Подобное подобным

Остекленевшие глаза толпы были прикованы к деревянному помосту, на котором происходила казнь. Вернее, это еще не сама казнь, а только некое подготовительное представление, приковывающее взгляды любопытных зевак, пришедших посмотреть на экзекуцию.

Ежегодная Ярмарка – одно из самых захватывающих развлечений Лугдуна. Именно здесь и именно сегодня должна была состояться казнь самых мерзких и богопротивных преступников города. Но прежде предстояла церемония. Таинственный магический ритуал, заставлявший толпу замереть на полувздохе и застыть в ожидании священнодействия.

Стар и млад приходили на площадь, чтобы увидеть, как повесят очередного насильника или маньяка; рассмотреть вблизи, как в последний раз дернутся ноги повешенного и, если повезет, разглядеть высунувшийся изо рта, посиневший язык. Смерть, особенно законная, будоражила и возбуждала.

Леону сегодня исполнялось четырнадцать. Уже взрослый по местным меркам мужчина, он находился в своем праве присутствовать на площади в ближайших к плахе рядах. Сегодня казнили убийцу его матери. Ублюдка, расчленившего ее как свинью, держали уже почти год. Он был последним из того отряда, который грабежами и насилием довел жителей всех городов округи до неистовой ярости. И последней каплей в их терпении стал Тот Самый День. Когда женщины Батара взяли в руки оружие, чтобы защитить себя и своих детей.

 

***

 

- Батар впереди, командир, – правая рука, верный и преданный Рен, уже стоял позади плеча своего десятника.

- Вижу, - краткий ответ исходил от человека по имени Ланс - ничем не примечательного внешне мужчины. Темноволосый, коренастый, он был в кожаном, проклепанном бронзой доспехе. – Нас скоро догонят.

- И казнят, - поджал губы Рен. – Мы продадим свои шкуры не за дешево.

- Но сначала Батар, - лидер отряда зло усмехнулся. – Империя ответит за все, что с нами сделали.

Ланс повернулся и помощник увидел багровый шрам, украшавший половину лица командира. Такой же как у него самого. Клеймо отступника. Весь десяток состоял из Клейменных; людей, которых приговорили до того, как они совершили преступление.

- Это последний городок, который нам суждено взять. Передай бойцам, чтобы отрывались по полной. Никому не будет пощады, никто не должен уйти живым. Пусть нас запомнят, пусть помнят Легион Клейменных. Помнят, боятся и сделают нас легендой, от которой кровь будет стынуть в жилах. Вперед! - Он вскочил на коня и первым направился в город. Клейменные следовали за ним.

Отряд налетел внезапно, прервав всяческое сопротивление со стороны немногочисленной городской стражи. Расслабившиеся стражники даже не успели поднять мост и закрыть центральные ворота, позволив врагу сходу занять ключевые позиции.  Десяток опытных воинов в легком доспехе перебили всех, кто пытался сопротивляться. Укрывшихся в церкви горожан подожгли, с безразличием слушая крики горящих заживо людей. Городок прочесали, около сотни женщин и двух сотен мужчин разделили и заперли в нескольких ангарах. Детей держали где-то отдельно. Город заперли, отряд ждал имперской конницы, подготовившись к осаде. Слишком мало времени оставалось для того, чтобы уйти и скрыться, но и слишком много для того, чтобы не сойти с ума от скуки.

Десяток Клейменных ели, пили, насиловали женщин, развлекались, делая из мужчин живые мишени. Немногочисленных детей заставляли заниматься черной работой, периодически подбадривая пинками и подзатыльниками.

Леону было десять. Его отправили работать на кухню – чистить котлы, выгребать печную сажу, прочищать дымоходы.

- Вымойся, - приказала толстая, дородная тетка, хозяйничавшая на кухне. – Скоро будет готова трапеза, будешь носить хозяевам еду.

Пока он мылся, в закопченную кухню проскользнула незаметная тоненькая фигура, еще совсем девичья, с длинной косой.

- Тата, - зашептала девица. - Женщины готовы, ждем твоего сигнала.

- Потерпите, - так же шепотом ответила кухарка. -  Я подсыпала сон-травы в еду, когда ослабеют – можно будет начать. Воину на воротах еду сама отнесешь.

Девица незаметной юркой мышкой подхватила поднос и скрылась за мощной дубовой дверью, ведущей на улицу.

- Готов? – спросила Тата, когда Леон как мог отмылся от липкой сажи, так до конца и не оттершейся с тела. Не дожидаясь его ответа, она знаком показала на огромные подносы с разнообразной снедью.

Ароматы жареной рыбы, картофеля, баранины и свинины дурманили голову явно не доедавшему и в мирной жизни парню. Сама же Тата подхватила несколько кувшинов с пряным вином и удивительно проворно для ее телосложения выскочила в зал, не забывая придерживать двери для пыхтящего за спиной юнца.

В трапезной царил хаос и буйство. Второй день воины продолжали свои возлияния. Дорвавшиеся до еды, вина и женской плоти обезумевшие легионеры потеряли всякий человеческий вид. Краем глаза Леон увидел свою мать, которую один из воинов тащил за руку за собой. Она почти не сопротивлялась, едва передвигая ногами. Лицо ее украшали багровые синяки.

Трапезная представляла собой длинный зал с двумя рядами столов, за которыми сидели всего четверо из десяти захватчиков. Тата обеспокоено оглянулась. Пятый, который куда-то вел Адель – мать Леона, заметил еду и вино в руках поварихи. Он явно разрывался между желанием взять силой бывшую когда-то строптивой женщину и выпить еще. Вскоре он решил сделать свое дело не уходя слишком уж далеко от вожделенного пойла. Поэтому стянул штаны и уложил Адель прямо на полу трапезной.

Тата поспешила расставить кувшины с вином, отобрать поднос у глядевшего во все глаза Леона на насильника и подзатыльником поторопить его уйти из зала. И он почти дошел, когда в спину ударил грубый мужской крик:

- Сука!

И звук удара. Леон обернулся. Мать успевшая спрятать нож в складках юбки ударила обидчика, воткнув лезвие прямо между ребер нападавшему. Сидевшие за столом вскочили. Насильник резким движением выдернул нож, зажал рану рукой. Лицо его побагровело. Лезвие было слишком коротким, чтобы серьезно ему навредить, поэтому почти сразу он опустил руку и наотмашь ударил женщину по лицу, а затем безжалостно перерезал ей горло.

- Дрянь какая, - поморщился он, поправляя штаны. Поковылял к столу, глотнул пойла прямо из горла кувшина. Его соратники снова уселись на свои места, что-то обсуждая и не обращая никакого внимания на произошедший инцидент.

- Мама? – шепотом произнес Леон, но кухарка уже впихнула его в кухню. Следом раздался грохот кувшина.

- Что это за пойло, мать твою, жирная свинья? Ты считаешь, что этой дрянью можно поить твоих хозяев? Живо неси что-нибудь получше, иначе я залью тебе эту мерзость в глотку!

Заорал оставшийся неудовлетворенным насильник. Тата с ужасом поняла, что план по освобождению провалился еще до того, как был сделан хотя бы первый шаг. И все из-за бедной Адель, которая не могла потерпеть очередного скота, возжелавшего ее. Тата не винила несчастную, но в глубине души осознавала всю невероятную трагедию, которая сейчас развернется.

Уже усыплен стражник у ворот. Уже опускается мост через ров. И уже полусотня женщин в мужских легких кожаных доспехах и мечами входят в город, ожидая если не спящих, то значительно ослабевших воинов, которых осталось только добить. Это жительницы соседнего городка, пострадавшего после налета этого отряда спешили на помощь Батару. Одинокая горлица принесла весть об этом вчера вечером, предупредив о том, что нужно сделать к приходу подмоги. И вот они не справились.

Перед глазами Таты возникали красочные картины. Как входят в город женщины, как этот отряд видит хотя бы один из захватчиков. Раздался короткий громкий свист и захлебнулся. Тата в своем воображении видела, как меч рассек горло легионера попытавшемуся предупредить своих.

Сама она быстро ухватила за шиворот грязной рубахи Леона и сунула его головой в печь.

- Лезь на крышу, - зашипела она. – Лезь и прячься. И не высовывайся, пока все не кончится.

- Мама, - шептал Леон.

- Умерла она, сам видел. Забудь. – Тата подталкивала мальца под костлявый зад, торчащий из дымохода. – Лезь!

Она схватила меч, спрятанный за печью и побежала в трапезную, не забыв закрыть заслонкой окошко.

От страха Леона дрожал, но послушно лез на соломенную крышу, откуда открывался вид на городскую площадь. Женщины уже дошли до нее, нерешительно столпившись около сгруппировавшихся воинов. В отличие от них, воины были в полном доспехе, из которого не вылезали даже ночью. Но, к счастью для «освободителей», Клейменные не успели найти все свое вооружение, иначе толпа была бы просто расстреляна из луков. При наемниках были только короткие мечи. Возможно смерть от стрел была бы благом для воинственных женщин, которые поспешили на помощь своим пострадавшим подругам. Весь следующий час запуганный мальчуган наблюдал, как десяток умелых воинов, стоя кругом спиной друг к другу, кромсали всеми возможными способами тех, кто им был явно не ровня. Никакой тактики и стратегии у «спасительниц» не было, только мечи, да легкий доспех, который в спешке собрали у бежавших из их города мужчин. Перевес в пять человек на одного солдата не спас никого. Где-то в куче сражавшихся Леон разглядел Тату, которая с обезумевшим видом ринулась в толпу. Когда она упала и куда ее ранили Леон уже не увидел. Он разглядел еще несколько знакомых лиц, рванувшихся в битву и павших там же.

Через час все было кончено. Лишь восемь солдат и груда окровавленных тел. Однако, представление еще не закончилось. Воины стали собирать тела в одну кучу. Сюда же притащили и труп Адель, его матери. Распаленные столь открытым сопротивлением от тех, кого считали беззащитными и слабыми легионеры надругались над телами, поливая их мочой и испражнениям. В живых осталось лишь не больше двух десятков запуганных девочек-подростков.

Плененных мужчин и мальчиков женщины не успели выпустить. Клейменные в запале битвы открыли ангар с пленниками и вырезали всех. Они уже решили не оставлять в живых ни одного жителя этого города. Но едва восемь солдат, перемазанных кровью невинных жертв, повернулись к девочкам, жавшимся друг к дружке, онемевшим от ужаса, творимого захватчиками, как стук копыт отвлек их внимание.

В город прибыл Императорский отряд. Четыре десятка тяжеловооруженных воинов в кольчужном доспехе.  Клейменных взяли почти без боя. Не было ни одного пострадавшего со стороны освободителей. Не было ни одного павшего со стороны захватчиков. Силы были явно не равны. А ухмылявшиеся легионеры-отступники были взяты в плен, для проведения суда и последующей казни. Душегубы прочно вошли в историю Батара, который теперь уже не скоро возродится…

 

***

Леон перебрался в Лугдун – более крупный город своей провинции. Именно здесь проводилась казнь того самого отряда. Но сначала магическое шоу, которое паренек еще никогда не видел, но часто слышал рассказы и догадки жителей Батара об этом.

Он растолкал нескольких юрких мальцов у самого помоста, чтобы быть как можно ближе к убийце своей матери, увидеть хотя бы тень сожаления или даже страха на лице человека убивавшего беззащитных. Почувствовал, как ловкие пальцы обшарили его, но ничего не нашли. Кто же берет с собой на Ярмарку деньги? Леон повесил единственный медяк на шнурок на шее. Кошель – это для богатых. И обратил свой взор на приготовившегося на плахе мага.

Он начал произносить что-то нараспев, раскачиваясь из стороны в сторону. Сначала толпа не обращала внимания и все гудела и гудела в каком-то своем ритме. Но вскоре ее ритм сбился, перестроился под распевную мелодию мага, а потом и вовсе затих. Леон очнулся лишь увидев перед собой лицо того самого человека. Смрад исходивший от него вызвал отчаянное желание убежать, но тяжелая мужская рука надавила на плечо.

- Сиди, - приказал надсмотрщик, и Леон повиновался.

Насильник что-то говорил, рассказывал ему. Постепенно Леон начинал вникать в его слова и видеть образы…

 

***

 

- Я не знал отца, - исповедовался Клейменный. – Как и большинство отпрысков города. Когда меня заклеймили, я не помню. Слишком много лет прошло с того дня, и слишком много событий случилось с того времени. Одно я помню – адская боль, растекшаяся по правой стороне моего лица и выбор, который я никак не мог осознать. Я не понимал, за что меня хотят убить, в чем я виноват и за что меня клеймят, но я знал, что могу этого избежать, если вступлю в Легион Клейменных. Быть солдатом не так уж плохо. Еда, пусть и не разнообразная, но в достатке. Крыша над головой. Не так уж плохо для мальчишки с улицы.

Нас учили убивать. Тайно под покровом ночи или в строю, окруженном войском. Учили не знать что такое страх, выбивали страх из нас. Убивали жалость. Я не помню ни одной из этих эмоций.

Зато я помню, что такое удовольствие. Помню тело продажной женщины, пока я был еще молод. А после пришло удовольствие от убийства. Помню первую победу: восторг и упоение победителя, когда все, за что ты сражался, принадлежало тебе и только тебе. Именно тогда я впервые взял женщину силой, не отдавая денег. Власть – это то, что возбуждало меня сильнее, чем изысканная еда или терпкое вино. И я понял, что мне это нравится. Брать силой то, что никогда в другом случае не было бы моим…

 

***

 

Клейменный говорил и говорил. Его монотонная речь растекалась мысью по древу, занимая все мысли четырнадцатилетнего парня. Он впал в какую-то эйфорию, впитывая в себя весь тот ужасный опыт, накопленный легионером. Когда Клейменный закончил, Леон шатался словно пьяный, не в силах осознать и принять все те кошмары, которые свалились на него. В каждом рассказе, в каждой истории он узнавал себя или свою мать, но двойственность ощущений пугала. С одной стороны его собственные воспоминания – пережитый страх и боль, с другой – такое поразительное, до образования мурашек на коже – понимание. Словно сам Леон прожил не одну жизнь и пережил все то же самое, о чем говорил бывший легионер. Тяжелая рука на плече удерживала парня, не давая ни сдвинуться с места, ни упасть без сознания, корчась в странных судорогах то ли боли и отчаяния, то ли удовольствия от пережитого.

Достаточно грубо его поволокли прочь от эшафота. Последнее, что отчетливо видел Леон среди смутных пятен лиц раскачивающейся толпы – это гнилые зубы Клейменного, обнажившиеся в улыбке.

Уже позже, когда взбунтовавшееся сознание немного пришло в себя, парень осознал, что находится в какой-то клетушке с толстыми каменными стенами и небольшим зарешетчатым окошком. На полу валялся провонявший мочой соломенный тюфяк, а рядом железная миска с чем-то, что напоминало воду, хотя и весьма отдаленно.

«Где я?» - недоуменно осмотрелся парнишка: «Что происходит?»

За окошком раздались восторженные крики. Леон несколько раз подпрыгнул, пытаясь разглядеть их источник. На сколько он сумел разглядеть – там, за окном, все еще проходила казнь, и кого-то только что повесили. Значит, он находился в городской тюрьме, расположенной неподалеку.

Далекий скрип давно не смазанных петель отвлек его от размышлений. Это, видимо, где-то в коридоре неподалеку. Парень развернулся лицом к мощной дубовой двери, обитой железом, и прижался спиной к холодной стене, словно она сможет его защитить.

У входа загремели ключи, тяжелая дверь в его камеру с таким же пробирающим до мурашек  скрипом приоткрылась. В темном дверном проеме стоял человек, одетый в черный балахон. Лицо его скрывал остроконечный капюшон.

- Что происходит? – голос парня сорвался и дал петуха. Пальцами он вцепился в кладку позади себя, чувствуя, как острые камни впиваются в кожу.

Дверь позади человека тяжело ухнула и захлопнулась, оставив их наедине.

- Перед казнью на площади происходит обряд, смысл которого найти человека, способного в будущем к еще большим бесчинствам, чем творили люди, которых готовят к смерти. Он называется «Подобное подобным».  Повешенью предаются только самые мерзкие отпрыски человечества, но даже они способны в последний миг принести несказанную пользу нашему обществу. И плата за их услугу – еще один год жизни. До следующей Ярмарки. Суть обряда заключается в том, что один из этих убийц, маньяков и насильников под влиянием заклятья находит подобного себе, а найдя такого – передает ему историю своей жизни, собственный опыт. И только тот, кто сумеет выслушать его до конца, и есть подобный ему.

- Что? Нет! Этого не может быть! – Леону казалось, что все это какая-то затянувшаяся неудачная шутка. – Я ничего плохого не сделал! Выпустите меня!

Человек в черном рассмеялся.

- Именно. Ты еще ничего плохого не сделал. Именно поэтому у тебя есть шанс. Тебя клеймят. Сегодня же – на закате солнца. И это клеймо будет знаком для всех окружающих тебя людей, что внутри тебя гнилое семя. Что через год, два или десять лет – ты станешь таким же, как тот, кто нашел тебя. Кто глумился над несчастными телами тех женщин и кто без жалости и сомнений убивал более слабых самыми изощренными способами. Любой, кто увидит твое клеймо, будет вправе убить тебя, в любой момент времени, любым способом. Так решил Закон.

Леон лишь ошарашено молчал, видя в голове картины своего безрадостного и короткого существования.

- Но есть один путь, который может тебя спасти, - продолжал человек в чёрном. – Ты можешь вступить в Легион Клейменных и продолжить своё жалкое существование в нем, надеясь до конца своей ничтожной жизни доказать, что ты хоть на что-то годишься. Поразмысли об этом… до заката.

Незнакомец хрипло рассмеялся и повернулся спиной, собираясь покинуть каморку. Именно в этот момент Леон сорвался. Потрясение было на столько сильным, что он не раздумывая прыгнул к незнакомцу, пытаясь зубами вцепиться ему в шею. Окровавленные, ободранные камнями пальцы, содрали капюшон, ухватив все еще смеющегося человека за волосы и оставляя кровавые полосы на его лице. Прыжок был столь неожиданным, что человек в черном захлебнулся смехом и закашлял, одновременно пытаясь стряхнуть прилипшего к спине парня. На мгновение или два Леону показалось, что он выберется, сможет сбежать из этой страшной западни, но эффект неожиданности уже закончил свое действие. Незнакомец сделал какой-то странный пасс руками, и парня отшвырнуло обратно к стене, жестко приложив затылком о каменную кладку. Горячий ручеек крови побежал за шиворот.

- Вот ты уже и проявил себя, звереныш, - зашипел маг. – За это я бы лично тебя чертвертовал. Но тебе повезло – на твоем личике нет клейма. После заката, какой бы выбор ты ни сделал – я приду. И в следующий раз ты не отделаешься так легко.

Сквозь надвигавшуюся на разум темноту, Леон видел, как маг неторопливо поправляет капюшон, а за его спиной медленно закрывается дверь, преграждая путь в спасительную темноту коридора. После этого, парень потерял сознание.

Солнечные лучи, уже начинавшие приобретать легкий алый оттенок, скользнули по лицу мальчика. Он распахнул глаза и тут же зажмурился. Боль пронзала голову раскаленной иглой. Леон попытался сесть, прислонившись спиной к стене, потрогал затылок. Пальцы нащупали что-то липкое, среди сбившихся в колтун волос.

«Идут», - прошептал внутренний голос в голове. – «Они уже идут за тобой».

Багровый закат разгорался в полную силу. Леон не хотел думать о том, что его ждет впереди, в тайне надеясь, что все неожиданно закончится, как страшный сон. Где-то вдалеке снова проскрежетала тяжелая дверь.

«Палач идет», - сообщил голос. – «Ты будешь отвечать за то, чего не совершал. За то, что родился на этот свет».

Неожиданно Леон почувствовал прилив сил. Так просто он не сдастся. Подпрыгнув, он ухватился за прутья проржавевшей решетки на небольшом окошке вверху. Они шатались, кроша камень, в который были вбиты во время строительства, но держались хорошо.

«Три прута», - нашептывало нечто внутри. – «Всего три прута. Окно маленькое, но ты пролезешь, ты чистил дымоходы, значит и это тебе по силам».

Но парень не успевал. Тяжелые шаги за дверью уже были слышны, а ноги постоянно теряли опору. Разодранные в кровь колени и локти саднило, но он не обращал на это никакого внимания.

«Еще чуть-чуть».

В отчаянье Леон дернул один из прутьев и тот неожиданно легко поддался, оказавшись в его руке. Мальчик успел осознать, что летит, как каменный пол ударил его в спину, крепко приложив уже пострадавшим затылком. Боль снова вспыхнула яркими кругами перед глазами, но Леону было не до этого. Он вскочил на ноги, не чувствуя и не видя ничего, кроме заветного окошка. Между двумя оставшимися прутьями едва-едва могла пролезть его голова. Словно птица Леон вспорхнул к окну, цепляясь израненными пальцами за каменную кладку.

«Пролезет голова, пролезет и все остальное», - задумчиво произнес внутренний голос. Палач уже гремел ключами, подбирая тот самый, от его камеры.

Мальчик просунул между прутьями руку, затем плечо. Дальше следовало как-то протолкнуть голову, но с ужасом он понял, что не пролезет. Проем был слишком маленький. Даже для него.

- Эй! – неожиданный окрик сзади подхлестнул, парнишка судорожно перебирал ногами, словно крыса, пытающаяся сбежать от неминуемой смерти. – А ну стой!

Голова неожиданно выскользнула наружу, но на этом запас везения иссяк. За ноги крепко ухватили и потянули назад, во мрак камеры. Леон брыкался, словно необъезженный жеребец, однако, вырваться не удавалось.

- Кр-р-рысеныш! – ругнулись сзади. – Никуда ты не денешься!

Кто-то ухватил его за волосы, втянув назад. Боль пронзила плечо и бок, когда камни обдирали кожу. Правая рука повисла плетью. В левой все еще был судорожно зажат выдернутый прут. Чем Леон и попытался воспользоваться. Возможно, если бы в камеру зашел один только палач, Леон сумел бы с ним расправиться, так как железяка заехала прямо в лоб мужчине, державшему мальчишку. Но в камере находилось двое. Второй человек, которого парнишка не разглядел сразу, был стражником. Разоружить и скрутить взбесившегося от безысходности парня им не составляло большого труда. И снова пострадал затылок.

Оглушенного Леона куда-то несли. Он мог только разобрать ругань в свой адрес, так как зрение после третьего за день удара по голове показывало лишь невнятные тени и отблески факелов. Когда же его доставили, бросив, словно куль с сорной травой, на холодный пол, мальчик разрыдался. Силы окончательно его покинули.

«Приехали», - усмехнулся голос в голове. – «Теперь бежать некуда».

Из последующих событий Леон запомнил только невероятную, адскую боль, растекшуюся по правой стороне лица. Кажется, он кричал и ругался, но что именно он вспомнить уже не мог. В каком-то полубессознательном состоянии он выслушал речь о порочном семени, о великой чести служить в легионе Клейменных, о праве на выбор. Мальчик не мог вспомнить, что же он ответил, когда его спросили готов ли он служить. Единственное, что он понимал  в тот момент – это то, что носитель клейма – мертвец. Сразу или потом, на поле боя. А он отчаянно хотел жить.

 

***

«Я мертв», -  подумал про себя Леон, когда смог связанно мыслить. – «Я ходячий мертвец. Моя жизнь кончена».

«Эй, братан», - возмутился голос в голове. – «Ты дышишь, ты думаешь, ты еще живой. Не пори ерунды. А еще говорят, что даже после смерти есть жизнь».

«Теперь это уже не жизнь», - Леон спорил с самим собой. – «Разве можно назвать жизнью то, что меня ждет? Я стану такой же тварью, как тот, кто изнасиловал и убил мою мать».

«Пока ты жив», - рассудительно заметил голос. - «А раз жив, то еще не факт. У тебя всегда есть выбор. Докажи, что ты не такой, как он».

«Кому?», - усмехнулся мальчишка.

«Себе!» - парировал голос.

«Зачем?» - безысходно спросил Леон. Ответа он так и не дождался.

Взрыв смеха заставил его вздрогнуть и открыть глаза. Деревянный потолок, покрытый пылью  и свисающая с него паутина – первое, что открылось его взгляду. Что-то было не так в том, что он видел. В первое мгновение Леон не понял, что же именно. Возникало ощущение, будто чего-то не хватает. Он поднял руки к лицу и вдруг осознал – правый глаз совершенно ничего не видел, будто что-то мешало. Он попытался дотронуться до щеки, которую дергало от постоянной боли.

- Не надо, - тихий голос заставил его повернуть голову.

Справа сидела девушка. Совсем еще юное, наверное, одного с ним возраста создание. Леон подумал, что, наверное, он точно уже умер, раз заслужил увидеть такое прекрасное лицо за свои страдания. Но тут красавица повернула голову, и Леон увидел отвратительный багровый шрам, пересекавший всю правую сторону прекрасного лица.

- У тебя повязка на лице, - прошептало юное создание. – Трогать нельзя.

- Где я? – голосовые связки с трудом подчинялись, видимо он сорвал их, когда кричал. Хриплые, булькающие звуки напугали его самого.

- В бараке для Клейменных. Тебя привезли сюда после захода солнца, - девушка говорила еле слышно.

- А ты кто? – прохрипел Леон.

- Я.. – она вздрогнула. – Я ухаживаю тут за всеми. Помогаю. И меня защищают.

- Ана! – окликнул мужской голос, и девушка вздрогнула.

- Меня зовут, - она слегка склонила голову, будто извинялась. – Отдохни, я позже подойду.

Леон попытался сесть, чтобы осмотреться. Длинные ряды деревянных, хлипких на вид  и совершенно одинаковых коек. В дальнем углу барака сидело четверо парней постарше возрастом, чем он сам. Видимо они кидали кости, периодически взрываясь смехом, когда кто-то отпускал сальную шуточку.  Леон проследил взглядом за той, которую назвали Аной.

Опустив голову, она пошла к одному из парней, в этой компании. Тот приобнял девушку за талию и повел в сторону. Усевшись на одну из коек – видимо его, он стал аккуратно развязывать шнуровку ее передника, оглаживая бедра девушки и едва обозначившуюся грудь. Остальные продолжали играть, как будто ничего особенного не происходило, но Леон смотрел во все глаза. На миг он встретился взглядом с Аной, но ему показалось, что она уже где-то далеко, не понимает, что происходит. Рот приоткрылся, щеки покраснели, взгляд блуждал, особенно ни на чем не задерживаясь.

Клейменный только обнажил ее грудь, пощипывая, затем улегся на кровать, а девушка ловко его оседлала.

Дальнейшее Леон смотреть не стал. Голова разболелась, будто тысячи молоточков стучало в висках. Он закрыл глаза. В его воображении Ана точно так же оседлала его самого. Леон уснул.

Когда в следующий раз он открыл глаза – в бараке было гораздо больше людей. Возможно, целый десяток. Мальчик не мог сосредоточиться, чтобы сосчитать всех. Аны не было. На соседней справа койке похрапывал сосед. Крепкий мужчина, лет тридцати на вид, лежал к нему лицом, парень смог рассмотреть его клеймо.

«Такое же теперь красуется на твоем», - ехидно заметил внутренний голос. Леон проигнорировал его.

Женская фигура промелькнула между койками.

- Ана! – позвал парень, невольно вздрогнув.

Через несколько минут, девушка появилась рядом.

- Что-то случилось? – обеспокоено спросила она. – Сейчас не время для разговоров, если тебе не срочно, то я подойду попозже. Поешь.

- Ладно, - Леон откинулся на жесткую подушку. – Потом.

И она снова исчезла, оставив рядом с койкой на полу миску, заполненную какой-то странного цвета жижей, смутно напоминающую кашу. Леон почувствовал, как голод накатил с неожиданной силой. Он схватил миску, запихивая в себя кашу прямо рукой. Правое плечо все еще болело, но это его не беспокоило.

- Что, пацан, проголодался? – справа раздался насмешливый голос. Мужчина на соседней койке проснулся. Приподнявшись на локте, он с любопытством уставился на новенького. Леон кивнул.

- Восстанавливай силы. Завтра уже встанешь в строй. Тут не лечебница, долго валяться не дадут.

- А что будет завтра? – проглотив то, что уже запихнул в рот, спросил парень.

- Тренировка, бои, - пожал плечами незнакомец. – Как тебя зовут?

- Леон.

- Жак, - представился мужчина. – Но тебя теперь будут звать Крысенышем. Так тебя называли стражники, когда приволокли. Что натворил?

- Сбежать пытался, ранил кого-то, - пожал плечами Леон. – Я плохо помню.

- Ага, - Жак довольно усмехнулся, почесав волосатую грудь.  – Так им и надо.

- Что меня ждет дальше?

- Тренировки да бои, - засмеялся мужчина и откинулся на кровати. – Если выживешь, через годик отправят в действующий легион куда-нибудь на границу. А там, если отличишься, может быть, перейдешь в высшую лигу.

- Высшую лигу?

- Да, Императорский отряд. Элита. Особое отношение, содержание и так далее.

- Тут все молодые, кроме тебя, - Леон сделал паузу.

- Я уже отвоевался, - Жак откинул замусоленное тонкое одеяло, обнажив деревянную ногу. – Теперь рекрутов учу. И тебя буду учить.

Повисла неловкая пауза. Жак прикрыл глаза и, казалось, снова уснул.

- Он обещал прийти, - неожиданно выпалил Леон.

- Кто? – лениво поинтересовался бывший воин.

- Маг. Он заходил ко мне в камеру, насмехался, и я набросился на него.

- А-а-а, не думай об этом. Ничего он не сделает тебе. Пока что, - Жак взмахнул рукой. – Теперь год тебя никто не тронет. Тут не его территория. А через год он и думать о тебе забудет. Он как дворовая собака, лает громко, но не кусает. Старайся больше спать. Набирайся сил.

Жак захрапел, повернувшись к собеседнику спиной. Мысли парня вернулись к Ане. И как по волшебству она снова возникла рядом, присев на его койку.

- Как ты? – обеспокоено спросила она.

- Лучше, - соврал Леон. Он не знал что ей сказать. Но неожиданно для себя спросил. – Ты только с тем парнем?

Ана покраснела, сложила руки на коленях, сжав пальцы.

- Нет, - прошептала она. – С теми, кто захочет.

- А со мной будешь? – жестко спросил Леон. Он чувствовал, как охватывает возбуждение в присутствии этой девушки.

- Да, - ее голос стал еще тише. – А ты хочешь?

На миг перед глазами парня промелькнуло все, что он смог бы с ней сделать. Сцены, которые они с друзьями в детстве наблюдали около сеновала, подглядывая за более опытными жителями Батара. Он почувствовал, как приливает кровь к низу живота, как захватывает это чувство вседозволенности.

«Власть», - прошептал вдруг новый голос. – «Тебе нравится власть».

Перед глазами мелькнуло лицо насильника матери и возбуждение вдруг ушло как ни бывало. Леон поморщился от отвращения.

- Нет, - сказал он. – Я не хочу. Уходи.

Ана вздрогнула, как от удара. Леону показалось, что в ее глазах мелькнули обида и разочарование.

- Прости, - она вжала голову в плечи и поторопилась уйти.

Леон сжал зубы, ненавидя себя за грубость и за странного червяка, пожиравшего его изнутри. Казалось, теперь он начинал понимать суть странного обряда, названного «Подобное подобным».

«Внутри тебя гнилое семя», - ехидно прошептал маг, в его голове. Мурашки побежали по спине, вызывая какой-то первобытный ужас. Он просто так не сдастся. Он не станет таким, как остальные.

«У тебя всегда есть выбор», - сказал Рассудительный Голос. – «Пока ты жив, выбор есть всегда».


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 6. Оценка: 3,50 из 5)
Загрузка...