубы, превращая всю реальность вокруг в один бесконечный повторяющийся кошмар. Эта мгла не затуманивала мир — она разъедала его и безжалостно перекраивала исконную канву на свой лад.

Линор сделала шаг в сторону колодца, ступив в всепоглощающую серую завесу. От нее веяло чудовищной пугающей пустотой, но одновременно с этим она способна была подарить сладкое забытье. Нужно было только лишь укутаться в нее словно в одеяло, и все страхи уйдут.

Вот, Линор видит перед собой вкрадчивый блеск — из клубов дыма проступило что-то серебристое, и девушка практически мгновенно поняла, что это было. В нескольких метрах от нее возникло запятнанное зеркало, которого она так долго сторонилась. Настал момент чтобы взглянуть в его отражение. Позволить этому циклу совершить еще один виток.

Конечности Линор сковало, а внутри нее все сжалось. Она с трудом заставила себя шагнуть вперед, с усилием протянула перед собой руки и едва ли сумела ухватиться пальцами за холодноватое обрамление. Ее серый взгляд поднялся на собственное отражение, и в его уродливых чертах она наконец увидела единственного виновника всего этого беспредельного кошмара. Она увидела себя.

Ее некогда прекрасное лицо было изуверски исполосовано беспорядочными линиями глубоких шрамов, а в мертвых глазах таилась злополучная суть безжизненного и бесцветного мора. Линор наконец осмелилась посмотреть на себя, и всецело повинующийся ей серый туман принялся покорно обращать ее в пыль. Развеивать на крошечные песчинки и спешно уносить на незримых ветрах в очередной завтрашний день. В день, где не будет боли и отчаяния. Где не будет разбитых грез и обескровленных надежд.

Но, прежде чем в очередной раз исчезнуть, Линор еще несколько мгновений видела перед собой тот солнечный день, когда все отвернулись от нее. Тот солнечный день, когда она, заливаясь слезами и кровью ползла по замковым коридорам, а в отвергнутых руках ее таился невероятный свет самых невиданных звезд. Она наощупь пыталась добраться до костницы, ведь именно туда, на самое дно колодца сын князя сбросил останки несправедливо убиенного бога.

Она вернет ему его душу, и тогда…

 

IV

ДЕВОЧКА.

ЗАЧЕМ?

Я ЧУВСТВУЮ ТВОЮ БОЛЬ.

Я ЧУВСТВУЮ ТВОЕ ГОРЕ.

НО НЕУЖЕЛИ ЦЕНА ОПРАВДАНА?

ЧТО ЖЕ.

ЗАКРОЙ ГЛАЗА.

ИДИ.

ТЫ САМА ХОТЕЛА ЭТОГО.

Линор еще долго видела то, как облезлые полуразложившиеся крылья перекраивали небосвод на свой лад, оставляя на безоблачном голубом полотне ширящиеся черные шлейфы. Она видела, как из тлеющих перьев зарождался серый морок, и то, как вся вокруг теряло постоянство и грубую форму, принимаясь медленно перевоплощаться в беспробудный сон. Она даже видела, как сын князя издевался над ней, отравляя ее мир и безвозвратно уродуя прекрасное лицо. Все это она видела и переживала вновь и вновь, но на этот раз, все эти вещи были слишком далеки и блеклы чтобы причинить ей хоть какую-то боль.

Девушка, как и всегда поднялась с кровати, готовая к новому дню. Красовавшаяся на стойке броня капитана княжеской стражи привычно поблескивала в центре комнаты, ожидая, когда Линор облачиться в нее. Кошмар нуждался в ней, а она нуждалась в кошмаре. Белокрылый бог предупреждал что обезображенному и выдранному из реальности городу навеки вечные понадобится свой тюремщик.

Стражница все еще избегала отражений, но делала она это скорей по старой привычке. Она старалась не смотреть слишком долго в размытые лица безымянных людей, но зато всегда сосредотачивала взор на серой дымке что кружила за их спинами. Она не хотела вновь забыться и потеряться, посему ей нужно было небольшое напоминание о том, кем она является.

Иногда, минуя дюжину тесных улочек и беспорядочную груду баррикад Линор подходила к недостижимой черте города. Здесь, истлевали и обрывались все ветвистые тропы, ибо за выверенным рубежом не было абсолютно ничего кроме завесы неоглядной бездны. Зрелище столь беспредельной и неосознаваемой пустоты вдохновляло своей невозможностью, но вместе с этим вызвало в разбитой душе невыразимое чувство безотрадного одиночества. Здесь пахло потусторонним холодом и обреченностью, а любые стремления утопали в кромешном бесцветии. Неужели все смыслы рано или поздно бесследно сгинут в этой пропасти мироздания? Неужели все мечты что подобны перелетным птицам обречены обессиленно затеряться в этом безветренном и бессмысленном краю сотворенным из посмертной тьмы?

Нет.

Ибо все наши птицы уже давно мертвы. Их глаза подобны зеркальной глади, в которую никогда не захочется взглянуть, а сжавшиеся в предсмертной конвульсии лапки хранят в себе отпечаток невыразимо ничем отчаяния. Мечты — это клетки, ибо клетки это все что у нас осталось. Мечты — это целый курган из разбитых, проржавевших и искореженных клеток, за прутьями которых не узреть ничего кроме мертвого омута беззвездного неба.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 4,60 из 5)
Загрузка...