Маринка и Лешак

Маринка согласилась поехать к бабуле в деревню по двум причинам. Во-первых, необходимо развеяться, ведь она окончательно рассталась с «непутёвым» Славиком и была уже склонна согласиться с матерью, что городские парни в наше время вообще ни на что не годятся – ни гвоздя вбить, ни денег заработать. Во-вторых, ей, студентке-белоручке, вовсе не улыбалось проработать остаток летних каникул в грязном прорезиненном фартуке помощницей при мамке на мясоперерабатывающем комбинате. Уж лучше потерпеть выживающую из ума бабулю в деревне и малость попотеть, пропалывая её никому ненужные огородные заросли.

 

– Ха! – гоготнул Сашка и ехидно скривился.

– Не смешно! – взвилась Маринка. – Ты бы видел как серьёзно мне это бабуля внушала.

– Ага, леший заберёт. Вот именно тебя и заберёт, – продолжил скалиться в вечерней полутьме парень.

Он сидел на корточках между девчонками, плотно умостившимися на старом бревне, и небольшим затухающим костром. Ладный, самоуверенный.

– Много ты знаешь, – зашипели на него девчонки, – правильно Маринина бабушка говорит, нельзя к Лешачьему озеру выходить, там и вправду люди пропадают.

– Да... – начал нараспев пересказывать деревенскую байку Сашка. – Пошли как-то девки по ягоды. Разбрелись по лесным полянкам... тонкими голосами аукают. Ягодка по ягодке – добрели до Лешачьего озера, глядь – а одной подружки не достаёт. Пропала! Заметались испуганно, покричали – нету. Девушка, хоть и сирота, дурочка местная, а всё равно жалко. Всем селом потом ещё искали – не нашли. Никак, леший забрал. Озеро ведь с дремучих лет Лешачье. Угу... – с должной грустью закончил парень и подмигнул Маринке.

От озорного блеска в его глазах та взбесилась ещё больше.

– Ну да, сказки! А то, что потом через год на том же самом месте Тома Спиридонова пропала – тоже сказки?! Девчонке десять лет только было, уж её точно по-серьёзному искали. – Что? Сказки?

– Нет, про Тому Спиридонову точно не сказки, – легко сдался Сашка. – Про лешего – сказки, нет никакого лешего, тысячу раз я на этом озере бывал.

– Бывал! – пискнула в совсем сгустившейся темноте Таня, соседка Спиридоновых. – Леший только девчонок утаскивает, это всем известно, и бабки деревенские, как и Маринина об этом больше знают, они-то его даже видели.

– Видели, видели... – начал было пискляво-дразнящим голосом Сашка, но тут на него зашипели со всех сторон.

– Видели! Молчи лучше. Сказано – видели.

Ещё и тычки в ход пошли. Даже его сестрёнка, самая младшая на посиделках, двенадцатилетняя Катюха сдёрнулась с тёплого места на бревне, чтобы ущипнуть братца за плечо.

– Ладно, ладно, – вопя и шутя отбиваясь, вскинулся парень, – чего все на одного-то?!

Он резво отскочил далеко в сторону от девичьей компании, но быстро передумал и вернулся к затухающему костру. Поворошил деревянной кочергой тлеющие угли. Взвились искры. От них ненадолго осветилось небольшое пространство над уютным пятачком, отчего мрак вокруг сделался ещё непрогляднее, и девичьи светлые лица совсем потерялись в нём.

На маленьком лугу стало тихо, словно всех заворожила спустившаяся внезапно ночь. Маринка услышала стрекотню цикад близко-близко и почувствовала прохладу ветра на щеках. А существующий, казалось, только здесь полынно-васильковый аромат пробудил воспоминания о том, как точно так-же долго сидели тут, у такого-же гаснущего костерка, почти той-же компанией с деревенскими, когда она приезжала год назад.

– Вот завтра на Лешачье озеро и пойду, –  неожиданно для самой себя выдохнула Маринка вслух.

Никто не ответил, даже Сашка на неё не посмотрел.

– Домой пора, бабуля ворчать будет, – совсем тихо добавила Маринка.

– Я провожу, – пружиной выпрямился Сашка.

– Пхи, – пискнула было Катюха, но её тут-же кто-то дёрнул за локоток.

– Я сама, – неуверенно возразила Маринка, но парень всё равно пошёл следом.

Она вспомнила, как едва не влюбилась в него прошлым летом. Худой, черняво-лохматый, но юркий и пружинистый, как дикий кот. Ловкий, надёжный. Мамка бы сказала о таком: и гвоздь вобьёт, и денег заработает, грустно усмехнулась про себя Маринка. Она ещё вчера, при первой встрече, почувствовала, что по-прежнему нравится парню, но ничего похожего в ней не всколыхнулось в ответ. Напротив, чем больше девушка находила в Сашке положительных качеств, тем сильнее раздражало её его внимание. И Славика городского, решила же, напрочь выкинула из головы, а всё-равно сердце будто занято. И тоска странная пришла, и тянет неведомо зачем и куда, и словно поберечься нужно для чего-то.

До деревни дошли быстро, лужок-то компанейский метрах в пятистах всего за околицей. И не разговаривали даже пока к самому дому не подошли.

– Ты, это... – глухим севшим голосом выдал Сашка, – к Лешачьему озеру без меня не ходи. В лешего я может и не верю, но сеструху туда не пускаю. Шут его знает, может это аномальная зона какая, в озере всегда так искупаться приятно. Может заманивает оно? А ведь глубокое, и дно сплошь топкое, как болото. В нём если утонуть – точно не найдут. Я-то хорошо плаваю, а вот Тома Спиридонова вроде и вовсе не умела.

– Так она не одна ходила, подружки рядом были и даже, говорят, тётка родная. Оттого на лешего люди и грешат, что прямо среди бела дня, у людей на глазах, ребёнок пропал, – снова возмутилась Сашкиной твердолобости Маринка.

– Да, много чего говорят! – не унялся парень. – Слышала, говорят на следующий день корова у тётки Раи пропала возле того же озера. Ну, отбилась Нюрка от стада, бывает. Хозяйка её нашла, увидела возле озера, да пока с пригорка спускалась, через бурьян продиралась, глядь – а коровы и нет.

– Слышала, слышала, – закивала Маринка. – А на следующий день Нюрка со стадом вернулась, как ни в чём не бывало, пастух даже не заметил, как та объявилась. Чем не лешего проделки?

Маринка, конечно, тоже в лешего не сильно верила, но очень уж веселило то, с какой легкостью такой серьёзный парень заводился на её глупые подначки.

– Ага, леший виноват, кто же ещё?! – спонтанно поддался тот. – С тех пор вообще все деревенские странности списывают на бедного лешего. Вот, осенью, например, в школе переполох случился. Утром учительница рисования в класс заходит, а там бедлам – дикий переворот – альбомы, краски, карандаши, кисти – всё на полу. Она, конечно, вначале к учительскому столу кинулась, где у неё меж тетрадками денежки припрятаны, те что всем классом на дорогую плакатную гуашь собирали. Так нет, денежки на месте. Огляделась, присмотрелась – оказалось вообще ничего ценного не пропало. Даже не сразу выяснилось, что пропал только один альбом, да упаковка карандашей, той самой Спиридоновой Томы карандашей. Представляешь? Как тут лешего не вспомнишь. Ага! Бедлам сотворить ради пачки дешёвых карандашей мог только он.

– Да, он, – без особого энтузиазма вставила Маринка, вся эта деревенская байка ей уже изрядно наскучила. – И вообще, спать охота... а к озеру я может и не пойду. Дрыхнуть буду до обеда, – мечтательно протянула она.

– Ну и ладно, – буркнул он, – завтра вечером увидимся.

Маринка даже расстроилась, что парень не предложил ещё задержаться, но и в кромешной тьме заметила, как сникли его плечи.

– Пока, – с напускным равнодушием бросила она и, не оглядываясь,  юркнула в калитку.

«Вот ещё, буду переживать из-за всяких!» – проворчала мысленно уже дома, укладываясь в постель. – «Хороший ты, Сашка, парень, но не про меня».

 

***

Лешак-путешественник, остановился на отдых. Неспешно, даже лениво начал обустраивать временное гнездо. И вовсе он не собирался обзаводиться новой мясной тушей, но и опомниться не успел, как легко поддался на мысленные уговоры девицы. Заказанная хозяюшкой тварь оказалась довольно крупной и неуклюжей. Вонючей и шумно фыркающей, но функцию восприятия запахов, излишних шумов и кое-чего ещё по мелочи от этого мира Лешак-похититель мясистых туш несколько поубавил у себя, чтобы сильно не отвлекаться по мелочам, чтобы отдых получился настоящим.

Мясо, как наименование, взятое из языка местных более-менее интеллектуально развитых существ, для новой твари самый подходящий термин, но меж собой они называют эту почти бесполезную глыбу коровой. Корова так корова, вздохнул про себя Лешак и решительно перетащил новую живность в свежеиспечённый мирок-гнездо.

Вообще, когда Лешак-приземлившийся пригляделся к малому, но неплохо развитому для трёхмерных границ миру под именем Земля, даже порадовался, что его вековой усталости подвернулось именно это тихое место. Затраты энергий мизерные, и никаких тебе умственных напряжений. Созидай потихоньку махонькое гнёздышко на обочине дорог и отдыхай.

Тем более, что он сразу уловил в потоке поверхностного сознания местных человеков, как они себя называют, что он не первый пришлый Лешак на этой планете. Были до него и разные другие: и добрые, и злые, и даже потешно-развлекающиеся – бабки-ёшки там всякие, упыри, лешие – не суть, главное – утруждаться и приучать к себе никого не надо. Аборигены воспримут присутствие Лешака, как данность, как у них повелось, а он, на сегодня, осядет максимально тихо, без лишней суеты – займётся своими делами просто, как Лешак-гость.

Гнездо для отдыха начал пестовать с ленцой. Присмотрелся к окружению,  глянулось. Скопировал лесок, с солнечными ягодными полянками и озеро с шуршащим камышом. Мясная разная живность Лешаку-отдыхающему тоже понравилась, но изначально тщательно копировать не потрудился, а потом и вовсе углубляться в местный лес, да вылавливать не захотел. Зато скоро само в руки пришло странно похрапывающее, но симпатичное своей мягкостью и доверчивостью существо. Глупое, с мыслительными зачатками очень слабыми, но чувствительное к тонким душевным чувствам хоть местных человеков, хоть Лешака. Этим Лешака-одинокого и подкупило.

Создал Лешак-творец копию первого попавшегося существа. Немного улучшил: укрупнил, обогатил цветом и шерстью, ну, и озверил слегка, чтобы оно пошустрее двигалось и лучше соображало. Тварь вышла отменная. Кот – выдернул Лешак-любознательный из сознания человеков. Принялся лепить следующего. Тот получился не сильно лохматым, но очень ярким, солнечно-рыжим. Таким, что Лешак-волшебник устал от цвета и сваял четвёртого мрачно-серым с синевой, как ночное небо, а в довершение обычную из небрежных цветных мазков самку. Бусая – узнал от местных. Не долго мудрствуя, повыдёргивал от них же имена: Кот, Котяра, Котофей, Котей и Девочка-Котярочка. Отличная вышла кото-стая – решил Лешак-удовлетворённый.

Убедившись в надёжности и безопасности гнезда, Лешак-рачительный надумал окончательно отдаться естественному отдыху и всё высокоинтеллектуальное и глобально-мыслительное в себе утопил до поры, оставив на ежедневную потребу лишь самые простые чувства. Отдыхать так отдыхать, решил он, лишнего не расходовать. А  развлечься можно чем-нибудь и местным, пусть и до ужаса примитивным.

Лешак-взыскательный обозрел сотворённое гнездо и обнаружил, что его кото-стая получилась настолько натурально-естественной, что, как и прочие местные твари, элементарно, хочет жрать. И лучше всего – мясо. А мелкую-то всякую живность он изначально поленился в гнезде сотворять. Что делать? Прощупал Лешак-похититель близлежащую действительность, да и вытащил из неё то, что первым подвернулось – человека-девицу – чем не мясо для голодных котов?

Полу-дикую стаю для верности эмоционально взвёл, на еду настроил. Но произошло неожиданное. И девица-то, вроде, инфантильная, интеллектуально ущербная совсем, а повела себя в высшей степени нетривиально. Ну то, что неадекватно, точно. Вместо того чтобы внезапного перемещения испугаться, да от голодной стаи убегать, кинулась она к котам, как к родным, ручонки белые беззащитные протянула и принялась ближнюю бусую обнимать, да за ушком почёсывать.

– Ах, ты, моя кисонька, – зашептала.  – Ты заблудилась? Девочка моя, Котярочка, – отчего-то слишком легко угадала имечко.

Мысли мои прочитала, что ли? – оторопел Лешак-изумлённый.

– А это всё твои детки? – голосок дрожит, а она знай своё приговаривает. – А чего серый такой красивый, а мрачный? А рыжий долговязый, но худой? Да вы голодные! – догадалась девица. – А у меня один только пирожок, и тот с капустой. Будете?

Девица достала худыми ручонками из кармана пирожок, и произошло второе чудо – кото-стая не отгрызла ей руку вместе с угощением, а нетерпеливо переступая, но всё же дождалась когда хозяйка сама раздаст всем по кусочку. А бусая и доела-то свой пай нехотя, только после того как довольно промяргалась да изластилась вся, утыкаясь в девичью коленку.

Так к удивлению Лешака-простачка и повелось. Сделалась, неведомо почему, недалёкая умишком девица над кото-стаей и даже, в некотором роде, над ним хозяйкой. Пришлось Лешаку-незадачливому срочным порядком кой-никакую хижину для неё сооружать, не самому же девицу жрать, да и от стаи теперь жалко отрывать. А себе даже некий зримый облик придать – местного лешего, вроде как старичка меленького, горбатенького, но довольно симпатичного. Для чего? А вот, захотелось Лешаку-пытливому поближе к девице подступиться и понять – какими такими непостижимыми силёнками, при ущербном-то умишке, она доверие и его, и его диких котов моментально взяла.

Да только плохо у него это получалось. Девица быстро в новых владениях освоилась, хозяйствовать с удовольствием принялась. Как поняла, что сыто тут и безопасно, то мысли о том, что она не дома, очень запросто отбросила. Захотела корову – получила корову, помечтала о другом о чём для хозяйства – на тебе, пожалуйста. Этими мелкими чудесами и успокоилась. Только самого Лешака-старичка чуралась. Как тот в домик войдёт, так пугливой мышкой где-нибудь в уголочке и забьётся.

Подступался к ней Лешак-исследователь и долго, и бережно, но заговорить по-человечески так и не решился. Зайдёт вечерком, очередную ношу дровишек для печки принесёт, ночи-то уже прохладные. Коснётся ласково девичьего сознания, дескать, всё хорошо, я свой. Может всё-таки поговорим? Какое там. Пугливая девица, душой слишком нежная, а умишком скудным работать и вовсе не желает, только с котами и якшается. Да ещё, ближе к осени, тоской начала пространство заливать. Не по дому, нет, по людям.

Вот оказия, подумал Лешак-удручённый, где тут, какую истинную силу за слезами разглядишь? Но ведь не из-за каши с молоком коты возле неё так вьются? И даже во мне твердокаменном непонятную тоску вызывает. Подпускать к себе не желает, а вторую миску с горячей кашей на столе ставит. Чудная. И каша, по местным меркам, чудо как хороша.

Снова Лешак-естествоиспытатель на поводу у хозяюшки пошёл. Приволок ещё одну девицу – на этот раз маленькую, вроде как игрушку для всей честной компании, и чтобы много не ела, и тоже не сильно умную, дабы собственными эмоциями на неё не распыляться.

Опять не угадал. Новая девица оказалась, несмотря на возраст, щедрой на фантазии. И её желания не ограничивались бытовым обустройством, тягой к спокойствию и сытному благополучию, как у первой. Девчонка, пусть и не вполне осознанно пока, но грезила о познании всего большого мира. А пока в мечтах своих путешествовала по мифическим горам, сказочным королевствам и безмятежным морям. Пришлось добывать для неё альбомы и карандаши, без которых она просто жить не могла. И та немедленно принялась рисовать. Горы, море, корабли, а больше всего принцев и просто красивых юношей, которые, согласно её мечтам, непременно явятся сюда и спасут её из мрачного царства доброго, но неказистого Лешака.

И Лешак-впечатлительный поддался детским мечтам. А что, подумал он, если способность подкупать себе подобных и даже существ высокоорганизованных вроде него заключена у местных человеков именно в этих бесхитростных, но чистых эмоциях? Надобно их на себе испытать, тогда наверняка и узнаю.

Лешак-романтик даже подобрал для себя новый образ, основываясь, на мечтах этих и ещё кое-каких девиц. Затем тщательно ощупал пространство вокруг гнезда и нашёл таки чего требовалось – девицу не похожую на первых, зрелую, любознательную, готовую к приключениям, как и он. Не интеллектуалку, но с зачатками разума. Лешак-соблазнитель напрягся немного и призвал человека-девицу мысленно к себе, по-особому, по-лешачьи.

 

***

Маринка спросонья и не заметила, как углубилась в лес. Проснулась неожиданно для себя рано. Выманил из дома свежий воздух, захотелось бочковой прохладной водой в огороде умыться, а потом ноги сами собою вынесли за калитку да и потащили в лес.

Чует Маринка, что её именно к тому злополучному Лешачьему озеру несёт, а не пугается. Утро чудесное. Воздух диковинно прозрачен, первым солнечным светом прошит. Прохлада лесная настолько нежно-тонкая, что хочется в ней плыть и плыть без остановки. Берёзки, липы, ели – все деревья тихие стоят, будто ещё просыпаются. Редкая птаха коротко чирикнет и замолчит, они-то уже давно проснулись, не до песен им, делами заняты.

Сколько Маринка идёт? Десять минут или полчаса? Вот оно и показалось  Лешачье озеро. Не страшно, но жутко интересно, ведь предчувствие стойкое есть – что-то сейчас невероятное произойдёт.

И правда. Лес точно расступается, воздух делается странно-густым и весомым, и перетекает перед глазами тугой массой как кисель. А прямо перед Маринкой, метрах в пяти, в высокой траве стоит красивый юноша. Стройный, в плечах широк, глаза светлые, добрые. Чем-то неуловимо на Славика похож. Смотрит испытующе, внимательно. А Маринка мгновенно понимает – это то, чего она все эти дни ждала... Это Он – тот, что и гвоздь... и вообще, всё что она захочет, сделает. Он!

Глядит на него тоже неотрывно, а саму дрожь так и пронимает. Вдруг воздух за парнем особенно сильно колыхнулся и ровно вытолкнул у того из-за спины двух вопящих на бегу девчонок.

– Отпустил, проклятый, отпустил! – кричала незнакомая Маринке, высокая бледная брюнетка.

– А-а-а... – тонко голосила вторая маленькая, кажется, Тома Спиридонова.

Обе пронеслись в сторону деревни мимо Маринки как будто не видя её. Потом кисельный воздух за спиной парня-волшебника опять качнулся и выплюнул из себя уж вовсе невероятное – корову. Тяжело сопя и тряся тугим выменем, породистое бело-бурое чудо ломанулось вслед за девчонками, точно верный пёс. Шумная туша быстро скрылась за деревьями, но ещё долго эхо доносило её громкое протяжное мычание.

А Маринка вновь повернулась к удивительному парню лицом, ведь чудеса продолжились. Теперь трава перед волшебником была изрядно вытоптана, и по ней расхаживали роскошные крупные коты.

– Какие красивые, – выдохнула изумлённая Маринка.

От стаи немедленно отделился самый великолепный, огненно-рыжий, подбежал к девушке и изящно изогнулся, гладясь об коленку.

– Красавчик, почти тигр! – восхитилась она.

– Котофей, – просто сказал парень. – А хочешь, будет тигр?

Его тихий голос так чарующе заполнил воздух между ними, что у Маринки аж дыхание перехватило на секунду. «Он! Он!» – забилось в висках.

– Хочу, – храбро ответила она.

И превращение случилось. Огненный комок у её ног почти мгновенно вырос и преобразился в большого полосатого кота. Наверно вдвое меньше настоящего зверя, но такого же грациозного, мускулистого. Маринка не испугалась, ведь это же специально для неё тигр. Погладила широкую мягкую холку и следом шагнула вперёд, когда тигро-кот двинулся к хозяину.

Но неожиданно для самой себя остановилась. Что-то опять неуловимо изменилось вокруг, какая-то тревожинка закралась в сказочное пространство. Маринка озадаченно нахмурилась и уловила странный звук. «З-з-з...» – раздался будто комариный писк, только становился он всё громче и громче.

– С-стой, – вдруг совсем отчётливо и близко услышала она. – Стой, Марина, стой!

Завертелась в поисках звука, но даже не удивилась тому, как кричащий ей  Сашка вывалился из ниоткуда. Ровно прорвался сквозь невидимую плёнку, будто место это и новый знакомый, и чудо-коты, и Маринка заключены в особых колдовских границах. Но ни удивляться, ни пугаться она опять почему-то не могла. Пришло лишь раздражение:

– Ты откуда взялся? Зачем пришёл?

– Я за тобой. Пошли, Марина, отсюда. Пошли со мной, а... – отчего-то просительно, даже плаксиво, как те убежавшие девчонки, протянул Сашка и схватил Маринку за руку.

– Кто он для тебя? Прогони, – долетел до девичьих ушей нежный шёпот нового знакомого.

– Никто, – автоматическим ответила она и оглянулась на волшебный голос.

Его хозяин стоял по-прежнему рядом, в каких-то пяти шагах. Он ждал её. И коты ждали. Только рыжий тигро-кот грозно ощерился, пригнул низко голову и медленно двинулся к Сашке.

– Уходи, Сашка. Уходи!

Маринка с силой оттолкнула от себя парня. Но тот только затвердел лицом, подступил снова и ещё крепче ухватил её за запястье.

– Ну очнись же, Марина. Надо уходить, – упрямо просипел он.

Тигр крался мимо её ног. Он смотрел на Сашку холодно и жёстко, готовый прыгнуть в любой момент. Время остановилось для Маринки, она видела лишь играющие под рыжей шерстью мускулы и нервно дёргающийся тигриный хвост. Отчётливо понимала, что всё зависит только от неё. Захочет, и тигр разорвёт Сашку на мелкие кусочки, прикажет – и остановится.

В полной растерянности она снова посмотрела на волшебника. Сердце заныло от нежности и теплоты от его взгляда. На мгновение забыла и про Сашку, и про тигра. Взор затуманило видением. Перед ней вдруг открылся чудесный мир. Огромный, только волшебника и её. Леса и горы, и моря – всё что захочет. В нём всё возможно. Дух захватило от предчувствия того, какой прекрасной может быть жизнь. Сделай только шаг навстречу, только захоти. Но... но...

– А-а... – кричит Сашка.

И сказочный мир перед глазами опадает. Рубашка на парне разорвана, кровавое пятно быстро пропитывает ткань на предплечье. Маринка оторопело смотрит, как он, не обращая внимания на рану, пытается сдёрнуть её с места. Видит, как у сильного и ловкого Сашки ничего не получается, будто силы его мизерны, а Маринка вросла в землю, точно скала. Мимо снова проскальзывает тигро-кот и вгрызается в Сашкино бедро. Остервенело мотает головой пытаясь оторвать кусок от плоти. Парень должен был бы свалиться тряпичной куклой от его натиска, но почему-то стоит. К тому же, он будто не видит зверя, молотит в пустоту бессильным кулаком, вовсе не доставая тигриной головы и орёт от боли. А сам всё равно твёрдо стоит и руку Маринкину не отпускает.

– Ах, ты, сволочь! – взвилась опомнившись она. – Брысь! Брысь к хозяину.

В душе холодеет. Теперь Маринка не смотрит, теперь она боится утонуть в волшебном взгляде. «Он – точно Он!» –  всё ещё не желает уходить сладкая, но ведь чужая... чужая мысль? И тепло, что тянется от парня делается невыносимо горячим, но она отталкивается от него, как от чего-то твёрдого и неживого.

– Уходим, уходим, – шепчет деревянными губами.

И всё изменяется опять. Сашка подхватывает её на руки, он неожиданно обретает прежнюю силу. А Маринка вдруг обнаруживает, что мир стал обычным, ушли кисельные берега, и сделалось прохладнее, и в воздухе запахло сырой тиной, и джинсы тяжёлые, мокрые до самых бёдер. И оба они с Сашкой в озере. Тот тяжело проталкивается сквозь мутную воду, несёт Маринку к берегу.

Она не оглядывается. Уже понимает, что никакого Его больше нет. И тигра нет, и чудесного мира нет. Только слёзы сами собою хлынули по щекам.

– Прости, – шепчет она, – прости, прости...

– Ты чего?

Сашка наконец выносит её на берег и осторожно усаживает на мягкую траву.

– Это я не тебе. Ой, нет, и тебе тоже, – шепчет Маринка.

– Всё теперь будет нормально, всё будет хорошо, – почти обыкновенным, совсем чуть-чуть растерянным голосом бубнит Сашка.

А она только сейчас замечает, что никакой крови на нём нет, и ни штаны, ни даже рубаха вовсе не порваны.

– Так ты их и вправду не видел?

– Да кого? – скривился в непонимании спаситель.

– Так, никого, – покорно сдаётся Маринка, только слёзы отчего-то полились ещё сильнее.

– Они как из леса выскочили, как завопили на всю деревню, – неожиданно и деланно громко зачастил Сашка, видимо не зная, как ещё по-другому бороться с Маринкиными слезами. – Ты давай поднимайся, пойдём, а то вся мокрая, ещё простудишься... Тома Спиридонова смеётся, как коза прыгает, ничего толком сказать не может. От Ленки, ну, той что раньше пропала, вообще чего-то добиваться бесполезно, она ведь у нас с детства умственно недалёкая. Светится радостью, что твоё солнышко и одно талдычит: «Отпустил зверь, чудо ведь, отпустил». А тут ещё и Томина мать прибежала, и многие другие вышли. Бедлам, я тебе скажу, начался... А потом ещё и корова... Тётя Рая так у дороги в траву и села. «Держите, – говорит, – меня семеро. Это что, опять моя Нюрка?! Вторая?» Интересно было бы это шоу до конца досмотреть, да я смекнул, что тебя нигде нет и припустил к озеру. Вовремя. Ты же, как та дурная корова, в него попёрлась...

– Прости, – тихо сказала Маринка, как только они вошли в деревню, – не провожай меня до дома. – Тщательно пряча от парня взгляд, она размазала по щеке последнюю слезинку. – Сегодня же уеду в город. Мамка вчера звонила. Напарницу ей, пока тётя Маша в отпуске, временную совсем никудышную на работе дали, устаёт мамка сильно. Поеду, помогу ей лето нормально доработать.

 

***

Лешак-отвергнутый сидел на крылечке хижины. Он вновь принял облик невзрачного лешего-старичка.

– Вот почему вы за девками не убежали, – ворчал он на котов, и отчего-то говорить по-стариковски скрипуче на человеческом языке ему было приятно. – Вот приведу вас обратно в законный вид и бегите, ищите хозяйку. Ишь, – прищурился на садящееся вечернее солнце он, – сила у них есть. Умишка зачатки, а сила есть.

Лешак-отдохнувший пробудил в себе глубинное сознание, но окунулся ещё на мгновение в местные просторы – увидел очкарика какого-то нескладного в мыслях Маринки.

            – Хм, – поддался сарказму почти человеческой мысли, – это и есть любовь? В ней сила? В тяге этой бессмысленной друг к другу? Не могут они, видите ли, в одиночестве жить? Чувства попусту растачивают, лишь бы не одинокими быть. Да хоть бы и с котами, на худой конец. И нет им дела, что чувства разум затмевают, мешают поступкам логичными быть. Слабость их в этом или сила?

Отринул Лешак-воспрянувший примитивную грусть и сомнения, позволил волне почти безграничной энергии охватить себя. Ощутил Лешак-окрепший неразрывную связь со вселенским чистым разумом. И ветер странствий далёкий и звенящий вновь поманил его.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 3. Оценка: 3,00 из 5)
Загрузка...