Камень Груны

Аннотация (возможен спойлер):

Там, где под четырьмя солнцами растут травы, излечивающие любовью, где вальхта́рги впадают в ярость от солнца по имени Багрянец, где живут ви́кши наделенные даром останавливать время, миром владеют неписанные законы, которые следует знать и соблюдать, чтобы не стать мертвой душой, не принятой предками, и блуждать вечно среди безжизненных скал.

[свернуть]

 

- Просыпайся, выродыш гие́рбы1! – прогремел над Янком старческий голос Сарги. Тычок посоха в бок прогнал остатки сна. - Заря Синеворо́та2 уж теплится! Если ты опоздаешь к цвету лао́нды3, отдам тебя червям-хутчи4. Пусть выжрут тебе мозг, он все-равно никчемный!

Янк увернулся от второго удара, прополз на коленках, поднялся и забегал по дому, собирая в дорогу заплечный мешок. Сейчас лучше молчать, не ярить старуху, а то поколотит так, что встать не сможет. Обернул тряпкой глиняный горшок с водой, сорвал с веревки еще сырые полотняные мешки, завернул в них несколько остро наточенных ножей. Протянул руку за жмыховой лепешкой на столе, и тут же получил посохом так, что рука онемела.

- Возьмешь, когда принесешь лаонду!

Янк, вжав голову в плечи, метнулся к двери, и во-время - тяжелая палка с грохотом опустилась на стол, где он только что стоял.

- Не забудь листы вулбы5!

- На месте нарежу, - буркнул в ответ Янк и выбежал из хижины.

Он припустил по тропинке между старыми ореховыми деревьями, и вскоре выскочил на поляну. С нее открывался вид на лес до самого горизонта. Янк помял ноющую руку, глянул на небо – О́гнец6 висел низко над землей, знаменуя близкую Жи́твицу7. Багрянец8 стоял в зените, окрашивая бурым легкую небесную дымку. Заря Синеворота едва притемнила небо фиолетовым – Сарга опять разбудила раньше времени, не дала поспать!

Янк выдохнул и перешел на шаг. Живот с голодухи свело. В последнее время старуха будто помешалась – совсем хлеба не давала. Янк только и спасался, что охотой, да и то, когда она в город уходила. Работы не меньше, пока ее нет, но хотя бы старая злыдня не следит за каждым шагом, и можно поставить силки на белку, или дорфу9 подбить. А так давно бы с голоду помер. А есть хотелось всегда. Очень. Он ведь рос. Одиннадцатую Рожде́нницу10 отпраздновали. Старуха расщедрилась, принесла из города ягоды эфа́нты в глазури. Кислую ягоду с куста невозможно есть, но в сладкой, тающей во рту, корочке – ничего вкусней Янк еще не ел.

Себе Сарга принесла, как обычно, бутылку брожи11. Бережет ее, прячет от него. Боится, что выпьет. А он точно это пить не будет. Хватает видеть, что с ней после одного кубка происходит, чтобы никогда в жизни не захотеть это пить.

Он остановился у орехового дерева. Плоды еще не зрелые, но голод сильней. Поставил мешок у ствола, вскарабкался на макушку, нарвал зеленых орех. Устроился между ветвей, разорвал зубами зеленую, еще мягкую, шкуру.

Иногда, когда старая Сарга выпивала, ему удавалось поймать момент, когда неизменная злоба ее отпускала, а брожь не успевала отравить разум.

- А́́́тта12, как ты управляешь камнем?

- Ты такой же дурень, как твой отец! Нельзя управлять камнем. В нем такая мощь, что ты по сравнению с ней пыль. Он насыщен жизнями и разумом многих сильных людей. Твоя матерь умерла, чтобы вложить в него свою силу.

- А́тта, но он охраняет нас. От вальхтаргов13, от злых людей, от ви́кши. Что ты делаешь, чтобы он защищал?

- Узнаешь, когда придет время. Пока что ты слишком слаб и глуп. Сколько раз тебе говорить – викши нам не враг!

- Но и не друг?

- И не друг. С любой тварью, которая дышит, нужно держать ухо востро.

- Как у тебя? – он тут же ощутил нестерпимую боль – старуха вцепилась в его ухо острыми ногтями и потянула вверх.

- Ах ты мелкая дрянь! И как только моя дочь родила такое ничтожество?! Впрочем, чего было ждать. Отец твой – отребье! Испортил девку. Послушай она меня, жила бы и сейчас. А я теперь возись с тобой, отродьем!

А уши у нее и вправду были острые на концах, торчали вверх, даже из-под копны седых волос. У Янка другие - лишь слегка вытянутые. Как-то старуха говорила, что викши были ее предками. Но Янк не верил. Старуха – она старуха и есть. Какие у нее могли быть предки? Тем более викши!

Забываясь, она все чаще разговаривала со своей дочерью, - то ли грезилась ей его матерь, то ли от скуки. Недавно он услышал злобное ворчание старухи:

- Как доверить ему камень, Груна? Мои кости быстрей сгниют, чем он освоит хоть толику знания. Видать, ты взяла всю силу будущего потомства на три поколения вперед. Мелочный гадёныш твой сын. Отброс. Хоть бы Гойт-животворящий14 забрал меня скорей. Поговорить бы с тобой напоследок, большего и не желаю.

Когда выпитая брожь входила в силу, Сарга зверела. Садилась на пол, и, закатив раскосые глаза так, что на Янка таращились одни белки, кричала гортанным голосом непонятные слова. Как бы он не старался спрятаться, она следила за ним, тыкала в него грязным пальцем, трясла седыми паклями и, брызгая слюной, выплевывала неразборчивые фразы. Это было страшней, чем когда она колотила его посохом. На него нападал столбняк, руки и ноги наливались тяжестью, голова гудела, сердце отрывалось и шмякалось в грудине, пытаясь найти проход и выскочить наружу. Он, как пригвожденный, смотрел в бельма Саргиных глаз, хотя одно им владело - бежать. Но бежать он не мог. Нельзя!

Потом она волочилась к нему на слабых дрожащих руках, подтягивая за собой онемевшие ноги, тянулась скрюченными пальцами с грязными длинными ногтями, скалила почерневшие от времени клыки. Он отползал к выходу и сидел в проходе, не смея выйти наружу. Потому что тогда бы умер. По словам Сарги, так работала защита камня. Однажды он выбежал из хижины, когда она вот также напилась брожи и разошлась сильней обычного. Не добежал до конца лужайки – упал и уснул, и проспал весь Не́жен-ясень15. Старуха насилу разбудила. Он бродил во сне в зеленой туманной дымке среди скал. Призрачные души умерших людей, которых не приняли предки, трогали его холодными руками, хотели обнять.

Сарга потом сказала, что случись это в Ара́тов-ясень16, то Янк нипочем не вернулся бы, стал бы сам такой же мертвой душой. Так что ему тогда повезло. Но больше он никогда не выходил из хижины в такие дни, чаще всего пережидал на пороге. Решил, что если станет совсем плохо – уйдет, не смотря на страх остаться мертвецом. Ждал, пока действие брожи не отпустит разум Сарги, и она не заснет глубоким сном.

 

Обманув голод орехами, Янк пошел дальше. Сегодня он успеет к раскрытию цветка лаонды. Это в прошлый Гойтов-ясень17 Сарга отлупила его за опоздание к цвету. Его терзала тогда боль и обида: не объяснила толком, когда и что собирать. Пока услышал лаонду, время ушло, и опоздал – цветок выпустил нектар мельчайшими капельками. Янк все-равно срезал. Думал, старуха не заметит. Но она заметила и отбила посохом желание обманывать на будущее.

Камень. Сейчас можно о нем думать не таясь. С тех пор, как он случайно подслушал Саргу, все время думал о нем. Я́хамд18! Огненно-оранжевая пирамида, с четырьмя гранями, по которым слезой плакало каждое из солнц, стекаясь в перевернутую вершину. Лишь раз ему удалось увидеть его, Сарга прятала в тряпице на шее. Жаль, что матерь умерла, она бы рассказала подробней. Получается, что камень то его, Янка, по-настоящему! А старая карга забрала себе и пользуется им не по праву.

Про «право» Янк тоже от старухи слышал. Она часто повторяла, что люди «не по праву» живут в городе и используют родники, «не по праву» убивают животных в лесу, пашут землю и плавят хало́нто19. То есть берут и пользуются тем, что не имеют. А сама-то! Забрала камень!

Ему бы только прикоснуться к нему. Хоть на мгновенье. Он обязательно услышал бы, что тот говорит. Может, не сразу, но со временем. Как с санти́рой20.

Эта невзрачная с виду трава плакала на восходе Синеворота, и он знает отчего: она сильно привязана к синему солнцу, его лучам. И каждый раз, когда оно заходит, ей кажется, что это навсегда, и она умирает. Но, с восходом синего солнца, сантира оживает и плачет от счастья. Именно в этот момент, когда она полна безумного наслаждения, ее и нужно рвать. Она даже не заметит. В этот миг она наполнена такой любовью, что исцеляет. Никто об этом не знает. Даже старая Сарга. А он, Янк, знает! И никогда не скажет ей.

Так и с камнем. Он обязательно услышал бы его. Сарга даже не понимает, какую драгоценность носит, хоть и говорит странно, что у камня собственный разум. А он, Янк, чувствовал его даже на расстоянии. Камень притягивал, манил. Шептал о силе, которая заключена в нем. Ласковой. И если верить Сарге, то камень носил тепло его матери, которую он не помнил. Тепло, которое принадлежало ему по праву.

 

До лаонды он добрался во-время – Синеворот озарял верхушки деревьев сизыми лучами еще не вставшего солнца. У него есть время. Неподалеку от поляны рос куст вулбы с плотными кожистыми листьями, размером с него, который он подметил еще в прошлый раз и срезал несколько широких пористых листов. Вулба за это время нарастила еще, больше прежних. Листы повисали от собственной тяжести, наполненные соком, который готовы были отдать – сумей только взять.

Янк крепко замотал основание листа веревкой и начал быстро пилить ножом толстый одревесневший черешок – нельзя потерять драгоценные капли. Забыл замотать тряпкой нос и рот, и вскоре почувствовал горький привкус, в носу защипало. Вулба защищалась. Отпилив один лист, он примотал получше место среза, вытер рукавом заслезившиеся глаза и принялся за другой. Трех листов будет достаточно.

Листья колыхались и шумели над макушкой, голова слегка кружилась от слабого яда вулбы, и он не сразу понял, что не один на поляне. От явного шороха он напрягся, превратившись в слух – нельзя прерывать работу, не закончив, иначе лист будет испорчен. А что могло быть хуже? Сквозь шелест листов различалось характерное верещание – белки! Эти маленькие проворные зверьки, живущие на деревьях, могли спуститься только за одним – за листом вулбы, который лежал готовенький неподалеку. Ну уж нет! Он не успеет тогда до восхода напилить три листа. А два мало. Сарга шкуру с него спустит!

Он перетянул веревкой по отпиленному наполовину черенку и резко поднялся. Довольно многочисленная пестрая компания брызнула в стороны, и расселась на деревьях, громко вереща и повизгивая, уставилась на него множеством блестящих глаз.

Он аккуратно за черешок подтянул лист вулбы ближе, в два прыжка добрался до молодого орехового дерева, вызвав этим испуганное движение в листве, обломал ветку, и бегом вернулся к вулбе. Его отлучка не прошла даром: сок вытекал крупными каплями. Янк яростно продолжил пилить черешок, не забывая про белок.

Придется дать вулбе воды, которой итак немного. Вспомнил, где источник – можно добежать, но это время. А промедление при срезанной лаонде смерти подобно. Смерти от посоха Сарги.

Ладно. Сейчас третий лист.

Белки осмелели, спустились с деревьев и замелькали рыжими лбами среди травы. Янк пилил ножом твердый черешок, подпуская их ближе, пока не услышал шорох совсем рядом. Тогда подскочил и с громким криком замахал над головой сорванной веткой. Красно-рыжая мелюзга кинулась в рассыпную, оглашая поляну громким визгом. А Янк уже бросил палку и пилил дальше. В этот раз он успел как раз во-время. Когда верхушка диска Синеворота ослепительно сверкнула сквозь ветви деревьев, он повернулся к ней задом (иначе глаза слепило) и быстро подрезал кожистые листья лаонды. Брал только такие, что входили в ладонь, ни больше, ни меньше. Набрав охапку, положил в центр лопуха вулбы и щедро сбрызнул водой. Осторожно завернул.

Магия этого процесса всегда завораживала. При прикосновении к внутренней пористой стороне лист словно оживал и становился жидким, но при этом не терял формы. Он обнимал, скорее обтекал собой то, что в него положили, так плотно, что невозможно было проникнуть внутрь ни воздуху, ни тем более мелкими жукам. Вода играла важную роль – без нее Вулба не отдаст лаонде влагу листьев, не отдаст жизнь. Надо успеть вернуться до того, как листы завянут.

Поэтому Янк торопился, время от времени продолжая вскакивать и махать веткой, пока не заполнил все три листа. Последним использовал пострадавший второй лист. Он ослабел и обнял лаонду не так крепко, как остальные. Для него Янк оставил побольше воды, щедро смочив листья и изнутри и сверху.

Три кулька заняли весь заплечный мешок, Янк взвалил его на плечи – тяжко, не разбежишься. Взял в руки ветвь и двинулся в обратный путь. Белки двинулись за ним, мелькая пушистыми хвостами между ветвей.

- Карбара́з вас раздери! – ругнулся Янк.

Теперь настырная мелочь будет преследовать его всю дорогу. Не удивительно – вулба защищается только когда режешь ей черешок, да и на кусту она ничего особенного. Зато отделенный лист – такое лакомство, которое редко встретишь во всем лесу – нежные листья, наполненные душистым желейным соком. Белки на ее аромат сбегаются со всей округи, и скоро их будет тьма. А много, пусть даже маленьких, белок способны причинить вред, и непоправимый. Драгоценную ношу надо доставить целой и нетронутой.

Он сглотнул набежавшую слюну, резко вскрикнул и помахал веткой. Белки заверещали, зашуршали листвой, поднимаясь выше по ветвям. То-то же! Янк поправил мешок и двинулся быстрей. Скоро они перестанут так сильно пугаться и разбегаться, и круг сузится. Надо торопиться.

Голод, забитый орехами, проснулся с новой силой. Янк наклонился вперед, чтобы мешок не оттягивал, а лег на спину, и зашагал быстрей. Перехватить по дороге даже ягод не получится, так что лучше не думать о еде.

Сарга, скорей всего, уже приготовилась к его приходу – нажгла углей, почистила котел. Расставляет, наверное, крынки с разными травами. Разговаривает с камнем, шепчет ему что-то. Знать бы что. Уговаривает? Просит? А, может, требует? Не-е-ет. С камнем нельзя так. Янк чувствовал, что нельзя. К нему нужен свой подход, особый. Нельзя поддаваться ему, и нельзя заставлять. Нужно быть на равных, признавать его силу, и благодарить за то, что делится ей. Сарга всего этого, конечно, не рассказывала. Но Янк знал, что это так. Ведь это его камень! Когда-нибудь он станет по-настоящему его!

Вдруг Янк почувствовал, как сзади на мешок упало что-то легкое. Он резко скинул мешок на землю и так шлепнул белку, вцепившуюся зубами в торчащую из мешка вулбу, что зверек улетел в кусты.

- Прочь! Отродья гиербы! – закричал он, свистнул и замахал вокруг себя веткой, затопал босыми ногами.

Красно-рыжие шкурки кинулись в рассыпную. «Как много их!» - удивился он.

Зверьки расселись на расстоянии и скалили мелкие зубы, сверкали красными бусинами глаз. «Скоро же заход Огнеца, - вспомнил он, - вот они и злятся!»

Для пущей угрозы Янк побегал вокруг заплечного мешка и помахал веткой. Но белки уже не боялись: сидели себе на высоте и верещали.

Янк собрался уже закинуть мешок на плечи, как вдруг, прямо над ним, в ветвях случился переполох – визг, шум, будто белки дрались друг с другом из-за орехов. Такое частенько случалось, и это смешило его. Он задрал голову, чтобы разглядеть драку, и в этот самый миг, прямо на лицо упало мягкое и острое одновременно, оцарапало щеку и скатилось на мешок. Янк сначала испугался, а потом разглядел маленького, чуть больше ладони птенчика.

Сердце замерло от радости – это удача! Сарга, хоть и не любила птиц, но говорила, что они – самые чистые живые создания из всех живущих. Он осторожно взял птенца – крохотный, видать недавно вылупился. Только глаза открыл, едва покрытый пушком, он разевал довольно крупный клюв и тихо пищал.

Янк отщепнул кусочек вулбы и положил в открытый клюв с торчащим из него розовым языком. Клюв захлопнулся и птенец замолчал. Непередаваемое чувство счастья нахлынуло теплой волной, и решение пришло мгновенно. Он осторожно опустил птенца за пазуху, быстро перевязал пояс, вскинул мешок и бегом помчался к хижине. Откуда только силы взялись!

«Мой птенец! Мой! Спрячу от Сарги, не узнает, пока не подрастет. Будет у меня настоящая, моя птица! Пусть даже это глупая дорфа – все-равно!» – лихорадочно думал Янк, ощущая животом трепещущий теплый комок. И от мысли, что теперь у него есть маленький друг, он забыл про голод, про тяжелый мешок и усталость, про Саргу. Бежал изо всех сил. И когда выбежал к хижине, старуха даже удивилась – ждала его позже.

Янк подбежал к очагу, скинул мешок, достал свертки с лаондой. Торопился. Сарга впилась в него раскосыми глазищами, взгляд ловила. А он старался, раскрывал еще мягкие листы вулбы, опустил глаза, чтобы не выдать себя. Старуха по глазам сразу смекнет, что Янк что-то скрывает.

- Ты успел сегодня? – с подозрением в голосе спросила.

Янк кивнул.

- Белки. Целая стая собралась. Думал – разорвут!

Янк услышал хриплое квохтанье и бросил на Саргу быстрый взгляд. Морщинистое лицо растянулось в стороны, посветлело. Из открытого рта хищно торчали клыки. Сарга смеялась. Это случалось так редко, что Янк опешил. Но спохватился и снова опустил глаза.

- Белки чуть бедного Янка не разорвали! – всхлипнула она.

- Их много было! Я столько еще не видел! – сердито ответил он, разворачивая последний кулек.

- Уа-а-а-аха-ха-ха! – заголосила старуха. Потом резко замолчала. - Там лепешку на столе возьмешь, сокрушитель белок.

Янку того только и надо – поспешил в хижину, пока старуха ничего не заметила.

А она уже склонилась над листьями лаонды, и, казалось, забыла о нем.

 

При виде лепешки, слюна потекла так обильно, что голова закружилась. Голод, старательно загоняемый в дальний угол, вырвался и потребовал удовлетворения. Янк дрожащими руками оторвал от лепешки кусок и поспешно засунул в рот. Жесткий, подсохший хлеб карябал нёбо, но вскоре размяк и наполнил его восхитительным вкусом душистых жмыхчевых зерен.

Неожиданно на животе шевельнулось теплое – а Янк и забыл про него! Он развязал пояс и осторожно достал птенца. Тот открыл глаза и клюв и настойчиво попросил есть. Янк вынул из рта пережеванную в кашу жмыхчевую лепешку и вложил в рот малышу.

Теперь можно не торопиться. Сарга провозится с лаондой долго, Янк все успеет. Он покормил птенца и поел сам.

Однако, оставаться в хижине мальцу нельзя. Старуха, если найдет, убьет его. Янк раздумывал, где спрятать: его надо часто кормить, значит где-то недалеко.

За хижиной, перед диким садом, где он недавно посадил множество молодых черенков яблонь, раскинул колючие куртины кустарник. Вся поляна им поросла. Сарга ругалась, но ходить в ту сторону давно перестала.

А Янк вырезал толстые ветви в самой середине и сделал логово. Хранил в этом, окруженном непроходимыми колючками, месте свои секреты: горстку оставшихся ягод эфанты в глазури, браслет матери, плетеный из стебля жмыхчи, и еще один странный предмет, назначения которого он не понимал: тонкое плоское кольцо из халонто, к которому еще более тонкими полусферами крепились дуги, а к ним черный кожаный шнурок. Что это такое Янк не знал. Но однажды ему пришло на ум, что это кольцо лишь часть чего-то важного. И он хранил его в надежде найти недостающую деталь. Одеть шнурок на шею боялся, Сарга непременно отберет.

Здесь он и поселил своего птенца, устроив ему лежбище из трав и тряпок, прихваченных из хижины. Лег на бок, устроился вокруг гнезда, и кормил разевающего рот питомца до тех пор, пока он не уснул. Радость и нежность наполняла его сердце. Янк наконец-то мог хорошо рассмотреть его: маленькая голова с хохолком и крупным клювом, закрытые сейчас глаза тоже казались большими. Янк обратил внимание на ноги – длинные и массивные по сравнению с телом, с крупными пальцами, пока еще розовыми и маленькими коготками, но Янк уже понимал, что это совсем не дорфа на него свалилась, а какая-то хищная птица.

Торопиться не куда. Сарга теперь до захода Синеворота провозится со снадобьем. Из того количества лаонды, что он принес, получится приличная порция мази для суставов, с которой Сарга отправится в город, а вернется, когда уже Огнец закатится, после Житвицы. За это время птенец окрепнет и научится летать.

От усталости Янк так и заснул, свернувшись калачиком вокруг гнезда.

***

Сарга пришла на исходе Ю́ртова-ясеня21. Появилась на поляне, когда Янк пересыпал подсохшие корни моро́ны22 в ларь под хижиной. Янк обрадовался – со временем одному становилось даже хуже, чем с ней. Подбежал и помог снять заплечный мешок, тяжелый в этот раз. Как она его несла?

- Устала, а́тта?

Она тяжело опустилась на лавку у стены дома и оперлась спиной на бревна.

- Принеси воды.

Янк принес кувшин с водой и сел рядом. Сарга долго пила, проливая воду на поношенное грязное платье.

- Мыться будешь, а́тта?

- Потом, - устало ответила она. – Расскажи сначала, что здесь?

- Собрал жа́кту23 , морону, - мотнул он головой в сторону ларя, - жвырка и это́шта24 на заднем дворе сушатся. Нынче много наросло, пришлось еще две верви натянуть.

- Последние? Хоть и нужны не всегда, но должны быть в запасе.

- Знаю, а́тта. Поэтому я ободрал за́нзу25 и начал новую вервь. Она еще короткая, но если в лес за хворостом идти, хватит.

- Жмыхчи сколько?

- Мало, а́тта. Два мешка. Опять не хватит до нового урожая.

Ухо взорвалось болью – старуха вцепилась в него и потянула на себя, превратившись в злобную ведьму. Притянув вплотную и оскалив клыки, она дыхнула гнилостным запахом рта:

- Должно быть три мешка, выродыш гиербы! Три! Почему два?!

- Я не знаю, - завыл от боли Янк. – Там на десятки саженей поле выедено, колосья пустые. Я оставил, чтобы ты посмотрела.

Сарга отпустила, и Янк схватился за ухо, скуля от боли. Вот за что опять? Он так старался весь Юртов-ясень, запасал урожай от зари до заката Багрянца. Даже сумел изловить онтока26 , сам разделал здоровенную тушу, и навялил мяса – на три ясеня с лихвой.

- Посмотрю. Если увижу, что врешь, не есть тебе хлеба до следующей Житвицы! Принеси мне кубок.

«Опять?!»

- Может не надо, а́тта?

- Иди! – прикрикнула она зло. – Тебя не спросила!

Янк сходил за кубком – отлитым из халонто, на высокой ножке, с забавными завитушками по краю. Только из него Сарга и пила брожь.

В этот раз то ли брожь оказалась не та, то ли Сарга сильно устала с дороги, но, сделав глоток, она замерла. Только открытые глаза, уставившиеся в одну точку, и расширенные зрачки подтверждали, что она жива. Янк долго сидел рядом, ожидая привычного действия брожи. Но старуха не двигалась. Ухо горело огнем, а душа обидой. Подумать только – он ждал ее. Даже решил рассказать про птенца, который оказался редкостной хищной птицей и уже летал. Янк был уверен, что это гейф27. А она ничуть не изменилась! Внезапно он возненавидел ее так, что привычный страх отступил.

Он прошел перед ней, наблюдая за остекленевшими глазами. Ни одна морщина не дрогнула. Он прошел еще раз и еще. Старуха сидела по-прежнему в ступоре. Янк встал напротив на колени так, что ее лицо оказалось напротив. Безумная по своей дерзости идея зародилась в голове и настойчиво пробивалась сквозь страх. Сердце бешено колотилось. Он смотрел в неподвижные черные зрачки и чувствовал, как нарастает неведомая до сих пор отчаянная смелость. Вдруг тонкие губы слегка, с натягом искривились и Сарга заговорила:

- Правильно ты говорила, Груна. Надо было сразу его Лоргу отдать. Может, он сделал бы из него хоть средство пригодное. А сейчас поздно. Что мне делать с ним? Не будет с него толку.

Янк вздрогнул с испугу, присел на пятки, ожидая затрещины. Но она по-прежнему смотрела сквозь него, и лицо застыло. Цедила слова сквозь щель старческих губ, но сама находилась где-то не здесь. Янк снова поднялся на колени и протянул руку. Задержал дыхание и, не сводя глаз с неподвижных зрачков, очень медленно потянул шнурок на ее шее, пока из-за ворота платья не выскользнул подвешенный на нем мешочек из грязной тряпицы. Казалось, глаза напротив смотрели в самое нутро, сердце ухало в груди. Но страх отступил. Пальцами Янк вытолкнул камень из тряпицы, и, когда он холодной тяжестью лег в ладонь, до боли зажал его в кулак.

Еще мгновенье он смотрел в пугающую темноту глаз, осознавая, что только что сделал. Еще не поздно все вернуть, пока она не в себе. Потом даже не заметит. Но ее последние слова «хоть средство пригодное» прожигали насквозь. Как же старая злыдня, должно быть, ненавидит его, раз считает таким ничтожеством. Неужели и матерь его так думала? Он с силой зажмурился от затягивающей темноты старухиных глаз и встал с колен. Сделал шаг в сторону, повернулся и побежал в убежище. Даже если старуха придет в себя, там не достанет. А он пока решит, что делать дальше – ведь теперь у него камень!

 

Я́хамд холодил ладонь. Янк, забыв обо всем, смотрел, как по граням огненной пирамиды текли солнечные струи: синяя, дитя Синеворота, зарождалась у основания мощной каплей и стекала к перевернутой вершине густо. Зеленая, толика Зеленца, сочилась словно изнутри, пробиваясь тонкими ажурными ветвями. Красное, едва касаясь самой грани, спускалось к перевернутой вершине и скапливалось в ней кровавой каплей. Сам камень, пронзительно оранжевый, глубокий, олицетворял Огнец – мощнейшее из всех солнц. Присмотревшись, Янк разглядел на гранях, у самого основания неглубокие зарубки, будто специально сделанные для того, чтобы в них вставить тончайшую пластину. Может это для того, чтобы удобней носить? И вдруг сверкнула догадка. Он достал хранимое в колючих ветвях сокровище – кольцо на кожаном шнуре. И с замиранием сердца вставил в пазы камня едва заметные шипы на кольце. Камень в ответ сверкнул и заискрился.

Мир вокруг Янка померк. Он видел лишь пылающее сокровище, такое желанное, раньше недоступное для взгляда, а теперь такое близкое, осязаемое. Что он чувствовал? Он прислушивался на миг, но тут же мысли уносились в радостную эйфорию: теперь камень его! По-настоящему его!

Он очнулся, когда птенец больно ущипнул его за руку, требуя еды. Янк оглянулся – под пологом леса сгустились бурые сумерки. Синеворот и Зеленец зашли за горизонт, в небе остался лишь Багрянец, мрачно озаряющий небосвод. Сколько времени прошло, а он не заметил! Сердце по привычке сжалось от страха. Но сразу вспомнил - с ним же яхамд! Он защитит. Должен защитить!

Он сжал камень и прислушался – со стороны хижины не доносилось ни звука. Зато в глубине замершего леса раздавался шум. Тревожно.

Багрянец вступал в господство на небесах и на земле. Пока не было Сарги, Янк не отходил далеко от дома. Когда красное солнце оставалось без присмотра, он запирал дверь на засов изнутри до восхода Синеворота. Он слышал вой дарго28, бешенные крики зверей, треск, скрежет. Даже белки собирались стаями в ветвях ореховых деревьев, окружавших хижину, угрожающе ворчали и почти все время дрались. Но все прекратилось, как только пришла Сарга. Камень защищал их от злобы, которая владела сейчас каждым живым существом. Может на версту в округе, а может и больше. И так было всегда. Так что сейчас происходит? Почему пугающий неясный шум приближался из глубины лесов?

Янк ползком выбрался из убежища. Шум слышался отчетливей – кто-то огромный несся сквозь лес, ломая ветки и молодые деревья. Янк оцепенел от страха. Мысли беспорядочно скакали в голове. Он не знал, что делать – бежать? Куда? К Сарге? Тогда она узнает, что он взял камень! Точно убьет за это! Придется отдать. А камень его!

Шум раздавался совсем рядом и неминуемо приближался. Он сжал кулак сильней. Кольцо с болью впилось в ладонь. Он разжал и посмотрел – выступила кровь, а камень вдруг изменил цвет с огненного на кроваво-красный, нагрелся и жег руку. И вдруг Янк успокоился. Неизвестно откуда взялась вера в себя и в камень.

Из кустов выскочил косматый черный зверь, такой огромный, что Янк едва ли смог бы дотянулся до его морды, припал на передние лапы и, открыв чудовищную пасть, взревел так, что Янк содрогнулся всем телом, и лес в ужасе замер. Янк, не чувствуя себя, вытянул в его направлении руку с зажатым камнем. Зверь рысцой двинулся к нему. С клыков капала слюна, глаза светились безумием. Но овладевшее Янком спокойствие будто погрузило его в транс, он со стороны, как во сне, смотрел, как разъяренный зверь рычит, приближается и… проходит мимо в одном шаге, обдав Янка зловонием хищника. Не заметил! Вальхта́рг не заметил его! Камень! Он нашел к нему подход!

Невероятная радость победы затопила горячей волной. Закружилась голова, и даже пальцы засвербило от собственной силы. Его камень! Его по праву! Он всегда это знал!

Еще один сотрясающий рык привел его в чувство. Сарга! Янк бросился к хижине.

Когда он выскочил на поляну, время и Янк разделились на двое. Не в силах двинуться, он наблюдал, как вальхтарг подкидывает тело Сарги, словно плетеную из жмыхчи куклу, движением мощных челюстей перекусывает шею, и ее голова безжизненно повисает, хватает поперек и яростно трясет в стороны, снова и снова втаптывает ее могучими лапами в землю, расшвыривает останки, пока не остается от старухи кровавое месиво. Сознание Янка воспарило над поляной. На мгновенье зажглось безумием бесновавшегося зверя, слилось с ним, стало единым, опьянило всемогущей, сокрушающей силой и ликовало! Затем погасло, погрузилось во мрак.

***

Зеленый туман окружал его давно, так давно, что он смутно помнил предшествующие события. Где он оказался? Снова в том сне, когда пытался убежать от Сарги? Сарга. Он смутно помнил, как вальхтарг разрывал ее. Почему он ничего не чувствует? Когда он жил с ней, чувствовал страх, боль, обиду, злость, иногда радость, как например, от юфанты в глазури, и всегда голод. Как много. Какие сильные чувства! Какие яркие! Когда вальхтарг рвал ее тело, он чувствовал по-другому, не мог найти слова: радостью не назовешь, но и горем тоже. Освобождение, может? Наверное, да. Если бы он больше общался с людьми, например, смог бы точнее понять, что чувствовал, когда умирала Сарга.

Почему он ничего не чувствует сейчас? Он со всей силы ущипнул себя за руку. Слабая боль. Слишком слабая. Ни есть, ни спать, ни пить, ничего не хочется. Такая пустота в нем. Такая же, как это место.

Янк оглянулся – густой туман давал рассмотреть только на пару саженей вокруг, а дальше все терялось во мраке. Ни солнц, ни леса. Одни камни под ногами, белая застывшая лава.

Сарги нет теперь. Кто же разбудит его?

Он встал и побрел вперед. Время от времени из тумана вырастали скалистые стены, он отступал и шел в другом направлении. Неожиданно он обнаруживал себя у края пропасти, и снова сворачивал. Вскоре стало казаться, что он ходит по кругу, бесконечно долго.

Воспоминания о старухе, далекие, просачивались трудно. Он едва помнил ее сморщенное лицо, острый крючковатый нос и желтые глаза, розовевшие под светом Багрянца. «Выродыш гиербы» - называла она его. Но почему? Его матерь, Груна, ее дочь. Она ведь не гиерба.

Он представил свою матерь – откуда только взялось ее лицо? Милое, теплое, она смотрела на него с такой нежностью! В глазах столько любви! Разве так много бывает?! Сердце вдруг защемило от тоски – как бы он хотел жить с ней, а не со старухой! И вдруг жизнь с Саргой яркими всполохами замелькала перед глазами. Зачем старуха? Матерь моя! Я хочу ее видеть! Но Сарга вновь и вновь вставала перед ним то скалясь, то рыча и брызжа слюной в беспамятстве от выпитой брожи.

- Прочь! Ты била меня посохом! – крикнул он в отчаянье, запнулся и покатился с обрыва. Боль! Настоящая, острая боль от ударов о камни! Хорошо, что обрыв не высокий.

Он распластался, не в силах двинуться.

Снова перед ним глаза матери, излучающие нежность. Он почувствовал ее любовь, она наполнила, согрела. Он не мог познать ее там, где жил со старухой. Но он познал ее здесь, в этом безжизненном месте. За что Духи лишили его любви матери? Чем он провинился? Сейчас ради этой любви он готов терпеть какую угодно боль! Даже готов вынести еще одну жизнь с Саргой, лишь бы любовь матери была с ним!

- Матерь Груна! Твоя любовь навсегда в сердце моем! – крикнул он изо всех сил рвавшееся наружу желание жить.

Зеленый туман сгустился вокруг, окутал густыми клубами. Янк почувствовал аромат жженой травы и удивился. Лепестки хлономеи? А в следующий миг увидел перед собой лицо, которое еще никогда не встречал – старое, испещренное морщинами сильней, чем у старухи. Было в нем отдаленное сходство с Саргой – такой же крючковатый длинный нос и уши! Из-за седых косм Янк никогда не видел уши Сарги целиком. У этого на абсолютно лысой голове они росли, как у дарго, от макушки, и такие же по форме. А перед ними едва заметные наросты, как у диких шамти. Может и у Сарги были такие? Янка заворожили его глаза – темные, глубокие. Они смотрели в него, в самое нутро, и, казалось, видели всю его жизнь, и даже матерь. В них вспыхивали искры, то синие, то красные. Янк не мог сопротивляться их притяжению.

- Ты - Гойт-животворящий и пришел забрать меня к матери? - спросил он.

Красных искр в глазах незнакомца прибавилось.

- Нет. Я - Лорг. И да. Я пришел забрать тебя.

"Лорг?!"

- Ты – ви́кши?! Сделаешь из меня «пригодное средство»? – он повторил непонятные, но обидные слова старой ведьмы.

Красные огоньки в глазах Лорга разгорелись сильней.

- Посмотрим, способен ли ты быть полезным. Вставай, ная́д29. Твое время пришло. Пора в путь.

Внезапно зеленая мгла рассеялась. Над ним сквозь ажурную листву ослепительно сквозили лучи Синеворота. Янк зажмурился от яркого света, услышал шорохи и щебет птиц и вдохнул глубоко запах леса. И с ним едва уловимый запах жженых лепестков хлономей. Вдруг совсем рядом захлопали крылья и раздался пронзительный и протяжный крик. Янк открыл глаза и увидел молодого гейфа.

- Нам надо найти Лорга, - сказал он птице.

Гейф взъерошил перья, поднял хохолок на голове, вытянул голову и снова крикнул.

***

В тени огромных ореховых деревьев, в сумеречном свете Багрянца, вяло шевелилось распластанное на земле бледно-синее тело. Оно лежало на спине, расставив острые колени, длинные передние лапы, раскинутые в стороны, вцеплялись когтями в торчащие корни деревьев, выдирали траву. Истошный визг, наполненный болью, время от времени оглашал замерший лес. Янк зажмуривал глаза, переставал дышать.

- Тихо! Не шевелись! – шептал Янк одними губами сидящему рядом гейфу.

Перья на загривке птицы топорщились. Он замер, неподвижно глядя в глубину темной лощины. Янк чувствовал его напряжение. Ему самому было страшно сделать неловкое движение и выдать их укрытие.

Бесформенное тело, уродливо раздутое, лежало там с восхода Багрянца. Может и раньше, а Янк просто не видел. Что-то происходило с этим чудовищем. Казалось, оно умирает. Янк сомневался – то ли бежать, пока оно там еле движется, то ли дождаться, пока умрет.

Тело затряслось крупной дрожью, сжалось, подтянув под себя колени и прижав лапы, пронзительно крикнуло и резко выпрямилось. В промежности чудовища появилось что-то темное, отделилось от него и поползло в направлении дерева, на котором сидел Янк. Это что-то было не похоже ни на одно существо, которое когда-либо он видел. Бесформенный сгусток слизи, размером с голову Янка, резво полз, выкидывая из себя ложноножки, собираясь в комок и тут же распластываясь по земле в жидкую слизь. Комок оставлял за собой мокрый след, в котором трава поникла и скукожилась.

Гейф издал нутром низкое протяжное ворчание.

- Тихо! – Янк посмотрел на птицу – он неотрывно следил за приближающимся комком слизи. Пригнулся, вытянул шею, приготовился напасть.

Долгий стон снова заставил Янка смотреть на мертвенно-бледное тело в лощине. Оно зашевелилось и поднялось на ноги. Наконец, он мог его хорошенько рассмотреть – ростом с него, Янка, на коротких ногах с неестественно вывернутыми вбок коленями, между которых висела синяя плева. Длинные лапы почти до колен, с мощными когтистыми пальцами, морду разделяла надвое широкое отверстие пасти. Казалось, чудовище смеется. Глаза отсвечивали красным в густой тени дерева и сочились красной жидкостью. Слезы?

«Будешь, как гиерба, плакать кровавыми слезами!» - часто говорила Сарга. Так вот она, гиерба!

Вдруг гейф пронзительно крикнул и, сорвавшись с ветки, кинулся камнем вниз. Янк лишь увидел, как синее тело взвизгнуло и вытянувшись в их сторону, неуловимо переместилось на несколько саженей. Янк, цепляясь за ветки, в два прыжка спустился с дерева. Ободрал колени и руки, неудачно приземлился на одну ногу, но кинулся к гейфу, который накидывался на комок слизи, клевал его, отлетал и снова клевал. Янк успел раньше гиербы, схватил гейфа за крылья, прижал к себе, и увидел перед собой отвратительную раскрытую пасть. Зажмурился и застыл, не в силах двинуться.

Что-то произошло. Время будто замерло, а Янка окутала тишина, плотная, осязаемая. Он открыл глаза. Открытая пасть гиербы застыла от его лица в дюйме и висела перед ним, постепенно растворяясь в воздухе, как растворяется туман над родником на заре Синеворота. Воздух вокруг стал будто желейным, хоть и оставался прозрачным.

«Я как лаонда, завернутая в лист вулбы» - подумал он. Попытался сделать шаг назад от тающей пасти гиербы. Воздух плотный, обволакивал его, держал. Когда дымка рассеялась окончательно и разявенная пасть гиербы пропала, воздух отпустил, и он повалился на землю. Но уже почувствовал, что не один. Подскочил на ноги и увидел двоих: старика Лорга, которого искал последние два ясеня, и маленькую девочку.

Янк все еще прижимал гейфа. Тот дернулся, освобождаясь от цепких объятий. А Янк во все глаза смотрел на девочку – в полотняном платье из грубой коричневой ткани, в сандалиях на крупную не по возрасту ногу, с бодро торчащими вверх ушами над аккуратно заплетенными косичками, девочка излучала такой покой и доброту, каких Янк еще не встречал. Двумя палками она играла с комком слизи. И, глядя на это, Янк, только что испытавший отвращение и ужас от появления этого порождения чудовища, вдруг подумал, что это, видимо, ребенок. Пусть даже такого монстра, как гиерба, пусть такой отвратительный на вид, но ребенок! Сарга и его называла «выродыш гиербы». А он хотел любви и доброты.

Комок, ласкался, осторожно трогая ложноножками за ногу девочки, а она смеялась, ей было щекотно.

- Как же Сарга допустила вальхтарга до себя? – раздался такой скрежещащий голос Лорга, что Янк даже не сразу распознал в этих звуках речь живого существа. Повернулся к Лоргу, схватился за камень.

- Камень мой по праву!

- Камень? Камень Груны?! – глубокие морщины старика сложились в маску замешательства, уши опустились в стороны. Он задумался и, казалось, забыл про Янка. - Сарга мастерски скрывала его. Я думал, камень исчез вместе с Груной. Так ты забрал его у Сарги? Украл камень?!

Янк открыл было рот, чтобы возразить, но Лорг впился в него взглядом, и Янк внезапно онемел. Темнота глаз Лорга затягивала. Неведанные до сих пор ощущения охватили Янка – казалось, что он стал с Лоргом единым. Нет, не он! А Лорг стал с ним, Янком, единым. И будто бы Лорг стал им, Янком. И теперь знал все то, что знал Янк. Он на миг обрадовался – не надо все рассказывать и объяснять, не надо доказывать, что камень его. Его по праву. Но старый Лорг в сомнении качал головой. Бесконечно долго, как показалось Янку, он молчал. Прикрыл глаза, тонкие губы опустились кончиками вниз, очерчивая выступающий вперед мощный подбородок. Многочисленные морщины излучали осуждение.

- Любовь? – наконец спросил он кого-то, кого не видел Янк. – Если только любовь.

Он посмотрел на девочку, как она бережно заворачивает сгусток в полотняный мешок.

- Пойдем, Ште́йя, - проскрипел он. – И ты, наяд, тоже пойдем. Может и прав великий дух Та́нта-Любомудрый 30, и любовь поможет тебе. Жизнь покажет.

 

Примечания

  1. гие́рба – редкое древнее чудовище
  2. Синеворо́т, Зе́ленец, Багря́нец, О́гнец – имена четырех солнц с разными по времени оборотами.
  3. лао́нда, *санти́ра, *жвырка, *это́шта – лекарственные травы
  4. черви-хутчи – насекомые между червями и улитками, питающиеся мягкими тканями внутренних органов.
  5. вулба – растение с большими листьями-лопухами, содержат много влаги.
  6. Синеворо́т, Зе́ленец, Багря́нец, О́гнец – имена четырех солнц с разными по времени оборотами.
  7. Жи́твица – празднование заката Огнеца, который длится потом половину местного года.
  8. Синеворо́т, Зе́ленец, Багря́нец, О́гнец – имена четырех солнц с разными по времени оборотами.
  9. дорфа, гейф – птицы
  10. Рожде́ница - два праздника: День рождения и восход Огнеца.
  11. Брожь – крепкий алкогольный напиток, из редких грибов, способных к процессу брожения. Если принимать по капле - лечит. Употребление в больших количествах приводит к галлюцинациям и измененному психическому состоянию.
  12. а́тта – обращение к женщине любого возраста, наставнице
  13. вальхта́рг – дикий зверь, похожий на медведя, но значительно больше и свирепей.
  14. Гойт-животворящий, Танта-любомудрый, Юрт-справедливый, Арат-перерождатель – духи, которым покланяются все живущие на земле.
  15. Нежен-ясень, *Аратов-ясень, *Юртов-ясень, Гойтов-ясень – месяца, названные именами Духов и их жен (Нежна, Арат, Юрт, Гойт)
  16. Нежен-ясень, *Аратов-ясень, *Юртов-ясень, Гойтов-ясень – месяца, названные именами Духов и их жен (Нежна, Арат, Юрт, Гойт)
  17. Нежен-ясень, *Аратов-ясень, *Юртов-ясень, Гойтов-ясень – месяца, названные именами Духов и их жен (Нежна, Арат, Юрт, Гойт)
  18. яхамд – драгоценный камень
  19. халонто – металл зеленоватого цвета
  20. лао́нда, *санти́ра, *жвырка, *это́шта – лекарственные травы
  21. Нежен-ясень, *Аратов-ясень, *Юртов-ясень, Гойтов-ясень – месяца, названные именами Духов и их жен (Нежна, Арат, Юрт, Гойт)
  22. морона - корнеплод
  23. жакта - корнеплод
  24. лао́нда, *санти́ра, *жвырка, *это́шта – лекарственные травы
  25. занза – из мягкой коры кустарника плетут веревки, из ветвей – корзины
  26. онток – травоядное животное, похожее на бегемота и свинью одновременно, добывается на мясо.
  27. дорфа, гейф – птицы
  28. дарго – дикий зверь, похожий на волка, но крупней. Поддается приручению и дрессировке.
  29. ная́д – ученик, воспитанник
  30. Гойт-животворящий, Танта-любомудрый, Юрт-справедливый, Арат-перерождатель – духи, которым покланяются все живущие на земле.

Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 7. Оценка: 3,86 из 5)
Загрузка...