Приняли мы на недели одного буйного экземпляра, - буянил на площади. Здоровый мужлан оказался, мы втроем его еле угомонили и заковали. В общем, определили мы его в обезьянник на пятнадцать суток, а там будет видно. Одно знаю точно, мужик этот попал на большие деньги. Но это не самое интересное. Самое интересное началось на утро после того как мы его привезли.

Очнулся наш бедолага и давай орать на всю свою луженную алкоголем глотку. Пришлось идти успокаивать горе пьяницу. Верите, не верите, а такого похмелья я еще не видел у людей. Подошел я значит к клетке, а он мне и говорит, таким сиплым и надрывистым голосом:

- Родной, не пойми превратно... Но, мне нельзя здесь быть… Мне выпить нужно, а то он снова проснется…

- Кто проснется? – недоумевал я, доставая руки из карманов и хрустя пальцами.

- Какая тебе разница!? – выпалил он, смотря на меня своими налитыми кровью глазами. – Ты меня выпусти по-хорошему, сделай вид, что меня не было здесь. И себе проблем меньше сделаешь и другим, хорошо будет.

- Слушай мы тебя часом, вчера по голове не били? Какие проблемы? Ты что белку поймал? – спросил я раздражаясь.

Он подошел ближе. Я отчетливо видел его запухшее от постоянных пьянок лицо, его шикарный, - фиолетовый с синим отливом фонарь под левым глазом. Он был одет в белую рубашку, на которой красовались желтые и черные пятна, смешанные с кровью, черный пиджак, который был разодранный на плече. Черные брюки и грязные туфли. Одежда, висевшая сейчас на нем как лохмотья, скорее всего очень дорогая и пару дней назад была еще в полном порядке. Как впрочем, наверное, и сам хозяин. Когда он подошел ближе к решетке камеры, то попытался схватить меня через прутья решетки, выкрикивая:

- Я покажу тебе кузькину мать!?

Мне в лицо ударил глубокий запах перегара. Его физиономия выражала истерику, злобу и отчаянье одновременно. Волосы грязные и всклокочены, запухшие голубые глаза, налитые кровью, густые, черные нахмуренные брови, и перекошенный открытый рот, через который зияла пустота на том месте, где должен был быть передний зуб. Весь его вид говорил о том, что лучше сейчас держатся от него подальше. И я сделал шаг назад как раз в тот момент, когда его рука подалась вперед и вместо моего ворота поймала лишь воздух.

- Давно в запое? – спросил я, не обращая внимания на произошедший только что инцидент.

- Слушай сержант, как там тебя зовут? – спросил он и, не дождавшись ответа, продолжил. – Не тебе меня учить жизнь жить. Сколько ты хочешь? Отпусти меня и я заплачу, деньги у меня есть, ты не смотри что я такой потрепанный. Просто если я не выпью, проснется он, и ты выпустишь меня бесплатно, но потом сильно пожалеешь, что не выпустил за деньги.

Я покрутил пальцем у виска:

- Проспись дурачина! Ты вчера натворил на такие деньги, что будешь их отрабатывать еще очень долго и очень нудно. И перестань меня пугать этим, кто там у тебя проснуться должен. А то нам придется тебя усыпить, и будешь спать вместе с тем, кого боишься будить.

Его вид сделался испуганным и обреченным. Он уткнулся головой в решетку, и втупившись своим туманным взглядом в стену у меня над головой, далеким и безразличным голосом сказал:

- Ладно, расскажу тебе. Ты не поверишь, но я расскажу.

- Рассказывай, - улыбнувшись, сказал я. – А я решу, верить тебе или вызвать доктора, чтобы прочистил тебе мозги.

- У меня раздвоение личности. И тот, кто спит во мне, скорее всего даже не человек. Он творит чудеса. Точнее, злые чудеса. Он появился примерно две недели назад, ограбил банк, так что никто и не подозревает об этом. Он уже успел убить пять человек. У него есть приспешники, и все они состоят в какой-то толи секте, толи тайном ордене. Когда он появляется, то контролирует мое тело, а я как будто сижу на скамье запасных и наблюдаю за игрой, не имея возможности вмешаться. Я не знаю, откуда он взялся, но знаю, что если напьюсь, он не может воздействовать на меня. Иногда приходится напиваться до беспамятства, чтобы заглушить его голос и усыпить. Мне приходилось лично встречаться с его приспешниками, это тоже не люди. И я понятия не имею кто они такие. Может черти, а может просто духи или еще какая-то дрянь. Так вот, если я не выпью и снова стану трезвым, то он проснется. Он попросит тебя выпустить его, и ты выпустишь, понимаешь? Выпустишь его против своей воли. Выпустишь зло на свободу. Ты этого хочешь? Оно тебе надо?

- М-да… - сказал я протягивая. – Вот это тебя торкнуло. Я, наверное, вызову тебе врача.

Я развернулся и пошел к выходу, а он заорал мне вслед:

- Не смей уходить! Не смей! Выпусти меня! Выпусти, иначе пожалеешь!

Доктор приехал к трем часам дня и до этого времени никто не посещал нашего безумца. В участке было тихо, вызовов нам, на удивление, не поступало и мы занимались своими делами. Кто кроссворды разгадывал, кто писал отчеты и рапорты, а я жевал бутерброды. Да, мы милиция. Да, вы можете сказать, что мы лентяи и не делаем свою работу. Но, я всегда благодарю небеса за такие спокойные дни, ведь если мы становимся лентяями, то это значит что в городе пока всё спокойно и тихо.

Леонтьевич часто приезжал к нам усмирять буйных, некоторых он забирал в больничку, чтобы избавить бедолаг от белочки и глюков. Он был приписан к нашему участку, добротный мужик, хотя и не многословен, но должен ли мужик много болтать? Вот и я не знаю. Он был высоким и худощавым, но силы в нем было много. Помню, он одного буйного мужика в два раза больше себя, сам, один уложил на пол и сделал укол успокаивающего, когда тот отбросил меня как тряпку в угол камеры. С тех пор мы с Леонтьевичем дружим. Он всегда приезжал к нам с парочкой огромных санитаров, которые если требовалось, забирали буйных. Но к нам он заходил всегда один, а санитары в это время покуривали возле входа. Вот и сегодня он зашел, как всегда один, в белом халате до колен и металлической аптечкой. Я однажды спросил у него: - «Почему, аптечка металлическая?», на что получил ответ: - «Если что, по голове можно стукнуть!».

Леонтьевич подошел ко мне, зевая и потягиваясь, спросил:

- И где он?

- Как всегда, - ответил я, запивая чаем бутерброд, - в отрезвителе.

- В этой стране ничего не меняется, - улыбнувшись, сказал доктор. – Ну, давай веди меня к вашему безумцу.

Когда мы пришли к нашему безумцу, то у меня отвисла челюсть. Там, за решеткой сидел другой человек. Точнее это был тот же человек, но он очень изменился. Его волосы были чистыми и причесанными, глаза стали карими, опухлость сошла, - будто он никогда и не пил. Его фонарь исчез, а передний зуб был снова на месте. Его одежда была будто только что из магазина, а обувь отполирована до блеска.

Я мотнул головой и выдавил из себя:

- Ничего не понимаю.

- Что, не понимаете? – спросил, удивляясь моей реакции Леонтьевич.

- Это не тот человек… Точнее тот, но не совсем… - ответил я.

- Что это значит? С вами всё в порядке? – озадаченно спросил доктор.

- Не… нет… - ответил я, чувствуя, как земля уходит с-под моих ног.

Доктор, увидев мое состояние, достал с кармана бутылочку нашатыря, открутил крышечку и ткнул бутылочку мне под нос. Я втянул ноздрями воздух и мне прям в мозг ударил резкий запах нашатыря. Мои глаза широко открылись и налились слезами.

- Сержант ты как? Ты чего? – спросил доктор, тряся меня за плечо.

Мужчина в отрезвителе встал с нары и подошел к решетке. И я, вытерев слезы с глаз, заметил, что и его движения и походка изменились тоже. Мужчина взялся руками за прутья и сказал совсем чужим, лестным, но холодным голосом:

- Эй, док!? Послушай что скажу.

Леонтьевич отпустил мое плечо и повернулся к мужчине. Он посмотрел ему в глаза, и его тело обмякло, а взгляд стал стеклянно-пустым. Было ощущение, будто невидимая рука держит его за ворот и если она отпустит его, то Леонтьевич рухнет на пол. Меня пробрала дрожь от увиденного, а тело как будто онемело, и я сидел неподвижно рядом с ним и не мог даже слова выговорить.

- Вас ведь Захар Леонтьевич зовут? – спросил, изменившийся мужчина, лукаво улыбнувшись.

- Да, - ответил, словно робот доктор, далеким и отрешенным голосом.

- Слушайте меня, Захар Леонтьевич. Сейчас вы уйдете, поедете домой. Как всегда купите бутылочку коньячку и за ужином выпьете пару рюмочек, а после этого пойдете в комнату и достанете из шкафа свой любимый галстук, который вам подарила бывшая жена. Вы напишете предсмертную записку, указав в ней, что не смогли смириться с её уходом и попросите прощенья у своих детей, а когда напишите, то затянете петлю и повешаетесь, на собственном галстуке.

- Хорошо, - ответил доктор всё тем же голосом робота.

- Тогда ступайте милейший, ступайте… - сказал мужчина и перевел взгляд на меня. – А теперь вы, Олег Иванович…

Я видел, как Леонтьевич уходит в таком же состоянии и с такими же пустыми глазами, а затем я услышал, как мужчина обращается ко мне и моя голова наполнилась пустотой.

Проснулся я от звука будильника. Я был дома. Голова гудела, и мои мысли кружились, но не за одну я не мог вцепиться. Я так сидел еще минут пятнадцать, а потом мысли хлынули на меня потоком бурной горной реки. Я вспомнил вчерашний день и кинулся звонить Леонтьевичу. Трубку телефона он так и не снял. Я сразу же позвонил в скорую помощь, а потом к себе в отделение.

Мои самые страшные мысли подтвердились, - доктор повесился. Всё как он сказал. Еще я вспомнил, что он сказал мне не переживать на счет доктора, что он просто на три года облегчил ему страдания, ведь Леонтьевич всё равно бы повесился через три года, в день знакомства со своей бывшей женой.

Когда я приехал на работу, то никто даже не вспомнил о нашем вчерашнем госте. Я позвонил во все кафе, которые он разгромил, но и там глухо. Я перелопатил все записи за последние два дня, все отчеты и рапорты, - ничего об этом человеке не было. Этого человека словно никогда и не было и мы никогда его не сажали в отрезвитель. И самое ужасное это то, что я так и не узнал имени этого человека. А это значит, что в миллионном городе найти снова этого человека практически не возможно, и нереально, если он обладает такой силой.

Проходили дни и месяцы. Вот прошло уже два года с момента убийства Леонтьевича, и я смирился с мыслей, что его больше нет, но я продолжаю искать этого человека и если я однажды встречу кого-то из них, или этого пьяницу или этого таинственного я выстрелю не раздумывая. Выстрелю, прежде чем он скажет слово.

 
 
 

Обсудить на форуме