Господин Агин и сокровище фараонов

По причинам, которые не хотелось бы называть, город, в котором произошла эта история, будет иметь  вымышленное название. Пусть будет Эр, город, разваливший своё зловоние на границе двух крупных государств, то чей-то, то ничейный, но это, замечу, просто факт, который никакого значения для произошедшей истории не имеет. Хотя, как может место не отражаться в людях, которых оно создает? Потому имеется вероятность, что на тех людей, которые творили те нечестивые деяния, место, все же, влияние оказало.

Эта история начинается во вторник. Было совершенно-непревзойденное туманное утро, в таких обстоятельствах противно и холодно даже в доме. Если бы юный джентльмен  мог зажечь печь в тот день, может быть, ему повезло бы больше. Печи в комнате не было, как не было и газовой печки или, хотя бы, рожка; от свечей много тепла не прибудет, а идти на кухню, чтобы погреть руки и встретиться с красноречивым и осуждающим взглядом (а если в такую рань надумает выйти старушка Би, то, поверьте, одним взглядом не отделаешься) именно в то злосчастное утро он не нашел в себе мужества. «Вы ведь не уплатили ещё за комнату в этом месяце? Жаль, жаль, что Вам так и не предоставили место учителя».

В то утро он ничего не смог с собой поделать, полностью одевшись он присел на диван, служивший ему так же и постелью, прикрыв на пару минут глаза. Ещё через пару минут он обнаружил, что прошло стыдно признаться сколько времени, рабочий день уже начался и он безнадежно опоздал.

- Опять шастал по ночи? Я всё видела. – Голос раздался прямо над его ухом, когда он пытался сладить с замком, проржавев от сырости механизм закрывался всё туже и туже; однажды даже пришлось одолжить масла, тогда юноша не смог попасть в комнату, но сделать это ещё раз было бы, с его точки зрения, дурным тоном.

- Д... доброе утро, мадам Бицыкини. Вы, меня, признаться, застали врасплох.

- Я вижу. И ключики уронил. – Мадам была скрипучей и старой, как подвальная лестница. У нее было серое платье, устаревшего фасона с легким плесневелым запашком. Она всегда носила высокую прическу, но через завитые букли шиньона просвечивала кожа головы. Мадам, казалось, не замечала этого.  – Если в газете я прочту ещё одну такую новость, то пойду сегодня прямиком в полицию.

- Мадам! Пожалуйста, Вы неправильно истолковываете ситуацию! Я болен. И окна в моей комнате…

- Не дури меня! – Вскрикнула женщина. - Не дури, - взяв себя в руки и убавив голос до шёпота, зашипела она, -  больше этим сказками о нехватке воздуха я не поверю.

- Мадам, прошу, простите меня, но как я могу доказать вам то, что Вы и так прекрасно знаете. Видели же, что доктор Ауреол навещал меня…

- Видела. – Старушка прищурила глаза с таким видом, будто ощупывала яблоко на предмет наличия в нём гнильцы. – Я видела его четыре месяца назад. Ещё ваша покойная матушка, да простятся её прегрешения, - снова выразительный взгляд, - здравствовала. Но с тех пор никого, кто носил бы в доме истончающие вонь пилюли, я не наблюдала. Ни обдувалы, ни доктора!

- Может просто у господина Агина не хватало на лечение средств? – Позади, из темноты коридора, весело и звонко щелкнув замком, показался джентльмен в шляпе и тонких очках, поблескивающих натертой, металлической оправой. Старушка молча осклабилась и отступила назад. Господин Агин, поклонившись, выскочил из дома, оставив незапертый замок болтаться в проушине.

Посматривать на часы - прямая обязанность всякого, кто собирается успеть вовремя. Особенно, если часы, как таковые, имеются в его кармане.  Господин Агин же спешил на работу в заведение музейного типа, имевшего дополнительный, коммерческий круг обязанностей, в полном неведении того, как стремительно увеличиваются его шансы остаться безработным.  И усилия, приложенные им, чтобы протиснуться сквозь, неведомо почему вдруг образовавшуюся напротив уже года два как закрытой столовой, толпу, не понесут за собой ни малейшего вознаграждения. Событие, само по себе странное, обогащалось ещё и тем, что в столь ранний час (но, всё таки, недостаточно ранний для пунктуальных джентльменов, которые уже приступили к своим серебристо окупающимся обязанностям) любой мужчина должен был бы быть занят делом, а не стоять праздно, насвистывая... или измученно,  стараясь не афишировать поглядывания на окна второго этажа. Господин Агин присмотрелся, за черными занавесками что-то промелькнуло, и тут часы на площади зазвонили.

- Божечки! – Прошептал он и ускорился.

В этот день в музее, если его можно так назвать, проходил завоз новых материалов. Со стороны казалось, что большие повозки с крытыми плотным полотном футлярами и ящиками, бережно переносимые несколькими рабочими,  доставили ценные и редкие экспонаты. В чём-то это было правдой, с небольшим уточнением, что ценность их получается из результата и будет дана оптимистично и навскидку (всегда можно продать подешевле). Недоказуемость, нулевые риски в ослепительной ослепленности  владельцев частных коллекций. Замаскировавшись под музей Искусств и Древностей, Тронглтонский исторический центр ваял подделки, упакованные в золотые мешки.

В то же утро в музее ожидалось прибытие двух важных персонажей,  о чем господин Агин успел успешно позабыть. В здании было пыльно. Неяркий свет делал собранные в скелеты кости устрашающими, а  атмосферу зловещей, но работа господина Агина как раз и заключалась в запугивании посетителей. Внушить трепет перед грудой развалившихся мослаков - самых натуральных подделок из прошлозимних собак, бродивших возле музея: привлеченные сырным, маслянистым  запахом остатков материалов они все равно не имели шансов пережить заморозки, оправдывался он перед собой. Гостей у них бывало немного. В преддверии каникул гимназий было шумно и людно, группы сморкающихся школяров вытягивали головы и зажимали носы, девочки сморкались в вышитые на занятиях рукоделием платочки, но в остальные дни, посетители были редкостью. Если что только какой-нибудь путешественник по ошибке забредет и походив с записной книжкой у носа, удалится по прошествии получаса. В свободное время Агин мог работать над коллекциями, до конца года он планировал собрать материал о ритуальных подношениях Ихет-муэрту, иртуисскому богу забвения.

- Агин! – Резко обернувшись и прищурившись он попытался определить, кто его окликнул.

- Агин, это ведь ты? Отец, посмотри туда, это ведь Агин, помнишь его? – В сером драповом пальто, распахнутый и раскрасневшийся, в вестибюле стоял Юлиус Граб, впереди своего отца, мощного профессора специализации архаической Кататонии. Развернувшись, грузный, ему было тесновато среди норовивших поскользнуться торшеров и урн. Агин держал в руках тряпку для пыли, только что он вытирал пролитый (он обедал у себя) чай и нёс её ополоснуть в уборную. Профессор Граб, задержав на ней взгляд, гаркнул: Вытрите в гардеробе.

- Вы сегодня опоздали, Агин, - чеканя слова, упрекнул управляющий директор, - займитесь полом.

С тех пор жизнь господина Агина пошла наперекосяк. Профессор Граб! Как мог он не догадаться. Профессор и его сын были давними знакомыми Агина, звезды исторического отделения, на которое Агин поступил благодаря, нечеловеческим стараниями матери, они были благословенного дарования светлые головы. Отец и сын, гении, одно присутствие которых помогало остальным избежать темноты невежества. Прилежно учиться – это не то, что требуется от будущего гелертера. Нужно иметь репутацию, чтобы иметь хоть небольшую цену на эстраде. У Агина цены не было.

Он вбежал по лестнице на четвертый этаж, за залом с книжным архивом (до него редко кто добирался) находился кабинет, который можно было занимать. Упав на стул он схватил волосы руками, но тут же отпустил, словно неожиданно придя в себя. Встряхнув головой и крепко зажмурив и распахнув глаза, он открыл единственный ящичек, запирающийся на ключ. В нем не было ничего, кроме небольшой стопки конвертов и принадлежностей для письма. Помедлив, он выудил самое нижнее, не торопясь провел пальцами по завитым строчкам.

К. Уесснер 17 мая: «Дорогая коллегия музея Искусств и Древностей, вам пишет ваш преданный ценитель и нежный почитатель. На последней весенней экскурсии, было сказано, что в течение месяца ожидается пополнение коллекции сочинений  Великой правительницы Иртуиссии Калоа. Прошу, будьте так любезны – вышлите список предлагаемых книг на адрес мисс Фабиолы и мисс Азелы Уесснер, 4100804110». С любовью, Констанция Уесснер

Агин попал в музей, благодаря хлопотам дяди. Он никогда его не видел, он знал только, что тот был человеком уже пожилым, преподавал какой-то предмет и был сухим как растрескавшаяся кость. Так говорила о нём мать. Он встречал его всего несколько раз, если такие моменты можно назвать встречами. Первый раз это случилось, когда дядя приехал на похороны матери, в дом он не заходил, соседи сказали, что видели как он простился с вынесенным телом и сразу же удалился.  Во второй раз он передал через мадам Би, что Агина просят зайти в музей искусств. Так, благодаря невидимому человеку, он нашел рабочее место.

Одной из первых его обязанностей оказался разбор входящих писем. Не та работенка, которую он ожидал, но и он не был тем, кто привык жаловаться. Агин делил письма на три категории: непременно хвалебные, находились такие любители просто поблагодарить за прием. Были те, кто просил выслать брошюры и подарочные сувениры. Приходили еще письмо официального характера от других музеев или государственных работников об обмене выставками с совершенно таинственными и неразборчивыми намеками, такие письма, если он находил их, относились заведующей по связям и отношениям и она решала их дальнейшую судьбу. Были еще письма от сумасшедших, чаще всего, если они не были совсем уж испорченными или непонятными,  он их не выбрасывал, а уносил с собой хранил в обувной коробочке у себя дома, у него была одна такая - очень истрепанная, но очень ценная. В нее он укладывал вещи, которые потом можно было достать и поразмышлять над ними.

Новые ботинки подарила ему мама перед смертью. Взяла последнюю пару в лавке, отложила ее, чтобы покупатели не забрали. Они были идеальными – очень хорошо сшитые, подходящего размера и «учительского фасона», как любила говорить про них мама. Она не сказала сколько они стоили, но он догадывался, что это были очень бережно скопленные деньги. Мама очень хотела, чтобы его взяли работать учителем. Для того, чтобы ходить по домам и предлагать папочкам и мамочкам свои услуги необходим презентабельный внешний вид, именно поэтому она так отчаянно хотела скопить ему средства для приличной обуви. Как будто бы в ней его взяли, порой думал он. Будь он хорошо одет, красив собой, было бы у него больше шансов в жизни, сделали бы его более открытым и радостным человеком красивый внешний вид. Он был симпатичен. У него чуть волнились темные волосы, он отрастил их почти до плеч, он был хорошо сложен, хотя и худ. Обратила ли бы на него внимания какая-нибудь девушка, если бы он вырядился в костюм? Он не носил эти ботинки и держал и нетронутыми, в память о матери и о «трудных временах». Петен любил мечтать о том, как однажды он будет богат, все будут желать его мнения и мечтать о работе с ним. Тогда-то он попомнит смехом сегодняшние деньки.

Но учителем его так и не брали. На фоне лоснящихся профессорских сыновей он выглядел жалко. Быть красноречивым и умным настолько, насколько это может себе позволить живущий впроголодь человек - этого никогда не будет достаточно.  

Как ни старался, он не мог её вспомнить. Когда Агин проводил экскурсии, он никогда не рассматривал толпу. Написав подробнейшее письмо, он не ожидал получить ответ.  Он не знал в какую из стопок это письмо подходит, поэтому положил себе в нагрудный карман и проносил весь день возле своего сердца. Она же была благодарна и восхищена, как у маленького ребёнка, у неё появлялось так много вопросов в каждом письме, постепенно из переписка переросла в дружбу и приглашение на ужин.

В один из первых вечеров, проведенных в доме у семьи Уесснер (семья состояла из двух тётушек и Констанции), девушка призналась, что сама  никогда не была на экскурсии. Её болезнь, длящаяся с детства, не позволяла ей покидать дом настолько далеко. Её любимая тётя Фабиола была её глазами во внешнем мире и со временем она научилась так живо представлять себе то, что происходит в мире ( а тётушка рассказывать такие интересные истории, наделенные мельчайшими подробностями), что дитя больше не чувствовала себя обделенной. 

- Вот почему я не мог Вас вспомнить!

- Но Вы же говорили, что не рассматриваете толпу, - рассмеялась Констанция.

- Но разве я мог бы не заметить Вас!

Он окунул в чернильницу металлическое перо и, чуть призадумавшись, начал писать:

П. Агин 21 сентября: «Милая Констанция.  Сегодня я словно вновь вернулся в прошлое. Я взрослый человек, я действительно могу быть тем, кем я стал и являюс, если ты понимаешь о чём я. Так почему же у меня не хватает мужества перед глазами моего детства? Л.т.н.д.м.»

Позже, тем же днём:

К. Уесснер 21 сентября: «Люблю тебя нежно, душа моя. Я разгадала оставленную тобою загадку? Петен, дорогой мой Петен, что произошло? Ты придешь к  нам вечером на ужин? У нас будет жаркое и устрицы с виноградом. Расскажешь мне всё-всё? У доктора Ауреола сегодня день рождения, поэтому тётушки разрешат мне сегодня отправиться на прогулку. Я знаю, что выберу! Пойдем сегодня в западный сад? Если встать у качелей и подняться на цыпочки, то можно будет увидеть закат на озере. (Качели установили две недели назад, но я ещё ни разу на них не каталась. Ты раскачаешь меня? Кажется, я очень боюсь, когда думаю о них, на руках мурашки бегут. Не смейся только! Я действительно никогда не качалась на качелях. Но я верю, что с тобой, мне ничего не грозит.)  Я жду тебя так сильно, что моё бедное сердечко сейчас выскочит бежать к тебе навстречу!».

В тот день была прекрасная погода. Солнце ещё нежилось на небе, осень пока не думала приближаться. Петену и Констанции было дозволено прогуляться в саду перед обедом. Они беседовали, наслаждались жизнью и смеялись, казалось, что все трудности, которые будут ждать их в будущем, ах, какие их могут ждать трудности! Все они преодолимы.

Внезапно у нее над волосами пролетела пчелка. Констанция вскрикнула и начала отмахиваться. Но Петен взял её за руку, второй ладонью прикрыл её волосы, прижимая к своему плечу. Они замерли. Пчела покружилась немного над ладонью Петена. Он прошептал: не она украла твоего возлюбленного, улетай. Пчела замерла, слегка покачиваясь, на одном месте, а потом улетела.

-Что, что ты ей            сказал?

- Когда-то она была феей. И вместе со своими сестрами летала то тут, то там, собирала цветы и радовалась жизни. Однажды она влюбилась в прекрасного юношу, красивого и доброго. Превратившись ради него в девушку, фея покорила его и они решили пожениться. Пока однажды злая колдунья не позавидовала их счастью. Она убила мать юноши и истерла её кости в мельчайший порошок, добавила туда серу и крокус. После чего сложила всё в мешочек для пряностей и продала молодой невесте на рынке. В день свадьбы невеста должна была приготовить жениху ритуальную похлебку, норпан. Но вместо того, чтобы похвалить будущую жену за её стряпню, молодой муж упал замертво.

- Какая страшная история. И с тех пор фея ищет виновницу на этом свете?

- И ей никогда не отыскать её. Потому что ведьма умеет очень хорошо прятаться. Она жила тысячи лет и проживёт ещё не одну тысячу.

* * *

Порой Агин не мог спать по ночам, ему, казалось, что голоса жильцов окружают его, всюду. Стены, сделанные будто из паутины, передавали все вздохи и случайные скрипы, шепоты и полноразмерные голоса.  Той далекой осенью, когда он поступил на факультет, у него произошел первый приступ. Выходило так, что ночью он не мог ложиться спать. Пытаясь устроиться сидя за письменным столом, он, медленно, так как все резкие движения приносили ему отдышку, выводил на бумаге: «Я не могу дышать. Я не могу дышать. Я не могу дышать». К утру приступ останавливался, мать охала и ахала, заставляла его вдыхать порошок,  раскрывающий дыхательные пути, купленный за огромные деньги, на следующую ночью была необходима уже большая порция».

Вскоре он решил, что если будет медленно-медленно гулять по свежему воздоху, ночь пройдет быстрее. Дополнительной причиной было то, что он не мог сделать и шести шагов в их с мамой маленькой комнатенке, ему было душно, окно не открывалось; когда-то разбитое стекло было заменено трухлявой панелью, тронешь – она рассыплется у тебя в руках и зима будет властвовать в спальне. Пыль залепляла нос, слезились глаза и ему казалось, что вся его голова и грудь превращаются в воспаленный раздутый шар. В первую ночь, когда Агин решил выйти погулять, ему казалось, что туман, наплывавший ночью от реки, крадется за ним, что из подъездной арки выскочат тени, и задушат его. Тогда он представил , как начнет бежать от опасности и бег заставит его умереть от нехватки дыхания до того, как ночное чудовище к нему прикоснется. Агин засмеялся, представив какое у того будет выражение лица, но вовремя спохватился.

* * *

- Что сегодня пишут? – Девушка заглянула в газету через плечо, подпрыгнув от нетерпения на месте.

- Констанция! Господь тебя сохрани, не нужно так пугать! – Средняя мисс Уесснер быстро закрыла страницы и сложила бумагу в четыре, а потом шесть слоев, чтобы поместить в кармане платья.

- Снова таинственные смерти?

- Иди-ка ты уже к столу.

Пока Фабиола поднималась наверх, чтобы спрятать свою вечернюю добычу, Констанция улучила момент, когда никто не мог ей помешать и подхватив Петена под локоть потащила его в сторону летнего садика.

- Мы совсем ненадолго, - клялась она, заглядывая ему в глаза. – Стой здесь.

Стянув из беседки покрывало и раскинув его на траве, Констанция без смущения легла на него, чуть обнажив ноги.

- И что ты делаешь? – Казалось, Петен старался не подавать виду, что растерян. Его взгляд был твёрдым, а голос спокойным. Лишь щеки слегка поменяли цвет.

- Представь, что я твоя жена.

- Констанция! – Заревела гостиная. – Констанция, душенька, подойди ко мне!

В этот же момент произошло кое-что странное. Внезапно входная калитка распахнулась, никаких других гостей кроме Петена и доктора в доме не водилось, и в сад вошли трое: молодой юноша и статная пара за ним.

- Молодой жених пришёл! – Ширя улыбку пробасила тётушка Азела, успевшая выбежать на крыльцо. Констанция и Петен одновременно взглянули друг на друга. Вечером она ему напишет:

«Милый, милый Петен, что же теперь нам делать? Что же нам делать?»

* * *

Газетные новости не сулили ничего хорошего. Каждый день какой-нибудь доблестный горожанин под псевдонимом А. или Н.Н. (порой казалось, что пишет один и тот же человек) публиковал статью о подозрениях. Это было общее название. Подозревалось всё  вся. Если четыре раза в неделю проклинали приезжих, то в оставшиеся три колонки посвящались осёдлым. Цирюльники, повитухи и предсказатели, все попадали под подозрение, так как нельзя было установить отчего происходят смерти и кто именно находится в опасности. Сегодня это мог быть чистильщик ботинок, а завтра пожилая графиня. Но самое худшее, по мнению Петена, было не это.

Новый жених Констанции, объявившись неожиданно для всех, кроме тети Азелы, не думал оказаться временной угрозой. Намерения его были вполне серьёзны и с каждым днём положение Петена в доме Уесснер всё ухудшалось и ухудшалось. Теперь тётушка и не думала вести себя с ним вежливо. Целиком переключившись на нового господина она переходила черту, приглашая его на ужин совместно с Агином. Не переставая нахваливать его, удостаивала Петена лишь колкой стрелы вроде неприятного намека на несчастный случай и несчастного человека, который бы столкнувшись, например, с переломом кости, не дай Бог, конечно, оказался бы без возможности получить квалифицированную поддержку.

Констанция, её как куколку наряжали всё наряднее и наряднее, сидела очень прямо и молчала весь ужин. На её рукавах были пришиты колокольца, губы и щеки подкрашивали, но бывало, что за вечер она не произносила и пары слов.

В конце концов Петена и вовсе перестали приглашать в дом. Письма от Констанции становились всё реже и реже. И в каждом из них её тревога всё увеличивалась.

К. Уесснер, 30 октября: «Знаешь, Петен, я боюсь открытых дверей. Нет, даже не так. Они наводят на меня УЖАС. Дело не в том, что дверь принесет сквозняк, я не боюсь тех людей, которые в нее войдут. Я боюсь проходить в проемах. Каждый раз зажмуриваю глаза и дрожу. Мне кажется, что я словно ныряю под воду, и вокруг чернота. Я не знаю что мне делать, если… Мне кажется, что все время наблюдает за мной , а силы утекают из меня, как если кто-то пьет их. Если я хоть на секунду задержусь там… Умоляю, расскажите мне о том, что скрывается, может быть узнав свой страх в лицо я перестану так сильно бояться».

Петен, 30 октября: «Милая, милая моя Констанция. Я могу рассказать вам жутчайшие истории. О призраке Малдорора и границах между мирами. Своими историями я могу только запугать вас так, что и во снах вы не сможете найти покоя. Но разве действительно это поможет вам? Ваши тетушки. Они могли бы отвести вас к доктору, чтобы он прописал вам капли на ночь.  Хотите, я буду присылать вам веселые истории каждый вечер? Клянусь, Вы улыбнетесь еще на третей строчке! Вы развеселитесь и успокоитесь».

К. Уесснер: «Я мечтаю о том, чтобы вы мне поклялись. Но даже произнести вслух или написать это… Я проплакала вчера всю ночь, когда думала об этом. Я больше не нахожу решения. Если раньше наша жизнь казалось такой ясной и чистой, то теперь. Я в западне и моё дыхание становится всё слабее. Вот бы увидеть Вас, ещё хоть один раз!»

К.У.: «Я боюсь спать сегодня ночью. Пришли мне письмо до того, как мы потушим свет в зале, прошу, не оставляй меня одну».

П.А.: Найди сегодня в саду чернобыльник, он поможет тебе не видеть снов.

* * *

«Её письма приходили всё реже и реже. Был ли это запрет, или она была слишком больна, чтобы писать, я не знал. Чтобы хоть как-то облегчить свою участь я начал вести дневник. Или просто я пытался уберечь свой бедный разум. Констанция умерла через неделю после последнего письма. Сегодня 10 января, убийства наконец прекратились. Виновный был пойман, а наш музей фальшивок обдурил сам себя.

Утром я снова не пошел на работу. Я остался возле столовой и среди черных занавесок вдруг увидел тётушку Констанции. Вскоре после того, как она вышла я зашел в этот дом. Она обращалась к гадателям на магическом шаре для поимки убийцы. В комнате для гаданий было душно, смешивались разные благовония, болезнь, которая, как мне казалось, меня оставила, внезапно вернулась. Меня встретил помощник мага. Он провел меня в комнату, завешенную балдахинами. Магом оказался ребенок. Непонятно было мальчик это или девочка. У него на голове была повязана чалма из разноцветных тряпок, скрывающая волосы. Он был одет в длинный халат. Рядом с ним стоял взрослый и записывал вопрос и предсказание в книгу. Мистер Ди, представился он.

- Задавайте ваш вопрос, - произнес записывающий.

- Кто убил Констанцию Уесснер?

Маг и помощник переглянуться, а потом ребенок с невозмутимым видом посмотрел в шар и произнес: Завернутые в полотна тела не несут выздоровления, передайте это отцу.

Я собрался выйти, как вдруг мистер Ди крепко, но спокойно ухватил меня за локоть и произнес: оплата восемь золотых. Я отсчитал нужную сумму, монет у меня больше не осталось, но, боюсь, богатство доктора Ауреола в заключении ему не понадобится.

Третьего января вышел приказ об аресте доктора Ауреола. Это прозовище взял себе Филлип Граб, в прошлом архелог, по просьбе своего брата он, оставив свою беременную жену отправился в экспедицию в Египет. С собой он привез прелюбопытнейшие мучительные вещи, позволяющие создавать лекарства, неизвестные науке. Мази, на ртутной основе, окись железа и завернутый в тряпицу помёт. Организовав тайное общество «Мощь Земли», он собирал сторонников и капиталл для того, чтобы вывести из Египта свою последнюю козырную карту. Тела мумий, забальзамированные и смазанные волшебными бальзамами. Он не мог узнать рецепты уже умерших, но мог применить остатки их снадобий.

Таким образом, растирая тела мёртвых младенцев, а их было легче всего перевезти в тайне, он погубил своими снадобьями младенца Уесснеров, свою жену и сына и всех, кого позволяла излечить его врачебная практика.

В тайном обществе «Мощь Земли» состояла и Азела Уесснер.

* * *

- Как ты могла мне не сказать! Как ты могла хранить эту маленькую мумию, это маленькое тело у нас на чердаке?! Ты хочешь сказать, что не понимала, что это каннибализм? Это отвратительно!

- Констанция была больна! Что могла я сделать с малышкой, оставшейся без родителей…

- У тебя была я, Азела, ты могла посоветоваться со мной!

- Но доктор Ауреол…

- Всё! – Мисс Фабиола топнула сапогом под воланами платья. – Немедленно вызывай полицию и пускай это появится во всех вечерних газетах.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 3. Оценка: 3,00 из 5)
Загрузка...