Посреди лесной поляны стоял остов дома из серого, потемневшего от времени и непогоды, кирпича. Корявые деревья подступили к нему вплотную, и их сухие ветки, словно костлявые пальцы, тянулись к провалам окон. Мох и зеленоватые подтёки на его стенах доверия не внушали, как собственно и скрытый в тени дверной проём. Даже стоявший на фоне кирпичных останков лес, пронизанный солнечным светом и пеньем птиц, не мог скрасить гнетущего впечатления и неясной тревоги, которые вызывало у меня созерцание разрушенного дома.

Вся эта поездка не нравилась мне с самого начала. Дурацкая затея – в середине апреля тащиться в леса. Чтобы что? По-идиотски промочить ноги вдали от цивилизации, устать от перехода по пересечённой местности и пропахнуть костром? Но вся наша компания, засидевшаяся за зиму в городе, восприняла идею Дениса на ура. Зная мой дурной характер, заманивать меня в это сомнительное путешествие стали заранее, и я согласилась сугубо из милосердия. Нет, в самом деле, отправлять этих шалопаев в леса без голоса разума в моём лице было бы совершенной глупостью. Как-то раз они уже ездили одни, а я потом забирала их из отделения полиции.

Вопреки моим плохим предчувствиям мы не опоздали на электричку в пригород, погода была солнечной и даже ветер не дул. По плану нашего Дениса мы должны были по берегу обогнуть Долгое озеро и выйти к туристическому костровищу, нажарить там шашлыков и отправиться домой. И всё бы ничего, но Аня заметила в зарослях кирпичную стену и потащила всех смотреть на неё под мои стоны.

- Ну и чего ты там не видела? Ну заброшка в лесу, чай не Букингемский дворец! Идём дальше, мы же прошли меньше половины пути!

Скинув вещи у поваленного дерева, Денис, Аня и Максим ходили под скрюченными деревьями и спорили, плодовые они или нет, дом это помещика царских времён или довоенное здание, которое люди бросили в лесу и переехали в город. Мне это было совершенно не интересно и, поставив свой рюкзак рядом с другими, я недовольно прислонилась к ближайшему дереву и стала зудеть:

- Ребят, ну вы ещё зайдите внутрь и там поищите следы цивилизации. Вы просто гляньте на него, крыша провалилась, штукатурка со стен слезла. Да и деревья эти засохли давно. Смотреть не на что, уходим!

Максим отвлёкся от созерцания лепных остатков шедших по краю оконного проёма и хитро улыбнувшись, сказал:

- Вот ты, Наташка, зануда. А как же приключения? Таинственные события? В нашей жизни и так рутины полно. Расслабься, у нас привал, бутер зажуй.

Аня, нежно взяв его под руку, глянула на меня с вызовом и заявила:

- А что, мальчики, может и правда зайдём в дом? Ему, наверное, тут одиноко одному, вряд ли гости его балуют своим вниманием. Может, здесь и подвал есть. Вдруг там сокровища лежат!

- Или труп бомжа, - буркнула я.

Денис, вывернув из-за угла, сообщил, что остов дома довольно большой и, вероятно, когда-то действительно был особняком. Я мрачно сообщила ему:

- Чтоб ты знал, эти вот товарищи собираются идти внутрь, наверное, рассчитывают сломать ноги на прогнившем полу.

Вместо того чтобы отговорить парочку лезть в развалины, Денис поддержал их, чем и вывел меня из себя окончательно.

- Окей, хотите, чтобы вам что-нибудь на голову упало или ногу гвоздь пропорол, держать вас не буду, но и сама за вами не пойду. Если не вернётесь через двадцать минут, я вызову МЧС, полицию и национальную гвардию, так и знайте.

- Тебя посадят за ложный вызов, – хихикнула Аня.

- Три раза, – ехидно заметил Максим.

Смерив их взглядом полным ярости и презрения, я достала из кармана телефон и демонстративно стала в него смотреть. Друзья, перешучиваясь, скрылись в тени неприветливых руин.

Я терпеливо ждала десять минут. Из дома не доносилось ни звука, хотя это было невозможно, трое людей не могли бесшумно передвигаться по кучам битого кирпича и гнилых досок. Нервно почесывая руку, я встала и прошлась вдоль линии корявых деревьев, идти дальше мне не хотелось. Что-то в этом месте настораживало и пугало, а желание как можно скорее уйти отсюда крепло с каждой минутой. Я гнала пугающие мысли. Может быть, мои друзья выбрались через пролом в дальней стене и специально, чтобы меня позлить, спрятались чуть дальше в лесу? Может, они затаились в самом доме и ждут, что я пойду за ними, чтобы выскочить на меня и напугать? Ожидание в полной тишине стало невыносимым, и я крикнула:

- Если вы сейчас же не выйдете, я беру вещи и иду на станцию. Домой уеду, слышите?

От долгого молчания голос охрип, и вся фраза прозвучала так, словно я её прокаркала.

Прислушалась. Руины безмолвствовали. Ответа не было.

Страх начал завладевать мной, я пыталась бороться с ним, приводя логические доводы, но напрасно. Не могли мои друзья просто не отвечать мне, это не шутка, они пропали. Зашли в руины и пропали. Холодными пальцами я тыкала в сенсорный экран, набирая номер Ани. Под бешеный аккомпанемент моего колотящегося сердца в трубке раздалось:

- Абонент не доступен.

Я закрыла глаза, стараясь не паниковать, а когда я их открыла, то увидела Аню, стоящую в тени крыльца, она улыбалась и словно манила меня рукой, слегка склоняя голову, то к одному плечу, то к другому. Сжав кулаки, я кинулась к ней. Ох и задам я тебе сейчас трепку, будешь знать, как пугать меня! Но достигнув искривленных деревьев, что линией выстроились перед домом, я замерла и попятилась назад.

Сзади за спиной подруги я заметила темный силуэт, он двигался, и Аня повторяла его движения, а улыбка на её лице растянулась в конвульсивный оскал, обнаживший зубы. Вскрикнув, я отшатнулась назад. На крыльце никого не было.

 

***

В деревне Гнездовка, что близ железнодорожной станции, шумели пересуды.

- Говорят,  что барский дом троих городских забрал.

- Да не троих, шестеро сгинули, а одна того, умом тронулась.

- Точно тронулась, когда её в полицейскую машину сажали, она криком вся исходила. Визжала, мол, что не могут люди пропадать, не оставив следов. На оперов кидалась, что де они и не искали.

- Да, как же. Найдешь тут. Не полицейские нужны, сюда б колдуна, ну или священника какого с опытом.

- Да запалить бы это проклятое место, и всех делов!

- Ну, раз ты смелый такой, то вот иди - пали. Много таких умных, да храбрых было и где они?

 

***

Никаких следов. Никаких. Я просматривала дело о пропаже моих друзей, сидя в кабинете следователя. Снимок за снимком, протокол за протоколом. И понимала, что вижу невозможное: следы вели в хорошо сохранившийся подвал, доходили до дальней его стены и исчезали. Просто обрывались, словно три человека прошли сквозь кирпичную кладку и исчезли. Никаких механизмов, открывающих потайные двери, обнаружено следствием не было. Стену признали монолитной. Поиски прекратили. Следователь, речь которого сводилась к тому что: «Не стоит лезть туда, не знаю куда, потому что есть риск быть сожранным тем, не знаю кем», так же донес до меня, что в этом доме в разное время пропало около сорока людей, начиная с последнего владельца, которым был некий граф Елецкий, и произошло это в конце девятнадцатого века.

На этом и завершилось следствие.

Меня утешали. Мне говорили: “Ничего не исправить. Друзей не вернёшь. Тебе нужно забыть, переключиться, отпустить ситуацию”.

Я кивала и соглашалась. Не исключено, что начни я упорствовать, и всё закончилось бы психиатром и таблетками. Родители пристально следили за мной, ведь после возвращения из леса я некоторое время была не в себе. Мать опасалась, что поиск друзей перерастет у меня в навязчивую идею. Чтобы не беспокоить её и обезопасить себя от принудительного лечения, я делала вид, что смирилась. И спустя пару месяцев меня оставили в покое.

Это позволило мне заняться сбором информации о проклятом доме. Я знала, что не смогу жить спокойно, если не выясню, что же случилось с моими друзьями. С теми людьми, которые были мне родными, с теми, кто помогал, ободрял и был рядом. У них были могилы – кенотафы. Пустые вместилища для пропавших тел. И, чтобы спастись от надвигающегося безумия, я должна была выяснить, что произошло в тот роковой день.

 

***

Я снова стою здесь, в выверенный по звёздным картам день. Смотрю на серый крошащийся кирпич, ползущий по нему мох, и не решаюсь перешагнуть ту невидимую линию, которую прочертили выстроившиеся в ряд сухие деревья. Что-то глубинное, инстинкт самосохранения или интуиция, настойчиво требовало, чтобы я немедленно ушла прочь. А лучше убежала. Не оглядываясь. В тенях, что таились среди руин, мне мерещились ухмылки, рты, растянутые в оскале. Слышался шепот узнаваемых голосов. Закрыв глаза, я глубоко вдохнула, успокаиваясь, наверху ничего страшного быть не могло, то, что забрало моих друзей находится в подвале, это точно. Я уверена. Мне нужно быть храброй если не для них, то для себя.

Миновав несколько пустых комнат, назначение которых не угадывалось под гнетом прошедших лет, я зашла в небольшую каморку, больше похожую на кладовку, и находилась она в самом дальнем углу этого проклятого дома. Мощный налобный фонарик давал яркий луч света, помогая мне пробираться через полусгнившие балки, к зияющей пасти дверного проёма, который, я уверена, вёл в подвал. Шепот в ушах нарастал, становился назойливее, и я слышала отдельные слова и фразы: «Зачем ты пришла? Спускайся же. Спускайся! Уходи…». Я достала из рюкзака стеклянную бутылку с водой, открутила крышку и твёрдым шагом стала спускаться вниз, в неизвестность, слушая голоса пропавших друзей в своей голове. Удивительно, но каменная лестница в подвал сохранилась подозрительно хорошо, да и в самом подвальном пространстве было сухо, хотя я воображала, что тут, как в классическом страшном рассказе, должны быть склизкие стены, покрытые мхом, пара крысиных трупов и лужи неприятной слизи. Но нет, ничего, что могло насторожить или вызвать подозрения. Образцовый подвал, с выложенным каменными плитами гладким полом. Я стояла напротив стены, по описанию в протоколе каждый из моих друзей подошёл к ней и пропал.

- Что ж, кто бы ты ни был, ты забрал дорогих мне людей. Я хочу видеть тебя. Я хочу знать, кто ты!

Слова жгли губы, а слезы глаза. Наклонив бутылку, тонкой струйкой воды я прочертила на полу круг, шепча:

- Водой этой, замкнутой в кольцо, я защищаю себя, ограждаю от тех, кто живёт во тьме, посвятил себя злу и злом стал.

Встав в центр круга, я опустила рюкзак на пол и достала из него ещё две бутылки и связку церковных свечей. Свечи я расставила по периметру водяной линии и каждую зажгла отдельной спичкой. Да, я много читала и серьезно готовилась. Как оказалось, известный нам мир, то, что мы считаем обыденным – всего лишь тонкая завеса, скрывающая живущих рядом с нами нелюдей. Да. Мои родители, сокурсники, да кто угодно, сочли бы меня сумасшедшей, но я помню то, что прикинулось Аней и манило меня. Оно следов не оставило, но я могу поклясться жизнью, что это не была галлюцинация. Нет. Я искала слова, заклинания, которые могли бы сделать незримое зримым. Смесь церковных молитв и народных заговоров - вот что такое заклинания, ритуалы – ряд действий, совершаемых в определенном порядке. Все верно. Все как в физике или химии: есть формулы, по которым ты действуешь, чтоб получить ответ на поставленную задачу. И вот я стою одна, в подвале, в круге из разлитой воды, с пятью горящими свечами и не чувствую себя безумной.

Размахнувшись, я швырнула первую бутыль, которой чертила круг, в стену. Склянка ударилась о кирпичную кладку и брызнула осколками, а по стене потекла вода, потемневшая, почти чёрная, и там, где она текла, поднимался дым. Достав из кармана лист бумаги и взглянув на часы, я максимально четко стала читать то, что на нём написано. Из опасения сделать ошибку, учить наизусть заклинание я не стала: «В этот час и в этот день, что отмечен солнцем в Доме Смерти, я волею своей, кругом из воды в храме освященной, да пятью свечами из воска пчелиного незримое зримым делаю». На мгновение мне показалось, что особняк вздрогнул. Стена перестала чадить, и по ней зазмеились концентрические круги, в самый большой из них была вписана восьмиконечная звезда.

Я криво усмехнулась, очевидно – ритуал. Теперь очевидно, когда я прочитала массу книг и перерыла доступные архивы. Чем отчетливее становились знаки, тем сильнее я ощущала присутствие чужой давящей воли. Пламя свечей дернулось и затрепетало, под порывами незримого ветра. Тянущая тоска заползла в душу, захотелось, бросив все эти бесплодные попытки установить истину, развернуться и уйти, всё равно все это напрасно...

Зажмурившись, я что есть силы ущипнула себя за руку. Резкая боль, неприятные ощущения должны отрезвлять - так писалось в одной пожелтевшей от старости книге, и да, это действительно помогло. Когда я открыла глаза, то увидела его. Он стоял почти вплотную к кругу из подсыхающей воды и, склонив к плечу голову, рассматривал меня. Вместо чудовища с окровавленной пастью, которое я ожидала увидеть, мне предстал светловолосый, сухощавый мужчина, его внешность даже можно было назвать приятной, если бы не красные белки глаз и заострившийся нос. Мужчина был благообразен и определенно мертв, к тому же на нём была одежда того фасона, который вышел из моды лет двести назад.

- Добрый день, сударыня, как мило, что вы зашли в мой дом, - слово «мой» он выделил особо.

Тут же мне вспомнилась история про помещика, его внезапное исчезновение, гибель членов его семьи и бегство слуг. Я откашлялась и пересохшими губами произнесла:

- Господин Елецкий, нужно полагать.

Ярость пришла ниоткуда, её тяжёлые волны накатывали на меня, и держать себя в руках было чрезвычайно сложно, хотелось выскочить из круга, схватить его за грудки, трясти и кричать в лицо нежити: “Почему они!! Почему ты забрал их?!! Что ты с ними сделал!?” Но это было невозможно, это была верная смерть, я читала внимательно, о да. И везде где упоминалась разумная нежить, демоны, духи, навьи твари, везде говорилось, что самоконтроль и спокойствие - залог вашей безопасности и гарантия жизни.

Мертвец элегантно приподнял бровь:

- Константин Александрович, если угодно. О, так неожиданно и приятно знать, что незваный гость знает имя хозяина дома, может, подойдете поближе?

- К мертвецу?

- Фу, как невежливо, мадемуазель, говорить такое в лицо человеку!

Всё это превращалось в фарс, я не собиралась с ним разговаривать, я собиралась его уничтожить, изгнать. Презрительно отвернувшись, я опустилась на колени и стала доставать из рюкзака всё необходимое для ритуала рассеивания сущности. Сущностей было много, и кто он - дух, демон или вампир какой я определить не могла и выбрала наиболее разумный, как мне показалось вариант. Сбор из двенадцати трав, символизирующих солнце, янтарь, согретый полуденными лучами, церковный ладан. Всё, что напоминало о свете, тепле, жизни, все, что так ненавистно было выходцам из теней. В каменную ступку, в очередности, предписанной ритуалом, я вложила ингредиенты, и начала методично перетирать их. Помещик Елецкий прогуливался неспешно вдоль круга, заложив за спину руки. Он пристально следил за моими манипуляциями. Встав позади, он наконец-то заговорил:

- Я не мешаю вам? Вы так заняты приготовлением этой смеси, она что-то мне напоминает, но до конца не узнаю ее, это от простуды? А вас не смущает, милая Наталья, что вода, святая, надо полагать, скоро высохнет, свечи догорят, и мы останемся с вами один на один?

Я вздрогнула, мысль о том, что я могу оказаться в темном подвале вместе с нежитью без всякой защиты, на мгновение парализовала меня. Отвлекает, просто отвлекает, час Сатурна ещё не прошёл, смешивай. Он знает, что ты готовишь, он боится. Просто делай.

Последним ингредиентом, который необходимо было добавить, являлось церковное миро. Влив ароматное масло, я приготовилась поджечь получившуюся смесь. Не поднимаясь с колен и не оглядываясь, я подожгла прихваченную с собой березовую лучину от свечи, что была обращена на восток, и поднесла к маслянисто поблёскивающему содержимому ступки.

Голос мертвеца прозвучал неожиданно, и я вздрогнула:

- Не сработает, не хватает важного элемента.

Я подняла на него глаза, мне хотелось видеть в мужчине, стоящем за кругом, чудовище. Но отчего-то не получалось. Он смотрел грустно, и в голосе его не было злорадства, только печаль. Отчего-то стало его жаль. Если бы Елецкий, клацая зубами и завывая, пытался до меня добраться, бранил бы или говорил мерзости, ненавидеть его было куда проще. Но он вел себя сдержанно. Почему? Ведь он определённо убил моих друзей. Зачем?

- Зачем? - Я поднялась на ноги и посмотрела ему в глаза, – Зачем вы забрали моих друзей? Что вы с ними сделали?!

Я старалась говорить спокойно, мне не хотелось демонстрировать свой страх. Горькая улыбка тронула губы мертвеца.

- Я был голоден. Стойте, не перебивайте меня. Я знаю, что вы хотите мне сказать, любезная Наталья. Если бы была моя воля, я бы не стал убивать и, – по его лицу пробежала тень, – питаться людьми. Но когда голод мучает тебя десятилетиями, когда от жажды ты сам раздираешь пересохшее горло, очень сложно остаться цивилизованной личностью. Я привязан к этому дому и заперт в нём. Все, кого я любил, мертвы, моя жена была моей первой жертвой. Мой сын хотел истребить меня, но, к сожалению, ему это не удалось.

Он посмотрел мне в лицо и от его взгляда, полного боли и гнева, я отступила назад.

- Вы хоть понимаете, можете ли осознать, что значит убить дорогое вам существо в приступе голода?! Вы не можете и представить вкус крови собственного ребёнка на губах. Мне был дорог этот особняк. Я любил его всем сердцем! Родовое гнездо семьи, которой уже нет! Неверный ритуал, предательство, и вот - я бессмертен, не жив и не мертв, прикован к дорогим мне камням. Дом – руины, и я - создание, что не способно найти покой, обреченное существовать под спудом воспоминаний и вины.

Он тихо засмеялся.

- Знаете, в чём ирония? Если бы не ваши меры предосторожности, то и вас бы я убил. Как это не прискорбно. Голод слишком силён.

Пока я слушала, лучина догорела до середины, пальцы чувствовали тепло пламени. Молча я поднесла огонь к ступке.

- Где вы взяли рецепт, осмелюсь спросить? Хотелось бы знать, кто так некомпетен...

И тут я взорвалась, пережитое горе, загнанное в самые темные углы подсознания, страх, гнев и неожиданная жалость переполнили меня, я швырнула на пол почти догоревшую лучину и закричала во весь голос, сотрясаясь от ярости:

- Достаточно, перестаньте надо мной издеваться! Вы убийца, убийца, да, я скажу вам это, как наверняка говорили и другие, до меня! Вы сами виноваты в произошедшем! Вы жалуетесь на то, что кто-то когда-то предал вас, и спокойным тоном говорите мне, что убили бы при первой возможности! Вы просто монстр, который хочет жить даже в таком ущербном виде! За счёт других! Вы паразит! Чудовищный клещ! И я уничтожу вас этим ритуалом, пусть и не с первой лучины!

Он молча слушал, заложив руки за спину, бледное лицо с тонкими аристократическими чертами не выражало ничего. Эхо моего голоса перестало биться под сводами подвала, и тогда он заговорил. Тихо, но веско.

- Не знаю, почему вам кажется, что вы способны меня уничтожить. Вы собрали нелепые вещи, следуя непроверенным данным. Растения, окаменевшая смола, церковные масла. Забавно, это всё, зажженное от щепы, должно истребить меня. Меня, мага, обрекшего себя на бессмертное существование, как гений собственного дома, как часть дома, как его хранитель и проклятье. Я любил этот дом и был в нем счастлив, я хотел оставить его за собой навсегда. Принести себя в жертву своему роду. Я хотел стать фамильяром, если угодно, хранителем всех, кто жил под этой крышей. У меня был дар и самоуверенность, но не было знаний. И тот, кому я доверился в столь личном вопросе, как принесение себя самого в жертву, дабы служить своим детям, внукам и правнукам, обманул меня, из зависти и душевной грязи. Просто потому что ему выпал счастливый шанс погубить меня. Как и вы, я не знал правильных слов. Как и вы, я не мог предположить последствий. Вас вела ненависть, а я следовал за амбициями. Милая барышня, из всех манипуляций, что вы сегодня произвели, действительно работает только круг из святой воды. И я не издевался и не лгал. Когда вода высохнет, вы станете беззащитны.

Он задумчиво обошёл круг, пиала с ритуальной смесью дрогнула моей руке, едва не выскользнув. Пересохшими губами я спросила:

- Вы сказали, не хватает ингредиента. Значит смесь не так уж и бесполезна.

- Та книга, из которой вы почерпнули знания, не указала вам две немаловажные вещи. Во-первых, в смесь нужно добавить частицу того места, где сущность появляется чаще всего, а во-вторых, добровольное согласие. Ведь обряд называется «Рассеивание сущности уставшей от бремени лет».

- А как погибли мои друзья, Константин Александрович?

- Безболезненно и быстро. Постойте, что вы делаете?! Вы собираетесь выйти из круга?

Я поставила пиалу на пол и потушила свечи, теперь единственным источником света остался мой налобный фонарик, который я так и не погасила.

- Ну, я не вижу другого выхода. Смесь не работает, вода сохнет. Мститель из меня вышел не очень удачливый, ритуалист тем более, зачем продлевать агонию, убейте меня, поужинайте и дело с концом.

Выдав всю эту пафосную цитату, из круга я не вышла, всё-таки для того чтобы умереть, нужно собраться с духом. Помещик, устало потёр пальцами виски.

- Я устал. Боже, как же я устал.

Он достал из нагрудного кармана аккуратно сложенный платок и вдруг впился зубами в свое запястье, прокусывая кожу. Потекла кровь тёмная, почти чёрная, густая. Он промокнул место укуса платком, снял с пальца обручальное кольцо, и, продев, в него платок кинул к моим ногам.

- Вам нужно опустить платок в смесь и добавить огня. Ничего не нужно говорить, я всё скажу сам. Ведь суть в том, что это ритуал открывает дверь для тех, кто не может уйти сам. Дверь, за которой меня ждут те, кого я люблю. И прежде чем отправиться в пекло ада, я хочу увидеть их лица.

***

Вечерело. В воздухе тоненько пищали комары, где-то выбивал дробь дятел. Я сидела на поваленном дереве, сжимая холодными пальцами крышку термоса, в которой исходил паром чёрный чай. Мне хотелось заплакать, но слез не было. Как и не было и боли. Елецкий Константин Александрович обрел вечный покой. А вместе с ним и мои друзья, память о которых всегда будет со мной. Прежде чем рассыпаться кирпичной крошкой, он сказал мне:

- Рекомендую вам обратиться к Зарецкому Августу Вильгельмовичу, он видный специалист в науке ритуалов. Поверьте, это галантный джентльмен. Искать его не нужно, просто на адрес такой-то отошлите открытку с его именем, и он сам разыщет вас.

Обручальное кольцо помещика я оставила себе, как напоминание о том, до чего могут довести амбиции и излишняя самоуверенность.