Жёсткое торможение

Джозеф был сердцем. Бычьим, человеческим ли, осминожьим: неизвестно, но довольно большим для своих лет, не крысиным. Совершенно точно не крысиным. К слову о годах. Джозефу было уже восемь. Восемь лет он слоняется по этой роще и познаёт мир. Хотя, какая разница? За эти восемь лет и несколько месяцев в жизни сердца-Джозефа не сильно много чего и изменилось. Да, он немного вырос, но отнюдь не стал умнее. Всё так же из него торчал кусок аорты, вены, артерии, их назначения Джозеф даже понимать не хотел. Не волновало его и то, что за восемь лет он ни разу не сократился. Единственное, что Джозеф приобрёл нового за свою жизнь – это зависть. О да, зависть захлестнула его отвратительной чёрной волной в замечательно солнечное утро, которое ко всей своей замечательности, выдалось ещё и идеально тёплым, не зябкое, и не жаркое, как он обожал. Но прежде, чем понять причину появления этого, без сомнения мерзкого чувства у обыкновенного сердечка в безымянной роще, нужно обратиться к появлению и «взрослению» Джозефа в этом мире.

У него не было ни отца, ни матери, во всяком случае, в привычном понимании. Естественно. Интересно, как бы это выглядело? «Привет, папа-кишечник! Как ты поживаешь, мамуля-поджелудочная?» Джозеф просто появился. Он обнаружил себя посреди деревьев, выглядели они весьма красиво. Он себя обнаружил, и решил, что он Джозеф. Отсутствие родителей его не волновало. Действительно, с чего бы? Ему не нужно было пить, есть, спать, ему не нужно было даже биться. Так что, Джозеф коротал свои дни, а также и ночи, бродя по своему зелёному, сказочному роддому, а по всему так выходило, что и просто дому. Насчёт передвижения, Джозеф не понимал, как это у него выходит. Он парил над землёй, всё так, но он не мог, скажем, подняться и улететь ввысь. Нет, нет, никак не мог. Лишь наблюдая за животными и некоторыми из своих друзей, Джозеф узнал, что для живых организмов свойственно наличие ног. Ведь, как бы там ни было, он тоже был живым. И чувствовал наличие ног у себя. Он их не видел, его многочисленные друзья их не видели, и, всё-таки, каким-то образом, сердце-Джозеф ими обладало. Он точно знал. То были ментальные ноги. Глаз, например, у него тоже не было, что вообще свойственно сердцам, но Джозеф то видел. О да, видел.

Через примерно месяц после своего удивительного появления, Джозеф левитировал рядом с молодым клёном и любовался серебрением небольшого лесного ручейка, вслушивался в журчание воды и думал о том, как всё-таки прекрасна жизнь. Джозеф не сразу заметил, что в дивный шёпот ручейка вплелись резкие нотки. Не заметил, пока из кустов жасмина, на противоположном берегу, не показались ветвистая шапка бледно-коричневых рогов. Вслед за рогами обозначился их владелец. Красавец-олень. Не благородный, он был из европейских ланей, но Джозефу было всё равно, благородство олень прямо таки излучал. Вслед за самцом, кротко подгоняя детёнышей, коих Джозеф насчитал пять штук, медленно выступили две самки. Идентичные, только одна была чуточку темнее. Олень, тем временем, терпеливо стоял у кромки воды, грациозно повернув голову, и чуть притоптывая копытом, оглядывал своё семейство. Олени не видели Джозефа, занятые своими оленьими делами. А Джозеф смотрел, очень внимательно, словно зачарованный. Ему ещё предстоит узнать о зачарованности. Сердце на невидимых ножках, в этой волшебной чаще, преисполнилось любовью ко всему сущему. Но любовь эта очень быстро затуманилась, заржавело. Он постоял там ещё с полчаса, страдаю по тому, чего не мог испытать: ощущение семьи, сплочённости, чёрт даже вкуса прохладной, божественной воды на губах. На самом деле, Джозеф сейчас бы даже улыбнулся тому, что у него нет губ, однако не улыбнулся, не до того ему было.

Когда на другом берегу ручейка появился ещё один олень, самец, больше и, как ни странно, благороднее, чем отец уже знакомого нам семейства. Когда олени сцепились рогами, злобно фыркая и мотая головой из стороны в сторону, Джозеф не стал дожидаться исхода. Ушёл, пытаясь заглушить новое, неприятное, жгучее чувство. Однако, эти попытки, похоже, стали отличным удобрением для зловредного сорняка под названием – зависть.

Так и скитался Джозеф, не считая дней, всё меньше любуясь цветами, ручьями, живностью. Одно время он почти забывал об оленях, прячась за ширмой безразличия. Другое, ему хотелось кричать, топать невидимыми ногами, и даже – покончить с собой. Впрочем, нет, убивать бы себя Джозеф не стал, даже если бы кто-то написал за него предсмертную записку и дал ружьё в полной боевой готовности.

И вот так, страдая и мучаясь, или взирая на мир с деланым безразличием, Джозеф вышел на поляну. Он, вероятно, пришёл бы в ужас, узнав, что знаменательная, эпическая битва двух оленей произошла почти пять лет назад. Трёх детенышей того благородного самца уже не было в живых, а олениха, та, которая с шёрсткой потемней, умрёт послезавтра. Поначалу, Джозеф не понял, что происходит. Какие-то непонятные блики. Прямо перед ним. Розовые, жёлтые, парочка зелёных. Никогда он такого не встречал. Да и сама полянка была необычная. Вроде та же трава, те же деревья, что обрамляют любую полянку в этой роще, цветы практически такие же, что росли повсюду. Но было что-то здесь необъяснимое. Магическое. Когда разноцветные блики стали хохотать и весело покрикивать, Джозефу подумалось, что он сошёл с ума. Зависть всё-таки его погубила. Что ж, этого следовало ожидать, ничего удивительного. Теперь он будет бороться не с самой чистой завистью, а с её последствиями. Когда, он уже почти пересёк поляну, намереваясь уйти подальше, блики подлетели вплотную, и он увидел, что они живые. Крохотные девочки с крыльями, они по-прежнему похохатывали, но на лицах их светилась озабоченность. Словно, они не хотели, чтобы он уходил. И он не ушёл. Они кружились перед ним целый день. Молча, переводя от одного камня на поляне, к другому. Час за часом. Может показаться скучным. Но у сердца на невидимых ножках возникло чувство, что на этой поляне не может быть скучно. Особо упорные, остались с ним и ночью. Он устал и привалился к ближней ольхе, а они всё продолжали свой воздушный танец, загадочно улыбаясь и тихонько смеясь. Позже ушли и они. Джозеф видел, как они залетают в средних размеров холм, стоящий в центре. Тут уже Джозефу открылось положительное чувство. Любопытство. Он попытался последовать за своими новыми (и единственными) друзьями-фейри в их жилище, но поначалу не нашёл, как бы они могли туда попасть. Обойдя холм кругом три или четыре раза, Джозеф всё-таки заметил отлично замаскированное отверстие и тут же попытался туда заглянуть. На это, из строения вылетели те самые фейри, что были с ним дольше всех, вооружённые крохотными вилами и дубинками. На их лицах не было и тени улыбки, их заменили жуткие гримасы, а из глубин их хрупкого организма вырывалось угрожающее шипение. И вдруг Джозеф услышал, что фейри что-то ему объясняют. Они не говорили, и в то же время, говорили. Где-то в глубинах его разума. Поначалу тихо и с непонятными помехами, затем всё громче. Из их путаных сообщений, Джозеф понял, что он им понравился, что он смешной и забавный, но у них идёт война с гремлинами и они ещё не решили, не шпион ли он, отправленный этими носатыми и ушастыми вредителями. Наше сердечко всё поняло и решило удалиться. На этот раз фейри не стали возражать, лишь сказали, что ждут его.

Прошёл ещё год скитаний, прежде чем Джозеф вновь вернулся к фейри. Они ему тоже понравились, он хотел с ними дружить, но, похоже, заблудился. Раньше у него не было цели, и он не думал о таких вещах. А тут… Он хотел найти волшебную полянку, но не мог. И вот когда он уже и думать забыл о своих подружках-феях, как оно обычно и бывает, вышел ровно к их домику. Сразу заметил, что их стало меньше, нет многих из тех, кого он видел в прошлый раз. Было несколько новеньких, но они сразу узнали его. И очень обрадовались. Тут же принялись тараторить на множество голосов так, что Джозеф ничего не понимал. Но обнаружил, что и сам может общаться с ними. Он их успокоил, и они начали мирно и весело беседовать. Многие фейри пили чай из фарфоровых кружечек, ни одной жестяной. Проговорив весь день, всю ночь, и потом ещё один день, фейри сообщили, что им, в отличие от Джозефа, нужно спать, поэтому они ждут его в другое время. С той поры, сердце-Джозеф никогда не отходил далеко от волшебной поляны фейри, научившись превосходно ориентироваться в этой части леса. Так они жили, не тужили. Фейри и Джозеф. Крохотные феи и неизвестно чьё сердце на невидимых ножках. Как было бы здорово, если бы все истории так заканчивались, хорошо и безоблачно, приятно. Но так не бывает. И эта история так не закончится.

Джозеф ходил в окрестностях полянки, любовался чащей, любовался ежами и зайцами, которых здесь было в изобилии. Несмотря на то, что общение с фэйри было самым потрясающим опытом в его жизни, он не разлюбил гулять. Так только во время прогулок, он чувствовал зависть к тем оленям, хоть у него самого уже появилось некое подобие семьи. Зависть начала доставлять ему извращённое удовольствие, она словно питала его. Он гулял и разговаривал с феями. Общался с феями и гулял. Так, он узнал, что после кровопролитной битвы у древних дубов, гремлины и феи заключили союз, поклявшись в случае чего выступить против группы говорящих енотов, по преданиям обоих народов, живших где-то далеко к западу отсюда. Он узнал, что фейри также как и сам Джозеф не знают, откуда они появились. Причём даже новые феи продолжают просто возникать примерно в километре от их замечательной полянки. Многое он узнал об их укладе, один раз даже заглянул в их домик. Они сшили ему бледно жёлтую рубашку и синие брюки, которые просто потрясающе смотрелись на его невидимых ногах. По словам фейри, во всяком случае. И Джозефу было глубоко наплевать, что иногда фейри затаскивают в свой дом каких-то больших младенцев, что эти младенцы ещё явно живые, и что он ни разу не видел, как фейри доставали бы младенцев обратно. У каждого свои недостатки, как говорится.

Однажды, феи принесли зеркало. Большое, старинное. Пожалуй, если бы они все вместе на него залезли, то не покрыли бы и трети поверхности. Они прислонили его к ольхе и сделали Джозефу сюрприз. Увидев себя, сильно он не обрадовался. Только удивился, какая тёмная у него была поверхность. Тёмная и какая-то неестественно гладкая. Он почти уверен, что таким не рождался. Но когда стал таким? Когда увидел оленей или позже, уже во время общения с фейри?

После этого, Джозеф стал всё реже и реже приходить к фейри. И это никак не было связано с зеркалом. Просто, он открыл для себя третье чувство и второй раз его жизнь кардинально изменилась. Он встретил свою любовь. Привычно гуляя по чаще и смотря вниз на землю, выискивая что-нибудь незнакомое, Джозеф решает поднять взгляд и видит её. Она стоит там, в обрамлении привычных дубов и ольх. Она часть окружающего леса, но в то же время чувствуется в ней некая обособленность, как будто часть другого мира, попавшая сюда вследствие смелого научного эксперимента. Взрослая, раскидистая вишня. Как раз пора цветения и ветки будто припорошены снегом. Если бы Джозеф обладал сердцем, вместо того, чтобы сам им быть, оно, наверное, было бы готово разорваться от счастья. Он вдруг понял, что до этого не жил по настоящему, ему кажется, что всё возможно, он радуется за оленей, а не завидует им. Стремительно подбежав к вишнёвому дереву, Джозеф прислоняется к нему, и счастье, готовое разорвать его, вспыхивает в десять раз ярче. Он бы сейчас воспарил, если бы хотел. Но не хочет. Чего он хочет, так это вечность простоять рядом с вишней. Не нужна ему волшебная полянка, не нужны фейри, не нужны прогулки. Но с наступлением ночи, он всё-таки находит в себе силы оторваться от прекрасного дерева и, оглянувшись, идёт в темноту, в направлении полянки.

Джозеф не рассказал фейри о вишне, полагая своей тайной. Он всё реже приходит на полянку, и всё больше времени проводит со своей возлюбленной. Сидит в её тени, рифмует на тему любви, смотрит на неё часами, слушая ветер в её листьях. За один её, самый ничтожный листик, он отдаст полмира. И Джозеф не знает, что за ним наблюдают. Агнессу, одну из самых молодых фейри, отправили посмотреть, почему это Джозеф стал гулять так подолгу. Сначала она несколько раз его теряет, возвращаясь в холмик на поляне ни с чем. Старые феи уже обдумывают, не отправить ли кого поопытней, когда она, наконец, видит Джозефа рядом с вишней. Она часами смотрит на него, как он смотрит на вишню, но отнюдь не с любовью. Вернее да, с любовью, но любовью замешанной на чёрной зависти и верности. Эти чувства давно известны миниатюрному народцу. За пару часов до полуночи, Агнесса летит домой, и рассказывает подругам (или вернее будет сказать сёстрам?) о вишне. Они знают её. Никогда не нравилась. Слишком прекрасная, слишком другая. И все вместе они придумывают ПЛАН. Джозеф их сердце, их и только их.

Через неделю Джозеф приходит к феям и они, попивая чай, и привычно похохатывая, наталкивают его на разговор о вишне. Он всё им рассказывает, они просят показать им её. Показать одной лишь Агнессе. Джозеф соглашается, и вместе они направляются к чудесному дереву. По дороге сердце Джозеф рассказывает Агнессе о том, какая это чудесная вишня, как он её любит, что теперь по-настоящему живёт. Она лишь загадочно улыбается и летит рядом с ним. Джозеф не видит ненависти за этой улыбкой, хотя она достаточно очевидна. За сотню метров до цветущего дерева, словно из другого мира, Джозеф прибавляет шаг. Молодая фея не отстаёт. Придя на место, Джозеф с восторгом показывает ей вишню, распаляясь в цветистых эпитетах. И тут видит деланную печаль на лице Агнессы. Вдруг его обдаёт страхом. Он знает, что-то не так. Что-то случиться в ближайшее время. И знает, что не хочет знать, о чём ему скажет Агнесса. Но она говорит. Говорит, что понимает язык деревьев. Не ветер заставляет листья шептать. Ветер дует, потому что так деревья разговаривают. Агнесса видит, что Джозеф поверил в эту чушь и продолжает. Вишня говорит, что Джозеф ей надоел, он отвратителен, что она возненавидела его в первую секунду. И ничего не может сделать. Она ведь дерево, хотя с удовольствием бы раздавила мерзкое сердце. Слышится громкий хлопок и фейри замолкает на полуслове. Она разлетелась на крохотные части, Агнессы больше нет. А вишня за спиной Джозефа полыхает ярко-оранжевым пламенем. Джозеф чувствует какие-то изменения, но ему всё равно. Сначала он медленно бредёт, через некоторое время уже бежит к полянке фейри. Застаёт их за очередным перенесением младенца. Кричит, чтобы они его отпустили. Они отпускают, потому что напуганы, тоже видят изменения в сердце. Одна, за одной, фейри начинают разлетаться на мелкие части, а ольхи и дубы вокруг полыхать. Становится темно как ночью. Младенец орёт. Джозеф подходит к старинному зеркалу, которое так и стоит прислонённое к одной из ольх. Смотрит в него и не может понять того, что видит. Рубашка, сшитая феями для него, изорвана, повсюду из его тельца торчат тёмно-коричневые шипы. Из самого центра торчит какая-то чёрная штука с отверстием. Он разбирает надпись на ней – «P99». За ним торчит сегментированный хвост и на его конце светится огонь. Во что же он превратился?

Со всей ясностью, Джозеф вдруг осознаёт, что вишня ничего такого не говорила. Он не уверен, что вишня вообще умела разговаривать, а если бы умела, то наверняка говорила бы, как его любит. Это всё фейри. Маленькие мерзавки-фейри. Его «подруги». Ребёнок продолжает орать, ольхи продолжают пылать. Вдруг хвост, чёрная штука, шипы, начинают втягиваться. Поверхность сердца теряет свою матовую темноту, окрашиваясь в здоровый красный цвет. И, о чудо, Джозеф видит, как начал биться. Неужели, чтобы начать жить, ему нужно было посеять смерть? Зеркало лопается, не выдержав жара. И Джозеф бежит со всех своих невидимых ног. Бежит от огня, который сам учинил. Пожар не отстаёт, он чувствует, как сзади припекает. И тут роща заканчивается. Он стоит на какой-то тёмной, абразивной поверхности и знает, что здесь его огонь не достанет. Он не почувствовал, как его раздавили. Не почувствовал ни боли, ни страха, ничего. В последние мгновения своей не очень продолжительной жизни Джозеф лишь увидел два красных огонька и буквы – DOHC.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 8. Оценка: 2,13 из 5)
Загрузка...