Вороний лес

 

Он почувствовал виброзвонок телефона в кармане. Не сводя взгляда с дороги, нажал отбой.

К чёрту редактора, к чёрту критиканов, к чёрту всё! Он давно уже забыл, что значит жить для себя и радоваться каждому прожитому на этом свете дню. Всё, чего он хотел - это писать. Писать хорошие, годные, правдивые статьи. Чтобы люди, читавшие их, испытывали интерес и, может быть, удовольствие. А что в итоге? Тонны работы и ни одной возможности писать не просто по интересующим его темам, но и в принципе правду.

"Да кому сейчас интересна правда?" - только хмыкал редактор на все возражения Мастру, возвращая исчерканные листы с текстом обратно журналисту. "Запомните, Ионеску, раз и навсегда: правда никому не нужна, если она не скандальна! Скандал и животрепещущие свеженькие интриги - хлеб любой газеты. И наша - не исключение! Вы, кажется, хотели писать интересные статьи? Вот включайте фантазию и пишите, голубчик, я буду этому только рад! А плоские факты оставьте историкам".

Оставить историкам? Сидеть и сочинять грошовые статейки о садоводстве только потому, что какому-то потному пузану не нравится его позиция относительно более серьёзных вещей? Ну уж нет - его это не устраивало, совсем не устраивало.

 

Пасмурное небо за окном и негромкое бурчание мотора успокаивали, впервые за последнее время вселяя слабое ощущение моральной опоры, даже некоего уюта. А ему этого чувства не хватало уже довольно давно. Оно ушло из белградской квартиры вместе с последней его женщиной. Напоминала о ней только забытая в пылу ссоры зубная щётка в стакане. Последней каплей, положившей начало поездке по этой трассе, стала серьёзная стычка с главным редактором одной из сербских газетёнок, в которой Мастру работал до недавнего времени. Вернее, он уже знал, что его уволят, поэтому не собирался вытягивать из себя остатки своего и без того замученного существа. Он не сомневался, что через пару дней уже окажется на бирже труда после пяти лет работы на побегушках у Миредовича - эгоистичного ублюдка, вечно отпускавшего едкие шуточки по поводу румын в присутствии Мастру. Но ничего…  всё уже закончилось. Сейчас он ехал к свободе, ехал к своему спокойствию, располагавшемуся за границами Белграда, в одной из глухих деревенек с чудны́м названием Цров јарди (Вороньи дворы). В ней он недавно снял маленький домик с твёрдым намерением пару месяцев побыть в уединении, чтобы начать писать свой роман, идея которого давно уже не давала покоя воспалённому мозгу.

Помимо журналистики, Мастру не так давно начал карьеру писателя, продав несколько работ маленькому журналу, и теперь чувствовал, что пришло время для чего-то более значительного, чем просто короткие рассказы на пару печатных страниц. Сейчас чутьё подсказывало, что в его жизнь по капле, по крупице приходит что-то неизбежное - что-то, что изменит его жизнь раз и навсегда. Возможно, это было всего лишь эхом надежды на лучшее.

 

***

 

Наступившее августовское утро, не в пример прошлому дню, оказалось солнечным и жарким. Сонный Мастру, окинув взглядом уютную, пускай и небольшую комнату, запалил сигарету и вышел на порог, глядя на темнеющие на окраине деревни лохматые верхушки соснового леса. Слух ласкало птичье пение, перемежающееся с далёким карканьем ворон. Наверное, поэтому данное место и носило такое название.

Деревня источала ароматы урожая, сжатых полей и виноградников - почти забытые им в городской суете. Деревня пахла землей, раскинувшейся на сотни акров. Запахи сладко тревожили все чувства, и во всём этом была такая явная, ранее не узнанная гармония, что внутри зажглось, а после разлилось по всему телу неизъяснимое блаженство. И Мастру, будучи не в силах усидеть на месте, отправился осматривать залитые солнцем близлежащие окрестности, манившие стрёкотом кузнечиков и душистыми скоплениями полевых трав на опушке леса.

 

­­­­­­­­­­­***

 

Спустя пару часов бесцельного, но не лишённого удовольствия бродяжничества по раскалённым пыльным дорогам и хрустящим растительностью полянам, Мастру наконец достиг опушки, сплошь заросшей шелковистым ковылём и зверобоем. Бездумно созерцая тёмно-зелёную, зловещую густоту леса, он двинулся было вперёд, сквозь достающее до пояса травяное море.

Однако, не успел пройти и пары метров, как вдруг споткнулся обо что-то. Испуганный вскрик еще застыл где-то в воздухе, а тело уже лежало на земле. Хотя, слишком мягко для земли…

Мастру вскочил, оторопело таращась на поспешно отползающего от него человека. Голубые джинсы, синяя футболка и натянутая сверху безразмерная клетчатая рубашка вылинявшего сиреневого цвета. Чёрная смоль длинных, гладких волос обрамляла бледное, почти совершенных очертаний лицо с непроглядно-тёмными глазами.

Прошла дюжина секунд, прежде чем Ионеску понял, что заворожённо таращится на незнакомое создание.  Спохватившись, он извинился, но после, вместо того, чтобы уйти, почему-то остался стоять в замешательстве. С этим хрупким и на вид болезненным человеком было что-то не так. Прошла уже почти пара минут, а Мастру всё никак не мог определить - мужчина это или женщина.

А человек, сидя на траве,  продолжал пристально, с каким-то странным спокойствием сверлить его чёрным взглядом. Но было в нём что-то ещё... узнавание?

- Моё имя Мастру, - зачем-то сказал Ионеску, растерянно глядя на собеседника. Вся его привычная в общении с людьми нагловатая уверенность вдруг куда-то подевалась, оставив лишь ужасную неопределённость. Словно он болтался где-то между небом и землёй и не мог нигде найти опоры.

- Равен. - коротко и неожиданно резко для такого хрупкого создания отозвалась (или отозвался?) незнакомка, подтянув колени к груди и обняв их руками.

- Равен? - Мастру растерялся окончательно. Он никак не ожидал услышать мужское имя. Да и одежда его находки мало походила на женскую, больше напоминая старые тряпки с какого-нибудь чердака. - Я правильно расслышал? Не Равенна?

- Нет. - отрезал новый знакомый, чуть угловато поведя эбеновой головой. От этого движения Ионеску пробрал озноб: по голосу тоже оказалось невозможно определить пол. Лицо же при каждом движении вводило всё в большее заблуждение: вот оно женское, но спустя мгновение на нём явно проступают мужские черты. Наблюдая всё это, Мастру расплылся в самой идиотской из всех своих нервных улыбок и сдался окончательно.

- Равен, я, возможно, сейчас задам странный вопрос, но... Ты женщина или мужчина? - наконец спросил он, осторожно садясь на землю против загадочного объекта.

В ответ на это, Равен удивлённо, и как-то очень по-мальчишески приподнял угольные брови и выдал:

- А какая разница?

- То есть? – не понял румын. – Должно же быть что-то одно.

- Глупость! – проскрипел Равен, - Какой смысл довольствоваться чем-то одним, если есть возможность быть всем?

- И ты хочешь сказать, что используешь свой потенциал по максимуму, являясь и тем и другим? – саркастически хмыкнул Мастру, размышляя, насколько у этого… существа всё плохо с психикой.

Тот настороженно и оценивающе взглянул на Ионеску, словно решая – стоит ли говорить с ним об этом:

- Именно. – наконец коротко отозвался Равен и румын, закрыв глаза, снова поёжился от пронзительных интонаций. Странная манера говорить: негромко, но так удивительно резко, что волосы дыбом встают, как от звука гвоздя по стеклу.

- Но всё же…- начал он, поднимая голову, но замолк, обнаружив, что поляна перед ним совершенно пуста. Лишь примятая трава доказывала, что на ней кто-то сидел. Кто-то, кто ему не привиделся.

Ещё раз обойдя опушку вдоль и поперёк и так никого не найдя, Ионеску, в удивлении пожимая плечами, устремился обратно в посёлок, домой. Кажется, после этой встречи сюжет его романа принял интересный поворот.

 

***

Равен неожиданно объявился через два дня после того разговора на опушке леса.

Циферблат на столе показывал пятый час утра. Занимался рассвет.

Мастру снял очки и, потерев покрасневшие глаза, устало откинулся на спинку стула. Всю ночь он писал, и уже подумывал пойти спать, как вдруг заметил сидящую на окружавшем его дом заборчике сгорбленную фигуру.

Пошатываясь, Ионеску придвинулся к окну и открыл раму, впуская в душную комнату утреннюю прохладу.

Фигура показалась ему смутно знакомой.

- Равен? – с сомнением позвал он. Человек на плетне шевельнулся и, подняв вверх руку в приветственном жесте, после указал в сторону леса.

В тот же миг неожиданно громкий, резкий смех вместе с вороньим карканьем разорвал рассветную тишину, наполнил собой уши до краёв, окрасив мир в чёрно-красные оттенки. Мастру отшатнулся от окна, обо что-то споткнулся, упал и… проснулся.

Открыв глаза, он пару минут бездумно обшаривал полутёмную комнату взглядом. За окном только-только занимался рассвет.

Стянув с себя влажную от пота футболку, Мастру встал с кровати и, пошатываясь, подошёл к окну. Природа тихо просыпалась, обласканная жемчужной росой. На плетне никого не было.

 

***

Когда солнце перевалило за полдень, Мастру решил ещё раз навестить опушку Вороньего леса.

Об этом названии он узнал от соседей. Этот лес считался опасным местом из-за обилия живших там ворон.

«Целые тучи паразитов!» - сетовал сосед. «Однажды, не успев даже толком в лес войти, я во-от такую зверюгу видел!» - он развёл руки примерно на полметра в длину. «Самец ворона, не иначе».

И Мастру всё же решился. Его тянуло туда – в мрачную тень сосново-еловых стволов. Казалось, лес дышит своими огромными лёгкими и тихонько шепчет: «Иди ко мне, иди… Здесь твоё истинное место».

И то предрассветное видение – он не уверен был, что это ему приснилось. После снов, даже после кошмаров обычно было совершенно другое чувство. Сейчас же складывалось ощущение, что всё это ему виделось в полусне.

 

Достигнув леса, Ионеску оглядел пустую поляну и пошёл в обход, ища сам не ведая что. Ему казалось, что за ним следят: сотни пристальных и внимательных глаз среди шелеста игольчатых крон. В какой-то момент он споткнулся об скрытую в траве корягу и почти сразу же услышал многочисленное карканье где-то наверху. Эти твари смеялись над ним!

- Ха. Ха. Ха. – чётко и раздельно произнёс он, давая понять, что не видит в этом ничего смешного. Постепенно, гвалт на деревьях стих. Мастру уже собирался продолжить свой обход, как вдруг услышал за спиной:

- Ты чего тут опять забыл? – знакомый, резкий до сварливости тон.

Обернувшись, Ионеску увидел то, что и ожидал увидеть – своего старого знакомого. Равен, привалившись к сосне, сжимал в руках охапку хвороста и сверлил румына до пугающего чёрными глазами. Мастру не нашёл ничего лучше, чем выпалить:

- А ты какого чёрта ночью ко мне заявился? – и запоздало подумал, какую дурную вещь сейчас сказал. Любой нормальный человек решит, что это был всего лишь сон. Но суть была в том, что он почему-то не воспринимал Равена, как человека, и уж точно не как нормального члена общества.

Услышав подобное заявление, Равен прищурился. Мастру понял, что удар попал в цель.

«Этот парень мне сразу показался странным», - с лёгким торжеством подумал он и продолжил:

- Так значит, всё-таки, это был ты. А ты знаешь, что в гости по ночам не ходят?

- Что тебе здесь нужно? – снова спросил тот, не сочтя нужным ответить на вопрос, однако, враждебности Мастру почему-то не чувствовал.

- К тебе в гости пришёл. Ты ведь меня приглашал, разве нет? – Ионеску откровенно наслаждался видом опешившего Равена, который, покрепче перехватив охапку хвороста, прохрипел, округлив глаза:

- С какой стати?! Ты наглый, как последняя дворняга!

Однако, спустя минуту, несговорчивый хозяин леса передумал, и хмуро буркнув: «Пошли», нырнул в скопления смолистых стволов, где пряталась узкая тропинка, заросшая подорожником и чертополохом.

- Так ты здесь живёшь? – поинтересовался Мастру, идя по пятам за петляющим среди растительности сербом.

- Я живу у лесника, - ответил он, - В сторожке.

- Мы сейчас идём туда? – снова спросил журналист. Равен издал странный звук, отдалённо напоминающий скрипение, и резко выпалил:

- Ты слишком много болтаешь! Помолчи хотя бы минуту!

- А ты слишком много молчишь – скоро совсем разговаривать разучишься. – не остался в долгу тот. Равен ничего не ответил, продолжая свой путь. Мастру же не переставал заинтересованно разглядывать окружающую его местность – сплошной водоворот не угасающей ни на минуту жизни. Этот лес не был жутким, скорее… таинственным. Повсюду в траве копошились насекомые, по стволам взлетали вверх и спускались вниз шустрые рыжие белки. В пробивающихся сверху солнечных лучах серебристо поблёскивали замысловатые паучьи паутинки. Под ногами хрустели шишки и колючки. Где-то над головой раздавалось редкое воронье карканье.

 

- Слушай, Равен, а почему здесь столько ворон? – осмелился спустя некоторое время снова раскрыть рот Ионеску, - Разве их не отстреливают периодически?

Его спутник ответил не сразу, почти через минуту:

- Отстреливали. Но это было бесполезно – птицы всё равно возвращались. У них было не отнять это место. Жители наконец поняли, и бросили это гиблое дело. Даже воронам нужно где-то проживать свою вечность.

- Вот оно что… - прошептал Мастру, глядя на усеянные чёрными перьевыми кляксами сосны.

Так, незаметно для себя, он вместе со своим спутником пришёл к маленькой ветхой сторожке, крыльцо которой было разбито: кое-где в полу зияли дыры, часть ступенек была сломана.

- Иногда во время бури падают старые сосны, - проследив направление взгляда Мастру, пояснил Равен. – А старик чинить не хочет – говорит, возраст уже не тот.

- Так помог бы ему. – пожал плечами Ионеску, изучая сломанные доски. Равен никак не отреагировал на это заявление. Он ходил возле дома и разбрасывал по всей площадке набранный хворост.

Румын, наблюдая это, лишь качал головой.

- Ты точно странный, - сказал он, тыкая пальцем в сторону мальчишки, - больной. Зачем было собирать, чтобы после опять раскидывать?

- Ты говорил помочь деду, я и помогаю! – огрызнулся тот, бросая последние три палки возле порога. – Так старику будет легче набрать хвороста, чем чесать через весь лес, верно?

- И всё равно: я не понимаю, какой в этом толк… - ворчал журналист, садясь на разбитые ступеньки и закуривая.

- Вот и не возмущайся, если не понимаешь. – отрезал Равен, - и убери эту дрянь! - Мастру осёкся, но после послушно погасил сигарету и вспыхнул уже сам:

- Да что за чёрт! Объясни мне!

Пристально посмотрев на него, Равен вдруг спросил:

- Ты хорошо видишь меня?

- Да, а в чём дело? – удивлённо поднял брови Мастру.

- И всегда хорошо видел?

- Да! – Ионеску это начало понемногу раздражать. – И что? Чего ты добиваешься, задавая эти вопросы? – но Равен его уже не слушал, повернув голову куда-то в сторону чащи, словно что-то услышав.

- Старик идёт, - сказал он и сел на стоящий неподалёку пенёк.

Посмотрев в ту же сторону, Мастру через некоторое время тоже расслышал явный шум: скрип сломанных под чьей-то ногой веток и шелест травы.

- Как ты это сделал? – изумился румын, - Он же был так далеко отсюда! Как ты умудрился что-то услышать с такого расстояния?

- Трудно что-либо заметить извне, когда увлёчен самим собой. – немного зловеще улыбаясь уголком рта, сказал Равен, следя исподлобья за нахмурившимся Ионеску.

Старик-лесник, наконец, появился возле дома и удивлённо уставился слезящимися глазами на стоящего посреди площадки Мастру.

- Ты чего тут делаешь? Заблудился? – прохрипел он.

- Нет, всё в порядке. Я с вашим помощником – Равеном, разговаривал. – ответил журналист.

- Каким ещё таким помощником? – прищурился дед, подёргивая себя за пушистую седую бородку. – Нет у меня никаких помощников – один живу! Чеши отсюда, нечего шнырять тут, шпана зелёная!

- Но… я же… - растерялся Мастру, слыша приглушённое хихиканье Равена за спиной со стороны пенька. – Вот же он сидит!

- Да кого ты там увидел? – старик недовольно покосился на пень и покачал головой,

- Шёл бы ты отсюда, болезный. Деревня в той стороне. Пойдёшь по тропинке, никуда не сворачивая, и выйдешь аккурат на главную дорогу.

- Спасибо, - на автомате отозвался Ионеску и под внимательным взглядом лесника пошёл в указанном направлении, то и дело оглядываясь на ехидно улыбающегося Равена, который, в его видении, обняв колено рукой, всё ещё сидел на пеньке.

 

***

Весь день и всю ночь Мастру не мог найти себе покоя. Что это было? Почему тот старик не видел Равена, ведь он сидел всего в паре метров от лесника? И почему он - Мастру, видит Равена также хорошо, как себя самого? Неужели галлюцинации?

Умывшись ещё раз, румын пристально рассматривал своё лицо в зеркале, словно надеясь найти там ответ. Золотистые глаза ответили ему тревогой и он, с досады брызнув в стекло водой, вернулся в дом. На землю уже медленно спустился вечер.

Его снедало беспокойство пополам с любопытством: святые угодники, неужто он сходит с ума?  Одновременно, Мастру был уверен на все сто, что ему ничего не показалось: Равен действительно существовал. Но вот был ли он человеком - большой вопрос. Эта догадка пришла Ионеску на ум совершенно неожиданно и он, сев за ноутбук, принялся рыться на информационных порталах: сначала непосредственно касающихся места, где он сейчас проживал, а после - на всех подряд. Не нашёл ничего удивительного. Он и так уже знал от соседа о необычайном засилье воронами окрестных лесов. Бывали даже случаи нападения птиц на людей - вороны с параноидальной щепетильностью защищали гнёзда, и, как прочитал Мастру в отзывах бывалых людей, собирались над головой грозовой тучей с явным намерением прогнать чужака, стоило только ступить в чащу. Были случаи, что люди, уходившие туда, пропадали без вести. Все в унисон твердили, что Вороний лес - место чрезвычайно глухое и опасное, но журналисту так совсем не показалось.

"Странно", - подумал Мастру, - "Почему-то, когда я бродил по лесу, на меня никто не набрасывался: твари спокойно сидели на своих насестах и даже не дёргались в мою сторону. Хотя, несомненно, следили за мной", - прибавил он про себя, вспоминая насмешливое карканье в ответ на его спотыкание. "И тогда, в чаще... Лес казался таким приветливым, таким светлым - почти золотым. Мы спокойно бродили и я не чувствовал ни малейшей опасности. Однако... не оттого ли, что я был вместе с Равеном?" - это в очередной раз насторожило Мастру. Что за тип этот Равен, что так спокойно шляется в местах, откуда остальные люди бегут, сломя голову? Ведёт себя так, словно этот лес принадлежит ему. А что, если...

Поддавшись секундному порыву, Мастру, мысленно попрощавшись со здравым смыслом, набрал в поиске "хозяин леса". Большинство описаний так называемого "духа леса" Ионеску отверг сразу - настолько несоответствующими реальности они были. Ну не увидел он на Равене ни звериной шерсти, ни глаз на спине и затылке, и даже трёх лишних рук у него не росло. Единственное, что невольно задержало на себе внимание румына - это описание духа-котэнгу. У японцев он считался древней формой тэнгу и изображался как злое, похожее на ворону существо. Похищал взрослых и детей, разжигал пожары. Разрывал на части тех, кто преднамеренно наносил вред лесу. Также этим существам приписывалась способность манипулировать судьбой человека. В легендах северных народов вороны – изворотливые и хитрые создания, считались духами-трикстерами, проводниками между миром живых и миром мёртвых.

"Даже если и так, то это всего лишь мифы, которым нет никаких доказательств", - скептично подумал журналист, кладя подбородок на руки и чувствуя мертвецкую усталость, - "Однако, более адекватно я никак не могу объяснить то, что произошло со мной в тот день. Поэтому..." - он лишь на секунду прикрыл глаза, - "Единственный способ узнать точно – напрямую от него".

За окном занимался рассвет, медленно, но верно вытесняя собой непроглядное марево летней ночи.

 

***

 

Утром он снова пошёл на опушку Вороньего леса. Даже пасмурная, ненастная погода не убавила его решимости. Уже ступая в чащу, Ионеску услышал тревожное карканье где-то в зелёном сумраке у себя над головой. Чёрные твари волновались, словно чуя его целенаправленный настрой.

Скользя вдоль покрытых мхом стволов, Мастру не боялся заблудиться. Также он не считал нужным искать Равена, догадываясь, что тот уже знает о его присутствии. Оставалось лишь набраться немного терпения.

И хозяин леса долго ждать себя не заставил.

 

- Зачем опять пожаловал? Тебе тут что - мёдом намазано? - вдруг раздался откуда-то сверху сварливый, недовольный голос. Подняв голову, Мастру наконец обнаружил объект своих поисков. Равен, угловато сгорбившись сидел на суку дикой яблони, сжимая в руках небольшое плетёное лукошко, наверняка полное кисло-горьких плодов.

- У меня накопилось много вопросов, - ответил Мастру, - которые я хотел бы задать тебе. Где ты научился всем этим фокусам - слышать и видеть на огромном расстоянии, словно зверь?  Почему старый лесник не видел тебя? Почему тебя вижу только я? Кто ты вообще такой? Я хочу знать, иначе... - журналист схватился за голову, после чего в бессилии развёл руками, - ...просто не найду себе места. Я чувствую, что это важно.

- Кажется, я уже давал тебе ответ, - отозвался Равен сверху, - Если зацикливаться на себе самом, можно и вовсе оглохнуть и ослепнуть. В каждом из нас спит зверь и поднимает он голову лишь тогда, когда слышит наш зов. Чего ещё ты хочешь от меня?

- Научи меня слышать и видеть, как слышишь и видишь ты! - упорствовал Мастру. - Всё, что ты говоришь сейчас, для меня не более, чем слова. Я хочу знать!

- Глупец! Заладил: «Хочу знать! Хочу знать!». Научись сначала прислушиваться к тому, что говорят, прежде чем что-то делать! - внезапно разозлился Равен, - Ты говоришь, что хочешь знать, просишь научить тебя, но сам не желаешь даже слушать, что я пытаюсь донести до тебя! И потом - ты подумал о том, готов ли ты к этому знанию? Готов ли ты разрушить свой устоявшийся человеческий мирок? С чего ты вообще взял, что я что-то знаю и способен научить тебя? И как смеешь ты вообще заявляться сюда и чего-то требовать от меня?! - чёрные глаза горели такой яростью, что Мастру стало по-настоящему страшно, словно он увидел что-то куда более сильное, чем злость, на миг проступившее в безобидном облике Равена.

- Прости меня, - выдавил он, и с большим трудом продолжил: - Просто с первой нашей встречи я понял, что с тобой что-то не так. Что ты отличаешься от всех, кого я когда-либо видел - словно бы черпаешь свои силы из самой природы. И разум твой такой же - абсолютный, берущий своё начало из таких глубин, о которых я и помыслить боюсь. Я даже не уверен - человек ли ты! Но я чувствую, что ты появился на моём пути не зря.

Моя жизнь шла неправильно - поэтому я потерял всё, что имел и сижу сейчас в этой сербской глуши! Лишь сейчас я начал ощущать, что она приобрела верное направление. Я многое чувствую и слишком мало могу осознать. Поэтому я надеялся, что ты мне поможешь… – его слова прервал громкий хохот, заставив Мастру вспомнить свой сон. Или, может, этот смех казался таким ужасным из-за вездесущих ворон, сопровождавших своим карканьем любой звук.

- Что смешного я сказал?! – возмущённо крикнул Ионеску.

Но тот, прекратив смеяться, лишь покачал головой:

- Не бывает неправильных жизней, – сказал он, глядя на Мастру сверху, - Есть только выбор, который ты делаешь. Но никогда нельзя сказать точно - правильный он или нет, потому что ты не знаешь, к чему он в итоге тебя приведёт. - после чего легко, почти бесшумно спрыгнул на землю рядом с румыном.

- Так ты поможешь мне? – нетерпеливо спросил Мастру. Он сам до конца не понимал, с чего ему так неймётся, с чего он решил, что может что-то узнать из псевдофилософских бредней, которые несёт это андрогинное создание. Казалось, в нём говорит кто-то другой, и это пугало. Пугало своё собственное, на редкость несознательное поведение, лишённое всякой логики.

- Кажется, от судьбы не уйдёшь. - сказал Равен, как-то странно посмотрев на румына, словно видел в нём что-то, чего он сам заметить был не в силах. Так обычно смотрят те, кто что-то знает, но по непонятным причинам не может сказать. Однако, Мастру догадывался, что река времени рано или поздно поднимает со дна всё, чему суждено когда-либо стать узнанным.

 

***

 

С того момента Мастру практически забыл о том, что у него есть дом где-то в деревне. С каждым днём он всё больше и больше проводил времени в лесу. Равен всюду следовал за ним. Стоило Ионеску войти в чащу, как через некоторое время он неизменно натыкался на своего проводника.

За время своих прогулок с ним Мастру увидел массу интересного в казалось бы банальном дремучем лесу: чудесные зелёные низины, настолько поросшие клевером на дне и по склонам , что казалось будто сидишь внутри бархатистого котелка; большие дупла в самых старых деревьях, где ютился всякий пушистый народец. В Вороньем лесу, как оказалось, водились олени. Были там и свои ловушки: в особенно глухих местах, где солнечные лучи не достигали земли, под пение лягушек тихо булькали поросшие ряской болотца - маленькие, но способные, тем не менее, затянуть в себя какого-нибудь зазевавшегося путника.

И так было до тех пор, пока Равен не решил, что пора начинать обучение. Однако, то, что Равен называл "уроками", оказалось всего-навсего медитацией, что поначалу вызвало у Мастру смех. Сидеть и ничего не делать он и сам умел, о чём и сообщил нахмурившемуся сербу. На что тот рявкнул так, что у Ионеску аж в ушах зазвенело:

- Заткнись, идиот! Ты никогда не вытряхнешься из своей глупой оболочки, если не прекратишь суетиться! - от удивления Мастру замолчал, а Равен продолжил – уже более уравновешенным тоном:

- Закрой глаза. Никаких вопросов! - добавил он, видя, что румын снова собирается возразить, - просто закрой глаза. - Мастру послушно закрыл глаза, разведя руками в стороны, словно спрашивая: "И что?".

- А теперь слушай.

Поначалу он ничего не слышал, но по мере сосредоточения понял, что где-то совсем рядом дятел стучит клювом в ствол дерева. Пели птицы. Шуршали в траве ужи. Гудели пчёлы. Шумели и поскрипывали на ветру сосны. Тысячи звуков сливались друг с другом и распадались, как калейдоскоп. Даже ветер, казавшийся ранее вовсе бесшумным, обрёл свой звук, позже распавшийся на такую богатую гамму оттенков, что внутри обратившегося в слух Мастру вдруг что-то болезненно сжалось от накатившего страха и он рывком открыл глаза.

Поляна, на которой он находился, была пуста и залита охристым светом заходящего солнца. Как долго он просидел вот так - слушая пульсирующий жизнью мир вокруг себя? Неужели могло пройти столько времени? Просто немыслимо!

Румын поднялся на ноги, слыша, как загнанно, тревожно барабанит внутри него будто бы заново проснувшееся сердце. Прижав ладонь к груди в надежде успокоить его, он огляделся: Равен исчез.

"Бросил меня и сбежал. Тоже мне, учитель", - с поднимающейся досадой подумал Ионеску и, решив, что пора обратно в деревню, пока не стемнело, зашагал по хорошо известной ему тропинке.

Уже на выходе из леса его окликнули. Объявившийся Равен, угнездившись между веток раздвоенной сосны, с едва заметным любопытством взирал на румына сверху и грыз яблочко, по размерам больше напоминавшее ненормально крупную вишню.

- Ну и как? Услышал что-нибудь? - спросил он.

- Ты, "учитель", улепётывал так громко, что больше ничего расслышать было невозможно, - фыркнул Мастру, мстительно глядя на него.

- Я рад, что у тебя получилось, - вдруг расплылся в улыбке Равен, чем немного удивил Ионеску. Обычно он только ухмылялся с самым гнусным видом. - Теперь каждый день будешь приходить сюда и слушать лес, пока не услышишь себя.

- Вот ещё! - возмутился Мастру. - Можно подумать, у меня нет других дел, кроме как протирать себе штаны на муравейнике! Так и знал, что ты всего лишь софист недоделанный.

- Оу, какие мы нервные, - довольно осклабился Равен со своей сосны. - Не бойся, улитка, это всего лишь трескается твой старый домик. И когда он рассыплется, пути назад не будет.

- Будет, ещё как будет, - раздражённо процедил Мастру, - Чего действительно больше не будет, так это моей ноги в твоём курятнике! - кипя от раздражения, он вышел на главную дорогу, слыша в спину насмешливое: "Посмотрим!".

 

***

 

Шагая по песчаной тропинке к своему дому, румын тихо кипятился про себя:

"Нет, вы только посмотрите на него: "Не бойся, улитка, это всего лишь трескается твой домик!"... Высокомерный болван. Толку от него никакого!" - он боялся признаться себе, в том, что испугался. Вот только чего - сам до конца не понял. Кажется, в тот момент, когда он услышал малейшие оттенки ветра, что-то внутри него осознало, что мир вокруг стал другим... вернее, он и был другим. Только раньше Мастру этого не замечал. Мир был куда глубже, ярче и многограннее, чем он мог себе когда-либо представить. Когда он это понял, в нём что-то шевельнулось, словно в полусне. И это обернулось таким потрясением, что стало почти больно на эмоциональном уровне. Тогда пришёл страх. Он ничего не знал об этом мире. Значит ли это то, что он ничего не знал и о себе тоже?..

 

А тем временем дела становились всё хуже. Спустя два дня пребывания в деревне Мастру понял, что не в силах больше сидеть не только в четырёх стенах, но и даже просто находиться среди людей. Соседи, подходившие к нему с разговорами не вызывали ничего, кроме раздражения. Несколько раз он даже ловил себя на мысли, что не понимает ни слова из того, что они говорят ему. В итоге, Ионеску забился к себе в комнату и, сев за компьютер, попытался продолжить свой роман, но спустя некоторое время осознал, что просто сидит и смотрит в окно. Поднявшись со стула, Мастру почувствовал, что задыхается – в комнате было ужасно душно. Ощущая, как сводит все мышцы, он открыл раму, впуская в помещение свежий воздух.

Когда же ветер донёс до него сосновый аромат леса, румын – зарычав от досады, захлопнул окно и вышел из комнаты.

 

Вступая в очередной раз в вороньи владения, Мастру понял, что проиграл. Он больше не мог без леса. То, что он услышал и почувствовал, было незабываемо. Как если бы полжизни ты дышал лишь выхлопными газами, а после наполнил измученные лёгкие чистейшим горным воздухом. Не обращая внимания на встревоженное воронье ворчание и мгновенно сгустившийся мрак, он быстро шагал по тропинке, ведущей на ту же поляну, где он медитировал в прошлый раз. Когда он достиг места, внутренняя паника, постепенно затихающая с момента вхождения в лес, улеглась окончательно.

Глубоко вздохнув, Ионеску опустился на поросшую травой и мхом землю у корней старого дуба. Он чувствовал себя до крайности уставшим. Почему-то со дня последнего своего пребывания в этом месте он не мог спокойно уснуть. Ему чудилось, что на него может упасть потолок, или стены дома вот-вот раздавят его, хотя раньше он за собой приступов клаустрофобии не замечал. Мастру не понимал, что с ним происходило, но ощущал, что сам рушится, словно старый дом. Изнутри него что-то рвалось, кроша его прежнего, как яичную скорлупу. Лишь находясь здесь - в объятиях Вороньего леса, он не ощущал угрозы своему ставшему и без того хрупким миру.

Закутавшись в тонкую куртку, Мастру сполз на траву, положив русую голову на выступающий из земли дубовый корень. Монотонное пение сверчков успокаивало, а приятный запах полевых цветов уносил сознание куда-то далеко, растворяя его в своём аромате. Лес, поскрипывая соснами словно пел ему тихую многоголосую колыбельную:

"Закрой глаза и спи... Здесь ничто не угрожает тебе... Я укрою тебя своей пыльцой и листьями, сохраню до тех пор, пока не пробудишься... Спи".

Подчиняясь убаюкивающему шелесту крон, Мастру мгновенно заснул. Прошло какое-то время, прежде чем в его забытьё пробралось беспокойство, и он открыл глаза.

На востоке уже занимался бледный рассвет. Приподнявшись на локтях, румын окинул взглядом окружавшую его местность и замер. Из лесной чащи на него, поблёскивая золотыми глазами, смотрел бурый волк. Довольно крупный, зверь стоял посреди главной тропы и - Мастру мог поклясться, смотрел прямо на него. После чего направился к дубу, под которым лежал человек. Ионеску, наблюдая за приближающимся животным, поймал себя на том, что не испытывает страха. Скорее, ему вновь безумно хотелось спать. На тот момент, когда зверь подошёл к нему вплотную, глаза Мастру закрылись, и он провалился в темноту.

 

***

 

Когда он очнулся, уже вовсю светило солнце, а от щебета птиц закладывало уши. Вороны от своих соседей тоже не отставали, оглашая окрестности пронзительными криками.

Зевая, журналист потянулся, отмечая удивительную свежесть своего существа. Он чувствовал себя обновлённым и отдохнувшим.

Направляясь через лес обратно в деревню, Ионеску решил пробежаться - ноги сами несли его всё быстрее и быстрее. Тогда, дав себе волю, он понёсся во весь опор и уже через пару минут достиг главной дороги, от которой до населённого пункта было рукой подать. Возле ворот Мастру перешёл на шаг, хотя не чувствовал усталости. Пожалуй, никогда ещё в жизни он не получал столько удовольствия от движения: тело было лёгким и казалось необыкновенно сильным, словно вдруг начало беспрекословно слушаться хозяина и хорошо чувствовать контактирующие с ним поверхности. Сознание обрело чудесную ясность. Мир казался простым и прекрасным.

Ионеску буквально распирало от энергии. Подумав, он вернулся домой и, подкрепившись, сел за компьютер с твёрдым намерением писать. По привычке надев на нос очки, Мастру внезапно понял, что ничего не видит в них. Более того, глаза просто сошли с ума, увидев мир через увеличительное стекло. Казалось, голова вот-вот развалится на части.

Рывком сдёрнув очки, румын отбросил их подальше, оторопело уставившись на бесполезный уже прибор. После, переведя взгляд на дальнюю стену с висящей на ней живописной миниатюрой корабля, Мастру к собственному изумлению смог различить не только сам кораблик, но и мельчайшие детали картинки: бухточку, матросов на пристани, вывески портовых лавок...

"Мои глаза! Что случилось с моими глазами?!" - журналист бросился к окну и, распахнув его, стал вглядываться в даль. Он видел листья, людей, детали одежды людей... Он видел столько, сколько ранее не мог и мечтать увидеть.

И всё же, не успев обрадоваться новым возможностям, Ионеску испугался.

"Я... вижу. Почему ко мне вернулось хорошее зрение?! Откуда?!" - от волнения кровь шумела в ушах. Немного успокоившись, Мастру вышел во двор, намереваясь умыться холодной водой.

Склонившись над бочкой, он услышал громкий оклик соседа и приветственно помахал ему рукой.

- Привет тебе, Мастру! Нечасто дома бываешь. Работа? - неожиданно громко спросил сосед. Румын потёр ухо и ответил:

- Если можно так сказать. Материал собираю для книги.

- Вон оно как... И о чём же книга? - снова оглушительно заорал сосед. Мастру поёжился и сказал:

- Зачем же так громко? Я всё прекрасно слышу. А книжка так... псевдофилосовская ахинея.

Ему не хотелось углубляться в подробности по той простой причине, что никаких подробностей не было - за роман он толком так и не взялся с момента приезда в "Вороньи дворы".

Распрощавшись с соседом, Ионеску вернулся в дом. Начал подозревать он, что что-то не так, когда решил включить музыку, которая, даже на минимальной громкости, стала едва уловимо раздражать слух. Вспомнив оглушительное пение птиц в лесу, он понял, что его слух, как и зрение, стал необычайно остр. Однако, причины Мастру до сих пор понять так и не мог. Не оттого же, что он поспал ночь на улице, на голой земле, с ним произошли все эти изменения! Он знал, что может пойти в лес и спросить об этом у Равена, но почему-то медлил. Было ощущение, что нужно подождать. И он ждал. А тревога усиливалась.

 

***

 

Он проснулся посреди ночи от собственного крика. Ему вновь почудилось, что он в клетке, что стены надвигаются на него со всех сторон.

"Это ловушка! Нужно бежать, бежать!", - выскочив из постели, румын выбежал на улицу и, дрожа, замер. Наваждение отступило и животный ужас и нервозность сменились настороженным затишьем. Мастру, застыв посреди двора, залитого светом полной луны, прислушивался к странным, зарождающимся внутри него ощущениям, берущим начало где-то в солнечном сплетении и поднимающимся прямо в голову. Жар - словно бы внутри него до сегодняшнего дня спал вулкан, который внезапно проснулся. По телу, будто раскалённая лава, пробежало тепло. Казалось, все вены и артерии наполнились им и его вот-вот разорвёт на части от этого энергетического потока!

Одновременно, Ионеску ощутил такой всепоглощающий восторг, почти эйфорию, что из лёгких самопроизвольно вырвался радостный вопль, плавно переходящий в пронзительный вой.

А после пришла свобода.

 

***

 

Он бежал сквозь лес, движимый жаждой жизни и скорости. Его наполнял охотничий азарт и полное понимание того, что случилось то, к чему стремится каждое живое существо на этом свете - своему полному воплощению. И это было счастьем -  чувствовать пружинящую под сильными лапами лесную подстилку из листьев, иголок и мха; ощущать путающийся в шерсти встречные ветер; вонзать зубы в толстую холку зайца, а после медленно и с наслаждение поедать нежное мясо, влажное от сладко-солёной крови.

После, стоя на главной тропе, зверь, покрытый бурой шерстью, пристально вглядывался в спящего под дубом человека. Но после того, как подул ветер, видение рассеялось. Это был всего лишь его запах - его память. И она не пахла кровью. А значит, пришло время покоя.

 

***

 

"Каар! Каар!" - мерзкий звук ворвался в сон, как рассекающий кожу скальпель.

Ему очень не хотелось просыпаться, но проклятая птица у него над ухом продолжала истошно кричать, и Мастру, нехотя открыв глаза, едва не ослеп от солнечного света. Вторым, что он увидел, был Равен, сидящий рядом на корне.

- Какого чёрта?! - Ионеску резко сел и огляделся. - Почему я снова здесь?! Я же... - и замолчал, растерянный. Он помнил всё. Помнил, как превратился в зверя, как охотился, как ел мясо. Помнил также летящего над ним большого ворона, присутствие которого почему-то принимал, как само собой разумеющееся. Но, это же... невозможно.

- О боже, боже, боже, боже... - в ужасе прошептал он, прижав руки ко рту, и тут же отнял, обнаружив, что они все в земле и запёкшейся заячьей крови.

Равен, до этого молчавший, достал откуда-то из-за корня свёрток и бросил ему:

- Оденься.

Только сейчас Мастру понял, что абсолютно наг и тут же схватил свёрток. Он был слишком напуган, чтобы разговаривать и, поспешно одеваясь, только выдавил:

- Откуда?

- Я взял это из твоего дома, - объяснил тот. - После сходим к ручью. Тут недалеко.

Но румын так посмотрел на него, что Равен вздохнул и опустил голову:

- Хочешь спросить, не правда ли, почему это происходит? – поинтересовался он, -  хочешь знать? - подняв глаза, внимательно взглянул на Ионеску.

- Да, - прошептал Мастру, - Что со мной произошло?! Чем я стал?

Некоторое время Равен молчал, словно не зная, что сказать, а после ответил:

- Собой.

- То есть?! - вспыхнул румын, - Я человек! Человек!!! Человек не может превратиться в зверя!

- Ты не человек! - оборвал его Равен, яростно сверкнув глазами, - и никогда им не был!

- Что?! - до Мастру медленно доходил смысл слов сидящего напротив человека, - что за чушь ты городишь?

- Это не чушь, - отозвался явно раздражённый его недоверчивостью Равен. - Ты видишь меня, и я для тебя материален. - он схватил его за руку и Мастру ощутил живую ладонь и сильные пальцы. Рефлекторно он вырвал руку и отодвинулся от серба подальше, - Люди не могут меня видеть!

- Я... не верю тебе. Ты просто псих! Сумасшедший! - Ионеску с трудом поднялся на ноги, не сводя глаз с Равена, словно тот мог в любой момент напасть на него.

- Но ты не можешь отрицать, что превращался в волка. - мрачно возразил тот, - Хочешь сбежать снова? Беги. Я не стану искать тебя. Но вот только куда ты денешься от себя самого и от своей проснувшейся сущности?.. - Равен сузил чёрные глаза в ответ на затравленный золотистый взгляд, - ...Ведь я тебе ещё ничего не рассказал об этом.

- Так расскажи! - потребовал Мастру и замолчал, испугавшись собственного голоса, больше походящего на звериный рык.

- Ты не человек, Мастру. Как и я. Люди могут видеть тебя лишь потому что ты ещё не завершил процесс освобождения. Как только твоя сущность обретёт свободу, ты станешь невидим для них.

- Хочешь сказать, я стану призраком? - недоверчиво фыркнул румын, но, поймав взгляд  Равена, снова притих.

- Нет. Мы не призраки. Призраками мы становимся, отвергая наше истинное обличье, нашу сущность. То, что ты видишь сейчас - всего лишь обман, иллюзия. Чтобы та человеческая часть, что осталась в тебе, не испугалась и не... - он не договорил и, тяжело вздохнув, продолжил: - Если я сброшу её, ты увидишь, кто я на самом деле.

- Так покажи мне. - сказал Мастру. - Хватит уже ходить вокруг да около! Я до сих пор не понимаю, к чему всё это! Зачем ты вытащил это из меня?! Как мне жить теперь с этим?!

- Не нужно обвинять меня сейчас, когда пути назад нет! - разъярённо сверкнул глазами Равен, - Я предупреждал тебя, но ты всё равно захотел знать! Так не плачь теперь, волчонок. - Ионеску не нашёлся, что ответить, лишь в отчаянии опустил голову. Равен же вздохнул и, уже тише, добавил: - Но, как я уже говорил, ничего в этом мире не случается просто так. И любой выбор неслучаен. Ты выбрал всё это потому что так должно было быть. Я это знал и именно поэтому не видел смысла сопротивляться переменам. А ещё... потому что ты был мне нужен.

- Что ты хочешь этим сказать? - нахмурился Мастру.

- Я - ворон, демиург. А этот лес - один из крупных порталов в мир мёртвых. Именно поэтому так много людей, забредших сюда, пропадают. И именно поэтому мои вороны всех гонят отсюда - чтобы никто из тех, чьё время ещё не пришло, случайно не переступил границу. Я отвечаю за это.

Румын молчал, ожидая продолжения, и Равен вновь заговорил:

- Но я всего лишь посредник. Я могу только открывать врата, осуществляя односторонний переход, то есть - только уводить души в мир мёртвых. Для возвращения душ на землю для переселения их в новое тело, необходим второй демиург - волк. Он переправляет души из мира мёртвых в мир живых и закрывает портал. Сейчас врата открыты, и я не могу ничего с этим поделать. У любого демиурга есть в жизни подобный тяжёлый период, когда одному приходится справляться с возложенной на него задачей. И так до тех пор, пока он не достигает необходимого уровня развития. И тогда появляется второй демиург, который учится у первого, а затем - после смерти учителя, обучает следующего, пришедшего тому на смену. По сути, демиурги не меняются. Они - всего лишь цикл перерождений. То есть, демиург, истощаясь, умирает, но после возрождается - обновлённый, полный сил и не помнящий ничего из того, что знал ранее. И его ученик становится его же учителем. А после всё повторяется.

И я и ты существуем бок о бок с начала мироздания, Мастру. Я живу в своём нынешнем воплощении уже сто шестьдесят девять лет. А ты - мой заново рождённый наставник, которому необходимо снова научиться выполнять своё предназначение. Твой энергетический резерв сейчас полон и он необходим этому миру. Теперь ты понимаешь, почему происходит всё то, что происходит? - Равен остро и пытливо смотрел на него. Ионеску же, выдержав этот взгляд, покачал головой:

- Это невозможно. Я не верю тебе. Пока не докажешь мне, что ты действительно тот, за кого себя выдаёшь, я ни за что не поверю в эту чушь.

- Ну что ж, ты сам этого захотел, - процедил сквозь зубы Равен и, встав, снял рубашку, обнажив бледные жилистые руки. - Смотри.

Мастру не поверил своим глазам, когда на руке, прямо сквозь поры прорезались чёрные стрелы перьев. С каждой секундой их становилось всё больше и больше, и так до тех пор, пока вместо рук у Равена не появилось два чёрных, как ночь, крыла. Голова также чернела, обрастая перьями, лицо вытягивалось, обретая массивный острый клюв. Лишь глаза оставались неизменными - чёрные, пристально смотрящие, следящие за малейшей реакцией румына.

Мастру попятился. Он просто онемел от ужаса. Всё это выглядело настолько жутко и было так трудновоспринимаемо сознанием, что он совершенно не мог нормально соображать. Всё, чего ему хотелось - это бежать. Бежать поскорее отсюда, из этого дьявольского места! Бежать как можно дальше! Что он и сделал, не оглядываясь и не замедляясь ни на минуту. Ему нельзя было больше оставаться здесь. Необходимо уехать. Он вернётся в Белград, найдёт новую работу, встретит очаровательную девушку и начнёт новую, нормальную жизнь - спокойную, в которой не будет места страху, галлюцинациям и монстрам. Ещё не поздно!..

 

Войдя в дом, он наскоро собрал самое необходимое и, сев в машину, покинул Вороньи дворы, решив после прислать за остальными вещами рабочих.

Почти всю дорогу до трассы он не сводил взгляда с зеркала заднего вида, словно боясь погони. Лишь когда лохматые верхушки Вороньего леса скрылись из виду, он позволил себе немного расслабиться и сбросить скорость.

 

***

 

С момента его возвращения в Белград прошло трое суток. Всё это время на улице не утихал сильный ливень, омывая витражные вставки на окнах погружённой в тишину квартиры Ионеску. Мастру сидел на кровати и смотрел сквозь стекло на кипевший жизнью даже в такое ненастье город. Лишь теперь, вернувшись сюда, в эту бетонную коробку, он понимал, что Равен был прав – пути назад нет. Он умрёт в этой тёмной, пропахшей палёной проводкой квартире. Он умрёт также, выйдя на улицу. Уже в первый день своего пребывания в Белграде, Мастру едва не сошёл с ума, находясь на улицах города: громкие звуки, мельтешение, мигающие вывески, громко играющая на площадях музыка смешивались для него в такую адскую какофонию звуков и цветов, что его мгновенно накрывала паника и, закрыв уши руками и едва видя что-то перед собой, бежал, куда глаза глядят.

Лишь закрывшись в квартире, он смог относительно прийти в себя. Зверь внутри него выл и царапал когтями душу, словно говоря: «Давай уйдём отсюда. В этой жизни нам больше нет места».

Мастру не понимал, почему он больше не мог существовать там, где провёл большую часть своей жизни. Он не знал, чего хотел и понятия не имел, как жить дальше.

Внезапно, какой-то звук отвлёк его от своих мрачных размышлений. Встав с постели, он подошёл к окну и открыл раму, впуская в пропылённую комнату свежий воздух, пахнущий озоном. Звук, привлёкший его внимание, оказался всего лишь карканьем ворон с крыш близлежащих домов. Но Мастру этот крик словно отрезвил.

Схватив со столика в прихожей ключи, он выбежал из квартиры, почти осознавая, что больше не вернётся сюда. Человеческая жизнь со всей её цивилизацией осталась позади, и на смену ей пришло лишь одно непреодолимое желание – вернуться.

Сев в машину и выжав газ до упора, Мастру с огромным трудом преодолел расстояние до границ Белграда. Зверь внутри него рвался и рычал, просясь на волю, выжигал своей незримой кровью вены и лёгкие, и Мастру едва мог сдерживать этот безумный напор. Ему нужно было добраться до Вороньих дворов как можно скорее, иначе произойдёт что-то непоправимое. Дождь громко стучал в лобовое стекло, заливая весь обзор и дворники едва успевали стирать лишнюю воду. Казалось в этом мире их осталось лишь двое – он и дождь.

«Ты только наш…», - шептали косые струи, разбиваясь о стенки машины. – «Отныне и вовек».

Вдруг, откуда-то из пелены ливня с размаху налетело и ударилось в стекло что-то тяжёлое. Через забрызганную кровью поверхность Мастру лишь успел рассмотреть, что это была крупная птица. Он сбил ворону.

От испуга румын резко нажал на тормоза и почувствовал, что теряет управление. Мир за стеклом давно уже превратился в грязно-серую массу, а сознание – в одну сплошную вспышку из страха и паники. В какой-то момент Мастру почувствовал оглушительный удар, после чего всё потонуло во тьме…

 

***

Перекорёженный и разбитый, автомобиль нашли на дне оврага спустя два дня. В салоне полицейские никого не обнаружили, однако некоторые очевидцы – местные жители из ближайшей деревни, которые торговали вдоль трассы овощами под крытыми навесами, рассказывали невероятные истории, утверждая, что видели, как через несколько минут после аварии из-под обломков машины выбрался бурый волк невероятных размеров и побежал по направлению к лесу. А по воздуху его сопровождал огромный ворон, прилетевший на место незадолго до трагического события.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 17. Оценка: 3,47 из 5)
Загрузка...