Этот дом достался по наследству Георгию Лошакову через пять лет после исчезновения его отца Михаила. Само здание, принадлежащее ранее отцу главного героя, построенное ещё в далёком 1905 году, находилось на улице Рылеева в Санкт-Петербурге. В дом Лошаков переехал сразу же после  таинственного исчезновения, однако, по распоряжению родителя, на случай непредвиденных обстоятельств, ключ от одной из комнат хранился у поверенного до истечения срока, необходимого для официального признания факта смерти. У Георгия было достаточно времени, чтобы просмотреть многочисленные тома обширной библиотеки. Только ознакомившись с книгами, такими как "Некрололикон" за авторством безумного Аки Утиямы, "Демоны Гоэтии", "Завещание Соломона", "Ключ Соломона", Гримуар Папы Гонория III, "Гептамерон", "Unaussprechlichen Kulten" барона фон Юнцта, "Cultes des Goules" Франсуа Д'Эрлета, и прочими таинственными книгами, стоявшие на полках, Георгий был окончательно готов унаследовать "самое бесценное сокровище", которое хранилось в той самой комнате по завещанию его отца.

К тому времени Лошакову исполнилось двадцать семь -  возраст, несомненно, значимый в жизни молодого человека. У парня было неважно со здоровьем, его часто мучили адские головные боли и покалывания в сердце, причём это с ним происходило всю жизнь, начиная ещё с беззаботного детства. Он родился в семье среднего достатка, но, поскольку все средства родителей ушли на то, чтобы дать ему хорошее образование, Георгию в наследство достался только дом на улице Рылеева и его внутреннее убранство.  Некоторое время он работал аспирантом в своей альма-матер, но в конце концов ему не хватило терпения, усидчивости, спонтанно ударился во фриланс – работал некоторое время программистом по удалёнке, потом  стал писать статьи для желтой прессы, а кроме того,  обрабатывал целые горы бездарной графоманской прозы и лирики, которую ему присылали начинающие писатели. В целом - эти занятия вполне позволяли ему вести независимый образ жизни и безбедно существовать. Но в то же время сидячая работа сыграла с ним злую шутку - его организм почти перестал сопротивляться болезни. Георгий был худощав, со впалыми щеками, профилем похож на Данте Алигьери, носил очки и представлял собой лёгкую добычу для простуд и хулиганов с Дыбенко, которые часто устраивали пьяные оргии в парке Есенина, где так любил гулять Георгий.

В тёплые дни он обычно брал работу с собой и выходил на Марсово поле. Это место полюбилось ему ещё в годы студенчества, когда он приезжал сюда. Он всегда считал, что лучшее средство против старости - это сохранить верность дорогим с детских лет местам, не изменившим своего облика. Кроме Марсового поля он также любил заглядывать на Тихвинское кладбище, и подолгу сидеть там и смотреть на могилы великих. Также он любил забираться на крышу своего дома и там, вместе с бутылкой вина, ждать наступления ночи и смотреть на город с его крышами, окнами, огоньками разных цветов и оттенков. Огоньки сами образовывали некоторый пейзаж, волшебную страну, к которой Лошаков был привязан сильнее, чем, собственно, к городу.

Когда он получил от поверенного ключ от комнаты и письмо отца, открыл дверь в комнату, он сильно удивился. В комнате практически не было мебели. Висела огромная люстра, опускавшаяся вниз на полметра, стояло небольшое кресло со столиком на постаменте, прямо под люстрой. Напротив кресла было круглое окно, выходившее во внутренний двор. Окно сделано из необычайного стекла. Оно как будто выполнено из мельчайших осколков других стёкол, через него не видно, что снаружи. Но стоило включить свет, как внутри стекла начинали мигать огоньки, переливавшиеся зелёными, перламутровыми, оранжевыми отблесками. Сначала Георгию показалось, что хоть люстра и выглядит старой, но это скорее всего подделка под старину. Но приглядевшись повнимательнее, он понял, что это не так, потому что стиль исполнения изделия не шёл ни в какие сравнения ни с одним дизайнерским стилем.

В результате своих каждодневных экскурсий на Думскую, Георгий часто засиживался за своей работой далеко за полночь и ложился чуть ли не с рассветом, поэтому удобное кресло и люстра могли принести ему практическую пользу, не говоря уже о ценности этих предметов, которые, казалось, дышали стариной. В письме, сопровождавшем ключ отца, чья любовь к сыну была просто неизмеримой, говорилось, что это далеко не простые вещи и что не стоит включать люстру без необходимости. По заверениям отца, эта люстра принадлежала некой Саре Осборн, ведьме, осуждённой на Салемском процессе в Америке в 1692 году. Сама же люстра была якобы изготовлена в незапамятные времена в Центральной Америке в одном из племён ольмеков задолго до нашей эры. В заключении отец писал: "это место может подарить тебе и радость, и печаль. Это источник райского блаженства и мрачного судорожного ужаса".

Люстра имела необычный вид, она напоминала огромное дерево, вместо цветов были неогранённые драгоценные камни, вместо плодов - песчаник. И много свечей. Разной формы и длины. Камни же были украшены затейливой резьбой и многочисленными рисунками, а также буквами и знаками разных форм и размеров. Несмотря на то, что в своё время Георгий интересовался историей доколумбовой Америки и относительно хорошо знал наречия племён, его знаний было недостаточно, чтобы прочитать эти надписи. Весь день он чистил люстру, полировал камни – и, наконец, зажег свечи.

Тем вечером он зажег люстру, уселся в кресло и принялся за работу. Его приятно удивили теплота и яркость света и постоянство пламени. Однако у него не было времени на изучение всех достоинств. Нужно было срочно закончить работу, поэтому Георгий погрузился в правку небольшой неинтересной повести, начинавшейся следующим образом:"Он проснулся. Было холодно, хотя он был укутан двумя одеялами. Но зимой иногда так бывает, что холод проникает прямо в душу, и тогда не спасут ни два, ни тридцать два одеяла".

И так далее и то же самое, архаичным и тяжеловесным высоким слогом, вышедшим из употребления, и всё это о простых вещах - о нервном подростке-гаденыше, который обижен на своих друзей, родителей и девушек. Впрочем, закос под старину всегда импонировал Георгию. Он до такой степени жил прошлым, что у него было даже собственное, им самим придуманное философское учение, о воздействии прошлого на настоящее.

Годами грезы Георгия были наполнены тревожным ожиданием чего-то необъяснимого и не поддающегося логике  какого-нибудь события, которое вмиг перевернёт его жизнь. Все время перед его глазами стояла картина, когда он, будучи ещё маленьким мальчиком, увидел, что одно облако было очень похоже на ангела, как он закрыл в глаза в тот момент, сжал кулачки, ожидая чуда. Это было удивительное и необъяснимое чувство свободы и легкости, скрытое в таинственной и неясной туманной дали - это чувство жило в питерских подворотнях, на Тихвинском кладбище, на улицах спальных районов Москвы. Однако намного сильнее Георгия тянуло укрыться во времени, когда мир был чуть моложе, природа была ярче и гармоничнее, веке в  19, когда можно было проводить долгие часы в утонченных беседах, когда люди одевались более элегантно, у мужчин было понятие благородства и чести, а у женщин понятие чистоты. Это было время, когда не нужно было, как сейчас, негодовать на редактируемые им строки, на скудность мыслей и скуку - мечты о высоком делали редактирование просто невыносимым. Отчаявшись выжать что-нибудь путное из этой тягомотины под пафосным названием " Чёрное на сером", он, наконец, отодвинул листки в сторону и откинулся на спинку кресла.

А затем он ощутил едва уловимые изменения в окружающей обстановке.

На огромное стекло падали старинные лучи света, причём не только от самой люстры, но и от таких появляющихся предметов, которые было невозможно увидеть человеческим глазом. В стекле происходили такие  вещи и картины, которые Георгий не мог бы вообразить в самых буйных порывах своей фантазии. Смотря в стекло, Георгий заметил, что чем больше он глядит в этот "экран", тем больше становится само стекло, увеличиваясь до размеров самой комнаты и в конце концов сделавшись единственным предметом в ней. В изумлении наблюдал он за разворачивающимися действиями и сюжетами. У него мелькнула мысль, что перед ним очень искусный оптический обман, но он тут же отмёл её. Да и не нуждался он в объяснении. Перед ним произошло чудо, и интересовало его только оно. Ибо мир, находившийся прямо перед ним, был миром великой и непостижимой тайны. Казалось, руку протянешь, - и останешься там навсегда. Ничего подобного он не видел, даже когда спал или курил траву. Ни один автор не смог бы выразить подобного. Как там у Данте: "Здесь изнемог высокий духа взлет", так вроде? Это напоминало Георгию большой взрыв или Сотворение мира, или что-то такое подобное. Клубы пара, дым, летающие чудовища с кожистыми крыльями, огромные пресмыкающиеся, которые дрались друг с другом за добычу, и рвали слабых или раненых на части, огромные кальмары размером с горы, которые пожирали китов - образы, достойнные Жюля Верна.

Вскоре картинка изменилась. Скалистое побережье древних времён молодой Земли уступило более известному времени. Георгий увидел всех, кем он когда-либо восхищался. Тут были и Митридат Евпатор, и Александр Великий, и Божественный Юлий, и Октавиан Август, Помпей, Траян, Адриан, Чезаре Борджия, Наполеон Бонапарт. Он видел их вживую! Сцены из их жизни мелькали перед ним. Он как будто бы находился прямо рядом с ними, в том же времени! Это было невообразимо! Он видел войны, казни, жестокие битвы, восстания, коронации, эпизоды величайших триумфов и жестоких потерь. Он видел всё. Он узнал, что случилось с Девятым Испанским легионом в Англии, он узнал, что случилось с пропавшими солдатами злосчастного Норфолкского полка в 1915 году. Он узнал всё, что его интересовало. Он видел, как англичане погибали в каком-то неизведанном параллельном мире, он наблюдал с радостью, как английские дикари приносили в жертву римских центурионов. Он также видел такие места, которые не были известны человеку. И он дарил им имена, они сами выходили из его уст, как будто он уже много раз бывал здесь.

Георгий сидел очень долго, чары развеивались, он ощущал лёгкую тревогу. Пейзажи были всего лишь видениями, но в них ощущалась какая-то скрытая угроза, исходившая из атмосферы и населявших эти неизведанные места чудовищ. В конце концов, он не выдержал, встал с кресла и погасил свечи, одну за другой.

Позже он долго думал над тем, что увидел. Отец называл это место "самым бесценным сокровищем", следовательно, он знал о свойствах этой люстры. Георгий мог поклясться, что видел все это наяву и что ничем не болен, ни одним психическим расстройством. Чем больше размышлял герой об увиденном, тем больше  путался в своих мыслях. В конце концов Лошаков вернулся к отложенной им работе (но сидел не при свете люстры)  и принёс несколько свечей, лежавших на полке в другой комнате, и наконец-то, позабыл все свои фантазии и страхи, требующие осмысления.

На следующий вечер, в свете закатного солнца, Георгий покинул город. Он решил прогуляться по самым окраинам Питера, по спальным районам, наподобие Купчино. Людей на улицах становилось все меньше, и вскоре он остался наедине с самим собой. Место, куда Георгий попал, было ему совершенно не знакомо, он ещё никогда не забирался так далеко. Он двигался на юг и размышлял об увиденном им вчера. Перед самым заходом солнца наш герой взобрался на небольшой холм, и его взору представился завораживающий по красоте вид. Никогда прежде он не осознавал прелести вечера в спальных районах. Он любовался чудесным видом домов и построек и вечерним небом.

Вскоре он поехал обратно домой, но перед тем, чтобы, собственно, зайти в квартиру, он решил прогуляться по ночному Невскому. Бомжи, надписи на стенах, алкоголики, панки, пьющая молодежь - все это было ему до боли знакомо. В груди разливалось тепло. Когда он свернул с Невского, он добрался до хорошо знакомого ему места. На стене одного из домов красовалась надпись:"Орландо, Питер скорбит вместе с вами". Сейчас надпись к сожалению стёрли. Он снова вспомнил себя студентом. Путь домой был недолгим, ноги машинально довели его до квартиры.

Но все эти милые воспоминания не заставили Георгия позабыть о том, что произошло с ним накануне вечером, и он не мог отрицать того, что с каждой минутой его нетерпение возрастает. Смутная тревога неизведанного убаюкивалась детским любопытством и ожиданием ночных приключений.

Быстро покончив с ужином, он сразу прошёл в ту комнату, взяв с собой листки бумаги, тетрадь и карандаш. Зажег люстру, уселся в кресло и стал ждать.

Свет её отбрасывал желтоватые блики. Мерцания не было, пламя было постоянным. Георгий сразу ощутил приятную теплоту. Постепенно вся комната покрылась синеватой дымкой, и в конце концов сменилась картинами из других уголков Вселенной.

Этой ночью Георгий не спал. Шёл час за часом, а он все смотрел в стекло. Он давно шагнул за окоём реальности и следовал вперёд. Он давал названия неизведанным местам, говорил первые слова в диких лесах, и тишина в них начинали оживать. Он видел морские туманы, видел Всемирный Потоп, он видел распятие Христа и его Второе Пришествие, он видел гуманоидов на далеких планетах, которые намного превосходили людей по уровню технологий, он видел девственные леса и поля, речушки, он видел величественные замки и дворцы, он видел смерть Роланда и заточение Мерлина в невидимую темницу, он видел Москву 1612 года, видел строительство Санкт-Петербурга. Он увидел города и планеты, целые цивилизации, которым он тут же дал названия. Откуда они взялись - он не знал. Он узрел такие уровни бытия, существовавшие в иных слоях времени и пространства, что были старше самой Земли.

Но всё это он наблюдал как бы через окно или через некую маленькую дверь, которая манила его покинуть этот суетный мир и отправиться в путешествие по этим землям и просторам. Искушение росло и росло, у него дрожали ноги и руки от желания повиноваться, он хотел бросить все, чем он жил до сих пор, и попробовать стать кем-то другим, возможно, собой, настоящим!, ещё не известным себе самому. Но, сделав над собой невероятное усилие, он встал с кресла, погасил свечи и вновь увидел комнату.

Следующие ночи, при свечах, отказавшись от своих планов, он писал. Он писал рассказ за рассказом, повесть за повестью, научную статью за статьей - он переносил на бумагу все, что увидел в этой таинственной комнате.

Когда Георгий закончил очередной рассказ, он упал, измученный, на кровать и проспал целый день.

А проснувшись, он опять писал, боясь забыть хотя бы часть из своих видений. Как он заметил вскоре, его собственный духовный  мир переплелся с мирами из окна.

Много ночей с тех пор Георгий не зажигал лампу.

Ночи превращались в месяцы, месяцы - в годы.

Прошло много лет, он постарел, его произведения и монографии проникли в печать. Он стал довольно узнаваемым учёным, совершившим ряд феноменальных открытий, и хорошим писателем. Все его рассказы уже давно стали частью знания, хранившегося в самом нутре его сущности и удивительного мира теней.

Так прошло двадцать дет, и вот однажды вечером Георгий Лошаков зашёл в ту самую комнату. Посмотрев на лампу, он снова проникся этим забытым очарованием. За последнее время его здоровье сильно пошатнулось. Он был смертельно болен и знал, что дни его сочтены, и вновь хотел увидеть прекрасные миры в свете люстры.

Он зажег свечи и посмотрел на стекло в окне.

Но в этот раз он не увидел ни других планет, ни немыслимых миров , ни исторических событий, ни тончайшего переплетения метафизических плоскостей. Он видел себя.

 

Он видел самого себя, сидящего в этой самой комнате, он видел себя в тот самый, первый раз, - а через мгновение он видел самого себя в тот же день в то же время, гуляющего по улице. Внезапно он увидел, как он зашёл в подворотню , где на него напали трое хулиганов. Они повалили его на землю и избивали ногами. Откуда ни возьмись появилась некая тень, которая со всей силы ударила одного из хулиганов гитарой по голове и дала пару раз в лицо второму. Третий поспешил ретироваться. Тень остановилась и протянула лежащему Георгию руку. Георгий оглядел её. Чёрная тень оказалась обычным человеком, в чёрной кожаной куртке и кожаных штанах, в чёрных круглых очках, с длинными волосами, ниспадавшими до плеч, правда, сбритыми с одной стороны. Георгий лежал и что-то жалобно шептал. Человек расхохотался и помог ему встать. Так в жизни Георгия появился его единственный и лучший друг, Миша. Вернее, появился бы, если Георгий не отправился домой сразу, а решил прогуляться вечером чуть подольше.

 

И он увидел себя во второй раз - самого себя, который, разинув рот, смотрел в оба глаза на миражи, показывающиеся в стекле. А потом он снова увидел себя. В то же число, тот же вечер. Его новый знакомый Миша пригласил его на квартирник, где, как наблюдал Георгий, он же сам умудрился, напиться, подраться, и, конечно же, завоевать расположение одной юной симпатичной особы, скромно хлопающей глазками. Несмотря на то, что он был пьян, в тот вечер он показал себя нежным и кротким любовником. Вернее, показал бы.

 

Георгий наблюдал за самим собой, за собой, наверное, более счастливым, радующемуся жизни. Он видел, как он проводил с этой девушкой все больше времени, гулял, отдыхал, кутил. Он видел себя абсолютно здоровым и не страдающим больше ни от каких либо физических и душевных болезней. Он видел свою свадьбу, свою любимую работу, своих детей, свох внуков. Он видел вокруг себя кучу знакомых и приятелей, друзей, которые искренне ценили свою дружбу с ним. Он видел себя наконец-то счастливым! Вернее, не себя. Нет-нет, это был без сомнения он же сам, но,.. все-таки не такой как он.

 

Сам же Георгий, из нашего, материального мира, в данный момент представлял собой довольно жалкое зрелище. Его лицо было перекошено в отвратительной гримасе, руки его впились в ручки кресла, изо рта капала слюна. Внезапно он поднял руку, словно пытаясь опереться обо что-то, попытался подняться,... но вместо этого он упал на бок, тяжело дыша.

Но случилось странное. Он увидел обычную улицу, освещенную фонарём. Вдруг раздался смех. Краем глаза увидел темноволосую молодую девушку, которая смеялась и весело о чем-то разговаривала. Георгий будто видел где-то её, но не мог вспомнить откуда. А девушка все смеялась и говорила. О Достоевском, о мистике, о неизведанном, о трагической любви Маяковского, об истории, о идеях и много о чём ещё. Он обратил особое внимание на её лицо: чёрные волосы, карие глаза, еврейский носик, колкие и тонкие брови... Он вспомнил её! Это же его давняя подруга, он с ней познакомился ещё в 17 лет! Он помнит этот вечер. Они тогда сидели на железной ограде, разговаривали, веселились, танцевали при свете фонарей... Он вспомнил!

Переведя взгляд, он увидел, что она разговаривает с пустотой. Место, где он сидел тогда, слева от неё, было пусто.

Тут девушка посмотрела на него.

"О, а вот и ты! Я тебя уже давно тут жду! Пойдём со мной! Повторим этот вечер" - сказала она это, мило улыбнувшись, и протянула к нему руку.

Георгий сначала одернулся. Потом он посмотрел на своё тело, почувствовал его.

Он снова был молодым! Он снова был тем самым семнадцатилетним весёлым юношей, который отдыхал в компании своей хорошей подруги.

Вся безмятежная, счастливая пора молодости захлестнула его, она проявилась в этом окне.

И вновь ему показалось, что он глядит через дверь. Картина в стекле манила его и он, поднявшись, подошёл к нему. Девушка всё смеялась и протягивала ему свою руку.

Он колебался не больше секунды - и, сделав последний шаг, коснулся её руки.

Неожиданно вокруг  стало резко темно, только свет фонаря освещал его. Георгий, уже снова семнадцатилетний, и его подруга обнялись, как старые знакомые. Как будто сбросив оковы лет, он легко подбежал к ней, не чувствуя усталости или отдышки, побежал туда, где поджидали воспоминания его юношества, и где он мог возродиться, начать все заново, ещё раз пережив то чулочное время, когда он был молодым...

***

Отсутствия Георгия Лошакова никто не замечал, а когда заметили, то решили, что он ушёл бродить по окрестным лесам, где его настигла смерть - ведь соседи по улице Рылеева были прекрасно осведомлены о образе его жизни, да и его проблемы со здоровьем ни для кого не были секретом.

Несколько поисковых групп обследовали окраины Питера, но никаких следов писателя обнаружено не было. В полиции считали, что его останки все равно когда-нибудь найдутся. Однако они не нашлись, и эта неразрешенная загадка была погребена в архивах.

Прошли годы. Старый дом был отдан под снос, библиотеку выкупили букинисты, а всю домашнюю утварь продали с торгов, в том числе и старую люстру, и кресло со столиком - те вещи, которым никто так и не нашёл применения в этом технологическим мире, несовместимом с фантастическими мирами Георгия Лошакова.