Поцелуй безумия

Просторный дом знатного, но обедневшего семейства Туа находился неподалеку от одноименного селения в получасе езды на лошадях от Таурийских гор, служивших естественной восточной границей Арсантийского княжества – одной из девяти провинций Верендии.

В этот сумрачный вечер из-за недомогания хозяйки господа поужинали раньше обычного. Ангуар Туа и его жена Месэния ушли в свои покои, а их старшие сыновья двойняшки Малоу и Таруаг отправились на лошадях на вечернюю прогулку.

Слуги же, ужинавшие позже хозяев, сидели за длинным обеденным столом на кухне, освещенной пламенем горевшего в очаге огня.

Пожилая дородная кухарка Дотия не жалела горячего наваристого супа, наливая его половником в глиняные миски, а помогавшие ей женщины резали свежий хлеб большими ломтями. Ели молча, не отвлекаясь на разговоры.

Когда со стола была убрана грязная посуда и появились кусочки овечьего сыра и кружки с квасом из черствого хлеба, пришло время пирожков. Дотия, обладавшая небольшими магическими способностями, не удержалась и воспользовалась ими.

Взглядом она приподняла чистое полотно, прикрывавшее стоявшую на другом столе у очага большую чашку с пирожками. И одновременно ожила стопка плоских глиняных тарелок, которые поднимались в воздух и, подхватив по нескольку пирожков, выплывавших из чашки, опускались на обеденный стол.

Возгласы одобрения встретили это действо, вызвав довольную улыбку на широком  лице Дотии. Она не часто использовала магию, не желая, чтобы ее волшебство кому-то наскучило. Пусть для всех это будет  маленьким праздником!

После кухаркиного представления сидевшие за столом оживились и стали обмениваться мнениями о сегодняшнем дне, о своих радостях и горестях, о погоде…

Поужинав, слуги не спешили расходиться. Мужчины, собравшись в кружок у очага, продолжили разговор, а женщины, убрав со стола, мыли посуду, вытирали ее и ставили в стопки. А закончив, сели за стол, образовав свой кружок. Только молодая служанка Дуами ушла, сославшись на усталость.

Никто не хотел уходить из теплой, уютной кухни и возвращаться в свои комнаты, где царил полумрак, потому что, несмотря на богатый урожай и хороший приплод скота в прошлом году после неурожайного семилетия, хозяева продолжали экономить на всем. И когда кухарка стала демонстративно часто посматривать на затухающий очаг, намекая, что пора расходиться, женщины, чтобы их не выпроводили из кухни, стали уговаривать Дотию рассказать одну из ее многочисленных историй.

И хотя большинство из них все уже слышали, и не раз, но не хотели лишать себя еще одного развлечения. Но кухарка, как всегда, не торопилась уступать – пусть просят подольше!

Тогда девяностолетний Лотий, подкладывая под больную поясницу свою старую куртку, рассерженно спросил:

- Ну, красотка, услышим ли мы, наконец, какую-нибудь из твоих историй?!

- Тетушка Дотия, расскажи про царевича Лорса и Мелию, князя Буарата и Натиан,- попросила девочка-подросток – дочь одной из служанок.

Кухарка не бывала нигде дальше Корнии – главного города Арсантийского княжества, но слышала много интересного от заезжих торговцев, гостей Туа и людей, с которыми общалась во время редких поездок на ярмарку, и, обладая отличной памятью и воображением, превращала услышанное в увлекательные истории.

 

- Много лет назад в Марли жили мальчик и девочка, Лорс и Мелия. Он был старшим княжеским сыном, а она дочерью его преданного слуги,- начала Дотия свой рассказ, подкладывая в очаг дрова.- Еще детьми ни полюбили друг друга, мечтая о счастливой жизни вдвоем. Повзрослев и поняв, что им не позволят быть вместе, влюбленные стали готовиться к побегу из дома. Но их планам не суждено было сбыться – неожиданно умер дядя Лорса – царевич [1], и юноша занял его место в столице Верендии Мувиме, оставив любимую одну. Через десять лет Лорс стал царем и велел привезти к нему Мелию, которая к тому времени была уже замужем и имела троих детей, но не забывала о своей первой и единственной любви.

Пять лет они были счастливы. Но пришло время Лорсу уступить царский трон другому царевичу. Он сам, женщины, которые делили с ним ложе, дети, рожденные от него, слуги, служившие ему – все должны были принести себя в жертву Матери всех богов Наурати, чтобы она была милостива к народу Верендии. Но Лорс хотел, чтобы его любимая и ребенок, которого она носила под сердцем, остались жить.

Когда домочадцы царя собрались в храме Наурати и исходящий из бассейна времени туман дыхания Матери всех богов скрыл их друг от друга. Лорс,  державший Мелию за руку, заставил ее покинуть храм через известный ему потайной ход, ведущий за стены Мувима. А сам он и все, кто был в храме, растворились бесследно в дыхании Наурати.

Мелии удалось уехать подальше от Мувима в чужие для нее края. Там, скрывая свое имя и происхождение, она родила ребенка и вырастила его.

Когда Наон, так Мелия назвала своего сына, стал взрослым мужчиной, она приехала с ним в главный город Марлийского княжества и раскрыла тайну его рождения.

Знатные люди Марли, недовольные тогдашним царем и его советниками из жрецов Мувима, объявили Наона царем Верендии и разослали по всем княжествам гонцов с призывом захватить Мувим и разделить его богатства.

Дед нашего князя Буарат был влюблен в Натиан – молодую жрицу Матери всех богов, но жрицы Наурати должны сохранять верность принесенной клятве служить своей госпоже и до самой смерти оставаться девственницами. Князь не смог получить для девушки разрешение отказаться от жреческого сана. И потому, когда прибыл гонец от Наона, Буарат, чтобы добиться любимой девушки, присоединился к марлийцам сам и уговорил принять участие в походе на Мувим еще двух князей.

Наона поддержали шесть из девяти княжеств. И их объединенное войско окружило Мувим со всех сторон. Князьям пришлось долго его осаждать. Не помогло и знание о подземном ходе, по которому Мелия выбралась из храма Наурати. Когда в одну из ночей воины осаждавшей армии вошли в него и приблизились к входу в храм, в коридоры подземелья распространился туман дыхания Матери всех богов и поглотил всех, кто в них находился. Никто не вернулся обратно.

Через год с начала осады города высшие жрецы Наурати тайно вступили в переговоры с Буаратом и пообещали ему много-много золота и Натиан в жены.

Он принял предложение и вместе с двумя другими князьями отказался от союза с марлийцами.

Под стенами города произошла кровавая битва и сторонники Наона потерпели поражение, а ему самому вместе с матерью удалось бежать в Марли. Но марлийцы, чтобы помириться с Мувимом, объявили его самозванцем, заковали в цепи и отправили в столицу вместе с Мелией, его матерью.

Это случилось почти восемьдесят лет назад, когда дедушка Лотий был еще ребенком,- закончила свою историю Дотия и многозначительно замолчала, давая присутствующим время, чтобы выбрать следующую историю. Но в это время на кухню вернулась Дуами.

- Тетушка, приехала госпожа Таурия и велела, чтобы согрели воду для купания,- объявила она.

Служанки стали заливать воду в большой котел, поставленный на кухонную плиту, и в печь подбросили поленья. А мужчины занесли в комнату тетки хозяина деревянное корыто для купания.

 

Таурия Туа сидела в своем любимом кресле у только что разожженного камина, расслабившись после утомительной дороги.

Главная жрица храма богини плодородия Камии, находящегося в большом селе неподалеку от Туа, часто приезжала к своему единственному племяннику Ангуару, считая, что само ее присутствие и дельные советы должны помочь ему и его семье вести хозяйство и жить правильно.

Пока слуги готовили ванну, она внимательно слушала рассказ племянника о его повседневных домашних делах. Но это ее утомило, потому каждый раз он говорит об одном и том же. И каждый раз Таурия дает одни и те же советы, которыми он не может воспользоваться, так как у него для этого нет ни способностей, ни возможностей.

Поделившись своими заботами и желая показать тетке, что он, даже редко выезжая за пределы Туа, знает о многом, что творится в их провинции, Ангуар стал пересказывать услышанное от своего управляющего.

- Вчера Паргий вернулся с ярмарки в Корнии, где продавал наших овец, и поведал много интересного. Говорят, что в столице обеспокоены тем, что в провинции люди до сих пор поклоняются низвергнутым богам [2] и используют магию, запрещенную в стране. И из Мувима вместе со сборщиками подати прислали жрецов с собаками Наурати, чтобы найти магов и тех, кто почитает низвергнутых больше, чем Мать всех богов. Люди рассказывают, что таких заковывают в цепи и отправляют в столицу.

Заглянувшие поприветствовать бабушку старшие сыновья владельца Туа долго в комнате не задержались, не желая мешать разговору. Но успели сообщить, что утром отправятся на охоту на текери в Таурийские горы, чтобы кухарка смогла приготовить любимое блюдо Таурии – фаршированную овощами и поджаренную на слабом огне тушку птицы.

Когда Ангуар ушел, и раздевшаяся с помощью служанок жрица погрузилась в  горячую воду ванной, в мыслях она вернулась к новостям, принесенным управляющим поместья. Приезд жрецов Мувима в провинцию не был чем-то необычным. Они часто наведывались в провинциальные храмы проверить, насколько усердно там служат Матери всех богов, а заодно собирали и сведения о настроениях знати и народа.

Поклонение простонародья низвергнутым богам не представляло большой опасности для власти царей и жрецов Мувима. А использование домашней магии одна из неписаных привилегий знати. В столице на все это смотрят сквозь пальцы – пусть простаки тешат свое самолюбие, считая, что они, таким образом, доказывают свою независимость от власти земных и небесных владык!

Ни для нахождения приверженцев низвергнутых богов, ни для обнаружения домашних магов знати не нужны собаки Наурати – с этим успешно справляются сами жрецы. Собак, рожденных дыханием Матери всех богов, использовали для поиска тех, кто должен быть принесен в жертву богине. И надо полагать, думала Таурия, что, так как приближается традиционная смена царей, речь должна идти о царевиче, спрятанном в провинции.

 

Месэния Туа в последние дни часто видела один и тот же сон с небольшими вариациями. Снились ей роды, когда двадцать один год назад появились на свет ее старшие сыновья. Из-за этих ночных видений вновь проснулись те страхи, которые в ней жили первые годы после их рождения. Ей тогда казалось, что она упустила что-то очень важное, произошедшее в тот день.

Роды были трудными, мучительными. Ее сознание блуждало в тумане, и она почти ничего не запомнила. В своих снах она возвращалась в тот день и переживала все заново.

Месэния видела себя мечущейся в полубреду на широкой кровати. Волосы на лбу слиплись от холодного пота, ничего не видящие глаза широко распахнуты, рот приоткрыт, с губ срываются глухие стоны.

Над ней склоняется Таурия и протирает лицо мокрым полотенцем. Месэния слышит властный голос тетки, обращающейся к помогавшей ей женщине:

- Принеси второго ребенка – скоро она очнется. Надо показать матери мальчиков.

В руках тетки и ее помощницы оказались два беспомощных и голеньких младенца. Волосы на голове того, что держала Таурия, были сухими, словно их просушили у очага. И вдруг его личико исказилось, покрылось многочисленными старческими морщинами, губы растянулись в широкой, на все лицо улыбке, а затем раздался оглушительный смех взрослого Малоу...

Месэния, сильно испугавшись, резко проснулась и, свесив ноги с кровати, села, пытаясь унять нервную дрожь в теле.

Немного успокоившись, она встала и подошла к окну. Во дворе Малоу и Таруаг проверяли исправность охотничьих луков, а слуги держали на поводу трех оседланных коней. Потом появился Ангуар, а следом за ним кухарка с сумкой с едой. «Опять мужчины чуть свет едут на охоту»,- подумала Месэния.

В это время кто-то негромко, но настойчиво постучал. И сразу же дверь открылась и в комнату вошла Таурия:

- Как самочувствия, моя дорогая? Тебе уже лучше?!.

 

После полудня погода стала портиться и ближе к вечеру загрохотавший в небе гром и вспышки молнии согнали в дом работавших во дворе и в хозяйственных пристройках слуг, а тепло и любимые всеми истории кухарки собрали их на кухне у разгорающегося пламени очага.

Люди расположились, кто где хотел – одни на низеньких табуретках, другие на лавке у стены, а некоторые на поленьях у очага, кто-то уселся за обеденный стол.

Дотия только что замесила тесто и, достав с полочек какие-то пахучие травы и семена, усердно их разминала и толкла, ожидая, что ее попросят рассказать что-нибудь интересное.

- Тетушка, расскажи, о женихах богини Мары,- попросила молодая служанка, решив опередить остальных, заказывая свою любимую историю.

Дотия, наконец, снизошла до своих слушателей и отложила дела. Сев в специально выпрошенное для нее у хозяйки старое, но уютное кресло, она начала свой рассказ.

 

- Давным-давно, когда Мара еще была любимой дочерью Матери всех богов, это происходило в ее главном храме в Корнии. Сейчас же никто не знает, в каком из полуразрушенных храмов она появится в свой главный праздник, который как раз приходится на сегодняшний день. Поэтому раз в семь лет в каждом храме богини Неба выбирают самого сильного и красивого молодого мужчину или юношу-девственника и оставляют его там на ночь.

Если богиня довольна этим выборам, следующие семь лет дожди идут тогда, когда это нужно для хорошего урожая, растет густая и сочная трава, чтобы скот был тучным и хорошо плодился. Если же Маре не понравится выбранный жених, семь лет не вовремя идущие проливные дожди чередуются с засухой. И в эти семь лет в свой главный день богиня гневается – гремит громом и сверкает молнией. В такое время мужчинам опасно находиться поблизости от ее храма.

Поцелуй Мары любого мужчину лишает рассудка. И потому когда-то в Арсантии при храмах обязательно были дома для сумасшедших, где жили бывшие женихи богини, о которых заботились жрицы и которым при посещении храмов люди делали подарки, чтобы задобрить богиню Неба.

Но, говорят, что лет сто назад в Корнии жил мужчина после ночи с богиней остававшийся в здравом уме. Был он красавчиком, каких не часто встретишь. Но возлюбленный богини постоянно ей изменял со смертными женщинами. Мара долго прощала ему за его красоту. Но через какое-то время ее терпение кончилось. Застав мужчину в очередной раз с другой женщиной, она обрушила на эту парочку всю силу грозового неба.

От неверного жениха и его подружки ничего не осталось. А на месте в лесу, где они пытались спрятаться от богини, образовался огромный дымящийся котлован. От самого же леса, загоревшегося от ударов молний, остался только толстый слой пепла. После этого в нашей провинции много лет свирепствовала засуха, лишая арсантийцев надежд на урожай.

- А как же Берсет,- спросила Веретта, молодая деревенская вдова, недавно взятая Месэнией в дом служанкой.- Он же в прошлом году оставался в храме на всю ночь?!

- Не знаю,- призналась Дотия.

- Прошлый год был урожайным, и много овец и телят народилось – значит, Берсет богине понравился,- высказал свое мнение старый Лотий.

- Но он же не сошел с ума!- возразила Дуами.

- Может быть, дедушка Лотий и прав,- после некоторого размышления решила Дотия.- Да и почему бы богине не полюбить красивого, сильного парня из Туа!

- Я бы такого полюбила!- заявила худощавая семидесятилетняя Сохия, вторая жена Лотия.

И все дружно засмеялись.

 

Месэния в это время была в покоях Таурии и с беспокойством поглядывала в окно на сверкающие под раскаты грома молнии. Она тоже не раз слышала историю Дотии о поцелуе безумия. И сейчас, когда мужа и сыновей не было дома, она вспомнила об этом, потому что при возвращении из Таурийских гор охотникам не миновать полуразрушенного храма Мары. Забыв о присутствии тетки, она в волнении стала расхаживать по комнате вдоль окна.

- Перестань мельтешить перед глазами,- напомнила о себе Таурия, догадавшаяся о причине ее беспокойства.- Ничего с Ангуаром и мальчиками не случится. Маре не в чем нас упрекнуть. Туа не могут идти против воли Мувима и восстановить ее храм, но мы никогда не запрещали своим людям поклоняться богине и сами делали ей щедрые подарки.

Месэнию ее слова не успокоили. Бессмертная женщина все равно остается женщиной, и ее поступки во многом зависят от настроения. А какое у нее сейчас настроение, понятно, видя происходящее на улице, подумала она.

Ее волнение усилилось, когда через час в комнату вошел Ангуар и спросил, вернулись ли сыновья с охоты. Оказалось, что он не поехал с ними, потому что ему пришлось вместе с управляющим разбираться в деревне в споре по поводу суммы денежного сбора в пользу храмов Мувима.

 

Гроза застала двадцатилетнего пастуха Берсета со стадом и двумя пастушьими псами недалеко от храма Мары. Сильный дождь обрушился с небес, грозя промочить его до нитки и размыть вытоптанную овцами дорогу, переходящую перед храмом в узкую тропинку, круто спускающуюся вниз вдоль скалистого обрыва. Гнать овец по такой тропинке опасно – могут сорваться с обрыва. Но поблизости не было никакого укрытия от проливного дождя даже для него самого. И Берсет решил прибегнуть к магии, способности к которой у него проявились год назад.

Подолгу живя в одиночестве в горах, он имел много времени, чтобы практиковаться. И его магическая сила росла день ото дня. Вначале его это пугало, но потом стало доставлять удовольствие, и Берсет с азартом стал экспериментировать, придумывая все новые и новые способы использования магии. Теперь его главной заботой было сохранить все в тайне от господ Туа, родителей и односельчан, особенно от кухарки Дотии, практикующей домашнюю магию.

И вот сейчас Берсет силой своей мысли создал над дорогой, которую предстояло пройти, магический зонтик, широкий и длинный, от того места, где они находились, до пещеры внизу, в которой с овцами можно было переждать непогоду.

Под магическим зонтом дорога была сухой, а по его краям стояла плотная дождевая завеса и по обе стороны дороги текли мутные водяные потоки.

Довольный, что у него получилось, Берсет запел веселую арсантийскую песенку о парне влюбленном в своенравную, капризную девушку.

Когда они добрались до места, собаки помогли загнать овец в пещеру, и Берсет, оставив их сторожить овец, пошел в храм Мары.

Его родители были выходцами из соседней провинции и перебрались в Туа незадолго до рождения сына. Они не поклонялись низвергнутой богине и не делали пожертвований для ее храма. Но даже, если бы и соблюдали эти местные обычаи, это ничего бы не изменило – туатийцы не любили чужаков.

А год назад жрица богини, обвинила родителей Берсета в непочтительности по отношению к Маре. Она потребовала, чтобы перед главным праздником богини они отправили сына на ночь в храм богини Неба поддерживать зажженный перед алтарем ритуальный огонь. За невыполнение этого требования жрица грозила семье изгнанием из Туа.

Отец Берсета пошел жаловаться господину. Но Ангуар Туа не стал вмешиваться в деревенские дела, связанные с почитанием низвергнутой богини. Узнав обо всем, Берсет, не веривший в существование богов и богинь, успокоил родителей и ночью остался в храме.

Накануне, как и сегодня, был проливной дождь с грозой. У жрицы разболелась поясница, и она не смогла прийти в храм. А без нее оставаться на ночь там никто из туатинцев не решился, поэтому Берсет был в храме один.

Подкинув поленья в огонь, горевший у алтаря, Берсет решил прилечь на свежее душистое сено, разложенное у стены, накрытое чистой простыней и застеленное новым одеялом, под которым у изголовья находились две объемные подушки. Берсет лежа поверх одеяла наблюдал за языками пламени и не заметил, как уснул.

Когда он проснулся, огонь почти погас. Пришлось потратить немало усилий, чтобы он разгорелся снова. После этого молодой пастух, перепачканный сажей и довольный, подошел к злополучной и притягательной постели, не решаясь вновь прилечь. И вдруг услышал за своей спиной сдержанный женский смех.

Берсет обернулся и увидел в свете высоко поднявшихся языков пламени незнакомую женщину в голубом с блестками платье и со сверкающими на запястьях  золотыми браслетами. Она не шла, она плыла, едва касаясь пола, прямо к нему.

А огонь горел все ярче и ярче, превратив ночь в светлый день. И хотя через несколько мгновений пламя было за спиной женщины, Берсет смог хорошо разглядеть ее лицо. Он никогда до этого не видел столь красивой женщины.

- Что скажешь, мой милый замарашка?- довольная произведенным впечатлением, спросила она, одарив его лукавой улыбкой.

- Ты божественно красива!- выпалил юноша, не сумев сдержать свой восторг.

Игривый смех Мары, а это была именно она, словно звон колокольчиков раскатился по главному залу храма.

Из самой глубины души Берсета поднялись волны неведомого ранее чувства, поглотившего все его мысли и желания. Юноша перестал ощущать свое тело, растворившееся в этих бушующих волнах.

Тень удивления промелькнула во взгляде Мары, не ожидавшей от юноши такого проявления чувств. Улыбка исчезла с ее губ. Искренний восторг простодушного и неопытного юноши разбудил в ней неутоленную страсть. И голубое платье, как легкое облачко, поднялось в воздух, освободив ее прекрасное тело от своих оков.

Берсет сделал шаг навстречу ей и крепко сжал в своих объятиях…

Когда утром туатийцы пришли в храм, они застали молодого пастуха сидящим у огня. Постель выглядела нетронутой, словно никто на нее даже не садился. На вопрошающие взгляды он ответил молчанием.

После той ночи Берсет полгода часто наведывался в храм, когда там не было людей. Но ни разу не встретил богиню. Молодого мужчину это, в конце концов, очень рассердило, и он дал себе клятву вырвать с корнем из своего сердца безответную любовь к жестокосердной богине и никогда больше не приходить в ЕЁ храм.

И вот сейчас, через год после их единственной ночи любви, Берсет, несмотря на свою клятву так и не сумевший забыть бессмертную женщину, направился к храму, надеясь, что в такую погоду в нем никого не будет, и он сможет провести немного времени там, где был так счастлив…

 

Малоу и Таруаг возвращались с удачной  охоты из Таурийских гор. Гроза застала их на вершине достаточно высокой горы со скалистым обрывом на подходе к храму богини Мары, рядом с которым в хозяйственной постройке они оставили своих лошадей.

Братья уже собрались спускаться по едва приметной тропинке вниз, как Малоу заметил на скалистом склоне редкий белый цветок и, несмотря на начинающийся дождь и протесты брата, полез, чтобы сорвать его и подарить Дуами – женщине, с которой делил свое ложе.

Хватаясь за мокрые выступы в скале руками, рискуя сорваться в пропасть, он медленно продвигался к распустившемуся цветку. Достигнув своей цели, молодой мужчина сорвал его. Возвращаясь обратно, Малоу оступился и стал падать. Но, успев ухватиться за небольшой куст, вросший корнями в скалистую почву, повис над пропастью. Скользкие камни не позволяли ему упереться ногами и попытаться на руках подтянуться и забраться на небольшой выступ в скале. А корни кустарники не могли долго удерживать вес его тела.

Таруаг, стремясь помочь брату, попытался повторить его путь. Ему удалось достичь выступа в скале, до которого не мог дотянуться Малоу. Но, опираясь на этот выступ ногами и держась руками за выпуклые камни на высоте своего роста, он не мог наклониться и подать брату руку.

Холодные неприятные капли дождя падали на лица и руки и попадали за шиворот, заставляя людей непроизвольно ежится. Раздался очередной раскат грома, блеснула еще одна молния, и Таруаг увидел, как рядом с братом все заискрилось, и появилась парящая в воздухе женщина в голубом платье с равнодушным выражением лица, которую струи дождя обходили стороной. Здесь и в это время могла быть только низвергнутая богиня Неба!

Мара насмешливо смотрела на двух парней, по собственной вине оказавшихся в столь опасном положении. Она приблизила свое лицо к лицу Малоу. А тот, рискуя выпустить из рук ветки кустарника, потянулся навстречу богине и поцеловал ее в холодные губы. Она не отстранилась.

В очередной раз дернулись ветки кустарника, корни которого освобождались от держащей их силы камней.

Богиня оставила разразившегося безумным смехом Малоу и приблизилась к его брату.

Таруаг, охваченный отчаяньем, наблюдал за ней. Выражение его лица показалось Маре забавным, и она поцеловала юношу в шёку.

И в тот же момент в сказе возникла глубокая трещина, грозившая отколоть от нее большую каменную глыбу и увлечь с ней вниз обоих братьев.

Мара злилась на себя за то, что позволила впустить в свое сердце Берсета – простого смертного и хотела сорвать свою злость на братьях Туа.

Ветки куста, за который продолжал держаться смеющийся Малоу, вновь дернулись и еще больше обнажились его корни, а трещина в скале стала шире – в пропасть просыпались мелкие камни. Еще немного и куст не сможет удерживать Малоу, а глыба, сорвавшись, сбросит обоих братьев в пропасть…

Богиня с интересом ожидала финала. И вдруг перед ней в воздухе завис Берсет. Лицо Мары исказилось от гнева – этот пастух использует ЕЁ магию, перетекшую в него в ТУ  ночь. Она решила, что заигралась с людьми – корни куста высвободились из каменного плена, и Малоу полетел вниз. За ним последовал его брат, увлекаемый падающими камнями.

И в тот же миг Берсет силой магии остановил время – куст, каменные глыбы, братья Туа замерли в воздухе. Разгневанная богиня перенеслась немного дальше. Над Берсетом загромыхал гром, и в него ударила ослепительно яркая молния. Но рассыпалась снопами искр, столкнувшись с невидимой непреодолимой преградой, созданной магией.

Берсет медленно стал опускаться вниз, увлекая за собой обоих братьев, их охотничье оружие и подстреленную дичь, брошенные на вершине горы.

Недовольная богиня растворилась в воздухе, оставив вместо себя непрекращающиеся раскаты грома и исполосанное молниями темно-синее небо.

 

Встревоженный Ангуар, так и не дождавшийся возвращения сыновей, сел на коня и в сопровождении нескольких туатинцев собрался выехать на их поиски.

И тут открылись ворота господской усадьбы и во двор въехали братья Туа. Между их коней, держа их на поводу, шел Берсет.

Ангуар крепко обнял спрыгнувших с коней сыновей и, держа их за плечи, повел в дом, откуда, ничем не прикрываясь от проливного дождя, уже бежали Месэния и не успевающая за ней старая Таурия…

Когда вся семья собралась в господских покоях, старшие Туа заметили, что с братьями что-то произошло. У обоих был отсутствующий взгляд и безразличное выражение лица. А Малоу, разжав кулак и показав всем на вытянутой ладони раздавленный белый цветок, громко и долго смеялся.

Таурия обратила вопросительный взгляд на стоящего у самых дверей Берсета.

- Богиня,..- ответил тот односложно и, повернувшись, вышел из комнаты.

 

Кухарка привела Берсета ночевать на кухню, где на длинную скамью уже успела постелить толстое шерстяное одеяло. За окном сгущались семерки, но ярко пылавший в очаге огонь освещал комнату.

- Сними мокрую одежду и развесь над очагом,- сказала Дотия и пошла к двери.

Берсет уже разделся, когда на кухню вошла Веретта с аккуратно сложенной стопкой одежды, принадлежавшей одному из братьев Туа, которую Таурия прислала для Берсета, чтобы он смог переодеться.

Веретта положила вещи на скамейку и молча смотрела на стоящего к ней спиной совершенно голого Берсета. Мускулистое тело пастуха завораживало молодую женщину, лишенную мужского внимания. Волна желания захлестнула ее и она, не думая, что кто-то может сюда войти, бесшумно подошла, протянула свои руки к плечам Берсета и хотела положить свои ладони на его тело.

И вдруг над Берсетом появились два сверкающих облачка, превратившиеся в двух голубых кобр с поднятыми капюшонами и холодным блеском в глазах. Это были небесные змей богини Мары.

Веретта в испуге замерла на месте. Кобры ожили, и одна из них сделала резкий выпад. Ее зубы прокололи кожу на руке, протянутой к плечу Берсета. Женщина пыталась вскрикнуть, но не смогла – ей показалось, что ее горло сдавила стальной хваткой невидимая холодная рука. Веретта задыхалась, а кожа на ее руках покрывалась паутиной тонких шрамов. Ноги подкосились, и она стала оседать на пол.

В это время Берсет обернулся и успел подхватить молодую вдову на руки и ощутил, как тепло покидает ее тело.

- Не глупи, бессмертная женщина!- рассердился он, обращаясь к кому-то в пустоту.- Или ты считаешь эту несчастную своей соперницей?! Не трогай ее, и я прощу твои поцелуи, подаренные братьям Туа!

Мара не ответила ему и не проявилась в этой далеко не самой роскошной кухне. Берсет почувствовал, как жизнь покидает тело молодой женщины и решил воспользоваться магией. Молодой пастух склонился над Вереттой и прильнул губами к ее губам в долгом поцелуе. За его спиной темно-голубые кобры ядовито зашипели. Но он не обратил на это никакого внимания.

Вместе с поцелуем в тело молодой женщины стала возвращаться жизнь. Тонкая паутина шрамов-морщин истаяла, и комок в горле растворился.

Веретта открыла глаза и увидела лицо склонившегося над ней Берсета.

- Все хорошо, малышка,- прошептал он.- У тебя еще будет своя семья. А сейчас ты должна уйти… Моя женщина сердится…

Веретта, вставая, освободилась от его нежных рук, стараясь сохранить в памяти его сладкий поцелуй…

За спиной Берсета она увидела женщину неземной красоты в ярко-голубом с блестками платье и двух кобр, ползающих у ее ног.

Молодая женщина догадалась, что это была своенравная и жестокая богиня Неба.

Берсет ободряюще улыбнулся молодой служанке и обернулся к своей бессмертной возлюбленной.

- Моя красавица, я опять весь твой…

Мужчина широко раскинул руки, и бессмертная женщина поплыла в его объятия. Обе кобры, недовольно шипя, поползли за ней. Платье, скинутое богиней легким движением рук, упало на них, и змеи растворились в воздухе вместе с ним…

Веретта дрожа от пережитого, вышла из кухни. Но не удержалась и обернулась – в помещении было светло, как в ясный солнечный день. Очаг и все кухонные предметы исчезли, и больше половины комнаты занимало роскошное ложе с балдахином. Сквозь прозрачные занавеси отчетливо были видны два обнаженных тела, переплетенные в порыве страсти…

Одарив их на прощание завистливым взглядом, Веретта тихонько прикрыла дверь. И в тот же миг все, только что виденное, стерлось из ее памяти.

 

Оставив Ангуара утешать плачущую Месэнию, Таурия ушла в свою комнату, где, сидя в кресле, погрузилась в безрадостные раздумья. Сегодня днем еще до грозы бродячий торговец, забредший в Туа, сообщил, что видел в соседнем селе сборщиков податей и жрецов с собаками Наурати. Утром они должны прибыть в Туа.

Сельская аристократка мечтала о возвышении своего рода. Ей хотелось жить в столице и служить Камии в ее главном храме. Ради достижения этих целей она двадцать один год назад во время родов опоила жену Ангуара Месэнию зельем, вводящим в бессознательное состояние, чтобы племянница ничего не заподозрила. Позже сказала ей, что она родила двойню. И старшим из младенцев объявила царевича, тайно привезенного накануне из Мувима.

Она надеялась, что замысел группы жрецов Мувима и поддерживающих их вельмож удастся, и семейство Туа получит новые земли, богатства и высокие должности. Тогда Таруаг и его младший брат смогут взять в жены представительниц самых знатных семейств. Может быть, даже девушек из княжеского рода.

Настоящий отец Малоу скоро станет царем. И воспитанный Туа юноша будет иметь право на трон.

Предвидя, что поиски спрятанных царевичей когда-то могут привести в Туа, Таурия давно привезла сюда из тайников своего храма ларец с двумя магическими амулетами. Их нужно будет одеть на Малоу и Таруага, произнести магическое заклинание и они поменяются внешностью. Тогда псы Матери всех богов примут единокровного сына Ангуара за царевича и увезут его в Мувим, а настоящий царевич останется в Туа до тех пор, пока не придет его время начать борьбу за царский трон.

Слава богам, думала Таурия, что у Ангуара есть младший сын Манраг, который продолжит род Туа и будет одним из самых влиятельных людей Арсантии.

Успокоившись, она пришла к выводу, что сумасшествие Малоу не может помешать ее планам. В Мувиме Малоу освободится от магии низвергнутой богини, когда, вступая на царский трон, войдет в туман дыхания Матери всех богов, с силой магии которой не может сравниться никто.

Успокоенная своими размышлениями Таурия, Туа уснула прямо в своем любимом кресле.

 

- Бабушка, бабушка, просыпайся! – тормошил Таурию десятилетний Манраг.

- Что случилось?!- проворчала Таурия, открывая глаза.

- Прибыли сборщики податей, а с ними собаки Матери всех богов!- выпалил мальчик, горевший желанием увидеть псов Наурати, о которых много рассказывала Дотия.

- Где они?!- с тревогой спросила жрица, вставая.

- Они уже идут из деревни.

- А где твои братья?

- Они выходят из своих комнат.

- Приведи их ко мне,- приказала она мальчику.

Таурия уже вытащила из сундука с вещами шкатулку с амулетами, когда Манраг, держа старших братьев за руки, привел их в комнату жрицы.

Малоу не переставал улыбаться, а Таруаг был серьезен, но у обоих сохранялся отсутствующий взгляд, такой же, как и вчера вечером.

- Иди, погуляй, Манри,- велела Таурия мальчику.- Мне нужно поговорить с твоими братьями.

- Бабушка, не получится. Они же сошли с ума,- возразил он, повторяя то, что успел услышать от слуг.

- Ничего, я смогу. Иди!

- Хорошо!- согласился Манраг.- Я подожду в коридоре. Они ведь нянчились со мной, когда я был маленьким. Теперь моя очередь.

Как только мальчик вышел, Таурия достала из шкатулки золотые амулеты в виде половинок солнца с начертанными на них магическими знаками. Таруаг догадался наклонить голову, чтобы она смогла надеть на него цепочку с амулетом, а чтобы сделать то же самое для Малоу, ей пришлось самой нагнуть его голову.

После этого жрица стала читать магическое заклинание, которое давно выучила наизусть.

Но успела произнести только первые слова – оба амулета ярко сверкнули и рассыпались вместе с цепочками, превратившись в желтую пыль.

Таурия растерялась, не зная, что делать, но потом решила, что если магия богини Неба не позволила осуществиться превращениям, то, возможно, она также не позволит псам Наурати учуять царевича.

Вбежал взволнованный Манраг:

- Бабушка, надо идти скорее в зал для гостей. Собаки Матери всех богов уже там!

- Хорошо, Манри, мы уже идем…

Взяв братьев за руки, Манраг потащил их за собой, а Таурия пошла следом.

 

В просторном зале для гостей Ангуар и Месэния Туа, почти не спавшие в эту ночь, старались быть приветливыми, встречая незваных гостей.

Маленького роста полный жрец Ратий важно ступал по начищенному до блеска деревянному полу зала с небольшой расписной вазой в руках, на ходу отвечая легким кивком на приветствие господина и госпожи Туа. Второй жрец – высокий и худощавый Намий на поклон ответил поклоном. Его лицо озарилось доброжелательной улыбкой. Следом за жрецами шел смотритель собак, рожденных дыханием Матери всех богов, держа двух псов на длинном поводке.

Большой лохматый белый пес мало чем бы отличался от обычных пастушеских собак, если бы не движущиеся за его лапами и самим туловищем густые язычки белесого тумана, придающие ему сходство с облачком. Пес посматривал по сторонам, изучая незнакомую ему обстановку. Вторая собака была черного цвета и значительно меньше первой. Быстро перебирая коротенькими лапами, псина двигалась за смотрителем, не проявляя никакого интереса к бывшим в комнате людям и не замечая тех, кто пришел сюда вместе с ней. Язычки двигающего за ней тумана были черного и белого цвета.

За этой процессией двигались несколько сборщиков подати.

- Рады вас видеть, господа в нашем доме,- объявил Ангуар Туа.

- Мы на это надеемся,- наконец, улыбнулся и Ратий.- В деревне говорили, что ваши сыновья вчера вернулись с охоты на текери. А в Арсантии утверждают, что блюда из птиц, обитающие в Таурийских горах, несравнимы с самыми изысканными кушаньями, приготовленными лучшими поварами Мувима.

- Насколько это справедливо, скоро вы сможете убедиться сами,- сказал Ангуар.

В это время появились его сыновья и тетка. Жрецы Наурати сразу же обратили внимание на беспрестанно улыбающегося Малоу и то, что братьев тащил за руки мальчишка. Ратий подошел к ним поближе, заглянул в их ничего не выражающие глаза и убедился в правоте услышанного в деревне, что братья Туа после поцелуя низвергнутой богини лишились рассудка. Оглядев их родителей и слуг, Ратий по выражению их лиц только утвердился в своих выводах.

- Похоже, вчерашняя гроза плохо подействовала на молодых людей,- заметил жрец, и, посмотрев на побледневшего Ангуара и взволнованную Месэнию, добавил: - Любая магия низвергнутых богов теряет силу в дыхании Матери всех богов. К счастью, вам не нужно везти сыновей в далекий Мувим.

Бабка вашего князя столетняя Натиан, сильно разболевшись и боясь, что не сможет приехать перед смертью помолиться в главный храм Матери всех богов, попросила привести ей сосуд с дыханием Наурати. И он сегодня с нами.

Жрец снял крышку с вазы и оттуда заструился белесый туман. Сначала он устремился к ногам братьев и, окутав их плотным кольцом, стал медленно подниматься вверх. Окружающие не сразу поняли, что туман растворил нижнюю часть тела Таруага, а сам он еще не успел этого осознать. В это время Малоу поднял руки вверх и увидел, что дыхание Матери всех богов уже съело кисти рук, и разразился громким смехом.

Его безумный смех подействовал на людей не меньше, чем растворение рук в тумане дыхания Наурати. Слуги и сборщики податей в страхе пытались вжаться в стены просторного зала.  Месэния в тревоге за детей схватилась за сердце, пытаясь его удержать, не дать выскочить из груди. Ангуар стоял бледный, как снег, готовый броситься на помощь сыновьям. Таурия в душе уже расставалась со своими мечтами, но ее лицо, как застывшая маска, не выражало ничего.

В это время легонько скрипнула дверь, и в комнату вошел Берсет, за которым посылали. С его приходом продвижение белесого тумана к плечам и головам братьев Туа ускорилось. Туман быстро охватил юношей целиком и устремился вверх, освобождая их тела.

Вздох облегчения вырвался из груди Месэнии – дети ее были целы и невредимы. Таруаг удивленно пошевелил сначала одной ногой, потом другой и ощутил бодрость во всем теле. А Малоу поднес ладони к глазам и стал громко смеяться, размахивая руками.

Широкий рукав тумана застыл в воздухе над головами людей, выбирая новую жертву, а через несколько мгновений устремился к Берсету, но не охватил его тело, а замер перед ним белесой стеной, словно не решался прикоснуться к нему, а потом спокойно потек обратно в свой сосуд-хранилище.

Большой пес Наурати обошел людей, принюхиваясь к их запахам. Пройдя мимо братьев Туа, он подошел к Берсету. Шумно втянув воздух, пес лизнул его руку и лег у ног пастуха, положив голову на свои лапы. Следом, также проигнорировав Малоу и Таруага, подошла черная собака и села рядом с белым псом.

Никто ничего не понял. Только Таурии и, наверное, Берсету была известна причина столь необъяснимого поведения дыхания Матери всех богов и ее собак. За спиной молодого пастуха, сразу же, как он вошел, Таурия увидела незримую для остальных богиню Неба в голубом с блестками платье. Исходящая от нее магическая сила целиком окутывала Берсета и пронизывала весь зал. И как бы сильна не была Мать всех богов, частичка ее дыхания, обитающая в сосуде, не может соперничать с магией присутствующей богини. А псы Наурати, несмотря на то, что Мару объявили низвергнутой, видят в ней дочь породившей их Матери всех богов и по-собачьи готовы ей служить.

При взгляде на Таурию губы богини Мары тронула легкая улыбка. Жрица восприняла ее, а самое главное спасение внуков, как своеобразное извинение богини перед семейством Туа за поцелуи безумия и рассыпавшиеся амулеты. Она, в знак благодарности, поклонилась богине Неба.

Жрец Ратий, стоявший рядом, посчитал, что поклон тетки хозяина предназначался ему, и снисходительно ответил едва заметным кивком головы.

Тем временем Ангуар, довольный тем, все обошлось хорошо, пригласил гостей к столу.

 

Обеденный стол был уставлен разнообразными закусками. Старый слуга разливал в бокалы темно-красное вино, а служанки разносили тарелки с жареной с луком бараниной.

На небольшом столике за спиной Ратия стояла ваза с дыханием Наурати.

Сам жрец, кладя в тарелку большой кусок мяса и обращаясь к хозяину, заметил:

- Псы Матери всех богов очень привередливы – не каждый сможет им понравиться. Маленькая псина, например, не пожелала признавать нескольких смотрителей. Да и нынешнего не ставит ни во что. А вашего пастуха признала сразу.

- Берсет умеет ладить с собаками,- согласился Ангуар.

- Надеюсь, вы не будете против, если мы заберем пастуха с собой в Мувим присматривать за животными Наурати,- спросил жрец, рассчитывая воспользоваться умением Берсета для своего продвижения в храмовой иерархии.

Но этому не суждено было сбыться – его слова и желания в тот же миг стали известны богине Неба, не успевшей еще покинуть этот дом. Намерение Ратия увезти ее возлюбленного Маре очень не понравилось.

После выпитого вина хозяева и гости оживленно беседовали между собой, поэтому никто не заметил, как черный пес, выполняя волю низвергнутой богини, подошел к столику, где находился сосуд с дыханием Наурати, взял в зубы край скатерти и потянул ее вниз. Ваза  накренилась и полетела на пол.

Сидящие за столом в общем шуме не услышали звуков разбивающегося сосуда. Но когда вскоре белесые клубы дыхания Матери всех богов угрожающим облаком нависли над пирующими, в трапезной установилась пугающая тишина. Позабытые за застольем недавние страхи вновь овладели людьми.

Туман оставался некоторое время неподвижным, потом уплотнился и низвергнулся на Ратия. В мгновение ока жрец, издав испуганный возглас, исчез под белесой завесой, растворившей его целиком. Ужас сковал людей, когда дыхание Наурати, покончив с Ратием, вновь нависло над головами присутствующих.

Неизвестно, кто стал бы очередной жертвой, но Таурия, первой пришедшая в себя, схватила со стола почти пустой кувшин, выплеснула остатки вина на пол и поставила простой без украшений глиняный кувшин на столик, где совсем недавно стоял расписной сосуд из храма Матери всех богов.

К всеобщему облегчению белесый туман медленно потек в кувшин. Когда весь он влился в свое новое хранилище, Таурия набросила на горлышко свой расшитый цветным рисунком носовой платочек. А Намий, взяв у обомлевшего от страха старого слуги крышку от кувшина, закрыл хранилище дыхания Наурати, придавив платочек.

После этого переволновавшийся жрец сел, сам налил вина из стоящего рядом кувшина в свой пустой бокал и выпил залпом. Последовав его примеру, все вернулись за стол, но пережитый страх выветрил хмель, и никто не решался продолжить трапезу.

Намий  еще раз сам налил себе вина и сказал:

- Быть принятым Матерью всех богов в ее обители великая честь для человека. Давайте же возблагодарим богиню за честь, оказанную жрецу Ратию.

Люди за столом нехотя попытались есть.

Намий же, обращаясь к Ангуару, заметил:

- Ваша кухарка очень вкусно готовит…

 

[1] Князья Верендии по древней традиции отправляли в столицу старшего из сыновей или, если он уже имел своих детей, – старшего из внуков, и тот становился царевичем, которого жрецы Мувима готовили к управлению страной.

Цари менялись каждые пять лет. Корона переходила от одного княжеского рода к другому, согласно очередности. Царя, оставившего трон, в Мувиме заменял другой представитель его рода. Если кто-то из царевичей не доживал до своего воцарения, то его семья присылала замену.

Ни царь, ни царевичи не имели права жениться, но имели женщин и детей от них.

Царь Верендии, когда заканчивалось время его правления, приносил себя в жертву Наурати, и его растворял без следа туман дыхания Матери всех богов. Дети царя, его женщины и наиболее приближенные слуги приносили себя в жертву вместе с ним. Детей царевичей, их женщин и слуг ждала та же участь, когда царевичи умирали.

Так как в Верендии действовало древнее право: «Каждый ребенок должен иметь отца и, если он мужского пола, то должен наследовать ему» эти жертвоприношения должны были исключить возможность оспаривания царской или княжеской власти. А сам порядок престолонаследия обеспечивал жрецам Мувима контроль над управлением страной.

Но в Верендии никогда не исчезало стремление князей освободиться из-под власти жреческого Мувима. И в этом они находили поддержку со стороны провинциального жречества. Иногда к ним присоединялись считающие себя обделенными властью и богатством отдельные высшие жрецы Мувима. Поэтому время от времени детей царей и царевичей (в расчете, что их отцы в свое время взойдут на трон) тайно вывозили из столицы и скрывали до подходящего момента, чтобы объявить кого-нибудь из них царем, не подвластным жрецам Наурати.

Но ни одна попытка мятежа не увенчалась успехом – князья не желали  признавать царя, действующего в интересах другого княжеского рода, и не поддерживали претендентов на трон. Единственный мятеж, создавший реальную угрозу власти жреческого Мувима, был связан с именем царевича Наона.

Иногда царевичей использовала провинциальная знать для попыток захватить власть внутри княжества. Но эти локальные мятежи Мувим подавлял без труда.

 

[2] Во времена борьбы за объединение страны и утверждения культа Наурати были разрушены храмы главных провинциальных богов. Сами боги объявлены низвергнутыми, а их жрецы, отказавшиеся признать верховенство Матери всех богов, были принесены ей в жертву в главном храме Мувима.

Низвегнутых заменили другими богами, выполнявшими схожие культовые функции. Так в Арсантии вместо богини Неба Мары, отвечавшей также за плодородие, насаждали культы дочерей Наурати – богини Грозы Тасии и богини плодородия Камии.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 2. Оценка: 3,00 из 5)
Загрузка...