Вечер. Солнце почти село. Ты сидишь на небольшой табуретке рядом со мной и расчёсываешь свои длинные светлые волосы. А я лежу на земле и смотрю в искусственное, но даже более прекрасное чем настоящее, звёздное небо.

— Хей, Ева. Скажи, за что я здесь заперта? Словно… как птица в клетке... под замком. Хм-м… где же он, мой блестящий, острый ключик от этого замка? — обращаюсь я к тебе, но говорю сама с собой.

— Мэри? С тобой всё в порядке?

— Ха-ха, да, я Мэри! Я Мэри! И со мной всё в порядке… — закончив дурачиться, я поворачиваюсь к тебе, отложив в сторону золотую розу. — Просто подумала, как же это несправедливо — сидеть здесь, без возможности выбраться. Хуже, чем сидеть в четырёх стенах!

— Понимаю, — отвечаешь, продолжая расчёсывать свои волосы. — Я тоже заперта в клетке, только в оболочке из дорогого дворца, — взмахиваешь ты руками, указывая на всё наше окружение.

— Радует, что я не одна. Что ты рядом, с такой же проблемой, как и у меня. Мы с тобой пара птиц, желающие свободы, но не способные её получить.

— А знаешь, мне кажется, каждый человек находится в клетке. Каждый человек чем-то скован в своей личной клетке — страхом, стыдом, стеснительностью. Все мы заперты в клетках.

Мы погрузились тишину, захваченные собственными мыслями. Через какое-то время, ты всё же продолжаешь разговор:

— Эй, Мэри. Мы вроде бы уже давно знакомы, но я о тебе ничего не знаю. Расскажи о себе. В первые в жизни встречаю живую картину. Хоть я и коллекционирую всякие интересные вещи, подобных тебе я ещё видела.

— Ну-у… Меня нарисовал папа. Первое, что я помню — это, как ветер дул мне в лицо, а я защищалась от него зонтиком. Потом я оглянулась и увидела его, будто внутри зеркала или окна. Не знаю почему, но я сразу поняла, что он мой папа. Это была наша с ним первая встреча.

Вдруг, по комнате разносится звук стука об дверь. После разрешения войти, они распахиваются, и в комнату стремительно входит элегантно одетый дворецкий.

— Принцесса, Ваше высочество, прошу прощения, что помешал. Король желает Вас видеть. Это на счёт сегодняшней встречи, — быстро и чётко отчеканивает он слова. Видно, работает здесь уже много лет.

— Хорошо, я поняла, — дворецкий вежливо кланяется и, также стремительно, как вошёл, удаляется из комнаты. — Прости меня, пожалуйста, скоро вернусь и продолжим. Я хочу знать о тебе всё, — машешь ты мне рукой напоследок, после чего выходишь вслед за слугой.

 

***

Вечер. По комнате летал запах красок. Ты писал свою новую картину — огромный фрегат, летящий среди облаков и звёзд.

— Хей, Мэри, как тебе? — спросил ты, отойдя от него на пару шагов.

— Отлично получилось, папа! Небо выглядит просто великолепно — лучше настоящего. Бесподобно, — не скрывая своего восхищения выпалила я. — А можешь добавить немного жёлтого на корпус корабля? Обожаю жёлтый!

Ты согласно кивнул и быстрыми, но аккуратными движениями добавил новые мазки поверх старых цветов. Стало ещё прекраснее. Заказчик точно будет доволен.

 

***

Возвращаешься ты не скоро. От части я была этому рада.

— Не люблю я, когда ты бросаешь свои дела ради меня. Даже я понимаю, что дела королевской семьи очень важны. Тем более, что сейчас идёт война.

— А я тебе уже говорила: не переживай. Это мой выбор, и ты ни в чём не виновата. Там скучно — я бы всё равно сбежала. Расскажи лучше, что было дальше, после твоего появления, — с завороженными глазами смотришь ты на меня.

— Да ничего особенного. Тихая, спокойная жизнь. Папа часто рассказывал истории о внешнем мире. Много рисовал на этом холсте. Так он ещё и показывал мне мир. Помню ещё, какая-то женщина часто приходила и благодарила меня. Говорила, что до моего появления отец почти не улыбался, а теперь она постоянно видела его счастливым, — я ложусь на пол. Над моей головой оказывается огромное нарисованное звёздное небо.

— Здорово, когда ты одним свои появлением можешь осчастливить человека, — тяжело вздыхаешь ты.

— Твой отец, наверное, тоже был счастлив, когда ты родилась.

— Мой отец — король, — с досадой выдыхаешь ты и облокачиваешься на мой холст. — Он хотел мальчика — принца, который займёт его трон. Так что, вряд ли он был сильно счастлив, — ты не на долго замолкаешь, будто пытаешься подобрать слова. Твоего лица мне не видно. — Так получается, ты всегда была в этой картине? Как я, без возможности выйти. Одинокая, беззащитная.

— Беззащитная — да, я не могу ничего сделать вне этой картины. Но, хоть я и сильно боюсь одиночества, одинокой я не была. У меня был папа. Я часто вместе с ним рисовала и всячески помогала ему. Потом появилась ты.

— Так ты умеешь рисовать? — резко привстаешь ты и смотришь на меня. На твоём лице смешались восторг и шок.

— Хих, конечно. Я ведь дочь художника. Да ещё и живая картинка. Я не могу не уметь рисовать.

— Я всю жизнь мечтала стать художницей. Прошу, научи меня рисовать! — молишь ты, встав на колени. Конечно, это было в шутку, но всё равно смущает.

— Дурочка, поднимись. Вставай давай, нас же могут увидеть.

 

***

— Что такое, девочка моя? — спросил ты, присаживаясь поближе ко мне. — Снова кошмар?

Небо давно смеркалось. Мы сидели, окружённые лишь светом маленькой свечи.

— Папа… Я так боюсь… остаться одна. Как ты борешься со своими страхами? У тебя, ведь, они тоже есть?

— Я просто пытаюсь от них отвлечься. Вспоминаю свои самые счастливые дни в жизни. Думаю, о самых близких мне людях. О тебе, о своей маме, о той женщине, что к нам приходит. И страхи сами уходят. Помни, ты никогда не будешь одна.

Так мы и сидели до утра. Разговаривали, пили горячий чай, наблюдали, как восходило солнце.

— Я никогда тебя не брошу, — облегчённо сказал ты, выдохнул белый пар, допил чай и потушил свечу.

Жаль, что это оказалось не правдой.

 

***

Всё… будто в тумане. Не знаю почему, но именно нашу последнюю встречу я почти не помню. Воспоминания о ней, практически стёрлись.

Я проснулась от странных звуков. Дверь с грохотом отворилась и внутрь, словно разбойники, вошли страшные люди в сияющих доспехах. Это были рыцари королевского двора.

Папа.

Ты пытался их остановить, что-то говорил, но они просто оттолкнули тебя к стенке. Хохоча, будто пьяные от своей силы, они начали забирать всё что могли утащить: картины, металл, камни, еду.

Меня вынесли из дома. Я что-то кричала, кажется, просила, чтобы меня оставили, отпустили. И последнее, как ты лежал в дверях, а я удалялась всё дальше и дальше. Даже ничего не могла с этим сделать.

Какое-то время картина была накрыта. Я была, будто в темнице, из которой не выбраться. И лишь, спустя время ткань сбросилась и на меня посмотрела маленькая девочка.

 

***

Непонятный шум будит нас. Ты зажигаешь свечу и побегаешь к окну. Небо залитое алым цветом и струящиеся вверх столбы дыма от горящих домов сообщают саму страшную новость — война проиграна. Захват дворца и королевской семьи — последний этап, после которого война закончится.

Ты подбегаешь к ещё не застывшим краскам и что-то рисуешь на моём холсте в нижнем уголке. После замазываешь всю остальную часть и вырезаешь этот угол. Нет никаких гарантий, что у тебя получится задуманное, но ты почему-то не сомневаешься.

Я открываю глаза и первым чувством становится ощущение своей крохотности. Всё во внешнем мире стало во много раз больше. А картинка, внутри которой я нахожусь, уже свободно помещается в твою ладонь. Ты нарисовала мою миниатюрную копию и забрала с собой.

 

Вновь достаешь меня из своего кармана, когда мы уже плывём в лодке. Только ты и я. Больше никого. На горизонте, огромным кроваво-алым пламенем догорает старый дворец, в котором ты жила всю свою жизнь. Видимо, спаслись только мы. Ты сидишь, прижав ладони к лицу и бесшумно плачешь.

— Что мне теперь делать… Как мне жить? Я ведь ни разу вне стен дворца не была, — бормочешь ты, будто сама себе.

— Ну не плачь. Ты можешь намочить краску и точно остаться совсем одна. А если серьёзно, мы ведь вместе — значит, всё будет хорошо.

Ты не отвечаешь. Лишь когда лодка проплыла большое расстояние и замок, наконец скрылся за горизонтом, ты произнесла:

— Я ничего не умею…

— Ты можешь рисовать. Не идеально, пока, но ведь можешь. Я продолжу тебя учить и буду тебе помогать.

Лодка продолжает плыть в неизвестном направлении под беззвёздным, абсолютно чёрным ночным небом. Тишина, нарушаемая лишь плеском волн, окружает лодку, словно невидимый щит.

 

***

— Девочка, ты плачешь? — спросила ты, стоя у меня за спиной.

На самом деле я не плакала. Я не умею плакать. Отец специально нарисовал меня такой, думая, что так я не буду грустить. Однако горькие чувство не исчезли вместе вслед за слезами. А картина не заплачет, если создатель не дал ей слёз.

— Верните мне папу, — только и смогла ответь я, сквозь горечь и гнев. Впервые кого-то терять труднее всего. Особенно, когда больше никого нет.

— Слышали?! — услышала я за спиной твой громкий командный голос. — Найдите художника, нарисовавшего эту картину. Приведите его живым и здоровым! Это приказ! Выполняйте!

Несколько человек вышли, и ты села рядом со мной. «Прости, — сказала ты. — Не знаю, что произошло и что сделал мой отец, но обещаю — я сделаю всё, чтобы это исправить. Я — Ева, если что».

 

***

Картины не нуждаются в еде. Мне в этом, в отличии от тебя сильно повезло. Ты сильно истощала, за эти недели, пока мы искали ближайшее поселение. Через пару недель скитаний по бывшим территориям твоей страны, нас всё же приютила одинокая женщина. Это случилось в небольшом тихом городке, возможно, даже не знающем о войне.

— Кхм-м… — ты наконец-то проснулась. — Ой, Мэри! — и отдохнула, судя по бодрому громкому голосу. — Мэри, что произошло? — спросила ты, доставая меня из кармана.

— Ты потеряла сознание, видимо устала. А добрая женщина согласилась тебя приютить. Так что можешь радоваться и целовать ей ноги. Ну, или что там слуги делают королям.

В комнату вошла та самая женщина, с тёплой улыбкой на лице. Видимо, она услышала твои движения.

— Ох наконец-то ты проснулась! — с облегчением и даже неким счастьем вымолвила она. — Еда уже готова, можешь проходить на кухню.

 

***

После ужина, женщина рассказала нам о городе. На следующий день провела экскурсию и даже, нашла тебе подработку.

Каждый день я продолжала учить тебя рисовать, а через несколько лет, ты стала знаменитой художницей в окрестных городах с огромным количеством заказов.

Мы, даже смогли выкупить часть моего холста, которую ты оставила в замке. Сшив кусочки, мы смогли полностью восстановить меня в нормальном размере.

 

***

Мы сидим на холме и наблюдаем за закатом. В этих местах закаты кажутся особенно красивыми. Огромное красное пятно пронзает лучами золотистое небо.

— Ты ненавидела моего отца? — вдруг, неожиданно спрашиваешь ты.

— По началу — да. Особенно, когда узнала о смерти папы. Я во всём винила твоего отца, — честно отвечаю я. В руке я держу небольшую, жёлтую розу, когда-то подаренную папой.

— По началу? А потом? — спрашиваешь ты, продолжая наблюдать за прячущимся Солнцем.

— Ну, нельзя же всю жизнь жить в ненависти. Со временем поняла — неправильно винить его во всём. Он ведь, просто пытался спасти свою страну, отдавал приказы, а, исполняющие их, животные изуродовали их, — я обламываю пару шипов на изящном цветке и кладу его рядом на землю..

— Вот как.

Солнце скрылось за горизонтом, но продолжает освещать кусочек неба золотистым светом. Звук бьющихся об землю волн успокаивает.

Однажды ты состаришься и умрёшь. Это — неизбежно. Это произойдёт со всеми. Кроме меня. Я останусь, навечно застывшая в этой картине. Продолжу проживать цикл за циклом. Буду присматривать за твоими детьми, внуками и правнуками. Буду жить, пока существует моя клетка.