Волшебные вещи

Волшебные вещи создавались медленно. Они годами вызревали в полутьме за толстыми каменными стенами старых замков, как лучшие сыры. Чародей-мастер отдавал своему творению не только часть себя – кровь, пот и слезы, но и собственные мечты и чаянья. Именно поэтому Вещи обзаводились подобием души. Неудивительно, что стоили они баснословно дорого.

Тем не менее находились безумцы, готовые платить полновесным золотом за творения Чародеев-мастеров, даже не задумывающихся, насколько своевольными могут быть их детища. Со временем Волшебные вещи порабощали своих владельцев, и полностью сводили их с ума.

Но Коллекционеры готовы были покупать, воровать и даже убивать, лишь бы стать обладателем все новых и новых шедевров, вышедших из стен чародейских замков. Ведь каждый из них был поистине уникален: прозрачные маски из тончайшего хрусталя, надев которые, обладатель превращался в мужчину, женщину или ребенка, в зависимости от маски; механические крылатые кони, способные летать под облаками; золотые колокольчики, своей музыкой заставляющие забывать самое тяжелое горе и самую черную хандру; пушистые ковры, неотличимые от залитой солнечным светом лужайки, на которых круглый год расцветали прекрасные цветы и многие другие чудесные предметы.

Не было такого чудовищного преступления, на которое не пошли бы Коллекционеры, ради обладания Волшебной вещью. А поскольку были они людьми богатыми и облеченными властью, за творения Чародеев-мастеров вспыхивали войны, и сотнями гибли люди. Подстегивала кровопролитие неизвестно откуда взявшаяся идея, что если собрать все Волшебные вещи в свою Коллекцию, можно не только вернуть рассудок, но и получить безграничную власть.

Наконец королю надоело, что на территории королевства то и дело возникают локальные конфликты, а сиятельные князья и бароны из опоры королевского трона превращаются в маниакальных безумцев, одержимых единственной страстью – обладать Волшебными вещами. Изготовление новых произведений было запрещено высочайшим указом, а уже существующие творения Чародеев-мастеров подлежали уничтожению.

Этот указ едва не стоил королю трона. Ведь Чародеи не готовы были отказаться от мастерства, которое составляло саму суть их существования, а Коллекционеры добровольно расстаться хоть с одной своей Вещью. Тогда был образован орден Паладинов, целью которых было уничтожение Волшебных вещей. Для этого в стенах обители с детства воспитывали воинов, способных противостать мастерству Чародеев и безумию Коллекционеров. Их учили отыскивать спрятанные в густых лесах и непроходимых болотах каменные башни, куда творцы были вынуждены бежать из своих замков. Находить искусно спрятанные тайники с Коллекциями, и видеть мономании тех, кто притворяется нормальным. Паладины могли слышать зов Вещей, но противостоять ему. И знали тысячи способов уничтожить то, что разрушать было противно человеческой природе: красоту и совершенство великого искусства.

Шли годы, столетия и все меньше оставалось в мире Волшебных вещей и Чародеев-мастеров, способных их сотворить. Все лучше учились Коллекционеры скрывать свои Коллекции, держа страсть к обладанию в узде, и охотясь за Вещами конкурентов тайно. Ведь паладины по-прежнему, как гончие псы шли по следу.

***

Третий день лил монотонный дождь. Алексис сидел в маленькой комнатушке на втором этаже постоялого двора «Жирный фазан» и задумчиво глядел в окно. Бычий пузырь, натянутый на раму, пропускал свет, но не позволял рассмотреть пейзаж. Впрочем, глядеть там было особо не на что. Алексис и так отлично знал, что на улице расположен задний двор с перекошенным, почерневшим от времени колодцем. Колодезный журавель уныло качался на ветру, печально поскрипывая. Этот скрип проникал сквозь бревенчатые стены, ввинчиваясь прямо в мозг. Возле забора притулились хозяйственные постройки, хлев, в котором держали скотину, и высокий, в два человеческих роста, забор. А уже за ним, насколько хватало глаз, разросся Кровавый лес. Именно туда и предстояло в ближайшее время отправиться Алексису, светлому паладину Ордена.

О том, что где-то в чаще расположена башня одного из Чародеев-Мастеров в ордене знали давно. И из всех братьев, не особо жаждущих отправиться в непролазные дебри кормить комаров ради сомнительной чести отыскать творца, не повезло получить это задание именно Алексису, который по праву считался одним из лучших ищущих ордена.

Паладин был уже не молод по меркам братии. Мало кто, кроме отцов-настоятелей доживал до возраста сорока лет. Этот сильный мужчина, с некрасивым усталым лицом и коротко остриженными темными волосами, в которых вовсю белела седина, давно утратил юношескую веру в особую миссию Ордена. Карие его глаза поражали равнодушием.

Алексис не обращал внимания на тесноту комнаты. Как паладину, хозяин «Жирного фазана» обязан был выделять ему отдельное помещение, чтобы светлый брат Ордена не отдыхал в общей зале, вповалку с вонючими мужиками, потными наемниками и прочей публикой, которая не в состоянии заплатить за комфорт. Все владельцы постоялых дворов чтили это правило, ведь иначе им грозил серьезный штраф. Но поскольку в законе не указывалось, какими именно должны быть эти комнаты, чаще всего паладинам доставались самые маленькие темные и тесные комнатушки. Впрочем, за годы странствий Алексис привык не замечать продавленные матрасы с клопами, укусы которых потом неделями чесались, сырость и холод, запах кислых щей и ношеных портянок, их приходилось сушить тут же, соседство крыс и тараканов. Вся его жизнь давно слилась в череду таких вот постоялых дворов и недолгого отдыха в келье Ордена.

Когда-то ему, младшему сыну мелкопоместного дворянина казалось большой удачей вступить туда. После смерти отца все имущество перешло старшему брату. Алексису достался конь и доспех, этого было достаточно, чтобы пойти на службу королю. Но до столицы еще необходимо было добраться. А обитель вот она под боком. Поэтому в один далеко не прекрасный день юноша явился на порог, и объявил, что мечтает стать паладином.

Годы учебы вспоминать не хотелось. Их было около полусотни молодых гордых дворянчиков, и сыновей зажиточных крестьян, у которых доставало денег экипировать сына и таким образом дать ему дорогу в жизнь. Правда никто из родни не представлял, что их ожидает, а наставники свято блюли тайну предстоящего обучения. Если бы Алексис знал, что придется не только заниматься воинским искусством, учиться ориентироваться в лесу, ходить по болотам, добывать пищу в немыслимых условиях, там, где есть живому человеку, казалось бы, ничего, но и сдавать своих же товарищей, едва заметив признаки подступающего безумия, зная, что тем самым подписываешь смертный приговор, он бы сбежал еще на подход к обители.

Впрочем, учителя старались сделать так, чтобы никаких дружеских привязанностей среди учеников не возникало. Все должны были следить за всеми. Их голодных, босых запирали в темном лабиринте серых подземелий, расположенных под Орденом. Там они должны были услышать зов спрятанной вещи, найти ее и уничтожить. И только в этом случае им разрешалось выйти наружу. Не все справлялись с этим заданием. В темноте подземелья слишком легко было заблудиться, и, потеряв направление, умереть от голода и жажды буквально в двух шагах от выхода.

Но, даже услышав зов, идя по небу, как по путеводной нити, ученик подвергался опасности. Стоило только раскрыть свой разум чуть больше, и ты становился пленником зарождающегося безумия. И тут уже твои соученики зорко следили, чтобы сдать тебя наставникам. Если выяснялось, что признаки страсти были заметны, но все промолчали, следовало столь жестокое наказание, что юноши быстро запоминали – безумцам среди них не место.

К концу обучения из пятидесяти учеников осталось чуть больше десятка. Но это действительно были лучшие из лучших. Наставники поздравили их со вступлением в ряды паладинов. Выдали облачение и скудные подорожные и отправили в мир. Сражаться с чародейской заразой.

Алексис отлично помнит свое первое задание. Дом коллекционера, бывшего уважаемым в обществе человеком, поразил рыцаря своим убранством. Несмотря на дворянское происхождение, он никогда в жизни не видел такой кричащей роскоши. Проходя по светлым бальным залам, юноша невольно морщился, когда в высоких зеркалах отражался его забрызганный дорожной грязью плащ. Сапоги оставляли темные следы на мягких коврах будуаров, что тоже вызывало невольный стыд и заставляло злиться на себя.

Зов Вещи стал особенно нестерпимым, когда Алексис вошел в кабинет хозяина. Помещение было оформлено в темных тонах и казалось мрачным. Массивная мебель, тяжелые портьеры, позолоченные канделябры, письменный прибор из нефрита подавляли молодого человека. Из общего стиля оформления выбивался моринистский пейзаж. На картине шквалистый ветер вздымал гигантскую волну, на гребне которой чудом держалось утлое суденышко. Неизвестный художник изобразил самый напряженный момент, когда непонятно было, сумеют ли люди в лодке благополучно спастись, или разъяренная стихия поглотит их.

Подойдя к картине, Алексис вдруг ощутил на лице мокрые брызги, которые он машинально вытер рукой. На губах остался горький вкус соли. Комнату наполнил рев бури и грохот волн. Запахло морем и грозовой свежестью. Палладин почувствовал, что протяни он руку, она пройдет сквозь раму и погрузится в пучины волн. Он нашел искомое.

В Ордене ему приходилось уничтожать сотни Вещей, но никогда еще зов не был настолько силен. Рука с кинжалом ощутимо дрожала, когда Алексис нанес первый удар. Уши заболели от резкого нечеловеческого визга, который наполнил комнату. По шее потекло что-то теплое, паладин не сразу понял, что это кровь из лопнувшей барабанной перепонки. Боль отрезвила молодого человека, позволяя закрыть разум от зова. Теперь он еще яростнее кромсал картину. Холст гнулся и корежился, из разрывов выступала темная густая вонючая масса, похожая на свернувшуюся кровь.

Наконец Вещь перестала биться в агонии. Картина потемнела, съежилась и осыпалась пеплом. Алексис вздохнул с облегчением. Он пропустил тот момент, когда Коллекционер, которого не должно было быть дома, вбежал в кабинет. Это был тучный невысокий человек с обширными залысинами. Его холеное тело напоминало пышную сдобную булку. Маленькие белые ручки судорожно сжимали огромные ножницы. Лицо искажала маска ярости и страдания. Алексису никогда до этого не приходилось видеть вблизи настоящих безумцев с развитой застарелой манией. Он замешкался, и едва не пропустил тот момент, когда Коллекционер попытался нанести удар. Только годы тренировок позволили ему уклониться. Тело сработало автоматически. Паладин, не задумываясь, ударил нападавшего кинжалом.

Безумец упал навзничь, пытаясь зажать рану руками. Сквозь белые пальцы струилась алая кровь. Алексис растеряно смотрел в искаженное болью лицо Коллекционера. На мгновение черты разгладились, в глазах вновь блеснул разум, их невыразительных цвет налился небесной синевой, делая их прекрасными. Но спустя мгновение свет исчез, радужка приобрела неприятный стеклянный блеск. Душа покинула тело, и оно теперь напоминало опустевший дом. По кабинету поплыл тяжелый запах испражнений.

Паладин, наконец, осознал, что стал убийцей. Его несколько раз вывернуло прямо на роскошный ковер кабинета. Во рту осталась горечь желчи. Там, где еще совсем недавно шумел прибой, и пахло морской свежестью, теперь стоял кислый запах рвотных масс, и лежало безобразное мертвое тело.

Первое время после этого Алексису еще снился потухающий взгляд Коллекционера и его окровавленные руки, тщетно зажимающие рану. Но со временем убийства превратились в рутинную работу и перестали вызывать какие-либо эмоции.

Алексис зевнул, завалился на кровать, которая протяжно заскрипела под его весом, и, завернувшись в колючее серое одеяло, задремал. Завтра предстоял тяжелый день.

Когда паладин проснулся, за окном еще не рассвело. Дождь прекратился, и из всех щелей тянуло сыростью. Зябко поежившись, Алексис спустился в общей зал и как всегда порадовался, что ему не довелось ночевать тут. На полу вповалку спали полтора десятка мужиков. Оглушительный храп заставлял дрожать пленку бычьего пузыря на окне. Под потолком, на потемневших прокопченных балках качались связки лука и чеснока. Из засушенного травяного венка, призванного отпугивать нечисть, прямо на спящих сыпалась труха. Пахло крепким мужским потом, грязными портянками и перегаром.

Аккуратно перешивая через постояльцев, Алексис добрался до стойки, за которой дремал, подложив под голову полотенце, хозяин постоялого двора. Из кухни слышался звон посуды и доносился запах жареного сала, перебивавший даже ароматы общего зала.

Паладин толкнул за плечо хозяина, отчего тот вздрогнул. Подняв голову, он какое-то время смотрел на мужчину, недоуменно тараща глаза, как вспугнутый из гнезда филин.

- Поесть что-нибудь, - глухо буркнул Алексис хозяину.

- Сей момент, - выдавил из себя кривую улыбку владелец трактира. Проведя рукой по разлохмаченным от сна светлым волосам, он потер щеку, на которой краснел след от полотенца, и торопливо сделал за спиной знак, призванный отогнать неудачу. Паладин хмыкнул и закатил глаза, прекрасно понимая, что неудачей для трактирщика был именно он.

Усевшись за большим деревянным столом, мужчина приготовился ждать. Однако заказ принесли практически сразу. На сковороде громко шипело сало, от яичницы шел горячий пар. Еда распространяла умопомрачительный аромат. Поставив на стол тарелку с толстыми мягкими ноздреватыми ломтями ржаного хлеба, подавальщица подмигнула Алексису. Тот прошелся взглядом по пышной груди и бедрам, обнаженным по локоть мягким полным рукам красивой формы и едва заметно покачал головой. Конечно, девушка рассчитывает, что рыцарь Ордена будет щедр, ведь о богатстве паладинов слагаются легенды. Только вот правда в том, что все богатство прочно оседает в обширных подвалах Обители и карманах отцов-настоятелей, минуя самих странствующих рыцарей. Впрочем, планируя возвращаться назад, Алексис решил не отказывать себе в удовольствие снова остановиться в «Жирном фазане», чтобы свести более близкое знакомство с аппетитной подавальщицей. Ничего не случится, если несколько монет Чародея-мастера достанутся разбитной девице.

Позавтракав, паладин собрал нехитрые пожитки, приторочил суму к седлу, и вскочил на коня. Утренняя прохлада приятно бодрила. Мужчина поплотнее закутался в плащ и неспешно тронулся в сторону Кровавого леса. Тропинка, уводившая в чащу, начиналась практически за воротами. Она была едва заметна в густой траве, видно было, что тропой стараются не пользоваться. Впрочем, местные еще рисковали собирать валежник и сухостой, а также заглядывать за грибами и ягодами на окраину леса, но вглубь заходить не решался никто. По словам старожилов там не было ничего кроме гиблых топей.

Топи Алексиса пугали мало. Если его расчет верен, именно на болотах надо искать чародейскую башню. А там где пройдет Чародей-мастер, пройдет и он, ведомый зовом Вещи, как путеводной нитью.

Стоило въехать под сень деревьев, как мир как будто померк и выцвел. Конь непроизвольно замедлил шаг. Это лишний раз говорило в пользу того, что отцы-настоятели не ошиблись, и где-то в глубине Кровавого леса творится запретная волшба. Животные инстинктивно старались избегать таких мест.

Мужчина на мгновение остановился и прикрыл глаза, словно пытаясь услышать одному ему ведомую песню или клич далекого друга. Наконец он ощутил тонкий серебристый перезвон, словно кто-то тихонько касался хрустальных колокольчиков. Уловив направление, Алексис двинулся по тропинке, время от времени прислушиваясь.

Чем дальше продвигался паладин, тем тише становилось в лесу. Замолкали птицы, пропали мелкие звери, даже вездесущая мошкара исчезла. Хотя, казалось бы, рядом с болотами ее должно быть полным-полно. Ватная тишина могла бы давить на уши, если бы ее не разбавлял все усиливающийся зов. Звон колокольчиков становился громче и настойчивей, он складывался в мелодию, проникавшую в самую душу и стремившуюся поработать разум, если бы паладин допустил это, хоть на минуту ослабив контроль.

За пределами леса в свои права стремительно вступал день, а в чаще становилось все темнее и темнее. Алексис непроизвольно ускорял шаг. Почва становилась все более влажной и в ней четко отпечатывались копыта его коня. Было понятно, что скоро животное придется оставить, по болоту ему не пройти. Найдя подходящую опушку, паладин стреножил лошадь. Дальше ему предстояло идти пешком.

Тропинка давно исчезла. Алексис пробирался мимо невысокого черного кустарника, росшего прямо возле болота. Его колючие ветки как будто старались зацепить мужчину, задержать его. Паладин в остервенении рубил проклятые кусты, не обращая внимания, что на срезах ветвей, вместо древесного сока, выступает густая багровая кровь.

Добравшись до берега, за которым начиналась топь, рыцарь остановился. Несмотря на сырость и холод, по лицу мужчины градом тек пот. Зов становился все настойчивее, и тем тяжелее было удержать разум от безумия. Он вытер лицо рукой, не замечая, что еще больше размазывает по нему грязь. Теперь предстояло самое трудное – пересечь гиблое болото.

Над водой стелился молочно-белый туман, не позволяя разглядеть путь дальше, чем на несколько шагов. В нем, словно призраки шевелились смутные неясные силуэты. Зов Вещи, словно путеводная звезда, манил, звал за собой паладина, не давая сбиться с пути и забрести в топь. Но каждый шаг давался с трудом. В сапогах давно хлюпала холодная вода. От болота шел запах гнили и тухлых яиц, отчего к горлу подкатывала тошнота.

Паладин потерял счет времени. Он уже не мог сказать, когда именно вступил под своды Кровавого леса. Случилось это на рассвете сегодняшнего дня, несколько недель или столетий назад. Ему казалось, что он идет так вечность и будет идти еще столько же. Когда из тумана выросла темная гладкая каменная стена высокой башни из желто-коричневого песчаника, мужчина сначала не поверил своим глазам.

Двинувшись вдоль стены, он быстро отыскал вход в святая святых Чародея-мастера. Найдя механизм, поднимавший тяжелую кованую решетку, он ступил в сумрак башни. Шаги рыцаря гулко звучали по пустым коридорам замка. Эхо отражалось от каменных стен и сбегало все дальше и дальше, продолжая звучать, даже когда Алексис давно ушел. Анфилада пустых комнат вызывала смутную тревогу, разительно отличаясь от обычной роскоши, царившей в чародейских башнях. Казалось, что замок давно покинут.

Паладин возможно и не заметил бы небольшую дверцу, в самом темном углу, если бы не зов. Помещение, в которое он попал, являлось мастерской. Правда тоже какой-то странной, вместо привычных верстаков, станков и инструментов, здесь стояли операционные столы. Разложенные рядом ножи, ножницы, пилы по кости, ланцеты, щипцы и зажимы ассоциировались с операционными в лазаретах или пыточными камерами. Посреди помещения стоял огромный каменный саркофаг со сдвинутой крышкой.

У противоположенной стены, прикрытый узорчатой чугунной решеткой, горел камин. От пламени на стенах плясали теплые блики. Рядом с камином размещалось кресло с высокой спинкой. Лишь подойдя к нему, Алексис понял, что в мастерской не один. В кресле сидел древний седой старик, и смотрел прямо на рыцаря. На губах его играла ехидная усмешка. Жесткие черты лица искажало презрение, которое паладин вынести не мог. Он выхватил меч и одним ударом снес Чародею-мастеру голову. Из артерий фонтаном брызнула кровь, обагряя белую чистоту потолка, и светлое одеяние рыцаря. Часть капель попала в огонь, который недовольно зашипел от такого подношения. Но и с пола голова убитого продолжала невыносимо ухмыляться, отчего рыцарь едва сдерживал недостойное желание пнуть ее подальше, чтобы только не видеть этой ехидной злой гримасы на лице мертвеца.

Услышав шум, Алексис обернулся и заметил в дверном проеме силуэт. Девушка стояла, прислонившись к косяку. Она была совсем юная, едва вошедшая в возраст невест. Бледная кожа вошедшей, казалось, вообще не видела солнечного цвета. На узком лице с высокими скулами сияли большие синие глаза, того немыслимо лазурного оттенка, который бывает только на апрельском небе. Пшеничные волосы густой волной рассыпались по плечам. Хрупкая невысокая фигурка, еще не до конца утратившая подростковую угловатость была закутана в немыслимое тряпье, которое не всякая уважающая себя крестьянка оденет. На тонкой шее тревожно билась голубая жилка, приковывая взгляд паладина. Девушка с ужасом смотрела на огромную фигуру Алексиса в грязном орденском облачении и запятнанном кровью плаще.

«Бедная малышка, представляю, что ей пришлось пережить. По-видимому, это пленница сумасшедшего Мастера. Неизвестно что старый выродок творил с ней, заперев ее в своей башне вдали от людей». И в этот момент Алексис в первый раз подумал, что у Чародея наверняка есть не только Волшебные вещи, но и достаточно золота, которое позволит ему скрыться от Ордена, сменить имя и затеряться на просторах королевства.

«Можно будет купить небольшой дом с садом. Жениться, наконец. И состариться в окружении детей и внуков, как нормальный человек». – Размышлял Палладин. Перед его глазами, как живые вставали картинки небольшого, крепко сбитого двухэтажного домика с белеными стенами и коричневыми перекрытиями. Яблони, чьи ветви клонятся к земле под тяжестью наливающихся соком плодов, наполняя воздух вокруг духмяным ароматом. Красавица-жена с пшеничными волосами и синими глазами в простом белом платье. Весело бегающие по траве босоногие дети с такими же светлыми выгоревшими на солнце головками.

- Не бойся меня, дитя, - ласковым голосом произнес паладин, делая шаг к застывшей в дверном проеме девушке. – Чародей мертв, больше тебя никто никогда не обидит.

На лице красавицы появилась робкая неуверенная улыбка. Казалось, девушке никогда раньше не доводилось улыбаться. Сердце Алексиса защемило от нежности.

- Как тебя зовут, милая? – спросил он.

Прекрасная незнакомка опустила глаза, и робко шагнула ему навстречу. После чего привстала на цыпочки, и прошептала прямо на ухо паладину, обдавая его жарким дыханием.

- Вещь… Меня зовут Волшебная вещь.

Алексис не видел, откуда она выхватила кинжал, и не успел среагировать, когда она с нечеловеческой силой, проткнув грудину, вогнала его прямо в сердце. Перед его затухающим взором так и стоял маленький дом с белыми, подрумяненными заходящим солнцем, стенами, зеленый сад и плетущие венок дети с пшеничными волосами.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...