Пиво старого пэкче

Летнее послеполуденное солнце изливало удушающий жар на непримечательную скалу и дварфа, стоящего рядом с ней. Со стороны могло показаться, что низкорослый бородач бессмысленно пялится на огромный камень перед собой. Но на самом деле он был погружён в глубокое творческое созерцание. Одной рукой он нежно, лишь кончиками пальцев, прикасался к валуну, а второй сжимал увитую рунами кирку, стыдливо отведя её за спину. Его губы беззвучно шевелились, словно беседуя с горной породой.

Резкий взмах, удар и валун раскололся надвое, обнажив молодую яшмовую друзу. Ещё один точный удар и друза откололась от диоритного основания, упав в широкую ладонь.

 

– День добрый, короткий человек, – послышалось в тот же миг за спиной дварфа. Яшма перекочевала в котомку, и только после этого он обернулся к здоровающемуся.

– Грабить будете? – печально осведомился дварф, оглядев незнакомца и двух его подельников.

– Всегда приятно иметь дело с умным человеком, – ухмыльнулся тот.

 

О том, что перед ним бандиты мог бы догадаться практически каждый – небритые морды, грязная одежда, дешёвое оружие и запах собственной неизбежной смерти, замешанный на чужом страдании, выдавали эту троицу с головой.

 

– Отдай высоким дядям свой камушек, – приказал незнакомец.

 

Дварф без энтузиазма полез обратно в котомку, достал отколотую друзу и бросил бандиту.

 

– Ну, я пошёл, – сообщил он грабителям, увлечённо изучающим кусок яшмы.

– Погоди-погоди, короткий человек, – остановил его незнакомец. – А сколько эта штука стоит?

– На ужин и бочонок пива сменять можно, – ответил ограбленный дварф. – Деревенские девки на бусы охотно берут.

– И много их там в скале? – разговорчивый незнакомец явно был в этой троице за главаря.

– Хватает.

– Так ты это, давай, принимайся за дело, – усмехнулся разбойный предводитель. – А мы тебе и ужин, и пива поставим. А если хорошо себя вести будешь, то и деревенскую девку.

– У вас есть пиво? – заинтересовался дварф.

– Конечно есть.

 

Кирка дварфа ещё раз сверкнула на солнце. Но сейчас её целью был не камень. Влетев в голову главаря, она пробила глазницу и вошла глубоко в мозг. Двое его сообщников ринулись атаку. Одного из них остановил булыжник, брошенный с такой силой, что раздробил бедолаге череп. Но второй всё-таки успел добежать до цели.

 

– Вонючий гном! – прошипел он и рубанул мечом низкого противника.

 

Рука дварфа в перчатке из кожи василиска остановила лезвие не хуже щита. Затем его пальцы сжались и дешёвая сталь закрошилась как стекло. Второй рукой он ударил разбойника в колено, повалил на землю и вспорол ему горло осколком лезвия.

Проковыляв мимо главаря, доживающего в агонии последние мгновения, дварф устремился к тюкам с бесполезным награбленным скарбом, что тащили с собой бандиты.

Бочонок! Дварф нетерпеливо схватил его, ударом кулака выбил крышку, поднёс ко рту. И тут же резко отбросил в сторону, одновременно выплёвывая алую струю:

– Вино! Мерзкая кислятина, чтоб тебя. Тьфу, гадость, ненавижу!

 

В досаде бородач пнул труп главаря разбойников, вытащил из него кирку и недовольно огляделся. Пива вокруг не наблюдалось. Тогда он взял тюки с барахлом, легко закинул их на плечо и потопал в сторону деревни, дымы которой виднелись впереди. Возможно там удастся выменять награбленное бандитами за доброе пиво.

Когда дварф достиг селения, то уже изнывал от жажды. Увидев корчму, он сразу устремился туда, образ кружки с прохладным пенным напитком стоял перед его глазами. Плечо что-то оттягивало, и он сбросил груз на землю – под ноги одному из деревенских, уже напрочь забыв, почему тащил это с собой. Сзади донеслось: «О, мои вещи! Благодарю тебя, добрый гном». Но бородач даже ухом не повёл.

Корчма дохнула входящему запахом простой еды и последней людской обнадёги. Именно сюда направлялся всякий, у кого на сердце поселилась грусть, радость или тревога. Победить первую, разделить вторую и забить на третью.

 

– Пиво есть?! – с порога проревел дварф.

 

Вместо ответа корчмарь высокомерно фыркнул, взял пустую кружку и потянулся к пивной бочке наливать.

Дварф прошёл мимо стола ещё не до конца напившихся деревенских прощелыг, обогнул лавку с грязными пропойцами, обошёл циновку с молчащими о чём-то своём погонщиками скота, краем глаза оценил тёмную компанию в дальнем углу и бухнулся на стул перед трактирщиком. Яшмовая друза стукнулась о дубовую стойку.

 

– Будешь наливать пока хватит цены камня.

– Значит с ночёвкой к нам? – с лёту обнадёжил посетителя корчмарь. – Комната нужна?

 

Дварф оценил грязный пол под стулом и отрицательно помотал головой. Уверенным хватом он взял поставленную перед ним полную кружку, осушил до дна и со стуком поставил обратно.

 

– Зови меня Маньяна! – произнёс он и уронил голову на грудь.

 

Золотая волна подхватила маленького дварфа и понесла его сквозь пену и радость к живым истокам. Сначала он плюхнулся в кружку, барахтаясь в стремительных водоворотах и хватаясь за игривые пивные пузырьки. Затем огромная рука трактирщика, которого звали Клаус, да Клаус, и который с утра выменял у погонщиков половину туши отличной баранины за набор дрянных ножей, и теперь прикидывал сколько он сегодня загребёт на тех опасных типах, что сняли у него две комнаты наверху, весь вечер пьют дорогое вино и заказали уже третье мясное блюдо, тот самый Клаус, что в прошлом году чуть не погиб на пожаре, а потом посватал старшую дочь мельника, вот теперь этот самый Клаус подносил кружку с крохотным Маньяной к пивной бочке.

Золотой поток устремился вверх в краник, сделанный местным кузнецом Витольдом взамен старого, а потом в саму бочку из магдарского дуба. Сквозь Маньяну понеслись лица лесорубов, валивших дубовые стволы, мозолистые ладони плотника Фро и обожжённые пальцы старого бочара, имя которого Маньяна тоже конечно же теперь знал!

А потом дальше, дальше, ветвясь десятками, сотнями струек отдельных живых судеб. И каждая из них несла теперь своего крохотного познающего упивающегося Маньяну.

Но самое главное, что ввергало старого дварфа в неописуемый трепет было то, что теперь каждый, кто приложил свой труд и внимание к выпитому им пиву, каждый теперь в этот самый миг узрел и его, крохотного Маньяну! Все, от молодого пахаря, сеющего солод, до старой посудомойки, украдкой облизывающей чистые кружки, на какой-то крохотный миг увидели счастливого дварфа в сиянии золотых лучей, смотрящего на них из неведомой маньяны. Смутной грёзой миг счастья и надежды впечатался портретом смеющегося дварфа в каждое причастное сердце.

 

– Один за всех и все за одного, – прошептал растворённый в божественных хмельных каплях счастливый Маньяна, пропитывая и познавая труд пивоваров.

 

Благодать его долго сияла над ними, а затем укрылась в небытие, прошептав напоследок ещё раз:

– Один за всех и все за одного.

***

– Эй, борода, за кого одного? Хорош дрыхнуть.

 

В беззащитный мозг Маньяны врезалось непрошенное утро со своими звуками, запахами и жёсткой тряской. Счастье блеснуло прощальным отсветом и уступило бедного дварфа новому дню и будничным мытарствам.

 

– Борода, подъём! – кто-то без нежности шлёпнул его по заднице.

– Где я? Куда? – безразлично спросил дварф, поняв, что жёсткая тряска происходит оттого, что его везут, перевалив через седло лошади.

– Сделаем привал, – скомандовал кто-то рядом, добавив с беззлобной усмешкой: – А то наш король тебе всю лошадь обблюёт.

– Сегодня это будет не так смешно, как вчера. Вот ведь надрался – полдня продрых.

 

Маньяна не первый раз влипал в странные ситуации после развоплощения из пивного бога обратно в трезвый мир, поэтому до поры до времени решил помалкивать.

Путники остановились в небольшой ложбинке подальше от лишних глаз, что само по себе говорило о многом. Всадник, хлопнувший Маньяну по заднице, взял его за шкирку и аккуратно спустил на землю с коня.

Всего незнакомцев оказалось четверо: трое мужчин и женщина. Дварф узнал в них ту тёмную компанию из корчмы. При дневном свете мужчины оказались обычными наёмниками. Судя по качеству оружия и доспехов, услуги их стоили не особо дорого. Но и ауры зла от них не исходило, что говорило в пользу здорового профессионализма, а не душегубного призвания. Женщина же куталась в чёрный плащ с глубоким капюшоном, оставаясь пока загадкой.

Сил Маньяны хватило лишь на беглую оценку ситуации. Затем он упал лицом в опавшие листья и решил остаться так.

 

– Надо бы жиденького чего-нибудь сообразить, Курт. А то помрёт король, – продолжил кто-то заботу о нём.

– Ну, вот и сообрази.

 

При падении голова Маньяны была повёрнута немного набок, и теперь у него осталась возможность наблюдать из-за листьев общие привальные приготовления. Курт, который видимо был за главного, развернул карту, сверяясь с маршрутом. Второй наёмник стал возиться с лошадьми, а тот, что больше всего беспокоился о дварфе, начал собирать костерок.

Вдруг поле зрения заслонил чёрный плащ. Его обладательница опустилась к лицу дварфа, и он чуть не подпрыгнул как ужаленный. Прямо в душу ему сейчас взглянула валькирия.

Жёлтые глаза с вертикальными звериными зрачками быстро оценили внешнюю оболочку пьяницы и тут же устремились вглубь. Туда, где вчера ликовал и веселился беспечный божественный Маньяна, и где сейчас зияла пустота. Но ведь там же был кто-то, и это не ускользнуло от валькирии. Её красивое лицо молодой женщины не портили даже звериные глаза, но тут она улыбнулась, обнажив острые зубы, и сомнений в том, что перед ним уже не совсем человек у дварфа не осталось.

Из таверны в кабак, из кабака в корчму, из корчмы обратно в таверну ходило множество слухов и баек о валькириях. Кто-то утверждал, что они ведьмы, рождённые от пришельцев из нижних миров, посещающих женщин во время ночных кошмаров. Кто-то рассказывал красивые легенды о летающих защитницах старых богов, живущих в небесных далях ради битв. А кто-то, перед тем как провалиться в пьяное беспамятство, шептал о тайном ордене Святого Престола и ночных убийцах со звериными глазами. Все о них знали. И практически никто никогда не встречал.

Валькирия, как охотящаяся рысь, ещё некоторое время пристально смотрела глубоко в Маньяну, а затем лизнула его в ложбинку между щекой и носом. Потом ещё и ещё раз. Язык у неё тоже оказался шершавый как у кошки. Происходящее выглядело так, будто дикое хищное животное поймало непонятного зверька и ещё пока не решило, что же из него сделать – еду или игрушку?

 

– Вэл, фу, не тереби маленького, – подал голос Курт, убирая карту и подвигаясь ближе к огню.

 

Валькирия отстала, но странным образом после шершавого языка Маньяне стало как-то полегче жить, и он кряхтя встал, чтобы познакомиться со своими новыми «приятелями».

 

– Совсем ничего не помнишь?! – со смехом удивился Деймон, самый молодой из наемников, на лошади которого везли Маньяну. После краткого взаимного представления, дварф предупредил окружающих, что голова его ничего не хранит о вчерашнем вечере, и поинтересовался дальнейшими планами.

 

– Ты победил дракона, задушил виверну и объявил себя пивным королём! Мы не могли оставить такого героя в грязной таверне.

 

Вдоволь отсмеявшись, новые спутники дварфа поведали ему детали вчерашнего дебоша. После первой кружки, сидевшего в одиночестве Маньяну растормошил староста, явившийся в корчму поблагодарить героя, вернувшего награбленное сельчанам. Осушив несколько кружек за общинный счёт, геройский дварф спел пару подгорных песен и, утверждая что это пасть дракона, справил нужду в камин с такой яростью, что затушил в нём огонь. Затем обхватил верхнюю балку, пытаясь «задушить виверну», пока та не стала угрожающе трещать. Когда всем трактиром его удалось отцепить от деревянной перекладины и усадить обратно на стул, он пустился в долгие разговоры с трактирщиком, пугая его осведомлённостью о дочери мельника, прошлогоднем пожаре и степени разбавленности пива.

Начавшего за пиво Маньяну уже было не остановить. Он вдохновенно стал перечислять сорта и марки, которые ему довелось попробовать, с полным составом ингредиентов и секретов варки. Чтобы как-то его заткнуть, а заодно показать, что они тут тоже не деревня, староста вспомнил о Короле-Пивоваре, что жил когда-то в Мшистом Замке неподалёку.

 

– Ты вышел во двор, собираясь немедленно двинуться в замок, крикнул «Это я пивной король!», упал в поилку для лошадей и уснул. А поскольку мы тоже направляемся к Мшистому Замку, то решили не оставлять тебя в корыте и помочь герою.

– Это она настояла, – Курт кивнул на валькирию, не сводящую глаз с Маньяны. – Глядишь и польза от тебя какая будет, дварф.

 

Маньяна не слишком-то был рад попасть в компанию малознакомых наёмников, идущих на дело, но они направлялись к таинственному замку пивного короля, где наверняка ждало неизведанное доселе пиво. Посему он решил остаться пока с ними. Да и ехать на лошади легче, чем топтать ногами пыльную дорогу.

Сидя у походного костра, и потягивая из миски варево из крупы и вяленого мяса, Маньяна как бы невзначай задал самый главный вопрос:

– А вам зачем в замок? Сокровища ищете?

– Что найдём, то и ищем, – ответил уклончиво Курт.

– Ну, валун вам в помощь, – не стал любопытствовать Маньяна. Он давно усвоил первое правило пьющего: меньше знаешь – меньше разболтаешь. Хотя за валькирию и её роль в отряде язык конечно чесался.

– Я смотрю, кирка у тебя козырная. Не каждому по рангу, – заметил Дэймон. – Как же ты её не пропил до сих пор?

– Потому что она из велийской руды с именной руной. Такую вещь ни забрать, ни украсть нельзя. Ни с трупа снять. Только сам владелец может её отдать, – пояснил за дварфа Курт, а потом с усмешкой добавил: – Добровольно и в трезвом рассудке.

– Первый раз о таком слышу, – удивился Дэймон. – Откуда ты её раздобыл, пивной король?

 

Как любой пьяница, решивший поведать слушателям о былой удали и фартовой масти, Маньяна приосанился, напустил на себя официального виду и изрёк:

– Я – пэкче.

 

Заметив, что благоговения на лицах наёмников не явилось, дварф продолжил:

– Клан Трёх Вершин, владеющий Велийским Нагорьем с начала времён, вручил мне эту кирку в знак почтения за мудрость и труды. Я тот, кто познал камень. Моему взору доступно пустое и плотное – ходы и пещеры в горе, самоцветы и руда в камне. Я познал истинную суть неподвижного. Я – пэкче!

 

Призрачной пеленой былое величие действительно озарило в этот миг низкорослого дварфа.

Но он не мог поведать слушателям о той цене, которую за это заплатил. Чтобы познать тайны камня Маньяна, который в те дни носил совсем другое имя, неделями не поднимался на поверхность с нижних горизонтов. Без света и общения там, где так глубоко, что камень становится тёплым, а в огромных пещерах нет ничего живого, он проводил долгие дни в познании тайн каменной тверди. В конце концов он обрёл их, но вместе с ними впустил в своё сердце неживое.

Как-то раз, возвращаясь в чертоги клана из очередного глубинного уединения, он шёл по галерее патриархов мимо бывших пэкче и вдруг осознал, что все они на самом деле ещё живы. И что он тоже когда-нибудь превратится в такую же окаменелость, которая займёт свою нишу в галерее. Неживая неподвижность в его душе победит всё остальное, и его, пэкче, сочтут мёртвым.

В тот день он попробовал пиво. Способность к сосредоточенному прозрению превратила для него этот напиток в целую вселенную. Полную жизни и радости. Пьянство предстало не выбором, а спасением.

На следующее утро дварф покинул родные Велийские горы, решив жить подвижно и во всю ширь, не загадывая дальше, чем завтрашний день. Он оставил прошлое за спиной, взяв на память лишь кирку пэкче, и скоро, очень скоро превратился в хмельного дервиша Маньяну.

 

– Проходы, говоришь? Это уже интересно, – оживился Курт, вновь достал карту и подозвал всех к себе. – Вот наша цель – Мшистый Замок. Он стоит у подножья горы. Перед замком ров, заполненный вонючей водой, без шуток, вонь жуткая, словно стадо коров там сдохло, а подъёмный мост сломан. Да и если даже переплывём ров, там решётка опущена, а тарана у нас нет. Лучше зайдём сзаду, это же замок. А в каждом нормальном замке есть тайный ход. А теперь у нас есть дварф, который вырос под горами и в этих всех проходах разбирается как… пэкче.

 

Отпираться Маньяна не стал и, когда через несколько часов они достигли замка, возглавил поиски тайного прохода. Пошептав о чём-то скале, потрогав несколько громадных валунов, посидев с закрытыми глазами на базальтном выступе, он повёл наёмников и валькирию к нужному месту.

Здесь рисунок породы отличался и резко выделялся на фоне остальной скалы. Так как это был выход, то естественно снаружи он не открывался, но Маньяну это не остановило. Тщательно простучав саму дверь и её контур, он определил ключевую точку. Затем в три удара пробил небольшое отверстие, засунул туда руку по локоть, дёрнул за трос запирающего механизма, и дверь с тихим гулом отворилась.

Запалив факелы, отряд двинулся вперёд. Дварфу свет был не нужен, как и валькирии, но людишки во тьме подземелий уподоблялись слепым котятам.

Маньяна бодро топал вперёд, уверенно поворачивая на развилках. Ему не требовалось раздумывать в какой стороне замок, в подземелье он ориентировался как эльф в лесу. Вдруг он остановился и прислушался. Едва различимый шорох множества ног, тихий скрип хитина по камню.

 

– Пещерные шлакоглоты, – равнодушно заметил он.

– Чо?

– Кто?

– Ну, так мы их называли в Велии. Восемь ног, ростом с овцу, с твёрдым панцирем. Питаются обычно падалью и прочим подобным шлаком и по одному не опасны, но сбившись в стаю могут сожрать дварфа за полчаса. А человечишку вроде вас так и вообще минут за десять.

 

Наёмники достали мечи и принялись сурово озираться кругом. Маньяна лишь усмехнулся, мечи! Что они надеялись сделать мечами против покрытых панцирем тварей? Не зря же дварфы предпочитают добрые молоты и тяжёлые топоры.

Спустя ещё сотню шагов дварф остановил отряд и прислушался. Так и есть, стая шлакоглотов марширует за ними, но пока не приближается. Пожав плечами Маньяна двинулся дальше. Краем глаза он засёк ловушку и отметил про себя, что строители подземелья были с фантазией.

Через десяток шагов сзади раздался хлопок, а после тоннель огласил крик. Маньяна вздохнул и развернулся. Так и есть, молчун, имени которого он так и не запомнил, угодил в ту самую ловушку. Он разглядел блеск золота в нише, сунул туда руку и каменный капкан зажал его кисть намертво.

 

– Спасите, спасите, вытащите! – запричитал попавшийся.

 

В этот момент за ним показались первые шлакоглоты. Блеск чёрного хитина от пламени факелов выдавал целую стаю голодных тварей.

 

– Ускоряемся, а то задавят числом – приказал дварф, и припустил трусцой.

 

Валькирия не мешкая двинулась за ним. Трое оставшихся наёмников тоже раздумывали недолго. Курт ухватил меч покрепче, примерился и мощным ударом отсёк кисть неудачнику.

Бедняга завизжал, схватился здоровой рукой за кровоточащий обрубок и принялся размахивать им, заливая стены, потолок и своих товарищей кровью.

Затем, окончательно обезумев от боли, рванул обратно по тоннелю. Он понёсся прямо по оторопевшим от его визгов шлакоглотам. Но те, почуяв свежую кровь, развернулись, и потрусили за ним в темноту.

Курт раскрыл рот, попытался что-то сказать, но передумал. Он отёр лицо, зло сплюнул, и направился вслед за валькирией и дварфом, буркнув напарнику:

– Пошли.

 

На очередной развилке безошибочная интуиция подземного жителя привела дварфа к ровной стене тупика. Маньяна погладил шероховатый камень, ощущая узлы напряжённости. Затем вытащил кирку и нанёс несколько уверенных ударов.

Часть стены с грохотом обвалилась, открыв пролом в большое помещение.

Войдя вслед за бородачом, валькирия и наёмники увидели ряды гранитных саркофагов фамильного склепа.

Стоило им дойти до середины усыпальницы, как вокруг послышался скрежет и глухие удары. Крышки гробов стали открываться и валиться на пол, а оттуда полезли останки знати, превратившиеся в высохшие мешки с костями или даже просто кости. Хоронили их богато, поэтому мужчины сжимали в руках оружие, а женщины были в остатках богатых платьев.

Наёмники вышли вперёд, достали мечи и принялись сноровисто прокладывать путь среди нежити, отрубая конечности или же просто отшвыривая пинками полегчавшие без плоти скелеты.

Маньяна заметил, что трое неупокоенных заходят сбоку, прячась в тенях, где их не могли заметить люди своим примитивным зрением. Дварф уже хотел их предупредить, но тут увидел в одном из каменных гробов знакомый силуэт. Бочонок! Неужели кого-то похоронили с пивом?

Не раздумывая, дварф бросился к вожделенному сокровищу, по пути отшвырнув одного скелета, и киркой раздробив череп другому.

Подскочив к гробу, Маньяна протянул руку к бочонку, но тот рассыпался в прах от одного прикосновения.

Обернувшись, расстроенный дварф понял, что и предупреждать наёмников поздно. Из груди и живота Дэймона торчали окровавленные острия мечей, глаза его были выпучены, а на губах пузырилась кровь.

Узрев страшную судьбу товарища, Курт заорал:

– Деймо-о-о-о-о-он!

 

Он отважно бросился к другу, словно яростный бог войны, снося по пути головы и конечности нежити.

 

– Я отомщу за тебя, Деймон! Отомщу! – кричал наёмник с пеной у рта, раздавая направо и налево удары и пинки окружающим неупокоенным. На торчащее из бока копьё он внимания не обращал, как и на то, что отступать ему некуда.

 

Своей яростной вспышкой Курт отвлёк всех неупокоенных на себя, открыв путь валькирии и дварфу. Когда они поднялись вверх по лестнице, звуки битвы внизу уже стихли, и Маньяна посчитал разумным обрушить за собой каменную дверную арку парой точных ударов кирки.

Валькирия сразу двинулась на верхние этажи, а дварф решил обследовать кладовые.

Пройдя несколько огромных залов, он заметил, что замок не несёт в себе признаков внезапного бедствия – вокруг не валялась опрокинутая мебель, не было накрытых столов, в спешке покинутых людьми, в библиотеке не лежали книги, открытые на закладке. В библиотеке не было книг. В залах не было столов, да и другой мебели тоже. Замок был не побеждён или захвачен. Он был оставлен. Это обстоятельство сильно расстроило Маньяну. Если прежние обитатели нашли время, чтобы увезти мебель и книги, то о пиве они позаботились уж точно.

Подходя к двустворчатым дверям кухни, Маньяна уже не ожидал найти там ничего интересного. Он пнул ногой одну из створок, сделал пару шагов и замер на месте.

У дальней стены за длинным рядом разделочных столов стоял призрачный король. Его глаза были закрыты. Казалось, он замер так на тысячу лет. Маньяна осторожно сделал шаг назад.

А затем он увидел бочонки. Там же у дальней стены за королём. Как будто тот охранял их! Пивные бочонки, чёрт возьми!

Второй шаг назад дался хмельному дервишу гораздо труднее.

Король приоткрыл один глаз. СТАЛО НЕВЫНОСИМО ЖУТКО!

Маньяна громко испортил воздух и кинулся прочь.

Он домчался до парадной лестницы и засеменил по ступенькам вверх на поиски валькирии. Как она сможет победить этого гада, Маньяна не представлял, но сражаться с ним в одиночку не собирался. Он не сомневался, что призрак следует за ним. Слишком уж заметный шлейф страха дварф оставлял за собой.

На последнем этаже замка находились королевские покои. Маньяна вбежал в спальню и огляделся. Валькирии нигде не было. Он посмотрел под кроватью – там тоже не нашёл. Хотел сам туда спрятаться, но не влез.

Сзади кто-то хихикнул. Маньяна резко обернулся и увидел Вэл. Она стояла на перилах балкона. Подмышкой она держала небольшой пивной бочонок. Нелепо раскачиваясь будто пьяная, валькирия сделала несколько шагов по краю перил, затем лукаво взглянула на дварфа и, крутанувшись, швырнула ему бочонок. Ей совсем не было страшно. Она играла с гномиком за считанные секунды до того, как сюда ворвётся ужасный призрак и начнётся отчаянная битва.

Маньяна поймал бочонок, зубами вырвал пробку, поднял над собой и направил струю тёмного в пересохшую глотку. В последние ясные мгновения он краем глаза заметил, как зловещая тень рванулась у него из-за спины на балкон, а затем чужая беда заслонила от него сиюминутную опасность.

За все годы скитаний хмельным дервишем, нырнув в пивную стихию, Маньяна впервые не повстречал вереницу новых лиц и плотный ворох чужих судеб. Стихия была темна, она захватила всё вокруг.

Тьма стояла перед глазами короля Туборга. Великая ждущая тьма непостижимых мрачных миров, которую он узрел в одной из пирамид Пустыни Забвения. Поддержав очистительный поход Святого Престола, молодой король явился со своей дружиной в этот знойный край в поисках почестей и славы. Он участвовал в разгроме Чёрного Круга, повстречал любимую из королевства Шай, получил титул «Защитника веры» и обеспечил себе уважение на долгие годы вперёд. Но сейчас в подземелье последней уцелевшей пирамиды он не мог оторвать взгляд от невозможной тьмы, клубящейся в глубине некромантского портала.

Вдруг там, в великой пустоте, вспыхнули четыре алые точки.

Теперь тьма смотрела в короля Туборга.

Из портала повалил чёрный туман. В какой-то миг он развеялся, и король увидел грузного голого человека, тело которого было увито с ног до головы пепельными некромантскими татуировками. Он сидел на земле и просеивал пыль сквозь пальцы. А рядом с ним устроился огненный змееед, сжимающий в остроносой пасти королевскую нагу. Эти двое почувствовали ищущий взгляд короля, что и определило его судьбу. Грузный некромант встал, и они со змееедом двинулись навстречу к заглянувшему в их мир человеку.

Не помогло ни уничтожение портала, ни срочное возвращение в родной мшистый край, ни женитьба на принцессе Шай, ни попытка начать вновь варить пиво. Каждый раз, закрывая глаза перед сном, король Туборг видел четыре алые точки. Они неумолимо приближались.

Когда любимая жена умерла при родах, король оставил попытки заслониться от неизбежного. Напомнив о былых заслугах Святому Престолу, он передал на попечение церкви свою дочь. Тот зимний день, когда монахи увозили рыжеволосую девочку из замка, остался для него единственным предельно ясным воспоминанием на долгие годы забвения. Тогда, сквозь падающий снег, она внимательно смотрела на него из-за плеча монаха. Очень внимательно, без слез и по-взрослому, тоже в свою очередь стараясь навсегда запомнить обречённого отца.

Алые огни приближались. По тропе ночных кошмаров они прокладывали свой многолетний путь в Мшистый замок. Королевство пришло в упадок и попало под протекторат Шай. Местная знать переехала в новую столицу, и ещё не старый король в конце концов умер. Призраком он метался по коридорам замка в изнывающем ужасе от приближающихся алых огней и нападал на всякого, кто осмеливался побеспокоить его владения. Сейчас он гнался по этажам за пьяницей-гномом, но увидел спокойный взгляд желтых глаз с вертикальным зрачком и ринулся на них.

Впервые, от лица безумного короля, Маньяна зрил не прошлое, а настоящее. Женщина в черном плаще увернулась от призрака, полоснув его сверкнувшим клинком. Казалось на неё не действует вселяемый им ужас. Он ринулся в новую атаку и на этот раз смог зацепить её, сбив с ног. Черный плащ распахнулся, обнажив дорогую подкладку, усеянную символами Церкви. Она легко вскочила и запрыгнула обратно на перила балкона.

Ринувшись в последнюю атаку, призрачный король сбил валькирию Святого Престола. Они вместе падали вниз. Она крепко обхватила его, увлекая за собой, а он никак не мог избавиться от её объятий. Прядь рыжих волос выбилась у неё из-под капюшона, когда она вонзила мерцающий кинжал в истлевшее сердце призрачного короля.

Маньяна пришёл в себя! Он подбежал к краю и глянул вниз. Там, на замковом дворе, серебристыми снежинками истаивал несчастный король. Рядом лежала Вэл. Затем она с трудом села, наблюдая, как покидает мир её отец. Валькирия поймала одну из призрачных снежинок в ладонь и прижала к груди. Возможно она плакала в этот момент – сверху Маньяна не видел.

Но тут другой отблеск привлёк его внимание.

К замку приближались алые огни.

Толстый полуголый некромант и огненный змееед медленно шли по дороге к главным воротам замка. Они остановились у крепостного рва. Внезапно массивные цепи подвесного моста рассыпались в прах, и он упал вниз, открывая путь внутрь, но в тот же миг сам мост тоже рассыпался в невесомый пепел. Змееед рванулся вперёд и одним прыжком оказался на крепостной стене.

Некромант остался на месте. Он медленно помахал рукой израненной валькирии. Но Вэл уже начала исчезать в лучах заклятья телепорта. Змееед прыгнул на неё, но даже его скорости не хватило, чтобы настичь добычу.

Тогда пылающие глазницы гостей уставились на Маньяну, застывшего на балконе замка. Некромант медленно помахал ему рукой. Могло показаться, что робкий чумазый толстяк в одной набедренной повязке ищет себе друга. Если бы не пульсирующие по всему телу пепельные татуировки.

Повисла пауза. Пришельцы из злого мира долго смотрели на дварфа, а дварф зачем-то смотрел на них.

Затем некромант развернулся и медленно пошёл прочь. Огненный змееед в несколько прыжков догнал его и засеменил рядом.

 

С тех пор Маньяна лишился пивной благодати. Ещё какое-то время он странствовал по миру в поисках правильного пива в надежде на то, что какой-нибудь редкий сорт вновь пробудит радость и всезнание в его душе. Но раз за разом пробуя очередной пенный напиток, он неизменно попадал в Мшистый Замок. Стоя на балконе, он смотрел, как ему машет чумазый некромант и изо всех сил боролся с желанием помахать ему в ответ. Отчего-то он знал, что сделав это, даст ему власть над собой.

Из странствующего хмельного дервиша Маньяна превратился в обычного коротконогого пьяницу.

***

Год спустя он лежал в пыли безымянного проулка между двумя кабаками в каком-то портовом городишке, название которого даже не знал. В одном из кабаков он пропил кирку пэкче, знаменуя этим дно своего падения.

Солнце безжалостно пекло ему лицо и сушило обоссаные штаны. Где-то кричали чайки. Сильно воняло рыбой.

Последнее время, напиваясь, Маньяна перестал видеть даже алые огни. Для него это стало финальным знаком. Всё должно умереть. Даже пивной бог Маньяна. А вместе с ним должны умереть и все те судьбы, что он когда-то проживал, делая первый глоток. Ему дано было узреть труд и страсть. И хранить все имена. А теперь надлежит превратиться в неприметный придорожный камень.

 

– Маньяна, – прохрипел он, ожидая, когда забытые радостные миры навсегда погаснут вместе с ним.

– Маньяна, – то ли прошептал, то ли проурчал кто-то рядом.

 

Шершавый язык несколько раз лизнул его в ложбинку между щекой и носом, а к губам прикоснулось горлышко фляги.

Тёплое пиво проникло в пересохший рот дварфа, и Маньяна увидел дорогу, освещенную серебристым светом полной луны.

По дороге неспешно шёл татуированный некромант, а следом за ним трусил змееед. Зловещая целеустремлённость сквозила в их движениях.

Путь им преградила стройная фигура. Сбросив плащ, валькирия предстала в кольчуге из тёмного металла и с блестящим клинком в руке. Непрерывно мерцая, он не давал ухватить себя взглядом и казался то коротким изогнутым кинжалом, то длинным прямым мечом. А в следующий миг он и вовсе будто пропадал.

Увидев валькирию, кроваво-рыжий зверь прыгнул вперёд и понёсся на неё. Некромант же забормотал что-то под нос, вытянул правую руку перед собой, указывая на змеееда, а левой прикоснулся к засветившейся татуировке на пузе. Бегущего зверя окутала тёмно-фиолетовая аура.

От первой атаки с разгона валькирия ушла, отскочив вбок. Змееед моментально развернулся и снова прыгнул на воительницу рычащим клубком когтей и зубов.

Валькирия уклонялась или отбивала выпады зверя, который словно не знал усталости.

Улучив момент, она увернулась от очередного укуса и рубанула удлинившимся клинком точно в нос змеееду. Полыхнула двухцветная вспышка – серебристая и фиолетовая.

Удар должен был серьёзно ранить, но не оставил даже царапины на злющей морде зверя. Тот лишь чихнул, и ударил валькирию когтями по руке, воспользовавшись её заминкой.

Воительница прижала раненую руку к себе и ушла в глухую оборону. Достать зверя под тёмной аурой она не могла, значит надо избавиться от порождающего ауру некроманта. Шанс у неё будет лишь один.

Она выкрикнула заклятье и в следующий миг змеееда поразил разряд молнии, сорвавшейся откуда-то с неба.

Зверь замедлился и споткнулся, частично парализованный, но валькирия не стала его атаковать. Вместо этого она бросилась к некроманту.

Толстяк прервал бормотание и перевёл указующий перст на валькирию, чтобы в следующий миг лишиться его вместе с рукой. Мерцающий клинок отсёк конечность ударом снизу вверх и возвратным движением вонзился глубоко в шею некроманта. Татуировки на его теле погасли, и он повалился в дорожную пыль.

Змееед, увидев смерть компаньона, вмиг утратил большую часть боевого задора, как и защитную ауру. Добить его валькирии не составило труда.

 

Нежданный прилив жизненных сил заставил Маньяну сесть. Рядом на корточках устроилась Вэл. У неё в руке было два черных мешка. Она положила их на землю, открыла один и достала отрубленную голову пыльного некроманта. Его пустые глаза уже не горели зловещим огнём.

 

– Бу! – пугнула она мёртвой головой Маньяну, а затем рявкнув: – Сика! – бросила её дварфу на колени.

 

Во втором мешке оказалась голова змеееда.

 

Безымянная валькирия Святого Престола, наследница корон Туборг и Шай, рыжая девочка, убившая всех врагов, возвращалась в фамильный замок. Но по пути она заскочила за своим гномиком-игрушкой, чтобы тот сварил в королевских пивоварнях своё лучшее пиво.

Пиво о том, что было. И о том, чему ещё суждено произойти.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 4. Оценка: 4,25 из 5)
Загрузка...