Черный. Белый. Красный

Город тонул во флажках, что гирляндами развесились над улицами, в воздушных змеях, летавших через крыши, в бесконечной толпе, запрудившей площади. В этот день работали только артисты, музыканты и певцы, а простые люди веселились и отдыхали, надевая причудливые наряды и на короткое время забывая себя самих.

Как иначе праздновать день великой победы над чумой?

Раньше Конрад с удовольствием надевал маску и присоединялся к остальным. Раньше Дейра перевоплощалась в Белую Чуму, одну из многих, бродивших сегодня по улицам. Белое платье, белая клювастая маска с тёмными провалами глаз, белые туфли — вот и весь образ. Говорили, правда, что Чума ходила босиком, но какая дама пойдёт в таком виде по грязной мостовой? Вот и носили, кто что хотел.

Носила и Дейра. Пока не пропала.

Конрад не сразу понял, что дочери нет. Она и раньше часто исчезала — останавливалась то посмотреть на жонглёра, то потанцевать с молодым человеком, то послушать саксофониста. Ей было четырнадцать лет, в таком возрасте хочется узнать весь мир. Но теперь она слишком долго не отзывалась на голос отца, и Конрад прибегнул к магии. Коснулся одного из перстней, сверкающей россыпью унизавших пальцы, резко надавил, рассекая острой гранью алмаза тонкую кожу — что такое капля крови, если ему нужно найти расшалившуюся девочку? Когда-то он проливал её бочками.

— Хэфен.

— Господин? — раздалось над ухом, и голос был скрипучий, как шестерёнки ржавого автоматона. Конрад повернул голову, встретившись взглядом с черноглазым вороном.

— Дейра опять куда-то удрала, — коротко сказал заклинатель. — Найди и скажи, что я волнуюсь.

— Дети, ах дети, как же они меняют людей, — насмешливо каркнул Крылатый Слуга. — А ведь в рядах хускэрлов короля ты был суровым и жёстким, как...

— Лети, — буркнул Конрад. В груди шевелилось нехорошее предчувствие, и он хотел поскорее его развеять.

Но ворон принёс дурные вести.

***

Конрад летел сквозь толпу, расталкивая людей. Вслед ему оборачивались — одна Дейра, другая, третья, всё не то, всё не она! Он готов был проклинать дурацкий обычай города, из-за которого в этот день женщины выглядели так одинаково. Похожие маски, похожие белые платья, один и тот же образ, повторенный множество раз. Безликие тени глядели сквозь Конрада и отворачивались, кружили вокруг, не понимая, что ему нужно. Лишь Хэфен мог заглядывать под маски — и парил высоко над заклинателем, высматривая Дейру.

Но её не было.

— Здесь, — Крылатый Слуга спикировал Конраду на плечо и опустил голову. — Здесь её след обрывается.

— Даже для тебя?

— Даже для меня. Кто-то позаботился о том, чтобы её не нашли.

Значит, это не просто пьяный аристократ попытался силой увлечь девушку в свою постель. Это что-то иное. Что-то серьёзное.

Конрад огляделся. Он стоял в узком переулке, соединявшем два проспекта, сверху нависали балконы — при желании с одного на другой можно было перепрыгнуть безо всякого труда. С обеих сторон слышался смех, весёлые песни и музыка — там шёл карнавал. Но никто не заглядывал в городские капилляры, никто не шагал в тишину. Здесь начинался другой мир.

— Осмотрись, — велел Конрад ворону. — Может, кто-то видел, что тут случилось.

— Старик-оборванец вон в том подвале, — Хэфен клюнул воздух. Конрад шагнул к ведущей в подпол лестнице, но нищий, услышав его, бросился наутёк.

Конрад не стал бежать за ним. Скупой пасс тремя пальцами, капля крови, скормленная перстню с ониксом — и тень заклинателя мягко шагнула вперёд, вытянулась, сжалась, прыгнула вперёд. Нищий грохнулся на землю, вопя от страха.

— Я ничего не видел! — заголосил он, увидев приближающегося Конрада. Слуга-из-тени схватил его за шиворот и без видимых усилий поднял в воздух. — Ни... ничего!

— А я ведь ещё даже не спрашивал, — Конрад кивнул Слуге, и дёргающиеся в танце висельника ноги старика коснулись земли. — Ну и что же именно ты не видел?

Глаза нищего забегали.

— Ну?!

— Они убьют меня, мейстер! Убьют, если узнают!

— А иначе тебя убью я, и, заметь, проделаю это прямо сейчас. Говори.

Нищий заговорил. И Конрад мрачнел с каждым словом.

Двое заклинателей, рассказал старик. Оба — в чёрных сюртуках, на головах — аккуратные цилиндры и чёрные вороньи маски, типичный набор уважающего себя джентльмена в этот день. Набор благородного человека, которому неприятен карнавал, но который не хочет нарушать традицию, а потому нуждается в маске. Джентльмены прошли через переулок, сверкая камнями в перстнях, и да, с ними была девушка в наряде Белой Чумы, и шла она, шатаясь, как пьяная.

— Какие у них были камни в перстнях?

— Да разве ж я видел, мейстер? Это ваши колдовские штучки, я не...

Слуга-из-тени отшвырнул его в сторону и повернул голову к заклинателю. У него не было лица, лишь непроглядная чернота на том месте, где оно должно было быть, но Конрад знал — существо его видит.

— Иди за мной, — коротко бросил он. — Спрячься и не отставай ни на шаг.

Силуэт шагнул в его тень и та почернела, как будто на Конрада направили мощный фонарь. Заклинатель пошёл прочь из переулка, даже не оглянувшись на стонущего у стены старика.

Хэфен устремился следом.

***

В этот день мало кто следил за прохожими, уж сегодня было на что посмотреть и без них. Поэтому Конрад спрашивал в первую очередь тех, кто действительно мог что-то запомнить — лавочников, продавцов пирожков и прочих торгашей, пользующихся праздником, чтобы набить карман. Троица была весьма приметной — на это он и рассчитывал. Каждый торговец получал целый стерлинг, бумажный или золотой — что нашлось в кошельке. Если только вспоминал что-то полезное.

Один видел их мельком.

Другой запомнил волочащую ноги девочку.

Третий взглянул на двух джентльменов в чёрном, и его будто холодом пробрало — он в красках расписал всех троих, и непохоже было, что врёт.

Заклинатели, думал Конрад, идя по следу из слов и воспоминаний. Дейру похитили заклинатели. А значит, времени у него мало. Если Конрад не успеет, его девочку зарежут на лабораторном столе, как овцу, а кровью напоят потустороннее существо, чтобы заставить его служить себе. Когда-то подобное было в порядке вещей, сейчас за это полагалась виселица — но всё равно находились смельчаки, рискующие свободой и жизнью ради большого куша. Слишком уж сильные сущности могли пойти за тем, кто предложит такую плату.

А ведь ещё полгода, от силы год, и Дейра стала бы бесполезной для них. Сейчас она горит ярко, как любой подросток — но очень скоро её тело закончит превращение из девочки в женщину, и душа погаснет. Так случается со всеми. Те, кто продолжает мерцать хотя бы слабыми искорками былого огня, становятся заклинателями. Те, в ком остаётся лишь пепел — обычными людьми.

Конрад не знал, кого — или что — хотели напоить те двое. Ему было плевать. Он тоже собирался совершить преступление, за которое до сих пор вешали: намеренное убийство. Впрочем, его наверняка оправдают. Люди помнили чёрные страницы своей истории и детей не прощали никому.

Дорога вывела его на главную площадь. Что ж, все городские дороги ведут сюда.

— Тридцать лет! — вещал с возвышения клирик в белоснежной рясе. — Тридцать лет назад Творец смилостивился над нами и отправил Белую Чуму обратно в преисподнюю! Он преподал урок всем нам, урок тяжёлый и тёмный. Лишь сила искренней молитвы...

Его слушали. Буйство карнавала стихало, приближаясь к проповеднику, точно морские волны, падающие на прибрежные скалы. Стояли мужчины в чёрных сюртуках и цилиндрах, один-в-один похожие на похитителей, стояли женщины в белых одеждах и масках Чумы. Клирик продолжал, но Конрад не смотрел на него. Он видел человека, который мог бы помочь.

Церковь всегда шла рука об руку со светской властью. Вот и сейчас у помоста стоял мужчина с холодными глазами, оглядывая толпу. Хенгест Мортен, пожизненный мэр. Городской глава, нынче одетый в тот же чёрный сюртук и цилиндр, что и все джентльмены в этот день. Только маски не было на его бледном лице, так похожем на лицо мертвеца — мэр никогда не любил традиции.

Ему было за что не любить Праздник исцеления: тридцать лет назад в этот самый день он потерял от чумы троих дочерей, ровно за сутки до того, как мор отступил. Смерть забрала у него душу, оставив взамен часовой механизм — и, как перешёптывались горожане, для блага общества стоило бы сделать то же самое со всеми правителями, потому что никто не работал для своего города так же, как Хенгест.

Никто не понял бы Конрада так же, как он.

— Мейстер Эриксон, — бесцветным голосом произнёс мэр, глядя на продирающегося сквозь толпу отставного хускэрла. — Ваше поведение и... ваша тень удивляют меня.

— Мейстер Мортен, — кивнул Конрад. — Это необходимость. У меня похитили дочь.

— Понятно, — ледяные глаза Хенгеста не выражали ничего. — Мы должны хранить своих детей, мейстер Эриксон. Сейчас не старые времена, но...

— Послушайте, — перебил его Конрад. — Когда Дейра найдётся, можете запереть меня в своём кабинете и песочить хоть целый день — я слова поперёк не скажу. Но сейчас важна каждая минута. Я могу не успеть только потому, что говорю сейчас с вами. Вы поможете мне?

— Да. Вы вооружены?

Конрад показал ему револьвер. Шесть серебряных пуль, для Слуг, и шесть свинцовых, для людей — мало, но должно хватить.

— Отлично. Мерсия! — крикнул Хенгест. Миг — и из чёрно-белой толпы вынырнула молодая женщина. Как и мэр, она не носила карнавальный костюм. Чёрные волосы, чёрный мундир королевских хускэрлов с нашивками лейтенанта, чёрные ботинки, начищенные до блеска. Когда-то и сам Конрад носил такую же одежду, охраняя безопасность своей страны. Но это осталось в прошлом.

Он заметил на пальцах девушки четыре серебряных перстня и коротко кивнул коллеге — такое носили только заклинатели.

— Вы звали, мейстер Мортен? — спросила она.

— Звал. Если у вас нет работы, то сейчас она появилась.

— Я слушаю.

— Мейстер Эриксон, вам слово.

— У меня похитили дочь, — повторил Конрад, не отрывая взгляда от губ Мерсии, изогнутых в лёгкой усмешке. — Я иду по следу, но её похитили заклинатели, и я не знаю их силы.

Девушка поняла всё сразу и не сказала больше ни слова. Усмешка исчезла с её лица, Мерсия коротко поклонилась, прижав руку к груди. Жест этот означал признание временного подчинения — и Конрад, тоже поняв всё, просто пошёл вперёд.

Клирик замолк, провожая их взглядом. Море белых и чёрных масок повернулось в сторону заклинателей, десятки настороженных глаз заблестели в тёмных провалах глазниц. Конрад не смотрел на это: он шёл к Дейре.

— Вы знаете, кого именно мы ищем? — медленно проговорила Мерсия.

— Двоих мужчин в чёрных костюмах и масках и девочку четырнадцати лет в белом платье. Их видел один оборванец. Я спрашивал торговцев и артистов, кое-кто их запомнил.

— Куда они шли?

— Прямо по этой улице, никуда не сворачивая.

Она не ответила, погрузившись в мысли. Конрад шагнул в сторону — спросить очередного торговца. Он не ошибся, выбрав этот выход с площади. След вёл его дальше.

Мерсия молчала, следуя за ним безликой фигурой. Молчал Слуга-из-тени, тёмной пеленой замерший в тени Конрада. Молчал Хэфен, паря над ними и высматривая Дейру. Заклинатель знал, что это бесполезно, но Крылатый Слуга хотел помочь, и он не спорил.

А вокруг танцевали, вокруг бесновался чёрно-белый вихрь из мужчин и женщин. Чёрные сюртуки, белые платья кружились в замысловатой фигуре, горожане оборачивались вслед странной паре, не надевшей маски в этот весёлый день, смотрели им вслед и тут же забывали, стоило только отойти подальше. Городу не было дела до одной-единственной пропавшей девочки, он жил своей жизнью.

Идеальный день, чтобы совершить убийство. Слишком уж занята вся полиция города, а буйство праздника мешает спокойной работе. О, конечно, потом похищенную найдут. Обескровленную, белую, как мел. Оболочку без души, которую можно только похоронить и ничего больше. Так уж вышло, что слишком яркий огонь нельзя выпускать из души порциями — только весь сразу. До последней искры.

Конрад знал всё это слишком хорошо, чтобы медлить.

След вёл дальше.

***

Улица упиралась в роскошную ограду из кованых прутьев, увитых плющом. Отсюда не было видно особняка, но Конрад хорошо знал, как выглядит здание — он не раз бывал здесь.

А на угольно-чёрных камнях дорожки застыло красное пятнышко — красная кровь Дейры, ещё не растерявшая запах силы его дочери. Должно быть, девочка на какой-то миг очнулась от транса и прокусила кожу, оставив тот единственный знак, который могла оставить.

— Это дом Гармунда, тэна Эйфского, моего прямого командира, — сказала стоявшая позади Мерсия.

— Меня это не остановит.

— Ты уверен? — из небесной выси опустился Хэфен. — Здесь живёт не какой-нибудь нищий кэрл.

— В горе люди часто совершают опрометчивые поступки, — ответил заклинатель, толкая калитку — та оказалась незапертой. Мерсия, поколебавшись, шагнула за ним. Былое спокойствие покинуло её, походка лишилась твёрдости. Девушка сомневалась, но пока ещё следовала за Конрадом.

И пока он шёл тропой по аллее, усыпанной белыми цветами яблонь, в голове роились бесконечные вопросы. Какая у Гармунда Эйфа охрана? Сколько её, кто в ней состоит? На что способен сам Гармунд, он ведь тоже заклинатель? Когда-то Конрад был знаком с ним, но слишком давно. В те годы он бы никогда не подумал, что Гармунд может заниматься тёмными ритуалами.

И кого этот человек хотел напоить кровью Дейры?

Но ответов не было, и Конрад отбросил лишние мысли. Рано или поздно он всё узнает, а сейчас нет смысла задумываться над этим.

Никто не вышел его встречать. Особняк будто вымер, могильная тишина стояла в саду, оставив позади грохот и гром карнавала. Ничто не нарушало идиллию, и всё же Конрад чувствовал где-то далеко в глубине души — он на правильном пути.

— Что вы собираетесь делать? — услышал он, коснувшись ручки двери. Мерсия колебалась, в голосе её слышалась тревога, и Конрад прекрасно понимал её. Если командир запятнал себя кровью детей — это позор на весь корпус хускэрлов. Он по-прежнему не верил, что тэн Эйфский способен на такое, но след вёл сюда, и Конрад обязан был узнать правду.

— Послушайте, мейстрес...

— Киннер. Мейстрес Киннер. Но лучше зовите по имени.

— Хорошо. Мерсия, я знаю, что вы чувствуете. Не хочу, чтобы из-за меня вы пошли против своих или замарались в этом преступлении. Если вам тяжело, можете уйти. Я пойму.

— Я никуда не уйду, — её лицо потемнело.

— Тогда соберитесь и успокойтесь. Сначала я только поговорю, — сказал заклинатель, перешагивая порог.

Особняк нисколько не изменился за десять лет, прошедших с последнего визита Конрада сюда. Заклинатель снова попал в белый зал, где за рядами мраморных колонн прятались картины известных мастеров живописи. Сосновый лес, море в шторм, призрак на кладбище. Конрад запоминал все места, где ему довелось побывать — запомнил и это.

Зал упирался в широкую лестницу, что вела на второй этаж, а на лестнице стоял тэн Эйфский — молодой ещё мужчина в чёрном мундире, расшитом белыми нитями. Простые кэрлы говорили, что сложный узор защищал обладателя от злых духов, но Конрад знал наверняка, что это враньё. Задумываться стоит не о глупых украшениях, которым самое место на женских платьях, а о перстнях, которые сверкали на пальцах командира хускэрлов.

Гармунд стоял и ждал.

— Мейстер... Эриксон? — он слегка поднял брови.

— Я пришёл за дочерью, — равнодушно произнёс Конрад, остановившись посреди зала. — Не стоит изображать удивление, вы знали, что похищенная девочка — моя.

— Узнал не сразу, и не скажу, что был рад, — пожал плечами Гармунд, шагнув на ступеньку ниже. — Впрочем, неважно. Но с вами моя подчинённая, хм... это усложняет дело.

— Остановитесь, — почти умоляюще сказала Мерсия, и Конрад не понял, к кому из них она обращается. — Вы не...

— Молчите! — Гармунд вскинул руку. — Мейстрес Киннер, не вмешивайтесь. У нашего гостя есть все причины быть здесь, так что я поступлю, как должен. Глупо играть в благородство, зная, с чем мы имеем дело, о да. Но я слишком старомоден, чтобы поступить иначе.

— Но...

— Он прав, — покачал головой Конрад. — Уходите. Позовите стражу, хускэрлов... кого угодно. И могильщиков. У них сегодня будет работа.

Мерсия глубоко вздохнула. Вытащила револьвер, быстро проверила, заряжен ли, взвела курок.

И направила ствол в голову Конрада.

— Не стоит, — сказал Гармунд. — Лучше и впрямь уходите.

— Сдавайтесь, мейстер Эриксон, — Мерсия закусила губу.

Больше она не успела добавить ничего, потому что застывший в тени заклинателя силуэт распахнул алые глаза и бросился на девушку. Грянул выстрел, выбив мраморную крошку из ближайшей колонны, застучал по полу упавший револьвер. На этот раз потустороннее существо не было обязано сохранять жертву в живых — но и жертва могла защищаться.

Яркий огонь вспыхнул в руках Мерсии. Слуга скользнул в сторону лужицей тьмы и замер, выжидая момент для новой атаки. Конрад уже забыл о них: ему был нужен только Гармунд.

— Где моя дочь?! — выкрикнул заклинатель, нажимая на спуск. Пуля с треском врезалась в стену, и Гармунд невозмутимо провёл пальцем по щеке, стирая выступившую кровь.

— Успокойтесь, мейстер Эриксон, — сказал он, чиркнув одним из перстней по запястью. Мерсия, пошатываясь, встала на ноги. — Её вам уже не вернуть.

— Что же, — Конрад повернулся и прицелился в Мерсию, не обращая внимания на испуганный взгляд девушки. На её ладонях остывали красные линии сигила отрицания — именно им она отогнала Слугу-из-Тени. — Тогда я убью вас всех, одного за другим.

В ответ ударил гром. Конрад ждал именно этого — реакции командира, чью подчинённую собираются застрелить, но и подумать не мог, что Гармунд призовёт нечто подобное. Мраморный пол вздыбился, треснул, прикрывая Мерсию неодолимой преградой. Колонны глухо застонали вместе со всем особняком.

Конрад бросил быстрый взгляд на хозяина и выстрелил снова, на этот раз прицельно, но опоздал — Гармунд уже нырнул за одну из колонн.

— Идите, лейтенант, — прозвенел мраморный барьер его голосом, вставая на ноги. — Вы знаете, что делать.

Прихрамывая, Мерсия бросилась к выходу.

— Зря ты тронул мою дочь, — прошептал Конрад, разрезая саднящую кожу на запястье чёрным, как ночь, морионом. О белоснежный мрамор пола застучали красные капли. — Стой! — вдруг крикнул он, осознав, что сказал Гармунд.

— Нет-нет, — прошептали картины, превращаясь в сложенных из раскрашенного холста птиц.

— Ни в коем случае, — добавила колонна, расползаясь белой глинистой массой.

— Она уйдёт, — заметила люстра, падая на пол хрустальным пауком.

Конрад всадил в него две пули, и только прозрачные брызги полетели в стороны.

Птицы бросились на него шелестящей стаей, но на их пути встал Слуга-из-Тени. Взмах, удар, треск — и бесценные картины попадали на пол кусками ни на что не годного тряпья.

Колонна подняла змеиную голову, раскрыла капюшон, бросаясь на заклинателя. Но Конрад перекатом ушёл от смертельного захвата, а через мгновение на его призыв, наконец, ответили — тень под коброй вдруг растеклась чёрной лужей и взвилась в воздух, оплетая живой камень тягучими нитями. Кобра отчаянно забилась, пытаясь вырваться из чернильного плена, но слизь начала медленно застывать, окончательно превращая врага в недвижимую статую.

Тогда в бой снова вступил Гармунд.

Они выстрелили одновременно. Острая боль пронзила Конраду плечо, красное пятно растеклось по рубашке командира хускэрлов. Особняк снова застонал, чувствуя боль хозяина, но проявлять новые сущности Гармунд уже не мог — прислонившись к колонне, он медленно сползал на пол.

— Ты проиграл, — Конрад опустил пистолет. — Теперь говори.

Гармунд закашлялся.

— Ничего тебе это не даст, — прохрипел он. — Будь на кону власть, деньги... я бы, может, и рассказал тебе всё. Но от моих слов зависит нечто куда большее, чем это. Так что нет, Конрад. Я не скажу ни слова.

— Ты скажешь! — рявкнул Конрад, бросаясь к нему. Но Гармунд лишь затрясся в болезненном смехе.

— Нужно было стрелять точнее, — он выплюнул последний сгусток крови и закрыл глаза.

— Дерьмо! — Конрад в бешенстве выстрелил ещё раз.

— Не спеши с выводами, мой друг, — на плече из ниоткуда возник Хэфен. — Господин может утаить от тебя секреты, но слуга — никогда.

— Слуга... — прошептал Конрад. — Мерсия!

— Она не додумалась замести следы. А может, просто не успела.

— Показывай, — Конрад перезарядил револьвер и сунул его в кобуру. Шесть патронов. У него осталось всего шесть патронов. Должно хватить.

***

Он бежали сквозь весёлую толпу, расталкивая танцующие пары. Кто-то возмущался ему вслед, но Конрада уже не заботили приличия — он думал только о жизни дочери. «Вы знаете, что делать», — сказал тогда Гармунд. А он и так потерял много времени, убивая этого подонка.

— Мы приближаемся к собору, — Хэфен спустился ниже, паря над его головой. Конрад ничего не ответил. Ему было всё равно, куда идти.

Сегодня в соборе было людно. Здесь тридцать лет назад молитва победила Белую Чуму, здесь каждый год продолжали молиться, чтобы она не вернулась. Слишком уж чёрный след оставила чума в сердцах людей, чтобы забыть о ней так просто. Может, через сто лет молиться будут уже о другом. Но сегодня память ещё не остыла.

— Дверь в боковой стене, — сказал Крылатый Слуга.

Конрад никогда раньше не замечал её, а если и замечал, то не обращал внимания. Маленькая дверка, ведущая внутрь собора — любой бы решил, что это для слуг. Ведь дом принадлежит Всевышнему, а убирать в нём всё равно приходится людям. Но Мерсия исчезла здесь, а значит, дверь была непростой.

Пинком заклинатель распахнул её и увидел выщербленные от времени ступени, уходящие вниз.

— Дальше я не полечу, — Хэфен приземлился на водосточную трубу. — Там стоит защита, которую мне не преодолеть.

— Вот как? — Конрад посмотрел в темноту прохода. — Оставайся. Я справлюсь сам.

— У вас всего шесть пуль.

— Значит, я заберу с собой шестерых врагов. С такой защитой Слуг там не будет, а для людей хватит и свинца.

Он шагнул на первую ступеньку.

Это было странное чувство — остаться одному, зная, что предстоит бой. Став заклинателем, Конрад никогда не испытывал такого. Даже лишившись перстней, он мог воспользоваться подручным инструментом, хоть стальным ножом, хоть куском гранита под ногами, чем угодно, лишь бы пустить кровь и призвать помощника. Те защитные контура, которые могли выстроить прежние противники, не были серьёзной преградой для большинства его Слуг. А уж Хэфен так и вовсе мог пролезть куда угодно. За это Конрад и ценил его.

Но теперь он остался совсем один. Можно изрезать всё предплечье твёрдым морионом и ониксом, но никто не придёт на зов. Оставалось лишь гадать, от кого защищаются в соборе хускэрлы и сколько крови им нужно, чтобы поддерживать контур такой мощи.

И хотя теперь Конрад знал, для чего им потребовалась Дейра, радости это не прибавляло. С каждой секундой усиливалась лишь тревога.

Он бежал вниз, перескакивая через ступеньки, и грохот его каблуков тонул в серых стенах коридора. Площадка. Поворот. Короткий перешеек — и ещё одна дверь, запертая. Но что такое хлипкий замок против человеческой ярости?

Конрад вышиб его одним ударом. И понял, что опоздал.

Мерсия обернулась на грохот, выпрямилась, подняв голову. В белоснежном круглом зале не было ничего, кроме стола, на котором лежала маленькая безжизненная фигурка. Конрад забыл обо всём, вперив в неё взгляд. Сердце отказывалось верить, но холодный разум равнодушно подсказывал — нет, это всё-таки Дейра. Это её белое платье, и её окровавленная маска лежит на полу.

Выстрел грянул будто сам собой, и Мерсия, охнув, упала на колени. Конрад шагнул ближе.

— Убийца детей, — прошептал он.

— Я... — Мерсия всхлипнула, прижимая ладонь к плечу. Из-под пальцев сочилась кровь. — Мне... мне жаль...

— Жаль?! — вскричал Конрад. Палец дёрнулся на спусковом крючке, револьвер выплюнул ещё одно слово, и девушку отбросило к столу, будто ударом невидимого кулака. — Ей жаль!

Ещё один выстрел, на этот раз впустую, лишь каменная крошка полетела в разные стороны.

— Дейра!

Пуля оцарапала Мерсии щёку.

— Её имя будет последним...

Ещё одна вонзилась в бедро.

— ...что ты услышишь в жизни!

Выстрел, и Мерсия вскрикнула от боли.

— Дейра!

Боёк впустую щёлкнул по капсюлю.

— Дейра!!!

Заклинатель нажимал на спуск снова и снова, пока не понял, что девушка мертва. Мерсия прислонилась к алтарю, уставилась вдаль невидящими глазами, в которых застыли слёзы. Рядом лежал залитый кровью нож.

Нож, которым она убила Дейру.

Конрад опустил револьвер, пытаясь найти в себе силы взглянуть на алтарь — и не находя их. Он знал наверняка, что дочь мертва, но тем хуже было увидеть её мёртвой. Его единственная радость в жизни исчезла в подземелье под собором, напоив кровью чужое этому миру существо. Чего бы ни желали похитившие её заклинатели, они достигли своего.

— Она не вернётся, — раздался женский голос за его спиной. Конрад обернулся — и вздрогнул, уронив оружие.

Он прекрасно помнил, что зал был совершенно пустым, и всё же вот она, стоит прямо перед ним — прекрасная женщина в белом платье, с волосами цвета воронова крыла и алыми губами на бледной коже. Стоит и смотрит на него глазами холодными, как у статуи.

— Кто ты? — прошептал он.

— Разве ты меня не узнал, Конрад Эриксон? Мы ведь уже встречались. Очень давно.

Её и вправду трудно было не узнать. Ответы тысячами ходили по улицам там, наверху.

— Значит, Гармунд и остальные... — у Конрада пересохло в горле. Он вдруг понял, в чём ошибался. Контур, который подпитывали кровью детей, служил не крепостью, а темницей.

— Они убили твою дочь, — сказала Чума. — Хочешь отомстить? Твой револьвер пуст, ты ранен и ослаб. Без моей помощи тебе не справиться.

Конрад медленно кивнул. Да, этого он и хотел. И понимал, что Чума права: ему не справиться.

— Что я должен делать?

— Поцелуй меня. Добровольно и без принуждения. Это всего лишь ритуальное согласие — сделай его, и я смогу забрать у тебя частицу жизни. Совсем немного, но этого хватит, чтобы разбить мои кандалы. И поверь, убийцы Дейры пожалеют, что сделали это с ней.

— Всего-то... — Конрад шагнул к женщине, хватая её за плечи. Чума откинула голову, изогнув алые губы в призывной улыбке.

И в этот миг грянул выстрел.

В бедро будто ударили кувалдой. Конрад рухнул на одно колено, и ещё один удар опрокинул его навзничь. Где-то далеко сквозь звенящую боль грохотали армейские сапоги.

— Хватит, — отразился эхом от стен знакомый мёртвый голос.

Чума не удостоила его обладателя даже взглядом. Она смотрела на лежащего Конрада, и в глазах её застыло разочарование.

***

Его усадили в тяжёлое дубовое кресло, и бесформенный Слуга плюнул сначала на одну руку, затем на другую, сковав их моментально застывшей слизью. Коротким скупым жестом Хенгест приказал охранникам выйти, поставил табурет и сел на него, положив ногу на ногу.

— Вы говорили с ней, — он не спрашивал.

— Говорил, — безжизненно ответил Конрад.

— Я тоже однажды удостоился этой чести. В тот самый день, когда пленил её. Она сказала: «Ты будешь ненавидеть себя каждый час, пока я остаюсь взаперти».

Конрад неопределённо повёл плечами.

— Вы пытались её освободить, — холодные глаза Хенгеста смотрели куда-то сквозь пленника. — Я понимаю вас и не осуждаю. В горе люди часто совершают опрометчивые поступки.

Конрад молчал. Тогда, сжимая в объятьях самое опасное существо на земле, он не думал ни о чём. А теперь осознание навалилось на него тяжким грузом, и каждое слово сидящего напротив человека причиняло нестерпимую боль.

— Знаете, почему мы скрываемся? — безжалостно продолжал Хенгест. — Потому что сейчас не старые времена. В наше просвещённое время человеческая жизнь — самое ценное, что есть в мире, хоть и только на словах. Вздумай мы обратиться к людям, призвать пожертвовать своими детьми, и нас растопчут. Все эти напыщенные моралисты, жалкие подобия людей, никогда не слышавшие слова «ответственность». Они делят мир только на чёрное и белое, как будто больше и нет никаких цветов.

Он замолчал, переводя дух, и на несколько секунд воцарилась тишина.

— Знаете, что будет, если нас раскроют? В парламенте скажут, что мы — кровожадные звери, тираж газет увеличится втрое, кэрлы проклянут нас, а казначей набьёт кошелёк палача золотом, пока он будет затягивать петли на наших шеях. Только Чума никуда не исчезнет. Мы отправимся в могилу, а она останется и будет ждать, пока парламент тонет в спорах, решая, что делать. Через несколько недель её темница рухнет, и Чума пойдёт по земле, собирая свою дань. Она заглянет в каждый дом: благородный тэн, простой кэрл, самый последний трэлл — для неё нет разницы. Она заберёт с собой палача, казначея, репортёров и всю палату лордов вместе с палатой общин. Она пропустит мимо ушей их глупые возвышенные речи, потому что Чуме нет дела до морали и нравственности.

— И ради этого ты приказал убить мою дочь, — было невероятно трудно выталкивать слова, и вместо своего голоса Конрад слышал хрип умирающего. — Как будто не было другого пути...

— Другого пути! — вдруг рявкнул Хенгест, вскакивая на ноги, и Конрад впервые за долгие годы увидел в его ледяных глазах огонь жизни. — Другого пути! — снова выкрикнул он, швыряя стул о стену. — Тридцать лет я искал другой путь! Тридцать лет я садился за книги, расспрашивал людей, проводил бесконечные опыты — и всё, всё впустую! Любой из проклятых защитников морали повторил бы ваши слова, а посадить бы умников самих за лабораторный стол! Да я с радостью залил бы алтарь Чумы их кровью, если бы это придало хотя бы крупицу силы её тюрьме, если бы позволило спасти хотя бы одну детскую жизнь! Только вместо крови у них жидкая, пустая вода, — он глубоко вздохнул остывая. — Они не годятся даже на то, чтобы умереть с пользой.

— И поэтому надо убивать детей?

— Да. Кровь заклинателей слишком бедна, хотя она и позволяет обойтись без убийств. Всех нас не хватит, чтобы напоить силой защитный контур. Думаете, это так просто? Мы стараемся найти яркие души, чтобы отсрочить новую жертву. Мы ищем сирот и беспризорников, потому что по ним не будут плакать. Каждый раз мы боимся, что не успеем. Каждый раз контур начинает быстро слабеть, и кажется, что Чума вот-вот прорвёт его. Сегодня она была как никогда близка к этому, и нам пришлось торопиться — иначе мы никогда бы не забрали дочь человека вроде вас.

— Ты просто оправдываешься, чтобы заглушить совесть, — прохрипел Конрад.

— Нет. Я давно смирился с неизбежностью. Мир стоит не слезы ребёнка — реки слёз. А вы, мейстер Эриксон? Вы собирались выпустить Чуму, не думая о миллионах людей, которых она убила бы после вашего поцелуя. Вы лишили жизни девушку, вся вина которой заключалась лишь в прилежном исполнении чужих приказов. Мерсия сознавала, на что идёт, но это мы велели ей взять нож. Она не заслуживала гибели.

— Она убила мою дочь!

— Дейра умерла не напрасно — её кровь подарила миру ещё несколько дней жизни. Жаль, что вы не сможете это принять.

Он повернулся и шагнул к выходу.

— Но почему именно она?! Почему моя девочка?! — вскричал Конрад ему в спину.

— Почему ваша? — Хенгест бросил короткий взгляд через плечо. Глаза его снова стали холодными. — Потому что своих я отдал тридцать лет назад.

Дверь захлопнулась.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 10. Оценка: 4,10 из 5)
Загрузка...