Проснись и играй

Аннотация (возможен спойлер):

Тени будущих несчастий преследуют нас с рождения, однако настроившись на мелодию мира мы можем дать шанс чуду проявить себя.
Волшебство случается, но почувствовав дисгармонию, душа превращается в лёд. Трудно достать из глубины души то, что когда-то было тобой и снова услышать мелодию жизни.

[свернуть]

 

 

Это лето было не такое, как прежние - теперь Леонхард больше занимался, у него появился новый учитель и новая скрипка. Родители подарили её в апреле - на день рождения, вместе с Доном - пегим жеребцом, которого отец держал в своей конюшне.  Когда Лео впервые увидел инструмент - тёмный, блестящий, с настоящим мостиком, вместо мягкой подушечки, он понял, что теперь всё по – другому. Даже запах у скрипки был иной - терпкий, густой. Хотелось скорее положить её на плечо - туда, где она должна быть.

 

- Ты понимаешь, что это значит, сынок? – мама многозначительно посмотрела на Лео.- Мы с папой возлагаем на тебя большие надежды, придёт время, и ты будешь играть в Берлине, во дворце Шарлоттенбург. Ты должен стараться, заниматься каждый день и слушать своего учителя.

Он играл в светлой комнате, где начинались и заканчивались ежедневные испытания. Солнечные узоры ложились на стены, за распахнутым окном плясали чёрные ветки. Воздух дрожал, тени лениво двигались по аллеям. Леонхард играл, старательно прижимая пальчиками острые струны и вглядываясь в тёплое утро. Солнце, едва коснувшись своими лучами кончиков листвы, заставило встрепенуться заспанных соловьёв, аллея наполнилась движением и сотней тоненьких голосков. Леонхард вдруг почувствовал, уловил это мгновение, когда птицы начали свою мелодию весеннего утра, призывающего к жизни. В груди потеплело, застучало в висках, будто что-то большое и горячее стремлюсь вырваться наружу. Дыхание перехватило. Лео опустил смычок и подошёл к окну. Всё слилось в единый поток: роскошь природы, пение птиц, волшебство музыки. Пытаясь успокоить дыхание, сделал несколько глубоких вдохов и снова поднял смычок. В комнате зазвенела нежная мелодия, туманной дымкой окутывающая старые часы на каминной полке, картины, резную люстру и маленького мальчика в белой курточке. Лео думал о тёплых каплях на ветках и радуге, о том, что если пойдёт дождь, ему позволят немного погулять в саду и не заставят кататься на Доне – огромной лошади с холодными блестящими глазами.  Мелодия лилась и кружила, звучала в деревьях и траве за окном. Таким - зажмурившим глаза и улыбающимся застали его мать и учитель, остановившиеся на пороге.

-  Мы не разучивали это произведение, Леонхард,- удивлённо протянул  Герц,- откуда эта чудесная мелодия? Что это-соната?

Лео вздрогнул от внезапных резких звуков, разрушающих его мелодию. Воздух за окном разрезал раскат грома. Мелодия улетала от него, он ещё слышал её, но не мог уловить и потому расплакался. Уже вечером, сидя в своей комнате и слушая шелест дождя, он попробовал записать мелодию, но те фрагменты, что ещё оставались в памяти, не были его мелодией. Все полутона ускользали, сливаясь с каплями на окне, утопая в чёрных тучах и улетая вместе с тёплым ветром.

Вдали, на лужайке, перед самым лесом, стоял его породистый жеребец. Почему папа не увёл его в конюшни? Хорошо, если Дон сбежит и больше никогда не найдётся - не придётся каждый день бояться, карабкаясь на этого злобного великана. Рядом с лошадью появилась маленькая фигурка, и на секунду Лео показалось, что это он сам - стоит рядом с Доном на лугу, под проливным дождём. Закрыв нотную тетрадь, Лео тихонько приоткрыл дверь, побежал по лестнице, вышел из дома, и никто из взрослых не заметил, как он пересёк сад и вышел на поле. Приближаясь к чёрной полосе леса, Лео увидел, что рядом с лошадью стоит девочка, одного с ним роста - ей не больше семи.

- Кто ты такая?- кричит он девчонке в грязном сером платье, но ветер уносит его слова.

Изо рта Дона идёт пар, ноздри раздуваются. Девчонка гладит жеребца по мокрым бокам и мрачно смотрит на Лео.

- Эрна, - говорит она, -

- А я Лео, позабыв о страхе он медленно приближался к Дону.

- Я Эрна, дочка конюха, твои родители рассердятся, если будешь разговаривать со мной. Иди, давай!- строго говорит она.

Лео растерянно смотрит на неё, и она смеётся:

- Иди, потом поиграем. Я буду там,- маленький  пальчик указывает на сарай недалеко от конюшни. Сможешь улизнуть - приходи… Посмотри-ка,- её большие серые глаза смеются, хоть лицо остаётся таким же бесстрастным.

Лео обернулся, повинуясь её взгляду. Служанка и отец бежали к нему, испуганные. Дома, мать, причитая, объясняла ему, что он не должен их расстраивать, и обязан быть хорошим мальчиком. Лео не хотел никого расстраивать и умел подчиняться, потому покорно вынес все упрёки и с воодушевлением встретил наказание - ему запретили ездить на Доне две недели.

Они провели вместе всё лето- Лео убегал после обеда, когда старая Грета укладывала его для дневного сна на мягкие прохладные простыни. Они пускали кораблики по ручью и носились по пустоши, и Лео научился по-настоящему драться. Иногда он приносил скрипку и играл, а Эрна слушала, глядя вдаль. Она научила его не бояться лошадей, однако грозный Дон по-прежнему брыкался и  хрипел, чувствуя нелюбовь маленького хозяина. Перед ужином Лео возвращался и ложился в постель, а Грета только вздыхала, собирая его грязную одежду и рассматривая царапины.

- Это скоро закончится,- тихо бормотала она,- вы же знаете - вернутся родители. Вы дадите большой концерт, и, если учитель сочтёт нужным, поедете в Берлин. Там будет не до ваших диких игр. Прекратить бы вам это сейчас.

Лео лежал, зажмурив глаза. Он знал, что Грета говорит с ним, но не хотел отвечать и слушать не хотел. Он был хорошим мальчиком, делал всё, что ему велят - репетировал по несколько часов в день, катался на Доне, и ел всё, что давали на обед, но знал, что ему не позволят играть с Эрной, и даже не думал об этом заговорить. Его мелодия больше не возвращалась, хотя он искал её, вглядываясь в сад, краски которого тускнели день за днём, в такт уходящему лету.

- Моя скрипка волшебная,- однажды сказал он Эрне,- я играл и думал о дожде, мелодия сама складывалась, а потом пошёл дождь.

- Что она умеет?

- Что хочешь! Я могу сделать так, что на лугу распустятся цветы, смотришь?- и, не дожидаясь, ответа Лео начал играть. Он думал об Эрне и о том, как она бежит вечером домой по полю, покрытому маленькими цветами на тонких стебельках, останавливается около конюшни, и машет ему рукой, а потом растворяется в густом вечернем воздухе.  Когда он закончил, поле было покрыто россыпью крошечных белых цветов. Эрна сорвала один из них, поднесла к лицу, покрутила, серьёзно посмотрела на Лео и сказала:

- Быть может, она не волшебная и ты можешь обходиться без неё?

- Не могу,- честно признался Лео и почувствовал, что вот-вот заплачет. Эрна не понимает, она не слышит, того, что слышит он. Лео зажмурил глаза, глубоко вздохнул и решил, что больше он никогда не заговорит о скрипке.

Он не успел попрощаться с Эрной и скоро уехал в Берлинскую музыкальную академию. Под аплодисменты и разговоры о новом маленьком гении из провинции прошла зима, за ней, незаметно наступила другая, а потом ещё одна. Его разглядывали, как маленькую птичку, его целовали и трепали за щёки напудренные старушки, от которых пахло как от сырого подвала. Лео играл и старательно отвечал на письма родителей. Старый Герц умер, и его место занял новый учитель. Наконец, когда очередное лето было в зените, импресарио позволил ему навестить родных.

 

Мать приветливо обняла его, а отец огромной рукой растрепал кудряшки на голове.

- Мы гордимся тобой, Леонхард. Ты - талантливый мальчик,- серьёзно сказал он.

- Господи, как ты вырос, Болдер!- прошептала мать, которая называла его тайным именем только в самых торжественных случаях. Она поцеловала его, дала наставления служанками и направилась к дому. Обернулась, поймав шелестевшие юбки, и добавила:

- Ты радуешь родителей, дорогой. Мы тобой очень гордимся.

За обедом все говорили о новом конюхе - молодом и умелом, которого отец выписал из Дюссельдорфа. Лео почти не ел, и внимательно слушал, пытаясь понять, что происходит. Когда речь зашла о старом конюхе, мама тревожным голом спросила:

- А куда переедет его семья?

Грета только вздохнула, а отец сказал:

- Тебя не должно это волновать, милая. Мой отец взял его на работу молодым и сильным парнем, посмотри, во что превратился этот человек, - он вздохнул, - Отец всегда говорил, что людям, даже самым ничтожным, нужно давать второй шанс. И я дам ему второй шанс, в память о том, каким он когда-то был человеком. Его семья останется здесь, а он будет на подхвате у нового конюха, и, конечно, я урежу его жалование.

- Теперь ничего не поделаешь, воровал- тут не отвертишься,- сказала Грета,- кто ж знал, что он не только пьёт, да ворует, но и драться горазд? Беднягу из деревни так поколотил, что его уже неделю выхаживают, не знаю теперь- выживет ли.

- Грета, не стоит об этом говорить за столом, тем более - в присутствии Леонхарда,- строго сказал отец.

 

Оказавшись в комнате, Лео переоделся и открыл окно. Сердце бешено стучало, и тревога росла, заполняя собой всё вокруг. Эрна сидела на прежнем месте - на берегу реки и водила палочкой по воде. Он подошёл и положил руку ей на плечо. Большие серые глаза остались колкими и внимательными, она выросла, вытянулась, но почти не изменилась – острые скулы, тоненький орлиный нос, широко расставленные глаза. Всё в этом лице было ему знакомо и теперь, глядя на неё, он чувствовал, что просыпается, как будто всё, что было с ним до этого – покрыто утренним туманом. Как будто не ему рукоплескала Венская опера и Берлинский оперный театр. Вот он – настоящий, стоит на берегу реки, которую помнит с детства.

- Давно ты тут сидишь?

- Давно, - поджала губу Эрна.

- Что твой отец?

- Что отец? Нам больше не о чём говорить? - Она побежала вверх по склону, выкрикивая на ходу,- Ты видел Берлин? Я когда-нибудь тоже увижу. А у моря был? В деревне говорят, что оно как наша река, только такое широкое, что берегов не видно. А скрипку ты принёс?

Лео кивнул. Он не видел Берлин или море, он вообще не помнил ничего, кроме залов и чужих гостиных, похожих как две капли воды- с пыльными портьерами и запахом кожи.

- Сыграй мне, Лео! – Эрна присела рядом и положила голову ему на плечо,- мне было грустно без тебя.

На горизонте, за полем, из облака спускался столб света и Лео как зачарованный смотрел на него, дрожа от близости и теплоты Эрны.

-Лео! Проснись же!- она прикоснулась  ладонью к его щеке.

- Что?

- Есть такая песенка, слышала только один раз…,-  Не броди по пустоши, шарманщик, чтоб день грядущий наступил, ты сам судьбу свою решай- ты можешь долго видеть сны, но жизнь- не сон, проснись ты и играй…я не помню точно. Проснись и играй, Лео.

Они снова были словно два маленьких зверька - бегали и валялись в траве, молча бродили по лесу, и лишь когда тяжёлое малиновое небо начинало темнеть, Лео вспоминал, что ему пора домой, а Эрна стояла на поле, глядя ему вслед. Она не спешила домой, и иногда, готовясь ко сну, он видел в окно маленький силуэт на краю леса.

Однажды, когда земля уже остывала после знойного дня, и поле было укрыто белым туманом, Эрна повернулась, подошла к Лео совсем близко и застыла. Он чувствовал - что-то произойдёт, но не сопротивлялся этому, потому что ощутил знакомый манящий запах - так пахла земля после дождя. Она прижалась к нему сухими обветренными губами, и в груди что-то взорвалось - полилась мелодия, странная, незнакомая. По щекам побежали слёзы, и он обнял Эрну так сильно, как умел. Она отстранилась - её глаза смеялись, он снова обнял её и они молча пошли к дому, взявшись за руки.

- Ты не должен общаться с этой девицей, Лео. Мать лежит у себя в комнате - ей стало дурно от волнения, вот до чего довело твоё поведение! – отец мерил шагами гостиную, сложив руки за спиной. – Я послал Грету к ним, чтобы объяснила её...- он остановился, подбирая слово,- родным, что девушка не должна общаться с тобой. Теперь их семье всё-таки придётся переехать в деревню. Приехал герр Хазе, завтра вы должны отбыть в Вену, чтобы успеть к репетициям королевского оркестра…. Лео, ты будешь солировать,- в его голосе зазвучали торжественные нотки,- Понимаешь, что это значит, сын?

Лео кивнул, молча поднялся к себе, взял смычок. Канифоль крошилась в руках, и он никак не мог унять дрожь. Он открыл окно, и в комнату ворвалась ночная прохлада. Дорога от усадьбы уходила в темноту, туда, где за частоколом леса стояла деревня. Слабый мерцающий огонёк показался вдали, и в душу заползла тревога, вибрирующая, граничащая со страхом. Лео следил за огоньком, пока Грета с зажженной лапой не зашла в дом. Внизу началась суета. Лео аккуратно положил смычок, вышел из комнаты и остановился на лестнице.

- Что значит прибил, Грета?- слышался из гостиной голос отца.

- То и значит, герр Тапперт. Замахнулся, ударил, она в угол отлетела и лежит, а глаза открыты и дёргается так страшно. Остальные ребятишки кричат, мать её завыла, а он так на неё посмотрел, что и она замолчала. А когда я на помощь звать начала, так ещё и меня приложил, вот смотрите,- послышалось шуршание и отцовский вздох.

- Прибежали, связали его, только толку-то - девчонка мёртвая лежит. Зря я сегодня пошла, герр Тапперт. Он пьяный, который день, надо было подождать, да матери её потом всё высказать…

Лео медленно поднялся в комнату, закрыл дверь. Сжав в руке чернильницу, он запустил ею в окно. Послышался звон. Фонари освещали кусок дороги, вдали чернел лес, над ним плыла холодная белая звезда. Клокотала и набирала силу давящая ярость, боль сжимала виски, мелодия звучала всё громче. Руки похолодели, по коже прокатилась волна дрожи, внутри разгорался огонь, но тело оставалось ледяным. Он медленно открыл футляр, посмотрел на скрипку и положил её на плечо. Смычок соединился со струнами, и дикий вихрь мелодии заметался по комнате. Медленная, тягучая, она набирала обороты. Боль, страх, отчаяние - наверное, он должен сейчас чувствовать именно это, но внутри только пустота. Такая же, как та, что чернеет за острым зубом разбитого стекла. В такой же темноте сейчас Эрна. Её больше никогда не будет - это очень просто. Никогда больше не будет и самого Леонхарда, маленького гения, маленького глупца. Он закрыл глаза, пальцы бешено перебирали струны, смычок едва успевал их касаться. Внизу послышались крики. Лео не видел их, но знал, как корчится в агонии мать, как кричит диким голосом отец, зажав уши, чувствовал, как трепыхается и замирает сердце старой Греты.  Бешеная пляска смерти продолжалась, волна за волной приходила мелодия, крепко вцепившись в Лео, разрывая его на части. Когда мелодии пришёл конец, и Лео опустил скрипку, он всё ещё слышал её дикие отзвуки. Руки были тёплые и мокрые, с удивлением Лео посмотрел на свои истерзанные пальцы, а затем на скрипку, на которой таяли мокрые снежинки, залетающие в окно.

-Эрна была хрупкой. Как ты, скрипка. Теперь её нет. Моя любовь пережила её. Тебя тоже не должно быть,- спокойно сказал Лео, погладил блестящий коричневый корпус и разбил скрипку об пол. Потом лёг на прохладные накрахмаленные простыни, сжимая в руке гриф, ощетинившийся серебряными струнами, думая, что умирает, и лежал, пока за окном не пробился серый рассвет.

Теперь, когда Лео начинал думать о прошлом, оно рассыпалось в пыль, он не хотел вспоминать и гнал от себя мысли. Та страшная, кровавая ночь осталась позади, но ответов Лео так и не нашёл - что за мелодию он играл? Какой силой обладала скрипка, способная на то, что, по мнению полиции, совершила целая банда разбойников?  Он провёл несколько лет во Фленсбурге, жил на попечении у родственников. Те же учителя, что недавно называли его маленьким гением, теперь, слушая его бесстрастную игру, только разводили руками, а один старый профессор, не дослушав этюд, встал и громко сказал, что его собаку можно научить играть лучше.

После всего, что случилось, вокруг Лео была тишина, а внутри осталось только холодное безразличие - словно что-то тёмное сидело в самом низу живота, не решаясь расправить крылья. Между ним и окружающим миром была пропасть, которую не могли заполнить ни друзья из академии, ни сочувствующие «потерявшемуся» гению родственники. В академию его приняли за былые заслуги, и только благодаря хлопотам родни.

Под звон бокалов и разговоры о надвигающейся военной угрозе проходили вечера в студенческом клубе. Лео говорил и улыбался, знакомился с девушками, и прикасаться к ним было также приятно, как смотреть на них. Он словно дрессированный пони отвешивал поклоны и как во сне повторял заученные слова.  Он ходил на какие-то собрания и слушал манифесты, один раз даже пытался купить билет в Берлинскую Оперу, но строгие лакеи выпроводили подвыпившего юношу, пожелав ему доброго пути. Он возвращался домой, выбирая дорогу через самые бедные портовые кварталы, где кишащий людской поток напоминал ему о том, как бессмысленна и хрупка жизнь. Видел, как хрипят и просят о помощи нищие в тёмных закутках улиц, как пьяные матери отталкивают своих детей, а те бегут за случайными прохожими, выпрашивая монеты, еду, цепляясь за жизнь. Лео не испытывал к ним жалости. Иногда он давал какому-нибудь несчастному монету и пытался угадать - сколько тот ещё продержится. Самый отчаянный - мальчик- цыган лет шести, прожил почти год.

Тем вечером яркий электрический свет летней ночи выхватил из темноты хрупкое тело, сжавшееся в комок под фонарём. Лео, возвращавшийся в съёмную квартиру с очередной девицей, замедлил шаг и остановился.

- Подожди здесь,- он усадил её на бочку, стоявшую около дома, девушка была так пьяна, что и не думала сопротивляться.

Мальчик что-то шептал и жестом попросил Лео наклониться.

-  Зи, ты добрый, не садись на корабль. Он не доплывёт, беда случится,- едва слышно прошептал цыган. Лицо его осунулось, черты стали резкими, чёрные глаза во впалых глазницах казались огромными дырами в черепе.

- Что это он говорит? Какой корабль? - вскричала девица, навернувшись со своего насеста.

- Понятия не имею, пошли, у нас с тобой ещё ночь впереди,- он подхватил её и зашагал в сторону дома не оборачиваясь.

Лео плохо помнил тот вечер, когда они отмечали окончание академии, и пробрались в одну из аудиторий, захватив с собой пару девиц.

- У меня была скрипка. Необычная, - сообщил он тогда, делая большой глоток из бутылки,-  Она давала мне силу, я чувствовал всё вокруг, я понимал музыку, мог разложить её на составляющие. Я знал каждую ноту, она была здесь,- он ткнул себя в грудь рукой, крепко сжимающей бутылку,-  Я играл и не знал покоя. Внутри меня жила мелодия, и она была способна отнимать жизнь, но не давать её.

- О чём ты таком говоришь, дружище?- Эрик попытался изобразить удивление, но получилась только нелепая гримаса, - Давай-ка лучше выпьем ещё.

И они выпили, а потом ещё, и Лео сказал:

- Эрик, я разбил её. С тех пор всё по-другому - я не слышу мелодии, не могу уловить простейшую композицию.

- Ты же закончил академию, Лео. Тебя пригласят в какой- нибудь оркестр. Женишься на Ханне, наделаешь детишек..

Ханна- тихая дочка дирижёра местного оркестра, которую сосватала ему родня. Даже мысли о ней вызывали отвращение.

- Меня уже пригласили. Играть в оркестре, на корабле, Эрик. Он называется «Сирена» и отплывает завтра. Я корабельный музыкант, Эрик, я- моряк!- они чокнулись.

- Нет, Эрик, ты послушай! Это всё скрипка. Я вместе с ней умер, я больше ничего не чувствую.

- А это ты чувствуешь?- Эрик со всего маху дал Лео в живот, и они покатились, смеясь, опрокидывая бутылки. Девицы завизжали. В ту ночь они веселились и пели песни, ломали и крушили всё в аудитории, купались в фонтане, а утром он проснулся в своей кровати с какой-то рыжеволосой девушкой. Он подумал, что это одна из сокурсниц, но, приглядевшись, понял, что она слишком молода, почти ребёнок.

- Тебе пора,- Лео осторожно задел её за плечо.

Она встрепенулась, села, свесив ноги с кровати и суетясь начала искать свою одежду.

- Ты не знаешь, куда делись мои друзья?- спросил он.

- Когда мы с тобой пришли, не было никаких друзей, герр Леонхард.

Звук собственного имени заставил его вздрогнуть. С каких пор он начал представляться проституткам?

- Раз уж ты знаешь, как меня зовут, зови меня Лео, но неплохо бы и тебе представиться,- произнёс он.

- Я сейчас уйду, а вообще - Катарина,- тихо ответила она и посмотрела на Лео, улыбаясь самым уголком губ. Узкое тревожное лицо, почти бесцветные глаза. Что-то в ней напоминало об Эрне.

- Подожди,- резко сказал Лео,- посмотри-ка на меня ещё раз.

- Ну, нет уж! – воскликнула она,- вряд ли ты мне за это заплатишь! А это что - скрипка?- она указала на чёрный футляр на полу,- ты музыкант, стало быть?

Лео кивнул.

- А сыграешь? Пожалуйста, Лео,- по-детски попросила она.

- Нет.

- Почему?- в её голосе звучало разочарование.

Лео как зачарованный смотрел на неё. Нет, совсем не похожа, но что-то неуловимо родное есть в этом лице, что-то тревожное, давно забытое.

- Сыграю, если расскажешь о себе. И заплачу.

- Что интересного? Родилась тут, отец, говорят, мясником был, умер рано. Мать тоже два года назад заболела, заразилась чем-то в порту, всё кашляла, не ела почти, а ночью в апреле померла. Жених был, - она недобро хмыкнула, - только уплыл с «Энедой», должен был через месяц вернуться.  Корабль приплыл, а он больной сошёл… то же, что материна зараза. За месяц у меня на руках «сгорел». Всё забрал у меня этот город. Нет у меня ничего особенного -  живу в  комнате, что от дома отцовского осталась. Работаю вот, а материнские кредиторы повсюду за мной ходят, грозятся,-  она шмыгнула носом и взглянула на него,- Что ещё?

- Больше ничего. Почему ты не уедешь отсюда?

- Куда?- она улыбнулась,- От этого не убежишь. Это то, что переживаешь изо дня в день, пока не перестанет болеть…Играй, обещал.

Лео взял скрипку, закрыл глаза. За окном шумел дождь, от горшков с цветами пахло свежестью и землёй.  Он постоял молча, улавливая еле слышную мелодию.

- Что с  тобой?- тихонько спросила девушка,- Лео, ты заснул? Проснись и играй!- она засмеялась.

Он ещё постоял молча, улавливая еле слышную мелодию, летящую за звенящим смехом. И, наконец, она пришла, понеслась потоком, вслед за серым утренним светом и струями дождя за окном.  Лео упивался этой мелодией, музыка снова звучала внутри, и он не понимал, где находится. Перед ним пронеслась светлая гостиная с маленьким мальчиком, ловящим солнечные лучи за окном, маленькая комнатка с рыжеволосой девушкой сменялась горячими и пронзительными воспоминаниями о девочке, стоявшей под дождём рядом с большой лошадью, поплыл ночной туман и он увидел разбитое окно, за которым зияла чёрная пропасть. Когда, обессиленный, он опустил смычок и сел на кровать, то почувствовал, что девушка держит его за руку. Руки у неё были сухими и горячими.

- Ты знаешь, что ты гений, да? Настоящий гений!- говорит она, - Мама рассказывала мне, что в городе жил один маленький гений и она, идя мимо театра, однажды слышала, как он играет. Она говорила, что почувствовала, будто снова стала маленькой и подумала, что ничего страшного не случится. И ей стало так весело, что хотелось летать. Она говорила, что на улице все притихли, даже собаки не лаяли, а люди- те и вовсе застыли, представляешь? Мама говорит, что тот день она запомнила, потому что всю жизнь ходила так - от рынка к дому. Какое счастье может вместить такой маршрут? Но та музыка она сделала её счастливой, представляешь?

Лео кивнул. Нет, она не Эрна, но как возможно, что мелодия снова нашла его? Теперь, спустя столько лет, когда он перестал ждать?

- Останься со мной ещё,- она обняла его и попыталась дышать в такт.

- Я сегодня уплываю, Катарина. Сейчас я пойду в порт, меня ждут на «Сирене». И когда этот паршивый корабль отчалит и уйдёт подальше от этого грязного портового города, я хочу, чтобы ты взяла всё, что захочешь. Вон в том комоде, в нижнем ящике, лежит приличная сумма денег…

Она смотрела на него во все глаза.

- Я должен плыть, я снова нашёл свою мелодию и не хочу больше её терять. Я думал, что всё дело было в скрипке, а она была самая обычная! Она была права - скрипка не волшебная, Катарина!- вытирая слёзы, смеялся он,-  Всё это было во мне…Я уплываю на этом корабле, и буду играть для всех людей, что будут на нём. Я нашёл свою мелодию.  Не говори ничего, поспи.

Лео ласково погладил её по огненным волосам, убрал скрипку, закрыл футляр и, спустившись по лестнице, зашагал по утренним спящим улицам. Он улыбался, прощаясь со старым городом, а за поворотом его встречало бесцветное и тихое море.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 9. Оценка: 3,67 из 5)
Загрузка...