Но сторожа-то кто устережет?

1

Ее звали Дора, вокруг них шелестел, сверкал, ослеплял ночных прохожих Нью-Селинос, а Рэй был слишком пьян, чтобы не пообещать ей звезды с неба и сокровища царя Соломона.

— Ты моя современная Лолита, — говорил он: затуманенному алкоголем мозгу это казалось отличным комплиментом. — Ты не королева, но алмаз в венце ее: женщины на троне меняются, ты же остаешься прекрасной вечно.

Дора не расцепляла рук на его локте и кивала. Шорох платья скрадывал ее шаги, за темной вуалью в отблесках фар порой мелькали черты лица, но он не мог рассмотреть ничего больше. Не то чтобы Рея это волновало, однако он всегда огорчался отсутствию более оживленной реакции на его речи.

Но у него был козырь в рукаве — предложение, на которое повелась бы любая девушка.

— А хочешь, — предложил он, изо всех сил стараясь произносить слова отчетливо, — я тебя в закрытый клуб проведу?

И тогда Дора впервые за вечер перевела глаза с ярких витрин на него и сказала “хочу”.

Между закрытым клубом и баром только для своих существовала определенная разница, но Рей пренебрег ей с необычайной безрассудностью. Махнул кольцом перед лицом сурового вышибалы, галантно — насколько получалось — придержал для Доры дверь и провел ее в помещение, полное музыки и шума. За дальним столиком сидели, нахохлившись, две тучные дамы, недовольные отсутствием кавалеров, и Рей им посочувствовал, но не слишком: гарпии, хоть и считались разумным видом, к мужчинам относились не лучше, чем тролли к женщинам — “спутник на вечер” слишком легко переходил в категорию “завтрак в постель”. Мелькнул на периферии зрения перстень с символикой Охотников — такой же, как у самого Рея, — в углу раздавался одобрительный гул, кто-то звучно обвинял кого-то в шулерстве, но до рукоприкладства пока не дошло, словом — не было лучшего места, чтобы произвести впечатление на девушку. Рей подмигнул Доре, отодвигая для нее стул у барной стойки, и, проверив наличие карты в кошельке, попросил:

— Мне Кровавую Мэри и для дамы что-нибудь на ее вкус, — и ослепительно улыбнулся Бармену.

Бармен дернул левым ухом, показывая, что заказ принят. Рею не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть, как дверь на улицу медленно растворяется и исчезает. Теперь она не появится снова, пока Рей не оплатит выпивку. Кого другого это могло бы напугать, но Рей не стал бы Охотником, не люби он легкий привкус опасности; да и сейчас ему было наплевать. Рядом с ним сидела самая прекрасная девушка Нью-Селиноса, и он намеревался выжать из этого вечера максимум.

Дора негромко хмыкнула на хрипловато-романтичное “...you know darn well that I don't stand a chance”2, раздающееся из динамиков, пригубила оранжево-кофейный коктейль, что поставила перед ней когтистая рука, и прижалась плечом к плечу Рея. Как же ему сегодня повезло.

Рей не стал пробовать свою “Мэри” на вкус. Вместо этого, не упуская шанса, наклонился, чтобы приподнять вуаль и мазнуть губами по бледной щеке. Дора поощрительно потерлась скулой о его руку, провела по тыльной стороне запястья облаченными в колючее черное кружево пальцами, но из объятий выскользнула, легко указала на неприметную дверцу возле торца стойки и, послав воздушный поцелуй, упорхнула. Эти женщины, подумал Рей с нежностью, эти их пудры и помады — что может быть лучше?

Бармен положил перед ним ламинированную карточку. Буквы слегка расплывались в неярком свете, но Рей сумел прочитать “Сент-Джонс” и ухмыльнулся, пряча ее в карман. Канада? Пусть будет Канада, туда он давно не наведывался, тем более что работа есть работа. Ругару и волколаки, юрэи и баньши проявляли себя по всему свету, а, значит, без гроша в кармане Рей точно не останется, по крайней мере пока крепко держит банку с солью в руке, а необходимые заклинания — в памяти.

Стул слева вдруг скрипнул. Рей скосил глаза, прищурился. Рядом с ним присел тот самый Охотник, чье кольцо он заметил, когда заходил в бар. Если Рея не обманывала интуиция, то все время, пока они сидели внутри, этот мужик пялился на Дору не отрываясь. Собрался отбить у него девушку? Черта с два!

Рей натянул свой самый доброжелательный оскал и повернулся к соседу. Тот встретил его спокойным взглядом невыразительных серых глаз, поставил на стойку свой стакан с виски и поинтересовался:

— Ты настолько любишь опасность или настолько молод?

Рей моргнул.

— Что?

Охотник вздохнул и устало опустил плечи.

— Значит, молод. Слушай, юноша, и постарайся не упасть на пол. Твоя подружка — или кто она тебе — самая настоящая вампирша.

Бокал в руке резко покачнулся, будто бы в небольшом американском городке неожиданно началось девятибалльное землетрясение, и Рей, подавив желание отхлебнуть, медленно его опустил. Для таких новостей он был еще недостаточно пьян, но проблема заключалась в том, что при упоминании вампиров любой Охотник умел трезветь мгновенно и бесповоротно.

— Меня зовут Шахр, — его потрепали по плечу, приняв застывшее выражение лица за смесь ужаса с недоверием. Нельзя сказать, что ошиблись на этот счет: только Рей начал считать, что Фортуна повернулась к нему декольте, как...

Воистину, расскажи богу о своих планах и дай ему отсмеяться.

Он быстро глянул в сторону, прикидывая, сколько времени понадобится Доре на прихорашивание. Скорее всего, не менее десяти минут — торопиться ей было ни к чему. Шахр вопросительно позвенел льдом о стекло, и Рей выдохнул:

— Реймонд, — сглотнул комок в горле и все же спросил: — Как ты понял?

— А тряпка на лице у нее для красоты, думаешь? Это чтоб ты в случайном отражении не увидел безголовое чудище и орать не начал.

И перчатки для той же цели, мысленно добавил Рей. Собственная беспечность не вызывала ничего, кроме злости. Надо же было так опростоволоситься.

— Когда убиваешь этих тварей столько лет подряд, сколько я этим занимаюсь, чуять их начинаешь, — Шахр усмехнулся почти сочувственно. — Заканчивай расстраиваться, не ты первый, не ты последний. Помощь нужна?

Соглашаться казалось слегка унизительным, но вряд ли Рей мог показать себя большим идиотом, чем до сих пор, поэтому он опустил голову и кивнул. У него действительно не было в запасе средств, чтобы прямо сейчас охотиться на вампира. В Нью-Селинос он приехал только для того, чтобы получить новое задание, и еще не успел пополнить запасы.

Шахр выслушал его тихие неловкие пояснения и дернул усами.

— У меня есть святая вода и осиновый кол, остались с предыдущей охоты неподалеку. Сумеешь ее отвлечь?

— Кто освящал воду? — выпалил Рей слишком быстро и сам же себя отругал за это. К счастью, Шахр оказался снисходителен к его горячности, да и он тоже знал, что далеко не все священники достаточно ответственно относятся к своим обязанностям.

— Патер Джордж из Церкви Белого Креста.

Рей испытал облегчение. С патером Джорджем он был знаком лично и в вере его не сомневался ни на мгновение. Можно было попробовать. Он не признался бы в этом вслух, но воображение нарисовало ему вид неподвижной Доры с колом в груди, и на миг ему показалось, что томатный привкус во рту горчил. Пусть вампир, но она была девушкой — его девушкой сегодня, и ему...

К тому же, отвлекать кого-то от мгновенного обливания из ведра или пластиковой бутылки и от методичного забивания деревянного предмета ему в сердце — это все же задания разной сложности.

Шахр согласился с его сомнениями.

— Вода так вода, — в его спокойствии чувствовался опыт. — Выведи ее из бара и замани в безлюдное место. Я последую за вами. Не беспокойся, — добавил он, оставляя на стойке несколько смятых банкнот и, махнув рукой, направился к выходу, — если воды будет недостаточно, у меня есть еще козырь в рукаве.

Рея это должно было бы успокоить, и он старательно изобразил благодарную улыбку, но внутренности обдало холодом. Он подозревал, что знает, о каком козыре речь.

— Что-то не так? — мурлыкнула Дора. Рей не заметил, как она вернулась, и под ложечкой засосало. Догадалась она или нет?

Неважно. Лучшее, что мог сейчас сделать Рей, это продолжать игру и надеяться, что святая вода от патера Джорджа сработает. В детстве он мечтал стать актером и даже вступил в кружок имени Шекспира в школе, но использовать полученные навыки таким образом было как-то мерзко.

Рей запил это ощущение большим глотком Кровавой Мэри и сжал ладонь Доры в своей. На секунду ему захотелось плюнуть на все, увезти ее в деревеньку, купить домик в глуши, где на десятки километров вокруг нет ни одного человека. Поить ее с рук коровьей кровью и прятать: Дору от человечества, человечество от Доры.

Для хэппиэнда в стиле старых ковбойских фильмов Рею не хватало честности. Или, может быть, наоборот — подлости. За все эти годы он так и не решил.

— Пойдем гулять? — предложил он. Жалеть о том, что вечно холодную кожу Доры он не может отогреть, не было ни смысла, ни времени. — Что моя леди предпочтет: набережную или казино?

Дора почти неслышно рассмеялась и подождала, пока он расплатится, прежде чем снова взять его под локоть.

— Леди, — отголоски веселья все еще звенели в ее словах, — предпочтет какой-нибудь отель.

Как бы вульгарно это ни звучало из ее уст, в подобном несоответствии Рей находил свой шарм. Тем более, это играло ему на руку: машину он припарковал возле заброшенного дома у разбитого фонаря. Уличных грабителей он не боялся — небольшой отпугивающий амулет под стекло, и любой горячий парень, напоказ поигрывающий монтировкой, вдруг почувствует непреодолимое желание спрятать ее под безразмерной курткой, словно промокшего котенка, и пройти мимо как можно быстрее.

Самому Рею спешить не хотелось. Ночная прохлада остудила горящий лоб, остатки алкогольной дымки словно устыдились пустынной улицы и испарились насовсем. Где-то вдалеке завыла собака, но умолкла после окрика хозяина.

Может, она чуяла — как по темному переулку идут двое, почти счастливые, почти влюбленные, почти искренние, и как за ними тигриным, мягким шагом следует хищник, выслеживающий жертву.

Охотник, идущий вернуть мертвеца в могилу.

Дора споткнулась на лестнице. Рей поймал ее, приобнял за талию и так довел до конца ступенек — они почти пришли, он уже видел светлое пятно однажды бывшего белым бампера машины. Словно спасаясь от холода, Дора доверчиво прижалась к нему, и от этого жеста ему захотелось завыть тоже.

Вместо этого он стащил с нее шляпку вместе с вуалью. Нежная ткань смялась в его кулаке, когда он помедлил, любуясь, — как глупый турист в джунглях любуется бабочкой, не слыша за грохотом водопада шумное дыхание подкрадывающегося тигра, — на бледном лице Доры отчетливо выделялись ярко накрашенные губы, и Рею внезапно захотелось узнать, насколько сладким на вкус был тот кофейно-оранжевый коктейль.

Он не наклонился. Пустой дом глядел на него бесконечно черными провалами окон, и поменять принятое так давно решение Рей уже не мог — и, если бы ему кто-нибудь дал второй шанс, не стал бы поступать иначе.

— Прости меня, — сказал он. Сожаление свернулось под сердцем испуганным дикобразом, но даже сквозь перчатки Рей чувствовал, какие холодные у Доры пальцы, а глаза ее по цвету не отличались от дула ружья.

И сделал два шага назад.

Шахр вырвался из теней мгновенно, пластиковая бутылка из-под диетической колы в его руке вызвала бы смех, если не знать, чем она заполнена. Дора дернулась в сторону, скорее, наверное, от неожиданности, нежели действительно собираясь уклониться.

Всплеск — Рею показалось, что вода застыла в воздухе, словно в замедленной съемке, — а затем обрушилась вниз.

Бордовый росчерк на периферии зрения — Шахр после атаки предпочел отступить, перестраховываясь. Рей же замер на месте, не дыша, настолько неподвижно, что мадам Тюссо им бы гордилась. Секунды растянулись в вечность, как тянется жвачка, мелким камушком беззвучно упала в пропасть первая, вторая...

На третьей Дора выпрямилась и зашипела. Кроме промокших волос и темных пятен, быстро расплывавшихся на верхней части платья, видимого урона вода ей не нанесла.

Не подействовало.

Смесь разочарования и глупого, нелогичного облегчения затопила Рея от пят до ушей. Дора не обращала на него внимания: прищурилась и следила за движениями Шахра. Тот скрестил запястья, приготовившись, и Рей, припомнив его уверения в баре, сжал зубы крепче.

Ему очень хотелось ошибиться, но что-то — опыт ли, интуиция ли — говорило ему, что нет.

— Дни человека — как трава, — начал Шахр торжественно, и Рей покачнулся, ухватился за перила, но не устоял, сполз на асфальт. — Как цвет полевой, так он цветет. Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его.3

На предплечье его засветились вдоль извилистых змеек вен линии заклинания — козырь в рукаве в самом прямом смысле этого слова, пиковая дама в момент, когда и король, и туз вышли из игры. Рей отвернулся, сел на верхнюю ступеньку, вытянув ноги: не глядя было проще слушать, как слова Шахра становились громче и набирали силу.

— Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили.4 Молвили тебе, встань и иди, молвлю теперь — возвратись к истоку, прах к праху, тень к тени, кость к кости, аминь!

Рей любил это заклинание сильнее всего остального в своем арсенале: пусть оно требовало много сил и предварительной подготовки, зато действовало наверняка. Не существовало ни защиты от него, ни противодействующих заклинаний. Вампир вспоминал свою человеческую жизнь, вспоминал ужас смерти и неизбежность ее прихода, и главное было — ударить в горло, в проявившийся след от укуса.

Двум смертям не бывать, говорили люди, и для людей это было правдой.

Шахр сзади выдохнул в изумлении, а затем жутко захрипел. Рей не стал оборачиваться: их затея обернулась провальной уже в тот момент, когда Дора сморгнула капли святой воды и выдвинула клыки.

Одной не миновать, продолжали эти же люди, и для них это оставалось правдой.

Для них — не для ночных монстров, чье название нельзя было найти ни в одном трактате о работе Охотника, не для чудовищ, которые и вовсе никогда — никогда, никогда, никогда — не принадлежали к числу потомков Адама и Евы. Это походило на шуточные вопросы, над которыми ломали голову ученые и философы. Что было раньше: яйцо или курица? Что вернее описывает вселенную: общая теория относительности или квантовая физика?

Вот вам еще один вопрос из той же оперы: кто укусил самого первого вампира?

Рей запрокинул голову и расхохотался. И смеялся, и смеялся, и смеялся, пока холодные ладони Доры не закрыли ему глаза, пока не учуял едва уловимый запах крови от ее пальцев.

— Ты должен был догадаться, что святая вода не подействует, — Дора хмурилась, он мог определить это даже не видя ее. — Ты пробовал это в Румынии пять лет назад.

— Ты имеешь в виду тот случай, когда пьяный священник облил из окна нас обоих, потому что мы попытались расположиться на ночлег у стен церкви и слишком громко шумели? — уточнил Рей только для того, чтобы услышать свой голос и убедиться, что тот не дрожит. Поморгал быстро-быстро, стараясь пощекотать ресницами тонкую кожу — когда и зачем она стащила перчатки? Не хотела испачкать? — и помахал где-то перед носом Доры вуалью. — Из него так себе был верующий, знаешь ли.

Про то, что из альтернативных вариантов ему предложили только осину, он промолчал, не желая веселить ее еще больше. Когда во Франции охотник пробил Доре грудь колом, Рею пришлось месяц питаться хлебом и водой: все его деньги ушли на новое платье взамен испорченного, и повторять опыт он не имел ни малейшего желания. С серебром он экспериментировал в Германии, с церквями — в России, с чесноком — в Болгарии, с солнечным светом — в Италии.

Дора забрала у него вуаль, неодобрительно фыркнула и начала ее расправлять. Наверное, ее выразительный взгляд ставил своей целью вызвать у него чувство вины, но сейчас Рей слишком устал для чего-то подобного. Вместо этого он вытащил из поясной сумки потрепанный блокнот и простой карандаш.

“Святая вода (патер Джордж, церковь Белого Креста), попытка номер два, Нью-Селинос, август 20хх”, записал Рей. Эта сухая пометка разительно отличалась от самой первой, неаккуратной и сумбурной: прыгающим почерком, с продавленными ручкой листами, малосвязно описывающей одновременно антураж пещеры и сокрушительную неудачу с тем самым заклинанием.

(Ему до сих пор иногда снились восточные подземелья, сверкающая вязь рун, торжествующее и отчаянное: “Ты не станешь есть людей, пока я жив”, и чудовище — просто чудовище, пока еще без имени и без внешности, — уточняющее тысячей голосов сразу: “Только тех, кто не пытается меня убить”, — и удушающее давление самой примитивной, самой мощной магии на свете, скрепляющей договор невидимым клеймом.)

Первую и последнюю запись разделяли годы опыта, экспериментов, неоправдавшихся предположений — и только одно их объединяло. То, что попытка снова оказалась неудачной, Рей не отметил. Блокнот в принципе существовал исключительно для того, чтобы он не забывал, какие способы гарантировано не сработают, и не повторялся. Он — или кто-то после него.

— Когда ты умрешь, — заметила Дора мимоходом, — этот блокнот я сожгу.

Рей пометил в памяти сделать копию и отдать на хранение... да одному из Барменов, например. Попытаться забрать что-то из их лап будет непростой задачей даже для кого-то вроде Доры.

— Следующее задание в Канаде, — сообщил он, пряча труд своей жизни в сумку так небрежно, словно бы тот ничего не значил. О его планах она либо догадается сама, либо, в лучшем случае, не догадается вовсе. — Хочешь сиропа? Северного сияния? Горнолыжных курортов?

Им наверняка придется сидеть в темном и грязном переулке, ожидая, пока цель Рея — кто на этот раз, интересно? Бес? Вендиго? Провинциальная Мэри Галлагер? — проявит себя, но мечтать никто не запрещал. Дора неодобрительно покачала головой, помогая ему подняться на ноги, и промолчала.

В Нью-Селиносе у них оставалось лишь одно незаконченное дело.

Шахр — то, точнее, что от него осталось, — напоминало главного героя фильма “Машинист”. Рей посмотрел на часы, трещина на циферблате которых почти полностью закрывала собой цифры от двенадцати до трех, нащупал в кармане подходящее оружие и присел на корточки рядом с телом.

Через три раза по тридцать секунд зрачки у Шахра двинулись. Не сузились, как реагируют на свет у живого, а метнулись в одну сторону, затем в другую, пока не зафиксировались на Рее. Тот сочувственно улыбнулся голоду, который в них увидел, и резко, без замаха, ударил серебряным гвоздем под кадык.

Пепел испачкал ему кулак. Новорожденные вампиры, еще не отошедшие от своей гибели, не представляли никакой опасности.

— Влечь за собой — вот счастье погибающих,5 — процитировала Дора. Гибель ею же инициированного вампира никак ее не тронула.

Рей не спешил с реакцией: дотронулся до чужого кольца Охотника (под его прикосновением оно треснуло и рассыпалось в мелкую крошку), затем собрал в кучу оставшуюся от Шахра одежду и отнес к пустому зданию, забросив в разбитое окно. Роса на высокой траве давно не стриженного газона промочила ему брюки, но это его уже не волновало. После тщательно отряхнул руки и только потом ответил:

— Виновна ты во всем, что совершил я,6 — и получил в награду первый за вечер искренний смех. Рей не всегда угадывал, к какому классическому произведению делала отсылку Дора, но ее неизменно радовал всякий раз, когда ему это удавалось.

Ладони все никак не оттирались от черных разводов. Дора смотрела на его старания с ненавязчивым любопытством и наконец спросила:

— Как его звали?

Рей никогда не записывал в блокнот имена. Не хотел превращать его в своеобразный послужной список серийного убийцы, как бы глупо это ни звучало.

— Шахр, — сказал он после паузы. Будто отпечатывал имя на, похоже, самом надежном носителе, который только можно было найти.

Из них двоих Дора никогда ничего не забывала, и в такие моменты Рей действительно был ей за это благодарен.

В машине он вытянул из бардачка бутылку антисептика, пахнущего какой-то приятной химией, для себя и пачку салфеток для Доры. Пусть даже она не могла простудиться, волосы все равно лучше было бы высушить.

— Горький, — внезапно обронила она. И, видя замешательство Рея, пояснила: — Тот коктейль.

Захотелось побиться головой о руль, но Рей сдержался. Женщина, способ уничтожить которую он искал долгие годы, сидела в его автомобиле, сытая и довольная, а его больше всего беспокоило то, насколько легко он выставлял себя перед ней идиотом.

— Тогда в следующий раз я возьму тебе другой, — пообещал он хрипло и включил магнитолу.

Из колонок полилось позитивное “I was told a million times of all the troubles in my way”7, и Рей вздохнул. Он регулярно покупал себе диски с джазовыми подборками, но вставленным неизменно оказывался один и тот же, столь любимый Дорой. Впрочем, он и без того этот раунд слил ей всухую, подумалось ему, и он усмехнулся, заводя мотор, и “...tried to grow a little wiser little better ev'ry day” пропел вместе с Фредди.

Дора уже закрыла лицо вуалью, но Рей знал, что она улыбается.

 

Примечания

  1. — Ювенал, сатира VI, 340.
  2. Джо Кокер, “Unchain My Heart”.
  3. Псалтирь 102:15−16.
  4. Послание к Римлянам 5:12.
  5. Сенека, “Медея”.
  6. Сенека, “Медея”.
  7. Queen, “Keep Yourself Alive”.

Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 8. Оценка: 3,38 из 5)
Загрузка...