Бельзефер остался один

Улицы Диамеранта понемногу погружались в загробную тишину. Лишь ветер шумел, разнося аромат пролитой крови, паленого мяса и выпотрошенных внутренностей. Порой раздавались глухие стуки – то горожане, повешенные на деревьях, шлепались друг о друга. Где-то рычали бродячие псы – никак не могли поделить добычу, глупые животные... Падали в Диамеранте хватило бы, чтобы накормить всю свору бога охоты Гергмауда, и еще осталось бы на подношение ненасытному Церберу.

На дворцовой площади трещали костры, разведенные под священнослужителями – перед смертью те вопили куда громче любой из приговоренных ими к сожжению ведь. Визги достопочтенных церковных мужей заглушали даже бряцанье мечей, стоны умирающих и даже боевой клич Беспокойных.

Их появление в окрестностях Диамеранта не было неожиданным. То и дело до короля доходили вести из близлежащих деревень, разоренных и обезлюженных воинством Беспокойных. За три дня до осады самого Диамеранта, конница выступила безумцам навстречу – назад вернулся лишь чахлый пегой жеребец.

Он тянул за собой повозку, до отказа набитую самым главным оружием бравых кавалеристов. Их детородными органами.

«Беспокойные дают нам понять, что хотят пресечь наш род на корню, о великий!» - мудро изрекали советники короля, поглаживая седые бороды.

«Происки языческих блудниц! Их преступление не останется безнаказанным! Им суждено стать поленьями для очистительного костра!» - негодовали священнослужители.

А несчастный король пустым взглядом глядел себе под ноги, вспоминая сына, который возглавил атаку на Беспокойных. Теперь наследника правителю Диамеранта было не видать.

Город ожидал встретить кавалеристов с победой, и готовился не к многодневной осаде, а к многодневному торжеству. Слишком поздно люди поняли, что им грозит.

На крепостные стены спешно поставили чаны с маслом, к массивным воротам приставили бревна, старикам и юнцам выдали копья. Колчаны лучников ломились от стрел, у баллист, катапульт и требушетов неустанно дежурил боевой расчет, и даже у последнего дохляка в гарнизоне были начищенные до блеска доспехи, меч из личного арсенала короля и, конечно, благословение церкви.

Беспокойные обрушились на Диамерант, как саранча на урожайное поле. Гниющие при жизни выходцы из Чууль-Масара, пораженного проказой; пираты Финильеда, пропахшие самогоном и акульими потрохами; некогда славные рыцари замка Гримбергарт, чье победное опьянение довело их до мужеложства и оргий с лошадьми; толстокожие тролли, двухголовые и многоглазые, тощие и откормленные сырым человеческим мясом - один уродливее другого; служители культа шестирукой богини Ашнагиры – они принесли в собственных жен и детей ради сакральных знаний; татуированные с ног до головы дикари-яномари, охочие до людоедства; сосланные на каторгу в шахты Ундвиччер головорезы и разбойники - со временем они потеряли нормальный облик, став иссохшим до костей зверьем в тюремных робах; тысячи других проклятых душ. Сражаться с ними было все равно, что пытаться вычерпать ложкой весь океан Малефрост. И даже Диамерант, жемчужина Разрозненного Мира, не устоял перед этой мощью.

Гарнизон держался долго. Не один Беспокойный лишился жизни от метких выстрелов лучников, набранных из бывалых охотников, почтенных ветеранов и егерей из королевской свиты. Еще больше пало от громадных камней, обрушенных на их головы артиллерией. Десятки безумцев переломало себе все кости, упав с крепостной стены. А те, кто протаранил ворота, погибли все до единого, облитые кипящим маслом и заваленные обломками.

Люди в Диамеранте отстаивали каждую пядь родной земли – на каждой улочке происходили грандиозные сражения, которые и не снились древним полководцам. Беспокойных накрывали градом стрел, гвоздили топорами, рубили гвардейскими двуручными мечами и трофейными ятаганами бердаров, нанизывали на семифутовые пики, дубасили палицами, охаживали кузнечными молотами, резали, кололи, кромсали, потрошили… Но меньше становилось только самих защитников. Ковер из их тел усеял путь от ворот до дворца короля.

И лишь Бельзефер остался непобежденным. Израненным, в обгаженных штанах, измученным от усталости – но живым! Единственным среди многотысячного населения некогда великого королевства.

То тут, то там счастливчику мерещились чьи-то силуэты - но Диамерант покинули даже призраки. А неугомонный палач все брел и брел по мощеной камнями улочке, и верная секира была ему спутником. И пусть сияющее лезвие перерубало снасти на китобойных суднах, заготавливало поленья для костров и бессчетный раз укорачивало язычников - остротой оно могло тягаться с бритвой королевского цирюльника. Бельзефер мог неделями не смывать грязную ведовскую кровь с одежды, не состригать черные космы и забыть о существовании парфюма - к секире он относился с куда большим почтением. Отец Бельзефера – вдовец Деморсед, о жестокости которого ходили легенды, всегда говорил ему: палача встречают по его рабочему инструменту. Каждого человека, орудующего сталью, нужно судить по ее состоянию. Деморсед, завсегдатай трактиров, задарма продал и мебель, и посуду, и драгоценности жены, но старенький саквояж из крокодильей кожи был для него подобен реликвии. В чешуйчатых футлярах, помимо пенсне и перчаток из подозрительно нежной кожи, бережно хранились: крючья и клещи различных размеров; щипцы зубодера; штопальные иглы; гвозди, годящиеся как для гробовых крышек, так и для податливой плоти; небольшой, но увесистый молоток; портняжные ножницы; замысловатый агрегат для кастрации; шило, обычно вставляемое в задний проход; пила для костей, и гордость коллекции - начищенные до блеска ножи, выменянные у придворного лекаря Эсклегора на свежие трупы для исследований. В саквояже Деморсед хранил больше, чем орудия пыток - он берег в нем душу. И это же почтение старик привил сыну.

Что и говорить, секира стала для Бельзефера таким же священным сосудом, как и филактерий для лича.

Палач потерял счет головам, срубленным его страшным оружием. В бою Бельзефер уподобился разъяренному гризли - не последнюю роль в этом сыграли специальные отвары, выпитые им перед боем.

Не удивительно, что выжил именно он. Не знаменитые кавалеристы-орденоносцы, каждый из которых славился победой, а то и двумя, над чудовищами Безмолвного Леса. Не лучшие бойцы Храма Святой Серафии, с их изворотливостью и владением парой экзотических клинков. Не закованные в броню громилы из личной гвардии короля, вооруженные алебардами в два человеческих роста. Не хваленые пикинеры и надменные фехтовальщики. Не изнеженные менестрели, трубадуры и фрейлины. Самые яркие личности Диамеранта погасли, как холодеющие звезды. И капитан Седриус, чьих боевых трофеев хватило бы на целый военный музей - заносчивого старика нагим распяли над воротами дворца. И лучезарная принцесса Селинда, которая изучала магическое искусство втайне от отца - убежденного праведника. Ее насиловало все войско Беспокойных, пока великому королю Диамеранта вспарывали брюхо, как большущей рыбине, поданной к его последнему ужину.

Мрачный Жнец прошелся косой по богатому урожаю городской знати, но пропустил сорняк. Удача улыбнулась грозе язычников – Бельзеферу, Палачу Орхидей.

Когда в Диамерант ворвались первые Беспокойные, то сын Деморседа был далеко не в первых рядах защитников. Храбрые ветераны сотен битв и юноши с горящими сердцами полегли сразу. Пожары охватили улицы – небо то и дело становилось черным от града стрел, а потом его и вовсе заволокло смогом. Беспокойные не щадили никого – напротив, женщинам, детям и немощным повезло меньше всего. И лишь в последние мгновения Бельзефер наконец взялся за оружие и встал плечом к плечу со сборщиками податей, судейским советом и святой инквизицией. Ирония, но всех их запомнят как народных героев, а не изуверов и властолюбцев, коими они были в реальности. Настоятель монастыря не раз приглашал к себе в келью молоденьких послушников, а главный надзиратель был насильником хуже тех, кто томился в застенках его темницы. Но когда змеиное гнездо разворошили, гадюкам больше негде было прятаться.

Большая часть этого сброда погибла в сражении, других замучили до смерти, четвертовали лошадьми, свежевали живьем, иных пронесли по улице нанизанными на копья – а самых упитанных отдали на растерзание ограм. Громадные твари с клыкастыми пастями довольно потирали сытые брюха, переваривая советников, кардиналов и писарей. Кучи дерьма, наваленные чудовищами, смердели хуже покойников.

Во всей этой суматохе Беспокойные как-то позабыли о последнем защитнике Диамеранта – Бельзефере. Тот невредимым пролежал под горой трупов и дождался, пока Беспокойные разграбили казну и разрушили дворец до основания. И стоило армии безумцев покинуть мертвый город, Палач Орхидей выбрался наружу.

Весь Диамерант отныне принадлежал ему одному. Это царство скорби не было самым желанным из держав, но Бельзефер впервые чувствовал себя хозяином, а не цепным псом.

- Покорнейше благодарю, Беспокойные, - усмехнулся Бельзефер, глядя вслед удаляющимся извергам.

Сейчас он чувствовал себя зверем, загнанным в западню – но не покоренным. Как те монстры Безмолвного Леса, виденные им много лет назад…

Этих величественных животных за пару медяков показывали простолюдинам в королевском бестиарии, когда Палач Орхидей был еще ребенком. Большинство невежественных отпрысков портных и сапожников трепетали перед ними.

А вот Бельзефер был в полном восторге.

Особенно мальчика поразила мантикора с обрезанными крыльями, которая томилась в тесной клети.

Костлявая, облезлая людоедка в бессильной злобе пялилась на сына пыточных дел мастера. Львиная шерсть свалялась и была вся в колтунах, бока едва вздымались, но взгляд зеленых глаз гипнотизировал. В несчастном чудовище таилась некая сила, и Бельзефер не мог ей не восхищаться.

- Жалкое зрелище, да?

Мальчик вздрогнул, словно вышел из транса.

Отец стоял у самой клетки, с усмешкой глядя на монстра.

- Подойди ближе, сынок.

Бельзефер подчинился. Мантикора навострила уши - три ряда клыков обнажились в оскале, лапы увенчались когтями, похожими на сабли бердаров. Громадный скорпионий хвост стал угрожающе покачиваться.

- Господин, а она не... - начал было Бельзефер.

Отец схватил его за шкирку и толкнул прямо к решетке.

Паренек обдул штаны, когда мантикора с громогласным рыком прыгнула к нему. Ядовитое жало выстрелило наружу, но Деморсед успел отдернуть сына за мгновение до худшего.

Ошеломленный Бельзефер никак не мог перестать мочиться. Мантикора походила взад-вперед, и снова улеглась на брюхо.

Деморсед похлопал сына по плечу.

- Придет момент, малыш, и тебе придется бороться за жизнь с хищниками, которые гораздо хуже нее. Тогда вспомни об этом дне: рычи на врагов, раздирай ногтями их плоть, рви глотки зубами - пусть и они обмочатся! Только тогда я смогу по-настоящему гордиться тобой...

И Бельзефер беспрекословно следовал заветам отца. Сначала - служба в регулярной армии Диамеранта. Мелкие стычки с бердарским отродьем переросли в ужасающую войну. Бельзефер был первым, кто вошел в главную святыну пустынного народа - мавзолей Агахебар, и пролил в нем кровь верховного жреца. Пройдя раскаленные пески, будущий палач отправился бороздить ледяной Малефрост. Вскоре он уже командовал абордажным отрядом, и немало флибустьеров пало под ударами его секиры. Молва о жестокости Бельзефера передавалась из уст в уста - и долетела до королевского двора. Там незаурядному матросу нашлась работа по душе…

Темницу Милосердного Микаэля называли рукотворным Адом. Архитекторы, набранные из лучших выпускников академии, постарались на славу – даром, что среди них были одни лишь восторженные безумцы и ярые фанатики. В тесных коридорах чадили факелы, низкие потолки грозились упасть на головы, а стены дышали злобой. В каждой камере, пропахшей нечистотами, сидели десятки людей, пусть место рассчитывалось лишь на двоих.Громадный подвал темницы был ей под стать - уставлен всеми видами пыточных устройств, способных восхитить и вдохновить любую черную душу. Кусочки черепа, стертые в порошок, устилали тиски; с мясницких крючьев свешивались нечестивцы без кожи; на полу никогда не высыхали лужи крови; из «железных дев» то и дело раздавались приглушенные женские стоны; смазанные жиром колья заготовили для содомитов, а раскаленные докрасна металлические ложа – для блудниц; в яме с нечистотами виднелись макушки подхалимов – некогда фаворитов короля, уличенных в измене; у стен лежали кузнечные молоты, двуручные пилы и девятихвостые плети; тяжеленные палицы, усеянные шипами, любовно прозванные Бельзефером «зубастыми феями», ждали своего часа у рабочего места Палача Орхидей – дубового стола с колодками. Не один еретик вопил на нем, когда «зубастая фея» дробила ему кости.

Но Беспокойные были куда хуже любого вероотступника - особенно это касалось чаровниц, которые призывали демонов из мрачного Исподнего в не менее мрачный Разрозненный Мир. За маской сражающей наповал красоты они скрывали коварство и злобу, достойную их многоликого покровителя Бадазеля.

На одну из этих лживых тварей и смотрел Бельзефер, стискивая крепче рукоять секиры.

Язычница лежала посреди улицы, распластанная на окровавленной каменной кладке. Огненно-рыжие волосы вуалью накрывали ее лицо. Срамной наряд, и так подобный тряпкам куртизанки, был разорван в области груди. Татуировка орхидеи - символ чаровниц, чернел на мертвенно-бледной коже. Да, вне всякого сомнения это была Беспокойная. Длинная рана, оставленная кавалерийским клинком, перечеркнула ее стройное тело надвое.

Лицо Бельзефера исказила ухмылка - и быстро переросла в звериный оскал. Он вразвалочку направился к ведьме, волоча за собой секиру. Тишину Диамеранта разорвал скрежет лезвия по мостовой.

Беспокойная с трудом повернула голову в его сторону - и Бельзефер окончательно убедился в своей правоте. Один глаз был кроваво-красным. Если верить инквизиторам, в него вселяется Бадазель - демон о тысяче лиц и воплощений, главный враг церкви. Здоровый глаз мерзавки выражал обреченность.

Не говоря ни слова, Бельзефер занес топор - медленно, смакуя каждое мгновение. Сейчас еще одна блудница, потрошительница младенческих тушек и омерзительное порождение мрака отправится в заготовленный для нее котел. Скоро на один крик в Аду станет больше - и симфония ужаса загремит в полную силу.

Увлеченный этими мыслями, Бельзефер не сразу заметил острую боль внизу живота. Тело внезапно обмякло, а руки выпустили секиру - та с лязгом шлепнулась на мостовую, а сам палач растянулся рядом. Конечности онемели, как после купания в Малефросте.

- Ч-что со мной сделала? - надувая слюной пузыри, пролепетал Бельзефер. Губы шевелились нехотя, точно сшитые грубой нитью.

- Образумила, - с ноткой ехидства ответила чаровница, и тонкие губы растянулись в усмешке, - Прощальный подарок от Мелюзины Палачу Орхидей.

Даже сейчас ее слова слетали с губ, как лепестки цветов. Чары все еще были при ней.

- Дрянь... Порублю тебя на куски, скормлю тебе же самой... - начал было Бельзефер, но сил говорить уже не осталось.

С величайшим трудом он смог нащупать оперенный кончик дротика, всаженного в пах. Крохотное, но смертельное оружие - чаровницы умудряются носить его во рту и плевком метать во врага, как некоторые змеи выстреливают ядом.

"Черт подери... Все складывалось так удачно..." - мысленно сокрушался Бельзефер, понимая, что пролежит парализованным до Судного Дня. Скоро слетятся вороны, и к их пиршеству помимо тухлятины подадут еще и свежее мясо.

Выжить в горниле сражения и умереть, как сопливый новобранец!

Как хотелось ему нащупать рукоять секиры, стиснуть ее покрепче и нанести один – последний удар…

 

 

Бельзефер пополз к Мелюзине.

- Проклятый живодер, что ты удумал? – прошипела та.

Ладони палача сомкнулись на ее шее. Сжать их не хватало сил, так что Бельзефер просто повалился на колдунью.

- Слабак, не способен завершить начатое, - возликовала она.

- Ошибаешься. Я лишь хочу притащить тебя в Исподний Мир на собственном горбу, ведьма, - буркнул Бельзефер, кашляя кровью.

- Ты просто боишься умирать один, - усмехнулась Мелюзина.

Палач не ответил. Тело язычницы было холодным, как у вытесанной изо льда статуи, но Бельзефер не жаждал согреться. Интересно, а могла бы эта женщина подарить ему тепло? В другое время, в другой жизни. Где чувства не были бы признаком слабости.

Его мать Сенгелла рассказывала о принцессах, красотой подобных цветам в королевском саду. И Бельзефер внимательно слушал. Мечтал однажды спасти девушку из лап виверны или плена бердаров.

Бельзефер помнил последние дни, проведенные с матерью. Мальчик стоял у смертного одра и глядел на ту, что когда-то звалась Сенгеллой. Цветущая женщина увяла, как ее любимые синие розы. Впалые щеки лишились румянца, глаза покраснели, с губ срывались останки дыхания. Всего за неделю Сенгелла истощилась так, что стала похожа на обтянутый кожей скелет.

Лишь огненно-рыжие волосы были по-прежнему роскошны.

От постели несло мочой. Бельзефер накрыл немощную маму шерстяным пледом, едва сдерживая слезы. Ее безумный взгляд оторвался от потолка и переместился к сыну.

- Пить, - попросила она.

Будущий палач поднес к ее губам кубок и осторожно влил в рот немного воды. Женщина закашлялась, но тут же вымученно улыбнулась. Холодная ладонь погладила щеку Бельзефера.

- Мама... - прошептал он, и разрыдался.

Сенгелла немного приподнялась.

- Не иди по стопам отца... – сказала она.

К рассвету Сенгелла мирно уснула.

Бельзеферу на дали долго по ней горевать. Уже к полудню его забрал отец, и жизнь мальчика превратилась в кошмар.

«Наконец-то ты признал это» - усмехнулся про себя Бельзефер.

Да, он хотел бы вернуться в детство и сбежать из дома вместе с последним вздохом матери. Отправиться в далекие земли, подальше от войн и фанатиков, чтобы встретить однажды суженую, а не обручиться с плахой. И тогда Сенгелла гордилась бы им, как и он сам.

- Почему… вы колете на теле орхидею? – спросил Бельзефер.

Мелюзина прищурилась.

- Убиваешь нас и даже не знаешь зачем? Чего еще ожидать от собак из церковной своры.

- Расскажи мне… Пожалуйста.

- Какие слова из уст палача… Орхидея – символ непорочных дев из небесного воинства. Они хотели искоренить невежество, но ваши богословы назвали их ересью. Поэтому вы и живете в Разрозненном мире, хотя были созданы для Общего.

- Но вы поклоняетесь Бадазелю, Сеятелю Смуты! А он – первый из грешников! Не лги мне, Беспокойная… не перед лицом смерти!

- Какая ирония… вы даже ангелов обратили в дьяволов, - прошептала Мелюзина.

Ее грудь вздымалась все реже.

- Твои речи пусты, ведьма, - заключил Бельзефер. – Но… я счастлив, что ты рядом.

Брови Мелюзины поползли вверх. Ее зеленые глаза, похожие на колдовское пламя, загорелись ярче.

- Как смеешь ты, Палач Орхидей, говорить мне это? Неужто мой яд заставил тебя выжить из ума, глупец?

Но Бельзефер был уже на пути в небытие.

- Мама… Где ты, мама?.. - начал бредить он.

- Ты увидишься с ней, несчастный слепец. Потому что мы всегда были благороднее вас, - со смесью презрения и сострадания сказала Мелюзина.

Ее дрожащая рука начала делать пассы, губы зашептали заклятья на мертвом языке.

А Бельзефер закрыл глаза и впервые за много лет почувствовал аромат синих роз в саду Сенгеллы…

…который сменился запахом гари – да таким сильным, словно ноздри Бельзефера пылали.

- Что еще за происки Дьявола?! Где я?! – со смесью недоумения и злобы пробормотал Бельзефер.

Он стоял посреди тесного коридора, заполненного дымом, как легкие курильщика. Дощатый пол и стены трещали, с потолка сыпалась штукатурка – сквозь серую пелену виднелось пламя.

На голову был водружен шлем со странным прозрачным забралом. Прочную бердарскую кольчугу и годами не стиранное одеяние палача сменил странный наряд – желтый, как солнце над Агахебаром, пошивом не похожий ни на один из известных Бельзеферу материалов. Слава богам, оружие было все еще при нем – разве что вместо излюбленной секиры, пальцы, затянутые в плотные перчатки, сжимали удобный топор с красным древком.

Первым порывом Бельзефера было развернуться и броситься наутек. Он уже ринулся к лестнице, пока еще не охваченной огнем, когда сквозь треск пламени до него донеслись детские крики.

«Еще кто-то выжил в резне?» - изумился про себя Бельзефер.

Он сделал пару неуверенных шагов по коридору. Над головой все трещало – дом доживал последние секунды.

«Может, почудилось?» - с надеждой подумал Бельзефер, и тут же явственно услышал рыдание.

Оно доносилось из-за двери с приколоченной цифрой – Бельзефер не мог наверняка утверждать какой именно, ведь не посещал ни одного занятия в центре просвещения. Но зато в другом сын Деморседа преуспел.

Топор с размаху вонзился в дощатую дверь – и еще раз, и еще… Наконец, обутая в тяжеленный ботинок нога снесла ее с петель.

В обшарпанной комнатушке, похожей на те, что сдавали на ночь в трактирах, сидело несколько испуганных детишек. Самый юный прижимал к груди щенка – тот жалобно скулил, глядя на Бельзефера.

«Мерзость» - подумал тот.

- Мистер… вы пришли спасти нас! – обрадовалась курносая девчушка, видимо старшая дочь.

«Я, заплечных дел мастер, карающая длань Создателя и благословенный им убийца, кого-то спас?» - подумал Бельзефер и расплылся в презрительной ухмылке.

- Шевелите задницами, маленькие отродья, пока пламя не утолило вами голод! - гаркнул он, и весь выводок тут же ринулся к дверному проему.

Бельзефер проследил, как они семенят по ступеням, и уже собирался следовать за ними, когда потолок обрушился…

И вновь смятенный палач очухался совсем не там, где терял сознание.

- Проклятье! – взревел он.

Он лежал на мягком ложе, куда более нежном, чем пуховые перина в доме куртизанок. Желтое шутовское одеяние сменила мягкая ночнушка, вроде той, что носила его мама в последние дни. В левую руку была воткнута длинная игла с присоединенной трубкой – эх, была бы у него такая в темнице, он бы нашел тот ноготь, под который ее загнать! В носу то же находилась какая-то трубка – но дышать с ней было гораздо легче, потому что грудь болела, как придавленная каменной плитой. Бельзефер не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, и лишь мысленно чертыхался.

- Как себя чувствует герой дня? – обратилась к нему сиделка в белоснежном одеянии.

- Т-ты… - пролепетал Бельзефер – губы двигались нехотя, как пришитые друг к другу толстой нитью.

Пусть копна рыжих волос была острижена и сокрыта под чепчиком, а матерчатая маска закрывала нижнюю половину лица. Эти зеленые глаза, подобные очам мантикоры, Бельзефер узнал бы везде.

- Тебе надо отдохнуть, - сказала Мелюзина, и достала нечто похожее на орудие пытки. Она сдавила это большим пальцем, и с кончика иглы брызнула какая-то жидкость.

- Не смей, ведьма… Оставь свой яд для других! – процедил сквозь зубы Бельзефер, тщетно пытаясь пошевелить хотя бы пальцем.

- Успокойся! Это для твоего же блага, - усмирила его Беспокойная и аккуратно вонзила иглу – но не в тело Бельзефера, а в трубку, которая тянулась к его венам. Внутри беззащитного палача тут же разлилось приятное тепло.

- Что ты сделала? Куда отправила меня? – спросил он, но уже без враждебности.

- Я подарила тебе вторую жизнь. Дала возможность искупить грехи. А ты много их совершил, не правда ли, заплечных дел мастер?

- Но я же немощен, как пожилой бедняк! Что я могу изменить в таком состоянии?

- В каком? Ты неплохо выглядишь, палач, - усмехнулась Мелюзина, доставая из кармана халата небольшое зеркало.

На Бельзефера уставился какой-то незнакомец – чисто выбритый, аккуратно подстриженный. Один глаз был синим, как лепестки столь любимых Сенгеллой роз. Другой же - черный, прищуренный, все еще выдавал в этом человеке Бельзефера.

- Я похож на евнуха, - фыркнул Бельзефер, что далось ему с огромным трудом, - А не на героя.

Мелюзина погладила его по щеке ладонью столь холодной, что та леденила даже через перчатку.

- Всему свое время. Твое еще придет. Поспи немного – и я обещаю, тебе явятся лишь самые сладкие сны…

Стоило колдунье произнести эти слова, как веки Бельзефера начали слипаться и он провалился в сон - зыбучий, словно трясина…

***

Мартин остановил свой рассказ.

- Что... - иссохшие губы Кэтрин уже едва шевелились, но во взгляде все еще теплилась жизнь, - Что случилось потом? Ты как-то скомкал концовку, лгунишка…

Парень закрыл глаза, чтобы девушка не увидела слез.

- Я расскажу тебе завтра, - дрожащим голосом ответил он ей.

Бледное лицо Кэтрин украсила слабая улыбка. Глаза скосились набок – туда, где лежал другой пациент в тяжелом состоянии.

- Теперь он и правда не кажется таким уж страшным… - прошептала она и провалилась в сон.

Он поцеловал ее лоб и вышел в коридор.

- Простите… - обратился к медсестре, которая несла на подносе ужин для больных, - Тот мужчина в палате… кто он?

- Боюсь, что я сама не в курсе. Слышала только, что на пожаре он спас нескольких детей, - ответила девушка и пошла своей дорогой.

«Бывают же такие совпадения…» - почесал затылок Мартин.

Он и не заметил, как покинул ожоговое отделение и оказался в приемной больницы.

- Наконец-то! – фыркнул Джоуи, откладывая газету.

Заметив, что Марти невесел, положил руку ему на плечо.

- Она?..

- Пока еще нет.

Джоуи облегченно вздохнул.

- Прости, приятель. Я думал, что случилось худшее.

Улыбка, которая крайне редко покидала лицо Джоуи, вернулась на место.

- Может и мне расскажешь одну из своих дурацких сказок? – подмигнул он Мартину.

Тот горько усмехнулся.

- Только если ты будешь при смерти, - ответил парень, и сконфуженный Джоуи замолчал.

А Мартин повернулся ко входу в ожоговое отделение и впервые со дня пожара нашел в себе силы улыбнуться.

«Я приду еще и поведаю тебе тысячи других историй» - подумал он, и решительно зашагал к выходу.