Юлия Гладкая

Наследство

 

Темноволосый юноша с сумкой на плече вошел в арку и огляделся. Дверь была тут. Лешка приметил её еще в детстве. Железная, глухая, без ручки. Пятно на серой стене, шершавое, как шкура ящера. Дверь магнитом притягивала ребят. Ни разу они не видели, чтобы её открывали. Зато дворник дядя Макар гонял их, едва заметив поблизости.

- А ну, брысь, мокроносые! – кричал он, потрясая метлой. – Ух я вам!..

До угрожающего «ух» дело не доходило, но с воплями и гиканьем мальчишки разбегались кто куда.

А в двенадцать лет Лешка узнал, что за дверью находится техэтаж. Он помнил, как мама удивилась вопросу, что скрывает дверь.

- Трубы отопления, что же еще? - Она пожала плечами и этим легким движением разбила детские фантазии о чудовищах, подземных ходах и кладах.

Через неделю они с мамой уехали из города – как он тогда думал, навсегда.

Не удержавшись, Лешка присел возле бурой, как старый шрам, двери и заглянул в замочную скважину. Темно. Он усмехнулся: «Ну, а что я ожидал увидеть? Белого кролика?» Пройдя, наконец, сквозь арку, Лешка оказался во дворе большого многоквартирного дома.

Раньше здесь жила его тетка. Она была не в себе, и они с мамой часто ее навещали – тогда, в Лешкином детстве. Он помнил, как тетя Ада притягивала его поближе и шептала: «Клипседора – не Клипсомена!» А потом, смеясь, вытаскивала мятный леденец в мятой обертке и, вкладывая конфету в ладошку, добавляла: «Доверяй только мяте, остальное – блеф! Бери да помни!» «Беру да помню», - отвечал Лешка. Ритуал повторялся каждый раз, и они вместе шептали присказку о Клипседоре и мяте.

О том, что тетя Ада умерла и похоронена за счет города, Лешка узнал три дня назад, получив письмо. Нотариус просил приехать родственников для вступления в права наследования. К его удивлению, мама отказалась ехать, и он рванул один.

Остановившись на лестничной клетке перед дверью в теткину квартиру, Лешка растерялся. Ключей у него, понятное дело, не было. «Наверное, сначала надо было заехать к нотариусу, а уже потом идти сюда», - уныло подумал он. Но прежде чем достать письмо, чтобы узнать адрес нотариуса, нажал на кнопочку звонка.

Послышался звон, похожий на колокольный. Рожденный легким касанием, он прокатился по коридору и затих где-то в глубине квартиры. Лешка прислушался: тишина. Ясно, что чудес не бывает, и даже если бы сейчас дверь распахнула тетя Ада, он бы, пожалуй, испугался, а потом обрадовался бы, поняв, что письмо прислали по ошибке или это вообще теткин розыгрыш. Но нет, тишина. Лешка еще помучил звонок, слушая невидимый колокол, и с каждым разом ему казалось, что он звучит все глуше и дальше. Скинув рюкзак, Лешка присел на корточки, достал конверт и внезапно услышал шаги.

Кто-то шел по коридору тетиной квартиры, приближаясь к двери. Сердце неловко дернулось и заколотилось сильнее. «Это соседи!» - появилась простая и понятная идея, объясняющая всё. Ну а кто еще?

- Эй! – Юноша выпрямился. – Эй, кто там? Я Алексей, племянник тети Ады. Эй, вы слышите?

Приложив ухо к двери, он прислушался. Дерматин глушил звуки, но у него было ощущение, что неизвестный стоит прямо за дверью. Затаив дыхание, Лешка посмотрел в глазок в надежде увидеть хоть какую-нибудь тень внутри и вдруг услышал щелчок замка. Правда, где-то позади.

Вздрогнув, Лешка обернулся. Дверь квартиры напротив с легким скрипом отворилась.

На пороге стоял старик. Всклоченная борода воинственно топорщилась. Щурясь сквозь толстые линзы очков, он рассматривал Лешку, как бабочку на булавке.

- Чего шумишь-то, мокроносый? Ух я тебе!..

- Дядя Макар! – Лешка улыбнулся; теперь вместо метлы руки мужчины сжимали трость, но настрой был все тот же. – Я Алексей. Ну, Лешка, помните? Племянник тети Ады.

- Племянник… - Старик фыркнул. – Был бы у нее племянник – не закопали б старуху под номером!

- Я как только письмо получил – так сразу и вот… - виновато развел руками Лешка.

- Во-оот, - передразнил дед и, распахнув дверь пошире, скомандовал: - Заходи давай.

- Вы извините, но у меня еще дела… - Лешке стало неловко. – Нотариуса надо найти, документы, наверное, оформить.

- Заходи давай, - повторил сердитый старик и, оставив дверь открытой, побрел вглубь квартиры. – Я ее душеприказчик, - бросил он через плечо.

Лешка, все ещё сжимающий письмо в руке, взглянул на отправителя. «Кустодиев М. М.» вполне могло значить и «Макар», а фамилию дворника он никогда не знал.

- А Кустодиев – это вы, получается? – спросил Лешка, перешагивая порог соседской квартиры.

- Получается, я, - откликнулся дед с кухни. – Дверь прикрой, кошками пахнет, силов нет!

Стены кухни были оклеены клеенкой в синюю клеточку. Лешка поерзал, пытаясь устроиться на колченогом табурете.

- Пей! – Макар поставил перед ним чай в щербатой кружке. Лешка принюхался: пахло мятой.

- Доверяй только мяте, остальное – блеф… - прошептал Лешка знакомые с детства слова.

Устроившийся напротив хозяин хмыкнул и потеплел взглядом.

- Верно говоришь, - одобрительно кивнул дед, ставя на стол старую железную коробку из-под карамелек. Пару секунд он прижимал ее рукой, будто не желая расставаться, но потом пододвинул гостю. – Держи свое наследство.

Лешка удивлено взглянул на деда Макара, потом на жестяную коробку и, отставив в сторону кружку, спросил:

- А что там?

- А я откель знаю? – пожал плечами старик. – Я свое дело сделал, тебя дождался.

Лешка аккуратно открыл коробку. Внутри лежала связка из трех ключей, небольшой сложенный лист бумаги и несколько леденцов. Вытащив записку, Лешка положил ее на стол, развернул, разгладил ладонью. Аккуратные округлые буквы складывались в слова.

«Мой милый мальчик, я уверена, что это письмо читаешь ты, а не твоя мать. Это даже к лучшему, поскольку она предала нашу семью, предала меня. Но я остаюсь верна ветрам. Если захочешь, ты последуешь правильным путем. Помни нашу присказку и держи дверь закрытой».

Лешка еще раз перечитал текст и задумчиво поскреб щеку.

- А на словах она ничего не передавала? – наконец решился он спросить старика.

- Кабы было ей, чем говорить, так, может, и сказала б, - нахмурился дед. - Ты это, ступай, принимай наследство. Бумаги всякие внутри, в квартире, то бишь, лежат. Найдешь, значит.

Лешка положил записку обратно в коробку и поднялся из-за стола.

- Спасибо за чай.

- Да не за что, - махнул рукой Макар. – Коли сможешь – так заходи еще.

Уже на лестничной площадке Лешка обернулся к дворнику:

- Простите, а от чего умерла тетя Ада?

- Крысы загрызли, - буркнул дед и захлопнул дверь, оставив удивленного Лешку одного.

Открыв ключом входную дверь, Лешка невольно задержался на пороге. Ерунда, конечно, в квартире никого нет и быть не могло. И все же волнение кончиком перышка щекотало где-то под ложечкой. Вздохнув поглубже, Лешка ощутил чуть слышный аромат мяты. И сразу почувствовал себя дома. Почему-то именно этот аромат всю жизнь казался ему признаком тепла и уюта. Даже когда они с мамой уехали, и он никак не мог привыкнуть к новому дому, Лешка, чтобы спалось лучше, ставил рядом с кроватью коробку из-под леденцов, похожую на ту, что сейчас была в его руках. Конфеты, лежащие в жестянке, загремели, вроде как намекнули: «Заходи скорее!»

Первым делом Лешка включил свет в коридоре; за прошедшие восемь лет ничего здесь не изменилось. Время словно остановилось в этих стенах. Оставив коробку с наследством на полке у зеркала, он отправился в путешествие по квартире – словно шагнул в давно ушедшее детство. Он глядел на выцветшие обои, вспоминая, как вместе с тетей пересчитывал лепестки у нарисованных цветов. На вязаные салфетки, украшавшие полки. На корешки книг, которые Ада читала ему в детстве. Вот, пожалуй, эта была его любимая. Оставаясь у тети на ночь, Лешка просил почитать сказки из нее, а после читал сам, и тетя Ада частенько забирала книжку из рук уже уснувшего ребенка. О, что это были за сказки! Никогда больше Лешка не находил такую книгу в библиотеках и у друзей. Истории о подземном Городе крысолюдов, который населяли уродливые и крайне неприятные жители, и о Городе-по-ту-сторону, в котором передвигались на дирижаблях и паровых авто. Лешка всей душой мечтал попасть в эту страну и прокатиться в карете, запряженной золотыми оленями, или побегать по дорожкам Белого сада.

Он остановился возле полки и без труда взял книгу в руки. Забавно: раньше казалось, что книжка стоит высоко – попробуй дотянись! Испытание не хуже, чем спасаться бегством из заоблачной башни в Замке Стражей. Прижав к себе книгу, как старого друга, Лешка подошел к трюмо – совсем не такому высокому, как он помнил. А раньше его огромное зеркало напоминало зачарованное Око в Стеклянном соборе служителей Ветров и Бурь.

Массивный шкаф, в котором он прятался, когда мама приходила забирать его домой... Статуэтки в буфете на прозрачных полках… Лешка присел на старый венский стул, положил книгу на колени. Будто никуда и не уезжал! Вот сейчас с кухни выйдет тетя и позовет пить чай с конфетами…

На столе лежали документы. Завещание, свидетельство о смерти, ордер на квартиру. Лешка отложил их в сторону и вздохнул.

Ему вспомнились слова Макара. «Крысы загрызли…» Да разве такое бывает?! Наверняка приукрасил старик, чтобы попенять ему. Умерла старушка в одиночестве, а пока нашли… Лешка принюхался: пахло все той же мятой и больше ничем. Тряхнув головой, будто прогоняя мутные мысли, Лешка вернулся в коридор. Открыл коробку и задумался. Первый ключ был от квартиры, а от чего же еще два? Один маленький, серебристый, а другой – длинный, подернутый ржой. Сунув их в карман, он достал записку и еще раз перечитал. Ничего не понятно, но на всякий случай Лешка прошел по квартире и проверил: входная дверь была закрыта, и балконная, и дверь в кладовку тоже. И оконные шпингалеты опущены в пазы, и даже форточки накрепко прижаты к рамам до конца повернутыми ручками.

В животе заурчало. Лешка взглянул на часы и удивленно присвистнул – стрелки почти добрались до четырех. «Ниче так я задумался!» - усмехнулся он. После поезда из всей еды был только чай в квартире у старика. Пройдя на кухню, Лешка зажег газ и стал заглядывать в шкафы. В холодильнике было пусто; Лешка пожал плечами – ну а что он тут ожидал? Пирожки и расстегаи? В шкафах прятались крупы, макароны, соль. Он выудил из пирамиды кастрюль ту, что поменьше, и, набрав воды, закинул в нее спагетти. Длинные макаронины высунулись из-за железных бортиков, сделав кастрюлю похожей на сердитого ежа. Через двадцать минут Лешка, покончив с обедом, уже заваривал чай. Отхлебнул глоток и сморщился. Не сладко, вот блин! Где же сахар? Но, перерыв еще раз шкафы, сахара он так и не обнаружил. Почесав затылок, Лешка вспомнил про карамельки, которые достались ему от тети. Вид у фантиков был потрёпанный, но леденцы относятся к тем сладостям, которые могут пережить всё и не потерять при этом вкуса. Выудив из коробки конфету, Лешка с трудом отодрал от нее насмерть прилипшую обертку и, сунув за щеку, сделал глоток чая.

 

Пожилая женщина с некогда черными, а теперь седыми волосами, накинув шаль на плечи, смахивала веничком пыль. Прошлась по статуэткам, пляшущим в шкафу, по ящикам трюмо, мельком взглянула на себя в зеркало и сухонько рассмеялась. Где та красавица, на которую засматривались стройные служаки из Замка Стражей, а городские модницы, раскатывающие на паровых автомобилях, бросали завистливые взгляды вслед? Была, да вся вышла. Резко отвернувшись от лживого стекла, она едва успела ухватится за спинку стула. Голову повело, перед глазами как на карусели проскакали шкаф, книжные полки и стены с цветочным узором. Выронив метелку из враз ослабевших пальцев, она присела на край кровати, благо, дома знаком каждый уголок. Во рту сделалось сухо, в нос ударил неприятных едкий запах.

В дверь заколотили.

- Ада, Ада, ты там жива?

Обивка на двери глушила голос, но бас Макара доносился до неё.

- Жива, жива, - прошептала она и, смахнув рукой со лба выступившие капельки пота, осторожно поднялась.

- Ада, вот ведь палёма! – слышался голос Макара, притопывающего ногами по истёртому коврику, будто найдя виноватого.

Женщина медленно, стараясь не делать резких движений, дошла до входной двери и, повернув ручку, обессиленно опустилась на пуф. Макар, вбежав в квартиру, воинственно огляделся, а затем присел подле.

- Ну что же ты? – укорил он ее. - Сколько тебя просить – не запирай дверь!

- А если придет кто чужой? – возразила Ада.

- Некому тут ходить!

- А если с той стороны придут? – спросила женщина, переходя на шепот.

- А с той придут – так стучать не станут, - нахмурился Макар. – Ну, хоть ключ под коврик положи, или мне дай!

Ада, вздыхая, поднялась и, опираясь на крепкую руку старого друга, вернулась в комнату.

- Душно мне, Макарушка, - пожаловалась она.

- Погодь, обмахну сейчас. – Он взял с полки книгу.

- Эту не тронь! – вскинулась женщина, выхватывая ее из рук старика. – Это Лёшенькина любимая! Не рассыпалась бы…

- Лёшенькина… - передразнил Макар, выбирая другую книгу. – Забыл про тебя Лешка, и сестра твоя забыла. Тут если кто и рассыплется – так только ты.

Ада устало махнула рукой.

– Завари чаю, Макар, да мяты добавь, а то бедой пахнет.

- Пылью пахнет, - вздохнул Макар, поглядывая на женщину.

- Ну, чего ждешь? – улыбнулась она. – Не бойся, не исчезну. Иди уж. Нет, стой! – Она выглянула в окно; за тонким тюлем бушевала багряная осень. – Писем не было?

- Сама знаешь, - пробормотал Макар, глядя в пол. – Были б – так принёс бы.

- Ну, позже будут. Неси уже чай, да карамельки возьми, там, в шкафу.

Мужчина вышел из комнаты. А она открыла книгу и, вытащив спрятанное между страниц выцветшее фото. На нём уже не молодая, но все еще красивая женщина в длинном светлом платье обнимала мальчугана в клетчатой рубашке, нежно провела по снимку кончиками пальцев, словно боясь вспугнуть изображение.

 

Лешка закашлялся, да так, что слезы брызнули из глаз. Он резко вскочил, чашка опрокинулась, и чай растёкся по столешнице. Лешка кашлял и кашлял, пытался хлопнуть себя по спине, но ничего не получалось. Наконец, кашель прекратился; шмыгая носом, он поплелся в ванную умываться. Ополоснул лицо прохладной водой и взглянул в зеркало; на миг ему померещилась, что оттуда на него взирает тетка, но стоило моргнуть – и наваждение исчезло. Он присел на край ванной. Макар и Ада, книга и снимок…

- Что за ерунда, - недоуменно проговорил он вслух, будто звук собственного голоса мог добавить уверенности. – Примерещится же такое… А! - Он хлопнул себя по лбу и рассмеялся. – Да я, похоже, вырубился на пару минут! Ну да, с дороги, устал – вот и сморило!

Он вернулся на кухню, протер стол, взял чайник, решив налить новую кружку, и по привычке коснулся рукой, проверяя, остыл или нет. Уже отдёрнув руку, Лешка понял, что чайник ледяной. Он молча вернул его на плиту и, подойдя к окну, забарабанил пальцами по подоконнику.

- Уснул. Устал и уснул, - пробормотал он и забрал со стола коробочку с леденцами.

Из кухни он направился в комнату. Книга лежала там, где он ее оставил, на столе, рядом со свидетельством о смерти. Жизнерадостная розовая бумажка с узорчатой виньеткой больше подошла бы для свидетельства о рождении... Лешка отодвинул ее в сторону и раскрыл книгу. Среди пыльных страниц лежало фото. Он помнил, как однажды, гуляя с теткой где-то в центре, они зашли в фотоателье, и Лешке очень хотелось сняться с большой игрушечной машиной, но фотограф проворчал, что она для малышей. И тогда тётя Ада сказала, что когда-нибудь они поедут туда, где машины движет пар, а колесницы в горах несут гигантские орлы. И он поверил, сразу и безоговорочно, улыбался до ушей, стоя рядом с ней, такой загадочной и доброй, послушно ждал, когда вылетит птичка...

Лешка устроился на стуле и начал листать книгу. Старые сказки откликались, как давние друзья, и он улыбался им в ответ. Машинально, не поворачивая головы, он нащупал бонбоньерку и взял еще один леденец.

 

За окном ревел ветер. Ада, укутавшись в одеяло, лежала в постели и испуганно смотрела в угол. Из зеркала на нее таращилась незнакомая безумная старуха, по-паучьи перебирающая длинными пальцами по алому одеялу – такому же, как у нее.

Ада всхлипнула, повернулась спиной к зеркалу и закрыла глаза. «Просто ветер, просто вьюга, ночь скоро кончится», - прошептала она и, кажется, начала дремать. Раздавшийся скрежет заставил ее вздрогнуть; она свернулась клубком, словно одеяло могло защитить. Звук повторился. Кто-то скребся в коридоре, скребся теперь уже настойчиво и монотонно. Ада облизнула вмиг пересохшие губы. Ну уж нет, она не даст запугать себя в своем же доме! Спустив ноги на холодный пол, она поежилась, стараясь не глядеть в зеркало, наощупь нашла платок и, накинув его на плечи, вышла из комнаты. В коридоре был темно, Ада пошарила рукой по стене и щелкнула пуговкой выключателя. Свет, мигнув, погас. Скрежет усилился. Воздух наполнял запах сырости. И женщина почувствовала, как когтистая лапка ужаса сжимает сердце. Стало трудно дышать. Нет, она не в туннелях под городом, она дома. Рука птицей заметалась в поисках выключателя; стена под пальцами была сырая и холодная. Скрежет стал невыносимым. Ада кинулась в комнату, стуча голыми пятками по полу, чтобы заглушить этот звук. Она нырнула в кровать и укрылась одеялом с головой, но даже через толстую шерсть она слышала, как скребутся в дверь крысы и требуют все громче и громче:

- Впусти нас, впусти! Мы знаем, что ты там. Впусти!

Ада зажала уши руками и тихонько запела припевку, придуманную ею для Алешеньки:

- Мята, мята,

Не клята, не заклята,

Мята, мята чище всех,

Остальное – только блеф…

- Впусти нас! Открой дверь!

Кажется, щелкнул замок. Голоса стали громче, настойчивее, и Ада не выдержала.

- Пошли прочь, твари, прочь! – закричала она высоким дребезжащим голосом. – Я не открою дверь, в этом мире вам не место!

Порыв ветра сдул с нее одеяло, и чьи-то когти схватили ее за руки.

- Прочь, прочь! – хотела крикнуть Ада, но только беззвучно, словно рыба, раскрывала рот в отчаянном немом вопле.

- Ада, палёма! Это я, очнись же ты, открой глаза! – Голос Макара звучал рядом, но Аде было страшно – вдруг это мираж, бред?

- Мята, мята! – закричала она, и Макар подхватил слова: - Не клята, не заклята…

Он обхватил ее по-стариковски тонкие плечи и прижал к себе. Ада всхлипывала, уткнувшись лицом в пахнущую мятой рубашку.

- Там крысы, слышишь? Скребут, ходят, - прошептала она. – Они пришли за мной. По туннелям.

- Это соседи, - прошептал Макар, гладя ее по спине. – У них трубу прорвало наверху, они и тебя затопили. Хорошо хоть ко мне стукнулись, до тебя-то не докричались.

- А крысы?

- Не было крыс, Ада, не было… Не сегодня.

 

Хлюп. Лешка почувствовал, как свербит в носу, а глаза подозрительно жжет. Он все так же сидел за столом, держа в руках фото. Бедная Ада, как она коротала бессонные ночи в одиночестве?

И как же она, оказывается, боялась крыс! Хотя в доме отродясь не водилось грызунов – уж дворник-то дед Макар за этим следил!

Почему они с мамой уехали, оставив ее одну? Он утер нос кулаком и откинулся на спинку стула. Мама говорила, что ее по работе переводят в другой филиал, в другой город. И что тетя Ада будет их навещать, а Лешка сможет приезжать к ней на каникулы. Лешка усмехнулся: все это оказалось неправдой. Никто ее никуда не переводил – он видел, как на новом месте она отмечает в газетах объявления о трудоустройстве. И он каждые каникулы просился в родной город, к тетке, но мама всегда находила причины, чтобы не отпустить его – записывала в летние секции, отправляла в лагерь. Пять лет отговорок. А сам он тоже хорош! После школы за три года ни разу не навестил тетку, зато успел поступить и вылететь и института. Что уж душой кривить – и вчера-то он сюда рванул в надежде на новую жизнь. Своя квартира – не хухры-мухры, а дальше – как получится; работу найдет или учиться пойдет, или и то, и другое…

Лешка потер виски и взглянул на часы. Ого! Половина девятого. День был длинный. Он сладко потянулся, так, что хрустнули косточки, и отправился в душ смывать с себя дорожную пыль и морок.

Ему не спалось. На кровати он не решился устроиться, черт знает, почему. Белье было застелено чистое, и он даже не знал, умерла тетя в постели или в больнице. Но себе постелил на диване. Ворочаясь с боку на бок, он все думал о снах, увиденных им сегодня. Или не снах? «У тебя богатое воображение!» - хвалила тетя миллион лет назад. «Хватит фантазировать!» - одергивала его мама. Вот и напридумывал, как тут было без него. Хотя как объяснить, что то фото нашел именно в книге? Не удержавшись, он встал с дивана и вышел в коридор. Пол холодил ступни. Лешка, переступив с ноги на ногу, щелкнул выключателем; лампочка послушно загорелась. Он хмыкнул – ну вот, свет в порядке; принюхался – сыростью не пахло. Лешка хотел было потушить свет, но его внимание привлекли грязно-рыжие полосы на обоях, тянущиеся от потолка до самого пола. Он подошел поближе и провел по ним рукой: обои отозвались сухим треском отклеившейся бумаги. Лешка молча погасил свет и вернулся в комнату.

- Просто совпадение, - решил он.

Ну, была протечка когда-то, но ведь не обязательно при тех обстоятельствах, которые ему приснились?

Луна бельмом маячила в окне. Блеклый свет заливал комнату, и Лешка поджал ноги, боясь коснуться лунного пятна. Знакомая с детства квартира внезапно показалось чужой и мрачной. Лешка дотянулся до тумбочки, стащил с нее коробочку и заглянул внутрь: четыре леденца в тонких бумажных обертках белели на донышке. Лешка подхватил один, развернул фантик, сунул в рот и с хрустом раскусил.

 

- Ты больше не будешь забивать моему сыну голову всей этой ерундой! – Моложавая женщина стояла у дверей, скрестив руки на груди. Симпатичная, с чуть курносым носом и короткой стрижкой. Как две капли воды похожая на маму, если бы не выражение лица. – Я тысячу раз просила тебя не впутывать его в тот бред, в который веришь ты!

- Но, Рая… – Еще не полностью седая тётя Ада встала с дивана и шагнула к сестре. – Раечка, ты же знаешь – это не бред! Вспомни!

- Я ничего не хочу вспоминать. – Рая пересекла комнату и остановилась у зеркала, поправила прическу. – Все эти сказки ты придумала, когда умерли родители, и скармливала их мне вместе с кашей.

- Сказки… - Ада потерянно опустила руки. – И то, как мы жили, пока были маленькими, и то, как мы бежали, - всё это, по-твоему, сказки?

- Вот как раз то, как мы бежали по туннелям в бомбоубежище, я прекрасно помню!

Ада с грустной улыбкой покачала головой:

– Рая, миленькая, ну какое бомбоубежище? Здешняя война закончилась пятьдесят лет назад. Мы убегали от стражей и крыс.

- Крысы… - Женщина нервно повела плечами. – Да, крыс я помню, их там в темноте было предостаточно. Я до сих пор слышу, как они пищат под ногами. И я не хочу, чтобы моего сына, как меня, мучили кошмары.

- Но он должен знать! О Городе-по-ту-сторону, о ключах…

- Прекрати! – Рая обернулась и со злобой взглянула на сестру. – Эти ключи – от нашего сгоревшего дома. Знаешь, я долго верила, что они от чудесного королевства, где мама и папа ждут нас. Верила, пока не выросла. А теперь хватит, сыта по горло.

Ада заломила руки:

- Послушай меня! Алешенька – ведь он наследник!

- Наследник чего? – усмехнулась Рая, глядя на сестру, как на умалишенную. – Твоих фантазий и моих неприятностей? Знаешь, - прищурилась она, накручивая себя и с каждым словом повышая голос, - иногда я думаю, что его отец бросил нас вот из-за такой родни, как ты! Из-за твоих чертовых ритуалов и идиотских припевок, - с ненавистью выкрикнула она, - из-за этого проклятого запаха!

- Раечка, не говори так! – взмолилась Ада. – Клипседора – не Клипсомена! Кроме мяты – все блеф! Ну же, вспомни! Ведь если ты забудешь, а со мною что-нибудь случится – как же он найдет дорогу в тот мир?

Рая встряхнула непослушными волосами:

- Я зашла, только чтобы сказать – завтра мы с Алексеем уезжаем.

- Куда? – переполошилась Ада. – Надолго? Может, я ему пирожков испеку в дорогу? Он их любит…

- Навсегда.

Слово эхом разнеслось по квартире и смяло робкую улыбку женщины.

- Как? - неловко переспросила Ада.

- С нас хватит. – Казалось, Рае надоело спорить. – Живи своей жизнью, нас ты больше не увидишь.

- Но Алёшенька без меня не сможет… - начала было Ада. – Я ведь не сумею его даже навестить! Ты же знаешь, Раечка, что мне нельзя отлучаться! Мне нужно сторожить дверь!

- Лешка без меня не сможет! – истошно завопила Рая. – Я его мать, а ты... – Она осеклась и перешла на сухой безразличный тон: - А ты сторожи, сторожи. Только к нам больше не лезь.

Она стремительным шагом вышла в коридор. Ада несколько мгновений, оцепенев, стояла посреди комнаты, потом охнула, схватила с полки книжку и, как была, босиком и в домашнем халате, кинулась за сестрой.

- Рая, Рая! Книжку-то ему возьми, Рая!

На лестничной клетке она поскользнулась и неуклюже повалилась на грязные плитки пола.

- Тут же всё! Тут же про всё написано! – шептала она, не в силах подняться. – Если ты забудешь, а со мною что-нибудь случится – как же он найдет дорогу? Рая! Раечка!

 И она снова звала, и умоляла, и плакала. Даже когда цокот каблучков давно стих.

 

Проснулся он с головной болью. Сон паутиной лип к лицу, на душе было гадко. Сев на диване, Лешка уткнулся в ладони и засопел. Кровь стучала в висках, как те самые каблуки похожей на маму женщины, бегущей вниз по лестнице, чтобы уже никогда не вернуться. Словно с похмелья, покачиваясь и кряхтя, Лешка добрался до ванной и долго стоял, держа голову под холодной водой, пока вся тоска и чужая обида, будто налипшая грязь, не отстали, не смылись в сливное отверстие раковины. Вернувшись в комнату, он быстро оделся, открыл жестянку и сунул оставшиеся конфеты в карман. Затем вышел из квартиры и быстро спустился по ступенькам. Он бродил по улице, вдыхая запахи весны. Разглядывал прохожих, смотрел на свое отражение в лужах. Он и сам не мог понять, что пытается увидеть, но, кажется, что-то ускользало. Зыбкой тенью мелькало где-то на самой границе восприятия, а оглянешься – пусто. Наконец, устав так, что ноги начали гудеть, он добрался до лавочки в парке и с наслаждением устроился на ней.

По аллее бегали дети; где-то там, за деревьями, был Мемориал героям войны – Вечный огонь. Лешка вспыхнул до корней волос, вспомнив, как однажды, в детстве, на спор с местными пацанами залил его водой из лужи, и как ругала его за это обычно добрая тетя Ада, а затем они просили у прохожих спички, чтобы вновь его зажечь.

Запрокинув голову, он посмотрел в бездонное небо: стыдно-то как было, ужас! А потом что он только ни делал – все по барабану, не трогало ничего. Потому что по сравнению с осквернением чьей-то памяти все казалось мелким. А может быть, потому, что больше Ада его никогда ни за что не ругала.

Интересно, в какой момент он стал считать, что тетка не в себе? Ведь сейчас, в его воспоминаниях, не было ничего такого, чтобы наверняка утверждать: да, она сумасшедшая. Наоборот! Веселая, любящая племянника, пекущая для него пирожки, рассказывающая волшебные истории и сочиняющая присказки про мяту и Клипседору. Разве это значит, что она была… того? Разве мама оставляла бы Лешку с ней на весь день или даже на ночь, если бы ее сестра на самом деле была сумасшедшей?

Значит, раньше он так не думал? Значит, тетя стала казаться ему такой, не в себе, только на расстоянии, только под маминым влиянием?

Он вытащил еще один мятный леденец и, найдя глазами балкон теткиной квартиры, задумался. Выходила ли она сюда гулять? Может, сидела на этой же скамейке и тоже вспоминала тот вопиющий случай с ужасным Лешкиным поступком? Но ведь и она когда-то была молодой, наверняка тоже чудила, да только Лешка ее об этом не расспрашивал, а теперь… А теперь – поздно.

 

Легкий ветерок развевал темные волосы совсем юной девушки. Она стояла на балконе, вцепившись пальцами в свежеокрашенные синие перила, и осматривала двор внизу – совсем пустой, с новенькими качельками и буквально накануне посаженными куцыми топольками.

- Как же тут жить, Макар? – Ада вопросительно взглянула на взрослого мужчину, стоящего рядом. Тот откашлялся и, поправив чуб, ответил:

- Обустроимся как-нибудь. Учиться тебе надо, и Раю в школу отдавать пора.

- Она не привычная, дома с ней мама занималась… - Голос девушки задрожал.

Макар почувствовал себя неуклюжим рядом с этой тростиночкой, подхваченной быстрым течением. Сам-то он – ну коряга корягой! Только глазами лупать горазд, а помочь ничем не может…

Ада снова посмотрела вперед и вниз, туда, где между новостройками виднелся парк, в котором нарядились в белое яблони.

- Как думаешь, мама и папа, они… - Девушка осеклась, будто боялась произнести слово и накликать беду.

- Живы, конечно! Конечно, живы! – зачастил Макар и сам себе удивился. – Вот утрясётся все там – и снова заживем, как раньше!

- Да как же заживем, - прошептала Ада, - если все, что осталось – только пара ключей от двери, да и те у меня. Ты понимаешь? У меня! А я тут – значит, им к нам никак. Ни весточку послать, ни полсловечка.

Макар молчал.

- Макарушка, милый, а что если я дверь приоткрою? На чуточку, а? Не сейчас, конечно, - поспешила успокоить девушка, увидев, как нахмурился ее собеседник. – Потом. Рая подрастет, время пройдет, и, может быть…

- Мне велено за тобой следить, да за сестрой твоей, да за тем, чтобы дверь ты держала закрытой. Так что тут я тебе не помощник, и не проси.

- Ну и не надо! – Девушка отвернулась, плечи ее предательски задрожали.

Макар еще потоптался рядом. Весеннее солнышко, словно почуяв чужое горе, спряталось за тучу, и злой ветерок тут же стал покусывать, дергать за одежду. Макар накинул на плечи Ады пиджак и хотел уже уйти, но не удержался, сказал:

- Рае только не рассказывай, как все было по-настоящему. Только заморишь девчушку. Пускай свою жизнь живет, здешнюю.

 

- Вам плохо, молодой человек?

Лешка, вздрогнув, открыл глаза. Рядом стояла тетя Ада, юная и красивая. Ее лицо было встревожено.

- Может, «скорую» вызвать? – участливо спросила она.

Лешка потряс головой, моргнул – и наваждение развеялось. Девушка была совсем не похожа на ту, другую, из сна.

- Нет-нет, спасибо, ничего не нужно!

- Уверены? – настойчиво переспросила незнакомка.

- Да. Я недавно потерял близкого человека, поэтому немного не в своей тарелке. Но это не смертельно, и «скорая» тут уж точно не поможет.

- Сочувствую. – Лицо девушки сделалось печальным. – Но, знаете, говорят, что тот мир лучше, чем наш.

Она постаралась ободряюще улыбнуться, и Лешка с благодарностью кивнул ей в ответ.

Поднявшись на свой этаж, он заколотил в дверь напротив. Старик открыл сразу и молча впустил его внутрь. Лешка протопал на кухню и плюхнулся на уже знакомый табурет. Макар ополоснул кружку и, налив кипятку, кинул в нее пакетик с ярким ярлычком.

- Держи, болезный.

- Дядя Макар, я, кажется, свихнулся, - легко признался Лешка, сделав пару глотков обжигающего чая. – Видения у меня и… - Он покрутил пальцами в воздухе. - …всякое такое.

- Бабы голые? – поинтересовался хозяин.

- Да какое там! – махнул Лешка рукой и снова вцепился в кружку.

- А жаль, - хмыкнул Макар, присаживаясь напротив. – В твоем возрасте только они и должны быть в видениях-то. А лучше – живьем по квартире бегать.

- Ммм, - Лешка, одним глотком допив чай, взглянул на старика. – Тётка мерещится. Словно кто-то мне видео крутит, как она жила, как с мамой поссорилась, как боялась спать…

- А это совесть твоя, племянничек, наружу рвется! – съязвил старик. – Вот и помучайся теперича, прочувствуй, каково тетке одной-то было, хорошенько прочувствуй!

- А когда ее соседи затопили? – невпопад спросил Лешка, проигнорировав слова о совести.

- Да давненько уже, - удивленно откликнулся дед. – Знатно затопили, свет потом неделю не работал, она со свечой ходила, да все боялась чего-то. Она темноту не любила, мерещилось ей в темноте... – дед замолчал, подбирая подходящее слово. – Разное мерещилось, короче.

- А почему она нам не написала?

Лешка чувствовал себя больным, разбитым; он уже не удивлялся, что потоп был на самом деле, и где-то внутри поселилась уверенность, что и все остальное правда, не сон, не морок, не совесть проклятущая.

- Не написала?! Да она сперва сама тропку в асфальте до почты вытоптала, потом, когда совсем плоха стала, меня посылала письма носить! И все ответа ждала. Каждый день ждала. Да только, видно, сердца у вас – камень!

Макар с досадой грохнул по столу кулаком.

- Я не знал, - помолчав, ответил Лешка. – Может, не на тот адрес отправляла? Я ведь тоже поначалу ждал, обижался, маму спрашивал…

- А мама что?

- А мама сказала, что ей не до нас, что у нее другая жизнь… Я же маленький был!

- А когда вырос?

- А вырос – и все забыл… - согласился Лешка. Почему-то шепотом. Почему-то не глядя в глаза старику.

Помолчали.

- Дядь Макар, а как она… - Лешка осекся на полуслове.

- Сам узнаешь, коли не забоишься, мокроносый. Верь мяте, остальное – блеф.

Лешка кивнул и вытащил из кармана леденец; ему показалось, что старик одобрительно кивнул.

 

Крысы! Малышка пискнула и, поджав ножки, повисла на руке у старшей сестры.

- Тише, Раюшка! - стараясь отцепить ее, прошептала девушка; на вид ей было лет тринадцать, хотя она уже отметила свою шестнадцатую весну. Шестнадцатую и последнюю, встреченную ею в Белом парке вместе с родителями и сестренкой. – Это мышки, как у настоятеля в Зеркальном храме, помнишь? Мышки в клетке.

- Не-а! – Малышка спряталась за сестру. – Это не такие мышки, Ада, те добрые, а у этих глаза горят!

- Это свет от моего фонарика, - подбодрила ее девушка. - Ну не упрямься, пожалуйста! Идем же!

- Я без мамы не хочу! - уперлась Рая.

Ада сглотнула подступивший к горлу ком, поправила мешок, перекинутый через плечо, и сжала ключи, висевшие на шее несуразным украшением.

- Мама с папой придут потом, позже, - соврала она.

Позади послышался шум: кто-то пробирался в туннеле под Городом. Двигался он нагло, не скрываясь. Шаги эхом отдавались от стен и в испуге терялись где-то во тьме.

- Это папа! - обрадовалась малышка. – Па…

Она хотела крикнуть, но сестра быстро зажала ей рот рукой и поволокла к нише в стене. Старая кладка частично обрушилась, образовав зазор, и именно туда юркнула Ада. Присев на корточки, она крепко обняла вырывающуюся сестренку и потушила фонарь; навалилась темнота. Через щелочку между обломками кирпичей Ада видела прыгающие отблески живого пламени на древних стенах.

Тень выросла внезапно, удлинённая морда дергалась в свете факела, как марионетка в театре. Ада затаила дыхание, но ей казалось, что сердце малышки колотится так сильно, что крысолюд непременно услышит и найдет их. Вечность спустя тварь рывком двинулась дальше, а девушка все так же сидела во тьме, зажимая рот сестренке и стискивая ее крепко-крепко, чтобы у той не осталось ни малейшей возможности обернуться и увидеть крысолюда. Наконец, она решилась зажечь фонарь; в его холодном синем свете она с изумлением увидела, как злобно смотрит на нее Рая.

- Раечка, мы сейчас отдохнем и пойдем, нас там Макар ждет. Помнишь, он нас на летучей колеснице катал над Замком Стражей? А я почитаю тебе сказки из книжки…

 Ада осеклась, сестра сейчас была похожа на маленького злого крысенка: вздернутый нос, хищно приподнятая верхняя губа, чуть выступающие передние зубы.

- Ненавижу тебя! – прошептала она.

- Что? – обомлела Ада.

- Ненавижу! Ты меня к папе не пустила! Ты… ты…

Ада резко поднялась.

- Хватит! – Она взяла Раю за руку и, несмотря на сопротивление той, пошла вперед.

- Ненавижу! – шептала малышка, пока шепот не перешел в тихий плач. - Я хочу домой!

Ада тоже хотела, но путь обратно в Город был закрыт для них. Скорее всего, навсегда.

 

Он уже не понимал, где явь, а где чужие воспоминания. Вкус мяты будто перемешался с чьим-то застарелым страхом, в горле першило. Дед Макар куда-то подевался, и Лешка не стал его ждать, вышел в прихожую. Похлопав по карманам, он обнаружил еще одну конфету, вытащил и посмотрел на неё, как на отраву.

Он держал в руке последний леденец. Перекатывал его в пальцах, словно бусину в четках. Подкидывал на ладони, как монету – но у леденцов нет ни орла, ни решки. Готов он был принять эту пилюлю памяти или не готов?

В прихожей висело старенькое, почерневшее вдоль всей рамы зеркало. Мутное отражение уверяло, что перед зеркалом стоит незнакомый молодой парень с всклокоченной шевелюрой, перекошенным лицом и безумными глазами. Стоит и теребит в руках леденец в насмерть прилипшей обертке.

Ему стало не по себе. Что, если в следующий раз он увидит такое, от чего и впрямь рехнется? Уже сейчас он ощущал себя нездоровым, а что дальше? Скривившись, как от зубной боли, Лешка пообещал сам себе, что больше не станет ворошить чужие тайны. Пусть это малодушно, пусть он сам перед собой будет выглядеть трусом – что с того?! Тетка умерла, так пускай и ее секреты покоятся с ней. Он вернул леденец в карман и отправился домой, в свою квартиру.

***

Жаркий август, наконец, выдохся, и сентябрь, нетерпеливо ждущий своей очереди, все чаще стучал в окно по ночам. Лешка работал два через два продавцом-консультантом в магазине бытовой техники. За несколько месяцев он вызубрил названия брендов и моделей, характеристики приборов и всевозможных устройств. Он даже научился улыбаться фирменной улыбкой.

Документы на заочное отделение были поданы, и, кажется, жизнь налаживалась. По вечерам они гуляли с Катей по парку; смеясь, вспоминали, как она хотела вызвать ему «скорую». Однажды Лешка рассказал ей про Вечный огонь и взял клятву никому не разбалтывать, что тот не такой уж вечный. Катя хохотала до слез, представляя, как маленький Лешка нарушил Мироздание при помощи жестяной банки и дождевой воды.

Жизнь катилась своим чередом. Иногда Лешка встречал во дворе деда Макара, тот косо поглядывал на него и молча проходил мимо, будто корил в чем-то. А Лешка старался выкинуть из головы стариковские причуды.

В одну из суббот у Лешки выдался выходной, а вот Катя дежурила в «Приемном покое». Они успели поболтать по телефону, пока «скорая» не привезла пациента, а затем Лешка устроился на диване поиграть в приставку, купленную в своем же магазине, как и новенький телевизор. Но из пульта, как назло, куда-то подевалась батарейка. Лешка похлопал по дивану, заглянул между подушек – тщетно.

- Вот зараза! - вздохнул он и, присев на пол, сунул руку под диван.

Пальцы нащупали что-то продолговатое.

- Ага! - Лешка радостно выгреб добычу и удивлённо уставился на мятный леденец.

Старый фантик покрылся пылью. Лешка скривился – надо же, наверное, выпал из кармана и закатился. Брезгливо держа леденец кончиками пальцев, он дошел до кухни, открыл мусорное ведро и замер, внезапно ощутив, что вот сейчас он разожмет руку – и утратит то самое важное, что все эти месяцы ускользает от него, преследует ночами. То, что он безуспешно пытался найти в книжке со сказками.

- А, блин!

С досадой поморщившись, Лешка включил воду и сунул под нее конфету. Вода смыла и налипший мусор, и пыль, и даже сам фантик. На Лешкиной ладони лежала полупрозрачная зеленоватая льдинка, осколок прошлого. Он зажмурился и сунул конфету в рот.

Ничего не произошло. Не замелькали кадры чужой жизни, не было последней битвы, в которой Ада стояла бы на кровати, прижавшись спиной к стене, а грызуны взбирались бы по ее сорочке к шее, туда, где под тонкой и дряблой старческой кожей дрожит синяя жилка. Не было сказочного мира и летающих колесниц, ничего не было. Лешка молча догрыз конфету и обескураженно сглотнул.

В дверь позвонили – теперь дверной звонок не гремел колоколами, а переливался нежной канареечной трелью. На пороге стоял Макар; он несколько секунд пытливо разглядывал Лешку и молчал.

- Я ее съел, - признался Лешка.

- Катьку свою? - усмехнулся дед.

- Нет, конфету. Последний мятный леденец, из теткиной коробки с наследством, - объяснил Лешка. – Съел – и ничего не увидел. Потому что время упущено, да?

Старик пожал плечами:

- Иногда леденец – это только леденец, даже если он мятный.

- А там, за дверью в арке, действительно техэтаж? – невпопад спросил Лешка и почувствовал бегущие по спине мурашки.

- А чего гадать? Интересно – так иди и смотри.

И дед Макар, опираясь на палку, пошёл прочь. Казалось бы – вот она, его квартира, в пяти шагах от Лёшкиной двери! Но дед Макар шел так, будто перед ним была необъятная даль, целый мир, невероятный, непознанный, чудесный мир, который имеет свойство исчезать вместе с теми, кто его в себе носит.

Лешка сунул руку в карман куртки, висевшей на крючке с самой весны, и торопливо нащупал там связку из двух старых ключей – один был маленьким и серебристым, другой – длинным и подернутым ржой.

Действительно, чего гадать? Ведь это так просто – пойти и посмотреть.

 

 

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 6. Оценка: 4,17 из 5)
Загрузка...