Рыбина

Костя проснулся с уверенностью, что он вот-вот превратится в рыбу. Казалось, ничего не предвещало такого исхода: не мучили дурные сны, сосед сверху не заливал квартиру, не булькала вода в чайнике. Но что-то уже начало происходить. Костя растопырил пальцы и обнаружил, что кожа между ними разрослась и достигла сустава. Тело выращивало перепонки.

Костя вскочил и опрометью кинулся к зеркалу. Вгляделся. Выдохнул. Лицо никак не изменилось, не покрылось чешуей. Плавники отсутствовали. Костя встал под душ и почувствовал себя значительно бодрее. Что только ни приснится накануне сессии!

До конца семестра оставалась неделя, и конечно, от нервов в голову лезло разное. Профессор Пеночкин, читавший курс латыни, грозил смертными карами и молниеносным отчислением за малейшую ошибку. Главным нечестивцем и осквернителем языка он считал Костю, который прогулял почти все пары и носил в деканат справку за справкой – из гордиспансера, от лечащего врача и из профкома студентов, которые единодушно твердили, что была, была ветрянка – да, не у малыша, у двадцатилетнего парня, подхватил от племянника, ах, как досадно. Выкарабкался, жив, цел, спасибо современной медицине. Профессор недоверчиво щурил глаз и пытался отправить Костю сразу на пересдачу. Этого нельзя было допустить: потеря стипендии грозила проделать солидную дыру в Костином бюджете. И тогда отменялась зимняя поездка на Урал и ежемесячные походы в кинотеатр с Дашей. В общем стипендия была нужна Косте как воздух.

По дороге в универ Костя бездумно смотрел в окно, трамвайное сидение под ним прыгало и дребезжало. На перекрестке образовалась пробка, трамвай встал. Чуть встревоженный, Костя заозирался: еще немного, и он опоздает на латынь, и тогда Пеночкин точно испепелит его. Машины гудели друг другу, мигал светофор, бесшабашный велосипедист в белой майке ловко скользнул меж рядов и запетлял, отклоняясь то вправо, то влево. Костя сжал пакет с тетрадкой и приготовился выскочить из трамвая, как только откроются двери. И тут он увидел рыбовоз – огромную серую бочку на колесах.

«Да с чего я решил, что это рыбовоз? – спросил Костя сам себя. – Ни надписей, ни картинок. Может, там внутри молоко или квас. Сейчас доедет до угла, встанет и начнет разливать. Если опоздаю, куплю себе стаканчик для утешения».

Так говорил глас рассудка, но сердце знало иное: внутри бочки рыба, живая рыба. В темноте она, испуганная, мечется, таранит стены, отчаянно пытается выпрыгнуть, но выхода нет. Полная слизи, изгаженная вода впустую окатывает жабры. В ней мало кислорода, она отнимает жизнь, угнетая дыхание и становясь постепенно ядовитой.

Костя вскрикнул. Он обмяк на сидении и уже не пытался сбежать. Ему стало плохо, холодный пот покатился по спине, и футболка, еще с утра бывшая чистой и свежей, омерзительно прилипла к позвоночнику. Господи, что такое с ним творится? Какой вдруг бес-гринпис в нем проснулся? Откуда сострадание к рыбам? Костя встал у задней двери, самой дальней от рыбовоза, и сосредоточился на главном – успеть на пару. Если выскочить на проезжую часть и махнуть проулком, он доберется до корпуса за четверть часа. Допустим, Пеночкин опоздает, хотя бы минут на пять – с ним случается. Тогда все будет в порядке.

– Откройте, пожалуйста, заднюю дверь! – крикнул Костя.

Дверь молчаливо распахнулась, как огромный, не сильно голодный рот. Костя побежал. Сначала ноги несли его легко и плавно, но вскоре в правом боку закололо, и он перешел на широкий шаг, стараясь подмахивать руками. Путь лежал через мост, протянутый над оврагом. Зелень уже отвоевала право на жизнь у помойки и стала домом для насекомых. Костя ощутил приступ голода. Он бросил жадный взгляд на кусты. Мимо него пролетела крупная муха и села на лист лопуха, нежа под солнцем блестящее зеленое брюхо.

«Мясная, – подумал Костя и тут же себя одернул. – Просто название вида. Противная очень, ест тухлятину».

Стараясь не вспоминать о мухе, он свернул в переулок и оказался в университетском дворике. Куст сирени торжественно и пышно возвышался над клумбой, на которой были высажены блеклые цветочки. Их серебристые листья напоминали кильку пряного посола. Костя зажмурился и пролетел мимо. Кажется, он сходит с ума. Ему срочно надо на пару: там-то уж точно не будет времени на лишние мысли.

«Рыба-рыба-рыба кит», – беспечно напевали студентки, курившие одну сигарету на троих возле урны.

«И эти туда же», – разозлился Костя. Он хотел было подойти к девушкам и объяснить, что кит млекопитающее, но удержался. Просвещать безграмотное население он будет позже, сейчас есть дела поважнее.

Он ворвался в аудиторию и замер на пороге: лекция уже началась. Профессор с недоброй усмешкой смотрел на него в упор. С таким лицом, должно быть, сотрудник гестапо приступал к допросу пленной русской радистки. Костя бочком двигался вдоль ближайшего ряда парт, стараясь уйти с линии обстрела.

– Кто это к нам пожаловал? – сладко протянул Пеночкин. – Так-так, его величество прогульщик Константин Батькович! Решил осчастливить нас своим визитом. Я поражен, восхищен и премного благодарен.

Отличники с первых парт подобострастно захихикали – не столько потому, что им было действительно смешно, сколько в силу традиции и жанра. Староста нахмурился и отложил в сторону пухлый конспект.

Костя молча терпел унижение.

– Изволите сесть или будете стоять? – продолжал Пеночкин. – Вы уж, господин хороший, не гневайтесь на меня, что я без вас читать начал. Ждал, ждал, да и поддался искушению.

Обычно экзекуция длилась не дольше пары минут. Запас шуток и острот у профессора был конечный, поэтому Костя считал вдохи и выдохи, чтобы не сосредотачивать внимания на выволочке.

– Вы что же, ни словечка мне не скажете? – поинтересовался Пеночкин. – Дали обет молчания? Или превратились в рыбку?

Костя сбился со счета. Он медленно поднял глаза и посмотрел на профессора.

«Знает, – похолодел Костя. – Не понятно откуда, но знает».

Пеночкин склонил голову набок на манер ученой птицы. Костя уперся лопатками в стену и едва выдавил:

– Разрешите войти?

– Случилось чудо! Он заговорил! – воскликнул в клоунском восторге Пеночкин. – Проходите, проходите, гостем будете.

И Костя рухнул на ближайшее свободное место. Его соседом оказался Сережа Стащук, хмурый парень, вечно слушающий в наушниках какой-то неведомый грохот. Костя, стараясь не шуршать пакетом, достал тетрадь и принялся записывать лекцию. В голове образовалась пустота, мысли перестали ему докучать. Бубнеж Пеночкина положительно сказался на нервной системе.

Но Костю предал его собственный глаз – левый. Он, отвлекшись на мгновенье от работы, ухватил сделанную на столе надпись – «pisces putentes», что на латыни означало «тухлая рыба». Костя едва не зарычал от яростного бессилия. Он теперь что, везде будет видеть рыбу? И он старательно стер ластиком оба слова. Потом подумал и стер другие надписи, словно они провоняли насквозь рыбным духом. Стащук наблюдал за его действиями с невозмутимостью аскета.

Когда лекция закончилось, Костю вынесло с потоком студентов в коридор и бросило на ближайшую скамейку. Следующая пара по расписанию была в соседней аудитории, но дверь оказалась закрыта, и группа растеклась по коридору. Стайка любительниц горячих напитков облепила кофейный автомат, зубрилы листали учебник. Староста, не зная, чем себя занять, помялся у стенда, а затем подошел к Косте.

– Ты чего опять опоздал? Нарываешься?

– Пробка, – развел руками Костя. – Думаешь, на экзамене припомнит?

– Как пить дать! Слышал про Ирку Рожкову с отделения немецкого? Пару раз опоздала – по пересдачам затаскал.

– Отчислили?

– Пощадили, учится. Но ты имей в виду.

– Ладно.

И староста отчалил. Костя взглянул в окно: во дворе надсадно пыхтел мусоровоз. Двое рабочих в синих спецовках катили к нему переполненный бачок. Завхоз – лысый неприятный дед – что-то орал с крыльца. То ли был недоволен качеством обслуживания, то ли силился отбить мусор у захватчиков. Внезапно на засмотревшегося Костю кто-то напал со спины.

Он обернулся – Даша. Она училась на другом факультете, поэтому днем они редко пересекались. Счастье окатило Костю с головы до ног. Он обнял Дашу и уткнулся носом в ее макушку, пахнущую лугом после дождя, весенними цветами, пчелами.

– Сходим куда-нибудь сегодня? – предложила Даша. – Я свободна.

– Не могу, – сказал Костя. – Работаю. Завтра?

– Завтра так завтра, – протянула Даша, отстраняясь. – С тобой все в порядке? Голос какой-то хриплый.

– Я здоров.

– Да? Ну, пойду.

И она исчезла в толкотне безымянных спин. Костя почувствовал першение в горле, оттянул воротник и провалился пальцем в дыру. Он испуганно вскочил, юркнул в туалет и заперся в кабинке. Не было никаких сомнений – на горле разверзлись жаберные щели. Костя в ужасе метался по кабинке, как раненный зверь. Что делать? Куда пойти? Как избавиться?

И главный вопрос – за что?

Он осторожно выглянул из кабинки – в туалете было пусто. Писсуары бодро блестели в лучах полуденного светила, утробно урчала в трубах холодная вода. Где-то за окном чирикал воробей – глупая, отвратительная птица.

Костя подошел к зеркалу. Жаберные щели мерно расширялись и сужались в такт его дыханию. Какого черта сейчас май? Была бы зима – прикрыл бы безобразие шарфом. А так все на виду, наружу. Надо срочно сочинить легенду-прикрытие, а лучше прямым ходом отправиться к врачу. Единственное, что удерживало Костю от побега, это неизбежность отчисления, если количество прогулов перейдет разумные границы. В последний год на факультете прошли масштабные чистки рядов. Прогульщики вылетели первыми. Костя балансировал на той тонкой грани, когда он еще мог сойти за добропорядочного студента, чуть оступившегося и готового все исправить. Хорошо, что двоюродная сестра, работающая в гордиспансере, так помогла ему с ветрянкой – которой, конечно, не было, но теперь официально – была.

Костя на ватных ногах вышел из туалета. Одногруппники продолжали болтать о своем, незаинтересованно скользя по нему взглядами. Жабры никто не замечал. И Костя понял, что пока они видны только ему. Это означало одно: у него серьезные проблемы. Он сошел с ума, но не так, как это мечтается подросткам, красиво, одиноко и пафосно, а иначе – с острым психозом, с галлюцинациями и с неизбежной дуркой. Нет, в дурку он не ляжет. Надо до последнего притворяться нормальным.

«Я не рыба, я не рыба. У меня не растут жабры. Мухи невкусные».

Костя надеялся забыться на второй паре, но ничего не вышло. Доцент Кузнецова, порывистая и чудаковатая, уставилась в потолок, пытаясь углядеть там призрак покойного Кафки и спросила:

«Итак, почему же Грегор Замза превратился в насекомое?»

Костя сидел у батареи тихо, как затаившийся в испуге кухонный таракан. Похоже, Кузнецова тоже что-то заподозрила. Вон как блестит очками! Костя потихоньку сполз под стол и сделал вид, что ищет упавшую ручку. Прошло минут десять, одногруппники принялись посмеиваться, и гневный окрик Кузнецовой выгнал его на поверхность. Костя всем своим видом показал, что он балбес и очень сожалеет об этом.

– А вы как считаете, что имел в виду Кафка? – спросила Кузнецова, адресуясь явно к Косте.

– Я не уверен. Мне кажется, он хотел сказать, что в каждом из нас есть что-то от животного.

Староста закатил глаза, поражаясь, как можно было выдать такую вопиющую банальность.

– Развейте тему, – велела Кузнецова.

Костя вздохнул. Жабры с сипением вздулись и опали.

– У людей есть недостатки. Если представить, что каждый недостаток будет отражаться во внешности, мы все превратимся в монстров. Мне иногда кажется, что я стал рыбой.

Костя сам удивился, как легко он выдал себя.

– Какой рыбой? – заинтересовалась Кузнецова. – Пресноводной?

Костя задумался, прикинул возможность существования в соленом водоеме и решительно ее отмел. Теперь было ясно, он кто-то речной или озерный. Или даже прудовой.

– Я не определился, – сказал он робко. – Но рыба ничем не лучше насекомого. Она тоже не является человеком. Наши недостатки…

– Дегуманизируют нас! – подхватила Кузнецова, и дальше ее понесло в эмпиреи, от чего группа облегченно выдохнула и благополучно занялась своими делами.

Костя принялся выводить в тетради линии, которые свивались, перекрещивались и вновь расходились, оккупируя свободные клетки. Так же и рыбий морок занимал все больше пространства в его душе. Грегор Замза по сравнению с Костей – счастливчик. Он точно знал, что с ним происходит, а Костя повис между слоями бытия, как недоваренный шпрот на поверхности масла. Если уж становиться рыбой, так целиком, сразу, чтоб некуда было отступать и не на что надеяться.

Ближе к четырем он вышел из университета, отягощенный мрачными думами. Свернул на пешеходную улицу, пересек сквер имени Гоголя, где с полудня толпился беззаботный народ. Ноги сами вынесли Костю на берег небольшой, заболоченной речки, прозванной в народе Срачкой за необъятные горы отбросов, украшающих ее берега. Костя уронил на землю пакет с тетрадью и сел на него. Вода манила. И этот зов предстояло расшифровать и – отвергнуть.

– Ба, карась! – крикнул низкий мужской голос, выдергивая Костю обратно в реальность. – Глянь, Санек, вон там, на берегу. Хватай!

Невдалеке от Кости стояли двое – слегка поддатые, неопределенного возраста мужики в грязных спецовках. Один коренастый, другой худой, как щепка. Коренастый показывал пальцем на Костю. Худой оттопырил губу и что-то мычал, силясь справиться с набежавшими на язык согласными.

Костя встал и приготовился к драке. Против двоих ему не выстоять, но стоит попробовать. В конце концов он когда-то ходил в секцию ушу. Тренер говорил, что мышечная память – мощный ресурс, полезный даже в спящем виде. Пора ее будить.

Но мужики лениво обогнули Костю и принялись рыться в траве. Коренастый поднял засохшего карася и, довольный добычей, счастливо загоготал. Худой тоже привел свой голосовой аппарат в рабочее состояние и выдал:

– Вещь!

После чего они, посовещавшись, решили, что карась выпрыгнул из ведра у рыбака, и теперь ему предстоит стать десертом к сегодняшнему ужину кота Пухоеда.

Костя расслабился и рухнул обратно на свой пакет. Какого дурака он чуть не свалял! Ушуист несчастный. Нет, надо срочно с этим что-то делать. Наверняка существуют способы лечения от навязчивых идей, сейчас психиатрия шагнула вперед и возвращает обратно в общество исцеленных маньяков, параноиков, наркоманов. Значит, и для Кости будет спасение.

Поликлиника, к которой он был приписан, находилась в соседнем квартале – в пяти автобусных остановках от университета. Костя решил обратиться к терапевту и попросить направление к узким специалистам. Еще неплохо бы проконсультироваться с опытным ихтиологом, но его придется искать по знакомым или в интернете.

Путь лежал мимо центрального рынка. У ворот торговали жареными пирожками, и запах горелого теста схватил Костю за ноздрю и потащил к прилавку. Сам не ведая, что делает, он купил пирог с картошкой и в два счета расправился с ним. Разъяренный желудок требовал добавки, но пришлось устоять – денег было в обрез.

Костя заглянул в чрево рынка и утонул в нем. Он шел мимо рядов с джинсами, отбиваясь от назойливых продавщиц, которые силой пытались загнать его на картонку для примерки. Он игнорировал ряды дешевых китайских тапочек, старался не смотреть в сторону футболок с черепами и ремней из кожзама. Гвалт и теснота подавляли его. Ему казалось, что он никогда не выйдет наружу, потерявшись в проклятом трикотажном лабиринте.

Внезапно он обнаружил себя возле крытого продуктового павильона. И остолбенел. На огромном столе грудой лежали щуки. Одна была еще жива и разевала зубастую пасть, остальные остекленело буравили пространство. Чуть дальше виднелись стерляди с вздернутыми носами, желтобрюхие карпы, усатая голова сома и его порубленная на стейки белая плоть. Венчали композицию раки в аквариуме, похожие на арестантов в ожидании приговора.

Костя почувствовал, что его сейчас вырвет. Каким беспечным надо быть, чтобы добровольно сунуться в могильник! Когда он превратится в рыбу, возможно, он тоже окажется здесь – со вспоротым брюхом, отрубленными плавниками, с последним оскалом бессильных против человека зубов.

– Рыбки не желаете? – поинтересовался женский голос, неожиданно мелодичный и приятный.

– Что?

– Стерлядка, щучка, карпики весовые. Все свежее, сегодняшнего улова, – сказала продавщица, чья голова была едва видна из-за прилавка, сплошь заваленного рыбой.

– Нет, спасибо, – сказал Костя, которого потихоньку отпускала тошнота. – Я просто смотрю.

– Да что тут смотреть – пробовать надо, – подбодрила его продавщица, приняв отвращение за нерешительность. – Хотите, я вам объясню, как правильно выбирать рыбу?

Костя не успел возразить, как вдруг она схватила ближайшего карпа и нажала ему на бока.

– Вот, чешуйка к чешуйке. Ни залысинок, ни паразитов – чистый, гладкий, хороший. Жабры розовые, как пяточки у младенца. Бери, порадуй маму!

Меньше всего Костину маму порадовал бы купленный на рынке карп. Продавщица, не подозревавшая об этом, продолжала наседать:

– А щуки – прямо девочки! Еще с утра ели ершей, а сейчас тут. Гляди, плавниками шевелят. Что скажешь?

– Отпустите их обратно.

– Смешной ты! Зачем? Им тут лучше. Они для этого родились.

Костя нервно сглотнул.

– Подойди поближе, потрогай! – заманивала продавщица. – Не укусит.

И Костя шагнул к щукам. Прикоснулся мизинцем, сдерживая брезгливость. Он покосился на продавщицу, чьи темные глаза призывно мерцали, и вдруг увидел, что она сидит в инвалидном кресле. Ее ноги покрывал плотный плед – слишком теплый для этой погоды.

– Пожалеть меня решил? – ехидно спросила продавщица. – Не хуже твоего живу.

– Нет-нет, я… – пролепетал Костя, припоминая толерантные формулировки. Что-то там про ограниченные возможности, про безбарьерную среду – вот как назло, все забыл.

– Щуку бери! – вдруг властным тоном сказала продавщица и потянулась к той, что еще трепыхалась. Плед с тихим шорохом сполз на пол, обнажив жирный рыбий хвост. Оказавшись на свободе, хвост весело и задорно шлепнул по прилавку, взбаламутив лежащие на нем трупы и полутрупы.

Костя таращился на русалку. Русалка таращилась на Костю.

Боже, что тут творится, на этом рынке!

Нет, наверное, это просто карнавальный костюм – сейчас очень популярно и даже секси. Хвосты эти. Только не такие большие, поизящней, девочковых размеров. Даша, помнится, хотела заказать в Китае – для фотосессии в бассейне.

Будучи подростком, Костя очень ценил и уважал русалок. Точнее, вожделел – рыжеволосую прелестную полурыбу, с ее ракушками вместо лифчика и невероятной улыбкой, способной превратить самое отстойное утро воскресенья в праздник. И вот мечта сбылась, как водится, в виде фарса. Перед ним живая русалка – немолодая, обрюзгшая и даже вполне себе рыжая, если судить по завитку, выбившемуся из-под форменной сине-белой шапочки.

– Только никому не говори! – игриво пропела русалка, натягивая обратно плед. – Общая тайна.

Костя кивнул. Теперь, когда его мир встал с ног на голову, когда самые невероятные фантазии воплотились в реальность, он окончательно поверил в свое превращение.

– Помогите мне, – попросил Костя русалку. – Я, кажется, вот-вот стану рыбой.

Проходивший мимо покупатель слегка толкнул его плечом, протискиваясь к отделу сухофруктов. Грузчик с грохотом провез пустую тележку.

– Прекрасная перспектива, – сказала русалка. – Советую сразу выбрать реку. Сейчас много вонючих, с отходами. Ты вот что, поезжай в деревню Крапивки, там мой родной пруд. И тина вкусная, сытная, и соседи – приличные, без гонора. Икру отметаешь без проблем.

– Вы думаете, я самка? – в ужасе спросил Костя и пощупал впалый живот. Под кожей что-то неопрятно бугрилось, распадалось на крупинки. У Кости свело губы, и впервые за многие годы он разревелся. Русалка тревожно огляделась по сторонам.

– Чего нюни развесил? – процедила она. – Мне разве легче? Я ведь спортсменка была, гимнастка, в соревнованиях участвовала, на медаль шла. А потом, как хвост вырос, пришлось все бросить.

– Я думал, вы такая родились, – пробормотал Костя.

– Ха! Думал он! – русалка сплюнула. – Получше некоторых была. Ножки стройные, парни вроде тебя за мной табунами ходили. Всем отказывала! Всем! Ждала своего принца на белом, мать его, коне.

– Как же вас угораздило?

Русалка замолчала. Костя уже было решил, что она больше ничего не скажет, как вдруг ее прорвало.

– Гуляли мы с девчонками у пруда. Людка и Светка пошли купаться, а я на берегу осталась. Нельзя мне было в воду. Женские дела. Понятно тебе?

Костя кивнул.

– Сижу, камешки в воду бросаю. И тут смотрю, что-то блестит в камышах. Подошла поближе, а там золотая цепочка висит. Я как раз такую хотела. Взяла ее, а меня за руку кто-то – хвать! И тянет! Я ору, а никто не слышит. Вообще никто. И тут из-под воды голова всплывает, лохматая. Я еще сильней орать, а она такая: «Не надо, не шуми, покушать дай. Я уже год по-человечески не ел». Я вынула из кармана конфетку и дала ему. Он сожрал и уплыл.

Костя озадаченно хмыкнул.

– И вы сразу стали русалкой?

Продавщица сосредоточенно рассматривала плед на предмет пятен.

– Не сразу. Недели две прошло. Лежу ночью и понимаю: в воду тянет. Я пошла, бухнулась в пруд. Назад уже не вернулась.

Повисла пауза. Костя пытался понять, не происходило ли с ним что-то подобное. Нет, с нечистью он не встречался, конфет никому не давал. Даже рыбу не ел: ни жареную, ни консервированную, ни в котлетах. Его-то за что наказала судьба?

– Иногда просто так бывает, – сказала русалка, словно угадав его мысли. – Говорят, сейчас что-то вроде эпидемии. Многие превращаются. А по мне, так лучше рыбой быть, чем как я. Ни то ни се. Рыбий век короткий. Выловят, сварят, и больше не мучишься.

Новый приступ рыданий сотряс Костину грудь.

– Скажите, как предотвратить? Как мне обратно? Я все сделаю! У меня есть деньги! Я у родителей займу.

– За деньги счастье не купишь, – философски заметила русалка. – Слушай, парень, не раскисай! Есть верное средство. Только не знаю, поможет ли оно тебе.

– Какое? Умоляю!!

– Кто-то должен стать рыбой вместо тебя. Любой человек – мама, папа. Кто согласится. Учти, это дело добровольное. Если приставишь ножик к горлу и потребуешь, ничего не произойдет.

Костя показалось, что его со всей силы швырнуло об асфальт. Получается, для того, чтобы остаться человеком физически, надо перестать им быть морально. Кого он может обречь на жизнь в рыбьем виде? Никого! Он ни за что так не поступит.

Ни за что. Ни за что. Ни за что.

– Спасибо, – сказал он русалке. – И дайте, пожалуйста, вон того карпа. Сколько с меня?

Русалка равнодушно взвесила рыбу и вручила Косте пакет. Он поволок ноги к выходу из павильона. Солнце закатилось за многоэтажки, и воздух переполняла вечерняя истома – болезненная и лишняя. Надо подготовиться. Доделать дела, попрощаться с родными, расстаться с Дашей. И выбрать водоем. Эта мысль окончательно добила Костю, и он сел прямо на бордюр. Сердобольная старушка подошла к нему и положила на землю десять рублей россыпью.

Какими далекими и смешными казались теперь ему проблемы с профессором Пеночкиным, с прогулами и сессией! Суета сует. Можно даже не идти на работу – в пруду деньги ему явно не пригодятся. Надо позвонить менеджеру и сказать, что он не выйдет на смену. Но не было сил достать из кармана телефон. Слова кончились. Глаза чесались и горели, руки тряслись. Костя перебирал варианты: напиться, спрыгнуть с девятиэтажки, нет, все-таки напиться.

И тут он подумал, что можно предложить стать рыбой какому-нибудь безнадежно больному человеку, онкологическому. Ему все равно умирать, а Костя спасется. К тому же у рыб, говорят, не бывает рака. Такой обмен можно считать почти благотворительностью. Костя обдумал как следует эту идею и решил, что стоит попробовать. Но сначала надо проститься с близкими, потому что шанс мизерный. Русалка могла и обмануть.

Он обнаружил, что просидел на бордюре несколько часов. Сумерки поглощали окрестные дома, прохожих становилось все меньше. Кучка мелочи рядом с Костей выросла: без всякого труда он стал обладателем двухсот тридцати рублей. Богатство! Он с трудом встал, оставив деньги лежать на земле, и пошел в сторону Дашиного дома.

Ее окна светились, как маяк на скале в океане. Одна створка откинута, край занавески шаловливо высунулся наружу. Костя стоял и смотрел, как дети, игравшие на площадке во дворе, спешат в подъезд. Он мог бы войти вместе с ним, мог постучать в дверь, посмотреть напоследок в любимые глаза. Но он не сделает этого. Он просто позвонит и сообщит – ровно, деловито – что он полюбил другую, и им надо расстаться. Прямо сейчас, побыстрее, без обмена немногочисленными вещами, без возврата подарков.

Костя вынул телефон и проглотил горький комок. Два гудка, и Даша сняла трубку.

– Костя? – удивленно спросила она. – Что-то случилось? Ты не на работе?

– Нет, – глухо ответил он. – Нам надо поговорить.

– Надо, – неожиданно холодным тоном сказала Даша. – Давно пора. Мы можем увидеться?

Костя помедлил с ответом.

– Да, – наконец сказал он. – Я под твоими окнами. Спускайся.

Он сел на лавочку, за которой простиралась огромная, самодовольная лужа, и принялся ждать. Прошло минут пятнадцать, и из двери подъезда показалась Даша. На ней было красивое платье – Костя раньше не видел его. Расставание получалось излишне торжественным, не хватало только оркестра в кустах, играющего душераздирающую музыку.

– Привет, – неуверенно улыбнулась Даша, подходя поближе. – С тобой все в порядке?

– Не все, – ответил Костя. – Ты не замерзнешь?

Даша зябко повела плечами и покачала головой. Вдали упорно каркали вороны. Во двор скользнула иномарка и принялась парковаться.

Костя опустил взгляд на свои сложенные руки, готовясь сказать главное, и вдруг понял, что правая кисть превратилась в плавник. Он чуть не завопил и резко сунул руки в карманы куртки. Времени оставалось совсем мало. Как глупо, что он так медлил! Ведь есть еще мама.

– Давай расстанемся, – сказал Костя, не глядя на Дашу.

Легкий смешок заставил его вздрогнуть. На Дашином лице царило облегчение.

– Да? Как хорошо, что ты первый это предложил!

«Понятно, – с горечью подумал Костя. – Она и сама собиралась. Можно тогда не врать про другую. А то еще спросит подробности, которых нет».

– Будь счастлива, – тихо произнес Костя. – И иди поскорее в дом, простудишься.

Даша в недоумении посмотрела на него.

– И это все? Мы больше ничего друг другу не скажем?

– А что, надо?

– Наверное, – неуверенно протянула она. – Ты меня даже ни о чем не спросил.

– Хорошо, если тебе хочется, давай я спрошу. Почему ты решила со мной расстаться?

Легкие начали отказывать, дышать стало тяжело. Костя понял, что ему остаются какие-то жалкие минуты. Он с сомнением посмотрел на лужу. Что ж, он нырнет туда. Продлит жизнь, насколько это возможно.

– Мы с Игорем, ты ведь знаешь Игоря, теперь вместе. Прости, Костя, я давно собиралась тебе сказать, но не решалась. А сегодня случилось что-то очень важное.

«Да, – подумал Костя. – Сегодня я расчистил Игорю путь».

– И что же? – спросил он вслух.

Даша просияла.

– Ты не поверишь, буквально полчаса назад Игорь… нет, ты не поверишь!

– Поверю! – пообещал Костя. – Я очень доверчивый теперь.

– Игорь попросил меня стать его женой, – почти прокричала Даша.

Легкие Кости съежились, и он засипел. Жабры бессильно колыхали воздух. Тьма и дурнота заливали его сознание, он начал падать – затылком назад, в холодную дворовую лужу. Едва он погрузился в воду, волна кислорода прокатилась по его сосудам, и он жадно задышал.

Сквозь туман он слышал отчаянный голос Даши.

– Костя, что с тобой? О боже! Прости меня! Прости, слышишь!

Она принялась вытягивать его из лужи, и он с трудом отталкивал ее цепкие руки.

– Костя, не надо так. Разве я виновата, что счастлива? Ты хороший, добрый, ты еще найдешь девушку. А я буду с Игорем. Он такой милый, только фамилия у него дурацкая. Но я все равно ее возьму.

– Фамилия? – сами собой булькнули Костины губы, всплывая на поверхность.

– Игорь Рыбин! А я кто буду? Даша Рыбина!

«Рыбина, – пронеслось в сознании Кости. – Рыбина!»

И тут словно ток пронзил его насквозь, вытягивая позвоночник. Внезапно ему опять стало тяжело дышать, и он замахал руками, пытаясь найти опору, чтобы сесть. Даша, измазанная в грязи, стояла на коленях рядом с ним и плакала. Костя посмотрел на свои руки – обычные, пять пальцев на обеих, и никаких следов перепонок. Он торопливо коснулся горла – кожа как кожа, только немытая. Он снова стал человеком! Снова! Что это значит? И как теперь жить?

Даша смотрела на него умоляюще:

– Костя, пожалуйста, не надо так больше. Тебе больно, но ты должен меня отпустить.

– Отпускаю, – буднично сказал Костя. – Плыви домой.

Даша поднялась, стряхнула грязь и быстро пошла в сторону подъезда.

Вдоль дороги один за другим зажигались фонари. Костя продолжал сидеть в луже, не решаясь с ней расстаться. Ему подумалось, что зря он не взял те двести тридцать рублей – это почти половина его зарплаты за смену в кафе. Можно было бы вызвать такси и доехать домой.

И еще он что-то потерял: важное, ценное. Невозвратно. Но что? Точно, он ведь купил карпа и оставил его рядом с мелочью, у бордюра!

Он рассмеялся на весь двор. Вороны на дальних березах взметнулись вверх и перелетели к мусорным бачкам.

Он человек. А человек – это звучит гордо.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 17. Оценка: 3,94 из 5)
Загрузка...