В камине, потрескивая, трепетало рваное розовое пламя. Оно выбрасывало золотистые когти, выстреливало в стороны мерцающими искрами. Живое и жаркое, пламя наполняло огромное, элегантно обставленное, пространство кабинета колеблющимся желтоватым светом и нежным благодатным теплом. В комнате ещё недавно нежилого особняка сладковатый аромат парфюмированных тканей смешивался с горьковатым запахом копоти. На лиловых обоях плясали огненные отблески.

Молодой господин Франц — золотоволосый и зеленоглазый — посиживал в роскошном резном кресле, тревожа сонные глаза раскрытой книгой. Около него массивной громадой лежал львиноголовый Тибетский мастиф. Впереди чернело, восклицая гигантской буквой "О", окно в архаичной раме. В оконные щели со свистом пробивался свирепый осенний ветер.

Внезапно громкое гарканье отвлекло Франца. Он быстро посмотрел в окно: белоснежная сова неприветливо взирала на него, поблёскивая лимонным взглядом. С лёгким шорохом раскинула она в стороны свои мягкие махровые крылья и немедленно вспорхнула, оставив в памяти смазанный образ. С тихим свистом растворилась она во мраке, словно и не бывало.

Франц, удивлённый неожиданным визитом, оставил винтажный томик "La Divina Commedia" на краю журнального столика из красного сандала и, поднявшись из кресла, направился к окну.

Тёмное и бездонное, оно напоминало адское жерло Везувия. Или, возможно, слишком поздний час всегда подсказывает подобные мысли?

Снаружи ничего не было видно. Ночную гостью уже полностью поглотили чернильные воды полуночной тьмы. Быстро утратив интерес, Франц вознамерился было возвратиться к чтению, как неожиданно…

— Хлоп! — внезапный негромкий звук заставил его замереть на месте и оглянуться назад.

Иссиня-бледное и, словно луна, круглое — с наружной стороны к стеклу прижималось лицо ребёнка. Глаза мальчика слегка выпученные и неподвижные напоминали рыбьи.

— Ой! — испугавшийся Франц отскочил назад. По спине скользкой змеёй пополз холодок.

Почувствовав неладное, золотистый мастиф моментально напрягся. Из огромной пасти вырвался грозный раскатистый рык. Но маленький "Синий" мальчик не слышал или не замечал пса-гиганта. Его глаза были прикованы всецело к молодому господину. Он сверлил его немым немигающим взглядом, словно держал на прицеле. Совладав с нервами, Франц подозвал мастифа, и они поспешно выбежали в коридор, выходящий на задний двор.

Молодой господин нашёл мальчика под узловатыми ветвями извилистой японской сосны. Полная луна, словно призрак, зависла над ними. Сегодня она казалась пустой. И как низко она подплыла к земле! Ещё немного и сдуется, как воздушный шарик, уколовшись о колючие иглы.

— Тише! Тише, Бьорн! Это просто ребёнок! — прикрикнул он, придерживая рассвирепевшего пса за ошейник. — Ты излишне агрессивен. Это на тебя не похоже...

Когда мастиф послушно замер и перешёл на обиженное ворчание, Франц осмотрел пришельца. Это был костлявый босоногий мальчишка, лет шести-восьми, в синем свитере и широких синих штанах. От него сильно пахло солёной морской водой и сырой рыбой. Мальчик теребил худенькими хрустальными пальчиками хрустящий сверкающий фантик. В обманчивом свете кожа малыша казалась ослепительной — словно светилась изнутри. Оттенённое неестественной синевой угловатое лицо казалось одновременно и острым, и хрупким. Стеклянный взгляд выражал смертельную муку.

— Как ты попал сюда, мальчик? Ты отстал от взрослых? Потерялся и остался совершенно один? — спросил Франц.

Синий мальчик согласно кивнул.

— Ты, видимо, совсем замёрз... Как холодна сегодняшняя ночь! — воскликнул Франц и поёжился. — Ты, наверное, проголодался? Пойдем скорее со мной. Станешь моим первым гостем! Этот особняк, — молодой господин указал пальцем на здание, походивший на замок, — слишком огромен, свободного места в избытке. Кстати говоря, совсем позабыл спросить... Как тебя зовут, малыш?

Синий мальчик не ответил, только подошёл неслышно и протянул измятый серебристый фантик. Франц помедлил, но неприметный подарок принял. А мальчик — неведомый и невесомый зверёк — снова отскочил к сосне. Там он остановился в напряжённом ожидании и снова нацелил на господина свой немигающий взгляд, словно звал за собой. Франц недовольно вздохнул, но пошёл следом. «Может, он меня не слышит? Или не может ответить? В любом случае, нельзя оставлять мальца одного ночью посреди пустоши! Как он вообще оказался в таком безлюдном месте?» — безмолвно вопрошал он.

В голубоватом свете мир казался иллюзорным. Синий мальчик шёл по, скованной холодом, земле походкой воздушной и спешной. Тонкая тропка змеилась под ногами. Голая тишина охватывала тоскливые серые скалы, поросшие карликовыми ивами и вереском, только мыши копошились в мшистых зарослях на бархатистых холмах и ветер шелестел иссохшей осокой. Как ни пытались Франц с Бьорном, не могли нагнать мальчишку. Изредка раздавался со стороны хвойного редколесья жалобный крик лисицы, похожий на плач младенца; протяжно ухали, кружащиеся над пустошью, филины. Иногда взгляд Франца радовали редкие островки с вересковыми кустарниками с острыми как стрелы соцветиями, небрежно торчащими в разные стороны. Крепкий ветер разносил по равнине резкие запахи сырой земли и сырости, смешанные с кисло-сладкими ароматами увядающих трав. Мальчик, тем временем, с нечеловеческой легкостью скользил по сырым, обросшим мхом и лишайником, камням.

В предрассветных сумерках они оказались у каменистого обрыва. Отсюда Франц увидел бесконечные океанические волны и отвесный утёс в стороне. Утёс утопал в белоснежном тумане и, формой и габаритами, напоминал гигантского голубого кита. Океан сонно бормотал, словно нашептывал таинственные заклинания на бессмертном языке, и шипел, как шампанское, разбрасывая в стороны пенистые брызги. Усиленные воем прибрежного ветра, по краю обрыва разносились голоса китов. Холодные и протяжные, словно слышимые из потустороннего мира, голоса напоминали исступлённые стоны умерших, пропитанные нестерпимой мукой и неотпускающим страхом.

Франц неотрывно смотрел на "Китовый" утёс. Волны боли и безысходности постепенно накрывали его. Из памяти отчетливо всплыл убогий образ — нищий в пыльном, висевшем лохмотьями, мешковатом тряпье. Как выкинуть из головы его поблекшие и озлобленные глаза, переполненные безумием?

— Грязный ублюдок! — прошипел Франц.

Старик стоял на утёсе — заношенная и засаленная туника временами наполнялась ветром, превращаясь в парус. Его узловатые (высохшие от голода и времени) клешни, измазанные в грязи, сжимали полупрозрачную, словно шёлк, тонкую шею рыжеволосого мальчика. Ублюдок брюзжал безжалостно, гнусаво выплевывал, разбрызгивая слюной, самые мерзостные и гнобливые слова. Его грязные ругательства и угрозы, многократно усиленные эхом, гулко разносились по безмолвной и безразличной глуши.

Миг, всего миг отделял рыжеволосого мальчика от разбивающихся на осколки ледяных волн. Удар, один небрежный удар костлявой руки — и несчастный уже стремительно летел вниз с поистине исполинской высоты. Его рыжая голова на мгновение прочертила в полёте огненную линию и исчезла. Синие, кристально синие, океанические волны поглотили хрупкое холёное тельце мальчика, ударили титанической силой головой о гранитные скалы и ввергли безвозвратно в пучину.

Унылые сумерки опустились на Китовый утёс. Тусклое небо заволокли могучие тучи. В горестном уединении и преисполненный мучительной беспомощности брёл маленький Франц по гнетущим пустошам тем роковым вечером.

«Кто это был? Кто был этот рыжеволосый мальчик?» — безмолвно вопрошал Франц сегодняшний. Горькие слёзы покатились по холодным щекам молодого господина. В стылом утреннем воздухе они казались непривычно горячими.

Солнце постепенно вставало из-за горизонта. Небо уже наполнялось розовыми и золотыми красками. Океан заалел, словно вишнёвый ликёр. Франц перевёл взгляд на Синего мальчика. Восходящее солнце озарило малыша апельсиновым светом. Очертания его лица стали милее и мягче, пропала синева, щёки раскраснелись, словно спелые персики, заиграли блеском голубые глаза, рыжие непослушные волосы загорелись багровым факелом. Мальчик словно вспыхнул, как вспыхивают красочными картинками в памяти старые бесцветные воспоминания, и начал постепенно рассеиваться в солнечном свете, который с каждым мгновением разгорался всё сильнее.

— Макс! Макс, это ты? — ошарашенно спросил Франц и вспомнил.

Он вспомнил, как они собирали и обменивались блестящими фантиками от ароматных конфет, как сбегали вместе от присмотра взрослых в безлюдные равнины, чтобы насладиться свежестью вольных ветров, как ловили больших бирюзовых бабочек на бархатистых склонах, как с жадностью любовались майскими жуками с зелёными фольгированными крыльями, как выманивали пшеничным хлебом полевых мышей, как плевались на спор и бросали камни с гигантского Китового утёса. Франц раскрыл ладонь: блестящий фантик напоследок засверкал розовыми искрами, а потом поднялся вверх и улетел вместе с рассветным ветром.

— Столько лет прошло. Убийца наверняка уже гниёт в земле, а на сердце всё никак не становится легче... — прошептал молодой господин и рассеянно потрепал Бьорна по лохматой голове.