Лекарь

Дождь беспощадно заливал всё вокруг, отчего казалось, будто сам воздух мерцал и переливался, как грани бриллианта преломляя свет. Дорогу размыло. Тяжело дышащий подгоняемый всадником конь то и дело спотыкался о выпирающие из земли корни и поскальзывался, норовя упасть. Заблудиться в незнакомом лесу в колдовской ливень - хуже не придумаешь. Пространство дробилось подобно разбитому зеркалу, предметы меняли цвета на абсолютно им не свойственные оттенки. Если человек еще мог выдержать такое испытание, то животное начинало сходить с ума.

Всадник придержал поводья и откинул отяжелевший промокший капюшон, осматриваясь. По слухам именно здесь, в этой забытой всеми чаще, скиталец мог найти спасение. Поиски затянулись, этого человека давно ждали дома, но он не мог упустить последний шанс. И даже этот коварный дождь не помеха.

— Ничего, брат, еще не все потеряно, - мужчина похлопал скакуна по шее, пытаясь успокоить его, но зловещая стихия уже взяла свое. Глаза жеребца были выпучены, он нервно оглядывался и вздрагивал. Как умелый наездник, подобрав повод и жестче отдавая команды, всадник тронул коня, но тот уже был во власти чар.

— Стой, стой! Тише!

Жеребец не подчинялся, мотая головой и пятясь, заводя седока в самый бурелом. По лицу хлестко ударили ветки, оцарапав щеки. Вспышка молнии перевернула все цвета на один миг, окончательно сбив с толку заблудившихся, и конь бросился вглубь леса, не разбирая дороги.

Все попытки обуздать обезумевшего скакуна были тщетны. Сам всадник тоже едва ли держался в сознании: усталость и головокружение от искажений пространства сильно ослабляли. Единственный выход - упасть. Мужчина закрыл глаза, подобрался, медленно склоняясь к луке седла. Но в последний миг конь внезапно остановился.

Зрение до сих пор заслоняли светящиеся пятна, когда скиталец осмелился оглядеться. Дождь не прекращался, но над всадником и конем навис невидимый купол, спасавший от воды. С мокрого плаща стекали радужные потоки, масть коня снова стала гнедой.

— Живой? - совсем рядом, гладя несчастного скакуна по носу, стоял старец.

Вместо ответа скиталец закашлялся и уже было хотел перекинуть ногу, чтобы достойно поприветствовать нечаянного друга, стоя на своих двоих, но незнакомец остановил его:

— Не спешивайся. Хорошо тебе досталось от непогоды. Не робкого десятка же ты, раз забрел в эти края.

Конь послушно шел в поводу за старцем, следом передвигался и магический купол. Среди деревьев показался крепкий, хоть и старый бревенчатый дом с пристроем. В самый раз для егеря или браконьера.

— Заходи, отогревайся.

— Мой конь…

— Я позабочусь о нем.

В доме пахло сандалом и ржаным хлебом. В закопченной печи потрескивало пламя. Путник стянул с себя плащ, повесил его рядом с печью, осматривая скудное убранство жилища. Ничего примечательного, кроме ветхого алхимического стола. Судя по тщательно вымытым ретортам, хозяин дома был первоклассным зельеваром – только мастера старой закалки так трепетно относились к интрументарию.

— Садись, в ногах правды нет.

Старик запер дверь и зажег масляные светильники на столе, занимавшем большую часть одной-единственной комнаты. В полумраке ненастного вечера, не поддававшемуся свету пламени, гость различил пронзительный суровый взгляд старика. От такого содрогнулся бы кто угодно, несмотря на всю свою силу, которой обладал, но мужчине было уже не впервой выдерживать тяжелые чужие взоры. Старец, обойдя гостя, снял с себя и повесил на гвоздь в стене едва приметный амулет. Глаза опалового лика мученика слепо воззрились на людей.

«Поразительно! Это правда… Как же его зовут? Запамятовал».

— Как твое имя? – вновь заговорил хозяин дома, принявшись мешать зелье.

Гость молчал. Наверняка отшельник уже понял, кто перед ним. Был ли смысл в ответе? Ложь старик тоже мог распознать без труда. Здесь нужна другая тактика.

— Молчишь? В наши темные времена важно знать хотя бы имя того, кого впускаешь в дом.

— Ты маг, каких еще поискать. Стоит ли тебе чего-то бояться?

Их взгляды вновь пересеклись. Странник знал, что видит старец. Сам гость уже давно привык к этому, давно научился жить с этим, но каждый, кто впервые видел взгляд самой бездны, так или иначе менялся в душе.

Отшельник не отвернулся, лишь вздохнул, и в этом вздохе чужестранец почувствовал усталость, смирение и бесстрашие.

«У меня есть то, чего ты так хочешь».

Маг поставил перед гостем чашку с варевом и сам сел напротив.

— Пей, это вернет тебе силы. Что же тогда привело тебя сюда? Хоть это ты скажешь?

От чашки пахло шиповником и пряностями. Обычный чай.

— Говорят, в этих дебрях очень давно поселился один целитель, способный избавить от многих тяжких болезней. Даже у лучших из лекарей не выходит исцелять человека так быстро и легко, как у него.

Чай оказался тягучим, приятно жег нёбо. По телу бродяги разливалось волнами тепло.

— В империи беда. Бледная Хворь вытягивает силы из людей. Скоро страна лишится всех своих защитников. Тот лекарь – единственный шанс на спасение.

Старец вновь вздохнул:

— И это всё?

— А ты думал, я пришел за твоей жизнью? Раз посчитал меня таковым, как радушно же ты принял в своем убежище убийцу.

— С чего же ты решил, что я соглашусь помочь империи тиранов?

— Потому что ты сам этого ждал.

Ответ не убедил старика, хоть и был правдой.

За окном стемнело, дождь ослабел, и в подкравшейся ночной мгле лица собеседников были едва различимы. Облик гостя ничуть не изменился, но маг видел, как вокруг него пляшут тени, изменяясь, преображаясь, уплотняясь, приобретая причудливые очертания. Хозяин дома, несомненно, понимал, кого приютил.

— Что, императрица осознала свою ошибку? – усмехнулся зельевар. – Но исправить ее уже не в силах, так?

Собеседник нервно передернул плечами. Откровения – не его конек.

— Какая же выгода от этого тебе самому?

— Та, кого я люблю, тоже больна.

Взгляд целителя смягчился. Даже таким бывалым чародеям, как эти двое, не были чужды человеческие чувства.

Вспышка молнии очистила комнату от темноты, оставив непроницаемо черным только взор бездны, бездонный, пожирающий свет. И все же гость был человеком, несмотря на это отталкивающее явление. Так быстро назвать причину своих поисков он мог только от отчаяния. Правила древнейшей игры в интриги оба чародея знали в совершенстве, оба были мастерами, и даже отчаяние для них лишь карта, которую нужно разыграть только в подходящий момент.

— Никогда не задумывался, почему людям, вставшим на путь власти, приходится постоянно выбирать? Гвендолин Фелитт сделала свой выбор.

— Ты знаешь, что ее заставили. Знал бы ты, сколько раз на нее покушались. Тут любой станет параноиком. Уж тебе ли это не знать.

Усмешка не задела гордость старца. Сыграть на сострадании? Или на тщеславии? В конце концов, хоть он и отшельник, он ничем не отличается от обывателей. Как бы пристально ни всматривался гость в глаза старика, у него не получалось прочесть его характер.

— Мне ли, как лекарю, не знать, насколько хрупка жизнь человека. Вот так просто играть с судьбами людей, подчинять их своей воле…

— Ты перегибаешь палку. Они сами приходят к Гвендолин. Она предлагает возможности – чародеи принимают условия. Всё просто…

— И становятся зависимы от нее.

— Это их выбор. Ты сам сказал. Даже сейчас, ты только подумай, в каком почете лекари при дворе. Шарлатанов и дилетантов гонят в шею. Никакого соперничества. Где ты еще такое видел?

Во взгляде старика появилось отеческое снисхождение.

— Соперничество есть всегда, сынок. Тебе ли это не знать.

Гость засмеялся. Нет, ни сострадания, ни тщеславия. Остается только идти ва-банк.

Мужчина поднялся.

— Что ж, если позволишь, я бы прилег. У меня не так много времени, чтобы необдуманно его тратить – долг зовет. Я и так слишком долго был в стороне от дел.

Зельевар указал на узкую койку в углу.

«А сам будет думать всю ночь? Или же удалится в пристрой, предоставив гостю всё самое лучшее – даже уединение?.. Старая закалка».

Убедиться в своей правоте страннику не дал сон, тут же сморивший его.

Во сне он снова видел ее – в тот день, когда ему пришлось покинуть дом. Держась, как истинная леди, девушка не проронила ни слова, которое могло бы сказать о ее чувствах. Но одного взгляда хватило, чтобы заразиться той тревожной тоской, что мучила всё это время обоих. Бродяга иногда заглядывал в спальню любимой, когда чуял, что омут раздоров чужих стран ужесточал его сердце, но этого было мало.

Даже если у странника ничего не выйдет с лекарем, его ликование от возвращения домой ничто не затмит.

По утру гостя ждал сюрприз.

Закончив со скудным завтраком, оставленным отшельником на столе, бродяга вышел из хижины подышать свежим воздухом, не пропитанным болезнью и городской гарью, и был удивлен, увидев перед дверью своего коня уже в уздечке.

— Надеюсь, теперь ты полон сил, как и твой гнедой, - произнес старик, ловко водрузив на жеребца седло и затянув подпругу. – Нам предстоит долгий путь до столицы.

«Значит, всё-таки долг? Надеюсь, я убедил тебя помочь, а не стать орудием возмездия».

Мысль о том, что все эти лекари, принятые при дворе, были ближе к той, что ему так дорога, чем сам бродяга, подстегнула его.

От всадника не укрылось то, с какой печалью второй седок оглянулся на старый дом, служивший ему столько лет надежным убежищем. Когда лес поредел и из-за густых крон показалось унылое небо, отшельник что-то глухо промычал себе под нос.

Улучив момент, странник выудил из кармана камень. Обычная галька. Последний.

— Не против, если мы сократим дорогу? – не дожидаясь ответа, мужчина бросил гальку на тропу перед конем, одновременно отомкнув один из незримых замков.

Теневой провал разверзся прямо перед путниками, как беззубая пасть гигантского чудовища. Пахнуло склепным холодом. Привычный к таким внезапностям, жеребец спокойно вошел в распахнутый зев бездны. Всадник почувствовал, как зельевар затаил дыхание, и лишь усмехнулся про себя – переход не занял и мгновения. Старик молчал, но наверняка никогда в жизни ему не приходилось переживать подобное.

Взорам открылась Сапфировая гавань, встречающая рассвет.

Бродяга любил этот момент. Из его памяти еще не стерлось первое впечатление об имперской столице: в окружении бархатистых лесных холмов на фоне вихрастых облаков город казался фарфорово-хрустальным. Как и в момент первого прибытия, каждый день на заре, когда солнце было ближе всего к горизонту, странник слышал музыку, будто лучи играли на арфах дворцов и особняков. Чарующая и сладкая симфония, так что невольно все проблемы и заботы забывались, чтобы ничто не мешало слушать только ее – мелодию солнца, которая, как считал раньше бродяга, была для него потеряна навсегда вместе с прежними глазами. Гвендолин привела его сюда, дала новый дом.

«Галатис. Я скучал».

По привычке мужчина накинул капюшон, скрываясь от солнечных лучей, но Галатис уже давно был во мраке. Свет с небес едва просачивался сквозь сизость и хмурость, нависшую над городом.

Времена года в империи с недавних пор превратились в подобие стихийных бедствий, сменяющих одно другое посезонно. Что весна, что осень – колдовские ливни, сводящие с ума; лето – бесконечные пожары, стоит только магическим течениям схлестнуться друг с другом. Зима оставалась неизменно суровой, но белизна снега могла лишить зрения за считанные секунды. Каждую ночь горожане наглухо закрывали окна ставнями, но даже сквозь едва заметные щели неистовое сияние луны, отраженное сугробами, просачивалось в дома и не давало заснуть.

Ветер с моря утратил соленый дух, стал терпким, пропитанным прогорклым запахом водорослей. Изумрудная водная глубина едва просачивалась сквозь серую муть.

Еще не достигнув Подветренных врат, одного из въездов в столицу, странник уловил отголоски жалоб галатийцев, которых было слышно через тени. Город ворчал и всхлипывал, как немощный оборванец. О прежней суетливой болтовне о ремеслах и высокопарных речах о чужестранцах и магии не осталось и намеков. Серая Хворь убивала медленно, смакуя, баюкая и нашептывая страхи. Тревога за жизни близких дополнялась неуверенностью в завтрашнем дне, усиленной дурными вестями с границы. Столпотворение с торговых рядов и публичных улиц переместилось к святилищным рощам. Бродяга слышал невнятные молитвы, запутавшиеся в шелесте тенистых дубов. Вратная площадь, раньше всегда полная приезжих, теперь была пуста. Только местная юродивая слонялась по ней из конца в конец, надоедая стражникам.

— Как поживает императрица? Она еще не смотрелась в зеркало?..

Привыкшие к босячке, солдаты не обращали на нее внимания; не обратили бы и на коня с двумя седоками, если бы сумасшедшая не вцепилась в полу плаща бродяги.

— Господин! Господин! Вы вернулись! Я их берегла для вас, - женщина протянула всаднику горсть камешков. Та самая обычная галька.

— Благодарю. Они очень пригодились мне в путешествии.

Приняв дар юродивой, он вручил ей заветный мешочек с семенами цветов, которые тщательно собирал в пути. Женщина восторженно ахнула, в ее глазах блеснули слезы. Она была из тех немногих, кого не пугал взор бездны, ведь она уже побывала по ту сторону запретной грани. Всадник слабо дунул на лоб юродивой, восполнив защитное заклятие.

— Скажи, глашатай уже возвещал о новых указах?

— Глашатай больше не говорит об указах, господин. Он только называет имена тех, кто отмучился прошедшей ночью.

Бродяга помрачнел.

— Вы ведь больше не уедете, господин?

— Нет, не уеду, - он наклонился к босячке. – Обещаю, скоро всё будет хорошо.

Она кивнула и с улыбкой пошла вприпрыжку в сторону гавани, что-то напевая.

— Нехорошо врать блаженным, - процедил старик за спиной всадника.

— В моих словах не было и толики лжи.

Услышав в голосе бродяги решимость, старик не стал возражать.

Мужчина кивнул узнавшим его стражникам, склонившимся в почтительном молчании, и двинул гнедого, живее зацокавшего подковами по неровной брусчатке.

«Указов нет… Надеюсь, совет еще действует, просто нет добрых вестей для народа».

Со всех сторон в сгущающихся тенях домов, нависших над узкими старыми улочками Галатиса, к бродяге неслось эхо разговоров, слухов, брани. С ближайшей площади доносился усталый голос глашатая, в полной тишине произносящего имена мертвецов. Вдоль городских стен к рощам шли стонущей процессией катафалки. Но бродяга не слушал, сконцентрировавшись на одном странном явлении: по столице хаотичными потоками лилась тяжелая сила, впитываясь, как масло, в любого, кто был близок к магии. Тягучая и вязкая, колдовская оболочка притягивала к себе всё подряд, делая своего хозяина уязвимым. Серая Хворь – не болезнь, а усталость от обрушившейся словно намагниченной ноши. Даже слабенькие амулеты, что использовали обыватели, наложили глубокий отпечаток на носителей.

Пугающие мысли начинали, будто термиты, подтачивать разум, но бродяга еще не потерял последнюю надежду.

Не замечая ничего вокруг, он направлял коня против течения силы, к истоку. Зельевар тоже чувствовал навалившуюся бурной рекой мощь и следил за дорогой внимательнее проводника.

Чем ближе была императорская резиденция, тем тяжелее становилось дышать. Среди парковых ясеней сгустилось мглистое марево, видное только самым проницательным взорам. Даже несмотря на то, что имение располагалось на открытом всем ветрам утесе, воздух оставался недвижим.

«Неужели не было другого выбора? Почему, Гвен?..»

Вопреки обыкновению вокруг усадьбы царило молчание, изнутри не доносился оживленный говор слуг, и даже с кухни не слышно было заливистого смеха поваров и кухарок. Конюшонок, принявший гнедого, зевал от безделья. Вот-вот всё, казалось, заснет, поблекнет и развеется потоками магии, как пыль.

Тогда как звуки шагов мужчины тени охотно проглатывали и прятали, тяжелая поступь старика звонко разносилась по пустым коридорам, так что герольд предупредил появление новоприбывших и открыл двери в тронный зал раньше, чем бродяга успел взяться за резные ручки. Вовремя заметив повелительный жест господина, слуга промолчал, повинуясь приказу.

—… в чем причина? На одной рыбе и китовом мясе Галатис долго не протянет.

— Ваше величество, яровые посевы еще не созрели, а того урожая, что был собран две луны назад, едва ли хватит на пропитание. К тому же, четвертой луной ранее вы по рекомендациям архонта Лайоша разрешили оставить первые плоды крестьянам.

— И что теперь, Регина? Позволить оставшимся горожанам умереть с голода, или мне им заменить магией и еду тоже?

Голос императрицы ударял по стенам, вынуждая невольно вздрагивать от громоподобных отзвуков.

— Ну, а ты, Карлайл? Почему задерживаются поставки оружия?

— Обвал в шахтах, ваше величество.

— Обвал, - процедила правительница. – Хоть у кого-нибудь есть на сегодня хорошие новости? Мортимер!

— Простите, ваше величество, но больные продолжают поступать в госпиталь. Я не прекращаю эксперименты, но пока никаких заметных результатов.

— Полагаю, только руны и заговоры, но никаких зелий и снадобий? – неожиданно встрял в разговор отшельник, заставив всех обернуться.

— Дезмонд!

Как приятно было вернуть свое имя ее устами.

— Гвен.

Только она называла его по имени, только на ней истинное имя мастера теней не оставляло отпечатка смерти, из-за которого прежний теневик убивал отмеченных жертв. Древний ритуал уже давно был позабыт, но страх не так-то легко искоренить из сердец простых смертных.

Улыбка Гвендолин – вот ради чего бродяга так рвался сюда.

— Архонт Лайош!

— С возвращением!

— Архонт, как ваша миссия?

Дезмонд поприветствовал старых знакомых, отметив про себя следы жуткой усталости на их лицах.

— На границе всё спокойно. Слухи ложные. Ничего не изменилось за последний год. Очередной заговор мне удалось разбить.

— Это вы про переворот в Дюрмхане? – осторожно спросила Регина Сивентти, архонт южных земель, сильно напоминающая бабочку-крапивницу, и сама тут же смутилась, закусив губу. Дезмонд усмехнулся – эта леди всегда говорила то, что думает, какие тут могут быть обиды на правду?

— В том числе, архонт Сивентти… Позвольте вам всем представить: знаменитый целитель с Элантрийского урочища, мастер Манфред.

Отшельника передернуло. Он одарил архонта теней обжигающим взглядом, но учтиво поклонился императорскому совету.

— Зелья и снадобья? – переспросил Мортимер, верховный лекарь императрицы. – Алхимию не вспоминали уж лет сто, если не больше. Думаете, поможет?

— Я в этом уверен.

Мортимер изобразил вялое удивление – на большее архонт целительства был не способен из-за лютого недосыпа. Веки имперского лекаря медленно смыкались, и он с усилием заставлял себя не спать на заседании. Более помятым своего друга Дезмонд еще не видел.

Гвендолин не отводила глаз с вернувшегося советника. Белый кружевной веер в ее руках отвлекал на себя внимание от бледной кожи, сильно контрастировавшей с черным нарядом. Императрица с первой смерти в городе от Серой Хвори не снимала траур. И все же тот самый шарм, очарование, которое вызывало у Дезмонда трепетные чувства, не пропал. Оголенные плечи, тонкая шея с родинкой у самой ямочки. А вот седых прядей архонт теней разглядеть среди густых каштановых волос не смог. «Краска? Женские штучки». Увидев темные круги под глазами Гвен, Дезмонд нахмурился.

— Ваше величество, - сбивчиво произнес Карлайл, всегда чувствовавший себя не в своей тарелке в присутствии архонта Лайоша. «Что еще можно ожидать от бывшего контрабандиста?» Но Дезмонду нужно было его чутье в поисках ресурсов, - есть дела. Неотложные. Прошу простить.

— Ничего, - тут же императрица вернула себе грозный вид. – Заседание окончено. Я созову вас, как только будет необходимость. Полагаю, Мортимер, для мастера Манфреда найдется комната в госпитале?

Архонт-лекарь развел руками, но Дезмонд опередил его:

— Нет, миледи, мастеру лучше предоставить одну из гостевых в восточном крыле. Там архив, который, вероятно, ему понадобится.

Отшельник и бродяга вновь обменялись колкими взглядами. «Надеюсь, он понял, что здесь он под моим покровительством. И я всё знаю».

Пока архонт Сивентти что-то щебетала императрице, Мортимер тихо сказал мастеру теней, глядя вслед грузному бывшему пирату:

— Не понимаю, как он до сих пор здоров, ведь он сам копается в шахтах вместе с рабочими, а Хворь не берет этого здоровяка! И кровь у него не взять…

— Боишься?

Друг вздохнул.

— Мне и без него хлопот хватает. Я делал всё, как ты просил, но, мне кажется, снотворное ей уже не помогает.

— Знаю. Я заглядывал, как только выдавалась свободная минута. Тебе оно нужно сильнее.

Мортимер, махнув рукой, разлохматил рыжую шевелюру и достал из кармана жилета маленький сверток, тут же засыпав его содержимое в рот и проглотив.

— Морти…

— Что поделать, Лайош, только на химионе и держусь. Но тоже уже привыкаю… И как ты нашел его? – лекарь кивнул на старика. – Мимоходом, пока бродил по свету?

Отшельник стоял в стороне, но понимал, что наверняка имперский целитель говорит о нем. Дезмонд чувствовал его настроение.

— Нет. Не обижай его. Знания, которыми он обладает, бесценны.

— Ага. Как и эта безделушка у него на груди. Ладно, мне все равно в госпитале не хватает рук, да и руна возврата состояния самая простая из всех.

— Не завирайся.

Мортимер пожал плечами и жестом предложил мастеру Манфреду выйти из тронного зала. Регина Сивентти поспешила за ними, и, как только дверь закрылась, Гвендолин выдохнула, расправив плечи.

— Их всего трое, - сказал Лайош. – Трое из десяти. И ты все равно накручиваешь себя перед каждым заседанием?

Императрица промолчала. Высокое панорамное окно тронного зала выходило на юго-восток, так что вся Сапфировая гавань была как на ладони. Стеклянные башни Галатиса, казалось, вырывались вверх прямо из моря, будто новая форма воды. Недалеко от причала распускали лепестки парусов рыболовецкие барки. Гвендолин подошла к окну, глубоко дыша, будто успокаиваясь или же наслаждаясь мутным свечением расцветающего утра. Иногда Дезмонду казалось, что ей, как растению, не хватало света и тепла. Он подошел к ней, но остался в тени, хоть солнце так и не прорвалось сквозь тучи.

— Я… я скучала. Если бы я знала, что мой приказ так надолго разлучит нас…

— Я был рядом. Готовый в любой момент.

— Знаю, - Гвен взглянула на него, заигрывая, - но подглядывать за мной ночью и говорить с глазу на глаз – это не одно и то же.

Она тоже не страшилась взора бездны. Дезмонд до сих пор корил себя за то, что Гвен пришлось пережить из-за него. Отчасти именно ради того, чтобы оградить ее и себя от подобного ужаса, из-за которого императрицу часто мучали кошмары, а архонт лишился человеческих глаз, Дезмонд был вынужден вмешиваться в порядки стран-соседей и в судьбы людей.

— Скажи, та революция в Дюрмхане была необходима?

— Почему ты думаешь…

— Дезмонд, это очевидно. Мы не говорили о том, куда ты поедешь, но за полгода ты мог бы вернуться и вновь уехать не один раз.

— Прости.

— Ты больше одной луны пробыл там. Обещал вернуться к Сребролунию.

— Гвен, прости, - странно, но мастер теней не мог выдержать ее взгляда. – Это все-таки моя родина. Я не мог остаться в стороне. К тому же, как ты наверняка помнишь, король Рэйвенхарт был главной угрозой для империи, ведь больше ни у кого нет такого флота и армии, как у Дюрмхана.

— До тех пор, пока не объявится четвертый последний наследник…

— Я продвинул на пост наместника надежного человека.

— Надежного… Из-за Хвори в совете остались только самые стойкие, и этот шахтер… Ты умеешь поддерживать лояльность к себе, пускай и с помощью страха, а я – нет.

— Ты справедлива и придерживаешься рационального подхода. Лучших качеств для правителя не найти.

Гвендолин недовольно покачала головой, облокотилась о резную спинку трона из китовой кости, раскрыв веер. Грудь часто вздымалась. Слишком туго затянут корсет? Императрица всегда была бунтаркой в академии, где Дезмонд и сдружился с ней. Первая отвергла пудру, первая отвергла кринолины. И сейчас она была в брюках, лишь немного отличающихся по крою от мужских. Скоро и корсет останется не удел. Очередной бунт после противных ее воле решений – в порядке вещей.

— Я не умею наводить на людей страх, Дезмонд. Что уж говорить об убийствах.

— И не нужно. Мне стоило больших трудов, чтобы люди начали доверять мне, поняли, что я не то чудовище, каким был Лайош.

Мастер теней обошел кресло, встав в одном шаге от императрицы.

— Но ты взял его имя.

— Чтобы помнить.

«И скрыть свое».

Ее бирюзовые глаза напоминали небо. Они блестели, будто из зрачков вырывались молнии, когда Гвен колдовала. Сейчас же бирюза посерела.

— Ты не устал с дороги? Может, тебе лучше отдохнуть? Поговорим в другой раз.

— Нет, я отлично себя чувствую. Я просил тебя не открывать часто исток.

— У меня не было выбора. С юга наступала засуха, а на границах совсем не было чародеев-воинов, чтобы дать отпор варварам. Я должна была распространить магию.

— И вместо этого все вышло из-под контроля, так?

— Я… я устала. Я не справляюсь.

— Гвен…

— Я только всё порчу. Ничего не выходит. Что, если я действительно та мессия з пророчества? И тогда меня должны были убить?

Веер не помогал ей скрыть нервность. Дыхание стало шумным.

«Сколько же ты держала это в себе?»

Дезмонд приобнял Гвендолин за плечи.

— Нет. Пророчества – всего лишь слова, сказанные в горячке бреда. Стоит ли им вообще верить?

Ее взгляд чуть прояснился, женщина стала дышать ровнее. Но что-то было не так. Кожа горела, хотя в зале бродили сквозняки. На висках проступила испарина. Веер – не для снятия напряжения. Не корсет душил императрицу. Жар, серый взгляд, усталость, раздражительность, паранойя.

— Ты больна.

— Что? Нет, что ты…

— Гвен, у тебя первые симптомы Серой Хвори, - Дезмонд заботливо приложил ладонь к ее лбу. – Нельзя это игнорировать.

— Со мной всё хорошо, Дезмонд.

Гвендолин резко отстранилась, высвободилась, оправила корсет.

— Просто… мне тебя не хватало. Всё это навалилось, и я… Пожалуйста, не смотри так на меня – это сбивает с толку. Нам нельзя отвлекаться. Страна еще не встала с колен. Малейший промах может привести к краху.

На языке вертелись слова – ехидная шутка о карточном домике, но мастер теней ответил по-другому.

— Мы молоды. Наша жизнь всегда будет одной сплошной трудностью, но это не мешает нам…

— Дезмонд!

Он устал от ее одергиваний.

Некоторые проявления заботы Гвен принимала тепло, но как только дело заходило дальше вопросов или касалось чего-то личного, начинались капризы. Обжегшись один раз, женщина не решалась отдаться чувствам снова. Иногда Дезмонду казалось, что это просто гордыня, или что он всё себе придумал и нет никакой взаимности. Тут нужно было терпение.

«Ничего. Моя план сработает как надо, и ты сделаешь правильный выбор».

Архонт Лайош оставил императрицу одну. Не было смысла продолжать разговор. Может быть, его и вправду стоило отложить.

— Как давно архонт Карлайл покинул резиденцию? – спросил Дезмонд у герольда.

— Около получаса назад, господин.

«Значит, он еще в городе».

Отыскать экипаж архонта земли было просто – лошади неслись во весь опор по главным улицам Галатиса, но внезапно встали на дыбы, завидев взвихрившуюся тень перед собой.

— Карлайл Хоуп, есть одно дело…

 

Когда над Галатисом взошла луна, императорская усадьба затихла. Подождав, пока Гвендолин уснет, архонт теней сам встал на охрану восточного крыла, отослав стражу и прислугу. Покои императрицы находились здесь. В спальне было тихо. Когда начинались кошмары, Гвен не кричала – тогда, в плену у Теневика, кричать было нельзя, - только дергалась и билась в постели, пытаясь вырваться и сбежать. Дезмонд всё видел глазами бездны, проходил сквозь мрак в спальню любимой, держал ее за руку, пока она не успокаивалась. Он старался не пропускать ни один кошмар, но сам тоже спал тревожно. Комната в конце коридора, тут же, рядом со спальней, не давала покоя мыслям.

Там был источник всех бед в империи.

Множество зеркал стояло кругом в несколько рядов, так что не сразу определишь, откуда сочится сияние – окна казались фантомами в этой ловушке для света, многократно отраженного и будто распыленного по всей комнате, так что темноте не оставалось ни единой лазейки в святая святых. Архонт теней не знал, как Гвендолин открывает проход в Пятое Измерение, лишь чувствовал, как она скрещивает потоки магии через зеркала, рассекая пространство. Сила залпом вырывалась из огромной двери, которую трудно было сшить заново, но именно у Гвен это получалось, изящно и мастерски. Тогда как пророкам и ясновидящим порой хватало прорези не больше замочной скважины, чтобы истратить все свои силы лишь одним предсказанием, получить увечье и чуть не сойти с ума, императрице не составляло труда заглядывать в междумирье, как в собственный гардероб. Дезмонд знал, что магия была ее кровью, ее плотью, мыслями и душой, но даже самое чистое сердце легко осквернить злом. Он старался оградить юную наследницу от всего, кто же знал, что весь Кайморский Ковен ополчится против нее, увидев соперницу в борьбе за власть и назвав ее угрозой из пророчества, и что сам Теневик будет их союзником, сделает из Дезмонда смертельное оружие… Кто же знал, что последствия отразятся на их жизни именно так… Прошлого уже не изменить, но будущее было полностью в руках архонта теней.

Отшельник не заставил себя долго ждать. Гостевые были этажом ниже, но Дезмонд слышал каждый шаг, каждое движение старца. Лекарь не ложился спать. Госпиталь с его появлением вздохнул свободнее, у Мортимера начался очередной творческий подъем, и он вместо гостя закрылся в архивах и мирно дремал над манускриптами. Знания отшельника действительно были уникальны, как и он сам. Подобных ему больше не было на свете стараниями Ковена. Но и самих ведьм тоже больше нет. Старик был безобиден для мастера теней, но полезен. И дело не только в алхимии.

С моря доносилась колыбельная китов. Лунная тропа, разрезавшая окно, не дотягивалась до конца коридора, так что темнота оставляла пространство для воображения. Манфред ощущал острое внимание, зоркий взгляд на себе, но ничего не мог разглядеть. Наверняка он понимал, кто расчистил ему путь, только красные ковровые дорожки не постелив, но все-таки инстинкт, привитый с юности, подсказывал, что посреднику бездны не стоит доверять всецело. Дезмонд уважал чутье старого чародея и не бередил его душу.

Комната истока была не заперта – зачем, если артефакт так смертелен для всех, кроме императрицы? Даже если бы старец не прикрыл за собой дверь, мастер теней все равно не сунулся бы туда – ему было больно смотреть на зеркала не меньше, чем на солнце. За порогом для Дезмонда зияло слепое пятно.

Через ночную мглу просачивались отдельные звуки. Манфред обошел зеркала, осмотрев всю конструкцию истока. Что-то звякнуло. По комнате прошла волна вибрации, едва ощутимая, но заставившая зеркала задрожать. Гудение от дрожи быстро затихло, и тут же послышались шаги – Манфред вышел из комнаты.

Дезмонд не мог поверить – остаточная энергия, натянутой струной державшаяся над артефактом все это время, ослабела, стала тонкой нитью, заденешь – разорвется. Как ни странно, то же самое теперь можно было сказать и об отшельнике. Он сгорбился и едва мог передвигаться без опоры. Преодолев лестницу к нижнему этажу, старик закашлялся, надолго задержавшись у дверей в комнату.

Мастер теней скинул плащ мрака. Его силуэт на фоне окна был раз в пять меньше, чем тень, которую он отбрасывал на лунную тропу.

«Остался последний штрих».

 

Впервые за полгода Гвендолин Фелитт проснулась с улыбкой, нежась в постели, блаженствуя от приятного сна и ясного утра. Вчера она не разговаривала с Дезмондом до самого вечера – нужно было освободиться от бремени той досадной беседы, пожелания спокойной ночи не в счет, - но знала, что он стоит за дверью спальни и ждет свою императрицу. Она не представляла, как он ей дорог, пока мастер теней не устремился исполнять ее волю, освобождая от страха войны. Но признаться в этом – значит, проявить слабость. Вся империя знала, как архонт Лайош оберегает ее, какие чувства к ней питает. Гвен многим была обязана Дезмонду, но боялась, что ничего не может дать взамен. Боялась, что та нерушимая стена, которую она так тщательно возводила вокруг себя, приняв правление империей, рухнет, ее убежище падет. Кто же тогда приютит одинокого мастера теней?

— Доброе утро.

Простые слова, но от Дезмонда их слышать – незаменимое удовольствие.

— Доброе.

Он стоял у окна, вытянувшись, заведя руки за спину. В глухом черном камзоле архонт напоминал ворона. Если от взгляда Теневика Гвен цепенела, то от взгляда Дезмонда могла замечтаться. Бездна в его глазах – не бездонная пожирательница-пропасть, а безграничная ночь, и Гвендолин была ее частью. Удивительно, какой разной может быть внутренняя тьма.

Поправив юбку легкого ночного платья, императрица села на широкий подоконник, прислонившись к холодному стеклу. Тут же по телу побежали мурашки.

— Замерзнешь.

— Не-а.

— Как ты сегодня себя чувствуешь?

— Замечательно, - Гвен потянулась, подняв руки. – Мне достаточно одной мысли, что ты рядом, чтобы забыть о дурных сновидениях и восстановить силы.

Дезмонд вздохнул и отвел взгляд от Гвендолин, устремив его на далекую пристань Галатиса.

«Сладкая боль… Скоро всё закончится».

Он с трудом сосредоточил внимание на гавани. Дезмонд обожал Гвен такую: в хорошем настроении, дурашливую, в этом полупрозрачном голубом платье, с распущенными длинными волосами, слегка всклокоченными и спутанными. Зато никакой напыщенности.

Море еще не сбросило сиреневое туманное одеяло, и архонт всё ждал, когда же появится знамение. Солнце почти показалось из-за горизонта, грозясь вот-вот залить весь утес золотым светом. Вершины столичных башен уже засветились яркими маяками. Гвен, не выдержав, закрыла глаза Дезмонду ладонью, предупредив момент, когда первый луч ослепил бы мастера теней.

— Мне нравится твоя задумчивость, но не слишком ли ты беспечен?

Он отступил от окна, прижав ее руку к губам. Когда-то, точно так же закрывая его кровоточившие глазницы от режущего света, пока бездна ткала новые глаза, Гвендолин везла Дезмонда, истощенного и едва в сознании, в новый дом.

— Просто я очень тосковал по Галатису.

Она просияла и во внезапном порыве обняла дорогого человека. Дезмонд опешил, но, опомнившись, тоже прижал Гвен к себе. От ее волос пахло жасминовыми духами, не выветрившимися со вчерашнего дня, и чем-то теплым.

— Хорошо, что ты вернулся.

Не дав ответить, императрица направилась в конец коридора.

— Пойду открою исток. Нужно восполнить магию бойцам в пограничье.

Онемев, Дезмонд затаил дыхание.

На этаж поднялся лакей с подносом, на котором лежала одна-единственная записка.

— Вам сообщение, господин.

Не дожидаясь, пока слуга удалится, архонт быстро развернул бумагу. «Всё исполнено. Спасибо, что простили мне сбыт оружие в Дюрмхан».

Дезмонд осторожно выглянул в окно, снова пытаясь хоть что-нибудь разглядеть.

Крик заставил его содрогнуться. Звон стекла – вместе с ощущением лопнувшей огромной сферы. Не раздумывая, мужчина бросился в запретную для него комнату.

Гвендолин, заслонив лицо руками, сжалась на полу в окружении тысяч осколков потускневших зеркал. Часть из них, самые мелкие, торчали из ран на руках.

— Гвен! Гвен, всё хорошо, слышишь? Я здесь. Что случилось? Ты цела?

Ее трясло. Ему едва удалось расцепить ее руки, чтобы осмотреть раны и лицо.

— Я… я… я…

Приступ паники не давал ей вдохнуть.

— Лекаря в покои императрицы! – зов архонта пронесся жутким эхом из теней по всей усадьбе.

— Он… он… он…

— Тише, тише.

Кровь запятнала прекрасное голубое платье. В глазах Гвендолин не ужас – растерянность, шок.

«Что же ты сделал, Манфред?»

В комнату вбежал вперед прислуги Мортимер, на ходу распоряжаясь подготовить постель и воду. В выражении его лица читался тот же вопрос, которым задавался Дезмонд. Тут же лекарь вынул осколки, начертил на полу руны и начал творить заклинания.

— Он… он… он смотрел… на меня… слепой человек…

— Успокойся. Всё позади… Морти, нужно позвать мастера Манфреда.

Лекарь ответил не сразу, отвлекшись, подняв что-то с пола. Опаловый почерневший лик мученика.

— Я бы непременно позвал, но мастер Манфред сказал, что уйдет из города еще до зари. Что он помог всем, чем смог.

— Это он… это он… он…

— Гвен, это еще не доказано.

— Ваше величество! – расталкивая горничных и лакеев, в комнате появился запыхавшийся гвардеец. – В гавани неизвестные суда!

Императрица начала задыхаться.

«Очень вовремя. Спасибо, что провел их через рифы Карлайл».

Гвен, сильно заикаясь, едва могла произнести хоть слово.

— Что за… знам… знамё… на?

— Серебряный ирбис на поле индиго. Дюрмхан, ваше величество. Что прикажете?

Гвендолин воззрилась на Дезмонда, как на предателя.

— Нас…наследник! Он… верн… верну… лся…

— Нет, Гвен. Это мой флот.

Повисла тишина.

— Я четвертый наследник. Дезмонд Рэйвенхарт.

— Почему ты не говорил раньше? – спросил совершенно обескураженный Мортимер.

— Потому что это был позор. Я восстановил свою честь той революцией.

— Ты… ты… ты… всё ты…

Гвендолин замахнулась на верного друга, но удар не получился – она была слишком слаба, даже синяка не останется.

— Он будет твой, пока империя уязвима перед врагами, но только если ты выйдешь за меня замуж.

В отличие от ахнувших служанок, императрица рассердилась, но ей не хватало воздуха для тирады. Сердце Дезмонда вот-вот могло остановиться.

— Если ты мне откажешь, я всё равно займу трон, пока ты не исцелишься. Как лорд-регент. Но потом я вернусь на родину. Пойми, находиться что здесь, что там для меня мука, но в Дюрмхане я хотя бы нужен и там для меня нет поводков.

Он отпустил ее руки и хотел уже было встать, но Гвен со слезами раскаяния бросилась к нему, судорожно обхватив руками.

— Нет! Дезмонд, прости мен… я! Оста…нься, пожа…луйста! Я согласна.

Мастер теней улыбнулся, по телу разлилось тепло, как от того чая с шиповником; погладил любимую по голове.

«Получилось. Как же долго я этого ждал…»

 

Старый лекарь медленно ковылял по мощенной дороге. Где-то в императорском парке он нашел тонкую палку и теперь тяжело опирался на нее. Солнце еще не сбросило утреннее золото, а тени уже налились мраком, и в каждой из них старику мерещился взор бездны.

— Мастер Манфред, - раздалось за спиной. Отшельник обернулся. Архонт теней был всего в паре шагов, в тени одной из парковых колон, но все равно взор бездны пронзал старца насквозь.

— Почему ты уходишь? Мортимер только-только заинтересовался алхимией. Да госпиталь еще полон.

— Больные уже идут на поправку, новых заболеваний Серой Хворью не будет.

Мастер теней криво усмехнулся, ожидая именно такого ответа.

— Чем я могу отблагодарить тебя?

— Ты уже отблагодарил, король Рэйвенхарт. Тем, что позволил мне исполнить свой долг. Он сильно тяготил меня последние сто лет.

Ни удивления, ни насмешки. Дезмонд поклонился.

— Хорошо. Желаю тебе покоя. Обещаю, тебя похоронят вместе с собратьями-инквизиторами.

Старец кивнул и продолжил свой тяжелый путь к последнему пристанищу, подальше от суеты и интриг.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 2. Оценка: 3,00 из 5)
Загрузка...