Плохо или хорошо, но так будет не всегда

Аннотация:

Что бы ни было, плохое или хорошее, оно пройдёт – ничто не вечно, и никто. А ведь для никто только и остаётся – надежда, но для слабых надежда на изменения – иллюзия, опасная для них самих. Так что непостоянство бытия – плохо или хорошо, кому как…

[свернуть]

 

- Не продавайте! – взмолилась я, хватаясь за подол хозяйки, когда та надела мне на ноги кандалы – верный признак того, что я меняю владельца.

Но она была непреклонна и, закончив с ошейником, поволокла товар наверх. Меня часто продавали, даже слишком для тех нескольких месяцев пребывания в этом ненавистном мире; и, в отличие от местного языка, закономерность того, что новый хозяин может быть куда хуже предыдущего, я усвоила, тем более в моём случае: я – неудобный раб-неумёха. Моя настоящая владелица, тучная тётка метра три ростом, не понимала русских слов, впрочем, наверняка догадывалась о сути просьбы, однако, что неудивительно, следовала задуманному ранее. Она меня ни во что не ставила, заставляя выполнять грязную работу в подвале её гостиницы, но и не била, правда, вероятно, из опасений сломать пятидесятикилограммовую рабыню неосторожной оплеухой, вместо этого промашки наказывались окунанием в кадку с холодной и, что важнее, грязной водой. Непослушание же почти полностью вытравили из меня предыдущие владельцы, отпечатавшие в памяти деяния, коих я заочно опасалась в том, кто меня купил. Крамольная мысль, но если быть честной, то я ела больше тех низкорослых, зашуганных существ, которые составляли большинство рабов, где бы я ни была, а проку от меня было вдвое меньше, чем от любого из них, даже самого старого и побитого жизнью.

Так, до последнего держась за подол хозяйки, которая, не желая попортить уже проданный товар, не боролась со мной и даже не прибегала к поводку, а банально схватив за мой застиранный худи на спине, подняла над полом; я была извлечена наверх – во внутренний дворик, где покупатель ожидал своё приобретение.

- За что мне это всё?! – мысленно завопила я, когда увидела его.

Или её. Это был скелет, буквально, ростом немногим уступавший принёсшей меня, явно не являвшейся человеком, как и все прочие, кого я успела повидать в этом мире. Когда бывшая хозяйка поставила, вернее, положила меня, обессиленную от накатившей истерии, на пол, он не произнёс и слова, только сделал жест рукой следовать за ним и пошёл прочь. На прощанье владелица гостиницы придала мне ускорения пинком в зад, заставив двигаться поневоле, и я на негнущихся ногах засеменила за своим новым владельцем, через которого могла частично видеть путь в порт, куда мы направлялись. Прохожие задолго до нашего приближения спешили перейти на другую сторону или вообще убраться подальше, и такую реакцию вызывала явно не я. Картина, как компания горбатых, к тому же вечно сутулившихся, отчего напоминавших улиток, чуть ниже человека ростом четырёхруких тварей с головами без челюсти и глаз, у которых я успела побывать и понять, что они кровожадные, яростные пираты, штормами рейдов проходящие через маленькие селения, встала у стеночки, перебирая в руках свои побрякушки и оружие, забрала остатки надежды. Я попала в собственность к чудовищу!

Не помню, как мы добрались до порта, весь путь через город, что мы преодолели, спускаясь вниз по длинному проспекту, я будто плыла, зазернившись в единственной мысли о том, что меня ожидает нечто страшное, причём не какие-то там заурядные муки, последних, как телесных, так и моральных я натерпелась столько, что границы первых, казалось, раздвинуты настолько, что ещё немного и я начну получать удовольствие. Бежать бесполезно, бегала уже, как правило, становилось только хуже; например, к тем пиратам, любителям изготавливать из лицевой кожи своих жертв маски, нося их натянутыми на свои бугристые безглазые головы, я попала, успешно сбежав. А ведь жила себе в гареме, в тепле и уюте, сытая, а теперь нос набок, половины зубов нет, дурацкие татуировки тут и там, и это ещё не всё…

- Розовый, - выдохнула я, когда скелет стал подниматься по трапу на корабль.

Его корабль выделялся среди прочих не только нежным розовым цветом, но и сравнительно небольшими размерами. Да, это до сих пор многопалубная, а оттого высоченная конструкция, но не ста или более метров длиной, а вдвое меньше, заставлявшая вспомнить яхту, с которой меня похитили во время отдыха близ Сейшел. Впрочем, я здесь и не такое видела, чтобы удивляться розовой обшивке; ну а уж факт того, что судно, как прочие другие рядом, парит над пропастью, и порт – фактическое окончание города, занимающего летающий остров, был для меня обыденностью. Однако я застыла, будто перед незримой преградой, и как ни хотела, на самом деле вовсе не хотела, но не могла заставить себя сделать шаг на трап. Скелет же, словно не замечая, поднялся на борт и скрылся в дверном портале. В тот же миг по трапу сбежали уже знакомые мелкие труженики и без лишних церемоний затолкали меня сначала по трапу, затем внутрь, в какое-то тёмное помещение.

- Ничего нового, очередной подвал! – подумала я, осматриваясь в полумраке, немного успокоившись ввиду расставания с пугающим новым владельцем.

Не решаясь никуда идти, я присела у стены и стала ждать; давно, в том числе на себе, отметила особенность рабов к безынициативному ожиданию в ситуациях, когда они не знают, что им следует делать, это и вправду роднит движимое имущество с вещами. Покрытие пола было мягким, словно ковролин, а сам пол тёплым, даже стена, в которую я упиралась спиной, была приятной температуры. Не уснуть бы, ведь очень хотелось отдохнуть: от постоянной работы до глубокой ночи и подъёмов ни свет, ни заря, организм при любом состоянии покоя инициировал сонливость.

Я зевнула и попыталась отвлечься, но ничего кроме ничем не занятого пола на пару метров перед собой во мраке было не различить, а в помещении к тому же было очень тихо. Поэтому резко открывшаяся дверь меня всполошила, я поспешила вскочить на ноги, но вошедшая мелюзга не обратила на меня никакого внимания; первый прошмыгнул куда-то в темноту, а остальные старались протащить безразмерный мешок через дверной портал. И тут комната озарилась светом, видимо первый вошедший включил осветительные приборы; не в силах отказать себе в любопытстве, встав украдкой, продолжая держать голову склонённой, я принялась бросать взгляды вокруг. Но тут же опустила взор, так как в отличие от мучавшихся с мешком остальных рабов, едва ли не придавливающим их своим содержимым к полу, первый подошёл ко мне. Он наклонился над моими ногами, занимаясь кандалами. Это существо было, вероятно, старшим из нас, так как впечатляло опрятным внешним видом, обусловленным не только богатой, как украшениями, простыми, но всё же, так и сложностью образа, одеждой, а ещё и совсем непрактичной стрижкой, можно сказать укладкой. Мы, рядовые работяги, как правило, были обладателями бритых голов, этот же мог похвастаться ассиметричным бобом, но одна сторона таки была выбрита, а также клепаной курткой, бархатными шароварами, да и сапоги его – красота. Но главное было в его руке: связка ключей, большая часть из которых были не привычными моим землякам механическими, а устройства мне неведомого, открывающие двери или запускающие устройства при поднесении. Он расстегнул кандалы и, уделив секундный взгляд своим соплеменникам, наконец справившимся с мешком, бросив его посередине комнаты, поманил меня пальцем вниз. Я нагнулась, чтобы существо метрового роста могло расстегнуть ошейник; а затем они все покинули помещение так же внезапно, как и появились.

Растирая шею, я прислушалась, но в комнате вновь воцарилась тишина, так что ничто не могло запретить мне осмотреться. Моё внимание сразу же пленила картина, занимавшая большую часть стены напротив, сюжет был незатейлив, но очень знаком: крыши, как одна покрытые рыжей черепицей, невысоких, стоящих близко друг к другу, образуя узкие улочки, зданий.

- Это же Флоренция! – подумала я, но тут же осеклась, - Нет, это не Флоренция, а моя фантазия…

Мало ли какой город в этом мире мог иметь такие же крыши? Это же не легкоузнаваемые сингапурские «Марина Бэй». Я, ещё немного полюбовавшись картиной, хранившей образ знакомого, домашнего вида, стала интересоваться прочим в помещении. Комната, особенно на фоне ранее увиденного мной на других кораблях, была хороша, чего стоило одно только освещение, крайне напоминавшее электрическое. Правда комната была почти пустой, кроме картины на стене и большой кровати в дальнем углу не было ничего, разве что ещё мешок, принесённый пару минут назад. По всей видимости, это помещение отвели для меня, но кровать слишком уж хороша для такой грязной рабыни как я; так что обольщаться я не стала и продолжила ждать, полезно подпирая стену.

Ждать пришлось недолго, вскоре явился тот ключник, на этот раз в одиночестве и, увидев меня стоящей у стены, принялся недовольно голосить своим низким голосом; никак не могу привыкнуть, что у столь маленьких существ такие басовитые, подходящие гигантам, коих я повидала здесь множество, голоса. Когда он схватил меня за край худи и потянул к мешку, я связала его недовольство с тем, что мешок нетронут, может быть я должна была его разобрать.

- Откуда мне было знать?! – хотелось выкрикнуть в ответ, но я промолчала, старший раб может и поколотить, а то и чего похуже.

Содержимое мешка мы извлекали вместе, им оказались бесчисленные увесистые, но небольшие, двадцать на десять, на десять сантиметров, коробочки, покрытые тонким слоем пачкающей пальцы, пахучей, неразличимой глазом, жидкости, по запаху напоминавшей отбеливатель. Я доставала коробочки, зачем-то каждый раз нюхая свои руки, а мой новоиспечённый напарник раскладывал их в помещении то тут, то там; зачем он это делает, например, эти две коробки, совершенно идентичные прочим, поставил у изножья кровати?

- Чёрт тебя подери! – невольно вырвалось у меня, когда малой, покрутив один из своих ключей, заставил коробочки увеличиваться в размерах, приобретая узнаваемые формы мебели.

Правда происходило это небыстро, а главное благодаря, вероятно, той жидкости, которая использовала в качестве топлива то, что покрывала. Я мигом посмотрела на ладони, но на них никакой активности не происходило, однако на всякий случай я вытерла их об штаны. Стирка здесь, когда хозяева в принципе давали возможность таковой, была тем ещё предприятием, а потому без особой надобности я старалась не пачкать вещи, даже при выполнении грязной работы.

- Ну, теперь, хотя бы понятно, что комната не для меня, - подумала я, усердно обтирая кисти рук об одежду, то и дело принюхиваясь.

Зря я делала последнее: зрительный фокус повело, голова закружилась и я упала, потеряв баланс, при этом, как мне показалось, на пару секунд потеряв сознание. А этот карлик вместо того, чтобы помочь, стал меня раздевать, так ещё как деловито и нетерпеливо. От последнего я опешила вдвойне, так как, сколько бы не делила скромный кров и скудную пищу с этими существами, никаких подобных потуг в мою сторону не наблюдала. Всё бывает в первый раз! Быстро придя в себя после помутнения, я решила отбиваться и уже голой ногой пнула наглеца в лицо, отбросив прочь. Мерзавец заорал, видимо вызывая подмогу; местных языков я не знала, но интонации и прочее, сопровождающее у этих существ клич о помощи, выучила.

- И зачем я стала сопротивляться? – с удивлением спрашивала себя я, пока прибежавшая на призыв орава избавляла меня от оставшейся одежды.

Возможно, потому что быть изнасилованной другим рабом это уже край, к тому же такой мелюзгой, ставшей в моём восприятии за время наблюдения прочно ассоциируемой с рабским дном. Но, как и раньше, сексуального интереса они не проявили, а раздев и поставив на ноги, напористо повели куда-то. Коридоры корабля так же отличались, они были на голову технологичнее прочего, что я видела ранее: подобие лампового освещения, обходящегося точно без открытого огня; ровные стыки металлических, будто фабричных, а не кустарных деталей; приборы, неизвестного мне назначения, но присутствующие, в отличие от голых стен коридоров пиратских судов. Не знаю, почему обращаю на эти детали внимание сейчас, упустив их из вида по пути от трапа в ту комнату, вероятно в сей момент, препровождаемая голышом неизвестно куда, я беспокоюсь меньше, нежели только что расставшись с тем скелетом. И это нездорово!

- Ая-яй! – мысленно выругалась я, правда, использовав иные слоги, когда в следующем помещении меня ждал тот самый скелет.

Со стороны может думаться «тоже мне – скелет!», но не когда он стоит рядом, возвышаясь своими восьмью футами, а главное что ты знаешь – он двигается сам и бесконечно далёк от анатомического экспоната. Так, воочию, особенно вблизи, это, я полагаю, всё же существо, пугало своей неестественностью: скелеты должны лежать в могилах! Потому повидав в этом мире всяких существ, каких-то уродливых, других даже милых, я не помню, чтобы кто-нибудь кроме моего нового владельца меня так пугал.

- Вот же я дура! – без веселья посмеялась я мысленно над собой.

Это же наверняка какое-нибудь не особо умное, искусственное существо, созданное и служащее моему подлинному новому хозяину, которому я и нужна голой. А что? Я видывала всякие причудливые конструкции, которые можно принять за живых существ, а этот скелет воспринимать живым сложно. И что на меня нашло? Мысли о том, какому такому извращенцу могла понадобиться побитая жизнью рабыня, носящая следы этих самых побоев, как на лице, так и других частях тела, меня заботили меньше, нежели провожатый. Скелет взял меня за запястье и повёл дальше; мне пришлось вытянуть руку, чтобы иметь возможность идти следом, так как разница в росте была не в мою пользу. Однако после неожиданного просветления ореол ослепляющей ужасности спал с ведущего меня, и я смогла нормально его воспринимать, буквально видеть не размытый образ, а всё как есть. И эта машина, если таковой её можно называть, была только по форме похожа на скелет человека, да и то диспропорциональный, с куда более длинными конечностями и толстыми костями. А сами кости были чем-то другим, с тоненькими, едва различимыми трещинками по всей своей длине, по крайней мере, так на кисти и предплечье, наиболее близким ко мне; вблизи вообще похоже не на поверхность кости, а больше на какое-то напыление, гипсом что ли. К тому же не белого или желтовато-белого цвета, а с лёгким, но уловимым, оттенком то ли голубого, то ли бирюзового, или вообще лаймового цвета. На рёбрах, по большей части грудных, были повязаны ленты ткани разных цветов, украшенные орнаментами и надписями; из-за них сразу и не заметишь то, что в грудной клетке находится шар, занимая почти весь её объём. А ещё поражало то, что этот скелет тёплый; нет, даже горячий, по ощущениям руки он теплее кошек.

Но от разглядывания ведущего меня отвлекло содержимое следующего помещения, куда мы вошли: тусклый, бурого оттенка, свет, становящийся таким из-за прохождения через ёмкости, заполненные плавающими в жидкости частями тел и органами, окрашивал в свои цвета окружающую обстановку. Я узнала холодильное оборудование и пугающего вида хирургические инструменты, последние были как-то небрежно разбросаны по столам вперемежку с орудиями, скорее подходящими для слесарного дела. Скелет даже не заметил моего сопротивления и продолжал движение вперёд, я же всё больше поддавалась желанию сопротивляться и упиралась, несмотря на всю тщетность сего. Открывшийся в следующую комнату вид вырвал из меня крик ужаса, приковывая взгляд к металлическому креслу, располагавшемуся по центру. Мелкие рабы, как оказалось, сопровождавшие нас всё это время, завопили вместе со мной, но не в страхе, а радуясь – эти интонации я так же неплохо знала. Скелет поднял меня вверх, словно я шар, наполненный лишь криком, который из меня не переставая вырывался, и плюхнул в кресло, а карлики помогли пристегнуть меня к последнему, так туго, что мне удавалось только чуть-чуть извиваться. Я невольно уставилась на чудовищного вида множественные манипуляторы, торчащие по кайме нависавшего надо мной слепящего света; а мгновенно купированные закрывшейся звуконепроницаемой дверью оживлённые переговоры рабов свидетельствовали, что со скелетом мы остались наедине.

Он поправил освещение и посмотрел на моё лицо своими пустыми глазницами, по крайней мере, мне так показалось.

- Отпустите меня! – выдавила я, заливаясь слезами.

Манипуляторы стали двигаться, заставив меня вздрогнуть, но скелет застыл неподвижно, словно продолжая смотреть мне в глаза.

- Больно не будет, - первые слова по-русски, которые я услышала в этом мире.

Но радости не было, так как их произнёс скелет, а завершил он эту фразу пугающе самодовольным смехом. Спустя мгновение манипуляторы впились в мою плоть, но больно не было, как он и обещал, правда легче от этого так же не становилось; я, как могла, клонила голову вниз и не хотела верить в то, что видела. Манипуляторы, ощерившись инструментами, бесцеремонно копошились во мне, словно я какая-то мясная туша: одни вонзились и впрыскивали жидкость, другие разрезали мою грудную клетку и не думали на ней останавливаться, третьи раздвинули рёбра и занялись своими задачами. А я даже сопротивляться не могла, тело отекало и слабело, перед глазами, и без того застланными слезами, всё расплывалось, но я постаралась сделать последний рывок, совершенно не думая чем он может мне помочь, просто хотела, и, собрав все оставшиеся силы в волевой пучок, рванула. Я вскочила, вопя что есть сил, и через мгновение поняла, что сижу в кровати в той самой комнате; тут же мои руки, опережая взгляд, схватились за живот и грудь. Я пару секунд как помешанная щупала себя, но не удовлетворившись, сначала задрала худи, потом вовсе разделась, внимательно себя осматривая.

- Присниться же такое! Жуть… - с облегчением, да что там, счастливо выдохнула я и растянулась на кровати.

Когда эйфория ослабла, я начала немного прикидывать свою ситуацию и первым делом осторожно понюхала руки; мне показалось, что они до сих пор немного пахнут отбеливателем, но я прогнала эти мысли, как продукт мнительности. Вот мне ещё один урок: не нюхать незнакомые жидкости! С другой стороны, моё положение вроде неплохое, если я потеряла сознание, надышавшись этой дряни, и меня уложили приходить в себя здесь, то можно осторожно предположить либо снисхождение со стороны старшего раба, что уже неплохо, либо обольститься на более смелые гипотезы. Не желая злоупотреблять добротой, я поспешила слезть с кровати и аккуратно заправила её; закончив, обратила внимание на изменения в помещении – открытые створки иллюминаторов. Я прислушалась, не намечается ли чего-то, что может застигнуть меня за излишним любопытством; вроде тихо, и я встала на цыпочки, стараясь дотянуться и ухватиться за окаймление иллюминатора. По понятным причинам смотровые порталы были на высоте удобной не для существ моего роста, но я справилась, даже удивилась, как легко подтянулась и держусь. Иллюминаторы были странные: они отражали изображение откуда-то сбоку, к тому же с линзированием что ли; вероятно ни за ними, ни рядом с этой комнатой нет наблюдаемого открытого пространства. Всё равно почти ничего не видно – ночь, наверное.

- Хотя нет, - осеклась я и стала присматриваться к волнующейся темноте. – Не может быть! – выдохнула я вслух.

Если я правильно поняла, то отражаемое на иллюминаторы изображение демонстрирует грозовой атмосферный слой, который располагается на значительном удалении под летающими островами. Пираты его боялись и ближе пары километров к нему не опускались; так что если увиденное где-то рядом с этим кораблём, то я бы забеспокоилась. Бытие раба не только бесправие, но и почти полная неизвестность, только и остаётся – гадать, что тебя ждёт то тут, то там, от внезапно возникшей ситуации, и от настроения случайного свободного человека; никаких планов, только сегодняшний день. Я ещё немного посмотрела в иллюминатор, а затем поняла, что уже пару минут вишу на согнутых руках, держась за кромку пальцами. Спрыгнув, я размяла пальцы, но это не требовалось, они ничуточку не устали, равно как и руки; я потрогала последние с подозрением.

- Вот что крепкий сон делает! – подумала я, потягиваясь. – Скучно как-то.

Привыкла я к постоянной работе, даже тело ломит от безделья после отдыха; по правде не совсем ломит, а немного покалывает эпизодически в разных местах, преимущественно в шее и верхней части спины, а в животе чешется, от голода, вероятно. Правда, есть не хотелось, как ни странно, так – ощущение, что могу что-нибудь перекусить и не отказалась бы от этого. Однако мне пришлось изнывать от скуки, устроившись у стены в становившемся уже моим местечке. Прошёл час, второй, затем возможно третий, хронометра у меня не было, но по впечатлениям я бездельничала очень долго. Надеюсь, ни мне, ни тому старшому не влетит от костлявой жути за простой в работе.

- Наконец-то! – мысленно возликовала я, когда явился тот разодетый раб и, обнаружив меня бодрствующей, поманил за собой.

Мы повернули направо и прошли по сворачивающему коридору, а затем спустились по шахтной лестнице вниз, преодолели ещё пару коридоров и вот она – кухня. Никогда бы не думала, что так обрадуюсь вручению швабры, ведра и пузырька с порошком. Раб-старшина довольно закивал, когда я, убедившись путём смачивания образца и растирания пальцами, что в пузырьке что-то вроде порошкового мыла, приступила к мытью пола. Вскоре с шумными разговорами прибыли несколько коротышей, принеся горы посуды; дежурившие по кухне соплеменники приняли её и принялись мыть. В общем, работа активно исполнялась и я была рада, что меня заняли чем-то доступным навыкам такой неумёхе, как я; однако удивляло, что же я мою на таком чистом полу? Впрочем, вероятно, он потому и настолько чистый, что его регулярно моют. Вся кухня была удивительна в сравнении со многим прочим, что я видела в этом мире и, если бы я не знала, где нахожусь, то ни с первого, ни со второго взгляда не отличила бы эту от кухни, расположенной, например, на круизном лайнере, последняя разве что больше. Но с третьего взгляда можно было начать подозревать неладное, а начать стоит с холодильников, одного небольшого, и другого с дверью в мой рост: они были будто безразмерные. Оба установлены у стены и в лучшем случае имеют половину метра в глубину, но в большой кухари буквально заходят, порой вытаскивая на плечах замороженные куски размерами с овцу; в тот же что поменьше засунули поднос полутораметровой длины. Всё бы ничего, можно подумать, что холодильное оборудование вмонтировано глубоко в стену, однако я, моя пол, заглянула за неё, там за стеной, в лучшем случае двадцать сантиметров толщиной, пустота следующего помещения! Но я не удивлялась, подумаешь – волшебство, чего я здесь только не видывала, меня больше акты проявления доброты ко мне – иновидовой рабыне удивляют, нежели телепортация, возвращающиеся в руку метательные топоры или вот такие холодильники.

Занимаясь своим нехитрым делом и радуясь тому, что в первые, или вторые, сутки моей работы мне поручили что-то, с чем я могу справиться, ничего не разбив, не заклинив, не испортив инструменты или нечаянно не оттерев очень нужное покрытие, приняв его за грязь, я заметила, как старший раб принялся активно жестикулировать. Оказалось, что он старался поймать какой-то диск, выскользнувший у него из рук, так что пару секунд карлик судорожно махал конечностями, но затем, вероятно, когда его мозжечок заявил: «Хватит, дай-ка я сам всё сделаю, без команд неокортекса!», малыш, прекратив беспорядочные манипуляции, цепко схватил предмет. Такое жонглирование пробудило во мне интерес к предмету и, приглядевшись, я узнала местный коммуникатор, который хоть и встречался нечасто, но всё же был мне знаком. Устройство, формы гантельного блина, напоминало крупный карманный хронометр; есть ли там дисплей или кнопки, я не в курсе, так как близко его не разглядывала, лишь знала, вернее даже предполагала, по опыту увиденных манипуляций и их последствий, что это средство связи. Ещё до того, как убрал диск во внутренний карман куртки, старшой принялся с особой активностью бегать по кухне и прилегающим помещениям, распространяя заразительные окрики. Вскоре все его соплеменники забегали с учетверённой активностью, это произошло настолько быстро, что я, увлекшись подглядыванием, всё равно не могла сказать, за какое время шумная кухня превратилась в одинокую обитель рабыни-человека.

- Надеюсь, меня не забыли, - шепнула я тихо, продолжив мыть пол.

Мнительность я, как правило, побеждала, а поэтому предположение, что помещения эвакуируются в связи с утечкой чего-нибудь ядовитого, всерьёз не рассматривала; к тому же после настолько реалистичного кошмара, посетившего меня именно в тот момент, когда за всё время пребывания в этом мире мне бы удалось выспаться, я была под впечатлением освобождения. А также работа плёвая, поэтому я легко отринув потенциально тревожащие мысли, продолжила в полном спокойствии духа мыть чистый пол. Сизифов труд? Я уверена, каждый раб скажет: «Поручите два!».

Но нет, равномерно размазывать три бактерии по блестящей плитке было не суждено – вернувшийся раб-старшина, схватив за руку, спешно повёл меня прочь. Мне же следовало начать беспокоиться по поводу того, куда мы так бежим, и я это сделала, но только на уровне сознания, тело никак не проявляло солидарность; да что там, за время нашей пробежки по кораблю, в отличие от ведущего, я не запыхалась и ни капельки не устала. Утвердится в подозрении, что на корабле случилось нечто чрезвычайное, заставили три кадавра – гибрида органов и тканей, на вид живых, с металлическими узлами и деталями. Этим изделиям была придана гуманоидная форма, правда, безголовая, видимо, думали за них другие, например, старший раб, который вставил в каждое тело, машину, голема или что это такое на самом деле, ключ, активировав, а затем что-то скомандовал и его послушались. Я бы не проголосовала за предложение пойти следом за этими созданиями и инспектировать их деятельность, но решения принимала не я. Кадавры, двигаясь с грацией, которую я не ожидала от изделий подобной наружности, вышли в большое протяжённое помещение, а мы последовали за ними. Я заметила массивные механизмы, примыкавшие к сегментам левой стены, и моя память тут же подсказала образ экстерьера корабля, что позволило догадаться, что мы находимся в бортовом, вероятно десантном отсеке, а эти сегменты – выдвижные рампы. Конечно, не помучавшись в качестве мелкой, а потому удобно не мешавшей подай-прибери в пыточно-разделочной пиратского корабля, я могла бы и не проявить подобной сообразительности. Я даже дёрнулась от грохота, раздавшегося где-то впереди, мой же спутник вообще подпрыгнул на месте и белочкой спрятался за меня, но через пару секунд что-то прокричал биомеханическим телам и они пошли вперёд. Когда перед кадаврами открылась дверь, то мне или показалось от беспокойства, либо действительно образовался щекочущий спину сквозняк, устремлявшийся в открытую дверь.

- Видимо, не показалось, - подумала я, когда при закрытии двери по команде старшего раба, отданной через коммуникатор, сквозняк исчез.

Мой спутник продолжал прятаться за меня, сжимая устройство связи и, вероятно, телеуправления, при этом пригвоздив взгляд к двери в конце помещения; я присоединилась к наблюдению. Как ни странно я оставалась спокойной, при этом интеллектуально билась в обычной женской истерике, впрочем, думаю, что многие из мужчин, оказавшись на моём месте, делали бы то же самое. А повод паниковать был очевиден: мы заперты на корабле, возможно летящем вблизи опаснейшего атмосферного явления этого мира, хотя и без последнего не многим легче бы стало, где лютует или какая-то диковинная, конечно же, только для меня, тварь; или целая банда, тех же биомеханизмов, только спятивших или вообще объявивших «Viva la resistance!»; либо тот же скелет. А откуда мне знать, что это не такое же рукотворное создание, просто служащее владельцу корабля, которым может быть и этот коротыш, спрятавшийся за меня. Но это всё неважные детали, главное то, что на корабле блуждает, вероятно, стихийная, опасность; ко всему прочему стало подозрительно тихо, и, признаться честно, я бы хотела, чтобы неведомая тварь ломилась в дверь, но с обязательным условием того, чтобы дверь выдерживала натиск. Но в десантном отсеке стало очень тихо, даже мы внесли свой вклад – затаив дыхание; в этих условиях я заметила, что коммуникатор методично пощёлкивает, а затем он внезапно запищал, заставив носителя броситься наутёк. Я, не будь дурой, хотела броситься за ним, но не могла! Тело отказалось выполнять команду к побегу, его даже развернуть толком не получалось, чтобы плюнуть на спину этой мелкой сволочи! И тут я начала догадываться, а вместе с тем пугаться ещё больше.

Однако металлическое щупальце, появившееся из ниши и обвившее перила с правой стороны, заняло первое место в списке моих беспокойств. Я уже была в ужасе, но моё тело реагировало по-прежнему неадекватно ситуациям, вместо того чтобы солидарно трястись со своей, видимо теперь номинальной хозяйкой, раз уж бежать отказывается, оно напряглось, слегка опуская голову и выгибая спину, и немного присело, согнув ноги в коленях. Щупальце двигалось странно, оно не заползало дальше, а продолжало держаться за погнутый поручень своим концом, при этом заваливаясь на пол серединой. Когда же вслед за вылетевшими, сначала одной, затем второй половиной знакомого кадавра, из ниши показалось туловище с руками, то я поняла, что это не щупальце, а хвост! Существо медленно вылезло из проёма, смотря на меня и, что неудивительно, нисколько не опасаясь; основную часть его тела составлял длинный, покрытый подогнанными друг к другу кольцеобразными доспехами, хвост. На широком надетом наискось ремне, визуально разделявшем закованный в металл хвост и голое туловище, висели гвозди с моё предплечье размером, именно они больше всего нарушали тишину звуками соударения друг о друга. Поверхность тела покрывали чешуйки крупного размера преимущественно дымно-чёрного цвета с редкими вкраплениями тусклых жёлтых полос. Лицо мне напомнило сплюснутую по вертикали морду каймана, только взгляд куда более разумный, но это впечатление от поведения существа, а не констатация каких-то объективных деталей внешности. Исключая хвост и четырёхпалые руки, так же полностью закованные в металл, существо было голым; видимо эти части тела важнее головы и, например, печени, если последняя вообще имеется. В остальном, по размерам головы, длине шеи, толщине и длине рук, насколько можно судить из-за доспехов, объёму грудной клетки, ширине плеч и прочему, туловище по пропорциям было равно параметрам самца человека. Хвостатый выполз на центр и медленно приближался ко мне, разглядывая с явным любопытством; полагаю что он, как и большинство аборигенов, впервые увидел человека, а я представляю, насколько диковинный вид имею. Это нам, землянам, кажется, что среди гуманоидов и близких к ним человек выделяться будет, но не больше прочих, покрытых чешуёй; горбатых; с огромными стопами, но ходящих на цыпочках; с массивными челюстями, полными клыков и поверхностью тела, заросшей шерстью; а также многих других. Но нет, если посмотреть отвлечённо, то человек: лысый, при этом покрытый тоненькой кожей; с узкоспециализированными кистями, предназначенными эволюцией, прежде всего, для удержания овального камня и нанесения им ударов по куску кремния, а тонкие операции требуют много тренировок и по большей части являются заслугой мозжечка; хрупким лицом, на котором всё скучено в условиях маленькой головы, а потому у человека комичные зубки в тонкой челюсти, посредственные обоняние и слух, более-менее зрение, но то заслуга опять же мозга. А наши обширные животики, хранящие многие метры кишочек, тоже производят соответствующее впечатление, заставляя местных представлять барабан. Кстати, лучше бы мне было не вспоминать о кишечнике; ох, как же я настрадалась от биоты этого мира, она в первых строчках моего персонального списка мучителей, доставивших больше всего страданий. Но перечисленное уступает моей груди, она чаще всего вызывала у многих местных гуманоидов аналог смеха; я поначалу обижалась, но представив макаку и тигра, перестала. В общем, обитателям этого мира было на что посмотреть и удивиться, созерцая меня; исключения, конечно же, встречались, но среди существ внешне схожих со мной, например те же метровые хронические рабы, составлявшие мне компанию почти на любой работе.

- Это что и есть та самая жизнь, проносящаяся перед глазами при близящейся кончине? Диарея – моё предсмертное воспоминание?! – подумала я за миг до того, как один из гвоздей стремительно покинул пояс и, развернувшись, устремился остриём в меня.

Кайманолицый поднял бровь, когда я легко уклонилась от снаряда, сместив туловище немного в сторону и развернув его. Мне следовало бы задаться вопросом: «Как?», но вместо этого я удивилась, что у существа, оказывается, подвижные брови! И корректно ли мне думать, что это я избежала попадания? В тот же момент мне стало до глубины души горестно и настолько себя жалко, что подобной печали и отчаяния я не испытывала ещё ни разу за месяцы эксплуатации, унижений и насилия над собой, испытанных в этом мире. Окружающая среда стала словно сценой с декорациями, а на ней разворачивалась независимая постановка, которую я лишь наблюдала; но терзающую буру эмоций я испытывала от понимания того, что, вероятно, теперь я такое же создание, как размётанные кайманолицым кадавры. То был не сон, а кошмар наяву и моё сознание сконцентрировалось на случившемся, лишь границей подмечая события из окружающей действительности. А там из манжет ремня вырвались все оставшиеся гвозди и со свистом, следуя взмаху руки чешуйчатого, полетели в моё тело. Но оно нашло брешь в построении снарядов и кувырком, изворачиваясь до предельного напряжения мышц, уклонилось и от этой атаки. А я лишь успела заметить, как над головой в поле зрения врывается огромный кулак, через мгновение покрывающая его латная рукавица продолжается металлом доспеха остальной руки; моё же тело отскакивает кульбитом, из-за чего я на пару секунд теряю ориентацию в пространстве. Только сейчас, когда тело разорвало дистанцию со сблизившимся противником, я поняла, что произошло: хвост кайманолицего, будто схваченный невидимой силой, протащило по дуге нам за спину, после чего он и нанёс этот удар наотмашь, целясь моему телу в затылок.

- Великолепное изделие! – хоть и не зная слов, я готова поклясться, что чешуйчатый изрёк по смыслу именно это.

С пола стали медленно подниматься гвозди, а застрявшие в стене энергично колебались, чтобы присоединиться к остальным, освободившись.

- Телекинетик… – поняла я, впрочем, догадалась бы раньше, сосредоточившись на происходящем вовне.

Тело сигнализировало, оно кричало о предельных нагрузках, но во мне теплилась надежда на то, что кайманолицый тоже вымотан, ведь недаром он взял паузу. Вновь потешается перед атакой в бою, который для него игра, развлечение?

- Нет, он устал! – мысленно крикнула я, ругая свои же мысли. – А пожить-то хочется, хоть наблюдателем в марионеточном теле…

Телекинез и прочее, что землянин, человек моего времени и культуры, считающий себя рациональным, может назвать магией, хотя, как заявил неизвестный мне автор «развитая технология несведущему может казаться магией», даются нелегко, по крайней мере, моему первому владельцу, способному и к телекинезу, и к перемещению на короткие расстояния, как себя, так и других, например, меня. Я с грустью поняла, что цепляюсь за ниточку: даже если для кайманолицего затруднительно в ближайшее время повторить свои фокусы, то ничто не останавливает его от классической атаки – существо-то большущее. И сколько продержится моё тело, уклоняясь от ударов кулаками и попыток схватить, явно способным на это, хвостом, я не знаю. Но не успел чешуйчатый вернуть все свои метательные снаряды в ремень, как из стены появилась знакомая, только призрачной формы, фигура, начавшая в ту же секунду приобретать плотность, прогибая поручни, на которые встала. Появление знакомого скелета-переростка вызывало смешанные мысли и эмоции, с одной стороны, я была рада его видеть, это же союзник! С другой, он являлся не только наглядным свидетельством того, что операции, произведённые на мне, не сон, а жестокая действительность, ведь я не заметила деталей его внешности в первую встречу, а они, что я вижу прямо сейчас, были в точности как запомнились при второй, но и непосредственным мучителем, сотворившим со мной… Я даже не знаю, что именно!

- Говорят, болеешь, - сообщил чешуйчатый, после недолгой молчаливой паузы, образовавшейся после появления скелета; может детали иные, но смысл тот же, я уверена.

Скелет ничего не ответил, а стал обходить интервента с фланга. Кайманолицый явно забеспокоился, сначала он лишь глазами посмотрел на меня и спешно вернул взгляд на скелета, а затем стал активно поворачивать голову, уделяя внимание то мне, то второму своему противнику. И тут он будто окаменел, потеряв краски, и бесформенной серой оболочкой опал на пол.

- Сбежал, - пояснил скелет по-русски. - Это знание я в тебя не закладывал.

Очень хотелось задать вопросы, идя по пятам за своим хозяином, но я совсем не удивлялась тому, что молчала. Хотя бы тело вновь стало слушать команды, и это впечатление воспринималось мной как-то странно, тем более что я теряла контроль на считанные минуты; но этих минут, видимо, хватило, чтобы начать воспринимать своё тело не как себя, и даже не как часть себя, а в качестве инструмента… Впрочем, себя саму тоже. По всему кораблю был погром, тут и там валялись узнаваемые куски кадавров вперемешку с растерзанными конструкциями, напоминавшими мне головоногих моллюсков. Последние были созданы по схожему принципу гибрида, однако у интервентов доля живой плоти была куда меньше; я бы назвала их скорее машинами, роботами. Среди стен, обляпанных то ли кровью, то ли смазкой, а возможно топливом или всем сразу, в окружении фрагментов созданий, с которыми невольно начинала себя ассоциировать, я задумалась о том, таились ли сознания невольных узников в этих разрушенных телах, являются ли они существами как я? От тягостных размышлений меня отвлекло стремительно произошедшее событие: скелет схватил подбежавшего к нему старшего раба и броском размозжил бедолагу о стену.

- Зачем?! – вырвалось у меня, когда под грузом событий и размышлений моя психика устала настолько, что от самой себя можно было ожидать чего угодно.

- Ты – штучный товар, - с некоей неохотой, но всё же ответил мне скелет, опять же по-русски, - А таких как он я могу россыпью купить!

Хозяин пошёл дальше, а я поспешила следом, не нуждаясь ни в команде, ни даже в кивке или жесте рукой. Может, я не только другое изделие, но и что-то иное, раз старшина поплатился жизнью за то, что бросил меня или лишь за то, что вообще подверг опасности? Может, мои новые способности – необходимые средства по защите меня самой? В конце концов, я же не выгляжу как чудовище из кусков плоти и металла?! Не знаю, и остаются мне только предположения и надежды на лучшее, так как заляпать своими или уже не совсем своими внутренностями стену, досаждая расспросами, желания не было…


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...