У тени нет имени

Как-то раз непознаваемой ночью случилось озарение. По чёрной долине, полной запустения, густых туманов и лжи влачил свой путь один человек. Он сорок лет служил жрецом во имя света, дабы тьма отступила от дел людей, но взамен ему годами приходилось кормить неуёмную мглу, и питалась она исключительно жизненной силой тех несчастных, кому перст судьбы указал идти на заклание.

Теперь, когда странник шёл теми же дорогами, на которые сам отправил множество страдальцев, он был сер. Взгляд померк: не осталось в нём прежних уверенных черт. Служителя света окружали уже не благородные лица богатых прихожан его блаженного храма - только безликая пустошь обволакивала глаза. Не стало и благоухающих стен, украшенных цветами; вместо них остались только обглоданные камни, едва различимые в лунных бликах посреди одиноких шагов.

Это было не такое откровение, какое случалось с ним во время таинств. Прежде мнимая правота пьянила, а вера не покидала его. Жрец оправдывал своё бремя, которое охотно нёс, неотвратимостью. Кто-то всегда должен умереть, ведь иначе как принесением жертв в угоду затмению ползучую черноту не остановить. Он желал преодолеть тёмную природу, норовящую проникнуть в их мирный город, где чистый воздух светел и свеж, туда где нет места затхлому дыханию ненасытной смертной тени.

Человек продолжал идти. Внезапно тучи сомкнулись вокруг блуждающей Луны. На миг показалось, что край её чаши заплесневел. Мерцающие звёзды скрылись в высях, а горизонт воедино слился с небом и землёй. Издали повеяло холодом, и мглистый сумрак неумолимо пополз к старику.

Студёная сущность огибала неровные трещины в земле, боясь провалиться в неизведанные глубины. За поясом пожилого господина висело необычное огниво, которым можно было развести пламя даже без дров и щепок, но обжечь дикую ночь оно было не в силах, к тому же тело перестало слушаться хозяина. Сердце застыло. Сапоги будто провалились в зыбучий грунт, так что не пошевелиться. На спасительный побег уже не было ни сил после дальних странствий, ни даже простого желания спасать свою жизнь. Так изнурила дорога его, что старик был готов соединиться с вечностью, покорившись неистовой судьбе.

Из близившейся мёрзлой гущи выбилась она: мертвенно-бледная фигура. Но странно это: силуэт просил пощады. У беспомощного, почти неподвижного путника… И пощады. Трепетная тень, обернувшаяся в мантию из слёз, молила о помощи.

Некогда великий храмовник испытывал испуг. Сняв капюшон, он оголил свои продавленные очи, в которых отражалось нечто неувядаемое. Ему оставалось только рыть душу костлявыми руками, глядя на ранимую, доселе невиданную стужу.

Однако внезапно она исчезла. Изгнанник утратил её, едва успев моргнуть.

Но кого увидел он? Явилась на мгновение. Неужели безымянная тьма, которую задабривал в прошлом, сошла до него? Воплощённое и доселе невиданное могущество ошеломило, ужаснуло. Пальцы жреца, давно скучавшие по матерчатым переплётам книг, задрожали, а уста, из которых некогда сочились медоточивые речи, обсохли. Привыкший к роскошным украшениям взгляд успел заметить на шее незваной гостьи расплетённое ожерелье, похожее на жемчужное, которое рассыпалось и разлетелось в момент пропажи самой тени. Драгоценности пали оземь и скрылись в сухих провалах твёрдой почвы.

Не сразу, но продолжил старик путь. Ноги вновь стали слушаться его, а озноб успокоился. Не зная куда идти, брёл он по наитию прямиком в отуманенную даль, откуда к нему прибыло нечто. Выхода из долины для него не существовало, ведь всякий, кто вошёл в её чертоги, тут же забывал обратную тропу.

Жрец, избранный накануне даром пустоши, оторопел при встрече с местной владычицей. Отправленную на погибель жертву, положенную на алтарь всеобщего покоя, переполняли мысли, но не о жизни, а о смысле последней встречи. Манящий голос незнакомки тихим эхом звучал в голове его, а черты лица из темноты будто застыли перед ним прекрасной пеленой.

Послушный шаг, а за ним снова шаг. Неспешно волочил ноги одинокий человек на встречу долгожданному знакомству. Ведь столько лет желая хотя бы краем глаза увидеть запретный дол, ему осталось мало дела до всех подзащитных людей. Угроза городу казалась впервые не призрачной, хотя предстала перед ним таинственной и даже нежной. Быть может нет в ней того зла, которое ей приписывали? Вдруг озверевший образ окажется мифом?

Продвигаясь вглубь, жрец заметил, что склоны вокруг стали сужаться. Луна вновь одарила шаги свечением, но не прибавила уму ясности.

Не успел путник привыкнуть к своей поступи, как наваждение навестило вновь. Поднявшийся ветер своим пепельным мановением издали стал вырисовывать роковое личико, которое вышло на этот раз из тьмы со словами о прощении…

Немота одолела странника, но увиденное не сковало его. Иначе держался он, свидевшись во второй раз с загадочной спутницей, ступавшей по воздушным стогнам поодаль. Похоже сопровождая его, тёмная дымка в человеческом обличье не просила ни о чём, кроме прощения. Извинительные руки, вырывающиеся время от времени из-под тяжёлой смуглой ткани, гасили огоньки, падающие с искрящего чёрного подола её траурных одежд, что было особенно заметно в скорбных лунных лучах. Прошлый слезливый наряд сменился на угольный, почти полностью сливавшийся с тягучей ночной глубиной.

Земля начала неуклонно шуршать. Казалось, дрожь проходит шквалом и движется волнами от жалобных возгласов летящей по ветру неизвестности. Дрожь усиливалась, при том настолько, что камешки подпрыгивали, а пыль поднималась вверх. Старик не отводил глаз от требующей прощения фигуры. Вот проклятие: ни слова в ответ произнести он не мог. Вскоре моренное поле заклокотало. Горные обломки наверняка помнили всех тех, кого этот ветхий изгнанник отправил сюда на смерть. Справедливо, подумал он, что теперь ему предстоит познать колючий нрав расплаты, а также цену счастья, во имя которого одни горожане хромали по долине, чтобы другие могли безмятежно жить дальше. Но только стоило отвлечь внимание на эти каменные глыбы, как потерял жрец из вида её чарующий силуэт, отвернувшись на какой-то злосчастный миг.

Идти становилось труднее. Шёл он теперь молча, тусклым дыханием нарушая воцарившуюся тишину. Земля легла вровень с подошвами, а мысли жгли ум человека в согласии с запалом прожитых лет. Речь вернулась к нему, правда размышляющий более не проронил ни единого слова вслух, ведь понимание стало обретать суровый ход.

Прояснилось и на небе: туч было не отыскать. Полная луна била ярким холодом, проторяя последний путь для одной смятенной и близкой к раскаянию души. Ландшафт стремительно перевоплощался, и неутолённую жажду странника увенчало озеро посреди понурых холмов.

Прильнул к источнику жрец, но не испил. Вода неумело волновалась, а в ней, как в зеркале, отразилась загадка. Бледная тень предстала вновь, но оказалась позади него. Всё то же лицо, однако… Теперь она будто переменилась, пронзённая лунным светом. Дух долины больше не рыдал, а едва заметной улыбкой благодарил павшего ниц.

В третий раз возобладала тьма над придавленным старцем, и он не произносил каких-то слов, тогда уже не значивших решительно ничего. Боясь спугнуть её, он не повернулся даже, а просто пытался устоять на коленях перед горным прудом, любезно разлившемся перед самой окраиной его жизни.

Умудрённый сединами жрец уже догадался, что его ждало. Сжимая огниво как единственный лепесток надежды в тёмном чаду долины, разжалованный понял, что изящная тень впервые попросила его о помощи, равно как и о пощаде, потому что уязвима была и голодна. Потому она заманила идти дальше ей вослед, чтобы не остался тот один. И как только последовал за ней человек, мнимая неизбежность превратилась в необратимость. Прощение, которого так трепетно желала во второе своё появление, было нужно лишь за тем, чтобы не угас интерес к природе её, дабы не дать заворожённому свернуть с нужного пути. И в конце дороги ночная длань щедра на благодарность за ещё не совершённый вольный шаг, который должен был сделать жрец теперь.

Необоримая сила приблизилась к спине и коснулась плеч, невинно подталкивая к водоёму. Отпустил человек огниво из рук, распрямился и решил, что жизнь начинается не по желанию, но завершаться может по доброй воле. Вместе с обелённой мглой без страха и сожаления погрузился он в топь. Неизреченное восторг перед противницей так и остался с ним, и растворились они безмолвно у кромки этого мира.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 4. Оценка: 2,00 из 5)
Загрузка...