Если человек – главный на Земле, то причина его некомпетентности, по моему мнению, очевидна. В учебниках и по сей день красноречиво пишут, сколь настырным был единственный претендент на несуществующий престол. Советника не нашёл, правил как умел. Не могу судить, научился ли он чему-то на своих ошибках; его век дольше моего. Однако сухие цифры мне – в пищу, другим – в назидание.

После 30-х годов всё стало ещё хуже. Высшие чины уже чуть ли не каждую неделю слетались в очередную столицу, чтобы продолжить разговор, бесконечный, хоть и по делу. Человечество подошло к той черте, где нужно либо остановиться, либо переступить и падать вниз. Только кто бы что ни говорил, даже я, как бы ни пугали газеты, тут мы забуксовали, и кое-как, но пятимся назад.

Вопрос экологии встал остро и поперёк горла всем заветам бизнеса. В России и раньше была достаточно бравая природоохранная законодательная база. Сейчас же она эволюционировала, проросла корнями всюду, до чего только смогла дотянуться. Международные соглашения по программам, нацеленным на решение всех, каких успели придумать, проблем, открыли на рынке новые вакансии. Так при Министерстве Охраны Атмосферы сформировалась Корпорация экологического аудита промышленных объектов, где появился штаб независимого мониторинга. В общем, я удобно устроился.

Сегодня экология – это бренд, за которым гонятся из выгоды или по нужде. Я – другое дело. Да не обернётся мир против меня за мои суждения, по сей день не нахожу отличий между литературой, экономикой и даже математикой. Детки человечества, синтетика. Биология, физика, химия и география – вот ради чего я ходил в школу. Посещал кружок «юных натуралистов», читал энциклопедии о цветочках и зверушках, летом пропадал в парках – собирал гербарий. Учился жадно даже в ВУЗе. Закончил с отличием, однако выпавшая мне вакансия – проделки удачи, не иначе. Я отдал очень много умственного и бессонного, чтобы прийти к тому, к чему пришёл. Мои глуповатые коллеги занимаются набегами, копошатся в документах предприятия, защищаясь лицензиями, угрожают директорам дотошными экспертизами. Я же, за короткий срок доказавший верность профессии, удостоен заниматься этим единолично, и слово моё здесь имеет вес.

Пряничная диета продолжается с детства. Родители всегда поддерживали мои увлечения, понимали мои промахи. С годами похвала не утихает, не смотря на то, что я рассказываю им всё меньше, и сопровождается намёками о внуках. Мол, как же так? Молодой, успешный, и совсем один. По озвученным ими же причинам я не обделён вниманием, но дальше этого не идёт. На вздохи матери отмалчиваюсь, отец тоже не понимает меня. Судьбоносная встреча немки Софи и москвича Андрея 2013 года растянулась историей вечной любви, если такая вообще существует. Просыпаются в одной постели, готовят завтраки друг для друга, гуляют вечерами. Он до сих пор дарит ей цветы, она до сих пор пишет ему стихи. Если генетика действительно отдыхает на детях гениев, то, видимо, это мой случай.

Мне грешно жаловаться на судьбу. Есть лишь одно, о чём я жалею. Могу поклясться, всё, сделанное мной, было не ради денег. Я бы никогда не предал дело всей своей жизни без весомой на то причины. Но в какой-то момент пришлось поступиться принципами. Мне нет оправдания, и я до сих пор корю себя за это. Стоит ли говорить, что заработок и зарплата – две разные суммы? С моим статусом делать это довольно просто.

Перенесёмся в кабинет очередного директора очередного деревообрабатывающего комбината. Тучный дядька внимательно читал моё заключение, я внимательно смотрел в окно. Дождь разъедал ядовитое небо, донимал хилую березку. Одна лишь дрожь выжженных листочков содействовала мне в борьбе со скукой. Пятница, вторая половина дня, но мой подопечный не спешил. Помнит ли он, что сегодня, к слову, российский день леса? Помнит ли об этом хоть кто-нибудь?

- Я не понимаю, Герман Андреевич, - наконец выдал мне директор.

- Не переживайте, Антон Евгеньевич, - улыбнулся я, понадеявшись, что вспомнил правильное имя: - Наши сотрудники в скором времени навестят вас и всё подробно разъяснят.

Он забеспокоился ещё больше:

- К чему это?

Устало вздохнув, я его просветил:

- По документам вы чисты, однако, как я погляжу, успели провести некоторую перестановку с нашего последнего визита, и то, что должно здесь быть, куда-то делось. Нехорошо. За три дня не успеете. Я, уж простите, некоторые заметки оставил при себе.

- Ну что же вы, в самом деле, Герман Андреевич? - развёл руками преступник: - Это, должно быть, какая-то ошибка.

Я и бровью не повёл. Хотелось покончить с этим как можно скорее.

- Проверьте, - он недвусмысленно протянул мне документ: - Может, вы чего-то не указали?

Одно и то же. Моя рука чиркнула заученным движением где-то в углу листа и отправила его обратно. Антон Евгеньевич невольно ёкнул, ознакомившись с суммой, но, скорчив недовольную мину, всё же отдал конверт. Я учтиво с ним попрощался и поспешил удалиться.

У главного входа меня ждал Стёпа – второй и последний «юный натуралист». Единственное, в чём я ему уступал – ботаника, и делом его жизни стала селекция. В этом он поднялся не меньше моего, и пусть наши пути шли в одном направлении, но по разным параллелям, он остался моим лучшим другом.

Стёпа – натуральный лаборант в плохом смысле этого слова, при этом лёгкий на подъём. Не проходит и недели, чтобы он не нашёл себе нового хобби. Сегодня, например, едем на охоту за зайцами. Оба единожды палили по банкам. Стёпа посчитал, что этого достаточно. Сев на водительское сидение, я невзначай спросил его о лицензии. Он ответил смешком. Мы тронулись.

Комбинат располагался на окраине города, потому очень скоро хмурая Москва осталась позади, и чем дальше мы ехали, тем активнее расходились тучи. Пушкинская осень рассыпалась разноцветными деревьями по обе стороны дороги, роняющими свои листья на лобовое стекло, заволочённое густым молочным туманом, застилающим спидометр. Я беспрецедентно открыл все окна, тёплый ветер ворвался в салон.

- Гера, чтоб тебя, меня же продует, - вяло и наигранно пожаловался селекционер, затягиваясь самокруткой с его очередной авторской дрянью.

Я не ответил, заботливый Стёпа курил в сторону. Всё бы нормально, он после этого экспрессивен и крайне уморителен, если не учитывать, что у него в руках будет отцовское ружьё.

Мы припарковались на обочине пустого шоссе, на окраине какого-то леса. Переоделись, снарядились. Я проверил свою стальную флягу в кармане куртки, проверил её содержимое. Друг позабавился, но ничего не сказал. Зачем-то я отдал ему ключи.

Вначале лес встретил нас оглушающей тишиной, но под шорох шагов постепенно раскрепощался. Вековые сосны подметали голубое небо пышными кронами. Где-то наверху скакали белки, стучал дятел, переговаривались дрозды. Золотое конфетти в медленном падении мелькало то здесь, то там. Мокрые поваленные деревья, поросшие мхом, преграждали путь. Их гниющие пни, заражённые рыжими опятами, нянчили дикие цветы. Случайный ветер качался на еловых ветвях. Лес утопал в свете, расколовшимся сетями древесных зарослей на тысячу солнечных зайчиков. Природа умирает красиво.

Я не заметил, что стою на месте. Обернулся. Стёпы не было. Меня окружали дебри. Ведомый внезапным приливом адреналина, громко позвал друга. Мне ответило эхо, заплакала кукушка. Для паники рано. Но, на всякий случай, одним махом я осушил флягу и покрепче взялся за цевьё. Побрёл уверенно, куда глаза глядят, пока в какой-то момент алкоголь не ударил в голову. Оправдывал тяжесть ходьбы тем, что добрался до берега болота. Ноги вязли, спотыкались, выдавливали подошвами воду. В какой-то момент мне всё это надоело, и я закинул оружие в рюкзак, дабы в случае очередного падения себя ненароком не пристрелить. Шёл не меньше вечности, и уже задумывался, что всё же останусь здесь. Спасение нагрянуло неожиданно.

Из леса мне навстречу вышла она, и я в одну секунду протрезвел и забыл всё, что знал. Однотонное платье в пол рассыпалось на подоле осенними листьями, обнажая босые ноги. Её руки гладили облетевшие кусты. Растрёпанные волосы украшал осенний венок, плетённый из сухих веточек и гроздей рябины. Огненно рыжая бестия с ангельским лицом прожгла голубым пламенем взгляда насквозь, заметив меня, но даже тогда я не поверил в реальность происходящего, хоть по спине и пробежали мурашки.

- Девушка! – не скрывая восхищения, обратился я к потенциальной галлюцинации.

Спирт заплетал язык. Потому я, видимо, произвёл на красавицу не лучшее впечатление, ведь, как только наши глаза встретились, её лицо исказилось удивлением, быстро сменившимся обидой.

Попросил незнакомку о помощи, и тут же понял, что она в ней нуждается больше моего. Заворожённый красотой, не заметил пореза на тонком предплечье. Кровь сетью огибала запястье, терялась в ладони, капала с пальцев. Я всерьёз обеспокоился и хотел уже что-то сказать, подавшись вперёд, но остановился. Девушка смотрела страшно, будто сама небесная кара. В глазах не читалось ничего иного, кроме боли и ненависти, обращённых конкретно ко мне.

Незнакомка бросилась убегать. Я, очнувшись, поспешил за ней, но она приведением тут же исчезла в густых дебрях. Ведомый теперь забытым чувством ужаса, вслух заключил:

- Ведьма!

Это уже не шутки. Многое можно объяснить, но это уже что-то ненормальное. В приступе паники захотелось привести оружие в боевую готовность. И тут чудеса. Не заметил, как потерял рюкзак. В очередной раз, но теперь куда агрессивнее, позвал Стёпу. Тщетно.

Погода быстро менялась. Солнечные лучи обрывались грозовыми тучами. Видимо, нагрянуло со стороны Москвы. Свинцовое небо поразило землю холодом, лес окрасился сочными тёмными красками. Как ни странно, под вечер я успокоился, но мириться не собирался. Голова болела нещадно, иногда гудела так, что перекрывала мои крики. Этиловая мешанина помогла, страх практически улетучился, однако штормило, будь здоров, оттого приятная прогулка в осеннем лесу обернулась полосой с препятствиями. Было весело, я громко песни пел, но на трухлявые пни не налетал, по крайней мере, старался, хватался за ветки. Никто на случайных попойках не разделяет мой интерес к старому року. Сейчас же, раз на то пошло, я не отказывал себе в излиянии души, крякая фальшью лишь тогда, когда непослушная нога неожиданно проваливалась в очередную расщелину столетнего валежника.

Что таить? Я предполагал, что одичалая связана с пропажей моего друга и моего рюкзака, при этом хотел чувствовать взгляд единственного слушателя, и, по правде, иногда он прожигал мне спину. Довольно лестно. Однако барышня не спешила помогать горе-охотнику преодолевать бурьян, наблюдала тенью и будто бы отовсюду. Тяжёлые небеса наливались синей водой. Я сходил с ума.

В последний раз мигрень кольнула висок, тело качнуло. Я облокотился на сосновый ствол. В глазах потемнело, сознание грозило в скором времени покинуть меня, но, по мере прояснения, вернулось как никогда грандиозно. Душа ушла в пятки, а я отрезвел слишком быстро, чтобы хоть что-то сообразить. Ведьма стояла передо мной, нас разделяло пять шагов. Её руки держали моё ружьё. Оно целилось мне в грудь.

Врос в землю, впился руками в кору, прижался к дереву, уставившись на сумасшедшую. Глаза в глаза. Одно целое. Жертва и убийца. Как нелепо. Дураку понятно, чем это закончится, и пусть окровавленные пальцы дрожали, она была крайне убедительна. Девушка смотрела в мою душу через призму гнева и нечеловеческих страданий, а я – в её, распознав внутреннюю борьбу, мешающую нажать на спусковой крючок. Она начинала плакать.

Закусив губу, воровка уверенно дёрнула рукой немного вправо. Тучи озарились, выстрел грянул громом в метре от моей головы. Рефлекторно сорвался с места и обратился в бега, боковым зрением уловив, как несчастная истеричка бросает ружьё и падает на траву. Сквозь бешеный пульс обезумевшего сердца и свист ветра на первых секундах я ещё слышал её горькие рыдания, пока Вселенная не зароптала какофонией ливня. Гроза бушевала, слепила, лес цеплялся и царапался. Но я не остановился, даже когда выбежал на дорогу. Стёпа мок у машины. Возмутиться он не успел.

- Поехали! – взмолился я, не узнав собственного голоса.

Друг, видимо, тоже, потому отреагировал грамотно. С разбега запрыгнув в авто, дали по газам.

Я так ничего и не рассказал, а друг не стал допытываться, за что я ему безмерно благодарен. Но ни молчание, ни время не помогли мне избавиться от навязчивых мыслей и однотипных снов. Каждую ночь она приходит ко мне, днём накатывает хандра. Стёпа предлагал помочь, только души мы с ним лечим по-разному, да и я безнадёжно болен. Так сказать, подкинул проблем своим спонсорам. Смешно, что больше не брал. Не хочу. Ничего не хочу.