Я ехал на машине ранним утром, вокруг расстилалась степь, и восход крупного колышущегося солнечного диска. Всё впереди было оранжевым, ярко-красным, жёлтым. Новая асфальтовая дорога прямолинейно стремилась вдаль к горизонту. Пройдет время до полудня, и черное покрытие накалится, станет мягким, как воск свечи, обжигающе горячим. Горячий воздух будет, колеблясь, вздрагивая, подыматься вверх. Жарко будет даже в машине, несущейся вперед. Но это только будет, а пока всё ещё прохладный и свежий воздух с запахом утра и восхода врывался в окна машины.

Скорость всегда меня пьянила, и её наркотическое действие будило в моей душе ребёнка, бурная радость появляется, когда дорога бешено уносится назад и приближается спереди, но на горизонте деревья, дома лениво ползут вспять. Чисто по-житейски это кажется удивительным.

Еще одно мгновение, и девушка, только что шедшая впереди по кромке дороги, оказалась далеко позади. Внезапное беспокойство заставило меня остановиться и выйти из машины. Было плохо видно - глаза слепило солнце. На его фоне в отдалении силуэтом еле выделялась стройная фигурка девушки. Лица я не разглядел, но сомнений не оставалось: это ОНА! ЕЁ я бы узнал в ком угодно, когда угодно и повсюду!

Я подал назад, подъехал к НЕЙ, крикнув:

- Наташа, привет,- и заглушил мотор.

Мы пожали друг другу руки и обнялись.

- Сколько времени прошло, как ты похорошела! - произнес я взволнованно, и это была лесть, так как Наташа как обычно была неповторимо прекрасна.

Стройная изящная прямая фигура, вечно чуть задумчивое лицо, темные темно-рыжие волосы (или это мне только кажется) и темно-карие глаза. В свете восходящего солнца волосы казались и вовсе рыжими. Легкое платьице кончалось чуть выше колен.

- Где ты был эти два года? - поинтересовалась девушка.

- А, к черту, все та же рутина, - ответил я, - А как ты оказалась здесь в такую рань?

- Гуляю…, - она весело засмеялась, - как неожиданно. Ты, кстати, совсем не изменился, все такой же.

- Знаешь, садись-ка в машину, я тебя подвезу и туда, и обратно, куда угодно. Все мои дела уже сделаны, теперь все время мое, - я посмотрел на потрепанный автомобиль салатового цвета

- Ты уже и машиной обзавёлся, - она положила руку на горячий капот и с восклицаньем отдернула её.

- Обожглась? - заволновался я.

- Нет.

- Дай-ка посмотрю, - я взял ее руку и приложил к губам.

- У тебя холодная рука,- сказал, понимая, что руки уже нет.

Наташа уже сидела в машине. Мы поехали.

- Ты не обиделась? Извини, если что было не так. Но ты не представляешь, как я соскучился по тебе и, вообще, по всем нашим. Все-таки два года - это большой срок. Ведь сейчас лето, кровь горячая. К тому же это юг,- меня почему-то взяла злость,- здесь мы вспоминаем прошлое, делаем будущее и познаем настоящее. Здесь нам позволено больше, чем обычно!

- Ты так считаешь? - со скепсисом отозвалась Наташа.

- Не знаю…

Мы ехали в молчании. Наташа уставилась в окно. Ветер шевелил её волосы, она постоянно убирала их с лица, но сквозняк возвращал их обратно. Девушка со скрытым удовольствием подставляла лицо под струю воздуха.

Выбоина в дороге нырнула под машину - я крепче сжал руль, на всякий случай, машина дёрнулась и ещё долго качалась, как на волнах. Я пояснил:

- Рессоры старые. Машине двадцать пять лет, ещё мой дедушка покупал. В свое время он перебрал ее по винтикам, усилил днище. Но двадцать пять лет - четверть века.

- Странно, - она посмотрела мне в глаза, - встретились, и сразу ссориться.

- Значит, были хорошо знакомы, - я сильнее вдавил акселератора в пол, и с жаром спросил - Кто ты? Кем будешь завтра? Во что ты веришь?

Недоуменное молчание было ответом.

Я нахмурился и сменил тему:

- Кстати, я не знаю хорошо этих мест, где можно хорошо поплавать и так, и с маской, чтобы народу было поменьше, а тёплого песку побольше?

- Это качества идеального пляжа, таких нет. Но километрах в двадцати есть рядом и песочный пляж, и скалы, мало народу (слишком далеко), но место отличное.

Я резко затормозил и развернул автомобиль.

- Ты куда? Нам в противоположную сторону, - удивилась Наташа.

- Тебе надо захватить плавательные принадлежности: ласты, трубку, маску и полотенце, - пояснил я.

- И это всё? - нахмурилась она, и мы весело засмеялись.

- Но я не буду купаться, - возразила Наташа задумчиво и слишком серьёзно.

- Почему? Я чувствую, что наша поездка праздник для тебя, и судя по огню в твоих глазах, ты без ума от того пляжа. Я хочу, чтобы, пока я здесь, каждый день был праздником.

Дома Наташина бабушка, казалось, обрадовалась, когда узнала про пляж. Через пятнадцать минут я свернул на грунтовую дорогу, вьющуюся среди холмов.

- Хочешь попробовать вести машину? - предложил я.

Наташа зажглась любопытством, но разочарованно ответила,

- Я же не умею!

- Тем лучше, научишься, - твёрдо возразил я.

Еще чуть-чуть, и уже не надо было её уговаривать. На удивление быстро Наташа поняла, что к чему, но первые три раза машина дёргалась и глохла. Вот она уже ведет "Москвич", несколько коряво, но это же первый раз, а он всегда комом.

Наташа крайне сосредоточенно, внимательно крутила руль. Вдруг машина остановилась.

- Здорово, но пока хватит: я больше не могу - жарко - Наташа дышала часто-часто, как после пробежки.

- Это от напряжения. К тому же, близится полдень, - решил я.

Мы поменялись местами и двинулись дальше, я оглядел степь и заговорил:

- Представь, через час земля нагреется, накалится добела. Ветер будет меняться легкими порывами туда и обратно, как всегда на побережье: душный, ослепляющий, знойный с берега, то ледяной и солёный с моря.

- Относительно прохладный, - поправила Наташа, - “ледяной” - это красное словцо.

- Ты составишь компанию? Наденем ласты, купальники и в пучину! Пока прохладно, но будет жарче.

Я остановил машину около крутого обрыва. Берег отвесно нависал над морем, и глубоко внизу клубились волны с пенистыми снежно-блестящими барашками. Волны швыряли белую гриву на голые камни с чудовищной яростью и титанической силой.

Наташа повела в бухту, где море удивляло безмятежностью, и лишь маленькая рябь бегала туда, обратно, отражаясь, от берегов.

Мы спускались по крутой тропинке с естественными каменными ступенями, а иногда из мелких камешков, звонкий шорох которых змеился вниз, где среди скал зияла гигантская выбоина, заполненная мелким песком. Там, где он кончался, начиналась зеленая вода, играющая солнечными бликами.

Оказавшись среди песка, я разделся до плавок и погрузился в это горячее сыпучее нечто. Наташа взяла свои вещи и укрылась среди камней. Спустя пять минут она предстала передо мной в купальнике и со связанными сзади волосами, чтобы те не мешали в воде. Кожа девушки смугло светилась матовым загаром среди скал, песка, моря и в ветру на фоне голубого неба.

Мы на миг окунулись в воду, которая ещё не прогрелась, и быстро выбежав обратно, легли в горячий песок.

Щурясь, Наташа смотрела на небо, а я на нее.

- Об этой бухте знают очень немногие, лишь старожилы, а те кто знает, не любят ее. Боятся…, - с замирание выговорила девушка.

Я закрыл глаза - этот голос будил во мне нечто, в том числе и нежность, и грусть, и любовь. Я всегда помнил этот голос, ЕЁ голос, очень ярко, а…

- Ты слушаешь? - одёрнула меня Наташа.

- Да, конечно, - поспешил отозваться я.

- Давнишняя легенда рассказывает о людях, которые якобы жили здесь. Они были очень умны, знали много того, чего мы даже сейчас не знаем. Один из них жил вон там, - она указала на остров вдали левее, - однажды вечером небо прочертил зеленой полосой громадный болид и взорвался над этой бухтой. А утром этот человек, кстати, его звали Арен, нашел на берегу девушку, она была в беспамятстве, но очень красивой и пленила душу Арена. Неделю она жила у него в замке на острове. Но пришёл день, и на берегу появился Белый Человек (там так и сказано, неясно, что это значит). Сердце девушки принадлежало ему. У него был чудаковатый аппарат, который он долго ремонтировал. Настал день, когда луна должна была пересечься со "следом Брата Крайнего", по-моему, это Плутон, солнце стояло в зените, и происходило еще что-то, точно не знаю, что. В общем, около полудня они должны были улететь. Аппарат взвился вверх и полетел, уменьшаясь, в сторону солнца. Но вдруг он вспыхнул пламенем, более ярким, нежели полуденное солнце, и более жарким, чем (там очень странное сравнение). Арен бросился с обрыва в воду, спасая "свою королеву", как прежде. Но он не нашел ее, он опоздал и сам погиб в глубинах.

Наташа вздохнула, переводя дыхание, оглядываясь по сторонам, продолжила:

- Его гнев превратился в ветер, ярость - в волны, Слезы и горечь - в белую пену. Гнев на белого человека дремлет. И, когда луна пересечет след Крайнего Брата, солнце будет в зените, и произойдет что-то еще, гнев проснется, поднимется гигантская Волна его Гнева, все смывающая, уничтожающая на своем пути. Эта Волна будет страшна, смертельна. А, пока она не проснется, здешние глубины будут опасны для людей. И так будет, пока Белый Человек не придет и не сразится с Волной, не спасет от волны того, кого любит.

- Грустная история, но… это не выразить словами, - запнулся я.

- Кстати, тот остров, куда по легенде свалился аппарат Белого Человека, называется островом Crjhmb, это не переводится с языка древних, а эта бухта, где Арен нашел свою любовь, счастье и встретил начало своего конца, называется бухтой Yfqltyjq Cxfcnmz.

- Да, - задумался я, ковыряясь в песке.

- Люди не верят в эту легенду, но очень боятся этого места, а я верю в нее, но не боюсь его, - неуверенно молвила Наташа.

- Смотри-ка, отшлифованный камень, наверно драгоценный, но очень древний. Он, может быть, тоже из легенды, - я вручил ей нежданную находку.

- Не надо шутить этим, - с детской серьёзностью возразила Наташа.

- Но камень все равно хороший. Прими его как подарок от меня. А знаешь, - я вдруг замолк, прислушиваясь к шуму моря, он был очень изящен и тонок, этот шум, нет эта музыка моря, - а в призраков я не верю и не боюсь! Пошли купаться.

Она побежала и с разбега бросилась в воду, я - за ней.

- Чудесно! Это праздник - бывать здесь, - развилась девушка среди прибоя.

- Наташа, - я говорил это тихо, вкрадчиво, - солнце сейчас в зените, а луна где-то там, - я наугад ткнул куда-то пальцем, - поверь мне, я-то знаю, что она сейчас пересекает линию Края…Брата…или как там его.

- Да ладно тебе, - нахмурилась девушка.

- И посмотри на меня, я тоже, в каком-то смысле, Белый Человек, - продолжал я, намекая на блондинистую шевелюру и на европейское происхождение.

- Поплыли! - перебила Наташа.

- Да, но…,- мне пришлось догонять её, которая плавала отменно. Не занимайся я недавно плаванием, я бы отстал. Плюс ко всему я побеждал не за счет умения, а за счет своей мужской силы. Наташино грациозное тело было создано для моря, для воды, для жизни, для любви…

- Наташа, что там за земля, которая так быстро приближается?

На горизонте высилась темная с белой короной полоса. Она была далеко, но уже закрывала часть неба, двигалась очень стремительно.

- Это Волна, - с замиранием спокойно сказала Наташа.

- Волна…черт…, - просипел я и понял, что мы уже ничто перед наступающей стихией. Волна закрывала полнеба, низкий звук, гуд нарастал, идя со всех сторон, сверху, снизу. Его не было слышно, но я его чувствовал ступнями, упёртыми в дно.

Впервые меня покинуло чувство самосохранения. Сначала всплыла яростная мысль: "жить, бежать". Я бы выжил, я бы убежал. Но от Стихии не скроешься, как не уйти - от Ненависти, от Страсти и от Любви!

Наступило спокойствие бездонно глубокой тишины. Облегчение? Время замедлилось, стало душно. Я посмотрел на скалы, на воду, на себя, вспомнил всё прекрасное в своей жизни.

Наташа запечатлелась в последний миг, стоявшая в воде, как и я. Она вполоборота смотрела на надвигающуюся стену воды с высоко белеющей пенной пастью. Зрачки девушки распахнулись, почти скрыв радужку карих глаз. Почудилось, что девушка удивлена. ОНА СМОТРЕЛА НА ВОЛНУ С УДИВЛЕНИЕМ!

- Нет, к дьяволу! Это так рано, так не вовремя, - Нет, мы еще повоюем, - силился перекричать я шум ревущего цунами.

Мы стояли на маленьком каменистом уступе, под которым дно становилось бездной.

Волна уже обрушивалась прямо перед нами, бурлила вокруг вода, пена, что-то громыхало. Я схватил Наташу, дал ей вдохнуть и вдохнул сам, и нырнул, крепко зажав ей рот - ОНА должна жить!

Я нырнул в самую муть и глубину. Вниз, только вниз, вдоль скалы, вниз! Наташа сначала сопротивлялась, но потом перестала, и вовремя - мне уже не хватало воздуха, легкие, спину, грудь разрывала боль, нетерпение. Но во мне нарастал протест - ОНА должна жить! Жить! Смерть не ЕЁ удел! Вниз…только вниз…

Считается, что под водой всегда тихо, но я слышал шум, гомон, пение голосов.

Ни зрения, ни слуха, ни боли, ничего не было, лишь две руки: одна судорожно цеплялась за скалу, щупала, распознавала трещины, выбоины в поисках чего-то, а другая яростно сжимала какое-то тело. Меня уже не было, руки жили сами по себе.

Жить…Она…Должна…Жить, где угодно, когда угодно и на земле…

Вдруг скалы не стало, и я метнулся туда вверх, к жизни, к солнцу, к ночи, к любви, НАВЕРХ…

Голоса, свет, вода, плеск, жизнь, мама...

 

* * *

 

Я шагал по кедрово-сосновому лесу. Под ногами шишки, иголки и песок. В Подмосковье можно найти сосновые леса с такой же песчаной землей. Она была сухая. Тропинка, четкая и ясная, виляла между толстенных стволов, устремлённых кронами к небу, где солнце оттеняло отдельные облака на бирюзовом фоне. Воздух пропитан запахом смолы и чуть сыроватого мха.

Я поднял камень, небрежно примерился и швырнул его в дерево. "Ха, попал!" Дерево отозвалось глухим ударом, который повторило эхо тупым вздохом.

Тропинка, испещренная узловатыми корнями деревьев, как сосудами, завернула вниз и направо, вокруг неестественно скрученной розой ветров сосны, высокой и массивной. Из-за поворота возник дом, столько раз виданный мною и одновременно столь незнакомый.

Дом старый. Да, что там, старый, взбредет же в голову! Сколько же лет? Уже больше тридцати, а, может, сорока? Слишком много вопросов.

Я оглядел себя. Ничего, можно жить. Наверно, я стал более спокойным. А сколько глупостей было допущено из-за буйного темперамента. Но и это ничего: плохи те глупости, которые еще не сделаны, а те, что были…пусть будут.

Я остановился около окна бревенчатого дома, откуда смотрело призрачное, с полупрозрачными чертами лица, бледными красками, размытыми контурами отражение, но это не я, а моя стеклянная тень, отблеск - пыль. Нет все же там тоже я. У него были чуть меньше, но мои матово светящиеся глаза.

Вдруг мрак прошел, облако рассыпалось, и луч солнца стер это недостойное, серое подобие со стекла, высветив внутренности помещения. Я вошел в дом, радуясь будничному скрипу паркета.

- Папа! - прокричала девушка, лет двадцати, на голову ниже меня. Каждый раз я любуюсь ею. Вся в мать, все то же выражение лица, те же волосы, но только глаза мои, и еще более светлые волосы. Такой ОНА когда-то была, такая она есть… - Папа! - она поцеловала меня в щеку и обняла,- Как я рада тебя видеть!

- Женя, дочка, ты так похожа на НЕЁ. Ты все красивее. Твои волосы, - я задохнулся от восхищения, любуясь, как нескончаемо они стекали по моей ладони.

Я отошел от дочки на два шага и попытался что-то сказать, но говорить было нечего и незачем. После некоторого неуютного молчания я вдруг обернулся, посмотрел вокруг, что-то было не так.

Я проворчал:

- Опять колонка зажжена. На улице тепло, лето, а здесь батареи! Ну, да ладно, что с того, - я засмеялся неловко, спохватился, добавил, - не о том я говорю. Пойдем, вижу, чай теплый. Чую, он с мятой. Ты у меня умница! Знаешь, папины вкусы.

- Да, да попьём чаю! - согласилась дочка Женя.

Я взял с полки комода миниатюрный предмет - камешек. А он всё здесь. Я подкинул его правой и подхватил левой. Камень был чуть-чуть шероховатый, и какая-то глубина таилась в нём.

- Холодный! - Я приложил его к губам, закрыл глаза и, помедлив, положил на место, потом сел в кресло-качалку, которое мягко и ласково, как всегда поскрипывало. Женька что-то скрывала. Но пыталась не показывать этого. Ох уж эти дети, они наивно считают, что они боги вселенной, что они очень "высоко", что они очень умны и уж никак не наивны! С ними играешь, а они принимают все всерьез. Дети…

- Ты его любишь? - догадался я о возлюбленном дочери.

Женя покраснела, но все же ярко посмотрела прямо в глаза.

- Да, - это тихое "Да", но сколько силы, помнится, когда стосорокотысячная толпа в 2019 году кричала "Да", это было что-то, это "Да" было во много раз тверже!

- Мы лишь знакомы, просто видим иногда друг друга, - добавила она спустя минуту.

- А он тебя любит? - строго допрашивал я.

- Наверно, - дочь неуверенно подняла плечи.

- Женя, не бойся, иди напролом, будь смелой, говори всё сразу и не мучай себя! Больше решительности! - провозгласил я.

Мы помолчали, буравя друг друга взглядами, и я засмеялся, а Женя закинула волосы за голову, сверкнула голубыми глазами с подозрением. Рысь! Сейчас не миновать бури. Ничего погасим.

-…Почему ты смеешься!? - сердито спросила она.

- Нет, нет, не обижайся, - отмахнулся я.

- Почему? - яростно недоумевала девушка.

- Вот проживешь столько, сколько я, станешь, ну скажем, не такой юной, как сейчас, поймешь, - мягко поддразнивал я.

Качалка поскрипывала.

- Ничего тебе не расскажу, и ты зачахнешь от любопытства! - в отместку заявила Женя.

- Да, да. Как хочешь. Но должен тебя огорчить, и как ни обидно это делать, я нарушу твои планы. Так что, может быть, и зачахну, но в другой раз, кстати, ОН у меня с первого взгляда вызвал симпатию!

Она застыла, не решаясь, как истолковать мои слова и, тем более хитрое выражение лица.

Я красноречиво посмотрел на столик рядом с ней, где красовалась фотография смазливого юноши. Женя проследила за моим взглядом. И…

- Я горжусь тобой дочка! - радостно подумал я.

И вдруг вспомнил:

- Смотри! - воскликнул я, включая экран в пол-стены, - Ты видишь очень редкое явление, что бывает по два раза в тридцать с лишним лет, а потом исчезает на шесть тысячелетий. Так было. Но сегодня оно происходит в последний раз.

Сначала экран показал луну на фоне удивительного рисунка звезд. Было полнолуние, я пояснял видео образы:

- Это происходит, когда луна проходит через След Брата Крайнего, а здесь солнце стоит в зените и происходит еще что-то...

- Что же происходит еще? - почти шепотом спросила Женя.

- Никто не знает, это незнание так и осталось печальным фактом и истории, и науки, - я со вздохом решительно выключил экран, - это надо видеть. Я должен увидеть это своими глазами…Еще раз, - я внимательно с горечью смотрю на Женю, - хочешь езжай со мной…

И вот я на том же уступе, с промежутком в сотни тысяч горьких и просто разных мыслей, воспоминаний, событий…Волны на этот раз не было, но вода бухты-лагуны заколыхалась, отхлынула в стороны, и обнажилась бездна, темень, глубокая непроглядная тьма…

- Что это? - в шоке выдохнула Женя.

- Стихия…

Спустя час мы возвращались обратно.

- Это продлится ещё десять часов, а после канет в легенды, в пыль времени, навечно, - тихо сожалея, прошептал я, - сколько я страдал, сколько ошибался! Нерешительность! Я победил ее. Но слишком поздно, - запричитал я.

Женя непонимающе глядела, а я вздохнул и продолжил:

- Пора тебе узнать, как исчезла твоя мать. Мы поссорились из-за дрянного пустяка, как всегда. Но, видимо, многое накопилось. В ЕЁ глазах светилась любовь, злоба, ненависть - борьба. Чтобы не доводить ссоры до фатального конца, я сдержался от очередного удара топором в наше и без того, с некоторых пор, шаткое существование. Она сказала мне что-то, я не нашелся, что ответить, и выбежал из комнаты. Вскоре послышался шум выезжающей из гаража машины. Двигатель, словно протестуя, гнал вперед. Тогда я вскочил в свою машину и попытался догнать Наташу, но из-за гололедицы, и я свалился с моста. Хорошо, что сам остался жив, иначе она перед отлетом узнала бы о моей гибели и осталась бы жить с ЭТИМ, как живу теперь я. Полуживой, я добрался до аэропорта. Наташа давно улетела. Пилоты пытались меня удержать, но вскоре поняли, что это бесполезно и небезопасно.

Я взлетел на маленько самолёте за ней. Спутник связывал меня с женой, но та не отвечала, так как была слишком далеко, уже над Америкой. Землей Инков. Наташа отменно пилотировала летательный аппарат, но вдруг точка на радаре мелькнула, по экрану мазнуло светом, и её самолёт исчез!

- SOS!..,SOS!…Помощи просит "Крит", SOS!..,SOS! - повторял четко голос Наташи, записанный на плёнку.

Я должен был успеть, поэтому не жалея машины, несся напрямик, не соблюдая выделенного воздушного коридора. Я верил, что ОНА прыгнула с парашютом, да! И ждет меня, помощи, там сейчас прохладно, ЕЙ будет холодно. Успеть!

Я прилетел - бедный Наташин "Крит". Его разметало по территории в несколько гектаров. Снизу оттуда на меня с укором чернела горящая поверхность земли.

ЕЁ нигде не было. Я нашел кусок обгоревшего парашюта вместе с передатчиком. Трое суток я искал ЕЁ там, кричал, звал, плакал, а мне вторило эхо и голос: "SOS! SOS! SOS! "Крит"… Помощи просит "Крит"…

Я с трагичной миной лица вглядывался в дубраву на горизонте. Женя, захватив свои плечи руками, слушала.

Я сглотнул и продолжил:

- Дальше ты знаешь: я уезжал странствовать на много лет. И недавно вернулся, надеясь, встретить Наташу, но её нет. Нет…

Я возбуждённо принялся расхаживать по комнате, бормоча:

- Те края полны легенд, говорят, что там тысячелетиями живут древние инки, что мудрее нас. Много чего рассказывается про те места. Я надеялся… Но опоздал!

Часы пробили 8 ударов, за окном надвигались сумерки.

- Вот так вся жизнь, сплошная ошибка, - подвела итог дочь.

- Черт возьми! Женька, беги к нему, люби его! Не теряй ни одного мгновения, их бесконечно много, но, теряя каждое, ты становишься беднее и стремишься к бездне! Закон сохранения: из бесконечности что-то берут, и ее становится меньше. А где-то накапливается твой долг!

- Папа! - воскликнула беспокойно Женя.

- Слышишь шаги, это она! Слышишь? - насторожился я, вытаращив глаза.

- Нет! - взывала ко мне дочка.

- Слушай, она идет!? - я на цыпочках подкрался к двери, прислушиваясь.

- Папа, моя мать УМЕРЛА! Ее нет! Не терзай себя!

- Нет, она жива, жива! Тела не нашли. Посмотри на меня, я знаю, что такое смерть! Она не оставляет надежды! - кричал я.

- У тебя есть я. Ты не сможешь больше выносить этой надежды. Она съедает тебя, - зарыдала Женя.

- Да. Я никогда не стану прежним! С НЕЙ погибла часть меня. Такие раны зарастают, но не заживают, - мрачно выдавил я, глотая слёзы.

Женя часто дышала и глядела встревожено.

- И все-таки я слышу ее шаги, - я произнес спокойно.

- Нет!! - вскричала дочь.

- Шаги, она идет, я чувствую шелест ее одежды, ее походку, я чувствую ЕЁ запах - ОНА приближается!

- Но, - возражала Женя.

- Что же еще происходит, когда луна пересекает след Старшего Отца, и приходит Белый Человек? - монотонно поинтересовался я.

- Что?! - просипел севший от слёз голос девушки.

- Она жива, - бубнил я.

- Папа!!! - взмолилась Женя.

 

* * *

 

Жесткий камень подо мной, очень жесткий, тепло, дико болит голова, и боль в легких, в спине, ноющая и тупая.

- Наташа, - простонал я, заставляя себя встать. Я стоял, шатаясь. Она лежала метрах в трех. Я опустился на колени и подполз к ней. Она дышала! Неровно, но это не важно. Ее лицо было осунувшимся, с синяками под глазами, изможденным, а отдельные фрагменты купальника болтались клочьями, перемежаясь кровавыми царапинами. Нас обоих изрядно потрепало.

Она очнулась, видимо, по ее первой реакции, я выглядел еще хуже.

- Где мы, - спросил я, когда Наташа приподнялась с восклицаньем боли.

- Соседняя бухта. Как мы здесь оказались? - слабо удивилась девушка.

- Видимо, из этой лужи, - я ткнул ногой в овальную выбоину в камне, залитую грязноватой жижей, и, сколько я ни тянулся, до дна так и не достал.

- Спасибо тебе, - усталый взгляд устремлен на меня, - ты спас меня!

- Нет! Ты меня спасла. Я не при чем. Моя жизнь в тот момент не стоила таких усилий. Мне спасенья не было. Что это было боль, шок? Не знаю. Но ты меня спасла. Ты! Я бы не боролся со смертью один!

Машины на месте не было. Лишь через некоторое время я отыскал ее. Она лежала на боку метрах в пятистах. С горем пополам мы перевернули "Москвич". Очень нескоро двигатель просох и завёлся.

Ехали мы медленно, между холмами встречались маленькие озера, в которые уходила дорога, приходилось объезжать или даже выталкивать забуксовавшую в размокшей глине машину. Наташа пыталась сначала помогать, но потом свернулась на заднем сиденье калачиком и несмотря на то, что матерчатые сидения чавкали, заснула. Я также засыпал, но надо было ехать. Раза два я останавливался и вычерпывал воду, стекшую на пол.

Наташа все еще дремала, а я меньше следил за дорогой, чем смотрел на нее, любуясь.

- Спасибо тебе, - тихо повторял я иногда, с горечью думая, что "Неужто так и не решусь никогда рассказать ей обо всем?"

Я услышал шорох сзади - зеркальце показало мне, что девушка проснулась.

- Хочешь поесть и выпить кофе? Я нашел немного, - пригласил я.

Наташа перелезла на переднее сиденье и с удовольствием взялась за еду.

Мы тем временем выехали из бардака, дорога стала широкой и ровной. Я разогнался. Близился вечер. На юге темнеет очень быстро. Раз и ночь. Сумерек почти нет. Поэтому мы подъехали к бабушкиному дому в темноте, в молчании. В душе ныло опустошенностью, говорить не получалось. Казалось, скажу что-нибудь, хоть слово, и рухнет стена. Эта стена! Она почти всегда есть между нами, прозрачная, призрачная преграда.

Произнести бы заклинание, заветные, слова и тогда стены не станет. Будет либо добрая дружба, либо…

Но я боюсь этой доброй дружбы. Поэтому молчу. Поэтому проигрываю.

Я вышел проводить Наташу.

- Спасибо и до свидания, - тихо сказала она. Мы посмотрели на небо, оно на юге очень прозрачное, и состоит из звезд, а не из островков мрака, как в Москве. Она стояла очень близко ко мне, совсем рядом. Я посмотрел ей в глаза, прямо и ярко. Я понял, что надо говорить сейчас, но уже в руках появилась предательская слабость, и, как будто, что-то стало мешать дыханию.

Я опять сдался, как всегда, отводя взгляд.

- Пока, был очень приятный день, - монотонно пробормотал я, кляня себя.

Наташа ушла сквозь темноту к огням дома. А зеленая листва ив, скрытая под чернотой ночи, шелестела под мерцание живых, горячих, но, ох как далеких, звёзд.

Я двигался по еле различимой дороге одиноко и быстро. Былая решимость уже возвращалась. Откуда же эта слабость, трусость? Откуда же эта вечная невозможность преодолеть страх выбора?

- Ведь прыгал же я с десяти метров в воду? - спрашивал я себя.

- Ведь укладывал же по сорок патронов из пятидесяти в пятерку? - сам же себе отвечал.

- Ведь я съезжал с вершины горы, крутой и страшной, на горных лыжах? - недоумевал я.

- Да и сейчас не посылаю ли я назад в ночную мглу по несколько десятков метров за секунду? - злился я.

- Да!!! - согласился я сам с собой.

Но приходит момент, и я пасую. Черт…

Утром я, как всегда, с новой решимостью несся по знакомому пути от восходящего солнца. Наташа шла по дороге, как и всегда.

- Привет, - я поравнялся c нею.

- А, подвезешь к вокзалу, - легкая улыбка, волосы заплетены в две косы - странно и непривычно, но по-обычному красиво.

- Ты куда? - ошалел я.

- В город, поезд через час, - на меня она смотреть избегала - разглядывала всякую дрянь, валявшуюся вдоль обочины.

Окружным путем я, сосредоточенно ведя машину, привез Наташу прямо к поезду. Мы подошли к платформе.

- Я, наверное, сегодня уеду, - скорее утвердительно информировал я, - мы увидимся опять, может быть через много лет.

- Прощай, - тихонько прозвучал Наташин голосок.

- Да, - поезд уже шипел, дергался, раздавались свистки, солнце мягко припекало.

Она уже уехала, а солнце все также мягко пригревало.

Это был круг, коридор, замкнутое в себе страдание. Этот сценарий не первый и не последний. Это продолжается всю жизнь.

Я проиграл, опять, навечно.

- Нет! - Что-то новое проснулось во мне. НЕТЕРПЕНИЕ.

Я побежал к машине, рванул с места в карьер, плевать на шины. Дорога к городу забита, но встречная полоса была полупустой.

- А! Всех и вся к черту…

Я не слышал визга тормозов, ни своих, ни чужих, несясь по встречной полосе со скоростью, которой я даже не рисковал, катаясь на соляных автотреках.

Сам бог охранял меня, сама любовь! Я швырял машину без жалости к себе, к другим, ко всему миру.

Есть только я, только Стена - преграда, и только ОНА. Я мчался там, где для жизни нет места, где лишь смерть. Долой Стену! Только бы двигатель выдержал… Секундой раньше, секундой позже - пропасть, конец. Попадаешь в цель между осоловевших корпусов легковушек, лишь получаешь отсрочку, и опять…

Секунды, лица, визг тормозов, хрип коробки передач, стон двигателя…

Можно было подождать день, два, она бы вернулась, но тогда бы осталась Стена. Надо разорвать Кольцо, разрушить Преграду. Но это стихия.

Стихией - на Стихию.

Огнем - Воду.

Жизнью - Смерть.

Любовью - Ненависть.

Светом - Тьму…

Поезд резко затормозил. Скорость перешла в звук, искры, жар, гуд рельсов. Мне пришел бы конец, но стена воздуха в несколько метров отделяла поезд от машины.

К черту! За все будет заплачено позже. И за нервы, за страх, за смерть - любовью…

- Наташа! - я ворвался в купе, - я опоздал?..

 

 

* * *

 

 

- Папа!!! - визжала Женя.

- Я верил в это. Это она! - шаги закончились открытой дверью.

Это была…

- Наташа, ты вернулась! Я искал тебя, но я опоздал, - бросился я к ногам своей возлюбленной.

Наташа все такая же, но с благородными посеребренными волосами, кожей цвета морёного дуба в мелких царапинках морщин, её необычные глаза пылали червонным золотом.

- Я опоздал? - прошептал в страхе и надежде.

 

* * *

 

- Нет! - в тесном купе Наташа позволила жарко обнять себя.

 

* * *

 

- Нет! - отозвалась Наташа, с обожанием поднимая меня с колен.

 

* * *

 

Мы все стояли на краю обрыва, наши руки были сцеплены вместе. Снизу из черноты бухты поднималось, возникало, зарождалось нечто огромное, светящееся из тьмы.

 

* * *

 

Так что же происходит, когда луна проходит след Крайнего Брата а солнце стоит в зените? - на миг наивно задумался я.