– Чёртова ведьма! – выпалил я, понимая, что снова вышел из себя. На меня в недоумении смотрел сосед по купе.

Я едва сдерживался, чтобы не запустить мобильный в приоткрытое окно. Да что же ей всё неймётся! Проклятье! Глубоко вдохнул, задержал воздух и медленно выпустил, стараясь вернуться в состояние равновесия.

«Санечка, не надо так!» – о, её голос больше не нуждался в портативных устройствах связи и преследовал меня даже при выключенной технике.

Телефон зазвонил снова. Вот неугомонная!

– Оля, я не могу сейчас говорить! Если тебе скучно жить, так и скажи. А у меня дел по горло, мне некогда ерундой страдать! И вообще, я в поезде...

– Тебе всегда некогда об этом говорить! У тебя есть время на всех, кроме меня!

– Давай не будем сегодня! Не начинай. Вернусь, поговорим.

– Санечка, не надо так со мной!

– Всё! – я положил трубку. Это бесконечный, бестолковый разговор. Зачем я только ответил?

В такие моменты жалеешь, что бросил курить. Я покосился на попутчика:

– У вас, случайно, нет сигарет?

Сигарет, к счастью, не оказалось. Пришлось заказать чай. Я уставился в окно, пытаясь отогнать мысли об Ольге.

 

Семь лет нашего брака «по любви» пролетели, подобно неуловимому, странному сну. Всё, что у меня осталось – охапка противоречивых чувств, жалкие искры тлеющей, некогда яркой страсти. Будто поутру проснулся от звона будильника и помнишь: вначале снилось что-то приятное и тело ещё сладко ноет в ласке тающего видения. Но бред пробуждения неотступно и мерзко щекочет нервы, прогоняя сладкую негу, оставляя лишь безотчётное раздражение, разочарование и унылую тоску.

Милая девочка Оленька оказалась дотошной, вечно недовольной занозой, чьё имя давно уже вызывало совсем не ту дрожь. Да и я из впечатлительного романтика превратился в терзаемого сомнениями скептика.

Поэтому, как бы ни злила её моя очередная внеплановая командировка, я был даже рад этой внезапной отлучке. Кажется, все слова уже сказаны, а ссоры проиграны не по одному разу. Может, небольшой отдых друг от друга – то, что нам нужно?

Да, это было похоже на бегство. В маленький сонный городок, не отличающийся ни особой вычурностью, ни известными достопримечательностями, ни нашумевшими скандалами. Ни тебе зарвавшихся мэров, ни обанкротившихся миллионеров, ни прославившихся звёзд-однодневок. Пусть там будут невзрачные улочки с серыми домами, захолустными магазинчиками, редкими барами, простенькими кафе и скучными людьми.

В таких городках непотревоженное бурной жизнью время разливается подобно мелководной речушке, текущей по бескрайним просторам русской земли, образуя крохотные затоки, а то и вовсе заболоченные заводи.

Послышался гудок, поезд сбавил ход, колёсный стук почти стих, последовал металлический скрип. Я так увлёкся своими мыслями, что даже удивился, увидев за окном перрон.

 

Покинув неказистое, явно ещё дореволюционное здание вокзала, я очутился, как на подмостках, перед целой толпой местных зазывал. Мне на мгновение почудились хлопающие в ладоши зрители, но секундное замешательство испарилось, превращая их в помятых таксистов, пронырливых частников и целую вереницу одинаковых тётушек с самодельными табличками «сдам комнату».

Предчувствия не обманули. Как вообще в этой дыре умудрился обосноваться филиал нашей фирмы, думал я, усаживаясь в новенькую иномарку, водитель которой показался менее неприятным, чем его подельники. Правда, располагающая внешность водителя не уберегла мой портмоне от потери внушительной суммы. Он довёз меня до указанного адреса подозрительно быстро. Даже не прокатив для приличия по округе, высадил на соседней улице! Ну и ладно.

Вымотанный не столько бесконечными пересадками, сколько последними событиями дома, я обрадовался, что наконец-то оказался на месте.

 

День уже перевалил за полдень. Я подозревал, что любые попытки сразу включиться в работу не принесут ожидаемых результатов – только зря потрачу силы. Расслабленный приближающимся концом рабочего дня люд вряд ли будет полон энтузиазма заниматься моими проблемами. Хотя, скорее, я чувствовал себя настолько разбитым, что охотно поверил во вполне оправданный перенос всех дел на завтра.

Расположился в небольшой чистенькой гостиничной комнатке, обставленной скромной, но новой мебелью. Перекусил, принял душ и улёгся на застеленную кровать.

Почему-то с тоской вспомнилась похожая поездка пятилетней давности, когда мы с Олей не преминули использовать прямой эфир наших сотовых для продолжительных, с ума сводящих сеансов.

Пощёлкал каналами, поглазел на высоченные потолки и понял, что от усталости и желания как следует отдохнуть не осталось и следа. Я оделся и решил прогуляться по окрестностям, хотя обычно не страдаю желанием бесцельно шататься по незнакомым улицам. До вечера предстояло скоротать несколько часов и провести их в четырёх стенках наедине с собой казалось ещё хуже.

 

На улице сразу стало легче дышать, словно скопившееся раздражение и тягостные мысли остались вместе с вещами в номере.

Довольно насыщенное движение, скорее всего связанное с тем, что до вокзала рукой подать, наполняло энергией, совсем не вязавшейся с моими первыми впечатлениями о городе. Я побрёл от гостиницы наугад. Прошел пару кварталов, свернул в переулок, интуитивно предполагая, что именно в таких местах можно обнаружить недорогие кафе.

Пройдя пару шагов, снова удивился разительной перемене – близость центра стала вдруг совершенно неощутима. Минуя ещё квартал, я понял, что ни ресторанчиков, ни других мест отдыха найти здесь не получится. Отдав все силы и краски фасадным улицам, местечко расслабилось и совершенно не собиралось казаться тем, чем не являлось. Здесь даже не было асфальта! Это логично подчёркивало абсолютную безвременность происходящего.

Вертя головой и рассматривая причудливую лепку на здании, с частично похороненным под землёй первым этажом, я не заметил внушительную рытвину и растянулся на земле, больно стукнувшись виском о битый кирпич.

Проклятье! Какой чёрт понёс меня сюда!

Я сел, с досадой оглядывая перепачканные джинсы, разодранный рукав рубашки и сбитые в кровь ладони. Рядом остановился мальчик, подошли пожилой мужчина и молодая мама с коляской. Они безошибочно угадали во мне приезжего и, кажется, искренне сочувствовали произошедшему.

– Вам нужна помощь? – поинтересовался старик, видя, что я всё так же восседаю на куче гравия.

– Вот, возьмите салфетки, – девушка протянула современные бумажные платочки.

Что ж за день-то такой! Не хватало ещё собрать толпу зевак. Откуда взялись все эти люди? Народ стремительно подтягивался: то ли местные жители отличались сердобольностью, то ли спешили принять участие в неожиданном аттракционе средь бела дня, чтобы разнообразить свою размеренную жизнь.

Я попытался подняться, опираясь на ободранную руку. Повреждённая кожа пренеприятно жгла, и мне подумалось, что надо бы её очистить от грязи и чем-нибудь прижечь. В то мгновение, когда я почти поднялся, рану дёрнуло со страшной силой. Показалось, что какая-то тварь вцепилась в запястье, но тут же отпустила. В голове помутилось, и я снова повалился на дорогу.

Народ загалдел и решил вмешаться. Я слышал, как кто-то предложил вызвать скорую. Только этого не доставало! Сознание прояснилось и я, кряхтя, сел. Вокруг стояло уже с десяток любопытных разных возрастов. Мальчишка осторожно протягивал мне выроненные ключи. Две старушки громко причитали. На заднем плане, сразу за коляской с расплакавшимся малышом, возникал и исчезал статный силуэт – женщина с русой косой до самих бёдер и пронзительными синими иглами, колющими меня даже на расстоянии. Я испугался, что брежу. Слегка мотнул головой – в висках загудело.

Наконец-то удалось подняться. Благо, до гостиницы не так далеко, да и будет чем заняться, приводя себя в порядок.

 

Добравшись до своей комнаты, тщательно вымыв руки от грязи и крови, я рухнул на кровать совершенно обессиленный и погрузился в тяжёлую полудрёму. Перед глазами всё бежала тонкая струйка воды из крана, смывая землю и смешивая её с кровавым ручейком. Невидимая тварь терзала ссадину невыносимой болью. Я просыпался и наяву подносил руку к лицу, но запёкшаяся ранка уже и не думала кровоточить. Несколько раз порывался подняться, чтобы переодеться. Пытался мысленно составить план дел на завтра. Но странный гул мешал сосредоточиться и не давал уснуть.

В какой-то момент я, кажется, всё же выключился. В очередной раз открыв глаза отметил, что в комнате стало темно, а значит прошёл не один час.

Я сел на постели и понял, что чувствую себя на удивление хорошо. Не считая жжения на ладони и пары синяков, состояние было просто отличным. И я решил не терять этот вечер. Хотелось пропустить стаканчик-другой, вспомнить, как это было, когда я принадлежал только себе. Хотелось, если не разобраться с тем, как жить дальше, то хотя бы на один вечер сбежать от зануды, сидящего внутри и требующего ответов.

 

Я вышел из гостиницы и направился в сторону, услужливо подсказанную портье. Усмехнулся, вспомнив, как умудрился сегодня на ровном месте устроить себе несчастный случай и пообещал не покидать обустроенный центр. Я шёл и честно старался не думать о плохом, но из глубины, словно тошнота, подступало чувство обречённости. Хорошо же ты головой стукнулся, раз потянуло на такие мысли! Ну какие ещё сюрпризы могли ожидать в Богом забытой дыре заезжего командировочного?

 

Я рассматривал яркие вывески и лица прохожих, чтобы отвлечься. Неоновые огни немного подняли настроение.

Её я заметил издалека, на одном из прилегающих притоков основной улицы. Женщина в роскошном красном плаще неторопливо брела по тёмному, выложенному булыжниками переулку, отблесками пламени отражаясь в витринах работающих допоздна магазинчиков. Непослушная копна чёрных вьющихся волос обрамляла мраморно-белое лицо, достойное кисти лучших мастеров прошлого и цветовых фотокамер художников настоящего.

Она не ответила на моё приветствие, а лишь изогнула изящные тонкие губы в подобие снисходительной улыбки, которая, уже через секунду, больше напоминала болезненную ухмылку. Стало как-то не по себе от её близости и от щемящего, сводящего с ума взгляда неистовых глаз, прожигающих душу насквозь и отбивающих всякое желание флирта. От азарта игрока не осталось и следа. Возбуждение, охватившее моё нутро в предчувствии необычного приключения, обернулось кусочком льда, безжалостно обжигаемым снаружи.

Мы поравнялись и разминулись. Я с облегчением поспешил прочь от необычной незнакомки.

– Вы? – я вздрогнул и машинально обернулся на женский голос. Казалось, он прозвучал прямо у меня за спиной! Огляделся по сторонам – но поблизости никого не было! Неужели, я её выдумал?

Прибавил шаг и уже через несколько минут добрался до бара с яркой вывеской. Потянул на себя дверь с надписью: «Мы открыты для вас двадцать четыре часа» и нырнул в приятный полумрак.

 

Посетителей оказалось немного. Я устроился напротив двери, заказал выпивку и включил мобильный. Пара пропущенных от жены молчаливым укором высветились на экране. А я, как последний эгоист, вместо того, чтобы набрать её и прекратить уже эту глупую ссору, отложил сотовый. Сейчас не самый удачный момент трепать себе нервы и распутывать клубок проблем. Эта любимая Олина метафора развеселила меня. Да, распутывать клубки – женских рук дело. А мужчины разгребают кучи дерьма. Я повернулся к бармену за рюмкой и обомлел.

В дальнем углу сидела та самая брюнетка, с которой мы только что разминулись на улице. Она смотрела на меня в упор, перебирая свои локоны. Я настолько растерялся, что даже не попытался спрятать взгляд. Как она ухитрилась проскользнуть в зал? Что значит такое пристальное внимание? Стоит ли расспросить бармена о её персоне? Но она не оставила мне времени ни на раздумья, ни на какие-либо действия. Ещё раз поправила непослушную прядь, встала и направилась ко мне.

– Разрешите?

– Да-да, пожалуйста, – я стушевался, но тут же вспомнил, что нужно делать. – Выпьете чего-нибудь? Коктейль?

– Пожалуй, вина. Да, будьте любезны, красного сухого, – она застенчиво улыбнулась, и в этой обаятельной улыбке не было ничего даже близко похожего на ту гримасу, что напугала меня четверть часа назад. Она села совсем близко и меня обдало терпким горьковатым ароматом диких цветов.

Я окликнул бармена:

– Мне повторить и для дамы бокал красного сухого.

– Для дамы? Хм... – бармен ухмыльнулся. – Сухого нет, есть полусухое.

Я взглянул на девушку – она согласно кивнула.

Меня охватил необъяснимый восторг, сменивший мучительную тоску. Я решил – пусть подхватившее течение несёт меня дальше. Может это знак свыше, а может сама жизнь хочет расставить всё на свои места?

– Как вас зовут? Представляете, мне показалось, вы мне привиделись, там, на улице. Рад, что вы настоящая!

– Может и привиделась, – она улыбнулась и начала теребить выбившийся из пучка густых чёрных волос локон. – Карина. А как величать сударя?

– Сударь! Шутите? Просто Алекс, – я протянул ей руку, с удовольствием погружаясь в эту игру. На секунду задержал ее прохладную ладонь в своей. Она покраснела.

Я не представлялся Алексом с тех пор, как у нас с Олей всерьёз завертелось. Ей нравилось звать меня Санечкой. Оля... Мне совсем не хотелось думать о ней.

– Вы здесь одна? Мало верится, что такая красавица...

Я говорил банальные вещи, но ничего умнее в тот момент не придумывалось.

Карина держалась сдержанно, и я не напирал. Мы болтали о погоде, о городке и нравах местных жителей – обо всём и ни о чём. Я ещё несколько раз заказывал себе апельсиновую водку, а Карина практически не притронулась к вину. Гордячка, подумалось мне, своенравная и горячая. Почему-то стало стыдно. Я взглянул на телефон и решил убрать его со стола в карман, чтобы почувствовать себя хоть чуточку холостым.

Карина раскраснелась. Блестящие тёмные глаза, чувственные ямочки и тонкая белоснежная шея всё сильнее и сильнее завораживали, наполняя тело теплом, будоража зыбкие, давно забытые образы. Мне то чудилось, что мои губы уже не раз касались округлых плеч, кокетливо упрятанных под тонкую шаль, то бросало в жар от холодных изящных пальцев, невзначай задерживающихся на моей ладони.

Поддавшись захлёстывающей сознание жажде, потянулся к игриво откинутой, оголённой кисти и обхватил изящное запястье. Меня уже не удивляло, что всё вокруг пульсировало в такт её сердца. Красный свет заливал пространство, я наслаждался растекающимся по телу теплом. Понимал, что вязну, словно в тягучем сладком мёде, в её близости, и не пытался освободиться от желанных пут.

Карина вдруг сослалась на духоту и попросила вызвать ей такси. Я с трудом оторвал взгляд от тяжело вздымающейся груди. Нахлынуло разочарование, но оно быстро растворилось в трепетном ожидании. Хочет ли она уйти со мной, или от меня?

Я справился у бармена о такси, косясь на Карину, словно опасаясь, что она исчезнет. Расплатился и, наконец, вывел её на воздух.

 

Машина приехала довольно быстро. Я усадил Карину в салон и замялся. Она улыбнулась и сделала приглашающий жест рукой. В душе кольнуло. Я ведь не собирался идти так далеко. А если и собирался, то что! Пойду, если сам захочу. От последней мысли холодок пробежал по спине. В душе продолжало противно зудеть. Это вежливость, простая вежливость, сказал я себе. Что же, мне и проводить никого нельзя? Чушь! За эти семь лет ты превратился в брюзгливого ханжу.

Я залез в машину.

Карина назвала адрес и объяснила водителю, что это на окраине. Водитель хмыкнул:

– Ну, куда едем?

Пришлось повторить слова девушки погроме.

– Вы что, хотите, чтобы я отвёз вас в чисто поле? Там уже лет сто ничего нет!

– А если и в чисто поле, вам-то что? – Карина глянула на меня и тут же рассмеялась. – Поезжай, велено тебе! Ну же, быстрее! – скомандовала она. – Там есть дом... один.

Водитель недовольно помотал головой:

– Ну? – он вопросительно смотрел на меня.

– Вам же сказали, езжайте!

– Ну, как хотите. Вы платите – я еду! – Он перевёл взгляд на неё, словно хотел убедиться, что ему заплатят.

– Естественно! – моё терпение таяло.

Карина согласно кивнула и добавила, обращаясь уже ко мне:

– Я живу в загородном доме, который мне подарил муж. Бывший муж... Ты точно хочешь со мной? – она одарила меня страстным вызывающим взглядом.

Я опешил. Хотел ли я? Вряд ли у меня хватило бы храбрости в этом признаться, и уж точно не хватило бы сил выйти из машины теперь, когда наши бёдра соприкасались и я чувствовал тепло её дыхания. Моё тело бессильно обмякло в это мгновение, сердце быстро заколотилось и стало невыносимо жарко и стыдно. С ума сойти! Я ведь ещё ничего не сделал? Я просто обычный мужчина, ощутивший близость привлекательной женщины. Разве грешно мужчине наслаждаться женской красотой?

Машина бодро мчала нас – вначале по пустым улицам, затем по заброшенной, полуразрушенной окраине и, наконец, действительно по загородной грунтовой дороге. Я приспустил стекло, чтобы немного остыть и вернуть себе ясность мыслей. Старался не смотреть на Карину всю дорогу и нарочно пялился в окно, хотя рассматривать там особо было нечего.

– Стойте! Здесь! – Карина всполошилась, видя, что водитель и не думает останавливаться.

– Эй, шеф! Тормози же!

– Приехали? – он резко дал по тормозам. Пришлось обхватить Карину за талию, чтобы придержать её. Она не возражала.

– Сдавай назад! Вот так.

Таксист остановил там, где она указала. Чугунные витые ворота были распахнуты, а из сада доносилась тихая унылая музыка. Кто-то сбивчиво играл на пианино.

– Ты ба! И правда... – удивлённо лепетал водитель. – Нет, ну откуда здесь дом? Честное слово, не знал!

Я отпустил машину и вдруг засомневался: не окликнуть ли водителя, пока не поздно, не вернуться ли в город вместе с ним? Мне стоило насторожиться, но я взглянул на изгородь, обсаженную одичавшими кустами сирени, и подумал, что он мог действительно не заметить дом.

Почувствовал в кармане вибрацию и не сразу сообразил, что это сотовый. Достал его и почему-то удивился Олиному звонку. Она никак не вписывалась в происходящее, диссонировала с этим местом, со странной музыкой, с самой реальностью. Чтобы стряхнуть этот нахлынувший бред, мне захотелось снять трубку. Но тут Карина, уже поспешившая по дорожке к высокой громаде особняка, вернулась и настойчиво потянула меня за руку. Я сделал шаг, другой, всё ещё колеблясь. Очутился за аркой и понял, что телефон замолк.

 

Мы поднялись на крыльцо по массивным каменным ступеням, и она с лёгкостью распахнула тяжелые резные двери. Открывшийся вид поразил меня: свет от множества свечей заливал огромный холл, пол устилал старинный ковёр, мраморная лестница улиткой расходилась на две стороны. Всё это выглядело слишком помпезно, ненатурально. Карина приложила палец к губам:

– Тс-с! – она наклонилась так близко, что я почувствовал её дыхание. – Не будем мешать нашей малышке музицировать, Григорий. Идёмте же скорей ко мне наверх!

Я видел её лицо с чистой тонкой белой кожей, её губы, медленно, чувственно рождающие слова. Видел, как пушок над верхней губкой подрагивает, а в угольных глазах отражаются алые блики огней.

– Гришенька, душа моя! Ну же! – Карина крепко сжала мою руку.

– Я не Гришенька, меня зовут Саша... – залепетал я.

Она вдруг взлетела наверх, шурша своим необычным пышным нарядом со шлейфом. Я снова засомневался, что Карина реальна. Отчаянно потёр глаза, пока они не начали слезиться, но ни мраморные ступени, ни танцующие огни свечей не исчезли. Только теперь я заметил, что музыка стихла.

Мне стало не по себе. Захотелось вдруг позвонить Оле, чтобы она обругала, захотелось с ней поссориться, распсиховаться, только бы ощутить почву под ногами, убедиться, что не сошел с ума. Взглянул на телефон – нет связи! Я начал мысленно грешить на бармена – какой дрянью он меня напоил?

Стоя у подножия декоративной колонны, попытался собрать воедино увиденное, но ничего не получалось. Напротив, с каждой секундой всё больше терялся. Я начал пятиться к двери.

Вдруг заметил справа около лестницы двух совсем молоденьких, одетых в необычные платья с фартуками, девушек. Они прятались за гипсовой статуей полуобнаженной девы, разглядывали меня, шушукались и хихикали, но при моём приближении моментально скрылись. Вспорхнули по отполированным ступеням, как два воробушка.

Я подумал, что мне пора уходить. Пусть молча, по-английски, не попрощавшись. Надо возвратиться как-нибудь в город, в свой номер, и проспаться.

Повернулся к парадной двери и остолбенел. Та самая статная женщина, которую я видел сегодня после падения, метнулась вдоль входа. Потом вдруг застыла и впилась в меня пристальным взглядом. В синих глазах было что-то недоброе и в то же время торжествующее. Она глядела с укором, не шевелясь. Ни одна ресничка не дрогнула. Только точёная кисть поглаживала роскошную золотистую косу, спущенную через плечо. Пальцы поднимались и скользили вниз по жгуту волос, поднимались и скользили.

– Что, не ожидал меня здесь увидеть? – она язвительно захохотала. – Всё тайное становится явным! Вот значит, где ты поселил эту мерзавку! Ну, иди к ней, Григорий. Иди же!

Я отшатнулся. Женщина растворилась так же незаметно, как появилась. Да что за чертовщина здесь творится?

– Ненавижу! – её голос разнёсся эхом по залу, огоньки свечей встрепенулись вслед за ним. Эхо покатилось вверх по лестнице и стихло на втором этаже. Я почувствовал, как волосы у меня на голове зашевелились, а вдоль спины прошёл ток.

Потянуло гарью. Я принюхался. Сверху неистово завопили, словно кого-то резали, или жгли. Я бессознательно бросился наверх, хотя разумнее было бежать прочь. Те самые юные девушки, следившие за мной из-за статуи, видимо служанки, теперь пытались потушить загоревшуюся от большого канделябра гардину. Огонь оказался проворнее их. Платье той, что казалась помладше, загорелось. Она визжала, хлопая себя руками по подолу и только раздувая огонь. Я схватил тяжёлый плед со стула и попытался накинуть на пылающую ткань. Но девушка в истерике оттолкнула меня, стала отбиваться:

– Это из-за вас всё, Григорий Иваныч! Не уберегли госпожу...

– Дура! Бегите! Вы обе дуры – марш отсюда! Где Карина?

– Госпожа Карина у себя, – от моего властного крика к прислужнице вернулся рассудок. Она схватила подругу за руку и чуть не силком потащила по лестнице вниз. Огонь неистово расползался. Перебежал с гардины на палас и добрался до деревянного стола. Я закашлялся от удушья и выскочил в коридор.

Откуда-то послышалась грустная песня на незнакомом языке. Я побежал на голос по задымленному коридору и вскоре увидел странную заплаканную девочку лет пяти, со спутавшимися черными волосами. Она тяжело дышала, давилась кашлем, пытаясь открыть дверь в комнату. Но тщетно.

– Дэ-да, – горько затянула малышка, прижавшись щекой к ненавистной преграде.

Дышать становилось нечем. Я оттащил ребёнка от двери. Малышка вырвалась:

– Дэда! Дэ-да...

– Карина, она там?

Девочка не отступала, а я, оттолкнув её, нащупал в замке сломанный ключ. Значит, открыть не получится. Малышка тянула меня за рукава и жалобно причитала своё «дэда». Пламя вспыхнуло совсем рядом. Угольные, такие же как у Карины, полные слёз глаза с мольбой впились в меня. И столько в этом взгляде было боли и смиренной покорности, что мне стало жутко.

Что же делать? Я навалился плечом и тут же понял, что не офисному работнику выбивать добротные дубовые двери. Девочка потеряла сознание. Песня смолкла и послышался полный скорби плач. Это была она. Карина выла и всхлипывала, там, за дверью.

– Карина! Иди к окну! Слышишь меня?

Всё стихло, она не отвечала.

– Чёрт! Карина! – теперь я со всей силой тарабанил кулаком в дверь.

Подхватил бесчувственного ребёнка и почти на ощупь стал пробираться сквозь сизую завесу к лестнице, огибая вспыхивающий то здесь, то там огонь и прикрывая полой куртки свою ношу. В комнате, где начался пожар, уже бушевал настоящий ад, всё пылало. Мне посчастливилось добраться до лестницы. Пришлось примеряться к каждой ступени, чтобы не оступиться и не скатиться кубарем вместе с ребёнком. Внизу дыма было меньше. Я разглядел тела служанок – одно чуть ниже, на ступенях, другое в холле. Попытался взвалить на себя одну из них, схватив за руку, но она рассыпалась в пепел. Вся, без остатка! Я в ужасе глянул на Каринину дочь. Она превращалась в обугленный труп прямо у меня на руках. Откинув обожжённые мощи, я схватился за голову:

– Как? Как мне остановить это безумный кошмар!

Я надышался и это галлюцинации! Вторая девчушка, та самая, на которой загорелось платье, пошевелилась, протянув ко мне руки. Я подбежал к ней, ухватил за плечи, попытался приподнять. Она обхватила мою шею, обжигая кожу, словно калёным железом, и рассыпалась в моих объятиях. Я бросился к двери.

Языки пламени расползались повсюду. Алая стихия пожирала стены с такой быстротой, словно они были из масла. Дом искажался, скукоживался, таял, а в беспощадных всплесках огня бесновались безобразные призраки, и заливисто лаяло какое-то существо.

Я скатился по ступеням с крыльца вниз и зашёлся в сильнейшем приступе кашля. Треск поедаемых огнём перекрытий и кровли заглушал стоны. Каскад искр поливал моё сжавшееся от напряжения тело, а нахлынувшее отчаяние подавляло волю и здравый смысл. Ещё мгновение – и пылающая крыша обрушилась, хороня под собой всех тех, кто ещё находился в проклятой ловушке времени.

В висках громко стучало. Меня пронзила острая боль, я даже обрадовался ей – значит я ещё на этом свете. Надо выбираться! Вдруг перед глазами предстала картина моего падения сегодня в городе, так ярко, словно повторялась опять. Я почувствовал жжение на забитой ладони и увидел, как противно лаявшее существо из огня вцепилось в мою руку и стало терзать. Мне мерещилось, что все те любопытствующие люди стоят и смотрят, как я корчусь на земле. Я пополз по траве, но кровожадная зверюга, вгрызаясь всё глубже в ладонь, потащила меня обратно. Я закричал и потерял сознание.

 

Очнулся на поросшей травой мощёной дорожке недалеко от кованых ворот. Попытался встать, но тело не слушалось. Нащупал под курткой мобильный и попробовал включить его обожжёнными пальцами. Очень больно и бесполезно – сигнала нет!

Дополз кое-как до ворот и, стиснув зубы, уцепился за прутья, покрывшиеся пеплом и копотью. Напрягся изо всех сил, чтобы встать, но не смог.

Взглянул на дорогу в сторону города – она была пуста! А я так надеялся услышать вой сирен и увидеть пожарные машины. Но улица, озаряемая пылающими остатками богатых хором, оказалась безлюдна. Неужели никто не сообщил о пожаре? Горожане пропустили такое шоу!

Я выполз за ворота и вдруг услышал тонкий свист из нагрудного кармана. Телефон заработал? Сцепив зубы и размазывая по экрану кровь, я набрал номер скорой. Хорошо, что Карина так чётко назвала тогда адрес.

– Милый, ты зря бежишь, – она стояла рядом, облокотившись на каменную стену и перебирая тонкими белыми пальцами выбившиеся из-под капюшона завитушки.

Я смотрел на её чистую, не тронутую огнём одежду и аристократичное лицо, не веря всем своим чувствам. В её угольных глазах бешено плясали блики не утихающего, перебросившегося на соседние постройки, пламени.

– Я любила его, твоего прапрадеда. И он любил меня. Ведь любил? Я отправилась за ним в эти места, так далеко от моего дома! А он отплатил предательством, скрыл, что женат. Выстроил мне дворец – золотую клетку. И спрятал в нём на вторых ролях. Знал, что никуда его птичка не денется!

Я не хотел быть частью её страданий, но, в силу каких-то обстоятельств, моё присутствие вызывало к жизни ту, чьи кости должны были давно истлеть в могиле.

Женщина очутилась с другой стороны от меня и приблизила лицо, заглядывая в глаза. В её чёрных зрачках потерялась бы целая вселенная. Боль из них расходилась волнами, перекрывая любые физические муки. И ничто не в силах было погасить всепожирающее пламя.

– Я простила. Заживо хоронила себя здесь от позора. Лишь бы быть рядом с ним. Но твоя прапрабабка думала иначе. Видел её там, в доме?

Карина распалялась всё больше, а я, заметив остановившуюся в нескольких сотнях метров скорую, поднял руку. Нас ведь должно быть хорошо видно в зареве, отбрасываемом гигантским костром на километры вокруг.

– Да, это она! Она – его законная жена устроила пожар. Выжила из ума от ревности, нашла нас. И осталась такой же неупокоенной, – Карина болезненно простонала, – потому что я прокляла весь ваш род, чтобы ваши семьи никогда не знали покоя! Прокляла её детей за то, что она погубила моё сокровище, мою малышку! А твоя кровь откликнулась на зов земли и разбудила спящий огонь.

Я зажмурился от безысходности. Господи, неужели они не могли решить свои проблемы тогда по-другому? Как я должен помочь разгрести пылающие угли? А может это и есть семейное проклятие – откладывать важное на завтра? Каким же дураком надо быть, чтобы радоваться намёкам и знакам, не понимая, что будешь не в состоянии справиться с бушующими адскими силами!

Нахлынуло смятение:

– Почему скорая уезжает? Как можно меня не заметить?

– Ты останешься со мной навсегда! – прошипело нечто, бывшее прекрасной женщиной всего мгновение назад. – Будем раз за разом гореть в огне нашей страсти – разве ты не этого хочешь, как и твой прапрадед? – захохотало оно, расплываясь и протягивая ко мне обгоревшие до костей крюки.

А меня вдруг, сменяя отчаяние, охватила жалость. Перед глазами вместо ужасных останков стояло совсем юное создание. В кровавых бликах, отбрасываемых пожаром на дорогу, кружилась её черноволосая кроха, которой никогда не суждено было стать прелестной девушкой. Ясными глазами цвета осеннего неба задумчиво смотрела румяная барыня с роскошной русой косой. В её взгляде плескался покой. Радостно смеялись, обхватив плечи матери трое светловолосых мальчишек, погодок, чьи гены и понесли на себе наказание сломанных судеб. И метались тени тех, кто только собирался прийти в этот мир.

Вдруг в кармане завибрировало. Знакомая мелодия прорывалась из недр подсознания, или правда звучала. Рука нырнула в карман. Оленька! Только бы связь не пропала!

– Сашка, ты совсем уже, что ли? Можно мне не звонить теперь, да? – я услышал всхлипывания.

– Милая! Слышишь меня? Оленька…

Нет! Только не сейчас! Мне казалось, что Олин голос – единственная ниточка, связывающая меня в этом безумии с настоящей жизнью, моей жизнью. Главное не терять эту нить, и она выведет. Но мобильный, зараза, молчал.

– О-оля, я тебя люблю! – заорал я неизвестно кому.

– Любишь, значит? – жуткий неестественный смех Карины привел меня в чувство. – В тебе его кровь, но ты не он, – её голос зазвучал горько и тихо. – Ты хотел спасти мою девочку! А Гришенька, мой ненаглядный, бросил нас, надеялся выбраться сам! – её пылающие глаза снова стали живыми и наполнились слезами.

Я почувствовал, как в шею вцепились костлявые пальцы.

– Прости… – прошептал я одними губами – Прости его, если можешь. И меня-я...

Раскалённые костяшки сомкнулись. Горячее дыхание обожгло лицо.

 

* * *

 

– Думаешь, это могло быть шуткой? – санитар ещё раз выглянул в тёмное окно и почему-то поёжился.

– Не знаю. Хотя таких шутников отследить, при желании, раз плюнуть. Ничего у людей святого не осталось, – проворчал водитель, трогая машину от старинных развалин, поросших кустами сирени и причудливо возвышающихся на фоне ночного, но уже начинающего светлеть неба. А через несколько метров резко затормозил, чуть не сбив возникшего из ниоткуда мужчину.