Этот летний день был прекрасным. Солнце жгло кожу, но спокойный ветерок освежал, что стало причиной задуматься, а не сегодня-ли, самый идеальный день, чтобы пойти в лес и начать обучаться в стрельбе из лука.

Пьяный отец не захотел отпускать своего сына одного в лес, где встречались волки и кое-кто похуже, поэтому отправился с ним, неся полупустую бутылку из зеленоватого стекла в одной руке, а второй ведя сына за рукав. С ними отправился и товарищ сына, который не смотря на свой страх перед лесом, поддался на убеждения и пошел.

- Стойте, - закричал отец, - стой, кому сказал. Как это так? Ты вот в лес собрался... Стрелять ему захотелось, - он сплюнул на ствол дерева и отпил из бутылки, - а из чего ты будешь... Зараза. Стрелять из чего будешь?

- Из лука, - отвечал мальчик, явно не понимая, почему отец так забеспокоился о нем и уделил внимание, которое раньше пробегало его стороной и оставалось у краев горлышка бутылки или очередной дамы.

- Лук? Который? У тебя его быть не может.

- У нас есть лук, - тихо ответил товарищ, вытаскивая из сумки подобие короткого лука, сделанного из толстой ветки и старой веревки, - и стрелы тоже есть! - он потрусил колчаном из черной ткани с парой кривых стрел.

- Да вы самое золото. Боги с вами, мелочь. Но смотрите! Если хоть одна стрела упадет возле меня, или разобьет мою бутылку... Снова буду бить. Ты меня понял? Зараза, - отец потер лоб рукой, которой держал бутылку и задумался, - Как же тебя мать назвала...

- Я зову его Вацлавом, - подсказал товарищ.

- А… Пошли. Чего стоите?

Не дожидаясь инициативы от сына и его друга, отец растолкал их, и кривой походкой пошел вперед. Сперва он останавливался, чтобы подтянуть грязные штаны или почесать спину, а потом зачастил, попивая из бутылки.

Мальчики шли сзади, пока не увидели отличное место для стрельбища. Это было похоже на сказочную поляну ярко-зеленого цвета, где сами деревья-дубы расступались своими ветвями, чтобы не закрыть такую красоту от солнца. Когда они увидели поляну, то оббежали пьяного отца с обеих сторон и начали бегать по траве, осматривая окрестности. От их веселого смеха, топота и бормотаний отца, с поляны разлетелись десятки птиц, гнезда которых Вацлав со своим товарищем обнаружили у корней дубов.

Отец осознал, что бутылка опустела, и бросил ее под дерево, а потом и сам лег под ним, используя бутылку как замену для подушки. Он натянул шапку на глаза, взял в рот соломинку и через пару минут уже затянул противную песню спящего человека.

Последние птицы покинули залитую солнцем поляну и вряд ли еще когда-либо вернулись бы туда из-за его храпа.

- Он уснул? - удивился товарищ Вацлава, снимая с себя самодельный лук и колчан.

- Да... Каждый день, после бутылки он спит. За свою жизнь он проспит больше чем кот!

- Тише, Вацлав. Тише, а то разбудишь его.

- Нет, Томас. Его даже гром не разбудит. Скорее пойдем стрелять.

Томас стянул с себя большой колчан с четырьмя стрелами без оперения и с тупыми наконечниками и повесил их на ветку дуба. Он взглянул на Вацлава и понял, что нужно решить, кто будет первым.

- Том, ты ведь не хотел идти, а теперь хочешь первым стрелять. Дай мне лук, - мальчик протянул обе руки, и Томас нерешительно дал ему лук и вложил одну стрелу в ладонь. Вацлав с довольным лицом прошелся по тропинке в поисках цели. Он остановился у каменной стены, которая будто служила фундаментом небольшой горе, что располагалась над всей поляной.

- Вот кто попадет между этим... Вот в эту трещинку, - он провел наконечником стрелы по трещине, что образовалась со временем на камне, - если я не смогу попасть а ты попадешь, тогда ты стреляешь первым.

Вацлав оглянулся и понял, что товарищ не смотрит на него. Его взор был рассеян, мальчик будто пытался найти то, чего не мог увидеть. Том замер и прислушался.

- Ты слышишь это? - прошептал он.

- Ничего не слышу. Так ты будешь стрелять? Или все достанется мне?

- Погоди. Я слышу чей-то стон. Голос? - Томас задал вопрос самому себе и поднял испуганные глаза на небольшую гору, над поляной. Глаза его расширились, а потом он потерял источник звука. Он потрусил головой и убедил себя, что ему просто послышалось.

- Так ты уже передумал быть первым? - Голос Вацлава донесся где-то издали. Томас будто переместился в другое измерение. Он задумался о том, что слышал. Тихий шепот и стон. Только разобрать ничего не удалось. Стон он и есть стон, но шепот определенно что-то просил. В этом Томас был уверен.

- Да. Я... Стреляй сам, Вацлав. Я посмотрю.

- Уверен? – довольно протянул мальчик, натягивая тетиву.

- Да. Мне не по себе. Погоди...

- Чего опять?

- Давай уйдем отсюда? Нет, Вацлав, не думай, что я снова струсил. Это на самом деле напугало.

Вацлав пару раз присвистнул, как бы давая понять, что постоянная трусость товарища ему надоела. Не говоря ни слова, он отошел от сидящего на траве друга и стал целиться в трещину.

Солнце, которое стояло ровно над поляной, когда стрелки пришли сюда упражняться, уже уходило за горизонт. Белые облака, которое задумчиво рассматривал Томас, налились красным цветом и вернули его из задумчивого состояния.

- Вацлав! - Крикнул он, - уже пора идти домой.

Мальчик только натянул тетиву и хорошенько прицелился, когда голос его товарища, что был уже давно не слышен, прервал его, и стрела полетела далеко не туда, куда хотелось.

- Зараза! - выругался мальчик, взглянув, спит ли отец, - Вот зачем ты закричал? Я почти попал в ту трещину, если бы не ты.

- Уже пора идти домой. Я разбужу твоего отца.

- Нет. Погоди немного. Ты видел куда улетела стрела? Вон туда, наверх, - Вацлав поднял руку, в которой держал лук и указал на гору, расположенную над поляной. От ее вида глаза Томаса расширились, и он завертел головой.

- Мне страшно.

- Тебе всегда страшно, - улыбнулся стрелок, - а вот я не боюсь. Сейчас я верну нашу стрелу, и мы пойдем обратно. А может быть, что еще немного постреляем.

- Слушай, моя мать будет недовольна, если я так поздно вернусь домой. Идем сейчас. Я попрошу моего отца, чтобы он сделал нам еще стрел.

- Боишься. Я знаю, Том, но тебя я лезть не прошу. Ты только посиди здесь, с моим отцом. А я вернусь со стрелой в руке, как взрослый охотник, как моя тетка. И тогда пойдем домой.

Томас вспомнил о том шепоте, что доносился до него. Тот шепот чего-то просил, он умолял из последних сил. Но мальчик не смог разобрать, что он слышал. То ли из-за страха, то ли из-за того, что и правда, не смог разобрать слов.

- Я пошел, Том. Сиди тихо и смотри, как я умею лазать. Гляди, может и тебя научу.

Вацлав дождался от своего товарища, пока он успокоиться и дважды согласиться кивком. После он подошел к каменной стене, в которую стрелял, с присущим ему энтузиазмом предвкушая веселье, он подпрыгнул и схватился за выступ.

Когда отец напивался или развлекался со своими дамами, мальчик сбегал в сад или на окраину леса, где лазил по деревьям и воображал себя великим охотником, как его тетка. В такие дни, а случались они очень часто, Вацлав уделял время размышлениям и о своем отце. Он понимал, что любит его, но за поведение и образ жизни отца он его ненавидел. Хотя в один день мальчик отвергнул это решение и понял, что хочет помочь своему отцу вернуться к нормальной жизни, в то далекое время, когда отец был на службе у барона и они жили как настоящая семья.

Со следующего выступа рука соскользнула. Крохотные и острые камешки поцарапали руку мальчику, отчего тот еще сильнее хотел взобраться к горе. Лишь бы все поняли, даже включая те мелкие камешки, что он может сделать, что ему пожелается и, соответственно, залезть куда угодно.

Стена была высотой примерно из трех взрослых мужчин. Вацлав ловко хватался за уступы и использовал корни старого дуба, что рос на краю горы.

- Смотрите сюда, сэр Томас! Я наверху! - Мальчик очень обрадовался, и его улыбке, казалось, не будет края, он привлек внимание приятеля и помахал ему рукой.

- Поспеши! Солнце садится. Моя матушка...

- Опять он за свое, - буркнул мальчик и развернулся. Стрела с тупым наконечником лежала у корней дуба. Он ловко прыгнул и схватил ее, довольствуясь.

Неизвестно из какой стороны донесся тихий ветерок. Он будто летел со всех сторон  и опоясал мальчика с головы до ног. Тот ветер прибыл не один, он принес тихий шепот, который о чем-то просил. Вацлав не мог разобрать ни слова, они будто были не на человеческом языке. Стоны заменили шепот, а потом все повторилось. Мальчик хотел оглянуться и посмотреть на приятеля и на отца, но не хотел выдавать свой страх.

- Я не хочу быть как Томас, - шептал он себе, закрывая глаза и собираясь с силами, - Нет... Я не хочу! Не хочу бояться! - Вацлав замахнулся рукой, которая сжимала стрелу, и забросил ее дальше, по направлению к горе. Через минуту он успокоился и пошел за стрелой, которую дал себе слово вернуть в колчан.

Как оказалось, гора вовсе не была простой горой. Стрела упала у входа в нее, у узкого прохода, из которого доносился красноватый свет. Мальчик остановился и снова захотел оглянуться. Но не дал себе согласия. Его кулаки сжались, уши уловили знакомый и неприятный шепот. Вацлав потрусил головой, и он прекратился, но теперь свет в узком входе в гору стал почему-то тусклее.

Здравый смысл, что был ему навязан старыми ворованными книгами, просил, или даже умолял его вернуться. Тем более, что стрела была уже почти в руке, нужно было только наклониться и поднять ее. В противовес тому здравомыслию, у мальчика было куда больше любопытства, присущему большинству детей в его возрасте.

Вацлав позабыл о стреле и ступил вперед. Под правой ногой послышался треск той самой, ради которой и затеялся этот поход к горе. Он не услышал, ведь вернулся шепот и стоны. Он чего-то просил, и чем ближе Вацлав подходил к узкому проходу, тем четче ставал шепот и все более и более он превращался в невыносимое испытание для молодого разума.

Внутри горы была просторная пещера, где было слишком жарко, как для пещеры в тени, и под слабым светом заходящего солнца, что светило сверху, сквозь широкое отверстие, что-то тускло тлело красным цветом.

Мальчик не мог сдвинуться с места. Ноги ему будто связало тяжелыми цепями,, смоченными в смоле. Они будто держали его на месте, как балки держат крышу домов. Он не мог сдвинуться не от того, что боялся или не знал, чего ожидать, речь даже не о постоянном шепоте, речь о странном существе, что освещало пещеру красным цветом. Оно было похоже на огромных размеров сокола, какие ловят мышей в поле на огромной высоте. Вместо привычных всем летающим перьев, у сокола оно состояло точно из языков пламени, как и хвост птицы, что напоминал большой пламенный язык из вечернего костра.

Мальчик тихо пискнул, и огненная птица с трудом подняла голову. Глаза ее были как будто человеческие, чисто белого цвета, как снег или молоко, а на голове пылал пламенный круг, напоминающий небольшую корону. Когда существо уловило взгляд Вацлава, он разобрал шепот. Он понял.

- Подойди ко мне, человек, - умоляла птица, едва открывая клюв, - подойди и спаси меня.

Существо продолжало умолять мальчика о помощи и ему ставало еще страшнее. Ничего подобного он не слышал даже от путешественников в тавернах на дорогах, или от

стариков в деревни, что вроде бы поведали многое, и уж точно таких птиц он не встречал раньше ни разу.

Вацлав сделал шаг вперед, к соколу. Существо взмахнуло горящими крыльями, и от гнезда из веток, в котором оно лежало, разлетелись поломанные ветки, куски сухого мха, а упав на землю, они воспламенились.

Второй шаг. Птица спокойно дожидалась человека в своем гнезде и не подавала гнева, не делала ни одного движения, а только смотрела своими белыми глазами на мальчика.

- Иди ближе, человек. Ты поможешь мне.

У самой головы существа было жарко, точно вблизи зимнего очага. Сокол медленно протянул голову мальчику и замер. Вацлав не мог решиться и понять, почему он делает то, что делает. Ведь это что-то такое, чего никогда не увидишь в жизни. Будто в сказке. Любопытство двигало им, и мальчик больше всего хотел дотронуться до странной птицы.  Его не пугало, что он мог обжечься...

Левая его рука потянулась навстречу голове сокола.

Еще миг и они соприкоснуться. Этот короткий промежуток времени казался для Вацлава долгим и нудным днем на пастбище. Как это бывало со свиньями.

Как только ладонь легла на горячий лоб сокола, рука буквально начала гореть. На тыльной стороне ладони образовались два больших пузыря, один из которых разорвало, и мальчик закричал. Рука, по локоть, налилась красным цветом, как заходящее солнце.

Хотя он и хотел больше всего оторвать руку от столь сильного жжения, все же ему не удавалось. Ее что-то удерживало. Шепот исчез, а существо с каждой секундой ставало тусклее, корона из пламени ставала все меньше и меньше.

Все дошло до того, что огненный сокол стал прахом и не более того. Он перестало сиять красным цветом, и языки пламени преобразовались в пепельные перья. По руке мальчика проползла спираль из огня, и тогда прах птицы взлетел вверх, точно пойман сквозняком, пепел полетел в небо в отверстие вверху пещеры.

Вацлав закричал так, что голос его резко оборвался. Луна пошла по пещере холодным эхом и отозвалась мальчику. Он упал на колени и заплакал.

- Папа... Папа, помоги мне, - сказал он, утирая слезы правой рукой, ибо левую он вообще не ощущал, - мне очень больно, папа. Папа!

Спустя несколько лет…

Лес остался позади. Всадник уже лишил его за своей спиной и продолжал ехать, не торопясь, в сторону виднеющейся вдали деревни. Под капюшоном, у него виднелся шрам на левом ухе, будто кто-то отгрыз его. Иногда он трогал тот шрам, а потом трогал свою одежду из волчьей шкуры. При этом улыбался и что-то вспоминал.

Впереди, на снегу, остались чьи-то следы. Можно было запросто разглядеть следы конских копыт, колеи от повозок и еще пару человеческих. Их он видел уже давно, шел за ними еще в лесу.

Парень остановился и начал рыться в сумке под плащом. Там было много всего, но вытащил он только свиток старой бумаги. Затем развернул его и осмотрел. Там изображались, примитивным образом, несколько хитрых лиц. А надпись гласила, что разбойники грабили какую-то далекую деревню и в вознаграждение за их ликвидацию предлагали серебро.

Да, всаднику не помешало бы несколько монет, хотя бы для того, чтобы пару раз нормально поесть или поспать в теплой постели гостиницы. Но не это заводило его, словно голодного тигра, ехать в забытую богами деревню. У него была другая цель. Парень хотел использовать свою силу. Хотел, чтобы она служила людям и приносила им радость. А сама сила, сильно пробуждала в парне уверенность. Порой так, что даже слишком сильно.

Спрятав сверток обратно, всадник поехал в два раза быстрее. Лошадь давно устала от голода и холода, хотела прилечь на теплую солому и отдохнуть, но хозяин гнал ее так, точно за ними шла погоня. Ее хозяин хотел побыстрее добраться в деревню. Горел этим изнутри.

Когда приехал, было уже близко к закату. Облака пропитались приятным розовым цветом и всем своим видом призывали ко сну или просто к вечернему отдыху.

Но всадник был готов не спать всю ночь. Он медленно проехал мимо низких домов из дерева, осмотрел загоны для скота и свиней, каменные колодцы и ведра возле них, несколько местных людей с детьми на скамейках у домов, что казались не очень дружелюбными. Так же старую таверну, где давно не встречались посетители и не пели ребята.

Деревня была сокрыта с обеих сторон небольшими холмами с камнями на них. Это по-своему завораживало взгляд всадника.

Перед церковью он спешился и увидел старика, что ремонтировал забор. Зато разбойничьей шайки он нигде не видел.

- Отец, - позвал он, чувствуя себя, как на своей территории, ведь был уверен, что ему все под силу, - как ваша деревня называется? Эй, отец!

- Корникист. Но для нас название давно не имеет значения, - ответил старик, забивая гвозди и не оборачиваясь.

- Корни… Что? Ай, ладно. Скажи мне лучше, как у вас здесь дела?

- Дела? – он обернулся. Лицо его было уничтожено морщинами. Но не из-за возраста, а из-за сильных переживаний. Это было явно.

- Разве это не вам досаждает местная шайка?

- Нет, - быстро ответил он и отвернулся к забору. Но гвозди уже не стал забивать, - Это тебе дальше по дороге. Километров пятнадцать. Наша деревня никогда не знала бед. Никогда.

- Никогда? Вот как…

Парень осмотрелся. Церковь была без традиционного креста. А его всегда, даже в деревнях делали из серебра, а иногда даже из золота. Окна были разбиты, под ними валялись осколки, камни и сломанные стрелы. Старик, и люди, которых он успел встретить, казались сильно запуганными, пропитанными страхом, как лесные кролики. А еще, все время он видел следы всадников и повозок. Эти следы приводили к церкви, а потом возвращались на дорогу и шли дальше, мимо деревни.

- Слушай, дед, ведь на снегу не скроешь следов. Я знаю, что приехал в правильное место. Я ничего им не расскажу, когда перебью их. Ты не бойся.

- Что? Не кричи, дурень,– старик уронил молоток и посмотрел, не услышал ли никто, - быстро входи внутрь. Давай, не стой. На ночь должен быть мороз.

Парень ухмыльнулся, снял капюшон, привязал лошадь к справной части забора и поднялся по высоким ступеням в церковь. Давно кто-то сломал перила, и они лежали в стороне. И старик, наверное, к ним еще не успел добраться.

Как только он вошел то сразу удивился пустоте внутри. Он оказался не в богатом церковном зале, как положено, а в пустой комнате с пылью, пауками и маленькой деревянной статуэткой одного из богов, бога земли и воды – Критарфа. Ну ладно, перед статуэткой еще стояла скамья. Но это все.

- Прошу тебя, дитя, - начал старик, - спи здесь в эту ночь. Хорошенько выспись и одумайся. Утром, я разбужу тебя и попрошу уйти. Так будет лучше для нас обоих. И намного лучше для деревни.

Парень подошел к скамье, поднял и перенес ее к стене. Затем сел и потянулся.

- Жаль, что вы не видите свой страх со стороны. Это так низко.

- Может и низко, но для твоего и моего блага.

- Плохое оправдание, отец. Я не уйду пока не изгоню этих бесов прочь, пока их рожи не покроются пузырями… Отец?

- Что?

- Садитесь, не стойте на своих двоих. Возраст уже, как никак.

- Я привык стоять. Не буду садиться.

- Вот как. Ладно… Так, когда они вернутся?

- Никогда.

- То же самое вы говорили и о деревни. Мол, она никогда не терпела бед. Чушь. Здесь не только я, как вы понимаете, здесь ваш бог. Не лгите перед его образом.

- Я лишь прошу тебя вернуться домой. Не мешайся в чужие дела.

- У меня нету дома.

- Нету? Тогда я дам тебе сколько монет, сколько за них назначено. Дам вдвое больше. Тебе только нужно уйти.

- Здесь не в монетках дело, - парень встал и подошел к разбитому окну. Выставил из него голову и вдохнул вечерний аромат. Это было очень свежо.

- Но зачем же тебе это все? Зачем идти на такую глупость?

- Скажите, вы заведуете этой… Этим зданием? Я прав?

- Я. Но не ответ это.

- Ответа и не будет, отец. Лучше вы ответьте мне, а заодно и себе, какого черта вы так сильно запуганы? Шайка угрожала вам?

Старик сел на скамейку и с болью вздохнул. Он на миг почувствовал, что может наконец высказаться. Только этого он и хотел в последние годы. Думал, что если выскажется, то гляди и седина с морщинами пропадут.

- Это так заметно?

- Очень даже, отец. Будто вас три дня на виселице держали, или к лошадям привязывали.

- Нет… Слава богам, не настолько. Этот Таргар, их вожак, он раньше и вообще был порядочным человеком. Служил солдатом, а потом пустился в странствия. Стал странствующим рыцарем. Стал носить гордо доспехи, меч и был благороден.

- Но что-то помешало.

- Разбойники помешали. Он ехал по тропе в город, а они пересекли его. И как бы он не был хорош с мечом, их было куда больше. А умирать Таргар совсем не хотел и предложил себя в службу.

- Грустная история. Простите, отец, но мне плевать на его прошлое. Разве сейчас он еще порядочен? Нет? Вот и закрыли тему.

Пару минут они помолчали, а потом старик спросил:

- А ты кем будешь? Откуда приехал?

- Я никто… И приехал я из ниоткуда, - парень сжал левую руку и немного скривился, - так, когда шайка вернется в деревню?

- Напоминаешь меня в молодости. Не переубедить и не остановить. Я тоже был рыцарем когда-то…

- Еще одна история. Отец, да ответьте вы наконец!

- Они приехали только вчера. Просили, как и каждый месяц собрать дань. Завтра они приедут за ней. Пойми, взамен на эту дань они не трогают нашу деревню. Мы уже привыкли.

- Не трогают, говорите? А раньше? Сколько домов они обнесли и скольких убили?

- Никого. Они лишь избивали иногда самых смелых. Дома обносили… Ты знай, дитя, за этот разговор я стану первым, кого они убьют. Притом публично.

- Очень жаль, но я не позволю.

- И как? Я не вижу при тебе оружия, дитя. Или у тебя есть что-то в этой сумке?

- Может и есть. Вам то какая разница. Небось за Таргара переживаете?

Старик опустил голову и молчал. Парень не был уверен, но наверное он тихо плакал. Спустя пару минут старик спросил:

- Зачем тебе этот длинный рукав на левой руке? – он, вероятно и не хотел спрашивать этого в голос, и случилось это непредвиденно, - наверное он что-то скрывает. Наверное там кинжал.

- Что? Это просто рукав, старик.

- Хочешь, я угощу тебя вином? У меня есть немного спрятано, - он приподнялся, собираясь идти.

- Вином? Ты пьешь вино?

- Не смотри, что я священник. Мне давно ничего не остается, кроме как пить вино и собирать дань для разбойников. Такая уж моя судьба.

- Я даже не подумаю тебя жалеть, отец. Это тебе не поможет. А вино оставь себе. Ведь скоро тебе привидеться вспомнить старого доброго Таргара и залить воспоминания о нем.

- Ты не отступишься? Но у него много людей, много мечей и щитов. Они же не только с нашей деревни дань собирают. Пойми наконец.

- Мне все равно. Я пришел сюда, чтобы использовать свой дар. Но только во благо. И так и будет.

- Дар?

Парень не стал отвечать. Он уселся на скамейку и стал ждать рассвета. Желание поскорее увидеть шайку и начать действовать заглушило голод, заглушило противную мерзлоту в пустой церкви, заглушило сонливость. Он сидел и ждал, когда уже солнце снова вернется и покажет первые лучи. А там уже можно будет выйти на улицу, придумать, как накормить лошадь и дожидаться прихода гостей, что с ними он был знаком, лишь видя их лица на бумаге.

Проснувшись, парень испугался, что проспал. Ведь в церковь разбойники вряд ли бы стали заходить, когда тут такая пустошь. Старика рядом не было и это еще сильнее нагнало на него тревогу. Он прислушался, затаив дыхание, и услышал стук молотка, или это кто-то из разбойников, стучал по бездыханному телу священника?

Парень толкнул двери ногой и солнце заслепило его. Этот свет создавал блеск, отражаясь от снега. Воздух был пропитан ночным морозом.

Старик стоял, опершись на забор, который уже был починен. Как и перила.

- Если хочешь спросить, где твоя лошадь, дитя, то я не знаю. Я проснулся час назад и ее уже не застал. Вот такие дела.

Солнце было еще очень низко. Оно было видно не полностью, далекие горы, будто кромсали солнечный диск на части.

- Я ничего не пропустил?

- Нет, дитя, абсолютно ничего, - священник поднял бутылку вина, что стояла у его ног и отпил. Было ясно, что бутылка уже опустела. Наверное еще час назад.

- Понятно, - протянул парень, - а я думаю, почему вы такой спокойный, даже немного веселый. Думал показалось.

Старик икнул и бросил бутылку с размаху. Добавил несколько слов, тихим тоном:

- А вот и наши друзья.

В этот момент парень слегка заволновался. Но одновременно и радовался, что наконец совершит задуманное.

Мимо церкви пробежала девушка с пустым ведром и удочкой. Она что-то кричала, но парню к этому не было дела. Он настраивался на бой.

Когда две повозки, что ехали к церкви, были на расстоянии около сотни метров, старик хлопнул парня по плечу и вошел в церковь.

Повозки стали, одна за другой. На них было много грязных мешков, кучки снега, кое-где желтого, ящики и бочки. Так же на них сидели разбойники.

Один спрыгнул с повозки и осмотрел парня, что просто стоял возле церкви.

- Ну-ка позовите боса, тут какой-то выскочка, - сказал он своим, хватаясь за саблю на поясе.

Парень знал, что старик смотрел в окно, что за спиной стояли любопытные люди из соседних домов. Это даже ему нравилось. Если и демонстрировать свою силу, тогда пусть все видят ее. А почему бы и нет? Пусть все знают, что он, Вацлав, обладает единичным даром.

Он закатал рукав. Открыл всем свой ужасный ожог на руке, что тянулся выше локтя, и заканчивался на плече тонкими ожогами. Они были словно языки пламени. Тогда перед ним стоял Таргар. Вооруженный арбалетом и двумя мечами. В его глазах было что-то необычное. Но какое парню к этому дело? Ведь все уже началось.

Он сжал руку. Сжал и ему болело. Ожог с каждой секундой будто нагревался и был готов загореться. Руку окутало огненной спиралью. Вацлав улыбался. Сейчас он им покажет.

Сгусток огня вылетел из его руки и создал громкий свист. После этого был звук, куда громче. Огненный шар врезался в повозку и разнес ее в щепки. Люди, что сидели там, лошади, что тянули повозку, кричали от боли, пытались убежать от проклятого пламени, но оно уже завладело ими. Поедало их смертные тела. Шанса уже не было.

Таргар лежал на снегу, прикрыв голову руками. Он не понимал, что происходит и только и делал, что кричал. Зато парень улыбался. Снова сжал руку, в порыве страсти, и запустил снаряд во вторую повозку. За спиной кричала толпа людей. Из церкви выбежал священник с огромными глазами. Он что-то кричал парню, но тот не слышал ничего кроме того, как он был хорош в этот момент. Какой сильный и опасный.

Второй огненный шар повел себя как-то странно. Будто сам выбрал траекторию полета и, вместо повозки столкнулся со стеной церкви. Раздался свист и грохот. Тучи дыма и огня. Много –много человеческих криков.

Вацлав посмотрел на свою, пораженную шрамом, руку.

- Что… Что я сделал? Так не должно было… - и начал тихо, панически кричать.

Теперь он выпятил глаза и смотрел на все это пламя уже иным взглядом. Он смотрел на эти разрушения глазами разбойников, глазами Таргара, который боялся такой мощи. Боялся этого огня.

Парень стал убегать. Со всей силы, с надеждой, что все это можно будет забыть и начать заново. Он не успевал замечать те взгляды простых людей. И не хотел. Знал, что в них встретил был ужас и страх. Бежал со всех ног, сбил мальчика. Но ему было все равно.

Позже, стоя, немного поодаль от деревни, он жадно поглощал воздух и протирал правой рукой глаза.

Но наверно не стояло. Не стояло протирать их, ибо он стал созерцать ту картину, что он нарисовал.

Столб дыма тянулся к небу. Огонь захватывал новые дома… И новые тела. Крики были слышны даже сюда. Кто-то кричал, кто-то плакал, кто-то кричал, чтобы несли воду.