дохереП

Аннотация:

Вам не нравится этот мир? Придумайте другой, который будет лучше.

Бернар Вебер "Тайна богов".

[свернуть]

 

*** Переход

 

Шварк. Бултых! Бабах! Дзынь, дзынь, дзынь…

Павел Сергеевич оторвался от монитора старенького АМД и, сдвинув очки на кончик носа, окинул взглядом комнату. Впрочем, все перечисленные выше звуки явно имели своим источником что-то располагающееся на кухне, и были отделены от обитателя маленькой «хрущевской» однушки полуприкрытой «картонной» дверкой. Хозяин, кряхтя, вытащил грузное тело из цепких объятий глубокого, с потертыми подлокотниками кресла и, шаркая о половицы подошвами тапок, направился на место происшествия.

 

Если у вас нет проблем (что вряд ли), заведите себе какого-нибудь зверя. Зверь Павла Сергеевича – Мурлон, пытался замаскироваться на сером в разводах подоконнике, скрываясь между пластмассовыми горшками с лопоухим кактусом (с одной стороны) и кустиками высохшей до состояния полноценной мумии герани (с другой). Однако длинный пушистый хвост, трубой поднимающийся вверх, не оставлял коту на это никаких шансов. Разбросав белые щупальца в направлении от квадратного столика в сторону тумбочек с посудой, на кухонном полу разлилась обширная молочная лужа. Лужу эту украшали острые блестящие осколки, бывшие еще недавно стеклянной бутылкой. «Задумчивый» рыжий таракан, озабоченный поисками брода, не обратил на хозяина ни малейшего внимания. Сергеич обреченно осмотрел «поле боя». Не переступая порога «театра военных действий», он развернулся в сторону санузла, где хранились швабра и половая тряпка.

– То, что ты, Мурлон, - порядочная сволочь, я знаю и без твоих выходок. – Старик, стараясь дотянуться до разбросанных осколков стекла, широкими движениями швабры собирал лужу к эпицентру падения бутылки. – Но имей в виду. В следующий раз вместо тряпки я намотаю на швабру твою мохнатую бестолковую сущность…

Павел Сергеевич, бывший когда-то известным, как теперь говорят «брендовым» писателем - романистом, бедностью не мучился. Но, имея на счету шестизначные суммы, копеечку возле кассы продуктового магазина пересчитывал тщательно, чем вызывал терпеливые жалостные взгляды стоящих за ним в длинной очереди домохозяек. Холодильник его от запасов провизии не ломился. Початая бутылка с молоком, которую он опрометчиво оставил на кухонном столике, была единственной, специально припасенной для зверя заначкой. Вновь выходить на улицу Паше жутко не хотелось. Тем более не хотелось, потому что Мурлон, продолжая отсиживаться за геранью, вины своей признавать не собирался. Писатель бросил на кота неприязненный взгляд, и, тяжело вздохнув, вновь погрузился в низкое, натужно крякнувшее кресло, и продолжил чтение:

 

«…Офис оказался самой обыкновенной пещерой под северным склоном одного из пиков Блаума. Из соискателей Гехорн присутствовал в единственном экземпляре. Работодатели восседали за широким каменным столом. Лое с виду обычный орк, с огромным носом и маленькими поросячьими глазками. А вот про гнома Илли Гехорн рассказать ничего бы не смог, поскольку тот сидел перед ним с наглухо обмотанной тряпками головой. Впрочем - один его глаз был голубого цвета. Именно этим глазом Илли настороженно буравил соискателя, лишь время от времени хриплым голосом вставляя замечания в диалог, протекающий между гостем и младшим партнером гнома. «Резюме» зачитывал носатый:

- Рожден от сивого Ахрона его законною женой Жехрой. От роду - двенадцать годков?

- Да. – Гехорн утвердительно кивнул головой.

Носатый повернулся к своему напарнику.

- Мальчонка совсем. Договор нормальный с ним не заключить. Ограничения на детский труд. Укороченный рабочий день и все такое…

Тряпичная голова кивнула, но мнение свое высказывать не стала.

- …Обучался в доме каменных табличек на Ирхорне. Владеет пыльным заговором, лукавым глазом, когтистым боем…

Илли нетерпеливо пихнул своего партнера коренастой ногой.

- Че ты?

- А ни че. Спроси, справка у него медицинская с собой?

Лое вопросительно посмотрел на соискателя.

- С собой справка?

Гехорн аккуратно протянул носатому кончик своего крыла, на котором отчетливо проступали голубоватые контуры печати окружного лекаря. Лое тихонечко дунул на переливающийся рисунок и тот ответил ему легким искрящимся сиянием.

- Настоящая! - Он быстро сунул длинную ручищу куда-то за спину своего партнера и извлек маленький узелок. Развязав заначку, макнул пальцы в тряпицу и посыпал печать желтоватым порошком.

Перед лицом Лое поплыли затейливые струйки дыма, которые тут же сплетались в тонкую вязь букв и предложений медицинского заключения о состоянии здоровья.

- Нету у него никакой аллергии. Ну, нету. И насморка никогда не было. Вон - ни одна буква даже не дернулась. - Он выпустил кончик крыла из толстых волосатых пальцев.

- Так. А что у тебя с трудовым стажем? Впрочем, откуда ему взяться. Что? Уже где-то успел поработать?

Лое с интересом перевернул плоскую дощечку, испещренную замысловатыми рунами…

- Таскал камни из западных штолен и кидал их в гнилую топь? И никого там не пришиб? Удивительно.

Он отложил в сторону «резюме».

- Штольни эти уже лет двести принадлежат Увору Саалу, толстому, противному, жадному гному, просто не прилично жадному. Я там тоже как-то подряжался. Заплатили половину от обещанного. Ну да Зигфрид с ним, с эти Увором…

Илли фыркнул и опять пихнул напарника ногой.

- Давай вот без этого, всего! Без Зигфрида!

Лое обиженно отодвинулся чуть в сторонку, но болтать на посторонние темы прекратил.

-Хорошо. Прилетай послезавтра после восхода. Мы тебя берем.

 

Утро выдалось пасмурным и серым. Носатый Лое встретил молодого дракона чуть в стороне от каменной арки, обрамляющей вход в подземные владения партнеров. Сидя на широком плоском камне, он острой палочкой выковыривал из зубов остатки завтрака.

- Здорова. Ну чё? Пошли, покажу рабочее место. - Он поднялся с камня и, потянувшись, побрел в темноту пещеры. - Тут конечно места маловато, но тебе крыльями махать незачем. Вот за этим гротом заползай в расщелину. Там увидишь дыру между камней. Сам туда не лезь, застрянешь. Только голову просунь.

Орк махнул рукой в ту сторону, куда следовало залезть и не застрять, а сам шустро нырнул в боковой тоннель. Дыра в каменной стене оказалась именно там, где ей и положено было находиться. Просунув в нее клыкастую морду, стараясь при этом не зацепить валуны своими короткими острыми рогами, Гехорн уткнулся носом в длинный каменный желоб, доходивший почти до центра скрытого за каменной стеной помещения. Желоб этот упирался в низкую широкую печурку с множеством отверстий в округлых закопченных стенках. Сама кузня представляла собой обширный грот с высокими потолками увешанный и заваленный древним, но по всему видать исправным инструментом. Одних только молоточков, молотков и кувалд здесь можно было насчитать не менее двух десятков. Противоположная от Гехорна стена была скрыта сплошным металлическим "ковром" разнокалиберных клещей, оправок, гладилок, кузнечных топоров и утыкана зубилами и бойками. Здесь же из общей кучи выделялось широкое лезвие фалькаты. Между дальней от драконьей морды стеной и печуркой, довершая интерьер мастерской громоздилась тяжелая наковальня. Вот возле нее-то и пыхтел «одноглазый» Илли, подтаскивая к печи тяжелую поковку средних размеров. Впрочем, одноглазым он уже не был. Тряпица прикрывала теперь только его макушку и правое ухо. Когда-то роскошная гномья борода была почти выжжена, а ее опаленные остатки торчали из-под подбородка своего хозяина рваными растрепанными клочьями.

- Чего уставился? Вот сюда дуешь огнем. Струя должна быть несильной, но равномерной. Чтобы прямо вдоль желоба и в печку. И еще! Никогда! Ни при каких обстоятельствах! Не чихай!!! Понял? НИКОГДА!..».

 

- Мяу! Мяяяяяяя! – Мурлон, зависнув на видавшей виды тюлевой занавеске прямо над головой хозяина, явно затевал очередную гадость.

Старик оторвался от чтения и уныло побрел в прихожую. Древние египтяне что-то там утверждали на предмет котов и потустороннего мира. Однако напихать Мурлону тумаков, дабы проверить эту теорию на себе, Павел Сергеевич желания не испытывал. Он терпеть не мог когда кто-то стоял (а тем более висел) у него над душой. Всю свою жизнь он старался избегать обязательств. Но уж если таковые обязательства возникали, Паша торопливо от них избавлялся всеми возможными и доступными ему способами. Но Мурлон хотел молока. И этим все было сказано.

– Скотина! – Пенсионер вышел за порог квартиры и хлопнул дверью. – Вот уйду от тебя и не вернусь…

 

Подземный переход под проспектом - словно тоннель, ведущий из одной жизни Павла Сергеевича в большом шумном и суетливом городе, в иную. В ту, где есть маленькая однокомнатная квартира, наполненная пылью, запахами старых поношенных вещей, обветшалой мебелью, книгами и скрипом никогда не смазываемых дверных петель. Эта иная жизнь, как последний бастион памяти о прошедшем, встречала его без радости и провожала без сожаления. Тридцать лет назад подземный переход угнетал горожан своей серостью и тусклыми мерцающими лампами. Но все меняется. Тоннель постепенно преображался и молодел. Его заплесневелые стены в один прекрасный день заиграли яркими красками разноцветной кафельной плитки. Старые мерцающие лампы заменили новомодными, яркими светодиодными светильниками. А вот Паша, наоборот, все это время старел и дряхлел. Вот уже и палочка у пенсионера в руках, и шарф обмотан вокруг шеи в любую погоду. И переход этот, яркий и помолодевший, как будто стал длиннее, и подниматься по ступенькам вверх (как и спускаться вниз) стало заметно тяжелее. Перед самым выходом из тоннеля, там, где когда-то стоял обшарпанный ларек с сигаретами и пивом, теперь поблескивал хромом не то банкомат, не то еще какой телевизор с кнопочками. Рядом с этим стальным красавцем, в уголке, словно немой укор вечно спешащим по своим делам горожанам, сидела на низенькой табуретке бабка. Мимо нее Павел Сергеевич обычно норовил проскочить как можно быстрее. Стариковский подслеповатый взгляд в такие моменты устремлялся на веселых кафельных лягушат на стене, или на монитор банкомата. На крайний случай он просто смотрел себе под ноги и считал шаги. Ну не любил Паша попрошаек и делиться с ними своим исконным не собирался. И все-таки, странная это была старушенция. Вот она то, кажется, совсем не изменилась за эти тридцать лет. Не помолодела как этот тоннель, и не постарела как остальные, ныне еще живущие. Паша, делая регулярные вылазки в универсам и минуя переход два раза на дню, лишь пару месяцев назад поймал себя на мысли: «как эту старуху не трогает ни беспощадное время, ни наша доблестная милиция (или что там сейчас)?..»

В писатели Павел Сергеевич, конечно, угодил не сразу. Это притом, что еще в раннем детстве, в школе, ему очень повезло с учителем по литературе и русскому языку. Звания заслуженного учителя Российской Федерации удостаивались далеко не все ее коллеги. Зато учительнице с юным пузатеньким флегматичным «колобком» Павликом повезло куда меньше. На четверку он вытягивал с большим-пребольшим трудом. Но старался. Правда, старался. Однажды он даже сочинил для нее стихотворение. Корявая рифма, ни какого ритма или размера, зато от души. Подлизаться тогда не получилось. Паша помнил, как она морщилась, исправляя грамматические ошибки и итоговые «четыре/три» красной пастой перечеркнули его романтический порыв. И все-таки «колобок» был ей благодарен. Она прочитала это «произведение»! И только ради этого Павлик готов был написать еще десяток помпезных детских «считалок». Во взрослой жизни - минуя стезю инженера, таксиста, строителя и пожарного, будущий именитый автор чудом (в качестве этого чуда выступил его дядя – главный редактор новомодного издательства) прибился-таки к плеяде профессиональных литераторов. Все оказалось гораздо проще, чем он мог себе представить:

- Главное, Паша, это обложка, название и еще реклама. - Изрек его всемогущий проводник в нетленный мир литературы. – Вот этим я и буду заниматься, а ты давай, пиши…

И он писал:

 

«…Вечером, перед самым закатом, выползая из узкой норы задом наперед и нащупывая себе выход костяными наростами на кончике хвоста, молодой дракон думал о том, что работа оказалась не такой уж и утомительной. А платили партнеры ежедневно. И сейчас один золотой лежал у него под языком, лучше всякого лекарства снимая с парня дневную усталость.

Развернувшись на щебенке перед входом в пещеру, Гехорн уткнулся носом в мутноватую лужу и от неожиданности отпрянул назад. Такого страшного черного дракона он еще в жизни не видывал. Лое вынырнул из пещеры следом за ним с металлическим ведерком в руках.

- Ну-ка, ну-ка.

Он зачерпнул мутной теплой воды и с пол оборота окатил ей голову начинающему «кузнецу».

- Ну как? А ну еще разок. Наверное, тебе интересно, почему у нас горн не как у нормальных людей? О! Это брат наша с Илли секретная задумка! Ни у кого в округе не получается ковать таких клинков как у нас. А все почему? - Он подмигнул дракону. И опять зачерпнул ведром воды. - Никогда сам не догадаешься. А какие у нас заказчики!? А сколько они нам платят!?

В этот самый момент носатый получил такой увесистый пендаль под зад, что чуть не выронил ведро, расплескав половину его содержимого. Гном стоял позади него и злобно сверкал на болтуна голубыми глазами.

 

Следующее утро радовало обитателей предгорий Блаума ярким солнышком, и даже за острыми пиками хребта не было видно ни одного облачка. Молодой дракон, не дожидаясь приглашения, пригнувшись пониже, пролез в грот и засунул голову в кузню. Перед наковальней стояли трое. Носатый орк, расплываясь в благодарной улыбке, держал в руках заветный кошель со звонкой монетой. Гном пристраивал длинный, не меньше десятого размера нож к косовищу и затягивал кольца хомутов. За ловкими и быстрыми движениями гнома наблюдал незнакомец, в черном балахоне до пят. Лицо последнего было скрыто глубоким капюшоном.

- Знатный клинок! Отличная работа! Ничего не скажешь.

Заказчик, выпростав из балахона кисть руки, затянутую в черную перчатку, приподнял косу.

- Ну, благодарствую. Мастер ты, Илли, признанный, слава про тебя давно ходит. Не устал еще камни-то топтать? А то, может, со мной пойдешь? Ты знаешь, я плохого никому не делаю. Только хорошее.

Лое перестал улыбаться и потихоньку попятился в сторону каменного желоба. Гость взялся за свою косу обеими руками и чуть отвел ее в сторону, так что ее нож нависал теперь над головой кузнеца. Илли задрал подбородок вверх, словно пытаясь рассмотреть лицо заказчика.

- Да не время еще. Работы много.

Гном и так не отличался высоким ростом, а перед высоченным гостем и вовсе казался совсем низеньким старичком.

- Ну как хочешь. Мое дело предложить. Вот только, пожалуй, работу твою нужно в деле испытать…

В этот момент орк выхватил откуда-то свою заначку с желтым порошком и со всего размаху запустил узелком прямо в нос Гехорну. Тот, не успев увернуться зажатой в каменной ловушке головой, сделал глубокий вдох и…

…На дальней от желоба стене, той самой - на которой висели клещи, можно было разобрать мутноватый силуэт высокой фигуры. Из-под потолка медленно опускалось облако жирного пепла. На полу тлели угольки косовища и были разбросаны обломки потемневших костей. Илли вылез из-под прикрывшей его наковальни и ощупал свежеопаленные, куцые остатки своей бороды. Из-под самого желоба, отряхивая пепел с волосатых ушей, показался орк. Лежащая на полу рука уже без перчатки, постукивая костяшками пальцев по камню, пыталась подползти к уткнувшемуся в угол острым подбородком черепу с пустыми глазницами.

- И на старуху найдется проруха… На. Собери-ка мусор.

Илли протянул Лое металлический совок и показал пальцем на разбросанные по полу обугленные останки заказчика. В этот момент оба заметили, что молодой дракон зажмурил глаза и сделал судорожное движение горлом. Напарники тут же ринулись в разные стороны, а костяная рука, бросив возиться с черепом, лихо перебирая фалангами пальцев и цепляясь за висящую на стене цепь, сиганула в металлическое корыто с водой…».

 

Сегодня Павлу Сергеевичу определенно не везло. Внеплановый поход за молоком в неурочное время дня лишил его шанса затеряться в утренней толпе. Улица была пуста. Лишь свежий мусор свидетельствовал о недавнем столпотворении. А вот и широкие мраморные ступени, ведущие вниз. Бетонная арка перекрытия и полированные поручни перил. Вот и бабка на своем месте. Она вытягивает морщинистую шею навстречу одинокому пешеходу, словно дожидается кого-то. Еще несколько звонких ударов палочкой о шлифованный камень и Пашины глаза непослушно упираются прямо в глаза старухи. Рядом никого нет. Пашина рука непроизвольно лезет в карман за кошельком. Вот не повезло…

- Что ты? Милай… - Бабка отдернула голову назад и словно старая черепаха втянула ее куда-то под широкий воротник поношенного пуховичка. – Книжечку хочешь вот енту прикупить? На вот тебе. Почитай на досуге. Грамоте-то поди обучен?

Павел Сергеевич неуверенно протянул руку, и на его ладонь ловко прилег глянцевый томик.

- Ээээ, я… вы… - Он щурясь попытался прочитать название на яркой цветной обложке. - «Взрослые сказки». Автор – Павел Сергеевич Круглов.

Паше стало ужасно неудобно. Он подумал о том, что не взял с собой авторучку, и автограф ему подписать решительно нечем. И в этот миг от запоздалой мысли его прошиб холодный пот: «никто и никогда не издавал эти его сказки, которые он много лет складывал в папку на рабочем столе своего древнего компа». Резкая боль в грудной клетке заставила старика судорожно глотнуть теплого летнего воздуха синеющими губами. Колени подогнулись. Он начал грузно заваливаться в сторону блестящей панели платежного автомата. Палочка со звоном упала на пол. «Тромб что ли оторвался?..» Мир, такой однообразно надежный, внезапно рассыпался мириадами искр и угас, погружаясь в сумрак. На границе этого сумрака бабкина фигура стремительно разрастаясь в размерах, нависла над ним черной угловатой скалой…

Кто-то больно ткнул Пашу в плечо тупым и тяжелым. Он открыл глаза. Над ним нависал потолок все того же перехода, только серый и сумрачный. Противной старушки рядом не было. Вместо нее над писателем возвышалась высокая тощая фигура, завернутая в черный до самых пят балахон. На длинном косовище над головой незнакомца поблескивал вороненый острый нож косы. Тот самый, который когда-то выковал для одного из своих заказчиков голубоглазый Илли. Боль в груди утихла, и это уже было хорошо.

- Я тебя придумал. Давно. – Паша криво улыбнулся, ощупывая окружающее пространство в поисках потерянной палочки.

Фигура отбросила со своей головы глубокий капюшон.

- Ты меня?.. Не льсти себе. Меня придумали за тысячи, за миллионы лет до твоего рождения. Меня придумал тот – кто «написал» общий мир. – Рука в черной перчатке потянулась указательным пальцем к потолку подземного перехода.

- Вот это был Писатель! А теперь что? Одни графоманы…

Паша осторожно попробовал оторвать свое тело от холодного пола перехода и привалить его к кафельной стене.

- Общий? В смысле – мир живых?

- Общий – в смысле того, кто его теперь «пишет». - Фигура в балахоне немного сгорбилась, и старику показалось, что в пустых глазницах черепа блеснул ехидный огонек.

- Чего развалился? Давай, вставай. Нам пора.

Паша тоскливо посмотрел в сторону дальнего от него выхода из подземного перехода. «Вот он - свет в конце тоннеля». И боязливо озираясь на острое лезвие поднялся на ноги.

- Ты бы поосторожнее этой своей штукой махал. Неровен час… - Паша отряхнулся и незаметно ущипнул себя за ухо. Ухо отреагировало на это совершенно адекватно.

- Чего не ровен?! Иди за мной мертвечина. И палка тебе твоя не нужна. А коса у меня не для тупоголовых. Она отделяет индивидуальный мир от общего. Вот и все. – «Балахон» широкими шагами двинулся по переходу.

- Сам ты… девушка с косой – Старик засеменил следом за высокой черной фигурой.

- Лучше быть «девушкой с косой», чем «известным автором» без первого абзаца и с прямой речью как у первоклассника. – Все это проводник произнес, не оборачиваясь к своему подопечному уже поднимаясь по ступеням вверх. Туда, откуда струился яркий, режущий глаза свет.

 

Уже через несколько минут они стояли над высоким обрывом, дно которого скрывала серая туманная дымка. Ни зданий, ни широких проспектов не было и в помине. Солнце садилось за острые пики горной гряды, осыпая каменные шпили позолотой и подсвечивая розовеющее небо над ними прощальными горячими поцелуями. Огромные тучи, словно флотилия ленивых галеонов, надували свои багряные паруса попутным ветром, уплывая прочь. Везде, куда мог дотянуться ставший острым как никогда взгляд Павла Сергеевича, чернели рваные прогалины. Казалось, весь мир состоит из горных круч вздымающихся из черной пустоты.

- Странно как-то. – Паша присел на камень возле обрыва.

- А чего странного? Провалы в сюжете? Так это обычное дело. – Долговязый проводник отвернулся от заходящего солнца. – Вот закаты тебе удавались иногда. А все остальное…

Черный махнул широким рукавом балахона в сторону самого высокого горного пика.

- Утром лети вон туда. К северному склону. Там тебе все объяснят. А мне пора. – Он, не прощаясь, сделал шаг к плоской каменной стене.

- Что значит лети?.. – Паша дернулся за проводником, но тот уже успел раствориться в сером шероховатом камне.

 

В детстве Павлик любил смотреть смешной мультфильм про двоечника, который угодил в страну своих многочисленных ошибок. Корова там была забавная. Все бегала за этим пацаном, щелкала зубами и орала, что она плотоядная. Автор попадает в мир своих произведений – затертая тема. А вот поди ж ты. Может и не самый плохой вариант после инфаркта? Паша свернулся клубком на теплом камне. Где-то вдалеке выл ветер, облизывая каменные склоны и расщелины его мира. «А может это орет какая-нибудь невиданная тварь? Тварь от слова Творец или наоборот? Творец – это звучит гордо! Интересно, как это у инженеров всяких происходит?..» Он опустил отяжелевшие веки. В темноте сознания вихрем замелькали образы из его старых рассказов. Вот черная фигура его проводника широко разводит руками. Во сне он почему-то был похож на знакомого из прошлой жизни корректора. Корректор этот напоминал Павлу Сергеевичу огромного черного ворона. Паше всегда казалось, что этот самый корректор того и гляди откроет свой клюв и выдаст на гора что-нибудь мудрое и неопровержимое... Интересно, что такого написал проводник, что угодил на такую «работу»? Какой-нибудь неприличный квест?.. Почему-то приснился Мурлон. Сидя перед распахнутой дверцей холодильника кот что-то терпеливо объяснял «задумчивому» таракану. Ближе к утру Паше начали сниться бывшие коллеги. Они тыкали в него пальцами и тихонечко шептались в сторонке, разбирая по рукам штыковые лопаты. Потом приснился новый главред, бывший зам его дяди - Толик. Сидел Толик теперь в кабинете своего предшественника и приторно объяснял Паше: «Вот был бы ты раскрученным блогером или хотя бы порнозвездой, тогда бы твою галиматью про орков и гномов можно было издавать не четырьмя тысячами, а по полной схеме…». Но Паша к сожалению порнозвездой не был…

Яркий луч заплясал по твердым чешуйкам тяжелого Пашиного тела. «Творец» открыл глаза и поднялся на ноги, шаркнув когтями передней лапы по каменистой платформе. Сзади что-то моталось из стороны в сторону и мешало идти. Чуть пониже шеи на спине мощные мышцы развернули над ним два огромных кожистых «паруса» и Паша, не в силах сопротивляться налетевшим порывам ветра, сиганул с каменного уступа… вверх.

 

«Утро радовало обитателей предгорий Блаума ярким солнышком, и даже за острыми пиками хребта не было видно ни одного облачка. Молодой дракон, не дожидаясь приглашения, пригнувшись пониже, пролез в грот и засунул голову в кузню…».

 

*** дохереП

 

Сначала Павел Сергеевич пробовал писать своим острым когтем на песчаной отмели мутного озерца, из которого Лое после каждой смены поливал его водой. Но то какая-нибудь птичка норовила потоптаться по песчаному тексту. То неуклюжий орк, топая и охая, вдруг вырывался из пещеры на свежий воздух и своими грязными тяжелыми сапожищами пускал всю кропотливую работу молодого дракона коту под хвост. После третьей неудачи Паша плюнул и перебрался повыше в горы. Там царапать камень когтями было неприятно и очень медленно. В первую же ночь удалось нацарапать не больше двух предложений. После того, как автору наконец удалось умыкнуть у гнома под шумок пару кованых острых заготовок наконечников копий, работа пошла веселее. Но что это был за труд! Всего-то ничего – три, четыре финальных абзаца Паша «рожал» целую неделю. В темноте, под леденящими порывами ветра, а то и под проливным дождем, он вгрызался в гранит, по два десятка раз повторяя перед этим заученную наизусть фразу. Допустить даже одну ошибку в тексте, высеченном на блестящем под холодными лунными бликами граните… А потом исправлять ее… И ведь что самое смешное: никто и никогда (кроме него самого конечно) не сможет этот текст прочитать! Никто и никогда не заплатит за это ни копейки! Ни одна, даже самая злобная рецензия не коснется своими ядовитыми маленькими зубками этого «каменного шедевра». Только сейчас Паша начал понимать, что люди «Пишут» только тогда, когда уже не могут не писать (не путайте с отправлением физиологических нужд), а все остальное время они просто пачкают бумагу ради удовлетворения собственного самолюбия, житейской корысти, а то и просто от безделья.

Выдолбив на камне последнюю букву, Паша размахнулся и ударил истершимся стальным «карандашом» в гранитную стену. Точка. Успел? Или нет? Он конечно понимал, что время здесь и время там - не одно и то же. Но как бы не закопали коллеги сладкоречивые. Павел Сергеевич отчаянно хотел домой! Хотел так, как наверное ничего не получилось захотеть в той жизни. Попятившись задом от камня, свешивая длинный хвост с отвесной скалы, он положил голову на передние лапы и вслух, словно молитву прочитал то, что у него получилось:

 

«…Белая кафельная плитка на стене комнаты сияла химической свежестью и чистотой. Три кушетки из нержавеющей стали на скрипучих колесиках стояли ровным рядком. Тела троих, поступивших в Федькину смену «клиентов» были завернуты в простыни и готовы отправиться в свой последний путь. Сколько их разных повидал Федор – и не перечесть. Бывшие директора, комбайнеры, министры, дворники… На крайней слева кушетке возлежало тучное тело старичка - писателя. Наверное, при жизни мечтал стать стройным и сильным? Завидовал обладателям рельефных торсов, украшающим фотографиями своих тел обложки глянцевых журналов? С противоположной от толстяка стороны кушетку занимало тело какой-то длинноногой тетки с серьгой в нижней губе. По центру разместился труп гаишника. Удивительно тощего для представителя этой профессии. Тощие «граждане» Федору нравились больше, возни с ними было куда как меньше.

Федька удовлетворенно потер ладони и, выйдя из прозекторской, направился в раздевалку. Электрочайник щелкнул выключателем, и бурлящий кипяток хлынул в стакан, увлекая в свой водоворот разбухающие крупинки черного чая. Три бутерброда с «Докторской» и еще кусок для кота. Кот приблудный. Откуда приперся – никто не знает. Орет постоянно. Молчит только когда жрет колбасу. Вообще-то здесь котам не положено. Мало ли чего может с голодухи «клиенту» отгрызть. Но этот вроде воспитанный. Даже срать ходит на унитаз. Все веселее с ним. А то ведь тишина. Хорошо когда работы много. А когда нет никого – можно с тоски околеть.

- Кыс кыс кыс… - Федька покрутил головой по сторонам. Кота рядом не было. – Кыса. Кыса?

Санитар заглянул в санузел. Сунул голову в подсобку. Кот, забившись в щель между стеной и узким стальным шкафчиком со стеклянными дверками, что есть силы упирался всеми четырьмя лапами в кафель…

Шварк. Бултых! Бабах! Дзынь, дзынь, дзынь…

Шкафчик, доверху наполненный разноцветными бутылочками с реактивами, с лязгом, звоном и хрустом грохнулся на пол.

- Ах ты … - Санитар попытался схватить пролетевший мимо него "комок шерсти" за загривок, но промахнулся и больно приложился ладонью о дверной косяк.

Мутная шипящая лужица, вытекающая из-под лежащего на боку шкафчика, наполнила кладовку желтым едким облаком, которое решительно потянулось в прозекторскую. Газовая атака заставила Федьку забыть об охоте на кота и спешно ретироваться в раздевалку. Все пространство морга заполнила такая вонь, что хоть святых выноси вместе с покойными… Федор прикрыл нос марлевым респиратором и, спасаясь от ядовитого дыма, ринулся к ближайшему от него запасному выходу. И уже подбегая к порогу, услышал за своей спиной:

- Аппчхии! – А потом еще и еще раз – Аппччччччхи! Аппчччхххи!!!

Обернувшись, санитар с ужасом увидел как труп толстенького, с обвисшим животом дедка, нащупывая голыми пятками скользкий пол, сползает с кушетки. Оживший, пытаясь избавиться от душивших его соплей, тер себе нос и, обливаясь слезами, бубнил:

– Сдохнуть спокойно не даст. Скотина мохнатая. Воскреситель хренов! А…А…Апчхи!

Федька остолбенел. Хотел перекреститься, но забыл как это делается. А мертвец вдруг громко взвизгнул:

– Гадина! Кусаться?! Да я тебя!

В следующий миг обмотанный белой простынёй дед бросился прямо на дрожащего и исходящего холодным потом санитара.

Откуда у людей в подобном положении берутся силы и способности мчаться вперед, почти не касаясь ногами пола, Федор не знал. Да и знать не хотел. Выскочив во внутренний дворик морга, отделенный от ночного города высокой металлической оградой, он ринулся в сторону ржавой калитки. Дернул ее изо всех сил на себя. Но тяжелый висячий замок, безучастно брякнув о стальные прутья, преградил санитару последний путь к отступлению. Федька опять оглянулся. Через узкую дверку заднего выхода из морга стремительно вылетела «шаровая молния» в белой простыне. Клиент больше походил на выпущенную из пращи фигурку Хотей, нежели на покойника. Не сбавляя хода, старичок опрометью кинулся на трехметровый забор. На его голове, надежно уцепившись когтями за уши своего «скакуна», восседал приблудный кот – диверсант. Задранный вверх кошачий хвост плюмажем развевался над атакующей препятствие парочкой. С упорством раненого терминатора старичок всего за несколько секунд вскарабкался наверх, после чего мешком рухнул в кусты можжевельника, растущего перед оградой морга. Белая простыня еще пару раз мелькнула между соседними домами и скрылась, наконец, в темном переулке.»

Федор без сил опустился на низенькую лавочку под навесом выхода на задний двор и трясущимися руками попытался выудить сигарету из пачки. «Нет. Нужно же позвонить куда следует. Доложить о том, что из городского морга удрал покойник…» Засунув сигарету в рот фильтром наружу, Федор похлопал себя по карманам в поисках мобильника. «Звони, звони дорогой. Приедут коллеги и тебя под белы руки…» Федор поднес пламя зажигалки к торчащему изо рта фильтру и выплюнул сигарету.

- Да пошло бы оно все к чертовой матери!

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 3,60 из 5)
Загрузка...