Понедельник накрылся в пятницу

По мотивам мотивов

1

Шеф не одобрял моей дружбы с Сергеем, да и не дружба это вовсе, стечение обстоятельств. У него увели подругу, у меня жену. Друзья по несчастью разве.

– «Гоблинов» видел?

– Очередной «голливуд»? Не тянет в последнее время, пресытился.

– Не Голливуд, и даже бюджет не озвучен. Неизвестный подписчик сбросил пять эпизодов на почту, я еле дождался, пока к нам завезут. – Он подсунул телефон, запустил видео.

Мне хватило трёх минут. Обычно смотрю фильм до первой фальши – будь то промах режиссёра или бездарная игра актёров. Здесь же зацепила речь героев, антураж.

Серёга добил:

– Поговаривают, над фильмом нависла угроза запрета. Второго сеанса скорей всего не будет.

– Смахивает на мафиозные разборки: полностью запретить не могут, согласились на один прогон. – Глянул на приятеля, снизу вверх. – И для меня, случайно, есть билет.

Он странно повёл плечом, чуть наклонился и перешёл на шёпот:

– Я охотней назвал бы факт проявлением потусторонних сил…

И вот мы в зрительном зале на полторы сотни мест. Переводчик озвучил признание режиссёра, отдельные слова, как говорят, запали: «Никогда не гонялся за сенсацией, она меня нашла… Эти существа сами вызвались помочь, перетащили в свой мир аппаратуру, меня с операторами. Всё, что попало в объективы камер, не подверглось цензуре, как принято. Мне пояснили, была договорённость сторон на разовый прокат в каждом городе, из подготовленного списка. Сам я список не видел, знаю лишь, что Москва и Питер в нём не значатся. Теперь – что касается работы. Снимали сцену за сценой, в том порядке, как нам давали эпизоды; поэтому – никакого монтажа и мультипликации. Просто поверьте на слово: их мир существует параллельно с нашим. Они к нам переходят свободно, а людям нужно получить дозволение свыше, и наша группа просто счастлива, что у нас всё получилось».

Честно сказать, гоблинов я видел во многих картинах, но именно в этой прозвучали ноты, показаны эпизоды, каким веришь всецело, и ловишь себя на мысли: я хочу продолжения!

Гоблины, не таясь, поведали свои маленькие тайны: царивший до недавнего времени порядок, обычаи, пока до них не добрались пришельцы. Мало, что коренное население поработили, так замахнулись на миры параллельные; досталось не только гоблинам и эльфам. Великаны вынуждены отсиживаться в каменных мешках, как самые заметные. Гномы оказывают яростное сопротивление захватчикам, но слишком не равны силы, отступают почти всюду. И вот нелюди решили объединить усилия, выйти на представителей человечества и опереться на простых людей, до кого можно достучаться…

В самом конце, гоблин прямо в камеру ткнул пальцем и сказал: «Мы скоро увидимся, ты готов к встрече».

Покидая зал, Серёга в шутку заявил: «Гоблин-то в тебя целил пальцем».

– Тебе показалось. – Я побоялся признаться, что понял это раньше его слов.

 

2

Бывает – в один день многое меняется в жизни или почти всё. Кто выскакивает замуж, кто благополучно отдаёт концы, не узнав мук. Меня выставили с работы в понедельник. Шеф, наконец, вычислил, кто пользуется его женой, причём, слишком активно. Ну, как в анекдоте: полковник с майором друг дружке жалуются на жён – деньги, мол, отбирают полностью. Лейтенант краем уха услышал: – А вы попробуйте подойти сзади и погладить по спинке.

На следующий день старшие офицеры пустились на поиски лейтенанта:

– Выходит, ты знал, как отреагирует женщина на поглаживание, спросит: «Что, солдатик, опять деньги закончились?»

Бью ноги в обратную дорогу, вот уж и дом виден. Временно безработный становится чрезвычайно внимательным, подозрительным, если не стал ближе к помешательству. Внимание привлекла воробьиная пара: гоняются за прошлогодним листом, да так усердно, что я замер на месте. Вот просто интересно, чего ради. И вдруг слышу:

– Вот возьмём ипотеку – всю оставшуюся жизнь будем счастливы.

– Дорогой! Другие воробьи не берут. Пялятся на нас и крутят когтем у виска.

– Трусы потому что. Я обещал тебе приключения, если выйдешь за меня? Началось…

Вокруг ни души. Неужто я стал понимать воробьиное чириканье? Размышляя над версией, незаметно добрёл до подъезда. Здесь меня и накрыло: левые глазом наблюдаю дом номер восемнадцать, правым – точно такой же. Слава русским богам, таблицу умножения помню: два глаза – два дома, тот и этот под номером восемнадцать. Ах, головотяпы (это я в адрес администрации района: что мешало одному из двух присвоить букву «А»?! Дом 18-А, и нет пищи для вопроса).

Что же делать? Два одинаковых, на расстоянии в пятьдесят метров. А который мой?

О, не проведёшь! Отхожу шагов на тридцать, ищу свои окна. Вот они, шторы в василёк, отлично. Теперь ко второму… хороший вкус у хозяина: васильки прекрасно освежают жильё.

Ладно, ещё не всё потеряно. Ключ к почтовому ящику пополнил список испытаний, третья позиция в списке. Во второй уместился домофон. Я же сравниваю, шляюсь туда и сюда. В обоих ящиках караулили повестки в суд. О, напрасны сомнения ваши: я не какой-нибудь бандит и жулик. Это работает Система, периодически озадачивает граждан. Вадим с ней заодно, это ясно, как божий день. На то он и шеф.

Осталось получить последнюю оплеуху – подняться на свой этаж и войти… Сомнения прочь: раз домофон и ключ от ящика сделаны под копирку, то и дверь в квартиру… того, вот нисколечко не удивился бы. Это из логики вытекает. Вот и первая ласточка (я уже запутался, в котором из домов), в лице громилы. Перегородил путь наверх. В моём доме консьержки не задерживались; в смысле – их никто не нанимал. Лицо, внушительная фигура стража вызывали внутреннее беспокойство. Я не мог рассмотреть и запомнить черты. Они про… прогибались под взглядом и ускользали. Смотрю боковым зрением – он на месте, а в лоб – как дым: рассеивается, клубится, чтобы прянуть в сторону, материализоваться правее или левее. Заметил и другую особенность: первую секунду я вижу настоящего гоблина, того самого, потом – то ли моргну по принуждению, то слеза прошибёт, и наблюдаю крепкую тётку, которая в карман за словом не лезет.

– Ты куда собрался?

– На четвёртый. А что, собственно, случилось? – Молодец! Похвалил сам себя, никто больше не похвалит.

– Проходи. Только что-то я тебя не припомню.

– К врачу. Они всем помогают.

С замиранием сердца, вхожу в квартиру. Холостяцкое обиталище. Диван складной, новый велосипед «стэлз», гитара… Ё-моё! Как давно мечтал иметь такое богатство, хоть половину! Нынче я свободный, как ветер, мысленно благодарю Вадима. Да, а в настоящем доме, на этом месте… мебель, видавшая виды, шкафы ломятся от вещей женских. В детской учебники для шестого класса и первого, художества на стенах и обоях.

В этом я как будто отдыхаю Душой. Всё по мне! Холодильник, правда, не рад встрече, зарычал: «Ну что, допрыгался? Я так и знал: ещё с утра говорил себе: его сегодня уволят. Скажи – дар прорицателя пропадает втуне, а ведь где-то вакансии пустуют, отделы кадров с ног сбились. Талантам надо помогать, слышишь? С руками оторвут, только дай знать».

– Не знаю, кому нужен прорицатель.

– Включи комп, сделай запрос.

– Не до тебя пока!

– Тогда не тревожь мою дверь, поищи себе другую.

Сопоставляя детали и обстоятельства, пришёл я к нехитрой формуле: ХОЛО-дильник и ХОЛО-стяк. Нарочитость совпадений не грела, как чужой язык на слух. За удовольствия принято платить.

Старый коврик ожил под ногами. Из-под него выкарабкался вопрос и встал ребром: «А потянешь два дома? Куда тебе!»

Подкопил учтивости, звоню бывшему шефу: «Не отрываю?» – «Говори!» – «Квартира на мою голову свалилась, вторая. Нужны бабки». – «Сегодня не успею. Загляни-ка завтра, до обеда».

Недостало духу уточнить: так, может, выйти на работу заодно? И что-то подсказывало: не отказал бы. – Обвожу взглядом апартаменты, взвешиваю своё новое положение, – не покидало ощущение, что прожил здесь не один десяток лет, да не успел насладиться им! Дорого отдал бы, чтобы вкусить сполна.

Дверной звонок с бесцеремонной трелью оказался совсем некстати. В глазок глядь – консьержка. Складываю руки на груди, выпячиваю нижнюю губу, – собираюсь дать бой.

С виноватым видом, страшилище залепетало:

– Извиняюсь, повестку в суд вы прочли?

– Твоё какое дело?

– Извиняюсь, читать охота.

Задумался на миг:

– Сейчас принесу.

Передавал повестку – хорошенько рассмотрел лицо, если облик можно так назвать. Примерно так гримируют актёров на роли гоблинов.

– Можно вслух?

Соглашаюсь, не ведая, как гоблин отреагирует на отказ. Он весь лучился гордостью, что грамоте обучен.

– «Вам надлежит явиться на правый суд, в качестве ответчика. Г-н Ставридкин подал иск с указанием суммы, которая вполне утешит его, после ваших похождений на фронте… (тут неразборчиво, я таких слов не слышал)»…

Кровь медленно закипала, пока консьержка не дочитала до конца. Я был готов к действию. Набираю телефон шефа.

«Опять ты?» – «Труба позвала. Расходы непредвиденные. Адвоката сам не потяну, не говоря о судебных издержках». – «Больше конкретики». – «Как у тебя, Вадим, ума достало в суд подать?» – «А то маленький, не понимаешь!» – «Догадываюсь. Но вдруг ошибаюсь? Ты бы по-простому, заострил бы тупицу».

В трубке послышались посторонние звуки… каблуки, голос. Вадим сказал кому-то: «Тройной, и без сахара». Готовился к крупному разговору.

– Тогда слушай внимательно, повторять не буду. Помнишь «Волшебную лампа Алладина»? Там герой повторял: «Я – раб лампы, я – раб лампы». Так вот, никогда не думал, что стану рабом.

– Лампы?

– Системы. Не перебивай. Всякое государство – это отлаженный механизм подавления. У власти – головорезы в галстуках, население – расходный материал. Когда передо мной встал выбор, на чьей стороне оказаться, я пошёл на поклон к Системе, дал клятву…

– Служить народу.

– Системе! Экий ты нетерпеливый. Клятвенно обещал создавать трудящимся максимум неудобств, плодить путаницу, сочинять издевательские законы.

– Ты так смело об этом говоришь.

– Поэтому у тебя пустой холодильник, у меня полный. Ещё вопросы?

– Вопросов нет. Ты сволочь.

– Есть более точное определение. Предатель. Уж очень хотелось вкусить всех сладостей жизни, пожить – ни в чём себе не отказывая.

– Поэтому жену мою законную…

– Закон на моей стороне: что хочу, то и верчу.

– Не подавись! Ещё прольёшь горячий кофе, повод прислать новую повестку. – Навалилась на меня, ни с того ни с сего, беспощадная зевота; едва усмирил её, заключил: – Ну, явлюсь в суд, и что? Там же у тебя всё схвачено.

– Слышу разумную речь. Пусть бы покладистым стал, бросил бодаться. Система примет всех желающих. Думаешь, кроме тугих кошельков, она ничего не даёт? Мы будем менять органы, продлевать эту единственную жизнь за счёт низов. У вас много органов, а мы нуждаемся в них. Поэтому войны – лекарство от морщин: хоть против Америки отправим воевать вашего брата. Запасных органов прибавится на рынке, будет, из чего выбирать. И ты будущий донор, отправишься первым эшелоном.

– Хрен тебе! Я сбегу из города. В тайгу.

– Не глупи. Там не подают кофе, нет банкоматов. Медведь ничего не принесёт, кроме травм. И вернёшься к переполненным полкам супермаркетов бегом, к привычному набору продуктов...

– Истекающему химией, пищевыми добавками.

– Благодаря им, гасится тяга к неповиновению.

– Абортированным младенцам Система тоже нашла применение?

– А как же? Парфюм. Чтобы омолаживающие крема действительно работали, их следует создавать на основе натурального материала. «Ромашки-лютики» – для ушей обывателя, как и расчёт на самовнушение. Не дашь дрожжей – не жди самогона. Что касается органов, правилу следуют строго все участники войн. Русские органы возвращаются в Россию, американские – в Штаты. С этим товаром очень строго, разногласий Система не потерпит. – Вадим взял паузу, отхлебнул, видимо. – И про тайгу. Каждый день слышим – сбегу в леса. Только не слыхать, чтобы городское население убыло, а в тайге прибавилось. Так что, упёртые – явление временное. Вот провернём чипирование населения, и заживём, как в раю. «Вкалывают роботы, но не человек», была такая песенка.

– И ты – Человек.

– Именно поэтому твоя жена проживает на моей жилплощади.

– И мои дети.

– Куда ж матери без них? Терплю. Они гадят исподтишка, я перестал обращать внимание. Однажды твоя Люба сама войдёт в мою спальную. Без мужской ласки женщина увядает слишком быстро.

 

Я бросил трубку, как говорили раньше. Поражаюсь, как не расшиб телефон об пол.

Гоблин обрадовался:

– А ещё ваши учёные твердят: гоблинов нет, великанов и гномов не бывает, Баба Яга – сказочный персонаж.

– Баба Яга? – зачем-то уточнил я.

– Могу познакомить. В сорок второй квартире, хоть сейчас… Ой, куда ж меня понесло? Да, я гоблин, происхождения не стесняюсь. Это у вас предвзятое отношение к «чудесам» – ко всему, что наука определила, как фантазии. Прятаться надо, быть предельно осмотрительным – это верно, иначе ФСБ и прочие орды возьмут в кольцо, расходуют по боекомплекту. Прежде НКВД и КГБ много нашего брата положили, уцелевших скоро научили глядеть в оба.

Я не понимал, за что на меня свалилась благодать – его откровения; кажись, я не давал повода. Разве хотят втянуть в какую авантюру.

Он точно прочёл мысли мои:

– Я так скажу, если позволишь. Про страдания и подвиги… не ты один, твой народ весь настрадался. Мы пришли на помощь к потомкам тех, кто когда-то крепко пособил нашему народу. Долг платежом красен, и вот как мы поступим. До суда, ты должен избавиться от квартиры. Ступай в тот дом, набегут купцы – соглашайся на любую сумму, не торгуйся. Завтра или на днях всё сам увидишь.

– Как скажешь. Суд тоже завтра?

Он кивнул.

 

3

Утром, как и обещал, я караулил приход шефа. Уборщица хлопнула шестую чашку кофе, пользуясь случаем; ежели спросят – угощала посетителя, сама угостилась.

Шеф, как обычно, был краток и особенно немногословен. Завидев меня, кивком головы пригласил в кабинет. И за дверью, его красноречие не пробилось сквозь маску, как трава сквозь асфальт. Пухлый конверт лёг на столешницу, делать здесь больше нечего: сунул подачку в пакет и отбыл восвояси. Ровно через час они напрашивались в домофон – судья и истец.

Я выглянул на лестницу, прислушался. Дама пожаловалась: «Пешком, на четвёртый? П-ф! Надо было предупредить, я бы другую обувь примерила».

Потом внизу что-то приключилось, я не мог видеть… Консьержка, должно быть, на месте оказалась, но на четвёртый гости поднялись вдвоём.

– Валентина Петровна, сюда. – Ставридкин вёл себя по-хозяйски, отведя мне роль пустого места. Он бравировал перед дамой, которая… о, боги! С такой комплекцией и ростом только поезда останавливать. Сама процедура судебного заседания знакома многим не понаслышке: закон трактует в пользу истца, если он из числа элиты; в паспорте есть особая отметка – полные данные лица, выдавшего документ. Имей такую, ты можешь на глазах следователя перерезать горло сопернику и будешь отпущен. Козла отпущения подберут через минуту.

Из всего заседания я могу озвучить несколько моментов. Судья уточнила:

– Вчера вы продали квартиру истцу, его представителям. Какие-нибудь подозрения о законности продажи у вас не возникли? Мотивы, скажем так, не прояснились?

– Он рассчитывает, что Люба отдастся ему, оказавшись в знакомой обстановке.

Валентина Петровна перевела взыскующий взгляд на Ставридкина. Ревность либо что-то ещё – подобных женщин я никогда не понимал: им не нужны мужья, довольно временных ухажёров.

– Н-наговаривает ответчик. Или откровенно заблуждается, не могу знать. Дети останутся в той квартире, а мы с Любой попробуем наладить отношения в этой. – Вадим скромно потупил очи долу, теребил подбородок. То ли чувствовал нелестный разговор вне стен этого дома, то ли ждал подвоха. Иногда люди предугадывают неизбежность наказания, но продолжают начатое, вопреки внутреннему протесту.

В какой-то миг я поднял глаза на судью. Машина правосудия проглотила не одну судьбу, до сих пор не подавилась.

Валентина Петровна неожиданно подмигнула. Буквально на секунду изменилась в лице, в котором я узнал консьержку. Может, и поэтому расстались мы довольно благосклонно. Вадиму что? Своего добился, пойдёт праздновать. Вот у меня никак не складывалась картина: в пасьянсе недоставало нескольких фрагментов. Я бросился в старый дом, пытался спасти хоть что-то из вещей. Три рейса сделал в течение часа, четвёртый не удалось; новый хозяин пробурчал: «Д-довольно, лучше я приплачу, чтобы купил всё новое». И приплатил. Возникло ощущение, цены деньгам не знает: пачку сунул, сняв две купюры сверху, затолкал их в карман. А в пачке – таких денег я ещё не видел: возможно, они в ходу только у элиты, для особых операций.

В восемь утра, впервые, я вышел на пробежку. Старый дом на месте – хоть бы что. Я ещё подумал: может, что-то не так понял? Скрипеть зубами – нам не привыкать. Скрипнул и на следующее утро, в четверг. Торчит индюком, греется под солнцем. В пятницу, надежд особых не питая, выстрелил из подъезда. Стоит… и тотчас пропал, вот прямо на глазах. Зато рядом с двадцать вторым появился второй двадцать второй. Левым глазом вижу первый, правым – двойника. Ага, думаю, механизм работает. И тут по имени окликнули меня. Оглядываюсь – Любаша моя, стоит-колышется на месте исчезнувшего дома, и я на расстоянии слышу, как бьётся у ней сердечко.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 3. Оценка: 1,67 из 5)
Загрузка...