Буря, разметавшая Армаду, не пощадила галеас. Едва удерживаясь на скользкой палубе, промокший, не спавший более суток Амброзио де Альберто с ужасом наблюдал за медленным падением поломанной мачты с жалкими остатками бьющихся на ветру парусов. Криков людей, беспомощных перед яростной стихией, он не слышал. Только гул пульсирующей со всех сторон пучины, да шум недовольного неба, гигантский и грозный.

Сил оставалось все меньше, молитвы стали кричаться без отчаянья, ужас неминуемой гибели вырос из темной бездны и сдавил сердце.

Галеас швыряло из стороны в сторону, он скрипел и стонал от боли. Соленые пенистые щупальца смерти играли судьбами людей, слизывая их, обессиленных с жалкого суденышка, которое недавно казалось непобедимым. Их последний вопль утопал в смеющейся над их алчной попыткой сохранить свой кусок золота и жизни стихии. Пережить бы бурю.

«Дева Мария, оставь мне мою жалкую жизнь, обещаю, я вернусь в город, где родился, разыщу свою мать, поцелую ей ноги. Те деньги, что нажиты честной службой аделантадо, я отмою святой водой и построю часовню во славу тебе, Пресвятая. Даруй мне спасение, Мария Милостей, Царица ангелов!»

Вторая мачта поломанной спичкой медленно падала, обрывая канаты, раздирая плоть галеаса. Небо вспыхнуло и освятило искореженную палубу, напоминая недавнее побоище в одной из индейских поселений. Амброзио зарезал старую женщину. Обычно он бил убегающих, в спину. Но эта была видимо ведьмой, или как их там называют. Она спокойно смотрела в лицо алчного солдата и что-то шептала, выкрикивая отдельные слова на своем языке. Он ударил ее мечом в живот, но меч прошел в нее, словно в гору тряпья, он ударил еще раз. А старуха не унималась. Смотрела перед собой застывшим взглядом и сплетала паутину из проклятий, потом взглянула на Амброзио, ткнула корявым пальцем в руку, сжимавшую меч, шумно, со свистом выдохнула и упала.

«Братья, последуем кресту; имея веру, сим знаком победим», - победно выкрикивал Эрнан Кортес, подбадривая солдат.

Сухая земля не желала пить черную кровь индейцев. Маслянистые пятна отражали ночной пожар, сгущая проклятие. Дева Мария, Заступница, не слышит – слишком много ядовитой боли.

Еще в одной вспышке молнии Амброзио разглядел силуэты сходящих с небес ангелов Господних, на них были одеяния величия и торжества бессмертия. Оглушительный треск, затем раскат грома, видение пропало, глухой удар по голове и Амброзио швырнуло тряпичной куклой за борт.

Словно во чрево гигантского кита.

«Умереть без покаяния! Нет! Не покидай меня, Боже!» - хотел было крикнуть он. Не успел.

Его несло водоворотом в бездну, прямиком в ад, но тело не желало сдаваться. Оно билось, пытаясь освободиться от сотен жадных рук, последний миг, когда соленый яд еще не проник в легкие, еще есть миг, еще есть надежда на чудесное спасение.

«Бочо, держись крепко, не опускай!» - старшая сестра чудом оказалась у колодца, в который упал маленький Амброзио. Он чуть не утонул. Да, это было чудо. Испугался, ревел от обиды – не было сокровищ на дне колодца. Врали соседские мальчишки. Там только скользкие змеи да смерть.

«Бочо! - громкий голос сестры разорвал легкие. – Держи мою руку!»

Амброзио ухватился за призрачное воспоминание, тело охватил пожар последней схватки. Темень подводного мира заполнилась яркими картинами детства. Жгучее солнце на бледном небе, желтая пыль дороги, серая ящерица на камне. Жирный овод на волосатом бычьем боку, бегущие босые мальчишки, старая пристань у неподвижного моря, синего-синего цвета.

Лихорадка, долгая болезнь. Мучительно больно дышать. И светлое лицо мамы, склонившейся над ним. Жаркие слова, обращенные к Богоматери, Царице ангелов.

Отвоевали, вымолили у смерти.

«Жив, мой мальчик!» - «Какие же жаркие объятия, какие соленые слезы у моей мамы!»

Меч вонзается в живот! Еще и еще. В месиво превращается плоть. Созданная совершенной, по образу и подобию. Боль, от которой цепенеешь, перестаешь дышать. Что это за зловещий хохот? Сладкое чувство власти, беспредельной и опьяняющей. Безумное, долгое, длящееся наслаждение, соленая терпкая кровь. Танцующие демоны в глазах убийцы.

Сколько же света в глазах любящей матери! – «Царица Небесная во славе своей!» - Амброзио потянулся к сиянию Владычицы и наконец-то покинул измученное тело.

«Ты наш!» - дюжина длинноруких чертей схватила душу и в полной торжества зловещей тишине, потащила к распустившемуся огненным цветком логову.

 

***

 

Серая галька и тоненькие пластинки льда. Серая бухта и серое холодное небо. Смотрю, как волны лениво, с приятным плеском, накатывают на берег, дотрагиваются до льдинок и отползают. «Как на качелях», – я зачарована простой игрой волны и берега.

Я очень устала, мне пять лет. Я измучена. Мы сидим на стволе серого старого дерева, которое сначала плавало долго в море, а потом его выбросило. Рядом со мной моя мать, а рядом с ней моя сестра – ей четыре.

Сегодня был ужасный день. В мою маму опять вселился демон. Она устала. А когда она устает, она впускает его в себя. И он делает, что хочет. А он хочет убивать. Он хочет крови.

Помню, как я сидела у окна, и очень хотела, чтобы мама с сестрой и братом быстрее вернулись. Брат совсем маленький, ему год. Они ушли куда-то, а я осталась. И вот вижу – возвращаются. Ну, наконец-то!

Но нет. Мама в ярости. Она залетает в комнату, бросает брата на пол, кричит, и я вижу, как останавливается время. А воздух становится жидким, как вода. Она отрывает деревянную палку, темную, лакированную, у изголовья кровати и начинает яростно бить по маленькому телу. Брата спасает только то, что он одет в зимнее тяжелое пальто. Он кричит беззвучно. Она его лупит со всей своей яростью, я и сестра, мы кричим, орем, мы пытаемся ее остановить, виснем у нее на руках. Нас она отряхивает с себя, как котят. Мы разлетаемся, я подскакиваю и пытаюсь опять ее остановить.

Она поворачивает ко мне свое лицо, перекошенное, маленькие злые глаза горят безумным огнем, она меня не видит, я знаю. Она хватает вилку со стола, и я успеваю отвернуть лицо. Вилка втыкается мне в щеку. Она поворачивается к брату и видит, что его лицо в крови. И тут она приходит в себя. Пугается, что ее накажут.

Начинает суетиться, вытирать его лицо от крови, успокаивать. Я пытаюсь унять дрожь в теле. Меня трясет, но я рада, что все закончилось. Мама смотрит на часы, скоро придет муж. Пьяный. Он увидит, что она опять била детей и будет бить ее. Беспощадно, садистски, у нас на глазах. Она в отчаянии, начинает причитать, что ее сейчас убьют, что мы никому не нужны, начинает суетиться, собираться. На щеку она приклеила мне пластырь. Мы одеваемся и бежим. Стучим в какие-то двери, зовем на помощь, жалуемся и плачем, какие-то люди, больница, брата забрали, слышу его крики – обрабатывают его рану. Мама плачет и говорит, что ее избил муж, чуть не убил сына. Ее жалеют, а мы бежим дальше.

И вот мы сидим измученные на берегу серой бухты. Мама плачет, причитает, что мы не нужны никому, всхлипывает, а я устала, хочу, чтобы все быстрее закончилось. Заплакала сестра. Мать встала и взяла нас за руки. Я поняла, что она задумала.

«Лучше умереть», - она, наверное, часто это говорила. Я понимаю и почему-то соглашаюсь с ней. Почему-то мне кажется, что именно так и должно быть. Мы входим в ледяную воду, страшно, но есть какая-то странная надежда, что все будет хорошо.

С каждым шагом вода становится все злее. Холоднее, а я тороплюсь. Нужно закончить с этим. Мать ведет меня за руку, и я уже не достаю дна, она меня отпускает, потому что первой она думает утопить мою сестру. Она погружает ее и сама тоже уходит под воду. А меня спасает пальто, оно не намокает, держит на поверхности, и я дрейфую все дальше от берега и от своей матери. Вода холодная и соленая, я плыву и впереди далеко вижу рыболовецкие суда, которые стоят у мехзавода. Мне бы только туда добраться, а там меня спасут.

Я покидаю тело и наблюдаю за происходящим уже сверху – свою мать, которая так и не смогла умереть, а вынырнула и выдернула из воды сестру, подъехавший уазик с людьми, которые бросились в ледяную воду за нами. Женщину, стоящую по самую грудь в воде в сером пальто с песцовым роскошным воротником, протягивающую ко мне руки. А я далеко.

«Это искупление», - шепчет мне на ухо Амброзио.

Я рассматриваю его, и мне он нравится: высокие сапоги до бедер, малиновый расшитый золотом камзол. Седина в бороде и висках. Высокий и худой. Его лицо будто бы знакомо мне.

Смотрит на меня с жалостью.

«Какой же ты родилась слабой! - говорит он мне. – Для твоей битвы надо бы родиться солдатом. М-да, хлебнешь ты горя!»

Мне интересно с ним, так хочется остаться. Он защитит меня. Он смотрит мне внимательно в глаза, и тут я вижу – меч разрывает плоть, запачканные руки липкой кровью, наслаждение и... Безумие!

«Ты никогда не будешь убивать», - смотрит на меня нежно и исчезает.

И я вижу себя. Широкой пружинящей походкой иду по деревянному просоленному причалу, в высоких кожаных сапогах, останавливаюсь и смотрю туда, где купол синего неба встречается с безбрежностью океана. Что там за горизонтом? Неведомые богатые земли? Или смерть? Меня манит неизвестность, кровь так и играет в жилистом теле. Потом видение пропадает.

 

Я спасена! Я ведь знала, что спасут! Просто верить надо!

Потом больницы, капельницы, врачи. Суета какая-то. И, наконец-то, чистая кровать. Наконец-то можно уснуть и не бояться.

«Дашь мне руку, Бочо?»