Танцуй, пока жива

– Доброе утро, госпожа баронесса, – поздоровались из глубины галантерейной лавки с девушкой выбирающей ленты, та слегка вздрогнув, обернулась на голос. Полная женщина, в сером переднике одетым поверх платья пепельного цвета, нарукавниках и белоснежном чепце, вышла из-за прилавка, на улицу, чтобы услужить столь долгожданному покупателю. Она суетливо пробежалась, пальцами напоминающие ринтхаузенские колбаски, по стопке свёрнутых рулонами отрезов ткани. Облегчённо вздохнула. Маленькие глазки бусинки, как и всё одутловатое лицо, просеяло радостью, а кончики губ устремились к ушам, обнажив щербатый рот в добродушной улыбке.

– И вам хорошего здоровья, уважаемая Марта, – отозвалась молоденькая девушка, присев в изящном книксене. Она пребывала в том счастливом возрасте, когда каждый новый день, встречаешь радостно, а расстаёшься с печалью. Тёмно-каштановые волосы аккуратно собраны на затылке и украшены бирюзовой лентой. Огромные голубые глаза, вместе с длинными ресницами занимавшие, пол-лица, искрились из нутрии светом доброты и участия. Прямой, почти классический носик, что лишь, на первый взгляд, мог показаться излишне большим, подчёркивал цветущую красоту и благородное происхождение юной особы.

– Вы, как всегда, прекрасны дорогая Алисия, – с умилением проговорила хозяйка лавки, оглядывая пустынную улицу торгового квартала ткачей. – Мне показалось, что пожаловали эти, охочие до чужого добра, дрянные девчонки. Для них самое время. Обед прошёл, а до пятичасового чая ещё далеко. Вот и выходят на разбойничью тропу, когда порядочных людей клонит в сон.

– В обители прилагают все усилия, чтобы приучить молодых ведьм жизни в обществе с их уникальным и весьма небезопасным даром, – попыталась вступиться за братию ордена Калатравы девушка.

– Этого недостаточно! – воскликнула, стукнув кулаком по прилавку Марта, и набрав в грудь побольше воздуха, приступила к перечислению нанесённых обид: – Неделю как, недосчиталась штуку бязи, у хромой Клары упёрли сумку из кожи крокодилицы, а что эти заразы творят в мясном ряду, как слышу, так сердце слезами умывается. Вы иное дело, вежливы, добры и опрятно одеты. Как волшебнице да ещё из такого знатного рода, удаётся ужиться с этими бесноватыми горгульями? Хотя о чём это я, в коем веке зашёл покупатель – посему – что угодно?

– Хочу присмотреть ленты, к своему голубому платью, и ткань для второй юбки.

– Весь товар перед вами, и будьте уверены он наилучшего качества, – хвастливо заметила хозяйка галантереи, и широко зевнув, добавила: – не буду мешать делать столь сложный для любой дамы выбор.

С этими словами Марта скрылась за дверью.

Девушка, оставшись одна, размотала скатку светло-голубого крепдешина и, накинув его на плечо, принялась смотреться в большое зеркало, обдумывая фасон будущей обновы. Улыбнулась, достала кошелёк, и с надеждой потянула за тесёмочки, но нащупала только один серебряный трёхпенсовик, со вчерашнего дня ничего не изменилось. Тяжело вздохнула и спрятала денежку обратно. Потом потрясла, прошептала скороговорку. Новые монетки не отозвались. От досады наморщила носик, смотала ткань и уложила рулон на место.

– Ах ты, ведьмовское отродье, – разорвал сонный покой пустой улицы бешеный рёв. Кричали, совсем рядом, но не на ткацкой точно. Может по соседству, или кварталом выше, где издревле обосновались мясники. И в подтверждение догадки оттуда и с той же громкостью проорали: – стоять, дряни мелкие, всё равно поймаю.

Вопль ещё звенел в ушах, а из-за поворота выскочили две щупленькие фигурки в чёрных балахонах, и с каждым шагом набирая скорость, устремились вдоль по улице. Та, что немного опережала подругу, зажимала под мышкой ведёрный бочонок, вторая держала свёрток серой бумаги. Обе до неприличия, задрав свободной рукой юбки, неслись лёгким галопом, сверкая голыми коленками, не прикрытыми ни панталонами, ни чулками, стараясь как можно дальше оторваться от невидимого преследователя. Остроконечные шляпы с широкими полями, сбившись за спину, и удерживаясь на кожаных ремешках, полоскались по ветру, словно корабельные вымпелы в девятибалльный шторм.

Увидев у галантерейной лавки юную волшебницу та, что бежала первой, резко поменяла курс и бросилась к ней.

– Алиска, выручай! – задыхаясь, прошептала нарушительница городского покоя. Поставила бочонок к ногам, и сверху тут же, шлёпнулся свёрток.

– Придумай что-нибудь, мы его отвлечём! – вторая ведьмачька освободившись от ноши, сменила аллюр, и уже на два корпуса бежала впереди.

Девушка, на мгновение, оторопев, всё же быстро сообразила, что делать. Сперва огляделась по сторонам – не смотрит ли кто. Осторожно приподняла полы платья, переступила вперёд, причём таким образом, чтобы каблуками касаться бочонка, опустила юбку, скрыв похищенное от чужих взглядов. И тут же всё из-за того же угла выскочил здоровенный детина, и на секунду запнувшись, сняв так мешавший ему фартук, кинулся следом за обидчицами. Светлые волосы развевались растрёпанной гривой, налившиеся кровью глаза метали громы и молнии, ноздри носа с каждым вздохом раздувались, как всё у того же жеребца, рванувшего с места в карьер. Пострадавший от очередного разбойничьего набега, вихрем пронёсся мимо, гулко топоча и размахивая над головой огромным мясницким ножом. Незадачливые разбойницы на первом повороте нырнули в проулок, здоровяк прибавил ходу. Ещё мгновение и всё стихло.

Алиса прислушалась, огляделась вроде спокойно. Надо выбираться из столь щекотливого положения. Но скрип открывающейся двери, как льдинка, брошенная за шиворот, пробила ознобом по спине, заставив съёжиться.

– Что тут? – спросила Марта, зевая во весь рот. – Я слышала вопли мясника Ганса.

– Сдаётся, он стал очередной жертвой ведьмовского произвола, – сказала волшебница, как можно непринуждённей, разворачиваясь крохотными шажками в сторону собеседницы.

– Вот за какие грехи нам эта напасть! – всплеснула руками галантерейщица, и стала загибая пальцы перечислять проделки, зловредных соседей. – Тащат всё, что не прибито гвоздями. В прошлом году в День Всех Святых залезли на колокольню и трезвонили до утра. Что не по ним – «порчу наведём», не всякий и ловить решится, да и поймают всё как с гуся вода, опасаюсь, церковь нам сожгут, бесовки чёртовы. Хорошо, что вы госпожа баронесса не такая.

Подытожила Марта и довольная, что во время очередного налёта ведьм в магазинчике находилась особа с безукоризненной репутацией, пошла, досматривать полуденный сон.

Алиса, вновь мелко перебирая ступнями, развернулась лицом в сторону города, и снова неудача. По улице немного прихрамывая и опираясь на трость чёрного дерева, шёл управский судья – господин Мюлер. По своему обычаю, в строгом сюртуке, застёгнутом на все пуговицы, он церемонно поднял шляпу с серебряной пряжкой, и слегка улыбнувшись, кивнул в знак приветствия. Не имея возможности не просто сделать шаг назад для реверанса, а даже пошевелить ногами, девушка поклонилась в пояс, как это делают на Руси. Почтенный служитель Фемиды округлил глаза от удивления, но промолчал, продолжив путь.

Проводя взглядом старичка, и мысленно пожелав ему удачи, волшебница, с надеждой посмотрела за спину, повернув голову, до боли в шее. Увиденное шокировало. В лавку зашла молодая парочка. Вот бывают такие: юноша, одет по последней моде, камзол, кафтан, чулки и треуголка с плюмажем, всё как из столицы. Барышня, само обаяние, непременно с высокой причёской, густо напудренным лицом, маленькой мушкой на щеке, и всё это в светло-авроровых тонах. Они завсегдатаи городских парков, где можно не торопясь наслаждаться природой, они заполняют театры, цирки, уличные балаганы, и именно с них лепят фигурки для саксонского фарфора.

Алиса снова засеменила вокруг бочонка, и чтобы не выглядеть совсем глупо извлекла из кармашка кошелёк и изучила содержимое. На этот раз трёхпенсовик обрадовал, она осмотрела аверс затем реверс, внимательно изучила гурт, далее, попробовала его на зуб, всем видом давая понять, что счастлива от обладания этой монетой. Но парочка не торопилась, обоих заинтересовали канты золотого шитья, посему на девушку, изображающую, ярмарочный кол они не обратили никакого внимания. Ноги стали затекать, отчаянно хотелось плакать, время замерло как мельница в безветренную погоду.

Первая сдалась дама, выбрав тесьму с брабантским узором, предложила позвать хозяйку лавки. У Алисы потемнела в глазах, от предвкушения неминуемой гибели. Но молодой человек, нелепо засуетившись, и сославшись на хорошую погоду, чуть ли не за руки оттащил барышню от прилавка, предложив прогуляться у стен малого замка. Его спутница согласилась, но ещё долго оглядывалась на прилавок со всеми сокровищами мира. Юная волшебница не стала размениваться на театральные жесты: облегчённо вздыхать, вытирать выступивший испариной пот, молитвенно благодарить ангела-хранителя. Она одним прыжком отскочила в сторону и, подхватив бочонок, и пахнущий копчёным мясом бумажный свёрток, кинулась прочь, сдерживаясь, что есть сил, чтобы не перейти на лёгкую рысцу.

***

Брюк маленький провинциальный городок, каких тысячи по всей империи. Ничего не обычного. На центральной площади церковь и ратуша, рядом жмущиеся друг к другу дома зажиточных бюргеров. Пойдёшь вверх по брусчатой мостовой упрёшься в торговый квартал и рынок, вниз – парк, разбитый по всем правилам ландшафтного искусства и живописная набережная Кирхгольца. Здесь и находится одна из двух достопримечательностей, мост Улриха Великого, построенного ещё, на заре империи, когда она процветала, будучи единым государством. Вторая тоже неподалёку – монастырь с подворьем ордена Калатравы относившийся к епархии Аугсбурга. И ничего не предвещало беды, пока в один далеко не самый прекрасный день, по крайней мере, для горожан, эрцгерцог бергский Гюстав четвёртый, не подписал распоряжение о размещение в обители школы для юных ведьм. Сюда со всей страны стали свозить девочек, предрасположенных к колдовству, здесь воспитывали, уча пользоваться своим даром, окружив добротой и вниманием, стараясь сдерживать их разрушительную силу. От этой близости страдали все и порядочные бюргеры, и владельцы окрестных садов, и торговцы, что подвергались постоянным набегам. А что поделаешь и на самотёк пускать нельзя, в памяти ещё свежи ужасы войны с горными ведьмами. Вот и терпели.

***

Не рискнув идти к городским воротам по центральной улице, Алиса свернула за первый же угол, и как навьюченный ослик, нелепо сгорбившись под увесистым бочонком, побрела по узкому переулку в сторону окраины. Она хотела побыстрей добраться до пешеходного мостика ведущему от нижнего парка к заречным поместьям, на берегу Кирхгольца есть, где спрятаться или избавится от невыносимо тяжёлой ноши. Последние шаги дались с трудом, свёрток покрывшись жирными пятнами, постоянно стремился выскользнуть из рук, бочонок как живая рыба, булькая пивом, при каждом шаге норовил вырваться на свободу, нырнув с мостка и прямо в воду. Спина, заскрипев, заныла, пальцы онемели, силы таяли как снег в начале апреля.

Прибрежная ива с нежным шёпотом струящихся ветвей, пропустила девушку на маленькую песчаную отмель, надёжно укрытую от посторонних глаз. Вот и всё, здесь можно расслабиться. Нечаянная подельница дерзкого набега, с облегчением опустила, на бережок, значительно отяжелевшую во время дороги поклажу. С потугой потянулась, растирая поясницу и подойдя к дереву, с трудом влезла на низко растущую вдоль земли ветку. Глубоко выдохнула, устало осмотрела похищенное, потом перевела взгляд на ладони. Лицо прояснилось. Губы расплылись в рассеянной улыбке и, покачав головой, спросила у стоявшего перед ней и ставшего таким родным бочонка:

– И где они? Неужто сверчка поставить не успели, и всё придётся тащить в обитель?

Ответом на вопрос стали лёгкие шаги и тут же сквозь занавеску из спускающихся до самой земли веток появилась ведьмачка та, что бежала со свёртком. Она обнажила голову, и радостно воскликнула:

– Алиска, снимаю шляпу, и нас выручила, и харч притащила! – в обители она отзывалась на Герду, и слыла главной заводилой, среди девочек четвёртого года обучения, беспощадной грозой фруктовых садов и рыбного рынка.

– А что поделать, голубая кровь белая кость, – поддержала подругу вошедшая следом Адель, выдавая очередную сакраментальную истину и, переложив из руки в руку большой каравай ржаного хлеба, добавила: – у них так водится – сам погибай, а товарища выручай.

– А я, никогда в баронессе не сомневалась! Разве может по-другому внучка самого Конрада фон Гогенлоэ, – отозвалась Оливия, подходя к стоящей на песке добыче и передав свёрток, ароматно пахнущий копчёным мясом подруге, подхватила бочонок и пристроила его себе на плечо.

– Девчат, я за всю жизнь не испытывала столько эмоций, как сегодня утром за какие-то несколько минут, – юная волшебница весело рассмеялась, беззаботно заболтав ногами в воздухе и, захлопав в ладошки.

– Гера – это праздник, который всегда с тобой, – подытожила Адель, раздвигая плотные ветки ивы.

– Алиска, чего расселась, пошли, сегодня полнолуние, время безудержного веселья и танцев.

– Но я как-то… – осторожно начала волшебница, не ожидая такого предложения, потом совсем растерявшись: – у нас же завтра первыми занятия по алхимии.

– Ой, не морочь голову, ты сегодня героиня дня, давай с нами на сенной сарай к Шульцам, там луна будет как на ладони.

***

Отведя глаза конюхам и кузнецу, увлечённо подковывавшего вороного жеребца, девочки зашли в сарай через широко распахнутые ворота. По лестнице поднялись на второй этаж и расположились напротив открытого нараспашку загрузочного окна. Расстелили скатерть Оливия, вооружилась большим складным ножом и начала нарезать хлеб и мясо. Адель достала из холщовой сумки кран жёлтой меди и, одним движением пробила сургучную печать на бочонке, и стала уверено, но вместе с тем и плавно вкручивать его.

– За Алиску! – предложила тост Герда, когда пиво разлили по кружкам, что ведьмачки носили в своих объёмных сумках, волшебнице дали складной серебряный стакан. – Настоящий товарищ в общем деле – прекрасно, но когда друг приходит на помощь это бесценно!

– Девчат, а чего мяснику глаза-то не отвели? – спросила Алиса, усевшись поудобней, – вроде такое вы на раз творите?

– Да отводили, – с жаром проговорила Оливия, – а у него оберег, и заметьте алхимический, и меня терзают смутные сомнения...

– Да какие подозрения, – Герде, как всегда, всё ясно, – Фриц «Лысый череп» его рук дело. Не зря он выведывает кто, в чём силён.

– Надо учиться создавать дубликат, или чёрный морок, чтобы весь прилавок, как пеленой закрыть.

– Сдаётся, что первый алхимик этого и добивается, – Алисе нравился этот высокий старик, в вечно напудренном парике, и язвительной улыбкой. – Педагогика.

Беседа потекла неспешно как воды величавого Кирхгольца. От сомнительных методов обучения перешли к делам на кухни обители, потом пробежались по выпускному классу мужской гимназии Брюка, и как водится, промыли косточки всем общим знакомым.

– Ну, девчата спасибо накормили, – со вздохом проговорила Алиса, опрокинувшись на душисто пахнущее сено.

– А собственно за что? – искренне удивилась Оливия, наполняя кружку из бочонка, – это ты нас здорово выручила, да и одна тащила всю эту тяжесть, причём в такую даль. Я пока шли суда, переживала, как ты это есть будешь, думала баронесса, и всё такое.

– Да нет, мне тоже не каждый день удаётся так попировать.

– Да ладно! Всякий, кто приезжает в Альдерсбахск увидит ваш дворец, что неподалёку от почтовой станции.

– В этом, с позволения сказать, полацио, в прошлом году отапливалось всего одна комната, – печально пояснила волшебница, и погрустнев, добавила: – угля не осталось, зимою в саду деревья рубили. Экономили на всём, чтобы денег хватило на посевную, да рабочим на мануфактуре, налоги в казну тоже никто не отменял. Вроде выкрутились, даже мельницу на южном ручье поставили.

– А как же дед? – с придыханием спросила Оливия, – он же Конрада фон Гогенлоэ один из вождей, Крестового похода против горных ведьм.

– Без сомнения, великий, вот только полководец, рыцарем был тоже не плохим, а вот хозяином поместья, мягко скажем – не очень. Понимая, с хексхе нельзя тянуть и выжигать калёным железом эту нечисть нужно как можно быстрее он так обложил крестьян, что как только вышел закон, давший им свободу они попросту разбежались. Земля есть, а сеять некому. Сейчас отец с братьями чуть ли не сами пашут, работников калачом не заманишь, арендаторы нос воротят, хорошо маркграф всё понимает и на смотрах, близко не подъезжает к нашей пехоте. Вот только мне казалось, что вы должны недолюбливать деда.

– Почему? – удивилась Адель.

– Так, сколько он ваших сжёг, да на кол насадил?

– С каких это пор горные ведьмы стали нам роднёй. Лучше от голода сдохнуть, чем оказаться одной из них! – воскликнула Герда, но тут же подавив гнев: – а что касается Конрада – ведь именно он настоял на эдикте о защите детей способных заниматься колдовством и, это спасло меня. Моя семья после реформы, как и многие, подалась в город, счастье попытать, а делать ничего не умели, накопленные деньги кончались – стали голодать. Меня отправляли на повременную работу, по сути, продавали на день, мыть посуду в трактирах, чистить рыбу, таскать воду из колодца. И вот один упырь городской, решил обмануть, два фартинга ему жалко стало. Говорит – «вали тварь не мытая, ничего не получишь», и действительно я весь день уголь перебирала, грязная как чёрт из преисподней. И так, обидно стало, что сдержать себя не смогла приступ бешенства, сами знаете, как это бывает. Очнулась, он головешкой догорает, а меня за руки к столбу привязывают, и тут, жандарм со шрамом через всё лицо – «Оставите ребёнка в покое» и смотрит, так скажем – не добро. Подоспели братья из ордена, семье заплатили виру, в управу тоже занесли. А будь, как прежде, сожгли бы, причём там же, на месте.

– У меня история не слаще, – Оливия отставила кружку в сторону и перевернулась на живот, водрузила голову на подставленные руки, и продолжила: – родня не рискнула покидать деревню, у нас барон сбежал. Сказал, коли прав у него ни на что нет, а остались одни обязанности то гори всё адским пламенем, повесил замок на дом и уехал на восток, на Русь вроде бы. Зимой сгноили все семена, весною спохватились, а сеять нечем, дошло до того что траву варить стали, вскоре начали умирать, заявилась «чёрная смерть» – чума. Прислали алхимика разобраться. Увидел меня, подманил пальцем, достал часы, и долго, долго смотрел в глаза, а потом и говорит – «Поздравляю барышня, вы ведьма, только не пугайтесь, костёр не грозит, скажите спасибо Конраду фон Гогенлоэ». Но вот кого судьба по-настоящему лягнула копытом так это Адель.

– А что у меня, всё как у всех, – той не хотелось говорить, показалось, она испытывает от одних воспоминаний нестерпимую боль. – После разгрома у Белой Горы отступники наткнулись на мою деревню, капитан потребовал хлеба, и фуража для лошадей. Староста ответил, что у нас ничего нет. Тогда они стали убивать. Я метнулась в щель между порогом и завалинкой и видела оттуда, как опьяневшие от крови ландскнехты гонялись за мечущимися по деревне уцелевшими. Потом в одно мгновение всё стихло. Появился их маг он медленно обходил дворы, прислушиваясь к чувствам, выискивая оставшихся в живых. Я, не отрываясь, следила за ним в щель между досок. И тут наши взгляды встретились, он сразу всё понял, и я почувствовала, как в голову кто-то лезет с грязными руками, собрав всё, что осталось в сердце, ответила, его голова лопнула как переспелая тыква. Солдаты бросились во все стороны, подумав, что на них началась атака. Вот так в один день я осталась одна-одинёшенька на всём целом свете, и если б не обитель…

Зависла тягостная тишина.

– Так, это значит, вы ко мне относитесь без предубеждения, – попыталась сменить тему Алиса.

– Алиска да что ты такое говоришь, – язык у Герды начал слегка заплетаться, но это добавило искренности в её слова, – ты с нами меньше года, а почти во всех дисциплинах лучшая, всегда в хорошем настроении, готова помочь, старших просто бесит, что не пришла годом раньше. Ты принесла обычную человеческую доброту, которая нам так необходима.

Алиса покосилась на опустошённый бочонок, заглянула в стакан, стараясь найти объяснения, столь трогательным словам, не смогла и решила смериться как с данностью.

– Девчат, время Селену звать, – Оливия встала к окну на втором этаже, через которое с телег накидывают сено, шагнула на карниз, и через него вышла на крышу угольного сарая.

Луна зависла, окрасив всё вокруг искрящимся серебром. Звёзды замерли. Лёгким туманом опустилась тишина.

– Ну что станцуем! – радостно вскрикнула шёпотом Герда, отбив несколько тактов.

– Нет в джиге лучше так, – Алиса, приподняв полы платья, и немного покачавшись на мысочках, высоко подпрыгнув, рассыпалась дробью ударов каблуками.

– Да ты ещё и танцуешь лучше всех! – восхитилась Оливия, взяв юбку за края и одновременно подбоченившись, оглядела подруг. – Ну что начнём?


Костёр уже сложили,
На улице толпа,
Не трать напрасно время,

Запела высоким голосом Адель.

И все хором:


Танцуй, пока жива!
 
Тебя вновь обокрали,
В кармане ни гроша,
Но разве стоит плакать?
Танцуй, пока жива!
 
Судьба нас мелко мелет,
Засыпав в жернова,
Но всё ж держись сестрёнка!
Танцуй, пока жива!

 
Весь мир пошёл войною,
Отбилась ты едва,
С подругами пой песню,
Танцуй, пока жива!

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 3. Оценка: 3,00 из 5)
Загрузка...