Легкие шаги Лунаи

Милек не танцевал – он сражался. Рвался в атаку, уклонялся, нетвердо переступал с ноги на ногу, если не успевал; снова вкладывал силы в удар. И даже в этом не было грации или хотя бы системы. Милек не стремился поразить противников мастерством. Он не был дуэлянтом с начищенной до блеска шпагой. Он сражался за свою жизнь, как пьянчуга в портовой драке. Даже сейчас – в залитом солнцем внутреннем дворике. И без напирающей толпы головорезов.

Ни капельки не изменился – может, поэтому Брайд, лениво изучавший всех танцоров по очереди, то и дело возвращался взглядом именно к нему. Все тот же хрупкий мальчишка – вряд ли уже вырастет. Все те же рваные, подчеркнуто неправильные и какие-то неэкономные движения. Кукушонок среди Мейдановских птенцов. Подкидыш. Скажи Брайду кто-нибудь три года назад, что Милек задержится так надолго, он, наверное, рассмеялся бы. Милек? Кто угодно, только не он! И все же…

Их осталось четверо. Четверо из сорока с лишним ребятишек, начавших обучение десять лет назад, и тех пятнадцати, которых Брайд застал, когда приходил сюда в последний раз. Трое из них… без сомнения, были хороши. Тоненькая, но приятно округлая в нужных местах Риката, чьи распущенные волосы то стекали по плечам и спине, то вдруг взмывали, окутывая ее непрозрачной черной вуалью. Даже это – часть танца. Часть полета волшебной птицы. Коротко стриженая Агни с яркими рыжими кудряшками. Остроносая и похожая – если уж продолжать звериные ассоциации – на лису. Быстрая, ловкая, умелая. Сплетающая невероятно сложный узор маленькими ножками и ни разу не сбившаяся с такта. Будто в противоположность ей – крупный загорелый парень, чьего имени Брайд не помнил. Плавно перетекающий из одной стойки в другую, танцующий кончиками пальцев и наклонами головы. Этот – тигр. Тяжелый и при этом изящный. Восхитительно опасный. А четвертый – Милек. Едва не оступающийся каждые несколько шагов. Беспорядочно машущий своими руками-веточками. Бесконечно далекий от самого понятия танца и того, что когда-то творила Лунаи.

Несправедливо.

– Выбираешь жертву? – Самый опасный хищник в этом зверинце неслышно появился у Брайда за спиной. Мейдан. Царь и бог для каждого посвятившего себя танцу, от первого неуверенного па и до последнего вздоха. Самый старый – и лучший – танцор в Империи.

Редкостный ублюдок.

– Скорее, палача.

Мейдан хмыкнул:

– Это одно и то же.

Не сделав ни одного видимого движения, он перетек к правому плечу Брайда и застыл, внимательно вглядываясь в учеников. Он теперь редко приходил посмотреть на их тренировки, отдавая все силы молодняку. Но по-настоящему важных моментов Мейдан не пропускал. Нет, для того чтобы нанять танцора, благословление наставника не требовалось. Но не стоило думать, что хоть какая-то мелочь происходит без его ведома.

– Ты ведь знаешь их всех?

– Не так хорошо, как раньше. – Брайд пожал плечами. – Я знал их, когда они были детьми. Но с тех пор много воды утекло.

– Это точно.

Взгляд Мейдана скользнул по сосредоточенному лицу красавицы-Рикаты. По стройным ногам и основательно выросшим за три года грудям, соблазнительно топорщившимся под лифом. Очень красноречивый взгляд, который Мейдан и не думал скрывать. Во рту у Брайда стало кисло, будто его вот-вот стошнит. Значит, Мейдан снова за свое. Интересно, он хоть неделю выждал, после того как…. как…

Нет. Брайд прикусил губу. Теперь тебя это не касается. Мейдан может творить что угодно. А ты здесь по делу, не забывай. Так что стой и смотри... и выбирай… и надейся, что сделал правильный выбор.

Милек снова споткнулся. Сделал лишний шаг, чтобы не упасть, едва не натолкнувшись при этом на Агни, которая судорожно дернулась в сторону и сама чуть не оступилась. Брайд поморщился.

– Да, – сказал Мейдан, проследив за его взглядом.

– Что – да?

– Он тебе подойдет. Милек.

Брайд открыл рот. Потом снова закрыл, в очередной раз напомнив себе, что ссориться с Мейданом – себе дороже. Он тебе нужен. А вот ты ему… Лицо Мейдана оставалось бесстрастным.

– Ты пялишься на него по меньшей мере четверть часа. Я видел.

– Потому что… – Мейдан поднял палец, и Брайд не договорил.

– Хочешь сказать, он плох?

Брайд все еще молчал.

– Он лучше многих. Из тех, кто подавал надежды. Лучше Деморы. Кессера. Лунаи.

Брайд сам не успел понять, когда его ладонь сжалась в кулак, а кулак рванулся вперед, увлекая за собой тело. И почему через секунду он уже лежал на земле, уткнувшись носом в пыль. Кажется, Мейдан не бил его в ответ. Он просто… ускользнул, позволяя инерции самой разобраться со вздорным маленьким надоедой. Брайду вот-вот должно было исполниться двадцать пять. Но рядом с Мейданом он всегда ощущал себя ребенком.

Брайд перекатился на бок и сел, отряхивая одежду.

– Твоя сестра себя переоценивала. – В голосе у Мейдана было не больше эмоций, чем на лице. –Думаю, ты и сам помнишь, как она восстанавливалась после каждой работы. Несколько недель – и хоть сажай ее на цепь. Я не разрешал ей брать заказы чаще, чем раз в два-три месяца, и все равно… Сколько она успела протанцевать?

– Десять раз. – Горло у Брайда пересохло, и он почти не узнал собственного голоса.

– Десять раз за два года. Примерно столько вот эти ребята успели за пять лет.

Рука Мейдана плавно опустилась и зависла у Брайда перед лицом. Сжав зубы, он ухватился за нее и поднялся на ноги.

– Она хотела помогать…

– Она была самоуверенна и неразборчива. Дело даже не в том, что ей следовало больше времени тратить на себя, – она просто хваталась за все подряд. Нужно знать, когда сказать нет. Посмотри на них внимательно, мальчик. Они отказывали дюжину раз – каждый из них. Они не прыгают выше головы. И поэтому – хотя бы поэтому – они лучше Лунаи.

Брайду было что возразить и на это, но он устал спорить. У Мейдана своя правота. Удобная ему правота – и в этом они с Брайдом не сойдутся никогда. Незачем сотрясать воздух. Как, впрочем, и трясти кулаками, которые последние пять минут чешутся ну просто невыносимо.

Да будь он…

– Я предлагаю тебе Милека, потому что он, возможно, все-таки скажет да. Если тебе повезет. На остальных… на остальных я бы не стал надеяться.

… проклят, да. Будь он проклят.

Мейдан сделал какой-то знак – легкое движение пальцами, Брайд и не заметил бы, если бы именно в тот момент не бросил на Мейдана очередной взгляд исподлобья, – и Милек, закончив неловкое па, двинулся к ним. Странно, но когда он не танцевал, то выглядел… лучше. В его походке была характерная кошачья легкость, так или иначе свойственная всем танцорам, голову он держал высоко, а спину – прямо.

Милек посмотрел на учителя, потом – долго и изучающе – Брайду в лицо.

– Нет, – сказал он наконец. Качнул головой, будто для верности. И снова вернулся на нагретые солнцем плиты.

Интересно, некстати подумал Брайд, как он, в отличие от как-же-тебя-зовут-здоровяка, умудрился ни капельки не загореть к июлю?

 

* * * * *

 

– Я ухожу в отставку. – Брайд добрый десяток раз репетировал эту речь перед зеркалом, но слова все равно давались нелегко. – Прости. Я много думал, но я больше так не могу.

Ройс – «Император, привыкни уже называть его императором» – оторвался от изучения бумаг и откинулся на спинку стула.

– Это шутка?

Под его внимательным взглядом хотелось сжаться до размеров мышонка и забиться в ближайшую щель между половицами. Брайд слегка улыбнулся: образ показался неожиданно привлекательным. А почему нет? Все заботы мыши – добыть крошек и не попасться на глаза коту. У мыши не бывает бессонницы, мышь не должна решать, куда выгоднее продать урожай зерна и где закупить лен, мышь не преследуют навязчивые воспоминания…

– Я серьезно, Ройс. Ты не можешь позволить себе закрывать глаза на то, что я… – Брайд заставил голос звучать твердо. – Что я не справляюсь. Я занимаю чье-то место. Место человека, который мог бы работать лучше меня. Тот же Гареда… Он служит Империи дольше, чем я живу, и так и не дождался повышения. А он очень умен, вспомни тот проект контракта с…

– Мне нужен ты. И раньше ты справлялся прекрасно. – Брайд знал Ройса так давно, что обычно ему не составляло труда различить, где заканчивался его друг и начинался император, но сейчас в речи Ройса прозвучали какие-то новые оттенки. Проклятье, почему это так нелегко? Любой согласится, что взобраться на вершину – тяжкий труд, а вот скатиться под откос можно, не прилагая к тому ни малейших усилий. Тогда отчего же в его жизни все происходит наоборот? Впрочем, ожидать, что Ройс так просто отпустит его, было и правда глупо. Брайд и сам предпочел бы не уходить. Если бы он только мог.

– Больше нет. Прости. – Смотреть на Ройса – на императора! – с каждой секундой становилось все сложнее, но он заставил себя продолжать. – Мне хуже. Я теперь совсем не могу спать… и думать. Я выпиваю по бутылке стисовой настойки в неделю, но все равно совершаю ошибки. Ты должен был заметить. Должен был понять, что от меня больше нет толку.

– Ты ходил к Мейдану, как я просил?

Еще бы он не ходил. Четыре отказа за четверть часа – урожайное выдалось утро. Презрительное «нет» Милека, спокойное и твердое – повзрослевшего до неузнаваемости Шао, извиняющееся – Агни, нетерпеливое – Рикаты. Извини, сказал Мейдан с широкой улыбкой. Не слишком удачная группа. Недолговечная. Попытай счастья с молодняком.

– Никто из его танцоров не согласился. Нужно ждать, когда будут готовы следующие. Через год. Или даже полтора.

«Я не выдержу еще год». Брайд не сказал этого вслух, но не сомневался, что Ройс сумел додумать недостающее. Он нахмурился и начал жевать губу – детская привычка, от которой молодой император так и не смог до конца избавиться.

Год… Да и что потом? Отдаться в руки зеленому юнцу, для которого это станет первой, а возможно, и последней работой? Брайд знал, что не все на свете упирается в опыт, особенно в такой тонкой штуке, как танец, но… Мог ли он так рисковать? Не собой – на себя ему давно было плевать. Двенадцатилетним хрупким мальчишкой или девчонкой, которого потом, так же как Лунаи…

В желудке что-то сжалось, Брайд почувствовал тошноту и рефлекторно вскинул руку. Прижал ладонь к губам. Наверное, лицо у него при этом побледнело, потому что Ройс тоже слегка дернулся. Оперся рукой о стул, наклонился вперед, будто собираясь встать… Интересно, что бы он сделал? Прикоснулся к руке Брайда? Похлопал по плечу? Или даже, чего доброго, обнял? Но потом Ройс снова сел ровно. Будто душа мальчишки, на секунду вырвавшись на свободу, нехотя вернулась в тело императора. Это было хорошо. Правильно. Но Брайд все равно почувствовал легкое разочарование. Впрочем, тошнота понемногу ослабляла хватку.

– Так ты отпустишь меня?

Оставив в покое губы, Ройс начал барабанить пальцами по столу. Решение явно не давалось ему легко. Брайд прикрыл веки. Перед глазами танцевали звездочки – из-за того количества стимуляторов, которыми он себя пичкал, так теперь было всегда. Да и руки не сидели спокойно. Скоро он тоже начнет стучать по стулу в такт с императором. Потом подключатся ноги, потом… Ты сам превращаешься в Лунаи. Дерганый, не от мира сего…

– Нет.

– Нет?

И мертвый. Мертвый. Мертвый.

– Но я могу предложить тебе отпуск.

– Надолго? – Брайд заставил себя открыть глаза.

– На сколько потребуется. Гареда пока тебя заменит. Думаю, ты прав: он неплохо справится. Только…

– Что?

– Возвращайся, Брайд.

В груди снова что-то подпрыгнуло и сжалось комком.

– Хорошо, – ответил он тихо. – Я вернусь.

Очередное обещание, которое будет ой как трудно сдержать. Но ему не привыкать.

 

* * * * *

 

Замок заело. Брайд давил на ключ с такой силой, что на пальцах остались красные отметины, но тот никак не хотел поворачиваться. Брайд вытащил его и повертел на ладони. Ключ был тот. Дверь была та. Но что-то не срабатывало. Не хотело функционировать как надо – точь в точь как его, Брайда, усталый и сломанный мозг. Или, может?.. На секунду Брайд подумал… почти поверил в то, что его выселили. Что Ройс внезапно передумал. Что императорские указы доносятся до слуг со скоростью мысли. Что за четверть часа он потерял право и на эту комнату, и на все прочие привилегии, которые давно привык принимать как должное. Мысль была пугающей, но при этом захватывающей. Жаль, что так не бывает.

Брайд положил ладонь на ручку – просто по привычке – и так же по привычке на нее нажал. Ручка опустилась вниз, что-то едва слышно щелкнуло внутри, и дверь шевельнулась. Открылась – без ключа, который Брайд все еще сжимал в руке. Будто он и вовсе не запирал ее перед уходом – и не перепроверил три или четыре раза, как проверял теперь каждое привычное действие. Нет, он не мог допустить такой оплошности. Зато, кажется, допустил еще большую: так сильно сосредоточился на себе, что совсем прекратил смотреть по сторонам. В другое время он бы не просто точно знал, кто вломился к нему в комнату, но и сам создал бы удобный для этого момент. Теперь же… Он не имел ни малейшего понятия, не только – кто, но и – зачем. Брайд не хранил здесь хоть сколько-нибудь важных бумаг, а пытаться украсть золото или ценные побрякушки у императорского советника – это, ну… просто глупо?

Неплохо бы вызвать стражу. Лучше один раз стыдливо опустить глаза и признаться, что запаниковал от недосыпа, чем получить кинжал под ребро. Или – еще проще – пропустить вперед слугу под каким-то предлогом. Да, так будет разумнее всего.

Вместо этого Брайд приоткрыл дверь еще больше и, обрадовавшись, что та не скрипнула, скользнул внутрь. Привалился к ней спиной. Сердце в груди стучало быстро и тяжело, будто он только что преодолел пяток лестничных пролетов. Бум. Бум.

В гостиной никого не было. Не сходя с места, Брайд внимательно изучил книжный шкаф (тома стояли в обычном – видимом – беспорядке, задвинутые на разную глубину), светлый ковер на полу (ни следов, ни оброненной монетки или платка) и письменный стол, заваленный всевозможными (по большей части, бесполезными) документами. Бум. Бум. Бум. Окно открыто. Было ли оно открыто, когда Брайд уходил? Впрочем, высота тут в четыре человеческих роста, не меньше, а поблизости не растет ни одного подходящего дерева. Маловероятно. И все же…

В висках тоже стучало. Брайд отлепился от двери, сделал неслышный шаг вперед. В проеме за открытой дверью, ведущей в спальню, что-то шевельнулось. Какая-то тень.

Стража. Вот теперь и впрямь самое время позвать стражу. Что за неожиданное упрямство? Ну не настолько же он успел поглупеть. «Что может пойти не так?» – думают все те, кого находят потом со свернутой шеей или проткнутым легким на пороге собственной комнаты. Брайд никогда не испытывал сочувствия к подобным персонажам. Всего этого так легко избежать, если проявить хоть немного благоразумия.

Стража. Вот кто мне нужен.

Сердце Брайда билось теперь так громко, что он мог поклясться: слышно и в другом конце коридора. Он шагнул снова – почему-то в сторону спальни. И снова. Пока не остановился в дверном проеме, наконец-то увидев…

Тощая фигурка, сидящая на его кровати с поджатыми ногами, по-птичьи утопив голову в плечах. Длинный палец, медленно повторяющий узор вышитого покрывала.

Милек. Дурацкий мальчишка из группы Лунаи – и, наверное, последний, кого Брайд ожидал тут встретить. Страх как-то сразу ушел, сменившись удивлением. И раздражением: что за шутки? Как он сюда попал? Кто его впустил?

– Красивая штука. Дорогая. – Милек заговорил, не поднимая головы и не отрываясь от своего занятия. – Все советники живут так? Или дело в том, что ты еще и Аруа?

Ногти Брайда скребнули по двери – так, что он сам поморщился от звука. Сердце снова скакнуло в груди, но уже иначе. Совсем иначе.

– Ты… Что ты хочешь этим сказать? – Он не должен был повышать голоса: много чести для такого, как Милек. Но в последнее время сдерживаться становилось все сложнее. И если первые слова Брайд просто произнес немного громче, чем следует, то дальше почти сорвался на крик. – Я не покупал себе места в Совете! Думаешь, я мечтал занять этот пост? Думаешь, каждый хотел бы…

– Со стисом придется завязать. – Милек будто и не заметил его вспышки. – Прямо сейчас. И полностью. Иначе у нас ничего не выйдет.

Он вскинул голову, и две светло-голубых льдинки царапнули Брайда по лицу. Он вдруг замолчал. И, сам до конца не понимая, почему, отвел взгляд.

– Как ты узнал? – сказал он уже тише и куда спокойнее.

– Расширенные зрачки. Легкий тик под правым глазом. Слишком дерганные движения. Повышенная раздражительность.

Милек продолжал смотреть на него, нагло и вызывающе, и на губах у него играла ухмылка.

Бесит. Как же он невероятно бесит!

– Никто из нас не свяжется с тем, кто сидит на стисе, – продолжил Милек. – Вот почему они все тебе отказали. А вовсе не потому что ты никому не нравишься.

– И ты пришел, чтобы объяснить мне все это? – Брайд фыркнул. – Не стоило утруждаться.

Милек вдруг оказался на полу. Будто и правда взлетел – Брайд никогда не видел, чтобы кто-то двигался так быстро.

– Слезешь со стимуляторов – тогда продолжим разговор.

Проскользнул в проем мимо Брайда – так близко, что тот почувствовал движение воздуха. И почти неуловимый запах чего-то знакомого. Яблок?

– И с чего бы ты передумал? – крикнул он Милеку вслед.

Какое-то время тот молчал, и Брайд уже успел решить, что не дождется ответа.

– Я еще не передумал, – наконец сказал Милек. Хлопнула дверь.

 

* * * * *

 

Пальцы Милека пробежались по подлокотнику кресла, скользнули по гладкой поверхности столика… Через секунду он уже облокачивался на подоконник и заглядывал вниз. Еще через миг – перебирал безделушки на каминной полке. Резко развернулся, крутанувшись, как волчок. Пролетел через всю комнату и ненадолго замер, рассматривая пейзаж на стене. Брайд застонал и прикрыл глаза: от мельтешения Милека у него начинала болеть голова.

Лунаи была такой же – маленький светловолосый ураган. Спала она почти неподвижно, по-военному вытянувшись на кровати, зато все остальное время утихомирить ее было невозможно. Носилась с первого этажа на второй и обратно, сбивая с ног слуг, заглядывала в каждую комнату, искала себе занятие и, не находя, снова с шага сбивалась на танец. Кружилась на паркете, с маниакальным упорством отрабатывала движения, пока кто-нибудь не заставал ее и не напоминал, что нужно отдыхать. Лунаи не умела отдыхать. Она не умела даже сидеть и легко могла вскочить на ноги посреди ужина и продолжить есть уже стоя, пока стопы машинально выписывали сложный узор. Она была невозможной. Невыносимой.

Невероятной.

– Ты умеешь танцевать?

Брайд открыл глаза. Милек снова завис над ним, выстукивая пальцами ритм на деревянном подлокотнике.

– Разве я должен? Я думал…

– Умеешь или нет?

Милек хмурился, его тонкие губы превратились почти что в нить. Ему явно не доставляло удовольствия то, что он видел перед собой. Не доставляла удовольствия эта работа. Сам Брайд.

Так какого же дьявола ты все-таки здесь?

– Не думаю. Нет.

Милек протянул ему руку – настолько Мейдановским движением, что Брайд скрипнул зубами:

– Я тебя поучу.

Бледная кожа была на ощупь именно такой, как казалась. Холодной. Кровь текла по жилам танцоров лениво, сердце не выдавало больше восьмидесяти ударов в минуту даже во время интенсивных тренировок. Медленный обмен веществ позволял им питаться раз в день – или раз в несколько недель, если нужно было работать. Брайд знал об этом все. Знал столько, сколько вообще может знать человек со стороны. Но от прикосновения Милека он все-таки вздрогнул.

Неужели ты успел забыть и это?

Нет. Всего лишь отвык. Так бывает.

«Я тебя поучу». Это было совсем не то, что Брайд уже успел себе представить. Не то, что четверка танцоров вытворяла во дворе или Лунаи в коридорах и на ступеньках; каждый на свой лад, но по сути – очень похоже. Что-то древнее, дикое, в каком-то религиозном полутрансе. Нет, это был… ну, просто танец. Немного странный, из-за того что в руке лежит не женская ладошка, а тонкие, но безо всяких сомнений мужские пальцы. И все же – обычный. Ноги Брайда быстро разобрались в рисунке, подхватили шаги… Или не подхватили, а – вспомнили?

Как-то он танцевал с Лунаи… нет, Лунаи учила его. Ей было лет одиннадцать, она быстро росла, при этом не набирая вес, и напоминала даже не тростинку – тень от тени, скуластая, с остро торчащими ключицами. Брайду нужно было танцевать на каком-то приеме, а он всегда был ровно в той же степени неуклюжим, что Лунаи – грациозной и текучей.

«Давай я научу тебя. Это просто!» – и вот они уже кружатся по комнате, рука в руке, шаг за шагом, глаза в глаза... Кажется, глаза у них были совсем не похожи: у Брайда – темные, глубокого орехового цвета, у Лунаи…

Такие, как эти две полупрозрачных лужицы?

Виски вдруг заломило еще сильнее, но Брайд продолжил вглядываться вперед, надеясь, что в какой-то момент сквозь настороженные глаза мальчишки проступят те… те самые…

Но Милек оставался Милеком. И смотреть на него с каждой секундой становилось все больнее.

 

* * * * *

 

– Расскажи еще. Что ты о ней помнишь? – Мама сидела, всем телом подавшись вперед и чуть ли не водрузив на стол локти. На грани приличия. Брайд смотрел на нее и не узнавал. В общем-то, это было единственным его развлечением.

Брайду было скучно. Нет, даже не столько скучно – неуютно. Разговор затянулся; вино успело согреться, а чай – остыть: последний час в столовую не заходили даже слуги. И при этом, на него самого не обращали ни малейшего внимания.

Милек. Его очередная безумная идея. Увидеть ее дом. Ее спальню. Ее родителей – ваших родителей, я хотел сказать. Все, что ее окружало, к чему она прикасалась, любила, владела. Сложно оживить ее там, где она не бывала. Комната в императорском дворце – неподходящее место. То ли дело поместье Аруа, где вы оба провели детство.

Брайд согласился, скрипя зубами, и выбрал день, когда отец точно будет в отъезде. Матери он тоже предпочел бы не попадаться на глаза – только не с этим тощим недоразумением. Во-первых, кого-то вроде Милека Джетри не полагалось пускать даже на порог. Во-вторых… Не стоило лишний раз ее ранить. Лишний раз напоминать том, что они потеряли. В целом, мать с отцом пережили все легче, чем он. Во всяком случае, обошлись без терапии, не говоря уже о том чтобы идти к на поклон к Мейдану. Просто пережили. Иногда Брайд почти им завидовал. И все же, снова вспомнить о Лунаи, хоть и через три года, – это ведь должно быть… больно?

Но мама приняла Милека чуть ли не с распростертыми объятиями. Усадила за стол, не слушая возражений Брайда. Болтала вот уже час. Улыбку подделать можно – но не этот блеск в глазах. Мама… и вправду обрадовалась. И Брайд, хоть убей, не мог понять, почему.

– Помнишь, когда она отрезала волосы? Я едва не разрыдалась, когда ее увидела, а она все повторяла, что это глупости, что волосы ничего не значат. А ведь она с рождения их растила. До сих пор не понимаю, почему она это сделала…

– У нее шпилька вылетела в танце. Волосы распустились, зацепились за что-то. Ей еще повезло, но дело опасное. – Милек взъерошил короткие вихры. – Некоторые так и погибали.

Брайд бросил на него уничтожающий взгляд, но мама продолжила улыбаться.

– Значит, это Мейдан ее заставил?

– Разве кто-то мог ее заставить? Отрезала сама, как только пришла в себя. Прямо там же, на полу. Ножом, которым вытащила у клиента из-за пояса.

Они оба рассмеялись, и Брайд встал. Ноги затекли от долгого сидения, до двери столовой он ковылял, как только-только начинающий ходить младенец. Но этого тоже никто не заметил.

Брайда трясло. От потерянного времени, от глупости этой затеи, от…

Он ведь тоже ничего этого не знал. Почему Лунаи отрезала волосы. Почему однажды выбросила все свои зеленые платья. Куда исчезала иногда по ночам – Брайд прикрывал ее, но не задавал вопросов: думал, что однажды она сама объяснит. Не объяснила. Может быть, просто не успела. А теперь Милек сидел и так непринужденно делился тем, за что Брайд когда-то не задумываясь отдал бы правую руку.

Никто не должен был знать Лунаи так же хорошо, как он. Не говоря уже о том, чтобы знать ее лучше. Никто – и уж тем более не этот жалкий, кривоногий…

Брайд не заметил, как поднялся по лестнице и оказался у дверей детской: тело просто повторило путь, который совершало тысячи раз. Закрыться в комнате. Спрятаться ото всех. И правда как ребенку – не зря же он до сих пор называет детской комнату, где прожил до двадцати лет. Брайд сел, а потом лег на кровать, аккуратно застеленную покрывалом, которое когда-то выбирала Лунаи. Голубой – это ведь ее цвет, да?

Он скользнул взглядом по шкафу с золотистой отделкой, по кремовым обоям, по пустым рамкам на стенах и прикроватном столике…

– Ты создал здесь ее алтарь. – Милек зашел неслышно, в стиле Лунаи. И тоже, естественно, без стука. – Так было и при ее жизни?

– О чем ты? – Брайд поморщился. Как же легко Милеку даются эти слова. Будто жизнь и смерть Лунаи ничего не значат. Напрасно мать сразу не дала ему понять, как можно и нельзя об этом говорить.

– Портреты. Их так много.

– Какие портреты?

Милек вдруг оказался рядом с ним, над кроватью, над его лицом – близко, совсем близко, так, что кожу обожгло холодом. Брайд невольно поежился. Конечно, Милек провоцировал его специально, но… Эти его глаза. Брайд отвел взгляд. Смотреть в них не хотелось.

– Ого.

– Что?

– Все даже хуже, чем я думал.

– Да что ты несешь?

– Что ты видишь тут? – Он указал на одну из рам на стене. Деревянную, подчеркнуто простую, призванную лишь оттенять изображение, которого за ней не было.

– Ничего, – выдавил из себя Брайд, уже… догадываясь? – Она пуста.

– Ого, – повторил Милек. – Он… хорошо над тобой поработал. То есть плохо. Очень топорно. Но – на глубоком уровне. Я не думал, что придется погружаться настолько. Это…

Слова Милека беспокоили его. Не тем, что Брайд их не понимал. Скорее, тем, что где-то в глубине души они, наоборот, казались… знакомыми?

– Кто – он?

– Кессер.

– Я… не помню этого имени.

Он соврал. Он не помнил, кто этот человек, но имя отзывалось в нем. Чем-то волнительным. И – пожалуй – неприятным.

– Ты танцевал с ним, Брайд. – Голос Милека был до отвращения понимающим. И сочувствующим. – Тогда, в первый раз. Ты хотел забыть Лунаи. Кессер решил… хватит забыть ее лицо.

Брайд смотрел на стену. На рамки без портретов. Без ее лица. Пустые рамки. Смотрел, пытаясь разглядеть в них хоть что-то. И не видел.

 

* * * * *

 

Милек не танцевал – он летал. Его ноги едва касались земли, его тень едва за ним поспевала. Он казался легким – еще легче, чем на самом деле, – неуловимым, свободным. Будто лист, несущийся по ветру. Будто сам ветер. Брайд смотрел – и не мог оторвать от него глаз.

– А ведь он лучше нее, правда?

Брайд развернулся – медленно, очень спокойно. Точно так же спокойно взметнулась его рука. На этот раз он не выдал себя ни словом, ни движением головы. И все равно лицо Мейдана вдруг оказалось на добрый фут правее его кулака. Брайд сцепил зубы и замахнулся снова.

Это было похоже на сон – один из противных снов, когда тебя обволакивает вязкое марево и ты буквально отвоевываешь каждый шаг и каждый дюйм. Слишком медленно. Совершенно бессмысленно. Мейдан все еще не опускался до драки: в конце концов, он был не воином, а танцором. Но достать его было… как достать рыбу в бурной реке. Голыми руками. Впервые в жизни. Умирая от голода и отчаяния.

Не прошло и пяти минут, как Брайд выдохся. Он остановился, опустив голову и стараясь не слишком разевать рот, глотая воздух. В глазах у него плясали звезды, сердце колотилось как сумасшедшее.

– Кажется, я не нравлюсь тебе, мальчик. – Мейдан, конечно, даже не вспотел. И не подумал отойти – стоял и ухмылялся в каком-то шаге от Брайда. – Как жаль.

– Ты…

Жаль. Тебе жаль. Как же иначе.

– Ты и не подумал мне сказать. – Из-за сцепленных зубов собственная речь казалась ему неразборчивой. – Я все время считал, они не связываются со мной из-за стиса. А они просто… не хотели подчищать дерьмо, оставшееся от Кессера. И ты… ты… ни слова мне не сказал.

– А… – Мейдан продолжал забавляться. – Сам докопался, или твой маленький дружок подсказал?

Он повернулся к Милеку, и Брайд нехотя последовал его примеру. Что угодно лучше, чем смотреть на Мейдана. Так он объяснил себе – хотя через секунду уже забыл, что надо что-то объяснять и как-то оправдываться.

Танцевать можно как угодно. Тут нет никаких правил, разрешенных стилей, упорядоченных шагов. Все дело в концентрации, и некоторые умели вводить себя и клиента в транс, даже не двигаясь. Милек предпочитал иное. Он предпочитал… ну, танец? В его движениях был четкий рисунок, они были отточены, продуманы и предсказуемы – измерь длину каждого шага линейкой, разница не составит и дюйма. Шаг – разворот, шаг – прыжок. И раз, и два, и три. Шаг – разворот. Шаг… Закрой глаза на несколько минут, и будь уверен, что Милек окажется именно там, где должен оказаться, будто идя за музыкой, которую слышит он один.

Это было завораживающе. Красиво. И… знакомо?

Разве Лунаи не изводила себя днями и месяцами, чтобы добиться того же оглушающего единообразия? Разве не повторяла одно и то же движение раз за разом, тысячи раз перед зеркалом, пока оно не выходило именно таким, как ей нужно, как она сама чувствует, хотя любой другой не заметил бы разницы? «Танец – это искусство», – говорила она. «Я хочу, чтобы мною любовались». И во что бы она ни была одета, с копной мягких волос или коротким ежиком на голове, ею действительно любовались все.

Ею – и Милеком.

Милек замедлился, как игрушка, в которой заканчивался завод. Допорхал до середины круга, легко поклонился и уже обычным шагом пересек двор.

– У нас всегда был похожий стиль. Поэтому мы и были так близки. Или потому что мы были близки – это как посмотреть. – Милек был меньше Брайда, но отчего-то тому казалось, что смотрят на него сверху вниз.

– Вы… с Лунаи?

– Я. Она. Ты. Ты все еще не помнишь?

Брайд покачал головой.

– Вы были друзьями?

– Лучшими. Мы выросли вместе. Я заходил к вам чуть ли не каждый день – ну, у меня развернуться было негде. Весь мой дом – меньше, чем твоя или ее детская.

Милек не врал. Этот упрямый мальчишка вообще не любил врать – об этом Брайд помнил даже сейчас. Прочее… все еще было туманным. Неясным. Будто во сне.

– Я забыл, как ты танцуешь. – Почему-то сейчас это показалось ему даже более важным, чем их забытая дружба. – Просто стер из памяти, как и ее лицо. Милек, зачем я это сделал?

Он пожал плечами:

– Тогда тебе казалось, что так будет легче. И тебе ведь правда стало легче. На какое-то время. Пока ты не решил, что ее пора воскресить.

– Сам себя загнал в ловушку. – Брайд криво усмехнулся.

– Пожалуй.

– Какое счастье, что император позволил мне отмотать все назад.

Милек молчал. Молчал и смотрел на него. Так пронзительно, что Брайду уже почти привычно захотелось отвести взгляд.

– Милек?

– Ты что, правда еще не понял?

 

* * * * *

 

Не только Милек вдруг изменился – Ройс тоже. Нет, двигался и выглядел он так же, как и всегда. Просто… Брайд смотрел в его открытое и честное лицо – и не узнавал.

Сестру я похоронил, одного друга забыл, второй меня предал. Кажется, пора перестать сходиться с людьми.

– Как ты мог? – выдавил из себя Брайд. Дальше слова не шли.

Ройс не переспросил. Просто сидел и смотрел на него. И в здоровенном кресле, призванном ублажать императорскую задницу, он вдруг показался Брайду маленьким. Съежившимся.

– Ты решил стереть ее. Уничтожить. Я готов был молиться на тебя, за то что ты уговорил Мейдана… или Милека. А он должен был выскоблить мне память.

– Брайд…

– Конечно, я не стал бы тебя обвинять. Я бы даже не понял, чего лишился. Так ты всегда действуешь, император?

– Брайд!

Ройс выпрямился. Поднял голову. Рука впилась в подлокотник – куда менее заметный жест, чем его обычные постукивания и жевание губ, хотя костяшки и побелели. Он учится. Шлифует себя, постепенно превращаясь в того самого императора, которого все ждут. В статую. В красивый портрет на стене. Равнодушный и мертвый.

– Я не врал тебе.

– Конечно, не врал. Ты недоговаривал. Позволил мне самому решать, что этот танец – во благо.

– А разве он не был во благо?

– Все-таки у тебя хорошие наставники. – Брайд заставил себя усмехнуться. Получилось зло, но это все равно было лучше, чем врезать императору по лицу. На этот раз Брайд бы попал. Безо всяких сомнений и угрызений совести. – Во благо Империи. Во благо народа. Конечно. Им ведь нужен советник, который не сходит с ума из-за какой-то мертвой девицы. Я слишком важная фигура в этой партии, чтобы думать еще и о моей… душе.

– Послушай, Брайд. – Сталь в глазах Ройса накладывалась на сталь его голоса. – Я сделал только то, о чем ты сам просил.

– Правда? – Уголок рта Брайда пополз вверх. – Почему же я ничего подобного не…

… припомню?

Он вдруг осекся. Замолчал. Ройс был спокоен – слишком спокоен. Да, конечно, учителя у него были отменные, и все же…

– В первый раз, – тихо сказал Ройс, – это я отговорил тебя забыть ее окончательно. Вряд ли ты помнишь, что было тогда. Это ведь тоже… стерлось. Но зато я помню все. Как ты даже не мог подняться с постели. Как не ел неделями, пока кто-то не начинал запихивать пищу тебе в рот, не давая вдохнуть, пока не проглотишь. Как ты просто лежал и смотрел в одну точку. Когда тебе предложили попробовать танец, ты… ухватился за эту идею. И ты хотел забыть ее – полностью. Забыть, что она вообще была. Потому что жить в мире, где ее больше нет, для тебя было невыносимо.

Брайд пожалел, что начал говорить с порога, так и не присев: ноги больше не слушались его, он едва находил в себе силы, чтобы просто дышать.

– Я был против. Я думал, что это несправедливо. По отношению к ней, к Аруа, к Милеку. Стереть кого-то – разве можно так делать? Разве не хватит того, чтобы просто не видеть ее в каждом похожем лице? Чтобы вспоминать ее не каждую минуту, а каждый день? Как… как бывает у большинства людей, которые спустя время начинают жить дальше.

Брайд хватал ртом воздух.

– Тогда я тебя отговорил. Но в конечном итоге, ты оказался прав. Ты не можешь жить дальше, Брайд. Не с ней. Так что да – я делаю это для твоего блага. И потому что ты сам так просил.

Прохладные пальцы ткнулись в ладонь Брайда, обвили запястье, удержали, когда тот покачнулся.

– Идем. – Милек. Не нужно было оглядываться, чтобы понять, что это он.

Нетвердым шагом Брайд вышел из приемной. Прислонился к стене – и сполз по ней вниз.

– Как ты здесь оказался? – Голос слушался плохо.

Милек опустился на пол рядом. Очень близко – прижимаясь плечом к плечу. Снова взял его руку. Пальцы были холодными, да. Но от прикосновения Брайду вдруг сделалось теплее.

– Я всегда рядом с тобой.

Брайд оторвал затылок от самой удобной в мире стены и повернул к нему голову. Губы Милека слегка улыбались. Глаза тоже.

– Проклятье. – Он тоже фыркнул. – Какой же я осел. Это не по-настоящему, да?

– Верно.

– Мы танцуем.

– Я танцую. Ты – спишь.

Вот оно как. Сплю…

Спит. Где-нибудь в тени возле двора, в котором он спустя три года увидел Милека, или в одном из танцевальных залов. На удобной перине, со слугой, вытирающим пот, смачивающим его губы, омывающим, переодевающим его, вливающим в рот густой бульон, – пока рядом плетет свою бесконечную вязь Милек. Вообще-то спящего можно устроить и в собственной постели, но нежелательно: никто не знает, когда все подойдет к концу и танцору снова понадобится взять его за руку и вывести наружу. Если понадобится. Если танцор не умрет от истощения, оставив клиента вечно спящим или просто… не прежним.

Брайд знал все это. Знал из рассказов Лунаи и – наверное – Милека. Но увидеть никак не мог. Сейчас реальным для него был коридор императорского замка. И рука Милека в его руке.

– Значит, я не бил Мейдана?

Смешок.

– Нет.

– А те портреты… они есть?

– Нет.

– Вот почему мама вела себя так странно… А…

– Брайд. – Милек посерьезнел. – Нам пора выбираться.

– У нас… мало времени?

– Времени всегда мало.

 

* * * * *

 

– Давай потанцуем?

Вообще-то они были чертовски похожими – Лунаи и Милек. Собери их троих в одной комнате – в Брайде едва узнают ее брата, а вот Милека примут за близнеца. Рост, фигура, манера двигаться, холод кожи, светлые волосы… глаза?

Их каблуки стучали по паркету в комнате Лунаи – той, куда Брайд не заходил уже три года, и все равно помнил до мельчайшей трещины между половицами. Шаг вправо, шаг назад. Рука в руке.

– Почему ты пошел против императора?

Лицо Милека так близко. Светлая кожа с веснушками на носу. Упрямый подбородок. Темные ресницы вокруг этих сумасшедших голубых глаз. Красивый мальчик. Брайд только теперь понял, что это значит. Что она тоже была… красивая.

– Мы не подчиняемся императору.

– Я знаю. И все-таки… Почему ты решил, что мне надо вспомнить ее, а не забыть?

– Брайд…

Рука Милека переползла с плеча ему на затылок. Наклонила его голову к себе. Чуть не до столкновения лбами.

– Я ничего не решил. Не решаю. Это ты должен выбрать.

Запах яблок. От него пахло яблоками. Или… не от него, а – от нее?

– Куда мы пойдем, Брайд? Какая комната следующая?

Брайд посмотрел на дверь. Темное дерево с резьбой. Слегка скрипит, когда открываешь, – никто так и не понял, в чем беда, и не сумел ее починить. В настоящем поместье Аруа за ней был бы… Впрочем, неважно. Брайд понимал, о чем говорит Милек. Когда он откроет дверь, он – они – окажутся где угодно. Где-то, где Лунаи тоже оставила след.

Или нет.

 

* * * * *

 

Жарко. Нет, не жарко – горячо. Это разные вещи. Брайд не думает о том, что причиняет боль, но наверняка причиняет: слишком сильно впивается пальцами в плечи, губами в губы, вжимается грудью в грудь. Дышать некогда, думать – некогда, они оба сейчас умирают, каждый разорван надвое, на пустую оболочку и разрывающееся сознание, на там и где угодно, на отдельно и… так.

– Когда ты в нее влюбился?

В глазах все еще плавают островки тьмы, их сложно заставить видеть четко, после того как изо всех сил жмурился. Хотя лучше держать их открытыми. Смотреть прямо перед собой. На него. На нее. На этот влажный приоткрытый рот. На капельку пота, стекающую по щеке.

– Как только она родилась.

– Я так и думал. – Улыбается. Ее улыбкой? Своей? Проклятье, почему это так сложно? Брайд снова закрывает глаза.

Милек весь состоит из костей и твердых, будто отлитых из железа, мышц. Тонкий, такой тонкий… хрупкий? Все-таки надо осторожнее. Не сломать.

Брайд доталкивает его до кровати и молится о том, чтобы это была его собственная кровать. Не ее, нет, – даже внутри собственной головы ему не хочется… Интересно, Милек снился ему когда-нибудь просто так? В обычных снах, которые Брайд не придумал сам от начала до конца? Конечно, нет. А Лунаи?

Брайду снова не хватает воздуха.

Он открывает глаза. Милек тоже начинает его раздевать – так спокойно и деловито, будто следует плану. Будто заранее знал, что это случится. Огромные голубые глазища – как у нее. Стриженая макушка – как у нее. Конечно, он знал.

Брайд продолжает задыхаться. Захлебываться. Тонуть.

– Ты… уже делал это?

Молчит.

– Нам необязательно…

Замирает, на секунду оставляя штаны Брайда в покое:

– Трогательно. Не каждый… такой джентльмен.

Стягивает штаны вниз, не давая Брайду задуматься о том, что только что сказал.

Через минуту…

Тонкие, тонкие косточки. Птичье сложение. Трогать кончиками пальцев, целовать, едва касаясь губами. Так нужно, но так – не выходит. Не вышло бы. Даже с Лунаи.

Особенно с ней.

Брайд в последний раз смотрит на Милека. И дает себе волю.

 

* * * * *

 

Брайда трясло. От холода, от отвращения к себе, от всего этого сразу. Он едва не плакал – заплакал бы, будь он один, если бы на его плече не лежала рука Милека, которую так невыносимо хотелось сбросить, оттолкнуть, сбежать… куда угодно, даже не одеваясь.

– Почему? – Глупый вопрос, если подумать. Но все другие вылетели из головы.

– Потому что тебе этого хотелось.

– Но… почему мне этого хотелось?

Милек вздохнул и отстранился сам.

– Почему мы хотим того, чего хотим? – Он пожал плечами. – Это просто случается.

Сумасшедшие голубые глаза…

– Ты же не так выглядишь. – Брайд не спрашивал. Откуда-то он уже знал ответ. – Вы же с ней… не похожи на самом деле.

– Нет, не похожи. Это ты сделал меня таким. Это ведь твой сон. Настоящий Милек… вряд ли тебя интересовал.

Снова стало противно. Затошнило, еще сильнее, чем раньше. Он едва заставил себя говорить дальше.

– И это значит…

– Верно. Ты вспомнил. Послушай. – Милек приподнялся на локте. – Времени у нас осталось совсем мало. Еще несколько шагов – и я споткнусь, и не знаю, сумею ли встать. Здесь две двери.

Брайд оглянулся и понял, что их действительно две. Вторая занимала место книжного шкафа.

– Та, что справа, прямо сейчас выведет нас в реальный мир, вместе со всем, что ты успел вспомнить. У тебя еще остались пробелы, но уверен, ты сумеешь их заполнить. Ее портреты, места, где она бывала, – все это и правда работает. Лучшего, прости, предложить не могу: Кессер перелопатил здесь все, что можно. Приходится лепить из остатков.

Брайд кивнул.

– А… – В горле у него пересохло. – Что за второй?

– За второй, – продолжил Милек, – ты найдешь бочки с горючим. Ты обольешь ими каждую комнату, в которой мы побывали, и еще множество других. И подожжешь.

– И тогда…

– И от нее не останется ничего. Прости. Если бы это был первый раз, мы и здесь могли бы придумать что-то получше. Убрать только боль. Оставить смутное сожаление. Любовь – но такую, без острых углов. А сейчас... Выбирай, Брайд. Надо выбирать.

Брайд смотрел на него. На его-ее лицо. Знакомое до последней черточки. Красивое. Был и третий путь, о котором Милек не сказал. Остаться здесь, в этой комнате. В этой постели. Интересно, он вообще почувствует, когда Милек… уйдет? Это ведь его сон. Он может придумать Милека заново. Превратить его в Лунаи окончательно. Быть с ним. С ней. Навсегда.

Навсегда.

Всего-то ценой жизни одного мальчишки, который сам знал, на что идет.

– А… это? – Брайд осторожно коснулся пальцами его лица. – Мне и тебя… сжечь? Но тогда как мы отсюда выйдем?

– А, – кивнул Милек. – Да, забыл сказать. Думаю, в той коморке ты найдешь и скальпель. Грязная работа, но сделать ее придется. Вывести тебя я сумею и без лица.

Его голос не выражал ничего. Ни страха. Ни волнения. Ни сомнений. Совсем ничего.

– Выбирай, Брайд.

Он провел рукой по скуле, челюсти, подбородку Милека. Медленно, будто очерчивая контур. Обозначая надрез.

Выбирай.

Снова не хватало дыхания.

Выбирай.

 

* * * * *

 

Брайд открыл глаза. Над головой у него было небо, под головой – подушка. Рядом…

– Ты в порядке? – На него уставились два усталых зеленых глаза. Милек стоял на коленях, держа его за руку, и выглядел так, будто последние несколько футов проковылял на четвереньках или ползком. Его лицо осунулось, щеки запали, даже волосы будто потускнели, утратили медный оттенок.

– Да, – ответил Брайд отчего-то шепотом. – В порядке.

Он высвободил руку и попытался сесть. Получилось. Он чувствовал себя странно. Странно – и хорошо. Будто его только что вырвало: горло саднит, и во рту противно, но облегчение с лихвой перекрывает все.

– Шао, быстро. Подними его. – Брайд вздрогнул. Мейдан снова появился неожиданно – и в нужный момент, будто мог танцевать с самим пространством и временем.

– Я не… – начал Брайд, но понял, что речь не о нем. Милек лежал, уткнувшись лицом в колени и разбросав руки по земле. И не шевелился.

– Позвать кого-то тебе на помощь?

– Справлюсь, – буркнул Шао и, сцепив зубы, взвалил Милека себе на плечо. Тот был крупным для своих семнадцати – и тяжелым, но тигру, наверное, было не привыкать.

– Он… – начал Брайд и запнулся.

– Живой, – слегка улыбнулся Мейдан.

Он тоже выглядел потрепанным и… постаревшим, будто несколько ночей не сомкнул глаз. Из-за Милека, конечно. Хороший наставник – и человек, судя по всему, неплохой. Что-то было во сне, который уже успел стереться, оставив после себя только смутные ощущения. Что-то связанное с ним. С императором. С Милеком – кем-то, кого Брайд называл Милеком, потому что выглядел тот совсем иначе. Забавно, как работает подсознание.

– А ты как?

Что-то внутри него скручивало пустотой – и правда, будто вывернутый наизнанку желудок. Неуютно – но Брайд знал, что сумеет приспособиться. Потому что тиски, так долго охватывавшие его голову, тоже исчезли.

– Знаешь… – задумчиво протянул Брайд. – Кажется, я…

Он вдруг вспомнил подходящее слово – то самое, которое давно выбросил из головы за ненадобностью.

– Кажется, я выспался.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 9. Оценка: 4,67 из 5)
Загрузка...